Первые уроки...
Шел 1932-й год. Семью Увицких разбросало кого куда. Самое страшное и тяжелое, что опять, уже который раз, арестовали отца Сергия, и на сей раз ощущение было такое, что ему не вырваться из этого ада. Матушка Павла Иванов-
на то одна, то с младшим сыном Николаем ездившая на свидание к отцу Сергию и в прежние его аресты, в этот раз вернулась с Беломорканала совершенно подавленная. Даже хуже — она была как неживая. Эта мужественная женщина, так много пережившая и всегда с терпением принимавшая удары судьбы, на этот раз сломалась. Душу ее накрыл беспросветный мрак. На ее вмиг постаревшем, осунувшемся лице остались одни глаза, но в них лучше было не смотреть — смертельная тоска, боль и какая-то растерянность. Она рассказала детям, как прошла ее встреча с отцом Сергием.
— Вряд ли он выживет, — говорила Павла Ивановна, — настолько плох.
Опухший, совершенно седой человек, он еле передвигал ноги. Не исключено, что его били. Это было их последнее свидание.
Понимая, как нужна детям мать, она старалась справиться с собой. А жизнь требовала свое. Семья должна была выживать: чем-то питаться, зарабатывая себе на жизнь. Дочери Ольга и Нина, которые, казалось, обошли все работы в городе, получали отказ, как только кадровики знакомились с их анкетами: «дети
священнослужителя», «отец репрессирован». То же самое происходило и с младшим сыном Николаем. Он перебивался временными работами, не имея возможности учиться. Немногим лучше обстояло дело у старшего — Михаила. К этому времени у него была своя семья. Вместе с женой Галиной он работал в музыкальной школе в Новороссийске и, видимо, сведения об аресте отца туда не дошли. Они ждали пополнения в семействе, но даже такая радостная весть не могла вывести Павлу Ивановну из депрессивного состояния.
Наконец сестрам все же удалось окончить бухгалтерские курсы. Ольга еще оставалась в Нижнем Тагиле с мамой, а Нина впервые уехала одна, найдя работу счетовода в небольшом рабочем поселке при Верх-Нейвинском заводе. И вот она одна среди чужих людей. Народ казался ей суровым и неприветливым. Однако Нина была рада, что сможет хотя бы немного заработать, чтобы помочь родным. «На работе прилежна, старательна, усидчива; выполняет все поручения...» — характеристика Нины Увицкой с места работы.
Появилась и новая подруга Зина, ласковая и приветливая, непохожая на
других. Она работала вместе с Ниной в заводской бухгалтерии и все время стремилась вовлечь ее в орбиту интересов своей жизни.
На дворе сентябрь. Становится холоднее. Дожди уже не ливневые — веселые, летние — а мелкие, моросящие. Уральская осень торопится.
Вернувшись с работы на свою временную квартиру (комнатку в маленьком домике), Нина увидела на столе письмо со знакомым почерком. Из Новороссийска, от брата Миши. Она с беспокойством вскрыла конверт. Что там? Как дела у Гали, которая вот-вот будет мамой?..
Оказалось, что совсем недавно у Нины появился племянник Коля. Теперь она «тетя Нина», как писал брат. Нина представила себе это маленькое существо, которое пока не знает, сколько горя и скорбей понесли его родные, и волна нежной ласки затопила ее женское сердце.
Забежала Зина, отвлекая ее от теплых мыслей. Сама не зная почему, Нина убрала письмо, ничего не рассказав о семейной радости. Никого не хотелось впускать в свой домашний мир, такой родной, но такой истерзанный. Зина, ничего не заметив, весело болтала о чем-то своем. Она уговаривала Ниночку пойти к себе:
— Пойдем. Ну что за охота сидеть од ной? Ко мне придут наши девчата. Посидим, попьем чаю со свежим вареньем, по слушаем пластинки.
Уговорила. Девушки — все знакомые. Только одну их них Нина видела впервые. Она приехала к кому-то в гости. С пронзительным и каким-то тяжелым взглядом темных глаз, она была довольно красива, но одновременно развязна и цинична. Искрина, так звали незнакомку, сразу не понравилась Нине. Очевидно, взаимно. Весь вечер та язвила и подсмеивалась над ней. Видя, что Нину коробят грязные слова, Искрина с особым удовольствием рассказывала неприличные анекдоты...
Но что случилось с девчатами! Их просто не узнать. Попав под влияние гостьи, они преобразились, так же кривлялись и сквернословили, пытаясь подражать ей.
— Давайте гадать! На блюдечке! — предложила Искрина.
— Да что ты, ведь гадают только на Святках...— раздались голоса девчат.
— Глупости. Гадают круглый год, у нас получится. Я — хороший «проводник»...
— Кого? — неожиданно для себя вы палила Нина.
— А то сама не знаешь? Святоша!
— Да будет вам, — вмешалась Зина. — Ну, гадать, так гадать.
Нина резко встала.
— Я пойду. Не могу этого терпеть, ведь это же очень страшно. — Она хотела добавить: «И грех большой», — но потом подумала: «Все равно не поймут».
Искрина, недобро усмехаясь, подошла к Нине.
— Так ты говоришь, что у нас не получится?
Нина подумала: «До чего противная и въедливая, и есть в ней что-то бесовское...»
— Да. Не получится. Сидите, ерунду городите. Покойников каких-то вызываете, фараона египетского... А на самом деле каждая из вас блюдечко подталкивает — какие хотите, такие и выкручиваете ответы. Ерунда все это, я пошла.
И уйти бы ей, но тут Искрина прямо взвилась.
— Нет уж! Ты погоди. Ишь ты, хочешь быть умнее всех. Мы и без фараона египетского обойдемся. Ох, как я тебя сейчас посрамлю.
— Да что ты можешь?
— Я тебе докажу, что блюдце никто не толкает, оно само ходить будет и через того, кто умеет, — нажала она голо-
сом, — правду скажет. А ты, — она стала подыскивать слово пообиднее, побольнее, — просто не-ве-жест-вен-ная!
— Невежественная? — Нина чуть не задохнулась от обиды.
— Девочки... — захлопотала опять Зина, — и охота вам ссориться?
Однако Искрина, вцепившись в Нину и удерживая ее, громко заявила:
— Иди на кухню. Загадай любое имя и фамилию. Сиди и жди. А мы вызовем духа. Может даже, и фараона, — прибавила она, бледнея от злости. — Напиши имя на бумаге и держи в кармане, а дух нам «скажет», кого ты загадала. Идет? Свя-то-ша!
Обида захлестнула. Внутри у Нины все клокотало от наглой настойчивости и попыток оскорбить ее. «Если сейчас уйти, - подумала Нина, — девчата скажут, что я испугалась, а Искрина права. Все как-то гадко и неприятно». «Ну ладно, — решила она. — Все равно будут перебирать знакомых парней с завода. А я напишу такое имя, о котором никто в Верх-Нейвинске не знает. Никто». Она села за кухонный стол и, нервничая, написала на клочке бумаги имя, отчество и фамилию своего новорожденного племянника, о суще-
ствовании которого она сама узнала только несколько часов назад. «Надо поставить на место эту ворожейку...»
Из-за закрытых дверей комнаты доносились беззаботные смешки наивных девчат и грубые окрики Искрины. Стало тихо. «Блюдечко толкают. Ну-ну, — едко подумала Нина. — Сейчас ты у меня получишь!» За дверями стало еще тише, и в напряженной тишине кто-то выдохнул: «Само... Вот это да! Действительно, само...» Через несколько минут в комнате раздался вздох разочарования. Все ждали знакомое имя... Можно было бы посмеяться и поязвить над зазнавшейся, как им казалось, Ниночкой, но результат ворожбы вызвал у простодушных заводских девчат недоумение.
Дверь в кухне распахнулась, и на пороге появилась Искрина. Глаза ее недобро сверкали. Казалось, что она видела что-то важное лично для себя. Вся она была налита силой и энергией, от которой Нине хотелось бежать. Девчонки замерли, чувствуя недоброе. Задуманная шутка давно перешла во что-то странное, непонятное им, злобно висевшее в воздухе... — Ну, святоша, заходи, — возвестила Искрина. — Слушай: Николай
Михайлович Увицкий. Родился 24 августа 1932-го года. Привет «тете».
Как Ниночка не потерялась от потрясения, страха и чувства глубокого омерзения? Она молча бросила на стол свою записку с именем племянника и выбегая на улицу крикнула:
— Да уходите вы все! Неужели непонятно, кто она...
Вслед ей прозвучал демонический смех, эхом отраженный в сенях и во дворе... Она бежала по темным улицам поселка. Ей казалось, что за ней гонится целая стая нечисти, а в ушах продолжал звучать грубый, надменный хохот Искрины: «Святоша!..»
Нина не спала всю ночь. Ей казалось, что кто-то стучит в окно или скребется в углу за хозяйскими сундуками. На миг забывшись, она вздрагивала от звучащего внутри голоса: «Свя-то-ша!» Она молилась, пила крещенскую воду и снова молилась, прося прощения у Господа за то, что, чувствуя острую неприязнь к демонической гостье, она сразу не ушла, боясь обидеть Зину. И самолюбие, наверное, взыграло. Да и перед девчатами неловко.
Она еле дождалась утра. Забежав на работу, Нина отпросилась на полдня... Недалеко по тагильскому тракту — село, где был действующий храм. Большой, красивый, стоящий на горе, он даже при подходе к нему вызывал светлое чувство и радость. Нина не раз бывала там и на всенощной, и на Литургии. Знала батюшку. К нему она и устремилась, чтобы исповедовать грех, в сети которого она, сама не понимая как, попала. Под спасительными сводами храма сердце ее стало постепенно успокаиваться, ведь вокруг привычная с детства умиротворяющая тишина, лики святых. Батюшка издали заметил появившуюся в непривычное время Нину. Вид у нее был потерянный. Покаявшись, она преклонила колена перед Распятием и Святым Евангелием и обрела желанный покой.
Старенький священник, который знал всю семью Увицких, очень сокрушался по поводу ареста отца Сергия. Сам со дня на день ожидая подобной участи, пожурил ее:
— Вот видишь, Ниночка! Демон, как лев рыкающий, ищет себе жертву. Он и в образе молодой девицы может явиться, действуя через нее... Не огорчай-
ся. Успокойся и впредь внимательней выбирай, с кем общаться. Учись резко обрывать все разговоры, насторожившие тебя. Молись. Господь милостив! В воскресение причастись Святых Христовых Тайн. Иди с Богом, а я помолюсь за твоих родных. Дай, Господи, вам сил и здоровья.
В Верх-Нейвинск Ниночка вернулась спокойной. Душа ее, столкнувшись с реальной злобной силой, получила серьезный урок. Чистая доверчивая юность растаяла в ней навсегда. Знала бы она тогда, что это лишь первые уроки. Сколько натисков страшной силы, облеченной в разные образы, ей предстоит еще пережить. Но она твердо помнила, что если Господь не попустит, то ни один волосок не упадет с ее головы. Так всегда говорил ее папа — протоиерей Сергий Увицкий. Надо только всегда с верой обращаться к Господу и уповать на Его помощь.