«…мне довелось читать столько исповедей…»
«…мне довелось читать столько исповедей…»
Вачаева В. П. «…мне довелось читать столько исповедей…»// О времени, о Норильске, о себе… : Воспоминания / ред.-сост. Г. И. Касабова. – М. : ПолиМЕдиа, 2007. – Кн. 9. – С. 73–79 : портр., ил.
Сергей Федорович Кайдан-Дежкин, автор известного всей стране гимна, родился в 1901 году и до определенного времени действительно верил, что «близится эра светлых годов...».
Первые материалы о Кайдане-Дежкине были переданы в наш музей Тамарой Ивановной Сливинской. Это был норильский снимок Сергея Федоровича, сделанный в 1948 году, стихи, написанные в разные годы, нотные листы, датированные февралем 1942 года, и сборник «Легкие пьесы для фортепьяно», вышедший в ленинградском издательстве «Музыка» в 1967 году. Этот год был для композитора (к тому времени уже 6 лет как члена Союза композиторов СССР) особенным. Кроме сборника пьес была поездка в «Артек», куда его пригласили как автора «Взвейтесь кострами». Возвращаясь в Великие Луки, он заехал в гости к «подруге заполярных лет», музе, вдохновившей многих писавших и снимавших норильчан 40-х годов, — Тамаре Сливинской. Они не виделись более 30 лет с того самого времени, как Кайдан-Дежкин уехал из Норильска в Игарку. Он был вынужден срочно уехать, чтобы опять не оказаться в лагере, из которого освободился 9 августа 1940 года.
При встрече со Сливинской Кайдан-Дежкин рассказал, за что его арестовали в 1930 году. Так мы узнали, что он был разведчиком-нелегалом. В Польше к нему обратился советский агент с просьбой передать нашему командованию важные сведения, полученные им через немцев. При этом сообщил, что за ним следят и поэтому необходимо как можно быстрее передать эти материалы. Кайдан-Дежкин возмутился нарушением конспирации, но был вынужден действовать. Сергей Федорович сумел связаться с нашим командованием и передать добытое коллегой. Вскоре его вызвали в СССР «для отдыха», где арестовали, а затем осудили по статьям 58-11 и 58-8.
Тамара Ивановна Сливинская передала рассказ Сергея Федоровича о его пребывании на Лубянке, затем в лагере в Горной Шории, откуда его привозили на допросы в Москву. К сожалению, до сих пор не удалось найти документы, подтверждающие эту версию. По документам Великолукского архива, перед арестом Кайдан-Дежкин учился в знаменитой Гнесинке. В картотеке заключенных Норильлага, находящейся в Красноярском УВД, он вообще значится заключенным Норильлага с 1 февраля 1932 года, тогда как Норильлаг был построен только три года спустя. Кстати, тоже 23 июня. Так что документам тех времен особенно доверять не приходится, а путаница как раз работает на версию о Кайдане-Дежкине — «рыцаре плаща».
Тамара Ивановна рассказала и о происхождении двойной фамилии Кайдан-Дежкин: «Мальчиком он был бойскаутом, поэтому его и пригласили заниматься пионерскими делами. Тогда же он познакомился с будущей женой. Настоящая его фамилия — Дежкин, женившись, он взял фамилию жены — Кайдан. Когда об этом узнала его мама, то заплакала:
— Сереженька, ты знаешь, что такое по-украински «кайданы»? Кайданы — это кандалы. Зачем же ты добровольно на себя кандалы надел? Почему же она не взяла твою фамилию?
Девушке фамилия показалась неблагозвучной. Через некоторое время они расстались».
Тамару Сливинскую привезли в Норильск за два года до освобождения Кайдана-Дежкина, в 1938-м. Студентка мединститута была осуждена на 10 лет фактически за то, что родилась и жила в Харбине. Они познакомились в клубе 2-го лаготделения на концерте и очень подружились. Из воспоминаний Т.И.Сливинской: «Сергея Федоровича вместе с тезкой, виолончелистом Дягилевым, перевели во 2-е лаготделение, чтобы организовать там оркестр. Он создал хороший оркестр: виолончель, клавишные, скрипка».
«Заполярная правда» уже публиковала в 1989 году, когда в Норильск хлынул поток писем от бывших норильлаговцев, воспоминания Виталия Бабичева, который играл в духовом оркестре, где руководителем был Сергей Федорович:
«В шестом лагерном отделении жила группа музыкантов духового оркестра, руководителем и создателем которого был Сергей Федорович Кайдан-Дежкин. Оркестру нужен был трубач, и когда Сергей Федорович узнал о том, что я играю на трубе, он тут же прослушал меня и добился через НКВД, чтобы меня допустили играть в оркестр, так как политических к ним не брали. Таким образом, на 30 человек музыкантов политических было только двое — Кайдан-Дежкин и я, все остальные музыканты были «бытовики» (воры, бандиты, мошенники и др.). Оркестр играл на увеселительных вечерах для работников НКВД, танцах, похоронах, праздниках и других мероприятиях. Все музыканты ходили по пропускам, кроме Сергея Федоровича и меня. На каждый выход из зоны к нам приставляли конвоира. Кроме этого я работал шахтером, грузчиком угля на железной дороге, рабочим в геологической бригаде, и когда нужно было играть с оркестром, меня освобождали на полдня от работы и под персональным конвоем доставляли на увеселительные мероприятия. Однажды ночью Сергея Федоровича забрали с вещами и увезли в Норильск-2. Оттуда, как правило, никто не возвращался. Людей заставляли рыть для себя могилы, а следующая партия заключенных закапывала их и готовила могилы для себя. На следующий день должно было состояться важное мероприятие НКВД и срочно нужен был оркестр. Тут же вызвали старосту оркестра Виктора Еськова и предложили ему возглавить оркестр. Но все музыканты отказались играть без своего руководителя. Угрозы не помогли, и чтобы не сорвать мероприятие, ответственные лица были вынуждены вернуть Кайдана-Дежкина. ...Сергея Федоровича доставили к нам совершенно седым. Несмотря на то что его предупредили под строжайшую расписку никому не говорить о Норильске-2, все подробности я узнал от него лично».
Освободившись, он стал писать письма в лагерь, а писать было нельзя, не положено... Девушка понимала, что, храня переписку, подвергает опасности своего друга. Как-то работая во вторую смену в Центральной химлаборатории, она собрала письма, чтобы сжечь, но печь, как назло, была вычищена, и в ней уже лежали дрова для следующей смены. Поэтому, засунув письма за пазуху, она отправилась в барак. По дороге она зашла в контору за извещением на посылку и не заметила, как стоявшие на крыльце урки вытащили у нее сверток. Через некоторое время Кайдана-Дежкина вызвали в соответствующую службу и полковник, по воспоминаниям Тамары Ивановны, «довольно порядочный человек», сказал, что вынужден был читать его письма, что они очень хороши, что давно он не читал ничего более приятного, нежного, лирического... Но вольнонаемный не имел права писать зэкам. Начальник предложил влюбленному уехать из Норильска. И Сергей Федорович, как утверждала Тамара Ивановна, уехал в Игарку, где стал работать музыкальным руководителем Заполярного театра (того самого, который был открыт зимой 1936 года после заполярных гастролей Малого театра) и преподавать в педагогическом училище.
После гимна пионерии Сергей Федорович через 2 года написал «Песнь о Норильске». За этот гимн и еще три песни на стихи Владимира Фролова авторы кроме благодарности начальника Норильского комбината получили денежную премию — 1500 рублей каждый. А «Песнь о Норильске», где есть слова «Норильск родной, всегда с тобой!», пели артисты норильского крепостного театра — театра КВО (культурно-воспитательного отдела лагеря), организованного летом 1944 года. Песню «Енисей» мы и сейчас можем услышать в чудом сохранившемся фильме «Гигант Заполярья» — первом фильме о Норильске, снятом в самом конце войны Новосибирской киностудией.
По архивным документам, сохранившейся театральной программке 1943 года и по надписи (если верить ей) на фотографии, подаренной музею все той же Тамарой Ивановной, Кайдан-Дежкин до конца 1940-х годов был связан с Норильском. А если точнее, то Сергей Федорович Кайдан-Дежкин работал зав. музыкальной частью Норильского драмтеатра (до 1944 года — точно: есть документ, подписанный А.А.Панюковым). Сколько времени он провел в Игарке, выяснить пока не удалось. Из рассказа Тамары Ивановны: «В Игарке на квартире рядом с Сергеем Федоровичем жила женщина с ребенком и без мужа. Он был очень добрым человеком и всячески помогал им. Вскоре они поженились, он усыновил ребенка. Но через некоторое время эта женщина оставила его, а он очень долго помогал ребенку материально».
Не нашлось следов Кайдана-Дежкина не только в Игарке, но и в Красноярске, где, по рассказам Тамары Ивановны, Сергей Федорович женился вновь на актрисе театра, в котором работал (предположительно речь идет о краевом драматическом). Он обучал ее дочку Инну игре на фортепиано. Инне позднее посвятил свои лучшие стихи: «Я живу, как забитая кляча, нет в конюшне моей жеребят. И никто обо мне не заплачет, если черти возьмут меня в ад...» Жизнь с актрисой не сложилась...
Из материалов, присланных из Псковской области, стало известно, что в 1959 году композитор переехал в Великие Луки, где прожил до самой смерти, а прожил он 71 год. До Великих Лук он преподавал в Тувинской областной детской музыкальной школе в Кызыле, Новосибирском музыкальном училище, детской музыкальной школе в Прокопьевске Кемеровской области.
В Великих Луках замечательный пианист и композитор заведовал музыкальной частью Великолукского драматического театра.
Всю жизнь единственным богатством Сергея Федоровича был рояль, на нем он давал частные уроки, время от времени его приглашали выступить на концертах как автора пионерского гимна.
