(Текст воспоминаний приводится в авторской редакции)

Я, Юсупова Халида Айнетдиновна, родилась в деревне Чембилей Кызыл-Октябрьского района Горьковской области 3 сентября 1921 года.
Окончив семилетнюю татарскую школу в Москве в 1937 году, поехала в город Казань продолжать учиться.
В 1940-м году окончила трехгодичную фармацевтическую школу и была направлена в аптеку в Подмосковье, на станцию Росторгуево, в должность рецептора-ассистента.
5 сентября 1941 г. добровольно ушла на фронт. Боевое крещение получила под Сталинградом. Старший брат уже был на фронте. Участвовала на фронтах – Сталинградском, Курской дуге, на Украине, Бессарабии, Румынии, Венгрии, в Австрии. Служила в военно-санитарных частях Красной Армии.
После окончания войны по хорошей характеристике была оставлена служить в системе МВД и направлена в г. Берлин, в спецлагерь – заведующей аптекой. Имела звание гвардии младшего лейтенанта медслужбы. Имею военные и правительственные награды.
Мама, 1900 года рождения, окончила татарскую гимназию, умерла в 1941 году.
Отец, 1894 г. рождения, был инвалид II группы Гражданской войны. Умер в 1961 г. в Москве.
Старший брат погиб на фронте в возрасте 19 лет.
Я осталась старшей среди братьев и сестер.
В 1946 году вернулась из отпуска в г. Берлин для продолжения службы и была арестована. Арестовывали военные, без предъявления ордера, без предъявления обвинительных документов.
После нескольких допросов совместно с другими арестованными самолетом была отправлена в гор. Москву на Лубянку.
На Лубянке, после 11-ти месячного психического терзания, Особое совещание осудило меня по статье 58-10 к 5 годам лишения свободы.
На суд меня не вызывали. Все творилось заочно!!
Поскольку я никаких противопорядка поступков не совершала (так у автора. – Прим. ред.), я ни в чем себя виноватой не считала и ни в чем не призналась.
В 1947 году после суда меня отправили в Челябинск (поселок Кыштым) в лагерь секретной стройки, в хозяйство Курчатова.
В лагере я работала заведующей аптекой.
В лагере познакомилась с фронтовиком-заключенным, тоже судимым по статье 58-10.Когда я была беременная (8 месяцев), его увезли этапом в гор. Норильск, туда был отправлен большой этап – на филиал секретной стройки. Отбор з/к для этапа проводил представитель КГБ Ткаченко. Меня в этап не взяли. А ходатайствовал «за» со стороны начальства лагерного отделения – Быков.
4 августа 1948 года родилась дочка – Юсупова Хасана Михайловна. Оставалось еще три года срока, а после двух лет детей отбирали – отправляли в детские дома. Я одна из всех мамаш пошла на общие работы, тяжелые, на погрузку угля вручную, на копание мерзлоты киркой и ломом, чтобы заработать зачет. Таким путем заработала год зачетов и сохранила ребенка при себе.
Освободилась в 1950 г. Отец ребенка прислал нам деньги, телеграмму, чтобы мы поехали в Норильск. Мне было отказано в выезде. Основанием отказа было то, что я родила ребенка в лагере. Но я была уже свободным человеком по закону СССР!!!
Мне дали работу в аптеке города.
Но прошло немного времени, и я получила повестку о том, что меня с дочкой увезут этапом на Колыму. Увозили на Колыму освободившихся людей из лагеря Челябинск-40 (Кыштыма). На мои просьбы отправить в Норильск отвечали с издевкой и отправили этапом на Колыму. Везли этапом нас в товарных вагонах по дороге, которую я видела незадолго до выезда в ужасном сне. Вещие сны сбываются.
Везли нас месяц под конвоем в жару в заколоченных вагонах. Когда доехали до Иркутска, поезд остановился. Люди начали протестовать, что нас, освобожденных, без приговора на это везут в ссылку. Как сейчас перед глазами стоит майор-партработник, стреляющий из автомата по людям. Конвой подбирает раненых, наверно, были убитые, силой заталкивает этап, и поезд поехал. Курс – на Совгавань. Прибыли, нас загнали в бараки, поставили конвой. Повторилось предыдущее – протесты, стрельба Я с дочерью на руках бегала от одного барака к другому, ища спасения.
Когда все утихомирилось, нас погрузили вместе с ранеными в трюм парохода и по Охотскому морю осенью нас повезли в Магадан. Дорога длилась 8 суток, много штормило, но мы добрались до Магадана. Здесь нас пропустили через санпропускник и на автомашинах отправили за 600 километров на прииск «Мальдяк». Привезли в помещение большого клуба, поставили часовых у въезда на прииски, наверно, создали оцепление. Нас предупредили, что мы являемся спецконтингентом, и за побег – расстрел.
Расселили по баракам. Мужчины пошли работать на шахты. Женщин на работу не брали. Меня поселили с ребенком в бараке, где еще было три семьи. Барак отапливался печкой-времянкой, она грела пока ее топили. Холода были большие и жестокие. Дочь была слабым ребенком. Однажды я проснулась, а девочка от холода легла, съежившись, вниз лицом. У нее температура 40, окна трещат от сильного мороза. Разве можно описать весь ужас нашего положения!
Сначала меня устроили в ЖЭК… Потом меня приняли на работу в аптеку. Приходилось ездить за лекарствами за 70 км от прииска, а трескучие морозы доходили до –55 градусов. Дочка оставалась у соседей, и по возвращении я находила ее в бараке-больнице. В ссылке я заболела желтухой. В течение месяца продолжала работать, и только по приказу сануправления пришлось пойти в больницу, оставив дочь у чужих людей. Я очень волновалась о здоровье дочери и выписалась с запущенной болезнью печени. Так и посей день у меня больная печень, а также все органы желудочно-кишечного тракта.
С отцом ребенка переписывались регулярно, хлопотали о нашей встрече. Он там тоже был на правах спецконтингента, ссыльного.
После смерти Сталина и ареста Берии нам было объявлено, что мы были зря, ошибочно привезены. Нам разрешили свободно выехать из Колымы.
В 1954 году по особому пропуску мы с дочкой приехали в Норильск, и узаконили наш брак. После XXII съезда КПСС мы полностью реабилитированы. Дочь реабилитирована в 1997 году, как родившаяся в лагере.
Дочь оказалась отличницей учебы. Норильская музыкальная школа направила ее в школу одаренных детей при Консерватории им. П.И. Чайковского по классу фортепьяно. Одновременно она изучала иностранные языки. После окончания 11-летней школы работала концертмейстером в хореографическом училище при Большом театре семь лет.
В 1965 году дочь заболела… В лагере, когда родила ребенка, вернулась моя фронтовая малярия, которой я болела под Сталинградом. Я кормила грудью, сама принимала акрихин. Медики не подсказали, что надо отнять от груди ребенка, сама не сообразила. Ничего не проходит бесследно. Вот мы с мужем (мужу 83 года) несем страшный крест, страшась за будущее дочери… Играет она прекрасно на фортепьяно и поет. Голос хороший, год занималась в консерватории. В свои 76 лет я продолжаю работать в аптеке, на одном месте уже 33-й год. Это меня немного отвлекает от нашего великого горя.
Хочу добавить к написанному. В 1953 году, узнав о смерти Сталина (мы были на Колыме), сотрудники больницы, при которой была аптека, собрались на траурный митинг и начали плакать. Я тоже плакала и так обессилела от своего горя, что села на стул. Вдруг услышала громкий голос главврача, возмущенного тем, что я села, который приказывал мне встать и плакать стоя.
Плакала я искренно, так как мы были воспитаны в том, что Сталин – это мудрость нашей страны. Долго не соображала, что всё горе, выпавшее на мою семью и не только на мою, – это всё произошло из-за тоталитарного режима, созданного деспотизмом людей презирающего, психически больного изувера.

26 марта 2002 г.

* * *

Халидэ Айнетдиновна Юсупова умерла в 2004 г. Рукопись в библиотеку музея и центра имени Андрея Сахарова передал Марк Герцевич Гершенгорен.