КЕНАРЬ
Рассказ
Дело было в год "угара нэпа"...
Бригадир котельного цеха портовых мастерских Иван Николаевич Мамаев изучал "Азбуку коммунизма".
Каждый вечер, возвратясь с работы, переодевался, поспешно ел, затем вынимал из огромного футляра заграничную новинку — очки в рыжей роговой оправе и садился за книгу.
Обычно подвижное и живое лицо его принимало выражение каменной решимости, а полные губы сразу же приходили в движение, что-то нашептывая.
Анфиса Евсеевна поспешно убирала посуду и тоже присаживалась где-нибудь в уголке, рассеянно штопала носок, украдкой поглядывала в сторону мужа.
Иногда блуждающий взгляд Ивана Николаевича случайно встречался со взглядом жены. Он хмурился и неизменно произносил:
- Мешаешь ты, Анфиса, сосредоточиться, шла бы лучше к соседям.
- Осточертела я уже этим соседям, шлендая каждый вечер, — обиженно отвечала Анфиса, шумно отодвигала свой стул, уходила.
Оставшись один, Иван Николаевич некоторое время ерошил сиротливо торчавший клок волос на почти совсем лысой голове, затем от шепота переходил к громкому чтению:
- "Феодальную формацию сменяет капиталистическая, на развалинах которой вырастает социализм. Социализм имеет две фазы. Первая фаза..."
- Хотя бы до первой дожить, - задумчиво мечтает он. - Впрочем, хреновина как видно все это. Врут мерзавцы. Мозги только туманят своими формациями, - вдруг озлобляется он, оставляет книгу, свертывает козью ножку и некоторое время молча и сосредоточенно курит.
...Лежа в постели, Анфиса Евсеевна вкрадчиво заговаривает:
- Зачем, Ваня, тебе нужны все эти азбуки и партии? Прожил сорок семь лет без них, а теперь вздумал...
- Глупая ты, Анфиска, разве этот Карасев лучше меня? А смотри, уже помощник начальника мастерских. Инженеры пляшут перед ним. Или этот крысодав Перецков, - видела, куда забрался? Что ж, я хуже их? Погоди малость, и о нас заговорят!
- Право, оставил бы ты это. Сколько лет жили тихо, а на старости лет захотелось, чтобы заговорили о тебе.
- Пусть воют псы и свиньи капитализма, а ты иди и иди своей дорогой, — процитировал Иван Николаевич любимую
фразу из Маркса.
- Просветился на псах и свиньях марксических, - продолжала ворчать Анфиса, - И врет твой Карла... Где ты видел, чтобы свиньи выли? Свиньи визжат, а не воют.
- Тоже нашелся ревизионист! Сказано воют, значит воют, — плотнее укрываясь одеялом, буркнул Иван Николаевич.
В день открытого партийного собрания, которое должно было принять его в кандидаты партии, Мамаев заметно волновался. Собрание происходило в просторном деревообделочном цехе. Сотни рабочих разместились на верстаках и лесоматериалах, группируясь по цеховому признаку.
Мамаев был вызван по списку четвертым. Бойко рассказав свою биографию, он стоял и нервно комкал в руках кепку в ожидании вопросов, относящихся к уровню его политических знаний. Но вопросов было только два. Легко ответив на первый вопрос: "О бандитском налете на советское торгпредство в Лондоне", Мамаев стал рассказывать о фазах социализма.
- Хватит! Чего мучить человека, и так видно, что подкован теритически на все четыре ноги, — послышались голоса сидящих вокруг президиума партийцев. Кое-кто зааплодировал. Польщенный Иван Николаевич улыбнулся широкой, благодарной улыбкой, вытер синим платком вспотевшую лысину, и двинулся уже было уходить.
- Позвольте мне задать один вопрос, - послышался голос из отдаленного угла. Глаза присутствующих устремились в направлении голоса. На перевернутой бочке стоял в замасленной блузе старый человек небольшого роста. Лицо его было изрыто морщинами. На верхней губе торчала щетка седых, прокуренных усов, а подбородок прикрывала аккуратно подстриженная небольшая серая бородка клинышком.
- Позвольте мне один вопрос, — повторил резким тенорком человек.
- Вы что, о второй фазе социализма желаете его спросить? — отозвался председательствующий.
- Нет, я о первой фазе спрошу, - и, не дожидаясь разрешения, точно выстрелил: - Расскажите, товарищ Мамаев, как вы кенаря уволокли?
- Какого кенаря? — спросил ошарашенный председатель.
- Он знает какого, - спросите его!
Взоры присутствующих переместились на Мамаева.
- Не знаю я никакого кенаря! Глупость одна! — бессвязно пробормотал Мамаев. Лицо его вдруг стало багровым.
- Не зна-аешь?! — прошипел старичок. — А помнишь, в девятьсот шестом году в пивнухе Косого Кости-грека? Молчишь?
- Ты, Захаров, толком расскажи, что это за кенарь? - послышались голоса.
- Самый обыкновенный кенарь — муж канарейки, значит. В клетке сидел он в пивной
Кости Косого, а Мамаев слямзил этого кенаря вместе с клеткой, его догнали на улице, да по мордасам, по мордасам, а кенаря отобрали. Вот и судите теперь. Ежели человек, можно сказать, с дерьмом не может расстаться, как же он будет орудовать, к примеру, в первой или тем более во второй фазе социализма?
Собрание одобрительно загудело.
- Кеенаррррь, - собрав лицо в брезгливую и смешную гримасу, растянул Захаров, и смачно сплюнул в сторону.
- Куда плюешься, старая перечница? - взвизгнул возмущенно сидевший внизу комсомолец Рябченко.
- Кееенарррь, — ядовито прошипел снова Захаров и опустился на бочку.
Целую минуту длилась напряженная пауза. И вдруг где-то лопнула, затрещала и раскололась тишина неистовым смехом, гоготом, свистом и дружными, на этот раз бесспорно искренними, аплодисментами.
Не дожидаясь результатов голосования, Мамаев улизнул с собрания.