Призрак свободы
Призрак свободы
Аруцев, Г. Призрак свободы / Аруцев Герман; – Текст : непосредственный.
История, которую я хочу вам рассказать, произошла со мной ровно пятьдесят лет тому назад. С тех пор очень многое изменилось. Нет « великого и могучего», как пелось в гимне, Советского Союза. Я могу посетить любую точку нашей маленькой планеты. Учёные считают нашу планету карликовой. А было время, когда даже карликовая планета была доступна только в пределах СССР. Это был так называемый «железный занавес», то есть огромная страна изолировала себя от остального мира. Многие люди не замечали этих ограничений, но некоторые тяжело переносили посягательство на личную Свободу. О попытке прорвать «железный занавес» я хочу поведать Вам этим маленьким повествованием.
В то время я, студент третьего курса первого Ленинградского мединститута, устроился подрабатывать в качестве санитара в психоневрологическую больницу №2. Её называли больницей на Пряжке по названию небольшой речки. Удивительно было то, что меня определили в отделение судебной психиатрии. В этом отделении находились на обследовании только те пациенты, которые были под следствием за уголовные деяния. Криминальные проступки пациентов были разные: от бытового хулиганства, до краж с взломом и даже контрабанда.
Палата, в которой я дежурил – надзорная, – была довольно большая, без дверей, два больших окна с толстыми решётками снаружи. В палате было пятнадцать коек, две-три койки чаще были пустые. Вместо дверей – большая арка, там стояла тумба, прибитая к полу – моё рабочее место.
Приступил я к работе вначале октября 1967 года и проработал до конца мая 1968 года, почти весь учебный год. Начиналось дежурство в восемь утра воскресенье и заканчивалось через сутки в понедельник, и я успевал на первую пару лекций. В мои обязанности входило следить за тем, чтобы пациенты не нарушали внутренний распорядок больницы. Это я делал и днём и ночью, сон полностью исключался. Побороть сон было очень трудно, особенно под утро: мгновенье – и ты отключился. Происходит это помимо твоей воли. Персонал отделения, медсёстры и санитары, был разношерстный, наперебой докладывали врачам о воображаемых нарушениях, переводили стрелки от себя. Так в течение суток я наблюдал и общался с контингентом надзорной палаты. Очень важно, как объяснили мне опытные санитары, это иметь при себе сигареты <Памир>, самые дешёвые, дурно пахнущие и крепкие. Это для того, чтобы угощать и как бы задабривать обитателей довольно грустного местопребывания. Курили они много, так как дальнейшая судьба у них висела на волоске и зависела от диагноза, поставленного врачами отделения. Окончательный диагноз выставлял консилиум во главе с генералом медицинской службы в отставке. На счету у него немало загубленных судеб. Его решение было неоспоримым и зависело от идейной установки властных структур. Если диагноз указывал на то, что пациент невменяем как на настоящий момент, так и при совершении преступления, то пациента ждало принудительное лечение. А если признавали вменяемым, то пациента ждал суд и, скорее всего, лишение свободы. Пределом желаний всех уголовников было быть признанным психически больным. Это давало шанс на принудительное лечение.
Но были и другие. За ними не было криминальных проступков. В отличие от уголовного большинства, они не хотели, чтоб их признали невменяемыми. Это были интеллигентные молодые люди от восемнадцати и старше. Вся вина этой части обитателей надзорной палаты отделения следственной психиатрии заключалась в том, что они предпринимали отчаянные попытки выехать за пределы Советского Союза. Многие писали письма на имя президента США с просьбой выслать приглашение. Некоторые обращались в ОВИР (отдел виз) за получением визы. Пробить “железный занавес” таким путём было немыслимо. Вместо желанной свободы на Западе они попадали под колёса карательной психиатрии. Выехать за пределы СССР в качестве туриста было так же очень сложно. Для этого нужно было пройти комиссию в районном отделе компартии и получить разрешение. Члены комиссии, это престарелые коммунисты, задавали самые несуразные вопросы. Например: назвать имена и фамилии первых секретарей компартий зарубежных стран, вариант с заковыркой, например, год, когда Ленин посетил Лондонскую публичную библиотеку. Несмотря на все сложности в преодолении железного занавеса, что-то подталкивало этих молодых людей в их стремлении вырваться на свободу. Я думаю, что это меняющаяся обстановка внутри страны.
Уже был 1968 год. Выросло послевоенное поколение. Покинула пределы СССР Светлана Аллилуева, дочь Сталина. Стали выезжать советские евреи, вначале единицы, затем это стало массовым явлением. Стали легко пересекать нашу границу граждане соседней Финляндии. Правда, большая часть из них приезжали за дешевой водкой, которую можно было покупать в неограниченном количестве. И всё же это был наглядный пример того, что финны могут пользоваться свободой передвижения, а нам нельзя. Это также возмущало молодые умы. О том, что эти ограничения противоестественны, мне высказал симпатичный молодой филолог, ссылаясь на конституцию и свободно цитируя Карла Маркса. Мне были понятны его аргументы, но я точно знал, что это не для реалий того времени. Мне казалось, что у молодёжи гипертрофированное чувство социальной справедливости. Не могли они смириться с ограничением личной свободы. Надо признать, что большей частью они были просто наивные и плохо адаптированные к условиям советской действительности. Это особенно было заметно при сравнении молодых людей с циничными криминальными типами.
Среди уголовников были такие, которые с особым упорством симулировали психические расстройства, правда, особо буйных и агрессивных среди них не было. Психотропные средства делали своё чёрное дело и могли довести до депрессии любого. Особо старались матёрые уголовники, неоднократно отсидевшие немалые сроки. Те из них, которые неумело, без актёрского мастерства имитировали помешательство, попадали в руки «карательной» психиатрии. Таким делали инъекции (сульфозина) – это сера в масле. Инъекции были очень болезненны и давали резкое повышение температуры тела до сорока градусов. Кроме того, место инъекции часто давало нагноение с последующим хирургическим лечением, а это разрезы в области ягодиц для оттока гноя. К счастью в отношении желающих получить визу за рубеж, это не применялось. Во-первых, они не симулировали психического расстройства. Во-вторых, та номенклатура, которая решала их судьбу, видимо, считала, что они сами себя наказали тем, что испортили свою биографию, встав на путь “отщепенцев”. Ведь партия и правительство так заботится о подрастающем поколении. В-третьих, партийные чиновники не могли понять устремлений этих молодых людей. Куда?! На дикий запад?! Там, где человек человеку волк?! У таких юношей не все дома! Таких надо лечить. И лечили, и ставили липовый диагноз. Впоследствии светила от медицины назовут эти действия позорной страницей отечественной психиатрии.
Реальность резко отличалась от идеологической пропаганды. Незавидное положение было и у врачей. Долг врача был в том, чтобы установить правильный диагноз, а за ошибку он отвечал перед коллегами и даже нёс уголовную ответственность. Весь парадокс заключался в том, что была негласная установка создавать психически больных из желающих покинуть СССР, и рабская покорность не позволяла поступить иначе. Ах, эта рабская покорность кроликов! Не помогла перестройка, не поможет и патриотизм. Обществу нужны смелые личности и чем больше, тем лучше.
Случилось так, что Личность с большой буквы появилась в надзорной палате. Она, Личность, была из желающих покинуть СССР, парень лет двадцати пяти, высокий, спортивный, с явными задатками лидера. Немалая группа смельчаков, устремлённых на Запад, приобрела вожака. Однажды мне удалось с ним пообщаться. По жизни ему не повезло. Пришлось отсидеть пять лет за попытку нелегального перехода границы. Настроен был он очень агрессивно. Последнее время работал водителем троллейбуса. Мысль покинуть страну упорно не давала ему покоя. Попытка легально получить загранпаспорт и визу закончилась в отделении судебной психиатрии. Будущее его было покрыто мраком, это инъекции серы в мягкое место и психотропные средства, в количестве которое приводило к снижению интеллекта. Зная весь ужас своего положения, он решился на отчаянный шаг.
С группой таких же искателей свободы, решились на побег. Попытка побега произошла в мае 1968 года, в субботу. Побег не удался из-за того, что они не блокировали кнопку «Тревога». По этому сигналу в отделение срочно явились санитары и волонтёры из пациентов со всей больницы. Они связали наиболее активных бунтарей. На следующий день в воскресенье я увидел всю ужасающую картину неудачного побега. Особо жестоко поступили с главным организатором, руки и ноги у него были завёрнуты простынями в несколько слоёв. Сульфозин ему вкатили по максимуму. Завёрнутый, как кукла, в простыни, да ещё с температурой под 40 градусов, он произвёл на меня удручающее впечатление. Волосы на голове были мокрые, по лицу ручьями тёк пот. Пить он отказывался из рук “вонючих рабов” имея в виду санитаров. С другими участниками неудачного побега обошлись гуманно. Физически они были намного слабее своего вожака и не представляли угрозы. Закончилось это тем, что перевели главного бунтаря в отделение к шизофреникам. Как посмеивался персонал, эти умники его слушать не будут.
Я много думал о том, чему я стал невольным свидетелем. Почему я не обратил внимания на лицемерные заявления о свободном человеке Страны Советов? Много лет позже в «Сентенциях» Публилия Сира я открыл истинную причину своего искажённого сознания. С глубокой древности уже было известно, что «Тот, кто раб против воли, несчастен и всё же раб, повинуясь против воли, ты остаёшься рабом, а если ты повинуешься охотно, ты есть Прислужник». Подрабатывая санитаром и надсмотрщиком, я стал Прислужником. Гнетущее чувство безысходности охватило меня. Государство в лице партийной номенклатуры решает, что личности нужно и что противопоказано. Ценность личности человека принижена и подменяется ценностями и интересами государства с его институтами. Всё это внешний мир в отношении к человеку. На практике это отказ от любых попыток активного изменения условий для личности, пассивное восприятие обстоятельств. Это «Несение своего креста» в христианской мифологии. Теперь понятно возвеличивание христианства, институтов церкви и других религиозных течений. Общественное и личное, что важнее? Спор об этом тянется с глубокой древности. Иногда выбор в пользу общественного интереса в ущерб личных устремлений бывает оправдан. Но это бывает только иногда. И чем более развито общество, тем больше личной свободы у человека. Великолепное определение этому дал философ Трубников Н. “Свободу следует рассматривать как категорию. Противоположность Свободе – Произвол. Произвол – это начало. Замещается Произвол Свободой. В свою очередь, Свобода заполняется нравственной культурой и смыслом. Чем выше развитие общества, тем меньше Произвола и тем больше Свободы”.
Вернёмся к обитателям палаты. В город пришла удивительная весна, солнечная, яркая. В следующее воскресное дежурство выдался хороший, тёплый денёк. Природа была в разгаре и требовала перемен. Навстречу весне в палате открыли все окна, наглухо закрытые наружными чёрными решётками. За окнами зеленела молодая листва, чирикали воробьи. Даже чёрные решётки и недавние печальные события не могли омрачить этот воскресный день.
В надзорной палате собралась интересная компания. Один доктор наук физик он же фальшивомонетчик, контрабандист – редкая уголовная специализация для того времени он же бывший директор ресторана круизного теплохода. Остальные были воры, неоднократно отсидевшие немалые сроки. Я вспомнил анекдот: комиссия проверяла психбольницу, пациентов выстроили и заставили петь гимн СССР. Пели все кроме небольшой группы, которые стояли особняком. « А почему эти не поют »? – проявляет интерес члены комиссии «А эти выздоравливают» – поясняет главврач.
Я предложил своим подопечным тоже спеть гимн СССР. Все пациенты охотно согласились. Видимо вспоминались «школьные годы чудесные”. Пение гимна удалось на славу. На мою беду у главного врача была привычка по воскресеньям с утра посещать больницу. Можно представить себе, идёт этакий служака, а из вверенной ему психушки стройным хором распевают гимн СССР.
Реакция была быстрой. Подходит медсестра ко мне и ехидно так говорит: « Тебя к главному вызывают, срочно!» До сих пор главного я не видел ни разу. Не пересекались как-то. А тут смотрю маленький такой, на вид интеллигент, но злющий. Трижды переспросил: «Что у Вас в надзорной палате творится, я Вас спрашиваю?!» Только я хотел ответить, а он: «Вы понимаете, кто это поёт гимн СССР?!» и опять трижды повторил, а может, и больше. Я стал оправдываться, что о том, кто они, решит суд или комиссия врачей, которая, кстати, ставит липовые диагнозы. У главного округлились глаза. «Вы что думаете, я дебил?» – злым шёпотом спрашивает он. «Не знаю» отвечаю я «я ведь вижу Вас впервые». На мгновение главный онемел, а потом как заорёт: « Вон из кабинета! Таких, как ты, живём кремировать надо!» Быть кремированным, да ещё живём, у меня не было желания. Больше в больнице я не появлялся.
Вскоре отделение судебной психиатрии из больницы перевели в тюрьму. В печально знаменитые «Кресты». Подходящее место для карателей.
Этот урок я запомнил на всю жизнь. Пример молодых людей, устремлённых к Свободе, мне показал, что у каждого должно быть своё «Я». Тогда он начинает сбрасывать с себя животную шкуру, расцвеченную характерной племенной окраской. Он уже не стадное животное, подчинённое инстинкту и лидеру, а личность, то есть «Я». У него уже есть самосознание и человеческая мысль, которая охватывает Вселенную и выходит за её пределы. В то же время он должен помнить, откуда он пришёл в этот мир и что нет у него дороги назад, в стадо. Он поборол инстинкты животного! Он Человек!