Из воспоминаний // Бродский Ю.А. Соловки. Двадцать лет Особого Назначения
Из воспоминаний // Бродский Ю.А. Соловки. Двадцать лет Особого Назначения
Зотов В.С. Из воспоминаний / Бродский Ю.А. Соловки. Двадцать лет Особого Назначения. М. : РОССПЭН, 2002. 528 с., ил., портр. С. 115, 119, 123, 140–143, 168, 172, 174, 214-215, 220, 230, 285, 289, 306.
Прибывшую партию направляют в Тринадцатую роту общих работ. Тринадцатая! Зловещее число словно намекает па карантинный ре-жил". Заключенных выводят отсюда на работу под конвоем, а по возвращении они должны безвыходно пребывать здесь до следующего утра, когда опять под конвоем поведут на работу. В помещении бывшего собора тесно. По обеим сторонам неширокого прохода поставлены нары в два этажа. Рота делится на четыре взвода по "территориальному принципу".
Нары с одной стороны прохода - первый и второй взвод, с другой - третий и четвертый. В роте много людей, но нет такой духоты, как в карантинной роте Кемперпункта. 1 [Осле барака высокий потолок с непривычки вызывает ощущение какого-то беспокойства
При дневном освещении чувствуется несоответствие между скученностью на парах и простором под высоченным потолком. 11очыо. при слабом освещении, потолок тонул во мраке, создавал впечатление необъятной огромности помещения. Робкий свет электрической лампочки у входа в роту тщетно боролся с окружающим мраком.
Как полагается, ротой управлял командир роты, и были у него помощники - командиры взводов. Они укрощали строптивых, сгоняли людей с нар, заставляли других потесниться, в случае воровства производили обыск, чинили суд и расправу, словом, всемерно поддерживали дисциплину. Ротный - из бывших жандармов, его фамилия Филиппов. Мужчина-монстр; рослый, суровый, с одутловатым лицом и угрожающим взглядом. Его сиплый бас вполне гармонировал с постоянно нахмуренным ЛИЦОМ и ОгрОМНЫМИ жилистыми руками, охотно сжимавшимися в кулаки. Командиры взводов - лихие ребята, черт их побери!
У единственного входа в роту постоянно дежурят двое дневальных. Основная их обязанность - не впускать в роту "чужих" и не выпускать "своих". "Держи и не пущай!" - это первое правило всех "общих рот" Соловецкого лагеря.
Начальство карантинной роты особенно заботилось о том, чтобы доступ в роту и выход из нее ограничить строжайшим образом. Но обстоятельство бытового порядка нарушало систему строгой изоляции заключенных. Дело в том, что в некотором отдалении от входа в роту на свежем воздухе стояла параша.
Ночью доступ к ней был свободный; выскакивали полураздетые, осенняя прохлада быстро загоняла обратно. Днем, когда большинство заключенных находилось на работе, врага закрывались, и если кому-нибудь из находившихся в роте было необходимо выйти "по нужде", то приходилось убеждать дневального, что причина действительно уважительная.
Не раз случались трагические происшествия. Порядок же был такой: один дневальный оставался в помещении, а второй - конвоировал заключенного к параше и, случалось, палкой загонял обратно в роту.