Зло - преходяще,

Добро бессмертно.

Док.Канинг

Устиловский Георгий Иванович

Коротко о себе.

Родился 15 апреля 1915 года в деревне Черноусы Мстиславского уезда Могилевской губернии (ныне республика Беларусь).

Дед, Астап Устиловский, имел девять сыновей и одну дочь.

Бабушка, Домна, воспитывала девять мальчиков пугой (это такой кнут называется пугой, потому что им почти не бьют, а только пугают.)

Мой отец - Иван Астапович, крестьянин, сапожник, железнодорожник, имел восемь детей, три сына и пять дочерей.

Мать - Зинаида Федоровна, воспитывала

нас так: утром ставила на колени, и мы молились Богу. Мать нас убеждала, что ничего плохого делать нельзя даже украдкой, т.е. если никто не видит, потому что Бог все видит. После завтрака мы все шли работать, кто что мог. Я в 9 лет уже пахал, хотя из-за плуга почти не виден был.

Наследники деда Астапа размножились и в настоящее время живых 1200 человек. Обладают разными профессиями: рабочие, крестьяне, врачи, ученые. Среди этой многочисленной семьи нет ни одного вора, ни одного мошенника, ни одной проститутки. Все живут честно и правдиво. Плохого никто ничего не делает, ибо знаем, что Бог все видит, все слышит и все знает.

Сейчас мне 81 год. Многократно подвергался необоснованным репрессиям. Несправедливость всю мою долгую, сложную, трудную жизнь шагала вместе со мной.

Первый раз был без вины наказан, когда мне было 7 лет. Во время перерыва в школе Данька подставил ногу ученице Вере и она упала и заплакала. Учительница Пискунова поставила меня в угол. Я пожаловался отцу, который ходил к заведующему школой, и меня реабилитировали, но обида осталась до сих пор...

Второй раз был репрессирован - в 6 классе меня исключили из школы по политическим мотивам - отец мой "чуждый элемент". Хотя этот человек был очень честный, справедливый и добрый.

Третий раз был репрессирован - меня исключили из комсомола и уволили с должности литературного сотрудника газеты "Мгинская правда" потому, что у меня было неправильное происхождение, отец был выслан в Сибирь (ныне реабилитирован посмертно). Я об этом не знал, а меня обвинили, что я это скрыл.

Четвертый раз я был подвергнут политической репрессии, когда мне был 21 год. Мне дали 8 лет лишения свободы и 5 лет поражения в правах за то, что я подверг критике в газете сына начальника НКВД, а обвинили в контрреволюционной агитации.

Пятый раз меня репрессировали в заключении, в лагере, за то что в 1938 году я рассказал солагерникам, что в 1941 году Германия нападет на Советский Союз. Меня обвинили, что я якобы хочу, чтобы Гитлер напал на Советский Союз и победил его.

Шестой раз был репрессирован, когда по окончании срока меня освободили, выпустили из лагеря, но закрепили за лагерем на работу без права выезда.

Седьмой раз был репрессирован - исключен из членов КПСС за то, что не принял предложение высокого начальника приобрести крупные

деньги нечестным путем.

Восьмой раз был подвергнут репрессии за то, что когда я личные деньги - более 2 тысяч рублей - израсходовал на общественные цели и просил возместить их, меня уволили с работы.

Девятый раз был репрессирован - уволен с работы за то, что сказал правду, а начальнику это не понравилось.

Десятый раз репрессирован - не дают то, что обязаны дать за то, что в республиканской газете "Трибуна", в журнале "Новое время" покритиковал немножко Главу республики Спиридонова Ю.А. и начальника его администрации Гришина.

Очень коротко о трудовой деятельности: окончил ФЗУ, получил свидетельство младшего техника по эксплуатации торфяных болот. Работал на торфзаводе под Витебском. В 1934 году окончил совпартшколу, работал в редакции районных газет.

В 1936 году был арестован, обвинен в несовершенных преступлениях.

В 1056 году оправдан. Все это время работал в лесной промышленности: мастером, техноруком, начальником лесопункта, заместителем директора леспромхоза.

В 1974 году уволился, ушел на пенсию.

Будучи пенсионером, работал контролером-ревизором пассажирских поездов в Сосногорском отделении Северной железной дороги. До 1934 года жил в Белоруссии. В России с 1934 года по настоящее время. Главные события моей жизни с 1937 года происходили в коммунистической Республике Коми, которая находится, живет и действует под большевистским руководством Юрия Алексеевича Спиридонова.

В настоящее время уже пятый год работаю председателем добровольного историко-просветительного, правозащитного, благотворительного общества "Сосногорский Мемориал". Зарплату не получаю, но работаю по 7-8 часов ежедневно. Добываю людям справедливость.

По моему ходатайству за это время 177 человек реабилитировано и 42 человека получили справки пострадавших от политических репрессий. Эту деятельность веду активно, несмотря на чинимые крупные препятствия.

С 1993 года являюсь членом Большого Совета объединения белоруссов всего мира "Батьковщина". Помогаю своим землякам белоруссам, которых привезли сюда под конвоем НКВД.

За 81 год сложной и очень трудной жизни видел море слез, реки крови и горы трупов, замученных произволом НКВД людей. Сам трижды находился на грани смерти. Но в Смоленской тюрьме мне один серьезный ДЕД сказал: - "Ты будешь жить долго, но очень трудно. Три раза будешь на грани смерти, но тебя спасет Бог, потому что всю жизнь будешь делать людям добро". Все предсказания ДЕДА сбылись, хотя я тогда в них не верил. На опыте долгой тяжелой жизни убедился:

- Очень и очень трудно жить честным людям и тем, кто говорит правду и только правду. Честные и справедливые люди живут хуже всех и беднее всех, они всю жизнь в недостатке, получают синяки и шишки. Но они всю жизнь верят - ЧТО СПРАВЕДЛИВОСТЬ ВОСТОРЖЕСТВУЕТ.

Начало пути

Прошлое, настоящее, а будущее?

Говорили: "Под ленинскими лозунгами "власть Советам, земля крестьянам, мир народам, хлеб голодным..." победила революция." Рабочие и крестьяне, полуголодные, полураздетые, плохо вооруженные разгромили хорошо обмундированные, вполне сытые, до зубов вооруженные армии 14 иностранных государств и белогвардейские полки дивизии. Дрались, не щадя живота, дрались за свободу, за землю, за хорошую и счастливую жизнь без помещиков, без капиталистов, без ненавистных эксплуататоров. Верили Ленину, верили большевикам, что теперь будем работать сами на себя, что теперь все принадлежит народу: фабрики и заводы рабочим, земля крестьянам. Мы будем жить хорошо, наши дети и внуки доживут до того времени, когда наступит настоящий рай. Помешать этому теперь никто не может. Буржуев нет, помещики сбежали. А Ленин, большевики - они такие хорошие, они такие честные, такие человечные и справедливые. О большевиках ходили легенды, что эти люди, защищая рабочих и крестьян, не щадят своей жизни. Работников ВЧК, а потом ОПТУ почитали самыми святыми из всех святых. Все считали, что эти люди в голубых фуражках надежно защищают рабочих и крестьян от любых врагов. Даже в нашей глухой деревне в Могилевской области Белоруссии люди с гордостью и радостью друг другу рассказывали, что самый главный большевик - Ленин объявил строгий выговор управляющему делами Совета народных комиссаров Бонч-Бруевичу и секретарю Горбунову за то, что они ему повысили зарплату с 500 до 800 рублей. Мужики говорили, что Ленин сказал: "Как это так, я буду получать 800 рублей, а рабочие 600 рублей". (В 1917 году средняя зарплата рабочего составляла 600 рублей, Ленин получал 500 рублей). Специалисты получали 3000 рублей. По этому поводу крестьяне говорили, что Ленин распорядился, что если специалист-большевик, то ему платить - 500 рублей, а если беспартийный, то 3000 рублей. Разговоров, слухов и легенд, возвеличивающих Ленина и большевиков, было очень много. Особенно крестьяне уверовали в большевиков и Ленина, в Советскую власть, когда в деревню приехал землемер и каждой семье в зависимости от количества едоков была передана земля. Наша семья получила 5 десятин на 7 человек едоков, Земля была разделена, каждой семье единая площадь, т.е. вся деревня расселилась на хутора. Площадь земли, посередине этой площади мужики очень быстро построили себе хату (так в Белоруссии называется дом),

сарай, сеновал, погреб и посадили сады. Мужики хвалили Прищепу, кажется, это был в то время наркомзем в Белоруссии. Зажила наша деревня, зацвела садами, поля зашумели хлебами - рожь, пшеница, ячмень да овес, а как красиво цветет гречиха и запах ароматный, пчелы мед собирают. Загуляла деревня свадьбами, да вечеринками.

И пели песню:

Шумел камыш, деревья гнулись,

А ночка темная была.

Одна возлюбленная пара

Всю ночь гуляла до утра.

Работа на своем хуторе была в удовольствие, а жизнь в радость. Как же не радоваться, все сыты, одеты, никто не погоняет, не ругает. Единственно, на что мужики роптали, так это осенью приходилось долго стоять в очередях, чтобы продать советской власти зерно, да бульбу (картофель). Ведь надо налог уплатить, да и себе купить одежду да обувку, сахару, конфет, да чаю. Зажили крестьяне, хвалили Ленина, большевиков и всю Советскую власть и верили, что будет еще лучше. Ленин и большевики революцию сделали для того, чтобы народ, чтобы рабочие и крестьяне жили хорошо, для этого и установили Советскую власть. И председателя сельсовета и секретаря выбирали сами из своих, деревенских. Появились в деревнях и свои большевики. В нашей деревне это были мои двоюродные братья Василий, Дмитрий и Яков. Правда, большевиков было мало, на семь деревень всего пять человек.

В этой белорусской деревне, которая называлась Черноусы, хотя там с черными усами было очень мало, рос и я. В нашей деревне была школа в доме бывшего помещика Алабушева. Сестра Нина была старше меня на четыре года, и когда она училась, я дома тоже учился и в 6 лет умел свободно читать, писать, твердо знал таблицу умножения и когда мне исполнилось 6 лет и 4 месяца, отец меня повел в школу. Меня приняли в первый класс, в котором я проучился семь дней, и меня перевели во второй класс. Здесь я учился 10 дней,. и меня перевели в 3 класс. Это была ошибка моих дорогих учителей. В первом или во втором классе я был первым учеником, а в третьем я стал ниже среднего. Мне было трудно, и в первые ученики я сумел выбраться только в шестом классе. Впервые я испытал несправедливость в третьем классе. Учительница Пискунова после большой перемены поставила меня в угол, не объяснив за что. Мне было очень стыдно, обидно и горько до слез. Пришел домой и заявил - в школу больше не пойду. И на следующий день вместо меня в школу пошел мой отец. Отец мой Иван Остапович из семьи, где было десять детей, из них девять мальчиков - такой богатый

был мой дед Остап, мой отец родился третьим. Это человек был очень строгий, честный, очень чистоплотный. Мы - дети его, 8 человек, любили его, уважали и немножко побаивались. Отец за все мое детство лишь раз ударил меня прутиком. А вообще никого никогда не бил, но его слово для нас было очень веским и не оспариваемым. Наш отец был богом справедливости. Об этом знали не только мы - дети его, но и вся деревня и не только одна наша деревня. Поэтому, когда отец пошел в школу, я твердо был убежден, что справедливость будет восстановлена. Все же я с трепетом в душе ждал возвращения отца. Боязни не было, ибо отец почти всегда со мной разговаривал, как равный с равным. Вернувшись, отец пригласил меня сесть, и рассказал все, что выяснил в школе. Он обратился к заведующему Ивану Иосифовичу Глинскому и попросил ответить, за что и почему вчера учительница поставила меня в угол. Объяснение учительницы было невразумительным, якобы я очень резво вел себя на переменке, очень быстро бегал, обгонял девчонок и как будто одну даже толкнул. Нет, девчонка не жаловалась, наоборот позволила себе спросить, за что я Жору (так звали меня в школе) поставила в угол и поэтому учительница Пискунова сегодня поставила в угол и эту девчонку, которую звали Вера. Заведующий заявил, что учительница совершила дважды несправедливость и должна извиниться передо мной и девчонкой Верой и что, самое главное, наш третий класс теперь будет учить сам заведующий, иначе Пискунова испортит всех детей. Справедливость была восстановлена, но учительницу Пискунову я буду помнить до конца моих дней. Это первый встретившийся мне человек, бесцеремонно сотворивший несправедливость. Боже мой, сколько я еще встретил и встречаю больных безнравственностью, потерей совести, потерей здравого ума, чинивших и продолжающих чинить зло, несправедливость по отношению к другим людям.

Не могу не упомянуть еще об одном событии в школе. Всем без исключения учащимся и учителям даются прозвища, или клички. То прозвище, которое тебе дали в школе, остается на всю жизнь. Это прозвище забывается только тогда, когда ты уезжаешь из деревни, но стоит тебе вернуться хоть на короткое время, как это прозвище начинает активно жить. Никто не говорит, что приехал Михеев, Шиленков или Морозов, или Ефим, Катя и т.п. Сразу говорят по прозвищу, приехал "Московка", приехал "Клевец", приехала "Чума". Клички давали самые разные и скоропалительно. Стоит одному вслух назвать и все - это уже пожизненно. Моих сотоварищей действительно звали "Молоток", "Клевец", "Московка", "Пищалка" и еще много разных. Например, одного очень строгого учителя прозвали "Серый ужас", потому что он

всегда одевался в серую одежду. "Ужас" потому, что его боялись за сверхстрогость. Дали и мне кличку "Троцкий". Я долго думал, почему? Я знал, что Троцкий большевик, но самый главный большевик это Ленин. были и известные мне в то время Зиновьев, Рыков, Бухарин. Отец выписывал газеты и я читал и видел их портреты. Но почему же мне дали прозвище "Троцкий", а не Ленин или Рыков - он почему-то очень нравился мне. Я расстроился, ибо знал, что это прозвище навсегда. Когда пришел домой, отец сразу заметил мое волнение. А надо признать, отец был человек очень внимательный и чуткий и сразу замечал, если у кого-то душа волнуется в беспокойстве. Отец спросил - что случилось? Я никому тогда и впоследствии не врал, а тем более отцу, который всех нас учил всегда, везде, всем говорить правду и только правду. Поэтому мы не только никогда никому не врали, мы даже в мыслях не допускали. И я отцу рассказал, что мне дали прозвище "Троцкий". Отец спросил, ты что: выступал где-нибудь? Да, на собрании в школе - говорил о несправедливости учительницы Пискуновой и о ябедничестве Судиловского Данилы и драке между нашими и тимошковцами (рядом была деревня Тимошково). Отец сказал мне: «Оказывается, ты уже стал совсем взрослым. Это меня радует, и пугает. Радует потому, что ты мыслишь, как настоящий взрослый мужчина и мыслишь правильно, и не только мыслишь, но и действуешь. А пугает меня потому, что это произошло слишком рано, тебе ведь только семь лет от роду и я боюсь, что по своим годам ты можешь где-то неправильно рассудить, неправильно мыслить, а за этим всегда следуют неправильные действия. Поэтому ты чаще советуйся со мной и с Иваном Иосифовичем. Он хороший и честный, умный человек. А что тебе дали прозвище "Троцкий", расстраиваться не надо. Радоваться надо, что твои товарищи в школе сумели правильно оценить. Во-первых, Троцкий это первый помощник Ленина, во-вторых, это крупный революционер, и, в-третьих, это самое главное, - Троцкий очень талантливый оратор. Он считается по своему ораторскому таланту второй в мире Ты, видимо, хорошо выступил на этом собрании и у тебя проявились ораторские способности, твои товарищи это заметили и сразу правильно оценили. Я тебя поздравляю, но только не зазнавайся и не подымай нос слишком высоко, всегда уважай своих товарищей».

Закончил я начальную школу - и почти простился со своей деревней. Учился, работал, опять учился. Вступил, конечно, в комсомол. Был и комсоргом, и членом бюро. Верил партии, верил Советской власти, верил в мировую революцию, верил в светлое будущее - коммунизм Начала появляться вера в Сталина.

Писать, как прошли годы после окончания начальной школы, придется в другой раз и по другому поводу. Могу только сказать, что в 1933 году заехал я в нашу деревню. Мои сверстники вполголоса говорили: "...Троцкий приехал..." Кто постарше говорили: "Вы потише, а то и вас, и его посадят..." Крестьяне уже были в колхозе и голодали. С хуторов их сгоняли в деревню, сады перенести нельзя было, начали рубить на дрова. Хлеба у мужиков не было. Меня мать кормила молоком, но без хлеба. Мужики "втихаря" ругали и Бога, и Христа, всю советскую власть и Сталина, всех большевиков. Молодежь разными путями рвалась уехать из деревни. Бригадиры утром ходили по дворам и выгоняли на работу в колхоз. Один бригадир деда, которому было 104 года, за то, что тот самовольно привез себе дров, оглоблей убил насмерть. Невеселая наступила жизнь в нашей деревне. И уже пели ту же песню, только иначе: "Шумел колхоз, крестьяне гнулись, а власть советская была".

1934 год - год семнадцатого партийного съезда, съезда "победителей". Все газеты, радио, на всех собраниях писали, говорили, кричали, трубили - съезд "победителей".

В отчетном докладе ЦК XVII съезду Сталин сказал: "Наши успехи велики и необычайны, мы переживаем гигантский, колоссальный и мощный подъем производства как в области промышленности, так и в области основных отраслей сельского хозяйства, партии присуща необычайная идейно-политическая и организационная сплоченность рядов, и по этой причине бить некого.." Под этим флагом был осуществлен демонтаж Ленинской системы контроля, ликвидирована ЦКК - РКИ, функциональный принцип построения партийных комитетов заменялся производственно-отраслевым, позволившим им подменять советские и хозяйственные органы.

Съезд проходил в обстановке неистовых славословий и бурных оваций в честь Сталина. Вот некоторые образцы риторики тех дней:

Ворошилов: "Сталин - испытанный, мудрый, величайший вождь". Каганович: "Во главе нашей партии стоит человек, который смог мобилизовать массы с такой решимостью и непреклонностью, как и Ленин, отстоять чистоту учения Маркса-Ленина, сумел обогатить это учение, сумел поднять высоко знамя борьбы за социализм, сумел распознать агентуру классового врага в нашей партии".

Киров: "Сталин - лучший продолжатель дела Ленина, лучший кормчий нашей великой социалистической стройки."

Микоян: "Сталин - великий полководец великой партии, великой страны".

Постышев: "Сталин - великий стратег социалистического государства,

величайший революционный мыслитель, человек несокрушимого действия".

Бухарин: "Сталин - славный фельдмаршал пролетарских сил, лучший из лучших".

Блюхер: "Сталин - великий ленинец, стратег мировой пролетарской революции".

Берия: (пост первого секретаря Берия получил с помощью интриг, клеветы, доносов и личного содействия Сталина. Этот пост был для него трамплином для очередного прыжка. Его речь - образец умелого подхалимства и политической ловкости): "Большевики Закавказья делают и сделают все для того, чтобы стране Советов в 1934 году дать 22 миллиона тонн нефти". (Каганович крикнул: "Браво!"). Товарищ Сталин поставил перед нами задачу - в 1937 году дать не менее полумиллиарда штук цитрусовых плодов стране Советов. И мы заявляем, что дадим (голоса: "Вот это правильно!)".

Сталин был доволен. Мосты наверх для Берии были возведены. Только Блюхер. Бухарин, Постышев, Киров не смогли понять, что они лично сами дали Сталину оружие для их физического уничтожения. Этими безграничными славословиями, ликующими дифирамбами, бурными аплодисментами, переходящим в овации, бесконечными здравицами в честь любимого вождя, родного отца утверждалось, по словам писателя А. Платонова: "Истина в том, что в СССР создается семья, родня, один детский милый двор, и Сталин отец или старший брат всех, Сталин - родитель свежего, ясного человечества, другой природы, другого сердца".

1934 - год убийства Сергея Мироновича Кирова. Год, положивший начало невиданным доселе массовым репрессиям, уничтожению всех старых большевиков, заключению в тюрьмы и концлагеря самых талантливых, самых честных, самых трудолюбивых, самых преданных Революции, ленинизму. Родине, Советской власти. Расстреляны 108 членов и кандидатов ЦК, избранных 17 съездом ВКП (б). Из 1961 делегата 17 партсъезда - 1108 "победителей" были расстреляны, многие отправлены на каторгу в концлагеря. Это после заявления Сталина: "Бить некого".

Это был съезд не победителей, а съезд самого неприкрытого, самого наглого, самого коварного лицемерия, лжи, обмана всего народа, всей страны. Врали всему миру. Успехи в сельском хозяйстве - это в то время, когда миллионы крестьян умирали с голоду, когда крестьяне правдами и неправдами бежали из деревень.

Для меня 1934 год был годом окончания совпартшколы и годом

моего первого неповиновения работнику горкома партии и первого политического несогласия с руководителем партийного комитета.

Нас, учащихся совпартшколы, разбили на бригады по 3 человека. К каждой бригаде был приставлен работник горкома партии. Мне наверняка "повезло" больше всех. Старшим нашей группы был назначен член ВКП(б) Михасев, очень тупой и упрямый. Я тогда не был членом партии, так как прием в партию был закрыт, да еще и молодой был - 19 лет. Но я был активным комсомольцем. Командовать нами из горкома партии был назначен настоящий самодур. Фамилию его я сейчас не помню. Поехали мы в деревню Лопатни. Говорят, она названа "Лопатни", потому, что там всю жизнь люди ходили в лаптях. Деревня была очень большая и очень бедная. Начали мы свою деятельность под руководством горкомовца с обыска каждого крестьянского двора. Нас заставляли лазить на чердаки, в подвалы, обыскивали все сараи, все углы в хатах. И если находили хоть немного зерна или муки, все забирали и грузили на выделенную для этой цели подводу. Но находили очень мало, и я не понимал, как же крестьяне будут жить, если у них нет зерна. А что весной будут сеять? Было непонятно и другое: крестьяне в колхозе или единоличники? Колхоз был, но в колхозе ничего не было: ни лошадей, ни другого скота. Говорят, вначале немного было лошадей и коров, но якобы их забрали за налог, председатель сбежал, а другого не могут найти, никто не идет. Говорят, семь человек исключили из партии за то, что они не согласились идти в председатели. Председатель сельсовета заболел и в общественных местах не появляется. На мои вопросы непосредственно к крестьянам: "В колхозе они или единоличники?", никто ничего не отвечает. Молчат, только плечами пожимают. Вот такая была обстановка. Наш главнокомандующий из горкома все больше и больше злился, потому что чем дальше, тем меньше мы находили зерна и муки. Нам приказали забирать печеный хлеб. Зашли мы в одну хату. Там была худющая женщина и трое худеньких, истощенных детей, одетых в льняные рубашки. На столе лежало полбуханки хлеба, испеченного из мякины, какой-то травы и чуть-чуть муки. Наш Михасев и этот из горкома сказали мне: "Забирай этот хлеб..." Дети это услыхали и заплакали, а я... вышел из хаты. За мной горкомовец вышел и мне сказал: "Убирайся из деревни, за срыв хлебозаготовок вылетишь из совпартшколы, как пробка..." Вот так я осмелился и позволил себе не подчиниться работнику горкома партии. "Не вылетел" я из совпартшколы только потому, что учился хорошо. Например, преподаватель по истории партии Гайлис очень часто уходила по выполнению партийных поручений, и мне поручала вести уроки по истории партии, и еще меня очень любили

директор совпартшколы Николай Георгиевич Тимофеев и большинство преподавателей. И еще потому я "не вылетел", что первым секретарем горкома партии работал делегат 17 партсъезда т. Барабанов, не такой самодур, как этот горкомовец.

Второй раз я чуть "не вылетел" из совпартшколы за активное участие в дискуссии по вопросу строительства социализма и даже коммунизма в отдельно взятой стране в капиталистическом окружении. Преподаватели и учащиеся разделились на два противоположных лагеря. Один лагерь, возглавляемый секретарем парткома Балабешко, доказывал и утверждал возможность строительства социализма в отдельно взятой стране. Второй лагерь возглавляли преподаватели Веселов и Гайлис - моя самая любимая из всех преподавателей. Во втором лагере я принимал самое активное участие и пытался доказать невозможность построения ни социализма, ни коммунизма.

Я даже предположить не мог, что через год Сталин объявит, что "социализм" в нашей стране построен окончательно и бесповоротно. В это время, когда велась эта дискуссия, в нашем городе Клинцы открыли продажу хлеба без карточек по коммерческим иенам. И я в одном из своих выступлений сказал: "О каком социализме, о каком коммунизме можно сейчас говорить, когда большая половина крестьян на Украине умерла с голоду, когда сейчас в нашем Клинцовском районе крестьяне голодают, дети голодают, а мы ходим и чуть ли не изо рта отнимаем у них последний кусок хлеба. Посмотрите, за коммерческим хлебом крестьяне выстроились в очередь длиною 7 километров, стоят в очереди по три-четыре дня, чтобы купить одну буханку хлеба (больше не продавали) и прокормить своих детей, чтобы они не умерли с голоду. Крестьяне, которые сеют, выращивают и убирают хлеб, стоят в очередях, чтобы купить свой хлеб, который мы у них отняли". Речь моя секретарем парткома Балабешко была признана контрреволюционной, и что надо срочно решить вопрос о моей дальнейшей учебе в совпартшколе. Я сказал: "Значит, правду говорить нельзя".

После этой речи вокруг меня сплотилась большая группа учащихся, в большинстве молодежь. В 1936 году все преподаватели и учащиеся, утверждавшие невозможность построения социализма, были арестованы. Сидели они, как позднее и я грешный, в Смоленской тюрьме, откуда были только два выхода, под расстрел или в концлагерь. Третьего пути - домой, не было. Этот путь был закрыт крепкими железными воротами. И все-таки я из совпартшколы и на этот раз "не вылетел". Буквально на следующий день приехал из обкома ВКП(б) профессор Замберг. Он закрыл нашу дискуссию, сказав; "Вопрос построения социализма -

далекое будущее и нет смысла сейчас тратить на это время". Секретарю парткома сделал серьезное замечание от имени обкома партии за организацию такой дискуссии. В отношении меня он сказал, что нельзя исключать молодого человека, который умеет смело мыслить, а потом время покажет: может не вы, а он прав. Так я продолжил учебу и успешно закончил совпартшколу. А с профессором Замбергом мы встретились еще раз - в 7-й общей камере Смоленской тюрьмы в 1937 году.

По окончании Совпартшколы все учащиеся были направлены в те районы, откуда прибыли. Только нас 5 человек, отличившихся большими успехами в учебе, направили в распоряжение обкома ВКП(б). Я получил отличную характеристику и был рекомендован "на газетную работу". Так было записано в характеристике, которую подписал и секретарь парткома Балабешко. Говорят, подписывал со скрежетом зубов.

В обкоме партии меня принял т. Ващекин, ведавший всей печатью области. Очень умный и приятный человек. Через две минуты мы с Ним уже говорили, будто давние знакомые. Оказывается, он обо мне знал от профессора Замберга и по газете "Партшколец", где я был заместителем редактора, а редактором была т. Гайлис и она очень часто поручала мне подписывать газету, да и статьи мои часто печатались. Ващекин мне сказал: "Как ты мне нужен. У нас в Гордеевском районе работает редактором Бобарыкин. Человек неграмотный, всего 4 класса образования, нам его навязали из ГПУ, он у них работал. Газета выходит серой, скучной и неграмотной. Но не можем тебя назначить редактором из-за дурацкого положения. Он обязательно должен быть членом партии, а ты еще только комсомолец. Давай решим так, ты пойдешь туда литсотрудником, попытайся сделать газету хотя бы немножко лучше. Это будет очень трудно, Бобарыкин не даст тебе хорошо работать, но все же попытайся. А как только откроют прием в партию, мы тебя сразу же примем и назначим редактором". Такой устный союз мы заключили с т. Ващекиным.

Приехал я в Гордеевку. Редактор Петр Артемьевич Бобарыкин с первой встречи отнесся ко мне с каким-то презрением. Я случайно подслушал его разговор по телефону с начальником райотдела ОГПУ Голоцук: "... надо его проверить, может из кулаков..." Вот с таким "приятным" началом пришлось приступать к работе в районной газете, которая называлась "Колхозный ударник".

Дали мне лошадку и поехал я по деревням с заданием описывать, как богато и зажиточно живут колхозники. В те времена я пробовал писать стихи. Больше недели я ездил по деревням и написал несколько статеек и одно стихотворение. Мой дорогой редактор все мое творчество

"литературно" обработал и поправил, в том числе и стихи. Все было напечатано в трех номерах газеты. Редактор у меня материал забрал, а меня опять отправил по деревням. И вот там, в деревнях я впервые прочитал свои произведения в нашей газете. Из всего, что я написал, была оставлена только моя фамилия. Остальное было настолько искорежено, что я ничего не узнавал в "своих статьях", не только смысла, а даже факты были так искажены, что имели совершенно противоположное значение. Со стихотворением получился полный абсурд. Мне было очень стыдно читать всю эту галиматью. Что же делать? Как же быть? С кем посоветоваться? Я оказался в очень затруднительном положении. По приезде в Гордеевку я позвонил в обком Ващекину. Тот меня с полуслова понял и обещал переговорить с Бобарыкиным, что незамедлительно и сделал. Но от этого мне стало еще труднее. Решаюсь совершить не очень благородный поступок. Пишу статью и вставляю в текст несколько предложений Ленина и Сталина. Не беру это в кавычки и не оговариваю. Пишу стихотворение и вставляю два четверостишия Пушкина. Все это Петр Артемьевич правит бесцеремонно. Собираю все это и отправляю в обком т.Ващекину. О, ужас! Ващекин арестован, и вместо него, видимо, такой же Бабарыкин, а может и хуже. Меня обвиняют, что я умышленно дискредитирую проверенного и честного коммуниста и он, т.е. я, пишет вражескому элементу Ващекину, который если бы его не обезвредили, поддержал бы его. Короче говоря, я еле ноги унес. Поехал в Ленинград. Обратился в обком комсомола, который меня направил работать в МГУ. А там меня исключили из комсомола, выгнали с работы и 10 августа 1936 года я был арестован. В 1956 году реабилитирован.

Монумент памяти и скорби

По неточным данным в Сосногорске и районе количество жертв красного террора - 17 тысяч человек. По постановлению военного трибунала бериевских войск НКВД в 1941 - 1942 годах было расстреляно 275 человек политзаключенных и 19 человек замучено до смерти пытками на допросах. Все они посмертно реабилитированы.

После четырехлетней неотступной, упорной настойчивости общества "Сосногорский Мемориал" 30 августа 1996 года открыт памятник жертвам красного фашизма.

Это что - праздник?

Да, печальный праздник памяти и скорби. Много пришло жителей

города, немного приехало из района. Были гости из Ухты - ответственный секретарь общества Ухтинского "Мемориала" - Татьяна Владимировна Носова, известный краевед-историк Седов.

Большинство присутствующих были родственниками или друзьями погибших. Почти все принесли и возложили цветы.

Владыка Питирим освятил монумент и благословил всех пожелавших благословения.

Этот памятник будет символом и напоминанием многовековых заповедей: не убий, не кради, не лги, не предавай, не бросай человека в беде, помогай ближнему и дальнему, никому не делай зла, желай и делай всем добро и только добро.

При коммунистической диктатуре были раздавлены не только социальные и национальные слои населения, была страшно изуродована общественная нравственность. Души людей губительно уничтожались последовательно и целенаправленно. И сегодня еще действует закон мафии и уличной шпаны - чтобы все были повязаны кровью и грязью.

Если одних сажали, то других гнали на митинги и заставляли клеймить несчастных и честных. И время от времени брали и сажали тех, кто клеймил, чтобы знали и помнили, что от нар никто не заговорен. Непредсказуемость репрессий усиливала атмосферу всеобщего страха.

Подонки, взрывающие бомбы, и диктатор, опутавший полстраны колючей проволокой, относятся к категории террористов, чья цель: на волне страха прорваться к власти и страхом же эту власть удержать.

Палаческая мораль ГУЛАГа жива и сегодня.

Когда расчетливо истеричный адвокат компартии в предвыборной полемике призывает вычеркнуть из памяти народа кровавую историю советских тюрем и концлагерей, он следует все той же бесстыдной морали: нравственно то, что выгодно номенклатуре. С помощью ГУЛАГа диктатура пыталась превратить всемирную державу в страну трусов, предателей, рабов. А ведь раны на общественной нравственности заживают очень долго. Памятник скорби обращен к нашей памяти и нашей совести. Понудит ли она покаяться духовных наследников Сталина, Берии и Ежова? Вряд, ли. Совесть мучает только тех, у кого она есть.

Где, когда за всю историю человечества на земле было: чтобы убийцам, палачам, угнетателям официально суд разрешал объединяться в группы, комитеты, союзы, партии для того, чтобы организованно издеваться над людьми, создавать организации с целью повергать людей в рабство, убивать их разными способами? Все было и всякое было, но еще никогда не было, чтобы СУД открыто перед всем миром, перед всем человечеством разрешал восстановить организацию тиранов, как это сделал конституционный суд во главе с Валерием Зорькиным.

Посмотрите внимательно и вы увидите в каждом городе, в каждой области, в каждой республике кучку бывших номенклатурщиков, жирующих, купающихся в безграничной роскоши, а рядовые по полгода заработанное не могут получить.

Посмотрите, еще никогда в самые худшие времена не было такой многочисленной армии чиновников, какую мы имеем сегодня повсеместно. Вот результаты преступных действий Валерия Зорькина.

Так пусть же монумент памяти и скорби приведет нас к здравому смыслу, вернет упраздненную совесть, восстановит справедливость и обеспечит нормальную человеческую жизнь.