ВОСПОМИНАНИЯ СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ

ПЕСНЯ КРЕСТЬЯН - ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ

Далеко за круг Полярный

Меж больших огромных скал

Прибыл поезд под конвоем

Разоренных крестьян.

Ветер горный, дождь холодный

Встретил ужасом гостей.

Потащили вниз в палатки

Вещи, старых и детей.

Лагерь стонами наполнен.

Горе, слезы и тоска.

Далеко наш край родимый,

Далеко родны поля.

Нас невинно осудили

За тяжелые труды.

Поля потом поливали

Получали с них плоды.

Вот за это преступленье

Нас и выслали сюды.

Мы построим Новый город

С гор достанем минерал,

Отошлем в поля подарок,

Чтоб нас сосед не забывал.

Поле примет удобренье

Плод посеянный взойдет.

Это есть предупрежденье:

Что посеешь, то пожнешь,

А обиженный напрасно

Никогда не пропадет.

Записано со слов переселенцев, июнь 1989 год

РАССКАЗ О ЖИЗНИ БОГАТОЙ

Несколько поколений семей, берущих начало от спецпереселенцев, составляют костяк коренных жителей Кировска и Апатитов. Они не теряются в массе приехавших позже, их семейные предания хранят богатую историю народной жизни, еще не освоенную профессиональными историками...

Династия Зверевых - одна из них. Дед - крестьянин, сын его - рабочий, внук - научный сотрудник. Долгое время мы были знакомы только со внуком - Владимиром Леонидовичем Зверевым, кандидатом наук, руководителем международного центра данных по полярным сияниям в ПГИ. И вот Леонид Дмитриевич Зверев рассказывает о своем отце, Дмитрии Егоровиче. О своей жизни тоже, но фигура отца, мастера, на первом плане в этом рассказе.

Л.Лазутин

О БОГАТСТВЕ

До революции у родителей магазин был свой. Две мельницы у отца было, потом пчел завел, полсотни ульев было к тридцатому году. Пруд был, когда спускали воду, простую рыбу - окуней, щук - раздавали бесплатно. Так что временами богато жили.

Отец был из дальней деревни, портной был ходячий. Тулупы шил. Мама его взяла в дом, ее первый муж был красильщик, он отравился от красок и умер. А когда отец перешел к нам, красками не стал заниматься. Штампы потом долго валялись в подвале. Такие деревянные коробки, на них рисунок вырезан. Их в краску обмакивали и красили полотенца или что еще нужно. Вот такой был красильщик, двое от него осталось детей.

Мой отец завел мельницы. Одна водяная, на речке. Сделали подпор, плотину, чтобы вода зимой не перемерзала, молола всю зиму. Вода переливалась через плотину, крутила лопасти; один жернов для того, чтобы молоть, второй - дернуха. Сперва обдерет зерно, потом размелет. И еще толчея была, крупу делала. Лопасти крутили бревно, оно к берегу шло, там крутились такие штуки, лупили по зерну в корыте - он сам это сделал - и долбит, и долбит, а корыто с наклоном, его пускали на ветер и зерно оставалось чистым. Это водяная. А паровая - на ней крупу делали - для нее купили шведский двигатель. Эта мельница стояла среди пруда и называлась "погорелка" - не знаю почему... При каждой мельнице сушилки были, на дровах, железный пол с дырочками мелкими-мелкими, чтобы зерно не просыпалось, а внизу печи, с трубами - зерно сушилось, пар выходил в трубу. Перед помолом надо просушить. Приедет мужик, а зерно сырое, вот и сушат.

Село наше называлось Крылово. Больше двухсот домов было. Это на Урале, в Пермской области, рядом город Оса.

ЛЕПЕШКИ ИЗ ЛИПКИ

В 21-м году мы голодали. Семья была большая - восемь детей у матери. Отец до войны три года отслужил в Петербурге, потом промежуток - тут я народился, потом германская, потом гражданская. Мельницы разрушились, потому что не было хозяина. И урожая не было у нас в крае. В 21 и 22-м годах мы дерево ели, липку. Ребята старшие сходят, липу нарвут, обдерем шкуру, кубики нарежем, высушим на печи или на коленке - на мельничку, размелем эту липку, с лебедой смешаем, мать напечет лепешек. Так и жили.

Отец заканчивал войну на Дальнем Востоке, выгонял беляков и кого там еще, и оттуда в 21-м пришел домой. Нет, не приехал, железная дорога не работала. Полгода шел. Полгода. Пришел, и мы стали плести лапти. На продажу. Я и сейчас умею. Маленький был, а помню. Сыновьям недавно плел - жарил. Ну вот. Воз наплетем, отправляем в Пермь, на рудники. В рудниках

это спецодежда была горнякам. Это длилось может два-три года. В 21-м в декабре месяце его вызвали в город. Приехал, говорит, заставляют восстанавливать мельницы. Мол, плохие, не мелют, бери. Он взял с другими мужиками, она уже была коллективная, до 30-го года. И старшие братья там тоже работали, и еще машинист был отдельно.

КАК ЗЕМЛЮ ДЕЛИЛИ

Меня в 24-м году отдали дяде. Маминому брату. Землю делили, на едока давали-то. У дяди детей нету, а земли ему мало показалось. Вот меня ему и отдали, все четыре-пять десятин добавили. А отцу куда, у него и так двенадцать душ семья. Родители материны еще жили, сестра матери. Земли им дали очень много. Да еще у нас была - как называется, забыл, нефондовая земля. Затапливалась - река Тульва, до июля месяца стояла затопленная. Неудобица - вот как называлась. И неудобицы бери сколько хочешь. Так вот, как только вода сходит, там наносит ил, прямо пахать ничего не надо, только кидай зерно. Лен сеяли, коноплю - просто кинешь зерно, прутьями замотаешь - чтоб зерно не наверху лежало - и все. И еще как родила неудобица!

Земли там было очень много. Земля хорошая. Клали навоз через 3-5 лет. Урожаи были хорошие. А сейчас там все забросили, я был там - все забросили, все, ничего нет, где растут кусты, где песок переваливается... Деревень вокруг села было штук пятнадцать, ни одной не осталось.

ВЫСЫЛКА. ДЕТИ ПРОПАЛИ

Когда стали раскулачивать... Старшие братья уже жили отдельно, и дочь вышла замуж. Они были приписаны на мельнице, и Иван, и Анатолий, а отец в Крылове с матерью, и у них еще двое было ребят, младших. Один в декабре 21-го года родился, другой позже. И вот отца с матерью выслали с двумя детьми. А старших нет, не тронули, они на мельнице работали, так и не тронули. Потом они из деревни убежали, не знаю, как, но убежали.

Так вот, выслали отца к Чусовой, на Урал. Возили их, возили, возле Свердловска, потом еще куда-то. И вот высадили в лес, и там ребятишки - весной это было, в тридцатом, - там ребятишки пропали. Один сам сел на плотик, его унесло по реке, младшего. А другой в лесу заблудился. И вот они обоих их потеряли. А отца с матерью взяли и перевезли сюда в Кировск, без детей.

Спросили их согласия? Ну как же, они же высланные были...

Вот и привезли сюда. Мать тут с ума стала сходить. Детей-то нет. У нее их восемь было, а тут одна. Отец и пишет, где дети, нашли или нет?

поиски

Я в это время все с дядей жил, в том же селе. Меня не забывали. Мед давали, одежду шили. Отец-то портной был. Сам все шил. Ребятам шьют и мне тоже. Дядю тогда не трогали. Да как не трогали? Лошадь взяли, корову взяли, поросят взяли, все в колхоз. И сам вступил. Тут старшие братья меня позвали. Анатолий уже женатый был, и ребенок - вот Мишка же, в Апатитах живет. 18 октября он родился, Мишка. Меня, значит, стали просить братья -поезжай, ищи ребят. Я и поехал в Чусовую. Семнадцать годов мне было.

Место это называлось Понышем. Приехал в Поныш - говорят, их нету. Дети потерялись, отца и мать увезли, а куда - не знаем. Вернулся обратно, километров 30 выше по реке Чусовой завод, металл там плавили, на древесном угле. Грязь такая была страшная. Говорят, тут не было детей. Спустился ниже, пристань Калина и нашел одного, братишку живого. Спрашивал, люди показали, где болтаются дети - ходи ищи. Я его нашел. Восьмой год ему шел. А потом стал искать второго брата, того, что заблудился в лесу. Попал в Лысьву, город такой, там посуду делают, километров за 30-40. И тоже нашелся, беспризорничал там. И я их привез в Крылово.

Ну что делать дальше? Кормить нечем. И отец пишет - мать плоха, если нашли их, везите сюда. Вот братья и говорят, вези, Леня, братьев туда. Я и поехал. В декабре месяце нас дядя свез в Пермь, посадил на поезд, и мы поехали. Билет взяли до Имандры. Ехали с 25 декабря по 1 января. В Кирове нас обокрали, утащили валенки. На пересадке намочили валенки, сушили в вагоне у трубы, а у нас их украли. Остались все босые. В Волховстрое - раньше называлась Званка - я обмотал ноги тряпками, вышел, купил галоши - у меня деньги были зашиты в домотканный пониток. Купил калоши - поехали дальше.

ЗАЧИСЛИТЬ В ПОСЕЛЕНЦЫ

Приехали в разъезд Белый 31 декабря, посидели несколько часов, машина шла в Кировск, вернее, тогда его еще не было, все были километры. Привезли на девятнадцатый километр. Приехали, а жить негде, родители жили в одном бараке за печкой, нам нашли место в чужом бараке, одно разгороженное место троим. А у меня денег воротиться назад не было. Я стал поступать на работу. Пошел в котлотурбинный, хотел денег на дорогу заработать. А меня сгребли, вызвали в ОПТУ, отобрали все документы - свидетельство, справку от сельсовета и зачислили в поселенцы. Дальше 16 км отъезжать не моги. Так я и остался.

ДО ВОЙНЫ В КИРОВСКЕ

Там, где река Услонка, у отца была слесарная мастерская. Я ходил к нему - он делал штампы, матрицы. Ударят - сделают форму. А еще он печи складывал. Когда мы приехали, он клал печи по Хибиногорской улице. И в тех домах, которые мы позже для себя строили, он тоже печи клал. А мама не работала. Она больная была и старая, 79-го года рождения. Когда дети приехали, она стала поправляться.

Когда мы приехали, еще было событие - пекарня сгорела, долго не было хлеба, тогда мы спасались сухарями - мне на дорогу дали сухарей мешок. Вообще голодали не сильно. Кашу пшенную сварят с постным маслом, вот и наешься. Отец сети делал. У нас же пруды были, дома-то рыбы много было. Он же мастер был, сделал сети. Ходил в горы, в горах были лужи, он нам наловит рыбы. Идет с грибами, сетки тащит и рыбу. Рыба хорошая. И где аэродром, там окуни были. Тоже пойдет и наловит. В Белой реке рыбы было много, только замятывай. Так что не голодовали.

В Кировске мы сами построили себе дома. Работали днем, а вечером шли строить, на Хибиногорской улице. Сейчас их нет, сломали. Комната была уже своя. Семь человек поселились мы в двенадцатиметровке. Хорошо. Полати сделали, спали.

В 34-м году меня восстановили в правах. В 37-м дали мне квартиру в каменном доме. Построили электростанцию, и я остался на электростанции. Окончил курсы. Вольные люди уехали на другие стройки, а я остался. Полтора года жил в Лапландии - там строили электростанции на торфе. Привезли туда спецпереселенцев из Ленинграда, в 1934 году. Работали на болоте, торфоразработки готовили, много было всего... Люди у нас, и начальство, были очень хорошие. К переселенцам относились хорошо. Директором был Исаков, хороший человек. Убили в финскую войну.

ВОЙНА. СЕМЕЙНЫЕ СУДЬБЫ

Отец в правах так и не был восстановлен. В 42-м году, как война началась, их эвакуировали в Татарию. Отец работал в лесу, деготь гнал. Уж не знаю сосновые ли, березовые - вроде березовые пни. Бочками сдавал, на фронт, раны лечить. Сюда они уже не вернулись - написали дочери, в Осу - она вышла замуж в город, так у нее и жили. Там он и умер, в 1949 году. А я остался, на войну не взяли - дали бронь. Но дома тоже не жили - всю войну кроме работы был в батальоне охраны. Охраняли, ловили врагов. Что вы думаете, финны до Кировска доходили тайком, сожгли научную базу на Малом Вудъявре...

А братья воевали. Один вернулся с войны, глаз был выбит, похоронен в Осе, с отцом рядом. Иван похоронен под Ржевом, где могила неизвестно. А Дмитрий, младший, со мной работал, выучился, потом его убили. Около

Пустошки, Псковской области, село Вултяй. Там их больше 500 человек похоронено в братской могиле.

ВЫСЫЛКА. ПОДРОБНОСТИ

Я подробности высылки родителей хорошо помню. Я приехал с лесозаготовок, масленица была в аккурат. Прижимать-то начали раньше, с 27-го года. Лошадей отбирали, хлеб стали отбирать. В 29-м году, когда жил у дяди, обкладывали нас налогом - дрова пилить, называлось - трудповинность. Лес рубили, потом сплавляли на плотах. 16 лет мне было, сейчас подумать, опасная вещь, но куда денешься? От Березняков - там у села Орел плоты складывали, собирали, и до Сталинграда плавали, - самосплавом.

Вот я приехал, пришел к отцу - меня туда не пускают. Стоит солдат с винтовкой, не стал пускать. А мать уже сушила сухари. Через два дня повезли. 1 марта аккурат было понедельник после масленицы. Повезли. На санях - ведь зима была. До железнодорожной станции Чернушка или Тай. Мать сухарей насушила - с мельницы разрешили, бери что хочешь. Мать пекла из муки хлеб, сушили сухари. Из новых половиков сшили мешки, так что ехали на пяти подводах. Еще меду бочку дали взять. Потом их там долго возили по Свердловску, туда-сюда, все растеряли. И швейную машинку разрешили взять, все же у нас было хорошо. Вот тесть из Горьковской области был, там даже носки у детей отбирали.

У нас народ отца не давал выселять, из деревень приходил народ. А что поделаешь с солдатами? Если солдат пригнали?

ЕЩЕ О РАСКУЛАЧЕННЫХ

С нашей стороны и другие в Кировск попали. Двое стариков, по семьдесят лет, они со станции Чернушки, там мочала делали. Рубили лес, липку, мочили в болотах и мочала делали. Кто-то позавидовал, что зарабатывают много. А другие были - те только возили лес к Каме. У них две или три лошади были. Лес возили, тем и зарабатывали. Лошадей отобрали, их сюда. Или вот Белоусов Андрей, его сыновья в Кировске работают. Его отца не выслали, а он с теткой жил, его и выслали с ней вместе. У нее ни мужа, ни богатства не было, за что их? Много привезли неспособных к работе людей.

У отца еще брат был, на двадцать лет его старше. У него тоже все отобрали, все. Только он уже старый был, лет семьдесят, его не высылали, жил по баням. А сыновья - один на шахте работал, умер, другой в Сибирь уехал, пропал где-то.

Вот еще Федор Иванович Борисов, мой тесть. Он из Горьковской области, Ардатовский район. В колхоз он не шел. У него отобрали лошадь, а потом самого в Ленинград, в Кресты посадили. Сколько-то посидел и перевели его в Кировск. Сначала бревна на доски пилил, потом заведовал снабже-

нием на ДОЗе, теперь мебельная фабрика. Теша тоже потом сюда приехала с дочерьми, не выдержала. К ним там, как к семье раскулаченных, плохо относились. Пойдут в лес за хворостом, а их воротят, отберут, живи как хочешь. За 15 верст ее в Ардатов посылали с донесением как посыльную. Ночью придут - давай иди. Замучили совсем. Он им посылки туда посылал. Здесь много было чего купить. Я помню, пошел, купил одеяла по 8 рублей три штуки. И он им послал. А ее заставляли расписываться, а посылки не отдавали. В избу пришли, у печки рукавицы сохли, и те забрали. Даже тетради отобрали школьные. Пропивали, конечно.

ЕЩЕ О БОГАТОЙ ЖИЗНИ

Есть люди завистливые, хотят чужое отобрать. Вот у отца дом был. В гражданскую в нем белые стояли. Тетку тогда еще белые запороли насмерть. Нашли патроны на сеновале и запороли, она умерла. А потом в отцовском доме правление колхоза было. Его за дом-то и выселили, чтобы освободить. И сад был при доме большой.

Еще отец был охотник. И это тоже повлияло, зависть была. Он сперва на охоту сам ходил один, а когда ребятишки подросли, он их брал с собой. У нас много было лисиц, горностая, белки. Орешник был на горах, белки много было. Зайцев возами возили в город, по 10 копеек за штуку продавали. У отца было три собаки - и собак забрали, и ружье, только швейную машинку разрешили взять с собой. Он и здесь портняжил.

Говорить, что крестьяне хлеб стали придерживать, не продавали - это неверно. У нас стога оставались в поле, необмолоченные. Соломой закрывали, или сам обрастет сверху, так и стоит. Зимой его веяли и везли на пристань, сдавали, только бери, пожалуйста. Вранье все это, что люди прятали. У нас было зерна полно. Свиней гречей кормили. Вторые сорта, конечно. Отвеивали. Треир был у отца. Такой барабан под уклон, дырки в барабане. Крупное зерно идет дальше, мелкое проваливалось. Мелким свиней откармливали. У нас была трехполка - два поля сеют, третье - отдыхает. На этом поле ходили свиньи, все паслись - и овцы, и корова. Свиней вообще не загоняли домой все лето. А осенью собирали, откармливали и сдавали. Возили за 200 км мясо в Пермь. Там в Перми еще не продашь, возили в Мотовилиху, там тушами продавали, по 15 копеек килограмм. Я сам ездил с дядей. Яйца, мясо, все везем. Кричали, выходил народ, брали прямо тушами. А у нас было не продать нипочем. У всех все было. И овцы тоже, и телята. Так что хорошо жили. Но недолго.

***

Семья Зверевых родом с. Крылово Осинского района, Молотовской (Уральской) области. Репрессированы Осинским РИКом 18.02.30 года. Реабилитированы 14.04.93 года Мурманским УВД.