Отданные на заклание

Военный трибунал Московского военного округа г. Москвы приговорил Грачева Василия Алексеевича на основании ст. 58-11 с санкцией

по ст. 58-4; УК к лишению свободы в ИТЛ на пять лет, считая срок с 20 сентября 1934 г., без поражения в правах и на основании с. 51 УК без конфискации имущества.

Муравьева Виктора Александровича, Сизова Ивана Ивановича и Петько Бориса Ивановича на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г. по ст.ст. 58-8, 58-11 УК РСФСР всех троих расстрелять, имущество конфисковать.

Приговор в отношении Грачева может быть обжалован в кассационном порядке в военную коллегию Верховного суда в течение 72 часов с момента вручения копии приговора осужденному.

В отношении Муравьева, Сизова, Петько окончательный и обжалованию не подлежит.

Председатель Никитченко

Члены: Доценко, Климин

Возможно, что уже никого из названных в этом документе нет в живых: ни тех, кто был обречен на муки и небытие, ни тех, кто вынес этот приговор- Председатель и члены суда сразу позаботились о «памяти», не оставив своих инициалов. Историю их жизней вряд ли захотят хранить их дети в своих семьях. И в этом очерке мы больше не возвратимся к этим именам.

В тот день 17 декабря 1934 г., когда двадцативосьмилетний Иван Иванович Сизов услышал свой смертный приговор, оглашенный Московским военным трибуналом, дома в Горьком оставалась семья: жена Вера Алексеевна Голованова и двое малолетних детей: пятилетний сын и годовалая дочь.

Огромная беда, боль не на одну жизнь ворвались в их дом. Только никогда не верила в справедливость приговора Вера Алексеевна, ни на минуту не усомнилась в правоте и невиновности мужа.

С того дня, как из Горьковской тюрьмы Ивана Ивановича вместе с его подельниками перевели в Москву (особо опасные государственные преступления рассматривались Московским военным трибуналом), все следы были потеряны. Дальнейшие попытки Веры Алексеевны узнать о судьбе мужа и его друзей оканчивались неудачей. Дважды в 1935 г. ездила она в Москву хлопотать о восстановлении доброго имени любимого и навсегда потерянного для нее человека. Михаил Иванович Калинин, внимательно выслушав отчаявшуюся женщину, посоветовал ей «набраться терпения». Не успокоившись подобным советом, Вера Алексеевна поехала к Крупской. Та на все молчаливо кивала головой и сразу, предвидя нелегкую

судьбу уже детям, пообещала помочь, если им будет трудно получить высшее образование. Вот и все.

Однако вопреки всем унижениям и лишениям жизни передала мать своим детям необыкновенно светлое и теплое чувство памяти об отце, погибшем еще молодым. До сего дня с любовью хранит Валентин Иванович Сизов альбом с детскими рассказами отца, проиллюстрированными самим автором, тетрадь с юношескими стихами. Эта тетрадь особенно памятна. Из нее при обыске в 1934 г. было вырвано несколько листов со стихами, в которых, по мнению судей, содержались преступные мысли. Листы были приложены к следственному делу, а крамольные фразы аккуратно подчеркнуты красным карандашом.

Мы говорим сегодня, что те страшные сталинские времена ушли безвозвратно в прошлое, верим в это, но не вправе забывать о них.

Тот мальчик, которому в 1934 г. было пять лет, сегодня убелен сединой. Только в .1992 г., сам уже будучи дедом, получил Валентин Иванович Сизов возможность познакомиться в архиве УМБ РФ по Нижегородской области со следственным делом своего отца и его друзей. Три тома дела № 132 вместе с Валентином Ивановичем прочла и я. Для меня это стало знакомством с документами, свидетельствующими, как уничтожались люди, обладавшие определенными способностями, которые понимали чудовищность, античеловечность сталинской политики. Для Валентина Ивановича это было знакомство с отцом, такое запоздалое и потому волнительное до муки и болей в сердце.

В 1933 г. в Горьком после окончания вузов работали на разных предприятиях четверо молодых специалистов, друзей. Зная друг друга со студенческой скамьи, они часто встречались, проводя в беседах целые вечера.

Много общего было у них — творческое отношение к делу, беспокойство за те политические и экономические процессы, которые протекали в стране, причиняя страдания людям.

«Внутреннее положение Советского Союза нами оценивалось как хаотичное, в частности промышленности, и как следствие вытекающие неувязки отдельных отраслей ее.

Говорили, что не стоит работать на инженерных должностях, поскольку материально инженерство не обеспе-

чено, что за границей интеллигенция живет лучше, что даже безработные за границей живут лучше, чем интеллигенция в Советском Союзе» (из протокола первого допроса Б. И. Петько, инженера канавинского завода «Пролетарий», заведующего производством до ареста. Июнь 1934 г.).

«До некоторой степени был разговор о частниках. Мы говорили, пусть каждый работает сколько хочет, но чтобы не было эксплуатации. Лично я не был против коллективизации, но считал, что единоличники должны существовать наравне с колхозами и правительство должно в одинаковой степени помогать и тем, и другим. Частная торговля, поскольку она не выходит за пределы единоличного кустарного труда, нужна» (из выступления В. М. Муравьева на закрытом судебном заседании Военного трибунала МВО г. Москвы 17 декабря 1934 г.).

Размышления о положении дел в стране: экономических трудностях, начавшихся репрессиях — привели молодых людей к пониманию античеловеческой политики правительства. В одной из бесед друзья приходят к общему мнению: искать единомышленников в среде технической интеллигенции, своих коллег.

Но мысль не успокаивается и ведет их дальше. Необходимо создать новую, альтернативную коммунистической политическую партию, которая поможет выйти стране из начавшегося хаоса. Так двадцативосьмилетние Иван Сизов, Борис Петько, Виктор Муравьев, Василий Грачев стали надеяться на то, что чем больше единомышленников они сумеют обрести, тем реальнее станет их идея создания новой политической партии.

Стихотворные строки Ивана Сизова, о которых уже говорилось выше, дают нам возможность ощутить пылкость и лучшие стремления молодых сердец:

Я тех людей, которых мало,

Всегда любил и уважал,

Которым жизнь навеки стала

Борьбой за вечный идеал.

Которые нам освещают

Тернистый и опасный путь,

А если надо, умирают,

Под пули подставляя грудь.

Нет сомнений, что друзья были готовы рисковать. И понятно становится, почему свое стихотворение Иван Иванович посвящает «Друзьям Володе и Виктору». А финальные строчки (также подчеркнуты следователем) дают ощущение предчувствия будущей трагедии:

Если коварная судьба

Так зло смеется надо мною,

То я смеюся без стыда

Над жизнью пакостной такою.

И вряд ли душу отравить

Придется тем, кто так желает,

И если сердце так пылает,

Его легко остановить.

В конце стихотворения стоит дата — 31/ХII.1933 г.

Однако трудно себе представить, насколько сильно развратило души людские зерно доносительства, так умело брошенное Сталиным на благодатную почву человеческой слабости, называемой завистью. Известно, что посредственность всегда найдет чему завидовать: молодости, успехам в работе, занимаемой должности... Благо, что есть легкий способ отнять все это у своих соперников навсегда, стоит лишь написать куда следует.

В тридцатые годы доносчикам не приходилось прилагать особых усилий, чтобы убедить компетентные органы в наличии состава преступления. Антисоветскими, а следовательно и преступными, признавались любые свободолюбивые, не укладывающиеся в прокрустово ложе сталинских догматов мысли.

Самое страшное, что завистник и доносчик всегда оказывался среди самых близких. Был он и возле тех ребят. Его заявление останется безымянным, на опубликуем его обязательно, чтобы знать в лицо лицемерие, ложь и подлость.

16 октября 1933 г.

Начальнику Дзержинского

районного отделения ОГПУ

от инженера завода № 80

Заявление

Настоящим ставлю Вас в известность, что примерно в средних числах июня месяца с. г. ко мне на квартиру приезжали мои товарищи по институту Муравьев В. А. и Сизов И. И., работающий на Чернораменском химическом комбинате, и в разговоре на разные политические и обыкновенные темы высказались, что в настоящее время инженерно-технический персонал находится в тяжелых условиях и что им не дают правильных руководителей. Продолжая этот разговор, Сизов высказал мысль, что для улучшения положения технического персонала необходимо объединиться для совместной помощи. Эту мысль Сизов заключил словами, обращаясь ко мне: «Ты обязательно

подумай и в следующий раз нам ответишь». После этого они стали заезжать ко мне и часто разговор переводили на вопрос по объединению инженеров на экономической почве. В одной из таких встреч Сизов снова говорил о создании группы из недовольных существующим строем в нашей стране инженеров, заявив мне, что они с Муравьевым решили заняться созданием контрреволюционной организации из недовольных инженеров, и предложил мне примкнуть к их инициативной группе и принять активное участие в организации вместе с ними контрреволюционной организации.

Двадцать шестого июля, говоря на эту тему, Сизов более осторожно высказал свои мысли и взгляды на существующий строй. В этот раз он говорил, что крестьянство нашей страны находится в угнетенном состоянии и что коллективизацию проводят насильно. В таком же состоянии, по их заключению, находятся и кустари, и положение в стране крайне неустойчиво, и достаточно толчка для того, чтобы вспыхнуло восстание. В этот раз он говорил об объединении ИТР с политическими взглядами. При этом он высказался о методах вербовки ИТР, говорил, что для этого нужно выбирать преданных инженеров. Из недовольных брать на учет, для того чтобы в крайний момент использовать их. Муравьев продолжил этот разговор, говоря, что для поднятия восстания необходимо прибегнуть к террористическим актам. По его заключению, убийство кого-либо из видных членов правительства нашего государства может легко привести к крупным волнениям в стране. В эту встречу из этого последнего разговора я увидел, что Муравьев и Сизов говорили мне все вполне обдуманно и что они твердо решили об организации контрреволюционной группы, и поэтому я считаю своим долгом, как честный инженер, поставить Вас об этом в известность.

(Подпись)

Страшный донос, который почти шестьдесят лет назад погубил молодые жизни, сегодня превратился из документа обвинительного в оправдание погибшим. Четверо молодых людей в 1934 г. были осуждены и трое расстреляны за то, что пытались сопоставить красивые слова о прекрасной жизни с реальными результатами.

Читая протоколы допроса, невозможно не обратить внимание на следующее: все четверо сразу же подтвердили свои «антисоветские» убеждения. Приведем пример

из протокола допроса Б. И. Петько: «Вопрос: — На почве чего у Вас сложились антисоветские убеждения?

Ответ: — На почве материальной необеспеченности».

Все же этого признания было еще недостаточно, чтобы вынести человеку смертный приговор. И в действие вступил уже испытанный сценарий — «организация контрреволюционной нелегальной группы». Следователь настойчиво добивается от обвиняемых признания в связях с заграницей. Не следует перечитывать протоколы, чтобы понять — мысль эта старательно навязывается следователем. Форма допроса с каждым разом все грубее и грубее.

5 июня 1934 г. Борис Иванович Петько все-таки соглашается с тем, что контрреволюционная организация, созданная в Горьком и состоящая из четырех человек, имела материальную поддержку из-за рубежа. Следствием наконец-то получено подтверждение «факта». После этого уже не нужно выяснять, откуда, именно приходят деньги, кто, где, при каких обстоятельствах их получает, на что именно тратят. Ведь тем, кто задает вопросы и пишет протоколы, и так все известно...

Заключительный этап следствия условно может быть назван так: «раскрытие подготовки террористического акта против членов правительства Советского государства». И вот этого уже вполне достаточно для применения высшей меры социальной защиты.

Однако у подсудимых Б. И. Петько, И. И. Сизова, В. А. Муравьева и В. А. Грачева еще была последняя надежда — на справедливость и гуманность советского суда.

Так, приняв на себя все обвинения во время следствия, в последнем слове на суде Б. И. Петько отказывается признать себя виновным во вредительстве на заводе и в подготовке терактов против главы правительства.

В. А. Муравьев излагает основные принципы той партии, о создании которой мечтали они: «...В новой партии должно было быть больше демократизма, чем в коммунистической.

Мы не говорили, что не нужны Советы как выборные органы. Выборная организация должна остаться.

В вопросах коллективизации эта партия должна была противодействовать, но не по всем пунктам.

О промышленности. Мне казалось, что подобные темпы удорожают строительство.

Мы решили бороться против Советского правительства, которое, по нашему мнению, не может или не хочет улуч-

шить положение инженеров и интеллигенции. Мы были против диктатуры. Правительство, по нашему мнению, должно было быть более демократичным».

Бороться, но не с оружием в руках, а создав альтернативную партию и предложив свои пути экономического развития страны. Однако уже думать об этом было преступно. А критика политики правительства расценивалась как самое опасное государственное преступление, наказанием которому была высшая мера — расстрел.

И миллионы людей гибли не за содеянное злодейство, а за способность самостоятельно мыслить, иметь свое собственное достоинство. Сила духа, превосходство разума тиранию всегда ввергали в панический страх. Со свободной мыслью расправлялись, уничтожая людей физически.

После того как следственное дело по обвинению Петько, Сизова, Муравьева и Грачева было завершено и подсудимых должны были отправить в Москву, Вера Алексеевна Сизова-Голованова получила свидание с мужем. Спустя много лет, когда дети ее стали взрослыми, рассказала она им о последней встрече с мужем. «Выглядел он очень плохо. Никогда не смогу забыть его рук. На пальцах были вырваны все ногти...» Такова была цена признаний.

В конце следственного дела № 132 подшиты еще три очень важных документа — это прошения приговоренных о помиловании, направленные во ВЦИК. На прошения наложена резолюция: «Ввиду того что ходатайства о помиловании согласно постановлению от 1.12.34 г. председателем ЦИК не рассматриваются в Президиуме, в Президиум не направлять. Приобщить к делу. 19.12.34».

Далее справка о том, что приговор в отношении И. И. Сизова, Б. И. Петько и В. А. Муравьева приведен в исполнение 19 декабря 1934 г.

Иван Иванович Сизов писал свое прошение во ВЦИК 18 декабря 1934 г. До расстрела оставалось, может быть, меньше суток. Правдиво, не моля и не унижая своего человеческого достоинства, Иван Сизов выделяет и описывает самые значительные поступки из жизни, по-своему излагает свою вину. Прошение переходит во внутренний диалог с собой, со своей совестью: «В течение всего времени и до момента ареста я честно и добросовестно работал на производстве. Стремился улучшить способы работы, отдавая при этом все силы и знания. В минуту грозящей опасности производству, работая

в военно-химической промышленности, я ликвидировал надвигающуюся катастрофу, что имело место в 1926 г. на заводе № 80 при возникновении пожара в сушке тротила. За что был премирован.

В 1932 г. на производстве № 1 я участвовал в ликвидации пожара в цехе кислот. За время работы я внедрил целый ряд рационализаторских предложений. О моей добросовестной работе имеются рекомендации (приложены к судебному делу).

Со своей стороны я осознал, что существует два мира: мир социализма и за рубежом — мир капиталистический. Все те попытки найти какую-то середину являются крамольной затеей, приводящей к контрреволюции.

Я не совершил реального преступления, так как всегда знал, что это гадко и подло».

Мысль о «попытке найти какую-то середину» вызвала довольно печальную, но очень яркую историческую параллель: спустя тридцать лет, в 1969 г., академик Андрей Дмитриевич Сахаров в своей статье «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе»¹ так же выразил надежду и подчеркнул необходимость сближения двух политических систем, назвав этот процесс конвергенцией. После выхода в свет «Размышлений...» А. Д. Сахаров был отстранен от секретной работы; статья явилась началом открытых репрессий по отношению к академику.

25 мая 1992 г. газета «Вечерняя Москва» вновь напомнила нам о судьбах тех молодых людей. В очередной публикации расстрельных списков, подготовленной Центральным архивом МБ РФ и Управлением МБ по Москве и Московской области, читаем: «Сизов Иван Иванович, род. в 1905 г. в Сормово Горьковской обл., русский, беспартийный, образование высшее, начальник подотдела качества отдела технического контроля завода № 12.

Арест. 3 сентября 1934 г., расстр. 19 декабря 1934 г.»

Стало известно, что могила Ивана Ивановича Сизова на Ваганьковском кладбище в Москве.

Узнав об этом, вместе с Валентином Ивановичем Сизовым отправились мы в Москву, уверенные, что в одной братской могиле похоронены и Б. И. Петько и В. А. Муравьев, расстрелянные в один день, о чем свидетельствуют документы. Однако, пролистав кладбищенскую книгу несколько раз, мы так и не нашли их имен. И все же оставалась надежда отыскать их, так как было известно еще одно братское захоронение расстрелянных в 30-е годы —

могила на кладбище Донского монастыря. Но и там в документах не значились имена Петько и Муравьева.

Так и остался в душе нашей неприятный осадок. Ведь все трое проходили по одному делу, троих суд приговорил к высшей мере наказания, и приговор был приведен в исполнение в один день...

Хочется верить, что не придется ждать еще шестьдесят лет, чтобы узнать историю последних дней жизни наших земляков Бориса Петько и Виктора Муравьева.

М. Ю. Гаврилова

* * *

Сизов Иван Иванович (1905—1934). ИТР. Род. в с. Сормове Балахнинского уезда Нижегородской губ. В конце 20-х годов работал на з-де № 80 Дзержинского р-на Нижегородского края. С 1930 г. по окончании Нижегородского механико-машиностроительного ин-та — нач. подотдела качества отдела технического контроля з-да № 12 (Чернореченский хим. комбинат) г. Дзержинска Нижегородского (Горьковского) края.

Арестован 3 сентября 1934 г. 17 декабря 1934 г. военный трибунал МВО приговорил его к расстрелу на основании ст.ст. 58-8, 58-11 УК РСФСР. Расстрелян 19 декабря 1934 г. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

Реабилитирован 21 февраля 1958. г.