В. Ю. ЧЕРНЯЕВ^¹

О Н. С. ТАГАНЦЕВЕ И ЕГО ДНЕВНИКЕ

Разбирая летом 1991 г. по просьбе активистки общества «Мемориал» Натальи Борисовны Орловой-Вальской свой семейный архив, Кирилл Владимирович Таганцев обнаружил среди старых писем клееный бумажный свиток и листки, плотно исписанные быстрым, мелким почерком своего деда, Николая Степановича Таганцева. Оказалось, это — уцелевшие части дневника за 1920 и 1921 гг., ценные не только выдающейся личностью автора, крупнейшего юриста, основоположника и классика науки уголовного права в России, сенатора и члена Государственного Совета, известного в прошлом общественного и литературного деятеля. В этих дневниках впечатляюще отражена жизнь старого интеллигента в зиновьевском Петрограде на закате военного коммунизма и в начале НЭПа. Более того, они — ценный исторический источник о деле его сына, географа Владимира Николаевича Таганцева, которое своим кровавым исходом, жестокими массовыми расстрелами в Петрограде потрясло Россию и русское зарубежье. С тех дней это «дело Таганцева» остается на острие споров: что это было на самом деле, злостная выдумка чекистов или естественное сопротивление бесчеловечному режиму красного террора? Большинству читателей «дело Таганцева» памятно тем, что в результате его чекистами был расстрелян поэт Николай Гумилев, чья судьба трагически сплелась с судьбою В. Н. Таганцева и других лиц, о которых повествует этот дневник.

Жизненный путь автора дневника связал середину царствования императора Николая I с концом правления В. И. Ленина.

Родился Н. С. Таганцев 19 февраля (3 марта н. с.) 1843 г. в Пензе. Прадед его жил в Москве на Таганке, отсюда основа фамилии. Желая избавить Н. С. Таганцева от 25-летней рекрутчины, его отец приписался в купцы III гильдии, хотя имел лишь маленький дом. Семейство было большое. Отец не смог денежно поддерживать сына, поступившего в 1859 г. на юридический факультет Петербургского университета, и на жизнь Николай зарабатывал репетиторством, а в 1861 г. выхлопотал себе освобождение от платы за слушание лекций. Уголовное право Н. С. Таганцев изучал также в Германии. В 1867 г. он защитил магистерскую диссертацию «О повторении преступлений» и в 1870 г. докторскую — «О преступлении против жизни по Русскому праву».

Преподавать Н. С. Таганцев начал в 1867 г. в Петербургском университете, а затем также в Училище правоведения, Александровском Лицее и Аудиторском училище, готовившем чиновников военной юстиции. Любимыми учениками строгого профессора были в Лицее — В. Н. Коковцев, в Училище правоведения — В. Д. Набоков.

На квартире профессора Таганцева в декабре 1871 г. тайное собрание с участием Н. В. Чайковского, С. Л. Перовской, Н. К. Михайловского, В. Д. Спасовича, Е. И. Утина и других пришло к выводу, что бороться за конституционные свободы — удел интеллигенции, а она бессильна без народной поддержки. Пути к свободе виделись разные. Революционному террору и насилию Таганцев предпочел содействие развитию человечности в праве и соблюдению прав личности. Его потрясло публичное повешение в Петербурге одноклассника по Пензенской гимназии Д. В. Каракозова, пытавшегося застрелить Александра II. На всю жизнь Таганцев стал противником смертной казни.

На «Процессе 193-х» Н. С. Таганцев сумел выиграть дело своего шурина, народника и земского врача А. А. Кальяна, а затем издал в типографии своего друга, М. М. Стасюлевича, стенограмму этого процесса, хотя понимал, что власти не желают гласности и постараются уничтожить тираж книги, что и случилось.

При дворе знали об этом, но не мешали Н. С. Таганцеву продолжать чтение курса уголовного права сыну Александра II великому князю Сергею Александровичу. Желая пробудить в своем ученике сострадание к совершившим преступление, он возил царского сына в колонию малолетних преступников и в Дом предварительного заключения на Шпалерной улице, где однажды, впустив его в карцер, в шутку захлопнул дверь.

«Красного профессора» трижды избирали членом Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым (Литературного фонда), 11 раз — товарищем председателя и 6 раз — председателем. Собрания нередко проходили на его квартире. Профессура делегировала его приветствовать в 1879 г. приехавшего из Франции И. С. Тургенева.

За несколько часов до убийства императора Александра II Н. С. Таганцев был включен в Комитет для начертания нового Уголовного уложения и трудился в нем более 20 лет. В новом Уложении больше не было пыток, телесных наказаний и жестоких видов казни. Его служение закону снискало уважение императора Александра III, выдвигавшего людей из народа. Он сделал Н. С. Таганцева сенатором, тайным советником, учредил его дворянский род, получивший девиз «Трудом счастлив».

Своей книге лекций «Русское уголовное право» Н. С. Таганцев предпослал эпиграф: «Справедливость без сострадания не справедливость, а жестокость; сострадание без справедливости не сострадание, а глупость». И слово у него не расходилось с делом. В 1887 г. он помог М. А. Ульяновой получить свидание с сыном-народовольцем, в 1898 г. вызволил М. Горького из Метехского замка, а в 1900 г. добился отмены высылки из России Христиана Раковского, вождя балканских социалистов, приехавшего к своей русской жене.

Император Николай II назначил Н. С. Таганцева в 1905 г. в Государственный Совет и приглашал на строго секретные совещания в Петергофе о проекте Основных законов (по сути, первой русской конституции) и создании Государственной думы. Он запомнился Н С. Таганцеву «миниатюрным, хрупким, женственным, с кротко-голубым взглядом», его характером была «полная слабовольность, и ее выражением — переменчивость, а производными качествами — неискренность и двуличность».^¹ Ценя в Таганцеве знатока права, с ним доверительно беседовала вдовствующая императрица Мария Федоровна, лучше своего царственного сына понимавшая пагубность искусственного сохранения отживших государственных порядков.

Н. С. Таганцев отклонил предложение графа С Ю. Витте стать министром народного просвещения, а на Царско-сельских совещаниях выступил против его идеи отложить выборы в Государственную думу на неопределенный срок и сузить круг избирателей. По разные стороны оказались они и в борьбе вокруг законопроекта об отмене смертной казни. Витте добился ее сохранения. В вицмундире, при орденах пришел Н. С. Таганцев на процесс 167 депутатов Государственной думы, подписавших в Выборге воззвание к народу против ее разгона, и демонстративно пожал руку С. А. Муромцеву и В. Д. Набокову, за что получил «высочайшее замечание» Николая II.

На «четверговых обедах» у Таганцева бывали А. А. Кадьян, юристы отец и сыновья бароны Нольде, В. Н. Коковцев, А. Ф. Кони, К. А. Поссе, В. М. Гаршин, Н. Ф. Горбунов, В. Г. Короленко, А. А. Блок, другие литераторы, ученые, художники, артисты. Б. М. Кустодиев написал серию портретов Н. С. Таганцева и его жены, Местонахождение некоторых из них неизвестно.

26 ноября 1916 г. в речи в Государственном Совете Н. С. Таганцев призвал сбросить ярмо «Змея-Горыныча» Г. Е. Распутина. К тому времени он имел все знаки отличия Российской империи, включая орден Св. Александра Невского с бриллиантами, являлся почетным гражданином Пензы и Вышнего Волочка, почетным членом многих университетов почетным председателем Русской группы Международного союза криминалистов. Он приветствовал Февральскую революцию и демократические реформы Временного правительства и был назначен в 1-й Департамент Сената. Вместе со старшим сыном, Николаем Николаевичем, он участвовал в сенатской Комиссии по пересмотру Уголовного уложения. Н. С Таганцева избрали почетным членом Академии наук.

Большевистский переворот он воспринял как гибель правового государства. От разрыва сердца умер при чтении газеты о событиях в Ставке А. А. Кадьян. Сердце не выдержало, как писал Н. С. Таганцев, «грязи и надругательства над сущностью социализма под флагом нового интернационализма; он умер тем же народником, как и был, но с ужасом видя, как поруганы чаяния и верования его молодости»^².

Остается загадкой, как сумел Н. С. Таганцев при тройной цензуре печати издать двухтомник своих воспоминаний в 1919 г., в Петрограде, в дни наступления войск генерала Н. Н. Юденича. В них: «Думалось ли, что придется жить и воочию увидеть эту родину разоренною, искалеченною, униженною, отброшенною на много столетий назад. Ведь при виде гниющего, покрытого струпьями тела ее только верная заветам Спасителя Церковь может еще молитвенно возносить к престолу благого Вседержителя: „Отче, прости им, не ведят бо, что творят"»^³. Большевики уничтожили свободу слова, печати, собраний. Н. С Таганцев спрашивал: «Ну, что, например, общего между временами «кряжа монархизма» Николая I и мгновениями Ленина, если не первого, то единственного, а между тем посравните их, и, может быть, невольно скажете: «История повторяется!» <...> Попробуйте публично и выразительно прочесть, ну хоть бы «Квартет» или «Кот и Повар» или «Осел и Соловей» или, Боже упаси, — «Волк и Ягненок» или «Пир зверей». А не хочешь ли на Гороховую № 2, а то и в «Кресты»»^⁴. Экземпляр этой книги Н. С. Таганцев послал в

Кремль В. И. Ленину. Ответа не последовало, хотя ссылки на нее в воспоминаниях сестер Ленина указывают на то, что она дошла до адресата.

Старший сын Н. С. Таганцева, Николай Николаевич, возглавил Управление юстиции в Правительстве барона П. Н. Врангеля, а младший сын, Владимир Николаевич, географ, работал в Петроградском университете и был секретарем Сапропелевого комитета Комиссии по изучению естественных производительных сил России, созданной при Академии наук. В бывшем отцовском имении Залучье В. Н. Таганцев создал Опытную станцию для исследования полезных свойств сапропеля, растительно-животного донного отложения озер, которое ныне используется в земледелии и медицине. Потрясенный расстрелом своих знакомых кадетов, руководителей «Национального центра», В. Н. Таганцев осенью 1919 г. вступил в политическую борьбу под псевдонимом «Ефимов», завязал отношения с прокадетским «Союзом освобождения» и правосоциалистическим «Союзом возрождения», организациями, входившими в «Национальный центр» и имевшими связь с русской эмиграцией через Финляндию^¹.

За Попытку отправить из Залучья в Петроград коллегам картофель под видом сапропеля В. Н. Таганцев был арестован, и это спасло ему жизнь при разгроме этих организаций. «Ефимова» искали в Петрограде, а он сидел в тюрьмах Бологого, Вышнего Волочка и Твери. Неудачей закончилась также попытка Таганцева совместно с князем Дмитрием Николаевичем Шаховским добыть деньги на борьбу с режимом с помощью создания банковских контор в Петрограде и Москве для перепродажи валюты И драгоценностей в РСФСР и за рубежом. Процент падения рубля превысил процент дохода, да и князь «проиграл на бриллиантах». Дело лопнуло, но вновь В. Н. Таганцеву удалось избежать гибели.

К началу 1921 г. ленинский режим оказался в глубочайшем кризисе, и казалось, он вот-вот рухнет. Чтобы не допустить пагубной для России анархии, быть готовыми к переустройству государства, была создана Таганцевская организация. Как и декабристская, она не имела одного определенного названия. В нее входили противники режима от монархистов до социалистов, желавшие упразднения диктатуры РКП(б), восстановления гражданских прав и многопартийности. Предполагалось сохранить, по крайней мере на переходный период, советский строй, упростить бюрократический аппарат, аннулировать займы и долги внутри и вне России, не восстанавливать утраченные в революцию права и владения, передать землю крестьянам в частную собственность, развивать аренду предприятий и торговый, кооперативный и частный банковский капитал, сохранить государственный контроль над производством, деполитизировать и укреплять Красную армию, пересмотреть условия мирных договоров, подписанных РСФСР, пойти на сближение с Германией.

Для облегчения нелегальных хождений через границу Ю. П. Герман, Е. В. Болотов и другие члены организации зачислились курьерами в разведывательное отделение Генерального штаба Финляндии. Выступление предполагалось не ранее начала навигации, совместно с подпольной группой в Кронштадте, однако восстание там вспыхнуло преждевременно и разрушило планы. Таганцевская организация была единственной из нелегальных организаций России, которой удалось через Финляндию установить связь с Ревкомом восставшего Кронштадта, а затем нелегально переправить в Петроград из Финляндии бежавших туда 15 участников кронштадтского восстания. Они образовали боевую ячейку под руководством моряка Василия Островского. В ночь на 1 мая 1921 г. члены этой ячейки подожгли трибуны на Дворцовой площади, 15 мая взрывом повредили памятник В. Володарскому на бульваре Профсоюзов (Конногвардейском) и готовили покушения на Г. Е. Зиновьева и других организаторов террора.

С помощью провокаторов организация была раскрыта. Среди провокаторов был чекист Александр Опперпут, позднее участник «операции Трест». Аресты начались 25 мая. В. Н. Таганцева арестовали в Залучье 31 мая.

На допросе 2 мая Н. С. Таганцев отрицал, что ему было известно об обнаруженных при обыске в квартире листовках, «белогвардейской литературе» и деньгах, и отказался назвать знакомых сына. 16 июня он послал письмо В. И. Ленину:

Владимир Ильич!

Я обращаюсь к Вашему сердцу и уму, веря, и отчасти предчувствуя, что Вы меня поймете. Ходатайствую за моет сына Владимира, Вашего политическою противника, теперь схваченного, судимого и которого ожидает тяжкое наказание.

Что он человек преданный науке — это знают и подтверждают его товарищи и ученые; что он человек чистой души и честных убеждений, это засвидетельствует знающий его, хорошо Вам известный, хороший человек — Захарий Григорьевич Гринберг.

Я назвал Гринберга хорошим человеком, потому что я его лично знаю, хотя по моим старческим (мне 78 л.), но твердым русским убеждениям — я хотя и не монархист, но и не большевик, чего никогда не скрывал и не скрываю, я другого лагеря.

Я обращаюсь к Вам с просьбою о смягчении участи сына по двум основаниям: 1) внешним, я хорошо знал Вашего покойною отца и Вашу матушку; был в 1857 и 1858 гг. вхож в Ваш дом, 2) внутренним: потому что я, по своим убеждениям, в тяжелые времена царизма, никогда не отказывал в ходатайствах и помощи политическим обвиняемым. Это подтвердят все меня знающие, как мои ученики, так и все обращавшиеся ко мне.

Отнеситесь и Вы сердечно к моему сыну. В подтверждение моих слов об отношениях к Вашей семье и к нуждающимся в помощи, я ссылаюсь на мои воспоминания (Пережитое, изд. 1919 г., т. 2, стр. 31). Я посылал Вам мои воспоминания, напечатанные в Государственной Типографии <слово неразборчиво> при содействии Гринберга, не знаю, дошли ли они до Вас. Фактические сведения о деле Володи я сообщаю в письме к 3. Г. Гринбергу.

На какое-либо уведомление от Вас о получении этого письма, не знаю, могу ли рассчитывать?

Заслуж. проф. почетный академик

Николай Степанович ТАГАНЦЕВ

Петербург, Миллионная, Д[ом] ученых, комната № 8.

Р.S. Вчера вечером получил сведения, что все мои лично принадлежащие вещи (платье, белье, посуда и т.д.) увезены из моей квартиры (конфискованы). Не могу и понять, по каким юридическим основаниям! Довожу и это до Вашего сведения^¹.

Прочтя это письмо 17 июня, В. И. Ленин поручил своему секретарю Л. А. Фотиевой снять копии и послать Ф. Э. Дзержинскому и другим, а также запросить о возможности смягчения участи В. Н. Таганцева и возвращении вещей Н. С. Таганцеву. Ф. Э. Дзержинский и П. А. Красиков ответили в своих письмах, что В. Н. Таганцев является опасным врагом и должен быть подвергнут суровой репрессии. В. И. Ленин послал в Петроград, чтобы возглавить следствие, свое доверенное лицо, Я. С. Агранова, секретаря Малого Совнаркома и особоуполномоченного по важным делам при президиуме ВЧК.

Согласно материалам уголовного дела, В. Н. Таганцев при аресте признал свое участие в борьбе против режима, но отказывался давать подробные показания. 21 июля он отверг предложение Агранова (от лица Коллегии ВЧК) назвать всех участников организации в ответ на облегчение их участи. В ночь на 22 июля он пытался повеситься в камере на скрученном полотенце, а 22 июля принял предложение Президиума ВЧК раскрыть секреты организации и помочь ее скорейшей ликвидации в обмен на гарантии неприменения к ее членам расстрела, немедленного освобождения непричастных и соблюдения ряда условий. Бежавший в Финляндию участник организации филолог-германист и скандинавист Б. П. Сильверсван в 1931 г. в частном письме писателю А. В. Амфитеатрову заметил, что В. Н. Таганцев в заключении перенес «в тысячу раз больше всевозможных мучений, чем все остальные», а поэтому «человека, попавшего в руки дьяволов в человеческом образе, невозможно судить как свободного человека»^².

А. Ю. Кадьян, вдова А. А. Кадьяна, после выхода из ГубЧК послала 29 июля В. И. Ленину через М. Горького письмо, где напомнила, как ее муж помогал ленинской семье после казни А. И. Ульянова, и просила сохранить жизнь В. Н. Таганцеву и выпустить на свободу его жену, у которой маленькие дети и началось кровохарканье. К ее письму М. Горький приложил свою записку с мнением, что все это дело — провокация^³. В. И. Ленин, чье здоровье стремительно ухудшалось, был в отпуске в Горках. Он уклонился от личного ответа и 10 августа поручил Л. А. Фотиевой написать А. Ю. Кадьян, что «Таганцев так серьезно обвиняется и с такими уликами, что освободить сейчас невозможно».

1 сентября «Петроградская правда» опубликовала первый расстрельный список по «делу Таганцева». Листовку с этим списком расклеили на улицах города. Первым в нем значился В. Н. Таганцев, седьмой — его жена, Надежда Феликсовна. В списке были друзья семьи, включая правоведа профессора Н. И. Лазаревского и скульптора князя С. А. Ухтомского, а также Н. С. Гумилев, художник В. К. Акимов-Перетц с беременной женой, талантливой пианисткой, другие деятели искусства, ученые, совслужащие, рабочие, моряки. Всего по делу были привлечены 833 человека, из них не менее 96 убиты, многие посланы в концлагеря и ссылку, а уцелевшие вновь позднее репрессировались. Таганцевцы оказались еще менее способны к перевороту, чем декабристы 1825 г., но понесли наказание куда более жестокое. Среди пострадавших по делу оказались и люди, не имевшие отношения к организации. Целью расправы было развеять иллюзии о возможности политических перемен и запугать интеллигенцию, лишить ее народной поддержки. И эта цель была достигнута.

Н. С. Таганцеву отказали в разрешении уехать в Париж. 22 марта 1923 г. он скончался и похоронен рядом с родными на Митрофаниевском кладбище. В конце 1920-Х годов ленинградские власти сровняли кладбище с землей и на пустыре открыли барахолку. Сходная судьба постигла идеи Н. С. Таганцева об охране прав личности и о развитии человечности в праве.

На смену ленинскому «красному террору» шел сталинский Большой террор.

* * *

Дневник Н. С. Таганцева за 1920 г. представляет собою свиток из нескольких склеенных листов бумаги, а дневник 1921 г. — пачку двойных листов с нумерацией страниц 9 — 24 и 41 — 72; остальные утрачены. Написан дневник от руки, в 1920 г. черными и фиолетовыми чернилами, в 1921 г. только фиолетовыми. Почерк Н. С. Таганцева весьма неразборчив. Трудоемкую работу по дешифровке дневника провела Наталья Борисовна Орлова-Вальская (1953—1994), математик и историк науки, сотрудница Главной астрономической обсерватории в Пулково и активистка Историко-просветительного общества «Мемориал», чья жизнь безвременно оборвалась в результате медицинской ошибки. Помогали ей в дешифровке К. Ю. Лаппо-Данилевский и К. В. Таганцев.

Дневник воспроизводится в соответствии с принятыми правилами публикации исторических источников. Недописанные части слов заключены в угловые скобки, пропущенные слова — в квадратные скобки. После слов, точность прочтения которых вызывала сомнение, поставлен знак (?).