Анне Михайловне Флоренской

г. Загорск Московской области

Пионерская 19

 

Ольге Павловне Флоренской

Плющиха Угол Долгого и

Новоконюшенного д. 12, кв. 7 (м. б. д. 7, кв. 12)

Вход с Новоконюшенного

 

1934.III.23—24, ночь. Дорогая Аннуля, Ольга Христофоровна Быкова, жена директора Опытной Мерзлотной Станции

 

Николая Ивановича, доставит тебе это письмо, если сумеет— лично. Она и Ник. Ив. проявили к нам, т. е. к П. Н. и ко мне много внимания и участия, все время стараются сделать нашу жизнь такою, как если бы мы были их гостями. От О. X. ты узнаешь обо мне, о жизни и работе. Я бы хотел, чтобы она повидала детей и поговорила с ними, особенно с мальчиками. Ее собственные дети—вроде наших и по возрасту, и по воспитанию,—немного моложе. Старший, Кирилл, болезненностью и неровностью напоминает Васю, второй, Игорь,—нашего Киру, девочка Ира— Олю, а мальчик Коля—Мика. Мне бывает приятно видеть этих детей, но и грустно, потому что особенно живо вспоминаются собственные малыши, начиная с Васюшки. К тому же Кирилл склонен к легочному заболеванию, нервный, на него жаль смотреть.

Кроме разспросов обо мне спроси у О. X. также об условиях жизни здесь и попроси помощи как в отношении устройства свидания, так и в отношении книг и рукописей. Ник. Ив. уже предпринял некоторые шаги, но там, в Москве, это будет сделать гораздо легче. Сам Ник. Ив. очень культурный, воспитанный и благожелательный человек, так что работать с ним не только легко, но и весьма приятно; надеюсь, будет и плодотворно. Скажи мальчикам, чтобы они не дичились О. X., тем более, что она будет у вас недолго. Покажите ей музей, если она попадет в Загорск. О. X. предлагает мне привезти от вас посылку.

Я объяснил ей, что мне надо, если она найдет удобным. Кроме того, пришли мне мои ременные пояски, гребешок (около 14 см длиною, частый и редкий—с одной стороны) и, хорошо бы черную рубашку на лето, но только не шерстяную и не длинную, т. к. длинная будет высовываться из теплой куртки,

 

и свою длинную я из за этого не ношу. Пришлите, если есть, какие нибудь старые акварельные краски и рисовальные перья.

Скажи деткам и маме, что я их очень, очень люблю, но не умею выразить свою любовь. И раньше и теперь я все готов был отдать для вас, но со мною вам жилось невесело и нехорошо. Хотелось бы, чтобы хоть теперь, когда я только мыслями с вами, было радостно и легче. Но сделать ничего не могу. Все это время я страдал за вас и хотел, и просил, чтобы мне было тяжелее, лишь бы вы были избавлены от огорчений, чтобы тяжесть жизни выпала на меня взамен вас. И тем более мне плохо от того, что я ни в чем не нуждаюсь, тогда как вы нуждаетесь, и твоим уверениям я не верю, будто вы живете сносно. Если бы вы могли почувствовать, как я вас люблю, вам было бы легче. С. И. кланяюсь и желаю ей здоровья. Всех вас целую крепко. Сейчас уже утро, я просидел всю ночь за срочной работой, пишу наскоро и безсвязно. Уже светает, а вы вероятно только легли спать. Напиши мне числа всех домашних памятей (рождения, именины, кончины), у меня память ослабла и я не все могу вспомнить, хоть и стараюсь. Бываете ли вы у Госи? Пойдите к ней за меня. За этот год я был много раз утешен мыслию об ее уходе, но не в том смысле, о каком ты пишешь об А. Белом¹. Кстати, то что ты пишешь о нем—несправедливо, я знал его с лучшей стороны и память о нем остается во мне светлой и белой, хотя мы и разошлись впоследствии.

Заботься о себе и сохрани мне себя и деток, это единственное, о чем я прошу тебя. Старайся не переутомляться и лечиться. У всех свое горе и свой крест. Поэтому не ропщи на свой. За это время я видел кругом себя столько горя во всех видах и по всяким причинам, что этим собственное отвлекалось. А. И. кланяйся, поблагодари от меня за внимание к вам и за память обо мне. П. Н. в претензии на него за разговоры о дядюшках и проч., ему весьма неприятные.

Если остался свободный экземпляр «Мнимостей в геометрии»², то дай О. X. для ее мужа.