I
Быльевы, Поповы, Зворыкины. Князья Мещерские. "Московские" Ланги, их происхождение. Александр и Евгения Ланг. Роберт Александрович Ланг и его дети.
Детство мое и юность прошли в доме Василия Петровича Быльева, деда со стороны матери. Быльевы были коренными москвичами1. Их старый родовой дом - маленький, кирпичный, чуть ли не конца XVII века, надстроенный в прошлом веке, - еще не так давно можно было видеть в глубине небольшого скверика, занимающего и ныне бугор на углу Николо-Ямской и Таганной улиц (теперь Ульяновская и Верхняя Радищевская), где раньше стояла еще более древняя церковь во имя архидиакона Стефана. Здесь родился и прожил всю свою жизнь мой прадед, Петр Быльев, купец 3-й гильдии, женившийся на Татьяне Алексеевне Поповой, единственной дочери известных фабрикантов фарфора, как говорили у нас, "старых Поповых"2, продавших свою фабрику еще более известному фабриканту Гарднеру3. Миниатюрные портреты старых Поповых и молодых Быльевых, заказанные, по-видимому, перед свадьбой, до сих пор хранятся в нашей семье4.
У Петра Быльева было четыре дочери - Клавдия, Анна, Александра, Юлия и сын - Василий. Клавдия Петровна вышла замуж за Ивана Щербакова, и у них был сын Алексей Иванович Щербаков: он жил в Петербурге, был женат и имел детей, о которых мне совершенно ничего не известно. Юлия Петровна вышла
1 Фамилия Быльевых достаточно редкая и заставляет предполагать одного родоначальника. Наиболее раннее ее упоминание относится, по-видимому, к середине XVII века: Алексей Быльев, отмеченный документами в качестве подъячего Поместного приказа в 1640/42 и 1644/46 гг., в 1638 г. имел на Москве "свой двор". Умер он, как можно полагать, в конце июля или в начале августа 1647 г., т.к. 5.8.1647 г. его вдове были выданы деньги "на погребение мужа". Наследовал ему в Поместном приказе, скорее всего, его сын, Самойла Быльев, отмеченный документами 1648/52 гг. (см. Веселовский С.Б. Дьяки и подъячие XVI-XVII веков. М. 1975, с.77).
2 В рукописи воспоминаний моя мать называет дочь Алексея Гавриловича Попова (умер в 50-х гг. XIX в.) "Клавдией", тогда как известный исследователь истории русского фарфора А.Б.Салтыков называет ее без ссылок на документы "Татьяной" (Салтыков А.Б. Избранные труды. М., 1962, с. 423). Последнее представляется мне более правдоподобным, поскольку достоверно известно, что старшая дочь П.Быльева и Поповой была названа "Клавдией" - вероятнее всего, в честь бабушки, матери Т.А.Поповой, точно так же как имя их единственного сына - Василий - дает основание восстановить полное имя его отца как Петр Васильевич Быльев. Судя по клеймам на сохранившихся предметах столового серебра Быльевых, предположительно заказанных к свадьбе, последняя произошла в 1840 г. Кроме дочери, у Поповых был сын Дмитрий, дети которого - Василий, Иван, Алексей и Николай, - наследовали своему отцу и деду.
3 В основе этой безусловной ошибки - завод А.Г.Попова после его смерти был сдан внуками в аренду купцу Жукову в конце 60-х гг., а в 1872 г. продан Рудольфу Федоровичу Шредеру, - лежит ряд фактов, связанных с именем Ф.Я.Гарднера и его наследников, а именно: в доме Быльевых употребляли фарфор только Попова и Гарднера, сам же завод Попова находился неподалеку от "гарднеровских" Вербилок в Дмитровском уезде Московской губернии, будучи первоначально основан комиссионером Ф.Я.Гарднера - К.Милли, у которого его и купил А.Г.Попов в 1811 г. (Салтыков А.Б. Указ. соч., с. 423).
4 Теперь они находятся в собрании миниатюр Музея А.С.Пушкина в Москве.
замуж за провизора Готлиба Юргенса и жила в Пензе. Детей у них не было. Анна Петровна вышла замуж за Николая Москалева, а их дочь Александра, оставшаяся девой, работала в канцелярии Воспитательного Дома5.
Старой девой осталась и Александра Петровна, которая позднее жила со своей племянницей, одной из дочерей В.П.Быльева, тоже Александрой, в мезонине крохотного домика причта церкви Ильи Пророка на Воронцовом поле (теперь - ул.Обуха), где до недавнего времени размещался Музей восточных культур. В их квартире из одной комнаты в другую вели ступеньки - то две, то три. Можно было сесть на пороге зальца и спустить ноги в спальню - все это мне очень нравилось. Тетки любили покушать, а тетя Саша "старая", хотя и осталась до смерти неграмотной, была замечательной кулинаркой. Я жила у них в 1912 или 1913 году, может быть, чуть позднее, когда у моего брата Николая был дифтерит.
Тетки были кошатницами. В доме постоянно жили две или три кошки с котятами, в сенях была устроена "столовая" для приходящих котов и кошек, и мы с моими гимназическими приятелями приплачивали дворовым ребятам, чтобы те потихоньку уносили куда-нибудь подальше собиравшихся с окрестных дворов четвероногих "приживалок". Помню забавный случай. Как-то заболели два живших в доме кота - забивались в углы, отказывались есть... Тетки вызвали ветеринара. Он приехал, поднял-
5 Императорский Воспитательный Дом в Москве открыт 21.4.1764 г. (см. Красуский В. Краткий исторический очерк Императорского Московского Воспитательного дома. М., 1878). В 1917 г. А.Н.Москалева жила на Воронцовом поле, поблизости от Быльевых, и числилась домашней учительницей ("Вся Москва на 1917 год").
ся к нам в мезонин, мне крикнули: "Веруша, неси котов!" Я схватила одного, другого... из них посыпались котята. Ветеринар был не без юмора и, откланиваясь, сказал: "Мадам, вы ошиблись, вам надо было вызвать акушера!" Стародевическое целомудрие теток было задето: до последнего момента они были уверены, что у них в доме живут коты...
Дед мой, Василий Петрович Быльев, родившийся в 1844 г., как мне кажется, успел окончить только 3-й класс 2-й Московской мужской гимназии, т.к. после смерти отца с 13 лет ему пришлось работать, чтобы содержать мать и четырех сестер. На моей бабушке, Марии Николаевне Зворыкиной, он женился, когда уже прочно встал на ноги и смог взять на себя заботу еще и о ее родных. Судя по всему, это был брак по любви, никакого приданого он за ней не получил. Их первая квартира находилась в Хохловском переулке на Покровском бульваре, в доме причта церкви Хохловской Божьей Матери - маленькая квартирка в старом доме с лестницами и закоулками. Значительно позднее он смог построить собственный дом - добротный, деревянный, одноэтажный, покрашенный коричневой масляной краской, в глубине Дурасовского переулка на Воронцовом поле, в котором все мы выросли.
Фамилия Зворыкиных берет начало от какого-то выезжего из Орды татарина - то ли хана, то ли баскака, - раззорившимися потомками которого были два брата - Николай
Васильевич и Василий Васильевич Зворыкины.
От первого брака у Василия Васильевича Зворыкина было два сына - Василий, который умер в детстве от дифтерита, и Борис, глухонемой, ставший довольно известным художником-оформителем6. Я помню, что его жену звали Екатериной Карловной, и у них было две дочери - Елена и Надежда. Когда Екатерина Карловна умерла, Василий Васильевич женился на Юлии Егоровне, гувернантке, которая жила в их доме. В свою очередь, после его смерти Юлия Егоровна вышла замуж за Оскара Львовича Поль и продолжала бывать в доме Быльевых, где мы относились к ней, как к родной тётке.
У Николая Васильевича Зворыкина и Елизаветы Сергеевны было трое детей - сын Михаил и дочери, Мария и Софья. После смерти мужа Елизавета Сергеевна заплатила все его долги и осталась с тремя детьми в крайней бедности. Была она красивой, властной и гордой женщиной с очень трудным характером. Уже на моей памяти она с дочерью Софьей, которая так и не вышла замуж, жила в крохотной квартирке в Лялином переулке. Единственной их прислугой была верная Марьюшка, которая ежемесячно появлялась в доме Быльевых. Бабушка принимала ее у себя в комнате и до конца жизни помогала ей материально.
Сын Елизаветы Сергеевны, Михаил Николаевич Зворыкин, женился на какой-то очень
6 Одной из его работ в "русском стиле", известных мне, была книга "Егорьевский городской голова Никифор Михайлович Бардыгин. 1872-1901. М., 1909" (автор текста - Алексей Алексеевич Виталь). В 1991 г. работы Б.В.Зворыкина были представлены на выставке русского искусства начала ХХ века в Англии (см. иллюстрированный каталог: "The Twilight of the Tsars. London, 1991, pp. 153, 157).
богатой красавице и, если не ошибаюсь, через нее стал директором банка в Оренбурге. Но сам брак оказался неудачен: хотя у них было двое детей, жили они с женой врозь, и после ее смерти он женился на своей горничной Анюте, с которой был очень счастлив, и которая воспитала обоих его сыновей.
Моя бабушка, Мария Николаевна Зворыкина, благодаря чьей-то протекции обучалась бесплатно в немецкой школе Петра и Павла для бедных (Peter-Paul armen Schule), находившейся в переулке на Маросейке, получила очень хорошее по тому времени образование и в совершенстве владела французским и немецким языками. В числе ее родни была и какая-то Августа Ильинична, знатная дама, приезжавшая к Быльевым раз в год в карете. Бабушка принимала ее в гостиной, и в это время нам, детям, входить туда воспрещалось. Кроме того, у нее была еще какая-то двоюродная или троюродная родня, о которой у меня остались крайне смутные воспоминания. Одного из этих родственников, Ивана Ильича, дедушка взял к себе бухгалтером, но потом тот исчез и, я помню, говорили, что он спился...
Дедушка Василий Петрович держал склад стеклянной аптечной посуды и контору в Торговых рядах возле Красной площади. Он был прекрасным хозяином и семьянином. Веселый, гостеприимный, он обладал хорошим голосом, обожал музыку и на сезон обязательно абонировал ложу в Большом театре. Был он импо-
зантен и большой франт, любил принять и угостить гостей.
По воскресеньям в доме собирались друзья и приятели, они музицировали и пели, помню, была даже такая фотография. Но все развлечения кончились со смертью его единственного сына Сергея, осталось только неизменное гостеприимство. Едва только появлялись гости, как дедушка тут же начинал беспокоиться: "Мария Николаевна, ты там распорядись: чайку, закусочку..." На что бабушка всегда возмущалась: "Ну что за купечество? Только люди пришли - сразу же чай и закуску... Успеется!" Таким дедушка оставался до самой смерти: любил принять гостей, угостить, накормить. Стол в доме был прекрасный, всеми закупками дедушка ведал сам, и, я помню, говорили, что к Быльевым едут "вкусно поесть".
Сборища бывали по торжественным дням, а так гости собирались малоинтересные. По воскресеньям приходили князья Мещерские - "князюшка Федор Васильевич" (в детстве я его называла "Сисилич" и среди нас, детей, он ходил под именем "Сисилька") и его красавица жена, "княгинюшка Анна Александровна". Они пили чай, играли в проферанс, ужинали и расходились часов в одиннадцать вечера.
Князь был маленьким, щупленьким, очень невзрачным, но служил каким-то высоким чиновником ("Ваше сиятельство") в Межевой канцелярии7. Уже в 1917-18 гг., пережив смерть дедушки и жены, он переехал из шикарной ка-
7 Ф.В.Мещерский, действительный статский советник, был директором Писцового архива Межевой Канцелярии, размещавшегося в здании Судебных Установлений в Кремле.
зенной квартиры в наш дом и вздумал перечитать свои дневники за много лет. Перечитает пачку тетрадей - и снесет в туалет. Мы читали эти листки, но вскоре они нам надоели, потому что ежедневные записи были такими: "Встал в 8 ч., позавтракал, пошел в Канцелярию, зашел к Иверской, поставил свечку за 2 коп., нищим - 3 копейки, в 3 часа пошел домой". К воскресным записям прибавлялось: "Были у Быльевых. Играли в проферанс, выиграл (или проиграл) 5-7 копеек. После ужина ушли домой в 11 час.". За год раз или два: "У нас были гости: Быльевы, Гусевы, играли в проферанс..." И так годами, изо дня в день.
Удивительной женщиной была его жена. Она была умна, была удивительно красива строгой красотой, но я никогда не слышала ее смеха и не видела даже улыбки. Одевалась она по старой моде и платья шила себе сама.
Я была уже взрослой девушкой, когда Федор Васильевич лежал после какой-то операции в частной лечебнице, и мы с бабушкой пошли его навестить. Там была и Анна Александровна. Мы вышли вместе, бабушка повернула домой, а я пошла провожать Мещерскую. И вдруг мне, девчонке, она стала рассказывать о себе. Оказывается, она была бесприданницей, из очень бедной семьи, и мать уговорила ее выйти за "Сисильку": "...княгинюшкой будешь!" А она любила другого. Любила настолько, что его портрет и теперь висел у нее над кроватью. И хотя он был очень знатного происхождения, пожениться
они почему-то не могли. Так она стала богатой, стала княгиней, а вместе с титулом и независимостью получила бесконечную тоску, которая привела к прогрессирующему нервному или психическому заболеванию, потому что "Сисилька" был всего только "Сисилькой"...
И вот последняя встреча с ней. Мы с бабушкой у них с визитом. Квартира их была неподалеку от нас, в так называемом Межевом саду, напротив Покровских казарм. Внизу - кухня, спальня, еще что-то; наверху - кабинет князя, столовая и две гостиных. Мы сидим в гостиной, Анна Александровна показывает мне "музыкальную свинку": чтобы ее завести, надо было покрутить у нее хвостик. Федор Васильевич приходит и садится рядом с нею. И вдруг она берет его руку, прижимает ее к своей щеке и целует, как будто просит у него прощения. А на глазах - слезы...
Вскоре она уехала в санаторий для нервнобольных в Сокольники, а через несколько дней пришло известие, что она утопилась в Сокольнических прудах, которые можно перейти вброд, воды там всегда было по колено. Так вот, она встала на колени на берегу и опустила голову в воду... Какую же для этого решимость и силу воли надо иметь! Я была потрясена тогда ее исповедью передо мной, девчонкой, и такой ее смертью, и рыдала на панихиде в нашей Хохловской церкви...
Но возвращаюсь к Быльевым.
У Василия Петровича и Марии Николаевны было четверо
детей: три дочери - Мария, Вера и Александра, и сын Сергей, на которого отец возлагал все свои надежды. Дочерей он "не замечал", как потом "не замечал" и меня, свою внучку, когда мы переселились к нему после смерти нашего отца.
Судя по фотографиям, Сергей был красив. По рассказам мамы и тетки - молчалив, любил одинокие прогулки, увлекался велосипедом. Практическую Академию Коммерческих Наук8 он закончил с отличием (я видела потом его имя на "золотой доске" в бывшем здании Академии) и, как говорили, очень надеялся учиться дальше. Но дедушка хотел, чтобы его сын "вошел в дело" и замышлял, когда Сергей женится, надстроить для него второй этаж над домом. Из всех этих планов ничего не вышло: неожиданно для всех Сергей застрелился.
Как мне рассказывали, произошло это вечером, когда все Быльевы собирались в гости. Дедушка с тетей Марией уже уехали, а бабушка заканчивала свой туалет. Она была видная, красивая, моложавая, очень хорошо одевалась. И едва надела бирюзовые серьги, как из комнаты Сергея, расположенной через коридор, дверь в дверь с бабушкиной спальней, раздался выстрел: у него был пистолет. Почему он это сделал, мне кажется, так никто и не узнал.
Младшая дочь, Александра, как я сказала, жила со своей теткой, и дедушка поддерживал их до своей смерти. Старшая дочь, Мария Васильевна, вышла замуж за химика Михаила Николаевича Соболева, который был много
8 Московская Практическая Академия Коммерческих наук - Коммерческое училище на Остоженке - основанная в 1806 г., была приравнена к среднему учебному заведению; кроме общего среднего образования в продолжении 8 лет она давала учащимся профессии бухгалтеров, экономистов, товароведов, юрисконсультов и пр. Окончившие полный курс получали звание личного почетного гражданина, а с отличием - звание кандидата коммерции.
старше ее и приходил в быльевский дом в качестве репетитора. У обоих характеры были достаточно властные и трудные, поэтому они вскоре разошлись, хотя не разводились до конца жизни. В советское время М.Н.Соболев стал довольно известным ученым в области химии. Мария Васильевна хорошо знала языки, поэтому с начала 30-х годов и до середины 60-х работала переводчиком в ЦАГИ. После смерти дедушки 8.10.1916 г. вся забота о доме, семье и "деле" легла на ее плечи, и она тянула этот воз до своей смерти в феврале 1967 г., помогая сестрам и племянникам, а затем двоюродным внукам и правнукам. Собственно, это она спасла нас всех в тяжелые годы невзгод, а потом в голодные и холодные военные и послевоенные годы...
Вера Васильевна Быльева (ум. в январе 1944 г.), ее сестра и моя мать, в 1896 г. вышла замуж за Роберта Александровича Ланга, сына московского издателя и книгопродавца Александра Ивановича Ланга. Дом, в котором помещался его магазин "книг и музыкальных инструментов" и где жила его семья, до сих пор стоит на Кузнецком мосту, занятый Отделом нежилых помещений, рядом с Выставочным залом московских художников.
История семейства Лангов, давно обрусевших "французских немцев", давших в России две "ветви" - петербургскую и московскую - чрезвычайно любопытна, но мало изучена: у нас в семье ею, мне кажется, совершенно не интересовались.
По словам художницы Евгении Александровны Ланг, моей тетки9, Ланги были потомственными архитекторами в Страсбурге уже в XIV веке и принимали участие в строительстве знаменитого собора. В XVII веке, после отмены известного Нантского эдикта10, Ланги, как протестанты, были вынуждены бежать от преследований католиков в Швейцарию, откуда один из них, основатель русской ветви рода, был вызван в Россию Петром I. В новое отечество он приехал в самое неудачное время: император умер, наследникам его было не до архитектуры. Каким-то образом этот Ланг попал к Бирону в Митаву, так что фортуна улыбнулась ему, когда к власти пришла Анна Иоанновна. Этот Ланг принимал участие в строительстве дворца Бирона в Митаве (ныне г.Елгава), там женился на девице из рыцарского рода Райнеров (или Рейснеров), построил собственный дом, а позднее на короткий срок разделил со своим покровителем и всесильным временщиком его сибирскую ссылку, из которой, впрочем, был возвращен довольно скоро.
Как утверждала Е.А.Ланг, этот же наш родоначальник основал в своем митавском доме "пансионат" (или майорат), где каждый из Лангов и Райнеров, если оказывался без средств к существованию, мог найти приют и содержание до смерти. "Патроном" заведения считался старший (или старшая) из рода Лангов. Так ли это было на самом деле - затрудняюсь сказать, но моя тетка уверяла, что в детстве она со своей
9 Ланг Евгения Александровна (1890-1972) - художник, прикладник, живописец. Большая часть ее рукописей, связанных с воспоминаниями о В.В.Маяковском, находится в собрании Музея В.В.Маяковского в Москве, другая часть архива - в семейном архиве (РГАЛИ, ф. 3127). В собрании РГАЛИ (ф. 1337, Коллекция мемуаров, оп. 4, ед.х. 13) хранится рукопись ее развернутой автобиографии (семья, дружба отца с братом А.Г.Рубинштейна, занятия в мастерской художника В.Н.Мешкова, занятия в Школе живописи, ваяния и зодчества в 1918-1919 гг., отъезд за границу, Дрезден, Флоренция, жизнь в Париже, возвращение на родину в 1960 г.).
10 Нантский эдикт (1598 г.) давал равные права католикам и протестантам во Франции. Отменен 2.4.1666 г. Людовиком XIV.
матерью, Фредерикой Богдановной, ездила в Митаву, и там их принимали весьма торжественно.
Отсюда, из Митавы, и начинаются родственные линии Лангов - петербургская, восходящая к середине XVIII века, и московская, возникшая уже в первой половине XIX века.
Александр Иванович Ланг, мой дед по отцу, занимался в Москве не только книготорговлей, но и строительством11. Высокая честность, точность в делах и широкие связи с издательскими и книготорговыми фирмами за рубежом - в Германии, Англии и Франции - на долгие годы сделали его официальным поставщиком книг для библиотеки Московского Императорского университета. Он был женат на Фредерике Богдановне Крюгер, от которой имел четырех детей - Эмилию, Роберта, Александра и Евгению (Женни).
В истории русской литературы наибольшую известность из них снискал мой дядя, Александр Александрович Ланг, выступавший под псевдонимами "А.Миропольский" и "А.Березин" - поэт и писатель, еще по гимназии близкий друг В.Я.Брюсова, с которым они выпускали знаменитые сборники "Русские символисты"12. Он был добрым, мягким, очень интересным человеком, увлекавшемся спиритизмом, живописью, фотографией и разведением кактусов. Женился он на горничной своей матери, Дуняше - Евдокии Павловне Ширяевой, недалекой, малограмотной, но горячо и преданно его любившей. От этого брака у них
11 Последнее подтверждается письмом А.И.Ланга от 6.3.1860 г. к З.П.Пеликан (РГАЛИ, ф. 275, оп. 1, ед.х. 685).
12 Ланг Александр Александрович (1872-1917), поэт-символист. Сохранилась его переписка с В.Я.Брюсовым, упоминания в дневниках последнего; печатался в сборниках "Русские символисты" (вып.1-4), в альманахах "Северные цветы", "Гриф", в журнале "Ребус" и др. Отдельные издания: А.Березин. Одинокий труд. Статьи и стихи. М., 1899; А.Л.Миропольский. Лествица. Поэма в семи главах. Предисловие В.Брюсова. М., 1902; он же. Ведьма. .Лествица. Предисловие А.Белого. М., 1905. "Другу давних лет" Миропольскому посвящен В.Я.Брюсовым цикл юношеских стихов в т. 1, "Пути и перепутья", М., 1908.
было двое детей - Валерий и Наталья. Перед Первой мировой войной все они уехали в Гагры по приглашению принца Ольденбургского, чтобы "вести хозяйство на земле", и там их следы потерялись. Если не ошибаюсь, дядя Саша и Дуняша умерли в годы Гражданской войны, в 1917 или 1918 г., от тифа. В 20-х годах Валерий приезжал в Москву, был у нас два или три раза, но интереса друг к другу мы не почувствовали, и я потеряла его из вида.
Не меньшую известность, особенно в последние годы жизни в Москве, приобрела и его младшая сестра, художница Евгения Александровна Ланг. В 1919 г. она вместе со своим вторым мужем (первым был театральный художник П.Г.Узунов), адвокатом Ю.И.Аронсбергом, уехала за границу - сначала в Германию, затем во Францию, в Париж, где жила до 1961 г., когда вернулась в Москву, о чем мы узнали совершенно случайно, спустя уже много лет по ее возвращении. Во Франции она работала художницей-прикладницей, писала портреты американцев и пейзажи, выставлялась в парижских художественных салонах, получив за одну из своих работ Большую серебряную медаль, а за другую - "Гран при" принца Монакского, чей портрет она тоже писала.
При ее артистической натуре ее жизнь за границей была, как она говорила, достаточно тяжелой - спасала только невероятная работоспособность, дисциплина, упорство и неизбывный оптимизм. С другой стороны, эта
жизнь была заполнена множеством интереснейших встреч и знакомств, различного рода приключений, где быль переплеталась в ее рассказах с небылицами. Она слушала лекции доктора Р.Штейнера в Берлине, которого считала шарлатаном, очень ценила А.Эйнштейна, который, как она уверяла, играл для нее на скрипке... До отъезда из России она была тесно связана через В.Маяковского с Д.Бурлюком и кругом их друзей, а во время Второй мировой войны участвовала во французском движении Сопротивления. Умерла она в Москве 16.12. 1972 г., оставив разрозненные воспоминания, большая часть которых находится ныне в Музее В.Маяковского, где представлены разные, иногда расходящиеся друг с другом версии, часто совершенно фантастические, как и ее устные рассказы об известных мне фактах истории нашей семьи. Так, в частности, она много писала о своем дяде, Федоре Ивановиче Ланге, о котором рассказывали скандальные истории, как о пьянице и кутиле, имевшие мало общего с тем романтическим образом, который создала в своих записках моя тетка...
О судьбе Эмилии Александровны мне рассказывала тётя Женни, но это как-то не осталось в памяти. Знаю только, что она вышла замуж, еще до Первой мировой войны уехала с мужем в Прибалтику, а следом за ней уехала и ее мать, Фредерика Богдановна. Если судить по фотографии, оставшейся после смерти Е.А.Ланг, Фредерика Богдановна умерла в каком-то пан-
сионате или богадельне, может быть, и в Митаве.
Существовала еще какая-то Наташа Ланг, моя ровесница, - мы с ней встречались по большим праздникам, например, на елке у бабушки Фредерики Богдановны, но кем она приходилась нам, какова была ее судьба - я не знаю.
Роберт Александрович Ланг, мой отец, попал в дом дедушки в качестве приятеля его сына Сергея, с которым они вместе учились в Практической Академии. Его женитьба на Вере Васильевне Быльевой, средней дочери Василия Петровича Быльева, моей матери, была основана на пылких чувствах и романтической любви, причем Ланги отнеслись к ней с гораздо большей симпатией и пониманием, чем Быльевы, для которых протестантизм семьи будущего зятя (чтобы жениться, Роберт перешел в православие) и весь европейский уклад жизни представлялись "не солидными". Примирила их, как ни странно, музыка, которая занимала огромное место в жизни Лангов, и сознание, что Роберт был самым близким другом только что покончившего с собой Сергея.
И все же стоит подчеркнуть, что у Быльевых, в том числе и у тети Маруси (Соболевой), слова "эти Ланги" или "ну, это ланговское!" остались символом осуждения и неодобрения на всю последующую жизнь.
В 1904 г. наш отец, служащий страховой компании "Россия", будучи всего 26 или 27 лет, умер от "скоротечной чахотки", как называли тогда острый абсцесс легких, и наша мать с
тремя маленькими детьми - мне, самой старшей, еще не исполнилось семи лет, а Юрий только недавно родился, - переехала в дом нашего деда, своего отца. Там мы и выросли.
Меня, как я уже сказала, дедушка не замечал; моего младшего брата Юрия13 он откровенно не любил за фамильное сходство с Робертом. Из всех нас признан был только средний, Николай14: он был "наследником", кумиром деда и его надеждой. Действительно, при всем портретном несходстве, именно Николай унаследовал жесткость характера, сильную волю и "бойцовую" хватку, идущую, как мне кажется, не столько от Быльевых, сколько от Зворыкиных. Такой же была и тетя Маруся, из всех нас больше любившая, как и ее отец, Николая. Когда в 1918 г. власти под предлогом национализации закрыли склад, Николай, тогда еще гимназист, выступал как наследник на суде в защиту уволенных рабочих и добился, чтобы им было выплачено все полагающееся из национализированного имущества, в число которого входил и наш дом.
У Николая была тяжелая судьба. Он очень рано связал себя с анархистами и с конца 20-х годов постоянно находился в тюрьме, лагере или на высылке, если не ошибаюсь, в общей сложности около 18 лет. Окончательное освобождение пришло к нему только в 1956 г., но лишь в 1957 году или даже позже он смог поселиться в Ленинграде, где у него была очаровательная вторая жена, Надежда Александровна
13 Ланг Юрий Робертович (1901-1947), кандидат технических наук, специалист по линейной связи. В 1928 г. окончил МВТУ им. Баумана; был женат на Виктории Григорьевне, урожд. Пухович (1906-1979). Работал в Тбилиси, Керчи, Одессе и др. городах. Умер в Одессе.
14 Ланг Николай Робертович (1900-1962). Окончил московскую Реформаторскую гимназию (мужское Училище при евангелическо-лютеранской церкви свв. апп. Петра и Павла) в 1918 г; с 1919 по 1921 г. работал в ПУР РВСР; с 1921 по 1925 г. учился в Институте востоковедения им. Нариманова (быв. Лазаревский Институт живых восточных языков); с 1925 по 1928 г. работал экономистом Наркомторга в Дальне-Восточном Округе, затем вернулся в Москву, где работал во Внешторге. В 1922 г. вступил во Всероссийскую Федерацию анархистов-коммунистов (ВФАК), в 1928 г. вошел в Анархистскую секцию Кропоткинского Комитета при Музее П.А.Кропоткина в Москве. Арестован 5.11.1929 г. и 23.12.29 г. ОСО ОГПУ приговорен к 3 годам политизолятора с последующей ссылкой и прикреплением к определенному месту жительства. Работал экономистом треста "Севполярлес" до 23.7.36 г. в гор. Енисейске и Красноярске, после чего возвратился в европейскую часть России, где 14.5.41 г. был вновь арестован в гор. Александрове Владимирской области и 30.7.41 г. приговорен к 3 годам ИТЛ; после освобождения в 1944 г. работал в Гораблагодатском стройуправлении треста "Тагилстрой" (г.Кушва) до 28.7.49 г., когда был вновь арестован и 25.3.50 г. ОСО МГБ СССР приговорен к 10 годам заключения в ИТЛ. Отбывал срок в пос. Абезь и Инта Коми ССР. Об этом периоде его жизни сохранились воспоминания А.А.Ванеева "Два года в Абези" (см. исторический альманах "Минувшее", вып. 6, М., 1992, с. 54-203). Освобожден в 1956 г. и умер в Ленинграде. Был женат на Ирине Константиновне Петерс, с которой познакомился в первой ссылке; вторым браком - на Надежде Александровне Лебедевой (ум. в 1961 г.). Судьба его внебрачного сына Виталия от Киры Всеволодовны Дерягиной, с которой у моей матери какое-то время поддерживалась переписка, мне неизвестна.
Лебедева. Их любовь выдержала испытание многих лет, с 1945 или 1946 г. она неизменно поддерживала его морально и материально; однако, вернувшись, он так и не смог найти себя в новой жизни: вся его жизнь прошла в борьбе за колючей проволокой. В 1961 г. Надя погибла из-за небрежно проведенной операции, а вскоре и сам Николай ушел из жизни. Он был мужественным и сильным человеком, но, по-видимому, повседневная жизнь требует от человека гораздо большего запаса прочности, чем открытая борьба...