Попов Илья Викторович

Жизнь и смерть священника Илии Попова

Сухарев А. Г. Жизнь и смерть священника Илии Попова. – Смоленск : Маджента, 2013. – 168 с. : ил. – Библиогр. : с. 157-165 (94 назв.).

Содержание

От редакции ......................................................................................4

От автора ............................................................................................6

Жизнь и смерть о. Илии Попова ...............................................7

1. Биографическая справка ...................................................... 11

2. Почему и как написана эта книга ...................................... 27

3. Родительская семья и предки И. В. Попова .................. 34

4. Семья ........................................................................................... 44

5. Годы службы до революции ................................................. 51

6. Революция, гражданская война и первые годы

советской власти: 1916–1928 .............................................. 59

7. Лишение избирательных прав, конфискация дома

и имущества: 1929–1934 ....................................................... 80

8. Закрытие Флоро-Лаврской церкви;

«совершение нелегальных религиозных обрядов,

как то крестины, похороны, молебствия и т. д.»;

арест и расстрел: 1935–1937 ................................................ 87

9. Послесловие ............................................................................144

Приложение .................................................................................151

Источники ....................................................................................157

Список иллюстраций ................................................................166

От редакции

Представляемая читателю книга – произведение глу-

боко личное. Оно посвящено деду автора – протоиерею

Илие Попову, донскому священнослужителю, расстре-

лянному в 1937 году. В книге прослеживается жизнь

династии донских церковно- и священнослужителей,

на протяжении более полутора веков. На примере жизни

и деятельности отца Илии в 1930-е годы выпукло и в то

же время с множеством мельчайших исторических дета-

лей показана история гонения властей на церковь и борь-

бы прихожан за веру.

Автор, Алексей Григорьевич Сухарев, – доктор физи-

ко-математических наук, профессор. В 1971–1994 годах

работал в Московском государственном университете

им. М. В. Ломоносова. Имеет более 100 научных работ,

в том числе 10 монографий и учебников, многие из ко-

торых опубликованы в различных странах мира. В 1990

году основал компанию, специализирующуюся в области

информационных технологий и работающую в основном

на рынке США. С 1994 года живёт в США. А. Г. Сухарев –

автор многочисленных российских и зарубежных публи-

каций по бизнесу в области высоких технологий. Ему

посвящены многие статьи в ведущих российских и зару-

бежных изданиях, а в 2004 году газета «Нью-Йорк таймс»

назвала его «крёстным отцом российского аутсорсинга».

Данная книга – первый опыт А. Г. Сухарева в историко-

публицистическом жанре.

Предисловие написано профессором А. В. Венковым –

видным историком, специалистом по истории казачества,

истории Гражданской войны в России и военной истории,

автором многих работ по истории и художественных про-

изведений.

От автора

Эта книга о моём деде, священнике И. В. Попове. Все

его прямые предки по мужской линии, по крайней мере

в пяти поколениях, были донскими священно- и церков-

нослужителями, прапрапрадед – священником XVIII

века.

Особое внимание в книге уделяется последнему пери-

оду жизни отца Илии – 30-м годам ХХ века, а также по-

следней церкви, где он служил, многострадальному храму

во имя святых великомучеников Флора и Лавра в станице

Пролетарской Ростовской области, и его прихожанам, ве-

рующим 1930-х.

Жизнь, отданная за церковь

Перед нами книга Алексея Сухарева «Жизнь и смерть

священника Илии Попова».

Книга о жизни и мученической смерти российского

священника – явление в нашей литературе отнюдь не ча-

стое. Долгое время Русская православная церковь была

гонима в нашей стране, и подобное произведение было

просто немыслимо. Теперь же, когда времена довольно

сильно изменились, государство сохраняет светский ха-

рактер, и всё, что пишется о церкви, о её истории, о вере,

в большинстве своём является творением рук служителей

церкви. Отечественная наука, конечно же, изучает цер-

ковную историю, но тем не менее у нас в настоящее время

параллельно существуют две литературы, освещающие

церковную жизнь, – светская и духовная. Священнослу-

жители участвуют в научных мероприятиях, посвящён-

ных светской жизни, проблемам отечественной истории,

но деятельное вмешательство светских учёных в меро-

приятия, проводимые Церковью, если и встречается, то

редко, и опыт автора этих строк показывает, что в таких

случаях учёные по приглашению священнослужителей

выполняют функции экспертов.

И вот перед нами книга, выходящая из сложившего-

ся ряда. Автор, ныне здравствующий, успешный учёный,

живущий за границей, написал историю собственного

деда – священника, расстрелянного «за контрреволю-

цию» в страшный период репрессий 1937–1938 годов.

Трудно ждать объективности, когда родственник пи-

шет о родственниках, особенно о родственниках постра-

давших, репрессированных. Трудно восстанавливать

по крупицам жизнь дорогого тебе человека и сохранять

при этом полную беспристрастность. Но представленная

книга всё же, насколько это возможно, объективна.

Написана она строго по документам, без каких-либо

домыслов. Базовая профессия автора – математик – на-

ложила своеобразный отпечаток на всё исследование.

Только факты, факты подтвержденные, проверенные,

отразившиеся в документах, – вот основа книги об отце

Илии Попове. А чтобы жизнь во всем её многообразии

не утонула в обилии справок, выписок, цитат, в работу

включено большое количество иллюстраций. И опять

же – иллюстраций не отвлечённых, а относящихся стро-

го к рассматриваемым событиям. Уцелевшие фотографии

донесли до нас одухотворённые образы людей с честными

и ясными глазами, с чувством достоинства, с внутренней

строгостью.

Казалось бы, в наш прагматичный, торопливый век,

раздираемый страстями и искушениями, кому может быть

интересна книга о рядовом священнике, погибшем, но не

покорившемся? Да и насколько велик тираж, какую ау-

диторию он охватит? Книга важна для потомков о. Ильи

Попова, она вызовет интерес у нынешних священников,

у людей верующих, которых всё-таки, в сравнении с про-

шедшими временами, не так много. Таковы реалии. Но эта

книга, безусловно, внесёт свой вклад в сохранение духов-

ности нашего народа, в сохранение самого дорогого, что

у нас есть.

И ещё одно: книга имеет научное значение. Она даёт

нам большой и разносторонний материал о жизни и цен-

ностях такого социального слоя, как сельские священники,

а ведь именно они, наряду с сельскими учителями (даже

больше и раньше учителей), формировали духовность по-

давляющего большинства населения нашей страны, кото-

рая до середины ХХ века фактически была крестьянской.

В книге показано, как складывались священнические ди-

настии, как жили, с кем роднились, к чему стремились.

Показана та самая «повседневность», на которую сейчас

обращает особое внимание наша отечественная истори-

ческая наука. Показана жизнь и служба священников

в станицах трёх округов – 1-го Донского, Ростовского

и Сальского. Показано и то, как искали и определяли свой

жизненный путь после революции и гражданской войны

потомки разгромленных священнических династий. Та-

ким образом, описывая жизнь семьи сельского священни-

ка, казака по происхождению, автор приподнимает завесу

над рядом сложных и важных проблем нашей региональ-

ной истории, да и не только региональной.

Наиболее важный и интересный, на мой взгляд, раз-

дел книги – история послереволюционной жизни и му-

ченической гибели о. Илии Попова. Эта часть книги на-

писана по материалам местных и центральных органов

власти и материалам ФСБ. В них отражены последние

годы и дни о. Илии. Лейтмотив этого периода в жизни

священника – верность. Стойкость и верность. Гонимый

служитель терзаемой церкви, лишённый властью средств

к существованию, оставался верен своей пастве и сохра-

нил её доверие. На Дону, где в годы гражданской войны

было выбито практически всё взрослое мужское казачье

население, женщины-казачки открыто поддерживали тре-

бования восстановить храмы – вот что явствует из мате-

риалов ФСБ, приводимых в книге. И отец Илия боролся

как мог вместе с этими женщинами.

Конец священника трагичен и символичен. Его обви-

нили в протестном движении, в «контрреволюционной

пораженческой агитации» и, как врага существующей

власти, казнили в день Великого Праздника, в день По-

крова Святой Богородицы. Ныне этот день считается

на Дону Войсковым Праздником.

Зная предыдущую жизнь о. Илии, мы можем пред-

положить, что эта дата, когда он встретил смерть за веру

и церковь, была воспринята им как знак, как награда Не-

бес за все его земные труды и службу на духовном попри-

ще…

А. В. Венков

1. Биографическая справка

Попов Илья Викторович

Дата и место рождения

Родился 20 июля 1871 г. в станице Кочетовской Перво-

го Донского округа Области Войска Донского [1, 2].

Дата рождения дана по метрической книге. Та же дата

указана в [3] и других доступных клировых ведомостях

Успенской церкви станицы Кочетовской, где служил отец

И. В. Попова. В [2] и во всех других доступных клировых

ведомостях церквей, где служил И. В. Попов, а также в его

уголовном деле (по всей видимости, и в паспорте) указана

дата 19 июля 1871 г. Дата крещения, согласно метриче-

ской книге [1], – 20 июля 1871 г.

Таким образом, в соответствии с метрической книгой,

дата рождения И. В. Попова по григорианскому календа-

рю – 1 августа 1871 г.; в соответствии с клировыми ведо-

мостями церквей, где служил И. В. Попов, и его уголов-

ным делом дата рождения – 31 июля 1871 г.

Всюду далее даты до февраля 1918 г. даются по юлиан-

скому календарю, с февраля 1918 г. – по григорианскому

календарю.

Происхождение, семья

Казачьего происхождения; сын, внук, правнук, пра-

правнук и прапраправнук донских священно- и церков-

нослужителей; прапрадед – пономарь с 1801 г., священник

с 1817 г.; прапрапрадед – священник конца XVIII – начала

XIX веков.

Отец и предки отца

Отец, Попов Виктор Михайлович, родился 11 ноября

1845 г.; диакон, уроженец станицы Нижне-Кундрюческой,

казачьего происхождения, из семьи церковнослужителя

(пономарский сын) [3]. Имел 9 братьев и сестёр [4–9].

Сестра, Евдокия Михайловна Фёдорова, приблизительно

1868 года рождения, жила в его семье в 1904 г. [10].

Здесь и всюду далее «приблизительно», когда речь идёт

о годе рождения, означает – с точностью до одного года

(в соответствии с записью в какой-либо из клировых ведо-

мостей). В клировых ведомостях часто не указывалась дата

рождения, но указывался возраст. Так, в ведомости [10]

за 1904 г. сказано, что Евдокии Михайловне Фёдоровой 35

лет, но в ведомостях [8, 9] за 1884 и 1885 годы – 16 и 17

лет соответственно. Следует иметь в виду, что зачастую,

особенно в начале XIX века, составители клировых ведо-

мостей возраст указывали неточно, не сверяясь даже с ими

же сделанными прошлогодними записями. В некоторых

случаях разница составляет более двух лет.

С 17 сентября 1860 г., после увольнения из высшего

класса Новочеркасского духовного училища, – дьячок

Николаевской церкви станицы Усть-Быстрянской; с 6

сентября 1865 г. по 1908 г. (год последней доступной кли-

ровой ведомости) – пономарь, затем – диакон Успенской

церкви станицы Кочетовской [3]. Продолжал служить в

той же церкви и в 1910 году (см. Приложение). Отличал-

ся «очень хорошим чтением, пением», «кротким характе-

ром», был «по службе очень исправен» [11]. Преподавал

в Кочетовской церковноприходской школе и в Кочетов-

ском женском приходском училище. За труды по народно-

му образованию в мае 1896 г. награждён грамотой Священ-

ного Синода [3].

Отец Виктора Михайловича – Михаил Иванович Фё-

доров, уроженец станицы Нижне-Кундрюческой, казачьего

происхождения, дьячковский сын, приблизительно 1827

года рождения; после увольнения 25 февраля 1845 г. из выс-

шего отделения Новочеркасского духовного училища опре-

делён пономарём Христорождественской церкви станицы

Нижне-Кундрюческой [4–9]. Михаил Иванович имел зачис-

ленное за ним с 7 июня 1837 г. пономарское место в прич-

те Христорождественской церкви [12]. В 1863 г. на протя-

жении 7 месяцев служил пономарём Покровской церкви

Журавских хуторов Нижне-Кундрюческой станицы. Затем

вернулся в Христорождественскую церковь, где и продол-

жал служить дьячком и псаломщиком по крайней мере

по 1885 г. [7–9]. «Характера доброго, поведения очень хоро-

шего, <…> чтение, пение и катехизис – очень хорошо» [8].

26 января 1873 г. «за долговременную службу, беспорочную

и усердную, удостоен Архипастырского благословления»,

в 1884 г. исполнял должность помощника настоятеля [8].

Жена – Прасковья (Параскева) Дмитриевна, приблизитель-

но 1828 года рождения. У Михаила Ивановича и Прасковьи

Дмитриевны было 10 детей [4–9]. Виктор – старший сын

[4–6]. Другие дети: Елизавета, приблизительно 1848 года

рождения [5, 6], в 1884 г. в замужестве за урядником Ефимом

Михайловым [8]; Анна, приблизительно 1850 года рожде-

ния [8, 9], в 1884 г. в замужестве за коллежским регистрато-

ром Иваном Сисюкиным [8]; Александра, приблизительно

1852 года рождения, в 1884 г. в замужестве за урядником

Иваном Лесниковым [8]. Ещё дети: Борис, приблизительно

1859 года рождения, в 1984 г. женат на дочери урядника Пе-

лагее Сизякиной; Матвей, приблизительно 1861 года рожде-

ния, в 1884 г. женат на дочери казака Параскеве Нефедовой,

дочери их Ирине полтора года [8]. Младшие дети: Василий,

Марфа, Евдокия, Иван, приблизительно 1863, 1865, 1868,

1872 годов рождения соответственно [7–9].

Дед Виктора Михайловича – дьячок Христорожде-

ственской церкви станицы Нижне-Кундрюческой Иван

Фёдоров, приблизительно 1802 года рождения. Был

определён к Христорождественской церкви «по прика-

зу Войсковой канцелярии 4 октября 1820 года», в 1823 г.

служил в Христорождественской церкви пономарём [13].

Был женат на Ирине Гавриловой (Ирине Гавриловне), ко-

торая в 1840 г. в возрасте 38 лет была уже вдовой [12, 14].

Родителями Ирины Гавриловой были дьячок Христорож-

дественской церкви Гавриил Сергиев (Гавриил Сергие-

вич), приблизительно 1754 года рождения [15–18], и Пе-

лагея Степанова (Пелагея Степановна), приблизительно

1771 года рождения [12. Л. 50 об.; 5. Л. 58 об.]. Михаил

был старшим сыном в семье, имел брата Фёдора (прибли-

зительно 1829 года рождения), который в 1840 и в 1841

годах обучался вместе с Михаилом в Новочеркасском ду-

ховном училище [12, 14].

Прадед Виктора Михайловича – Фёдор Евсигнеевич

Евсигнеев, отец Ивана Фёдорова, приблизительно 1780

года рождения, «священнический сын, казачьего проис-

хождения, в училищах не обучался». С 10 декабря 1801 г. –

пономарь, с 15 июня 1805 г. – дьякон Христорождествен-

ской церкви станицы Нижне-Кундрюческой, «а 1817-го

года сентября 28-го дня Преосвященным Епифанием по-

свящён в священника» [12, 15–18]. В 1847 г. «по представ-

лению Преосвященнейшего Игнатия, Архиепископа

Донского, и удостоению Святейшего Синода Высочайше

пожалован фиолетовой бархатной скуфьей» [5]. Продол-

жал служить священником Христорождественской церк-

ви по крайней мере до 1852 г. [6]. Был женат на Ксении

Андриановне, приблизительно 1779 года рождения. Кроме

Ивана в семье были и другие дети: Татьяна, приблизитель-

но 1799 года рождения; Анна, приблизительно 1807 года

рождения; Афанасия, приблизительно 1812 года рожде-

ния; Василий, приблизительно 1819 года рождения [13,

15–18]. Вдова Ивана Фёдорова, Ирина Гавриловна, жила

в 1840 и 1841 годах в доме свёкра Фёдора Евсигнеева на его

«пропитании», а её сыновья Михаил и Фёдор обучались

в Новочеркасском духовном училище, находясь на содер-

жании деда. В 1848 г. Ирина Гавриловна продолжает жить

в доме свёкра на пропитании свёкра и сына Михаила, а

в 1852 г. живёт уже целиком на пропитании сына [5, 6].

Прапрадед Виктора Михайловича, Евсигней Иванов,

отец Фёдора Евсигнеевича Евсигнеева, приблизительно

1757 года рождения, был «определён в чин» священника

Христорождественской церкви станицы Нижне-Кундрю-

ческой в 1792 году, на что имел «ставленную грамоту».

Продолжал служить священником Христорождествен-

ской церкви по крайней мере до 1811 г. Был женат на Иу-

стине Евдокимовой, приблизительно 1759 года рождения.

Кроме старшего сына Фёдора в семье были и другие дети:

Анна, приблизительно 1785 года рождения; Аркадий, при-

близительно 1792 года рождения; Иван, приблизительно

1795 года рождения [15–18].

Таким образом, донской священник конца XVIII –

начала XIX веков Евсигней Иванов приходился моему

деду, священнику Илие Попову, родным прапрапрадедом

по мужской линии. В 1801–1803 годах в Христорожде-

ственской церкви было два священника, второй – Иосиф

Симеонов – приходился Евсигнею Иванову двоюродным

братом [15]. И не исключено, даже вероятно, что среди

предков Евсигнея и Иосифа были церковно- и священ-

нослужители. Однако подтвердить это предположение

трудно, так как ни одной клировой ведомости Христо-

рождественской церкви, относящейся к XVIII веку, не со-

хранилось, а в клировых ведомостях начала XIX века про-

исхождение членов клира не указывалось.

Мать

Попова Мария Митрофановна, дочь урядника стани-

цы Кочетовской Митрофана Леонова [19].

Жена

Попова Анна Степановна. Родилась 3 февраля 1876 г.

в станице Баклановской [2], умерла в Тбилиси в 1948 г.

[20]. Замужем за Ильёй Викторовичем с лета 1893 г.

Её отец, Степан Иванович Казинцев, приблизитель-

но 1836 года рождения, урядник станицы Баклановской,

служил в Войске с 1 января 1855 г. по 1 января 1870 г.,

состоял в батарее, окончил курс в фейерверкской школе,

награждён бронзовой медалью за войну 1854–1855 годов

и нашивкой за «беспорочную службу» [21]. После выхода

в отставку – судья станичного суда, почётный блюститель

приходского училища [21], занимался «мелочной торгов-

лей», имел «движимое имущество – 3 коровы, лошадь»

[22]. Был женат первым браком на Пелагее Яковлевне

[23]. Венчался с матерью Анны Степановны – Праско-

вьей (Параскевой) Петровной 11 ноября 1859 г. [24]. Пра-

сковья Петровна, приблизительно 1836 года рождения

[22], – дочь урядника Петра Баранова [24, 21].

Братья Анны Степановны – Александр, Алексей

и Иларий (Илларион), приблизительно 1865, 1870 и 1873

годов рождения [21]. В 1888 г. Александр «состоит в чис-

ле студентов Московского Университета на V семестре

Историко-Филологического факультета, поведения он

Казинцев очень хорошего», последние два полугодия «за-

чтены полностью» [25].

Дед Анны Степановны, Иван Казинцев, служил в Во-

йске, награждён Георгиевским крестом за Крымскую во-

йну 1854–1855 годов и тремя медалями [20].

Дети

Вера – родилась 6 августа 1894 г. на хуторе Крым-

ском станицы Кочетовской [2]. В 1908 г. обучалась в 4-м

классе Донского Епархиального училища [26], в 1910 г. –

в 6-м классе Ростовской-на-Дону женской гимназии

Любимовой [2]. В 1913 г. поступила в Москве на истори-

ко-филологические и юридические курсы, учреждённые

В. А. Полторацкой. После выхода замуж за Дмитрия Дми-

триевича Пагирева и окончания им в 1914 г. юридического

факультета Императорского Московского университета

уехала с мужем в Тифлис и окончила Тифлисские высшие

женские курсы. Имела дочь Ксану (Ксению). Работала

учительницей истории, считалась одной из лучших учите-

лей средних школ Тбилиси [20]. Умерла в Тбилиси 18 ян-

варя 1981 г.

Михаил – родился 19 марта 1896 г. на хуторе Крым-

ском, в 1910 г. обучался в 3-м классе Ростовской-на-Дону

казённой гимназии [2], в гражданскую войну воевал

на стороне белых. До и сразу после Великой Отечествен-

ной войны жил в Баку. Вскоре после войны исчез, скры-

ваясь от преследований НКВД, и связей с семьей не под-

держивал [20].

Сергей – родился 16 ноября 1897 г. на хуторе Крым-

ском, в 1910 г. обучался во 2-м классе Ростовского-на-

Дону Петровского реального училища [2], умер в молодо-

сти [20].

Мария – родилась 7 марта 1899 г. на хуторе Крымском.

В 1910 г. обучалась во 2-м классе Ростовской-на-Дону ка-

зённой женской гимназии [2]. Окончила Екатерининскую

женскую гимназию Ростова-на-Дону в 1916 г. и дополни-

тельный педагогический класс той же гимназии в 1917 г.

Из института была отчислена как дочь священника. Была

замужем за Владимиром Михайловичем Флавицким,

имела сына Юрия. Работала учительницей начальных

классов в Тбилиси. Умерла 6 января 1983 г. в посёлке

ВУГИ (г. Люберцы Московской области).

Александра – родилась 9 октября 1907 г. в станице

Гниловской [2], окончила Советскую трудовую школу II

ступени имени Ильича в станице Пролетарской в 1925 г.

и Практический счетоводный институт имени Г. Зиновье-

ва в Тифлисе в 1926 г. В высшее учебное заведение не при-

нята как дочь священника. Работала на различных бухгал-

терских должностях в Азербайджане и Грозном до выхода

замуж в 1936 г. за Григория Михайловича Сухарева. Име-

ла сыновей Михаила и Алексея. Умерла 18 мая 1959 г.

в Грозном.

Татьяна – родилась 13 августа 1910 г. в станице Гнилов-

ской [2]. Скрыв происхождение, окончила университет

в Тбилиси. Была замужем за Александром Фёдоровичем

Скориным. Имела дочь Галину. Работала учительницей

математики в Тбилиси. Умерла 9 марта 1996 г. в Тбилиси.

Трое детей И. В. и А. С. Поповых умерли во младенче-

стве.

Братья и сестра

Михаил – родился 22 октября 1867 г. [3] (23 октя-

бря 1867 г. согласно [27]), учился в окружном училище

[27]; 1889 г. – «казак, служит при войске» [28]. С 17 июля

1893 г. – псаломщик Ильинской церкви хутора Опа-

ринского (в [29] – Апаринского), учитель Опаринской

церковно-приходской школы. «За усердную службу по-

свящён в стихарь 22 мая 1894 года». С 8 апреля 1904 г. –

псаломщик, а после рукоположения 19 марта 1906 г.

в диакона – диакон-псаломщик (на вакансии псаломщи-

ка) при Александро-Невской церкви г. Александро-Гру-

шевского. С 20 марта 1909 г. до по крайней мере 1910 г. –

диакон Успенской церкви хутора Весёлого. Жена Ксения

Дамиановна родилась 24 января 1868 г.; сын Вениамин –

в 1910 г. двадцати лет, псаломщик Вознесенской церкви

слободы Новопавловки Таганрогского округа; сын Пётр –

в 1910 г. двенадцати лет, учится в духовном училище в тре-

тьем классе; сын Виктор – в 1910 г. семи лет, обучается

дома [27].

Иван – родился 15 октября 1869 г. [3], окончил Ново-

черкасское духовное училище в 1885 г. [30], окончил Дон-

скую духовную семинарию в 1891 г., окончил Московскую

духовную академию со степенью кандидата богословия

в 1897 г. [31, 32]. Учитель Кишинёвского духовного учи-

лища, Кишинёвского епархиального женского училища,

Кишинёвского частного женского восьмиклассного учи-

лища 1-го разряда и Кишинёвского музыкального учили-

ща с 1897 г. по 1904 г. (арифметика, история, география,

греческий язык, Закон Божий) [32]. С 1904 г. по 1910 г. –

учитель Донского епархиального женского училища

(арифметика, география, геометрия), делопроизводитель

и член распорядительного собрания Совета училища [32,

3]. 6 мая 1906 г. награждён орденом Cв. Станислава III сте-

пени, 6 мая 1910 г. награждён орденом Св. Анны III степе-

ни; 7 июня 1909 г. произведён в чин Статского Советника

[32]. С 1910 г. до по крайней мере 1916 г. – учитель латин-

ского языка Новочеркасского духовного училища [32, 33].

Жена – дочь священника Вера Захаровна Губанова. Дети:

Викторин родился 3 августа 1897 г., Николай – 1 декабря

1898 г., Александра – 19 января 1900 г., Анатолий – 17 ок-

тября 1901 г., Сергей – 19 октября 1903 г. [32].

Николай, родился 10 мая 1882 г. [3, 34], окончил Дон-

скую духовную семинарию в 1903 г., 19 июня 1903 г. опре-

делён псаломщиком к Троицкой церкви станицы Семика-

ракорской Семикаракорского благочиния [35]. 19 декабря

1904 г. рукоположён в священника к Михаило-Архан-

гельской церкви посёлка Мало-Орловского Семикара-

корского благочиния. С 7 декабря 1907 г. до по крайней

мере 1911 г. – священник при Успенской церкви станицы

Владимирской Александровско-Грушевского благочи-

ния. В 1911 г. награждён набедренником. Законоучитель

министерских школ станицы Владимирской. Жена Татья-

на Ивановна – в 1911 г. двадцати трёх лет. Сын Николай –

в 1911 г. шести лет [35].

Клавдия – родилась 7 декабря 1888 г., окончила Дон-

ское епархиальное женское училище [10, 36], была заму-

жем за учителем Городского училища Кадетовым [3].

Генеалогическое дерево И. В. Попова представлено на

иллюстрации, вложенной в конверт в конце книги.

Периоды жизни

Учёба

Новочеркасское духовное училище (с 1882 г. по 1886 г.)

[37], Донская духовная семинария (с 1886 г. по 1892 г.) [2].

Посвящён в стихарь Высокопреосвященнейшим Ма-

карием, Архиепископом Донским и Новочеркасским 22

октября 1891 г. [38].

Рукоположение

Рукоположён в священника Архиепископом Донским

Макарием к Одигитриевской церкви хутора Крымского

станицы Кочетовской 8 августа 1893 г. [2].

Служение

Псаломщик

Определён псаломщиком Архангельской церкви ста-

ницы Золотовской 22 июня 1892 г. [2].

Священник

– Одигитриевская церковь хутора Крымского станицы

Кочетовской Константиновского благочиния с 8 августа

1893 г. до 23 января 1904 г. [2].

– Заведующий и законоучитель Крымской церков-

но-приходской школы.

– Законоучитель Крымского Министерского при-

ходского училища.

– Духовный следователь Константиновского бла-

гочиния с 1 августа 1901 г.

– Настоятель Николаевской церкви хутора Власово-

Аютинского Александровско-Грушевского благочиния

с 24 января 1904 г. до 15 сентября 1906 г. [2].

– Заведующий и законоучитель церковно-приход-

ской школы хутора Власово-Аютинского.

– Законоучитель Министерского приходского учи-

лища хутора Власово-Аютинского.

– Настоятель Свято-Троицкой церкви станицы Гни-

ловской в Ростовском-на-Дону округе Донской епархии

с 16 сентября 1906 г. [2] до 6 марта 1912 г.

– Заведующий и законоучитель Гниловской Троицкой

церковно-приходской школы.

– Законоучитель Гниловского приходского Алексан-

дровского училища.

– Заведующий Беляевской школы грамоты.

С начала службы настоятелем Свято-Троицкой церкви

активно включается в строительство второго, Серафимов-

ского храма в приходе Свято-Троицкой церкви. Как непре-

менный член Попечительства по постройке Серафимовско-

го храма в верхней части станицы Гниловской участвует

во всех делах по строительству храма и созданию нового

прихода, начиная со сбора средств на строительство [39. Л.

49, 51, 51а, 51а об., 53, 53 об., 54, 54 об., 67, 67 об.], закан-

чивая освящением храма [39. Л. 69, 69 об.] и получением

разрешений на «открытие самостоятельного штата из свя-

щенника и псаломщика» и на право «вести самостоятель-

ное хозяйство» [39. Л. 72, 73]. Указом от 20 февраля 1912 г.

Святейший Правительствующий Синод разрешил открыть

самостоятельный приход при Свято-Серафимовской церк-

ви станицы Гниловской с причтом из священника и псалом-

щика на содержании за счёт Попечительного Совета [40].

– Настоятель Свято-Серафимовской церкви станицы

Гниловской в Ростовском-на-Дону округе Донской епар-

хии с 7 марта 1912 г. [41, 42] до 14 октября 1916 г.

– Александро-Невская соборная церковь станицы Ве-

ликокняжеской, c 15 октября 1916 г. [43, 44].

– Священник при штабе генерала Мамонтова в 1919 г.

в течение 8 месяцев [44].

– Александро-Невская соборная церковь станицы Ве-

ликокняжеской (с 1925 г. – Пролетарской), после возвра-

щения из войск генерала Мамонтова до закрытия собора

в 1931 г. [45, 46].

– Флоро-Лаврская церковь станицы Пролетарской,

после закрытия в 1931 г. собора до закрытия церкви 16 де-

кабря 1935 г. [44, 46].

– После закрытия церкви совершал «нелегальные» ре-

лигиозные обряды по домам верующих в станице Проле-

тарской до ареста в сентябре 1937 г. [44].

Награды (до 1914 г.)

– За отличную усердную службу по духовному ведом-

ству награждён набедренником 10 января 1900 г. [2].

– За успешное и усердное преподавание Закона Божия

в церковной школе и устройство здания для церковной

школы награждён скуфьей 13 января 1904 г. [2].

– За отличную усердную службу по духовному ведом-

ству награждён камилавкой 6 мая 1909 г. [2].

– Наперстный крест, от священного Синода выдавае-

мый (1913 г.) [41].

– Медаль в память императора Александра III-го

за перепись [41].

– Медаль в память 25-летия церковных школ [41].

– Юбилейные крест и медаль в память 300-летия Дома

Романовых [41].

Преследования в период Советской власти [47]

– Лишение избирательных прав как служителя рели-

гиозного культа – не позднее августа 1930 г.

– Обложение налогом хозяйства по постановлению

Пролетарского финансового отдела – начало 1931 г.

– Опись имущества – 22.01.1931 г. (Дом деревянный –

300 р., Буфет – 50 р., Стол – 20 р., <…> Тумбочка – 5 р.,

Умывальник – 5 р., 4 стула и табуретки – 5р. Итого – 440

р.).

– Реализация имущества на сумму 1015 р. в погаше-

ние долга по культналогу и самообложению и выселение

из дома – весна 1931 г.

– Подтверждение лишения избирательных прав

постановлением Пролетарского станичного совета

от 26.07.1934 г.

– Оставление в списках лиц, лишённых избиратель-

ных прав, по постановлению Пролетарского райисполко-

ма от 25.10.1934 г.

Противостояние беззакониям, творимым Советской

властью в 30-е годы [44].

– В 1936 г. организовал шествие 30–40 верующих

к райисполкому «с требованием об открытии религиозно-

го дома».

– В 1936 г. на базарной площади станицы Пролетар-

ской говорил группе граждан, что «скоро вернут нам

церкви, об этом говорит проект новой конституции».

– В сентябре 1937 г. говорил, что «хватит существо-

вать советской власти безбожников», призывал «подпи-

сываться на строительство церкви» в станице Пролетар-

ской.

Арест, осуждение, расстрел, станица Пролетарская

Азово-Черноморского края [44]

Дата ареста: 24.09.1937 г.

Обвинение при аресте: «Систематически вёл кон-

трреволюционную пораженческую агитацию, обществен-

но полезным трудом не занимался». На момент ареста –

«священник, без определённого рода занятий».

Приговор и приведение приговора в исполнение:

по постановлению «тройки» УНКВД по Азово-Черно-

морскому краю от 09.10.1937 г., «осуждён к высшей мере

наказания – расстрелу с конфискацией лично принадле-

жащего имущества». Расстрелян 14.10.1937 г. (в день ве-

ликого праздника казачества – Покрова Пресвятой Бого-

родицы).

Реабилитация

Реабилитирован заключением прокуратуры Ростов-

ской области от 26.06.1989 г. [44, 48].

2. Почему и как написана эта книга

Мой дед, Илья Викторович Попов, был расстрелян

14 октября 1937 года, а я родился через девять лет после

его смерти. Когда мне было девять лет, мама, Александра

Ильинична Сухарева (Попова), тяжело заболела и через

три года умерла. Поэтому рассказов мамы о деде в памяти

почти не осталось, да и наверняка их мало было.

Надо представлять себе обстановку в стране до XX-го

съезда КПСС, состоявшегося в 1956 году, особенно в се-

мьях, которых непосредственно коснулись репрессии.

Мой отец, Сухарев Григорий Михайлович (1907–1989),

видный геолог-нефтяник, в 1952–1971 годах – ректор

Грозненского нефтяного института, арестован не был,

но знал о репрессиях не понаслышке. Приведу выдерж-

ку из нашей с братом статьи, опубликованной в журнале

«Нефть, Газ и Бизнес» к столетию отца:

«22 августа 1929 года комиссия по проверке состава

учащихся Грозненского нефтяного института вынесла по-

становление об исключении без права поступления в дру-

гие учебные заведения 31 студента „как людей социально

и идеологически чуждых, <…> не перевоспитавших себя

в стенах учебного заведения, не представляющих совер-

шенно роли советского специалиста на производстве и не

интересующихся совобщественностью…“. Третьим в этом

списке стоит Сухарев Г. М. Газета „Грозненский рабочий“

от 25.VIII.1929 поместила публикацию „Чуждый элемент

вычищен из института“ с подзаголовками „Бывший бело-

гвардеец хотел быть командиром социалистической про-

мышленности“ и „Усилим классовую бдительность при

приеме в институт новых учащихся“. В заметке отмеча-

лось, что состав учащихся засорён бывшими белогвардей-

цами, их детьми, детьми торговцев, помещиков и т. д. А в

заключение выражалась уверенность, что произведённая

очистка поможет выполнению институтом основной за-

дачи – дать на производство действительно красных ко-

мандиров социалистической промышленности.

По счастливому стечению обстоятельств это решение

было пересмотрено: 22 мая 1930 года Г. М. Сухарев был

восстановлен в правах студента 4-го курса, так как его

отец „избирательных прав не лишён, а по имущественно-

му положению является середняком“.

Свою трудовую деятельность отец начал как чернора-

бочий 1-го Государственного керосинового завода Грознефти.

Будучи студентом, работал лаборантом, рабочим, техни-

ком. Незадолго до отчисления из института был избран де-

легатом и участвовал во Всесоюзном съезде ударных бригад

(Москва), чем очень гордился. По окончании ГНИ он – нефте-

промысловый геолог, работает на разных должностях объ-

единения „Грознефть“. С мая 1937 по август 1941 года он

является председателем Грозненской Центральной геолого-

технической комиссии Наркомнефти СССР по охране и ра-

циональной разработке нефтяных и газовых месторождений.

Опасная это была должность в то время. Семья жила в доме

нефтяников в центре Грозного. Многие из обитателей этого

дома пострадали от репрессий. Родители не спали по ночам,

слушали шаги на лестнице: не к ним ли идут. Только-только

у них родился первенец. А опасения были не на пустом месте,

того и гляди запишут во враги народа по той причине, что

пробуренная скважина не дала нефть. Но пронесло…»

Предыдущий абзац из статьи основан в том числе и на

таком реальном эпизоде. В 1937 году на совещании в Гроз-

ном нарком Наркомнефти СССР прервал выступление

отца словами: «Для кого недра охраняешь? Для капита-

листов?» Это почти наверняка означало арест в ближай-

шие дни. Спасли чрезвычайные, очень рискованные меры,

осуществление которых началось по инициативе отца

на следующий день после совещания. Риск оправдался.

И этот эпизод был далеко не единственным.

Дом нефтяников в Грозном был большим зданием

в форме квадрата, каждая сторона которого занимала

по кварталу, с большим внутренним двором. Жили там

почти исключительно семьи инженеров-нефтяников. Ря-

дом находилось здание «Грознефти». Арестовывали чаще

всего в ночь с субботы на воскресенье. В 1937–38 годах

субботняя ночь редко проходила без арестов. Арестовы-

вали и в другие ночи и дни. Обстановку в семьях пред-

ставить нетрудно.

В семье в присутствии детей о деде Илье практически

не говорили. В доме стоял рояль, и мама иногда играла

и пела. Помню, однажды она сказала, что дед обладал кра-

сивым голосом и был музыкален. Пожалуй, и всё.

В 2007 году отмечалось столетие отца, и я напра-

вил запросы в архивы Тамбова (семья отца происходит

из Тамбовской губернии) и Ростова-на-Дону, родины

матери. Судьба деда И. В. Попова после его ареста род-

ственникам тогда была неизвестна. Почему-то считалось,

что он замёрз в арестантском вагоне по дороге в Сибирь.

Об этом мне говорили тётки. Поэтому был отправлен

и запрос в ФСБ. Из ответа ФСБ, полученного в сентябре

2007 года, стало известно, что дед был расстрелян. В оз-

накомлении с уголовным делом тогда было отказано из-

за недостаточных доказательств родства.

До лета 2011 года я никакими архивными поисками

больше не занимался. Как-то ранним утром в июле, про-

снувшись, вдруг подумал о деде. Очень отчетливо пред-

ставил себе его. Возникла мысль, что должен воссоздать

для себя и других людей его образ. Ничего сверхъесте-

ственного не случилось, но всё произошло так внезапно

и быстро, что лучше всего описать это, сказав, что внутри

прозвучал голос деда: «Узнай обо мне и расскажи людям».

Повышенной впечатлительностью я не отличаюсь, да

и был долгое время до того дня полностью занят работой

и о семейных делах давно прошедших дней не вспоминал.

С того июльского дня 2011 года я занялся архивными

поисками и расспросами родственников. Всё, что было

известно о деде на тот момент, состояло из архивных ма-

териалов, полученных в 2007 году. Запросы в архив были

основаны на сведениях, записанных в 1990 году со слов

моей тётки Татьяны. Умещались эти сведения на одном ли-

сте и состояли из имён и – в некоторых случаях – отчеств

двух поколений её предков, названия станицы, где родился

её отец, года его рождения и местоположения всех церквей,

где он служил (лишь в одном из них тётя Таня ошиблась).

Родственников, которые могли сообщить что-то новое

об И. В. Попове, было всего двое. Правнучка Мария Чер-

нова долго жила вместе со своей бабушкой, второй доче-

рью И. В. Попова, Марией, в Подмосковье. Внучка, Гали-

на Лисовска, многие годы жила вместе со своей матерью,

младшей из детей, Татьяной, в Тбилиси. Бабушка Галины,

А. С. Попова, жена И. В. Попова, свои последние два года

жила в Тбилиси вместе с дочерью Татьяной и внучкой Га-

линой. Я и начал со звонков Марии и Галине.

Много счастливых случайностей произошло во вре-

мя поисков архивных материалов. Во время недельной

поездки в Ростов в декабре 2011 года, благодаря этим

случайностям и, прежде всего, благодаря доброжелатель-

ности и помощи совсем незнакомых людей, удалось дока-

зать родство с дедом, ознакомиться с его уголовным делом

и узнать многое о нём. Везло и позже.

Скажем, 8 мая 2012 года, возвращаясь из Москвы до-

мой (живу я в США), проверив почту во время пересадки

в Нью-Йорке, я увидел письмо от Татьяны Самариной.

Фамилии этой я не знал. Оказалось, что это внучка тёти

Веры. Встречались мы с Татьяной один раз в жизни, в 1953

году, когда все четыре дочери И. В. и А. С. Поповых собра-

лись вместе с семьями на одном из черноморских курор-

тов. Было мне тогда неполных семь лет. Весной 2012 года

дети на семидесятилетие подарили Татьяне первый в её

жизни компьютер. Она начала активно его осваивать. 1

мая получила ответ на свой запрос в ФСБ, из которого уз-

нала о расстреле прадеда. Решила поделиться с родствен-

никами этой шокирующей новостью. Даже фамилии моей

она не помнила, но помнила, что отец работал ректором

Грозненского нефтяного института. Оттуда ей и сообщи-

ли мой адрес электронной почты. Всё это произошло всего

за одну неделю.

Чуть позже я узнал от Татьяны, что кто-то из наших

предков носил фамилию Фёдоров и сменил её на Попов.

Вот это помогло в моих поисках предков всерьёз и способ-

ствовало тому, что удалось продвинуться вглубь, до XVIII

века. Не зная этого, не мог, несмотря на упорные попытки,

продвинуться дальше прадеда: оказалось, что он-то и сме-

нил фамилию.

Уже поставив 10 сентября 2012 года точку в книге,

которая, за исключением нескольких недостающих фото-

графий, была закончена, поехал на Дон, чтобы сделать

фотографии четырёх церквей, где служили дед и его пред-

ки. Встретился с настоятелями храма святителя Николая

в поселке Аютинский города Шахты, храма Рождества

Христова станицы Нижне-Кундрюченской, Свято-Оди-

гитриевской церкви хутора Крымского и Свято-Успен-

ской церкви станицы Кочетовской. И каждый раз узнавал

что-то новое. Но главный подарок, цифровые копии кли-

ровых ведомостей Христорождественской церкви за 1801,

1802, 1803 и 1811 годы, получил в Нижне-Кундрюченской

от о. Александра Бондаренко. В документах содержались

важные для родословной деда сведения. О существовании

ведомостей за 1802 и 1803 годы мне было известно, но из-

за аварии в здании соответствующий раздел ростовского

архива был закрыт надолго, и получить ведомости не уда-

лось, а о ведомостях за 1803 и 1811 годы никакой инфор-

мации не было.

Я благодарен Марии, Галине и Татьяне за многие неиз-

вестные мне ранее факты давно минувших дней. Благода-

рен брату Михаилу, моему первому читателю и редактору.

Глубоко благодарен и многим другим людям в Ростове,

Пролетарске, Шахтах, донских станицах и Москве, без по-

мощи которых эту книгу написать было бы невозможно.

3. Родительская семья и предки И.В. Попова

Как мы видели в гл. 1, прямыми предками отца Илии

по мужской линии были донские священно- и церков-

нослужители: отец – диакон Виктор Михайлович Попов,

дед – пономарь (впоследствии дьячок, псаломщик) Ми-

хаил Иванович Фёдоров, прадед – дьячок Иван Фёдоров,

прапрадед – священник Фёдор Евсигнеевич Евсигнеев,

прапрапрадед – священник конца XVIII – начала XIX ве-

ков Евсигней Иванов. Как же объяснить то, что они имели

разные фамилии?

Начнём с цитаты из одной из наиболее авторитетных

монографий по истории русских фамилий [49]:

«Православное духовенство было, кажется, един-

ственной социальной группой в России, систематически

вводившей в употребление искусственные фамилии. Эта

практика началась в самом конце XVII в. и продолжалась

свыше двух веков. Искусственные фамилии иногда дава-

лись вместо уже имеющихся или присваивались в духов-

ных училищах ученикам, ранее не имевшим фамилий…

Они могли меняться запросто по одному только решению

руководства духовного училища, семинарии или высшей

духовной академии… Случалось, что у шести родных бра-

тьев фамилии были разные…»

Однако фамилии русского духовенства присваивались

и менялись не только в духовных училищах. Проследим

это на примере причта Христорождественской церкви

станицы Нижне-Кундрюческой.

В 1823 году в штатном причте числилось одиннадцать

человек: три священника, два дьякона, три дьячка и три

пономаря. Фамилии не имел ни один, вместо фамилии ис-

пользовалось, как правило, имя отца [13].

В 1840 году в штатном причте числилось двенадцать

человек: три священника, два дьякона, три дьячка, два

пономаря, одна просвирня, а одно пономарское место

было закреплено за учащимся Новочеркасского духовно-

го училища. Фамилии имели двое – священник Андрей

Данилович (Данилов) Попов, доводившийся священнику

Фёдору Евсигнееву родным племянником, и просвир-

ня Татьяна Ивановна (Иванова) Банникова (в дальней-

шем мы будем указывать отчества в современном стиле).

В остальных случаях вместо фамилии использовалось,

как правило, имя отца [12]. Кроме учащегося Новочеркас-

ского духовного училища, за которым пономарское место

было только закреплено, в училищах никто из штатных

священно- и церковнослужителей не обучался. Этим уча-

щимся Новочеркасского духовного училища был Михаил

Иванович Фёдоров, дед священника Илии Попова. Таким

образом, Михаил Фёдоров стал одним из первых священ-

но- и церковнослужителей Христорождественской церк-

ви, получивших духовное образование. Однако в [12] он

значится как Михаил Евсигнеев. По-видимому, потому,

что в то время он находился на содержании деда, свя-

щенника Фёдора Евсигнеева. Отметим, что одиннадцать

человек из двенадцати в штате клира, кроме просвирни

Татьяны Ивановны Банниковой, были связаны кровны-

ми узами. В формуляре дьячка Льва Александрова графа

по родственным связям не заполнена, но эти связи указа-

ны в [5]. В 1841 году фамилии имеют уже три человека,

включая нового члена клира, пришедшего из Новочеркас-

ского духовного училища [14].

В 1848 году все двенадцать человек штатного клира

имели фамилии [5]. Из тех, кто состоял в клире в 1840

году, Тимофей Васильев стал Тимофеем Васильевичем

Поповым, Иван Иванов – Иваном Ивановичем Попо-

вым, Василий Аркадьев – Василием Аркадьевичем По-

повым, Фёдор Евсигнеев – Фёдором Евсигнеевичем Ев-

сигнеевым, Лев Александров – Львом Александровичем

Поповым, Василий Гаврилов – Василием Гавриловичем

Поповым, Василий Васильев – Василием Васильевичем

Поповым, Михаил Евсигнеев – Михаилом Ивановичем

Фёдоровым. Таким образом, единой закономерности при

присвоении фамилии не было. Так что неудивительно, что

сын Михаила Ивановича Фёдорова, Виктор (отец моего

деда священника Илии Попова), в какой-то момент ста-

новится Виктором Михайловичем Поповым [5, 12].

И ещё раз обратим внимание на тесные родственные

связи внутри причта Христорождественской церкви.

В 1848 году у Михаила Ивановича Фёдорова служили

в той же церкви родной дед – священник Фёдор Евсиг-

неевич Евсигнеев; родной дядя (по матери) – священник

Василий Гаврилович Попов; двоюродные братья – дья-

кон Тимофей Васильевич Попов, дьячки Иван Иванович

Попов и Василий Васильевич Попов, пономарь Василий

Аркадьевич Попов; двоюродный дядя – пономарь Миха-

ил Иванович Попов; троюродный племянник – дьякон

Мефодий Иванович Попов и троюродный брат – дьячок

Лев Александрович Попов. Кроме того, многие из членов

клира были сватами по отношению друг к другу [5].

Попадали на духовную службу церковно- и священ-

нослужители Христорождественской церкви по-разному,

например: в 1768 году – по «указу архиерейскому», в 1770

году – по «станичному согласию», в 1780 году – по «обще-

му согласию прихожан» или «общему приговору», в 1791

году – по «воронежской духовной консистории указу»,

в 1800 году – по «войскового атамана приказу», в 1802,

1805 и 1808 годах – по «войсковой канцелярии указу»,

в 1809 году – по «станичному приговору»; имели в 1792,

1796 и 1805 годах «ставленные грамоты», в 1797 году –

«войска донского войсковые грамоты» или «войсковой

канцелярии грамоты» и т. д. [15–18].

Итак, церковно-священнический род Поповых про-

исходит из Христорождественской церкви Нижне-Кун-

дрюческой станицы. Нижне-Кундрюческая находилась

в центре области Войска Донского и была одной из самых

больших станиц Первого Донского округа. В 1801 году

в станице было 2475 душ обоего пола: мужчин – 1236,

женщин – 1239 [15]. В 1885 году в станице с прилегающи-

ми хуторами было 5732 душ обоего пола: мужчин – 2731,

женщин – 3001, казаков и казачек – 5462, иногородних –

235, чиновников – 35 [9].

Сейчас станица называется Нижне-Кундрюченской.

Церковь Рождества Христова, где служили Поповы/

Фёдоровы/Евсигнеевы, была воздвигнута в Нижне-Кун-

дрюческой станице «в 1752 году по усердию и на средства

прихожан. Она деревянная с такою же колокольней…

Престолов в ней два: главный во имя Рождества Иисуса

Христа и предельный с левой стороны во имя Животво-

рящей Святой Троицы» [9].

Просуществовало это церковное здание до освящения

в 1906 году нового кирпичного храма Рождества Христо-

ва. После этого деревянную церковь разобрали, а на её

месте, примыкающем вплотную к новому зданию, по-

строили ещё один придел храма Рождества Христова, тем

самым завершив его строительство. Судьба Христорожде-

ственской церкви в советские времена была трудной. Она

закрывалась, открывалась, опять закрывалась, но с 1990

года является действующей (иллюстрации 1–3).

Илия Попов родился в станице Кочетовской. В Успен-

ской церкви Кочетовской с 1865 года до по крайней мере

1910 года служил его отец Виктор Михайлович. В этой

церкви 20 июля 1871 года Илию крестили. Урядник Фё-

дор Дмитриевич Богучарский и жена урядника Саввы

Киселёва, Анна Ивановна, стали восприемниками крещё-

ного [1].

Свято-Успенский храм был построен в честь победы

русской армии над Наполеоном, но на Дону его всегда

считали памятником подвигам донских казаков в От-

ечественной войне. «Церковь эта построена в 1825 году,

по усердию и на средства прихожан; прежде здесь была

церковь деревянная двухпрестольная, один во имя Успе-

ния Божией Матери, а другой во имя Святителя Николая

Чудотворца, она была построена в 1763 году, но в 1816

году она сгорела. Церковь каменная с такою же колоколь-

нею… Престолов в ней три: Главный во имя Успения Бо-

жией Матери; с правой стороны во имя Первоверховных

Апостолов Петра и Павла; с левой стороны во имя Святи-

теля Николая Чудотворца» [3].

Храм Успения Пресвятой Богородицы – один из не-

многих храмов, который служит прихожанам сегодня

и никогда, как утверждается во многих публикациях,

за свою почти 200-летнюю историю не закрывался (ил-

люстрация 4). Впрочем, последнее утверждение не со-

всем точно. Храм закрыли в поздние хрущёвские времена

и вновь открыли уже после снятия Хрущёва с занимаемых

постов. Однако община верующих в станице Кочетовской

продолжала существовать, храм не был осквернён и не ис-

пользовался под посторонние нужды.

Илия Попов был рукоположён в 1893 году в священ-

ника к Одигитриевской церкви хутора Крымский стани-

цы Кочетовской. В другой церкви той же Кочетовской

станицы, Успенской, служил его отец.

Мать Илии Попова, Мария Митрофановна, была доче-

рью урядника Кочетовской станицы Митрофана Леонова.

Все предки Илии Попова и его жены во многих поко-

лениях – донские казаки или донские церковно- и свя-

щеннослужители. Гордость за свой казачий народ была

передана в семье И. В. и А. С. Поповых детям – моя мать

и тётки пронесли её через всю жизнь.

Хочется сделать здесь небольшое отступление. До ре-

волюции отношение к казакам было разным. От восхище-

ния и уважения к воинам, которые на протяжении своей

истории охраняли, расширяли и не раз спасали Россию

во имя Родины и святой церкви, до страха и глумления

над «нагаечниками» определённых кругов либеральной

интеллигенции, затянувших Россию во второй полови-

не XIX – начале XX века в бездонный омут разрушения.

По выражению казачьего историка и политика начала XX

века М. П. Багаевского, в основе стойкости казачества ле-

жит «идея государственности, правопорядка, глубоко си-

дящее сознание необходимости жизни в рамках закона».

Таких идей «либералы» не разделяли.

После революции казачий народ подвергся геноциду.

Да и сегодня отношение к казакам в России неодно-

значное.

А за рубежом? Тоже разное. Одно несомненно: казаче-

ство уважают. Самым читаемым в мире среди еженедель-

ных журналов новостей является Time. Он общепризнан

как один из наиболее популярных и авторитетных журна-

лов в истории. Это старейший журнал США, основанный

в 1923 году. Сегодня отдельные издания Time публикуют-

ся в Америке, Европе, Азии и Австралии и имеют 25 мил-

лионов читателей, из них 20 миллионов – в США [50].

<…>

Однако вернёмся к диакону Успенской церкви стани-

цы Кочетовской – Виктору Михайловичу Попову.

Семья жила бедно. Кочетовская стоит на острове, об-

разованном Доном, Сухим Донцом и Северским Донцом,

и потому самый известный её житель XX века – писатель

Виталий Закруткин назвал её плавучей станицей. Рыбал-

ка там была знатная, и тётки мои часто вспоминали, что

Виктор Михайлович был умелым и страстным рыбаком,

а рыба была одним из главных продуктов питания в семье.

В 1885 году в свидетельстве Успенской церкви, выданном

при поступлении сына Ивана в Донскую духовную семи-

нарию казённокоштным воспитанником, указывается, что

В. М. Попов «жалованья определённого за службу свою

в сане диакона не получает, а довольствуется доброволь-

ными пожертвованиями от прихожан хлебом». «Ското-

водством и землепашеством не занимается», имеет «вино-

градный сад, который находится в отдалённом от станицы

месте и мало приносит ему пользы». И «посему он имеет

крайнюю нужду в пособии от казны на содержание двух

сынов своих в Духовных учебных заведениях – Ивана,

переведённого в 1-й класс Донской духовной семинарии,

и Илии, переведённого в 4-й класс Новочеркасского ду-

ховного училища» [37]. Может быть, полегче стало в 1904

году, когда на шестерых мужчин в семье, включая внука

Виктора Михайловича Вениамина, был выделен пай при

разделе юртовой земли [51].

В семье Виктора Михайловича, помимо Илии, было

ещё четверо детей. Старший, Михаил, служил в войске,

но после возвращения со службы пошёл по духовной

линии, с 1906 года – диакон. По духовной линии пошли

и дети Михаила: старший, Вениамин, в 1910 году в воз-

расте 20 лет служит псаломщиком, а второй сын, Пётр,

в 1910 году учится в третьем классе духовного училища.

Иван, окончив в 1897 году Московскую духовную ака-

демию, стал кандидатом богословия. По 1910 год препо-

давал арифметику, историю, географию, Закон Божий,

греческий язык и геометрию в училищах Кишинёва и Но-

вочеркасска. Получил в 1909 году чин статского совет-

ника. Затем, вплоть до 1916 года, преподавал латинский

язык в Новочеркасском духовном училище. Был женат

на дочери священника Вере Захаровне Губановой.

Николай, как и двое его братьев, окончил Донскую ду-

ховную семинарию и стал священником в 1904 году.

Окончила Донское епархиальное женское училище

и дочь Клавдия. Судьба братьев и сестры отца Илии и их

семей после революции неизвестна.

4. Семья

Рукоположён в священника отец Илия был 8 августа

1893 года, вскоре после венчания c Анной Степановной,

урождённой Казинцевой. Фотография молодых была сде-

лана 5 августа 1893 года (иллюстрация 5). На иллюстра-

ции 6 – И. В. Попов несколькими годами позже. К вен-

чанию родители Анны Степановны подарили ей икону,

которую несли во время венчания впереди молодых. Ико-

на сохранилась (иллюстрация 7).

Анна Степановна была родом из станицы Бакланов-

ской. Отец её, урядник Степан Иванович Казинцев, пят-

надцать лет прослужил артиллеристом в Войске. Полу-

чил нашивку за «беспорочную службу», был награждён

бронзовой медалью за Крымскую войну 1854–1855 годов.

Про Степана Ивановича в семье говорили, что казак был

крутого нрава и дочь пошла в него. За Крымскую войну

был награждён Георгиевским крестом отец Степана Ива-

новича – Иван Казинцев. Сохранилась фотография Ива-

на Казинцева с Георгиевским крестом и тремя медалями

на груди (иллюстрация 8). В просмотренных метрических

книгах по станице Баклановской за 1845–1861 годы упо-

минается лишь один Иван Казинцев – казак Иван Ива-

нович Казинцев, семь раз выступавший в качестве вос-

приемника при крещении и поручителя при заключении

брака. Можно с большой долей уверенности предполо-

жить, что это и есть дед Анны Степановны.

Мать Анны Степановны – Прасковья (Параскева) Пе-

тровна, дочь урядника Петра Баранова. В записи о заклю-

чении её брака [24] в качестве поручителей невесты фи-

гурируют казаки Фёдор Петрович и Василий Петрович

Барановы, вероятно, братья Прасковьи Петровны, а в ка-

честве поручителя жениха – урядник Алексей Иванович

Казинцев, по-видимому, брат Степана Ивановича.

У Анны были братья: Александр, Алексей и Иларий.

Старший, Александр, окончил историко-филологический

факультет Московского университета. Видно, с уважени-

ем в семье относились к образованию и наукам. Не случай-

но после выхода в отставку стал отец, Степан Иванович,

почётным блюстителем приходского училища. Племян-

ницы вспоминали, что жил Александр за границей, был

университетским профессором, читал лекции, часто при-

езжал в Россию – конечно, до революции – и каждый раз

бывал в доме сестры. Сама Анна Степановна (иллюстра-

ция 9), хоть и вышла замуж в 17 лет, была человеком обра-

зованным, очень много читала. В круг её чтения входили

книги по философии, в том числе почему-то и на болгар-

ском языке. Вообще, книг в доме было много.

В семье Ильи Викторовича и Анны Степановны было

девять детей, из которых до взрослого возраста дожили

шесть. На фотографии 1907 года сидят – Мария и Сергей,

стоят – Вера и Михаил (иллюстрация 10).

В 1912–1916 годах семья жила в поныне сохранив-

шемся большом каменном доме священника Свято-Се-

рафимовской церкви станицы Гниловской. В советские

времена в доме размещалась аптека (иллюстрация 11).

Сейчас в нём функционируют два епархиальных женских

центра – защиты материнства и детства «Возрождение»

и кризисно-реабилитационный (иллюстрация 12). Стар-

шие дети – Вера, Михаил и Мария – учились в гимназии,

и в реальном училище – Сергей (иллюстрация 13). Потом

Вера уехала учиться в Москву на высшие женские курсы,

но вскоре вышла замуж и уехала в Тифлис к мужу Дми-

трию Пагиреву, окончившему в 1914 году юридический

факультет Московского университета. По дороге из Мо-

сквы летом 1914 года заехала к родителям, чтобы позна-

комить их с женихом. Тогда и была сделана фотография,

на которой вместе с А. С. и И. В. Поповыми запечатлены

все их дети, кроме Михаила, и Дмитрий Пагирев (иллю-

страция 14).

У младших детей, Александры и Татьяны, была гувер-

нантка – немка-аристократка из семьи обедневших не-

мецких дворян, как говорила тётя Таня. В семье сохрани-

лась ещё одна реликвия тех времен – икона, подаренная

родителями Марии (иллюстрация 15).

В доме часто музицировали, пели. В мае 1931 года в за-

явлении в президиум Пролетарского райисполкома дед

ходатайствует о возвращении жене дома и домашних ве-

щей, а дочери – пианино, изъятых на уплату «самообложе-

ния и культналога» на общую сумму 960 рублей. И далее

указывает, ссылаясь на § 2 (о лицензиях) избирательной

инструкции от 3.10.1930 года, что дочь Татьяна (только

она и жила тогда с родителями) «несла общественно-

культурную работу – играла на пианино в доме С-К ст.

Пролетарской. <…> Это её специальность». Не вернули

ничего…

Тяжело пришлось семье в годы советской власти. Татья-

на вспоминала, что зимой в доме было очень холодно, хо-

дили всегда в пожертвованных прихожанами толстых шер-

стяных носках грубой домашней вязки, которые сильно

кололись. Только Вера успела окончить высшие женские

курсы. Ну и Татьяна в более поздние годы, уже имея семью,

сумела скрыть своё происхождение и окончила универси-

тет в Тбилиси. Марии вуз окончить не дали, а моей маме,

Александре, даже не позволили поступить. В сохранившей-

ся анкете Мария на вопрос: «Проходили ли чистку совап-

парата, где (место, учреждение), результаты?» – отвечает:

«Проходила в 1930 году по дирекции Закавказских желез-

ных дорог; результат – поставить на вид за то, что скрыла,

что отец сельский священник (без гласной чистки)».

Вера, Мария и Татьяна прожили жизнь в Тбилиси, все

трое преподавали в школе. Жили все бедно. Муж Веры,

Дмитрий Дмитриевич Пагирев, был на четверть немцем.

Даже это было опасно и приходилось тщательно скрывать.

Мария вышла замуж за выпускника юнкерского училища

В. М. Флавицкого, из польских шляхтичей. Владимир

Михайлович участвовал в гражданской войне на стороне

белых, был ранен, потом всю жизнь хромал. Жили они,

как и семья Татьяны, в большом доме № 91 по тогдашней

улице Калинина в Тбилиси. Всю ширину проезжей части

улицы занимали трамвайные пути. Трамваи круглые сут-

ки грохотали под окнами их квартиры. Дом до революции

принадлежал семье Флавицких. Потом там дружно жили

многие семьи разных национальностей. Я хорошо пом-

ню этот дом, где часто бывал с мамой в первой половине

50-х. Владимир Михайлович, несмотря на белогвардей-

ское прошлое и очень несоветский стиль жизни, мирно

проработал экономистом, арестован не был, хотя в слож-

ные ситуации попадал не раз. Однажды назвал себя бари-

ном в споре на улице – еле спасли. В 50-е годы дома, когда

были гости, использовал исключительно обращение «го-

спода», имел хорошую библиотеку, свободно говорил по-

немецки и по-французски, читал в основном французские

романы. В памяти моей он сохранился в любимом крес-

ле-качалке с романом в руках. И ведь жил в доме, раньше

принадлежавшем его семье. И никто не донёс. Всё-таки

ситуация в Грузии отличалась от обстановки в других ча-

стях страны.

В этом доме после окончания в 1925 году Советской

трудовой школы II ступени имени Ильича станицы Про-

летарской жила в 1925–26-м годах моя мама, обучаясь

в Практическом счетоводном институте имени Г. Зино-

вьева. В этом доме и, видимо, в этот период сделана фото-

графия, где на переднем плане вместе с мамой – её стар-

шая сестра Мария (иллюстрация 16).

В этом доме после войны умерла моя бабушка. В этом

доме 28 мая 1990 года я со слов тёти Тани записал сведе-

ния о местах службы деда, которые впоследствии сдела-

ли возможным восстановить его жизненный путь. В этом

доме 9 марта 1996 года умерла последняя из сестёр Попо-

вых – Татьяна.

О братьях Поповых известно мало. Сергей умер совсем

молодым. Михаил в гражданскую войну воевал на сторо-

не белых. Всю жизнь опасался преследований, часто при-

ходилось скрываться. Старшая сестра Вера рассказыва-

ла, что Михаил приезжал изредка в Тбилиси: красивый,

высокий, с шикарной шевелюрой, в шортах. Последнее

было большой редкостью. До и сразу после Великой От-

ечественной войны жил в Баку. Вскоре после войны ис-

чез, скрываясь от преследований НКВД, и связей с семьёй

не поддерживал.

Моя мама Александра (иллюстрация 17) после окон-

чания Практического счетоводного института имени Г.

Зиновьева в Тифлисе работала на бухгалтерских должно-

стях в Азербайджане и Грозном до выхода замуж в 1936

году за Г. М. Сухарева. Отец, все родственники и знако-

мые называли её Линой, а чаще – Линочкой. Сохранился

её «Трудовой список» – мест работы за десять лет было

шесть, некоторые из них временные. На иллюстрациях 18

и 19 – две семейные фотографии Сухаревых, довоенная

и послевоенная.

В семейной памяти сохранилось мало рассказов об отце

Илии, о том, каким он был в семье. После ареста мужа

до последних двух лет жизни бабушка жила одна. Даже

об его аресте долгое время не сообщала, чтобы не навести

беды на детей. Внучка Ксана сетовала: «Дедушка больной,

бабушка ведь тщательно следила за его питанием, делала

специально для него домашнее маслице, и ему теперь не вы-

держать условий жизни в заключении». Как уже упомина-

лось выше, о расстреле в семье не знал никто. Но вот то не-

многое, что дочери И. В. Попова передали своим детям.

Был отец Илия человеком мягким и очень добрым.

Нужды прихожан воспринимал как собственные. Был

необычайно чист и честен, порою в чём-то даже наивен.

Но в то же время отличался глубокой верой, никогда

не преступал её принципов, был истинным служителем

Бога. В вопросах веры и церковных делах был принци-

пиален. Считал, что среди священников немало матери-

алистов, не одобрял этого, из-за чего некоторые собратья

по профессии его не любили. Много сил и внимания уде-

лял обустройству своих церквей, и они были среди луч-

ших. Верующие любили отца Илию необычайно. Многие

приезжали издалека, чтобы послушать его. Голосом своим

он славился, а содержание проповедей оказывало глубо-

кое воздействие на прихожан.

Доброта, а также музыкальный слух и голос, видимо,

были в семье Поповых наследственными чертами. О пер-

сональных качествах священников в клировых ведомо-

стях обычно не писали, а вот применительно к церков-

нослужителям – упоминали нередко. Напомним, что отец

И. В. Попова отличался «очень хорошим чтением, пени-

ем», «кротким характером», а о деде в клировой ведомо-

сти сказано: «Характера доброго, поведения очень хоро-

шего, <…> чтение, пение и катехизис – очень хорошо».

После революции, по выражению дочери Татьяны,

отец «никогда не прятал голову в песок» и часто на лю-

дях говорил вещи, которые были чрезвычайно опасными.

В нескольких случаях верующие смогли выручить его

в трудных ситуациях. Самый примечательный случай

произошёл в гражданскую войну, когда к дому подошёл

отряд красных, чтобы арестовать отца Илию. К счастью,

в отряде оказалось двое его бывших прихожан, сумевших

отряд от дома увести. Далее мы увидим, что он не только

говорил, но и действовал во имя спасения церкви. Но про

жизнь отца Илии после революции разговор впереди.

5. Годы службы до революции

После окончания Донской духовной семинарии отец

Илия, с июня 1892 года, в течение года, до женитьбы, служил

псаломщиком Архангельской церкви станицы Золотовской.

Станица Золотовская находилась на территории ны-

нешней Ростовской области между Константиновском

и Семикаракорском. Деревянная Архангельская церковь

была построена в ней в 1763 году и перестроена в 1872

году [52]. Церковь не сохранилась. Сама станица, начиная

с XVIII века, неоднократно переносилась с места на ме-

сто. В написанной до революции работе А. А. Кирилло-

ва «Часовни, церкви и монастыри на Дону от начала их

появления до конца XIX века», фрагмент которой вошёл

в сборник [53], сказано, что «Золотовская станица в 1900

году перенесена была на место хутора Фоминского той же

станицы». В ней же говорится, что в хуторе Золотовском,

образовавшемся из прежней станицы Золотовской, имеет-

ся Михаило-Архангельская церковь, зданием деревянная.

В другом источнике [54] утверждается, что хутор Золо-

товский был образован в 1905 году в 1-м Донском округе

области Войска Донского, на месте станицы Золотовской,

которая в тот год была перенесена на место хутора Крас-

нояровского. В [55] указано, что в станице Золотовской

атаманы избирались вплоть до 1917 года, т. е. по край-

ней мере до 1917 года станица с таким названием суще-

ствовала. Сейчас в Семикаракорском районе существует

станица Новозолотовская, а неподалеку, в Константинов-

ском районе, есть хутор Старозолотовский.

С августа 1893 года по январь 1904 года отец Илия

служил в Одигитриевской церкви хутора Крымского ста-

ницы Кочетовской. В хуторе Крымском в семье Поповых

в 1894, 1896, 1897 и 1899 годах родились старшие дети:

Вера, Михаил, Сергей и Мария.

В той же работе Кириллова [53] говорится, что Оди-

гитриевская церковь построена в 1854 году и имеет дере-

вянные пристрои по обеим сторонам и трапезную, а при-

ходское сельское училище существует с 1865 года. В 1990

году началось восстановление Одигитриевской церкви, и

сегодня Свято-Одигитриевский храм действует (иллю-

страция 20). На иллюстрации 21 мы видим холм, на ко-

тором, по свидетельству местных жителей, стояла старая

церковь. От него до нынешней церкви метров 400.

Действующим храмом является и Николаевская цер-

ковь хутора Власово-Аютинского, в которой отец Илия

служил с января 1904 года по сентябрь 1906 года. Нахо-

дится она в поселке Аютинском, который сегодня входит

в город Шахты (иллюстрации 22–24).

На епархиальном интернет-сайте (www.soborshahty.ru)

история собора описывается следующим образом: «Со-

гласно „Ведомости о церкви Никольской хутора Власо-

во-Аютинский Черкасского округа области Войска Дон-

ского“, Никольская церковь была построена в 1903 году.

В ноябре этого же года состоялось её торжественное освя-

щение. Церковь была однопрестольной, имела три купола

и колокольню. Занимала довольно обширную террито-

рию, имела караулку и была обнесена кованой решетча-

той оградой. К церкви относились прилегающие мужская

и женская церковно-приходские школы, дом священника,

дом псаломщика и сельхозугодия.

По архивным данным, в 1922 году церковь была закры-

та, и о ней более ничего не сообщается. Однако, по сви-

детельству старожилов, церковь ещё открывалась и окон-

чательно была закрыта в 1934 году. В послевоенные годы

купола церкви и колокольню разрушили и здание храма

передали под колхозный клуб.

Новая страница в истории Никольской церкви откры-

лась в 1992 году, когда была зарегистрирована православ-

ная община поселка Аюта. На общем собрании колхозни-

ков вынесли решение о передаче бывшего здания храма

Церкви. В ноябре 1992 года был освящен святой Престол,

и с этого момента в храме начали регулярно совершаться

богослужения. Одновременно велись восстановительные

работы по воссозданию прежнего облика храма».

Согласно архивной справке, предоставленной мне се-

годняшним настоятелем храма, освящён он был 3 ноября

1903 года, а 1 января 1904 года был открыт самостоятель-

ный приход с причтом из священника и псаломщика. 24

января отец Илия стал первым настоятелем Свято-Нико-

лаевской церкви.

В 1906 году отец Илия переводится настоятелем Свя-

то-Троицкой церкви в станицу Гниловскую.

В первой половине XVIII века на болотистых топях

Дона появилось казачье поселение Гниловской стан

[56, 57]. В 1765 году в Гниловском стане была постро-

ена часовня во имя Святой Живоначальной Троицы,

приписанная к Свято-Димитриевской церкви, находив-

шейся на территории новой русской крепости. История

Ростова-на-Дону начинается с крепости Святого Дими-

трия Ростовского, заложенной в 1761 году, значит, часов-

ня во имя Святой Живоначальной Троицы была одним

из первых церковных сооружений на территории нынеш-

него Ростова. В 1797 году Гниловской стан переименовы-

вают в станицу Гниловскую. Эта богатая казачья станица,

соседствующая с Ростовом-на-Дону, быстро растёт (ил-

люстрация 25).

В 1855 году, «по усердию и на средства прихожан,

на месте ветхой деревянной [церкви], существовавшей

с 1808 года, ранее которой была часовня, приписанная

к Ростовской-на-Дону Димитриевской церкви», строится

новая, каменная, «по числу прихожан поместительная»

церковь; «престол в ней один во имя Живоначальной Тро-

ицы» [2]. Настоятелем этой церкви и стал в 1906 году отец

Илия.

Стояла церковь на Троицком спуске (ныне Рельефная

улица Ростова). Отсюда открывается вид на Дон, до кото-

рого рукой подать (иллюстрация 26).

Судьба Троицкой церкви, как и многих других в со-

ветское время, печальна. В 1950-е годы она была полно-

стью разрушена, а на её фундаменте построены два камен-

ных барака. В 1997 году на том же фундаменте удалось

построить часовню, которую позднее преобразовали в не-

большой храм (иллюстрации 27, 28).

Мало домов начала XX века осталось в районе Рельеф-

ной улицы, но здание одной из школ, где учительствовал

отец Илия, сохранилось. Сейчас в нём находится детский

сад (иллюстрация 29).

Во второй половине XIX – начале XX века станица

Гниловская продолжала быстро расти. В 1869 году окон-

чено строительство железнодорожной ветки Таганрог –

Гниловская. В Гниловской строятся ремонтные мастер-

ские железной дороги, заводы, торговые пристани, лесные

биржи. В верхней части станицы селятся семьи рабочих

ростовских предприятий. Свято-Троицкий храм обслу-

живает всю верхнюю часть и уже с трудом вмещает веру-

ющих, да и ходить многим из них в церковь далеко.

Уже в 1898 году благочинный Аксайского округа Дон-

ской епархии протоиерей Александр Григорьев ставит во-

прос о строительстве новой церкви. «В Свято-Троицком

приходе станицы Гниловской было бы полезно возвести

вторую церковь или церковь-школу. Ибо прихожане Свя-

то-Троицкого храма, проживающие в окраинных кварта-

лах станицы, чаще всего посещают не свою приходскую

церковь из-за её отдаленности, а храмы города Ростова-на-

Дону. Священнослужители Свято-Троицкого храма лиша-

ются тем самым возможности религиозно-нравственного

окормления своих прихожан, а приходской церкви на-

носится ощутимый материальный убыток» [39]. Однако

казаки упорно противодействуют трате станичных денег

на храм, который нужен в первую очередь иногородним.

В ноябре 1898 года сход станицы Гниловской принимает

решение «по неимению средств» от постройки отказаться.

Борьба продолжается, и вот 6 июля 1903 года станичный

сбор единодушно принимает приговор: «Отвести потреб-

ное количество места под постройку предполагаемой но-

вой церкви в верхней части Гниловской станицы на сво-

бодной площади ниже кирпичного завода Плугатырева

и дома Серенко, где, будет точно указано и отграничено

священнослужителями Троицкой церкви, с тем, чтобы об-

щество было совершенно освобождено от расходов по по-

стройке, содержанию и охране церкви» [39].

В 1904 году начинается сбор пожертвований на стро-

ительство, и, наконец, 22 марта 1906 года проект церкви

во имя преподобного Серафима Саровского в станице

Гниловской утверждён. Строительные работы начина-

ются в июне, а 16 сентября 1906 года настоятелем Свя-

то-Троицкой церкви становится отец Илия. На него, как

на непременного члена Попечительства по постройке Се-

рафимовского храма, ложится множество забот. От сбора

средств на строительство, надзора за строительными ра-

ботами со стороны клира Свято-Троицкой церкви, в при-

ходе которой возводится новый храм, до освящения храма

и получения разрешений на «открытие самостоятельного

штата из священника и псаломщика» и на право «вести

самостоятельное хозяйство» [39].

Наконец, 4 декабря 1911 года новый храм во имя пре-

подобного Серафима Саровского освящён [39], а 20 фев-

раля 1912 года указом Святейшего Правительствующего

Синода при нём открыт самостоятельный приход [39, 58].

7 марта 1912 года настоятелем нового храма становится

отец Илия Попов [40–42].

Новая церковь получилась на славу. Каменная, с вы-

сокой звонницей, золочёными куполами, стенами, распи-

санными масляными красками с орнаментами, мраморно-

мозаичным иконостасом – вся станица любовалась ею.

И эта церковь также имела трудную судьбу в советское

время. В 1938 году храм закрывают. Разрушают купола,

звонницу, иконостас и открывают кинотеатр. Во время

войны церковь вновь открывают, но в 1959 году закрыва-

ют – казалось бы, навсегда. Вывезено всё. Всё, что можно,

перестроено. Теперь здесь музыкальная школа. Но, начи-

ная с 1993 года, прилагаются серьёзные усилия по возвра-

щению церкви этого здания, изучается степень разруше-

ний, а в конце 1995 года начинается строительство. Новая

церковь строится на историческом фундаменте с исполь-

зованием сохранившихся фрагментов стен (иллюстрация

30). И вот в 2004 году строительство храма Преподобного

Серафима Саровского завершено. Восстановление инте-

рьеров храма было закончено позднее. Сегодня храм Пре-

подобного Серафима Саровского снова украшает Ростов,

частью которого ещё в 1930 году стала станица Гнилов-

ская (иллюстрации 31, 32). Его внутреннее убранство

вполне соответствует тому, что было 100 лет назад. Глав-

ной святыней храма является храмовая икона Преподоб-

ного Серафима Саровского, которая после закрытия хра-

ма находилась в Ростовском кафедральном соборе и была

возвращена храму Преподобного Серафима Саровского

в 1995 году (иллюстрация 33).

В день столетия освящения храма Преподобного Се-

рафима Саровского, 17 декабря 2011 года, в храме была

отслужена лития в память первого настоятеля – отца

Илии. 25 декабря 2011 года, по благословению митро-

полита Ростовского и Новочеркасского Меркурия, храм

был передан в ведение возрождённой Донской духовной

семинарии, нынешнее здание которой примыкает к зда-

нию церкви. Отец Илия окончил Донскую духовную се-

минарию в 1892 году.

6. Революция, гражданская война и первые годы советской власти: 1916–1928

За четыре месяца до революции, c 15 октября 1916

года, отец Илия, «согласно прошению» [43], перемещён

к построенной в 1911 году Александро-Невской соборной

церкви станицы Великокняжеской (иллюстрация 34).

Моя память с детства сохранила мамины рассказы

об огромных гусиных стадах и верблюдах, которых мно-

го было на улицах Великокняжеской. Впервые приехал

в станицу, ныне город Пролетарск, в марте 2012 года и в

первый же вечер встретил неподалеку от самого центра

города одно за другим два гусиных стада. Правда, в по-

следующие дни гусей не видел ни разу. Верблюдов тоже

не было.

В 1900 году «капитальные здания в станице составля-

ют: церковь, дом станичного правления, окружное и два

приходских училища, отстраивающаяся военно-ремес-

ленная школа и несколько домов частных лиц, осталь-

ные же жилые постройки деревянные, из местного камня

и саманного кирпича… Исторических памятников нет»

[56]. Не оставляет вопрос, что же заставило деда просить

о переводе из церкви-красавицы в пригороде Ростова

в далёкую степную станицу? Ведь «из учебных заведений

в станице с 1878 года открыта и в продолжение многих лет

существовала одна лишь приходская школа, а ныне, кро-

ме этой школы, открыты: церковно-приходская школа,

окружное училище с ремесленным при ней отделением

и 4-классное женское училище» [56]. А ведь дочь Мария

ещё учится в гимназии, а две младшие дочери только на-

чинают образование… Новый собор Александра Невско-

го? Повышение по службе? К сожалению, клировые ведо-

мости собора не сохранились, и неизвестно, стал ли отец

Илия в 1916 году его настоятелем, т. е. неизвестно, был ли

перевод в Великокняжескую повышением по службе или

нет. Но мне почему-то думается, что не только в этом дело.

Может быть, предчувствовал он свою судьбу? Верил, что

здесь будет нужнее людям, сможет сделать больше добра

и встать против зла? Так оно и случилось.

Итак, конец 1916 года. Война в разгаре. А здесь, в ста-

нице Великокняжеской, сравнительное благополучие.

Недолго ему продолжаться.

Но пока – собственный деревянный дом по Церковной

(ныне Красноармейской) улице. По-видимому, его фраг-

менты видны на иллюстрациях 35–37. В 1931 году этот

дом имел такой адрес: улица Красноармейская, дом 60.

И служба в новом великолепном соборе. Высотою собор

был больше семидесяти метров, пятиглавый, с золочёны-

ми крестами. Говорят, что виден он был из Платовской

станицы (ныне Будённовская), а ведь до неё почти 30 км.

Летом 1917 года тоже спокойно. Приезжает старшая дочь

Вера с внучкой Ксаной (иллюстрация 36).

Долго ходил я по Красноармейской улице в марте 2012

года, говорил со старожилами, пытаясь отыскать дом, но

тщетно. По всей видимости, улица с тех пор изменилась

мало, но нумерация домов менялась многократно, да

и дома, конечно, перестраивались.

Грянула Октябрьская революция, затем началась Граж-

данская война. Ранее уже упоминался эпизод, который слу-

чился, по всей вероятности, в 1918 году, когда двое бывших

прихожан, оказавшихся в красном отряде, пришедшем аре-

стовать отца Илию, сумели увести отряд от дома. Эпизод

в семье хорошо помнили, хотя рассказала мне о нём тётя

Таня, видевшая всё своими глазами, только в 1990 году.

Великокняжеская с самого начала была в центре ре-

волюционных событий. Вот как начался здесь 1918 год:

«В окружной станице Великокняжеской 18 января солда-

ты 176-го Елизаветпольского полка объявили о создании

Сальского военно-революционного комитета. В феврале

прошёл окружной съезд Советов, избрали окрсовет рабо-

чих, крестьянских, казачьих и солдатских депутатов» [59].

Надо сказать, что в 1918 и 1919 годах бои в Задонье

и, в частности, в Сальских степях, на Маныче и в самой

станице Великокняжеской носили чрезвычайно ожесто-

чённый характер. Связано это было с тем, что находилась

Великокняжеская на железнодорожной магистрали, свя-

зывающей Царицын с Екатеринодаром, ключевыми горо-

дами на Юге как для донцов и Добровольческой армии,

так и для большевиков. Станица многократно переходила

из рук в руки. Далее будут приведены цитаты из несколь-

ких книг, большинство из которых написано участниками

событий, с тем, чтобы можно было почувствовать весь на-

кал сменявшихся, как в калейдоскопе, событий.

В феврале 1918 года, когда добровольцы начали Ле-

дяной поход на Кубань, казаки генералов П. Х. Попова

и К. К. Мамонтова пошли на Великокняжескую.

«Во второй половине февраля 1918 года по заданию

Котельниковского ревкома отряд П. А. Ломакина высту-

пил к станции Ремонтная, где соединился с Царицынским

отрядом И. В. Тулака и с котельниковцами. Насчитыва-

лось около двухсот бойцов под командованием В. Ф. Бол-

тручука и его помощника П. З. Чеснокова. На бронепо-

езде двинулись к Великокняжеской. «Степняки» под

командой генерала М. Н. Гнилорыбова отбили наступле-

ние. Красные партизаны отступили к Ремонтной, отряд

Ломакина от станции ушёл в степь через хутора Плет-

нёв, Марьянов, Гуреев. Части генерала П. Х. Попова взя-

ли центр Сальского округа станицу Великокняжескую.

По пути они распускали хуторские и станичные Советы»

[59]. Вскоре, однако, «красные партизаны в очередной раз

собрались с силами, наладили связь и снабжение с ца-

рицынскими дивизиями, собрались с силами и выбили

„степняков“ из Великокняжеской» [59].

В мае – июне 1918 года, после того как в донские зем-

ли были введены германские войска, в Великокняжеской

непродолжительное время базируется правительство

Донской Советской Республики. Атаман Всевеликого Во-

йска Донского П. Н. Краснов пишет: «В первых числах

июня Добровольческая армия, снабженная и окрепшая

в Мечетинской, вышла из своего инертного состояния

и начала наступление на Сосыку и Торговую. Одновре-

менно и войска Задонской группы Донской армии были

двинуты на Торговую и Великокняжескую. 17 июня дон-

цы совместно с добровольцами заняли Великокняжескую

станицу» [60]. Полковник А. А. Зайцов, описывающий

военные действия гораздо подробнее, чем П. Н. Краснов,

пишет, что станицу взяли 28, а не 17 июня: «28 июня До-

бровольческая армия взяла с боя ст. Великокняжескую и,

передав донцам Царицынское направление, 30 июня по-

вернула на Тихорецкую» [61].

«Осенью 1918 года Сальский округ полностью пере-

шёл под контроль белых. После этого в состав донских

полков прибыло значительное количество казаков, в том

числе из калмыцких станиц Эркетинской, Чунусовской

и других. В Великокняжеской была установлена власть

окружного атамана войскового старшины М. Н. Гнилоры-

бова» [59].

Известно, что весной 1919 года совершили успешный

налёт на Великокняжескую конники Будённого. Кстати,

родом Будённый из станицы Платовской (ныне Будён-

новская), находящейся в 30 км от Великокняжеской. Вот

как описывает этот эпизод сам Семён Михайлович [62]:

«16 марта <…> было принято решение произвести налёт

на станицу Великокняжескую через Платовскую. Целью

налета ставилось: захват штаба генерала Мамонтова, ос-

вобождение политических заключённых из Великокня-

жеской тюрьмы и расстройство ближайших тылов бело-

гвардейских войск. Кроме того, в Великокняжеской были

четыре самолета белых, которые мне хотелось захватить.

Налёт на Великокняжескую был для нас заманчивой,

но вместе с тем и очень рискованной операцией, так как

от этой станицы нас отделяла река Сал, а наступал самый

разгар половодья. Как сказали нам местные жители, река

через два-три дня выйдет из берегов, и мост придётся

снять. А я хорошо знал, каким бывает Сал в половодье.

В этом районе разлив реки достигал семи-десяти кило-

метров. Следовательно, если нам не удастся завершить

задуманную операцию через два-три дня, дивизия ока-

жется отрезанной рекой от остальных частей 10-й Крас-

ной армии, которые находились в нескольких переходах

от Большой Мартыновки.

И всё-таки, несмотря на большой риск, было приня-

то решение о налёте на Великокняжескую. В нём при-

нимали участие четыре кавалерийских полка и Особый

резервный кавдивизион. Одному кавалерийскому полку

и 3-й кавалерийской бригаде было приказано оставаться

в Большой Мартыновке в качестве прикрытия дивизи-

онных тылов. Отдав приказ, я послал донесение коман-

дующему армией Егорову, в котором подробно доложил

о действиях дивизии, начиная с Ляпичевской операции

и до занятия Большой Мартыновки. В донесении также

указывались время и цель предполагаемого налёта на ста-

ницу Великокняжескую.

В ночь на 17 марта части дивизии выступили на Вели-

кокняжескую, выслав вперёд разведку и походное охра-

нение. Тёмная весенняя ночь скрывала движение наших

полков. Тревожную тишину нарушали лишь гулкая по-

ступь лошадей да отдалённое эхо выстрелов белогвардей-

ских сторожевых застав.

…

Начался рассвет. Небольшой туман быстро рассеялся,

и в 7 часов утра 18 марта полки дивизии на галопе ворва-

лись в станицу Великокняжескую. Застигнутые врасплох

белогвардейцы бросились из станицы в разные стороны,

не оказав никакого сопротивления.

Немедленно же была арестована охрана тюрьмы и вы-

пущены заключённые. Заключённых оказалось около

пяти тысяч, среди них были и члены президиума Вели-

кокняжеского Совета рабочих, крестьянских и казачьих

депутатов – Анохин и другие, которые сидели в тюрьме

уже около года.

…

Так закончился наш налёт на Великокняжескую.

Результаты его превзошли наши ожидания. Дивизия

не только освободила тысячи советских людей, обречён-

ных на смерть в застенках белогвардейцев, потрепала от-

дельные части белых, захватила много пленных и богатые

трофеи, но и расстроила планы обороны белогвардейцев

по рубежу реки Сал, внесла путаницу и неразбериху в по-

ложение белых частей на фронте перед 10-й Красной ар-

мией. Высшее белогвардейское командование потеряло

ориентировку – оно не знало, где проходит линия фронта

и что можно ожидать завтра. Мамонтов сидел в Торго-

вой, опасаясь приблизиться к Салу, он считал, что рубеж

по реке Сал прочно занят красными. Это способствовало

выдвижению к Салу стрелковых соединений нашей ар-

мии».

А вот что пишет о весенних событиях 1919 года во-

круг Великокняжеской А. И. Деникин [63]: «Менее

благополучно складывалось положение на манычском

фронте. В середине марта большевики, отбросив наши

части от Великокняжеской к Манычу, вследствие разли-

ва реки держали себя пассивно... Но в конце месяца 10-я

советская армия перешла вновь в наступление и отброси-

ла наши части за реку на всём нижнем течении Маныча.

Один из донских корпусов, совершенно разложившийся,

ушёл за Дон, отдав большевикам неиспорченным мост

и станицу Богаевскую – в одном переходе от Новочер-

касска. Сводные части великокняжеской группы генерала

Кутепова также не проявили достаточной стойкости, и с

12–14 апреля противник стал переправляться на левый

берег Маныча, угрожая Владикавказской железной до-

роге, тылу и сообщениям Кавказской Добровольческой

и Донской армий…

21 апреля началось наше наступление, и к 25-му 10-я

советская армия на всём течении Маныча была отброше-

на за реку. В центре дивизия генерала Шатилова дважды

переходила через Маныч, доходя передовыми частями

до станции Ельмут, в тылу Великокняжеской, по пути

своему разбив несколько полков противника, взяв не-

сколько тысяч пленных и орудия; генерал Улагай перешёл

Маныч и разбил большевиков у Кормового и Приютного.

Так как форсирование Маныча в низовьях не увенча-

лось успехом, я оставил для прикрытия его отряд генерала

Патрикеева (командовавший здесь генерал Кутепов всту-

пил в командование корпусом Май-Маевского, предна-

значенного командовать армией) и донцов, а все осталь-

ные конные дивизии левого крыла и центра 1 мая перевёл

к устью реки Егорлык. Конная масса из 5 дивизии должна

была нанести решительный удар по Великокняжеской

с юго-востока…

…Генерал Врангель сразу и охотно принял моё пред-

ложение стать во главе конной группы, собранной мною

против Великокняжеской. С тремя офицерами Генштаба

он выехал к Бараниковской (на Маныче) и вступил в ко-

мандование группой. С 1 по 5 мая там шли обстоятельные

приготовления к переправе.

Между тем на нашем правом крыле генерал Улагай,

выполняя данную ему задачу – наступать Царицынским

шляхом с выходом части сил в тыл Великокняжеской с це-

лью перерезать железную дорогу Великокняжеская – Ца-

рицын, прошёл севернее Маныча более чем на 100 вёрст,

достигнув села Торгового (на реке Сал). В боях у Приют-

ного, Ремонтного, Граббевской он разгромил до основа-

ния всю Степную группу 10-й армии, взяв в плен шесть

полков 32-й стрелковой дивизии, штабы, обозы, свыше

30 орудий. Встревоженный выходом генерала Улагая

на сообщения своей армии, «товарищ» Егоров направил

от Великокняжеской наперерез ему шесть полков лучшей

советской конницы Думенко. В полдень 4 мая возле Граб-

бевской произошла встреча, причём после ожесточенного

боя Улагай разбил конницу Думенко, которая бросилась

бежать в беспорядке на запад, преследуемая кубанцами.

Один из отрядов Улагая вышел к железной дороге у стан-

ции Гашун и разрушил там путь. Этот успех предрешил

исход Великокняжеской операции.

На другой день с рассветом переправилась через Ма-

ныч конная группа генерала Врангеля. В трёхдневном

бою под Великокняжеской, где противник оказывал нам

весьма упорное сопротивление, генерал Врангель нанёс

поражение центральной группе противника и взял Вели-

кокняжескую.

10-я советская армия, потеряв за время Манычской

операции (22 апреля – 8 мая) одними пленными более 15

тысяч человек, 55 орудий, расстроенная и деморализован-

ная, поспешно отступала на Царицын, преследуемая все-

ми войсками манычского фронта, получившими название

Кавказской армии. Командующим этой армией был на-

значен генерал Врангель».

Вот как сам П. Н. Врангель описывает майский бой

за Великокняжескую [64]: «6-го с рассветом бой возоб-

новился на всём фронте. Третьи сутки почти не спавшие,

не евшие горячего люди и непоеные кони окончательно

истомились. Однако, невзирая на это, я требовал полного

напряжения сил для завершения начатого дела до кон-

ца. В течение дня нам удалось расширить занятый нами

плацдарм. Части генерала Покровского вновь заняли ху-

тора Безуглова, части генерала Шатилова подошли на 2–3

версты к станице Великокняжеской.

На закате я назначил общую атаку, дав горцам, 1-й кон-

ной дивизии и бригаде полковника Фостикова направле-

ние на станицу Великокняжескую. Первым – с юго-вос-

тока, вторым – с востока. Генералу Покровскому приказал

„сковать и разбить конницу Думенко“. Для предваритель-

ного расстройства красной конницы приказал эскадрилье

полковника Ткачёва произвести бомбовую атаку.

С начала артиллерийской подготовки я объехал фронт

полков, сказав людям несколько слов, приказал снять

чехлы и распустить знамена. При построении боевого по-

рядка всем полковым хорам приказал играть марши своих

частей. Как на параде строились полки в линии колонн,

разворачиваясь в боевой порядок. Гремели трубачи, реяли

знамёна. Вот блеснули шашки, понеслось „ура“ и масса

конницы ринулась в атаку, вскоре скрывшись в облаках

пыли. Гремела артиллерия, белые дымки шрапнелей густо

усеяли небо. Я на автомобиле понёсся к полкам генерала

Покровского. Налёт полковника Ткачёва оказался весьма

удачным. Противник потерял большое число людей и ло-

шадей; морально потрясённые его части расстроились.

К сожалению, генерал Покровский замешкался, упустил

удобный момент ударить на расстроенного противника.

Последний успел оправиться и, не приняв атаки, стал по-

спешно отходить.

Великокняжеская была взята. Успех противника,

форсировавшего Маныч и проникшего в глубокий тыл

Добровольческой и Донской армий, грозя отрезать их

от главнейшей базы, завершился нашей победой. 10-я ар-

мия красных была разгромлена. Противник за три дня по-

терял около 15000 пленных, 55 орудий и 150 пулемётов.

Путь к Царицыну и Волге был открыт.

Разбитый под Великокняжеской противник поспеш-

но отходил к северу вдоль железной дороги. За красной

пехотой бежала и конница „товарища“ Думенко. Крас-

ные, отходя, разрушали железнодорожный путь, взры-

вая мосты и железнодорожные сооружения. Я послал

приказание частям генерала Шатилова преследовать про-

тивника по пятам; первому конному корпусу генерала

Покровского быстро двигаться в направлении на станицу

Орловскую, стремясь перехватить путь отхода красных.

В десять часов утра 7-го мая я на автомобиле выехал

в Великокняжескую, где застал штаб генерала Шатилова.

В штаб только что привели несколько всадников Горской

дивизии, пойманных на месте грабежа. Я тут же назначил

над ними военно-полевой суд, и через два часа пять грабите-

лей были повешены на площади села. Я приказал в течении

суток не убирать трупов, дабы наглядным образом показать

частям и населению, что всякое насилие и грабёж, несмотря

на всю воинскую доблесть виновных, будут караться беспо-

щадно. Поблагодарив расположенные в станице части и от-

дав необходимые распоряжения, я выехал в Торговую.

Отъехав вёрст пять, я встретил автомобили штаба

Главнокомандующего. Генерал Деникин, в сопровожде-

нии генерала Романовского, полковника Плющевского-

Плющик и нескольких лиц своего штаба, ехал в Велико-

княжескую. Главнокомандующий был весьма доволен

нашим успехом; обнял и расцеловал меня, горячо благо-

даря. По его словам, он наблюдал атаку моей конницы

с наблюдательного пункта 6-й пехотной дивизии.

– За всю гражданскую войну я не видел такого силь-

ного огня большевистской артиллерии, – сказал генерал

Деникин».

В феврале 1920 года красные «войска прошли станцию

Ремонтную, заняли Шаблиевку. Однако попытки Кон-

но-сводного корпуса Б. М. Думенко и 1-й Конной армии

С. М. Будённого пройти дальше успеха не имели. Белые

отбросили их с Маныча. В марте последовал комбиниро-

ванный удар красных. М. Н. Тухачевский нанёс удар в стык

между донскими и кубанскими частями – в направлении

на станцию Торговая (ныне Сальск). Двадцатитысячная

Ставропольская группа сначала пошла на Великокняже-

скую (ныне Пролетарск), обходя части К. К. Мамонтова

с фланга и тыла. Белые оказались в полукольце, вслед

за Северным рухнул и Восточный фронт Донской армии.

Великокняжеская пала, красные части форсировали Ма-

ныч, к началу апреля они заняли Торговую, Атаманскую.

Войска Донской армии не смогли противостоять, начался

отход, и казачьи части оставили Дон весной 1920 года –

навсегда. Гражданская война в Задонских степях завер-

шилась» [59].

Генерал Мамонтов бывал в Великокняжеской и в

1918 и, скорей всего, в 1919 годах. Если по поводу 1918

года сомнений нет, то, по сведениям весьма авторитет-

ного историка, в 1919 году Мамонтова здесь не было.

Хотя принципиального значения для дальнейшего это

не имеет, хотелось бы высказать своё мнение. Думаю, что

в 1919 году Мамонтов в Великокняжеской был. В фев-

рале – марте 1919 года здесь стоял штаб Мамонтова. До-

кументов по этому поводу у меня нет, но косвенно это

подтверждается многими источниками. Так, генерал

Голубинцев пишет: «В начале февраля 1919 года я при-

был в Новочеркасск <…> и через две недели я выехал

на фронт в распоряжение генерала Мамонтова, в ста-

ницу Великокняжескую» [65]. Многие подробности

о функционировании мамонтовского штаба в Велико-

княжеской приводит Будённый [62]. Некоторые их них

вызывают сомнение, но у того, кто прочитает полностью

всё описание налёта на Великокняжескую в воспомина-

ниях Будённого, включая те фрагменты, которые выше

заменены многоточиями, сомнений в самом факте пре-

бывания в Великокняжеской штаба Мамонтова не оста-

нется. Конница Будённого совершает налёт на станицу

18 марта. Как пишет Будённый, «генерал Мамонтов ещё

утром 16 марта выехал на станцию Торговая с экспеди-

ционной группой казаков для усмирения взбунтовав-

шихся мобилизованных солдат». Его штаб, размещав-

шийся в бронепоезде, уходит 18 марта за Маныч [62].

Сам факт налёта тоже не вызывает сомнения. Кстати,

советская военная литература оценивала его значение

не слишком высоко. Так, комбриг Жемайтис (Феликс

Рафаилович Балтушис-Жемайтис, бывший начальник

оперативного отдела штаба 1-й конной армии Будённо-

го, впоследствии преподаватель Военной академии им.

М. В. Фрунзе и Академии Генштаба) пишет [66]: «Рей-

дом в полном смысле этого слова можно называть толь-

ко удар конницы товарища Будённого на Великокня-

жескую весной 1919 г. Здесь товарищ Будённый имел

объектом действий не живую силу Донской армии, от-

ходившей на Маныч, а её тылы и базы. Несмотря на пол-

ный успех рейда, его последствия не были особенно

большими. Рейд не помешал белым организовать упор-

ную оборону на этом рубеже и не сорвал сосредоточения

Кавказской армии ген. Врангеля».

Видимо, в 1918 или 1919 году познакомился генерал

Мамонтов со священником собора Александра Невского

Илией Поповым. Разница в возрасте у них была мень-

ше двух лет. Оба были беззаветно преданы делу, которое

считали правым. Так или иначе, К. К. Мамонтов пригла-

сил отца Илию служить в своих войсках священником.

Согласно уголовному делу, И. В. Попов служил свя-

щенником в войсках генерала Мамонтова в течение семи

или восьми месяцев в 1919 году. Приведу дословно со-

ответствующую выдержку из протокола единственно-

го допроса арестованного 24 сентября 1937 года и «со-

держащегося под стражей при Пролетарской тюрьме»

И. В. Попова. Полный протокол занимает семь страниц

рукописного текста, из которых первые две – это анкета

допрашиваемого. Допрос состоялся 1 октября 1937 года.

Исправлены только орфография и пунктуация.

«Вопрос. Следствие располагает данными, что вы

в 1919 году, когда здесь в ст. Пролетарской были белые

войска генерала Мамонтова, находились у него на службе

и с ним же отступали. Расскажите об этом следствию.

Ответ. Да, в 1919 году, не помню, в каком месяце, я

по просьбе генерала Мамонтова состоял у него на службе

месяцев семь-восемь в качестве священника.

Вопрос. Что вы делали при штабе Мамонтова?

Ответ. Да так, почти ничего, был как священник

и устраивал его войскам молитвы.

Вопрос. Следствию известно, что вы участвовали

в расстрелах красных партизан в период, когда Мамонтов

оперировал в ст. Пролетарской. Подтверждаете ли вы это?

Ответ. Я был всего один раз, когда расстреливали двух

человек, и то это по просьбе самих расстрелянных, они за-

хотели перед смертью, чтобы я им отслужил молебен.

Вопрос. Где вы ещё участвовали при расстрелах?

Ответ. Больше нигде не участвовал. После этого ча-

сти Мамонтова вскорости из ст. Пролетарской отступи-

ли. С ними же отступил и я, до города Краснодара, где я

пробыл месяца три и возвратился обратно в ст. Пролетар-

скую, где опять начал продолжать службу в соборе в каче-

стве священника».

Всем хорошо известно, как подписывались заключён-

ными в 1930-е годы сфабрикованные протоколы допро-

сов. Сфабрикован ли этот протокол? Конечно, как видно

из других вопросов и ответов, в ряде случаев следователь

и своими вопросами, и своей интерпретацией ответов под-

следственного явно пытается подогнать дело под своё по-

нимание жизненного устройства и человеческой натуры.

Тем самым истинная картина искажается порою до не-

узнаваемости, но зато сам следователь может спокойно

продолжать своё дело – все в его мире остаётся на своих

местах. Вот как начинался допрос:

«Вопрос. С какого времени вы работаете служителем

религиозного культа?

Ответ. Служителем религиозного культа я работаю

с 1892 года.

Вопрос. Где и каким путем вы получили духовное об-

разование?

Ответ. Духовное образование я получил, обучаясь

в Новочеркасской духовной семинарии с 1882 по 1892

год. Попал я туда в связи с тем, что отец мой был служи-

тель религиозного культа и ему епископ этой семинарии

был хороший приятель.

Вопрос. С какого времени вы работаете в должности

священника в ст. Пролетарской?

Ответ. В ст. Пролетарской священником я работаю

с 1916 года, сначала в большом соборе, а после в старой

церкви, т. е. с 1919 года.

Вопрос. По чьей рекомендации вы попали в большой

собор?

Ответ. По рекомендации одного из архиереев и хоро-

шему знакомству с епископом г. Новочеркасска».

Сын и внук церковнослужителей, которые получили

духовное образование в Новочеркасске, прапраправнук

священника XVIII века нуждался в «хорошем приятель-

стве» отца с «епископом семинарии», чтобы поступить

в семинарию? Настоятель новой красавицы-церкви

в богатой станице, граничащей с Ростовым, живущий

с семьей в большом каменном церковном доме, стоящем

рядом с городской границей, нуждался в рекомендации

и знакомстве для переезда в Сальские степи?

Сделаем ещё одно отступление. Читая два приведён-

ных фрагмента допроса, легко видеть нестыковку дат.

С 1919 года служил отец Илия «в старой церкви», т. е.

церкви во имя святых мучеников Флора и Лавра, или,

вернувшись из войск Мамонтова в 1919 году, «опять на-

чал продолжать службу в соборе в качестве священни-

ка»? Думаю, что после возвращения из Екатеринодара

отец Илия продолжал служить в соборе до его закрытия

в 1931 году. Когда в начале допроса в ответе на свой тре-

тий вопрос следователь пишет: «А после в старой церкви,

т. е. с 1919 года», то доверия это не вызывает. О 1919 годе

на допросе речи ещё не было. Зато есть вызывающая дове-

рие свидетельница, которая маленькой девочкой ходила

с матерью в собор вплоть до его закрытия и помнит всех

трёх священников, в том числе и отца Илию. Перенесёмся

ненадолго в март 2012 года, в город Пролетарск Ростов-

ской области.

4 марта я встретился с Викторией Николаевной Ло-

макиной (иллюстрация 38). Всю жизнь она преподавала

литературу в школе. Учительница от Бога, как о ней го-

ворят. Отец Илия был расстрелян 14 октября 1937 года.

В тот же день Пролетарским райотделом НКВД был

арестован отец Виктории Николаевны. Он был расстре-

лян 20 октября. Редактор «Великокняжеского курьера»

Т. П. Бондарева, благодаря которой я узнал о Виктории

Николаевне и вместе с которой 4 марта был у Виктории

Николаевны в гостях, пишет [45]: «Потом, спустя много

лет, Виктория Николаевна собрала средства на памятник

жертвам репрессий. Как самую дорогую реликвию доста-

ла из шкафа бережно перевязанный пакет, где хранились

списки всех – кто рубль, два, пять давали на этот памят-

ник, квитанции, счета, акты на установку – всё бережёт

и потомкам завещает – беречь!» (иллюстрация 39).

Память у В. Н. Ломакиной ясная. В подробностях

описывает всех трёх священников собора, рассказывает

об аресте своего отца, о том, каково было дочери репрес-

сированного получить образование, об истории создания

памятника жертвам репрессий. Приведу ещё выдержку

из статьи Т. П. Бондаревой: «Когда мы с гостем вошли

в дом Ломакиных, Виктория Николаевна всплеснула ру-

ками: Господи, как похож!»

Фотографию отца Илии с семьёй передали В. Н. Ло-

макиной за несколько дней до нашей встречи. Действи-

тельно, моя мама была похожа на отца, а я – на мать.

Фотографий деда у меня до 2007 года не было, и о своём

сходстве с ним я не слышал. Как-то в 2007 году мне по-

звонила упомянутая выше дочь моего двоюродного брата

Юрия Флавицкого, Маша Чернова, и сказала, что хочет

подарить мне икону, доставшуюся от бабушки, потому

что в семье всегда говорили, что я очень похож на своего

деда, Машиного прадеда, и ей кажется, что именно так по-

ступила бы её бабушка. Выше уже упоминалась эта икона

Казанской Пресвятой Богородицы, подаренная И. В. По-

повым и А. С. Поповой дочери Марии в начале ХХ века

(иллюстрация 15). На обратной стороне иконы сохрани-

лась дарственная надпись. Тогда же Маша передала мне

и семейную фотографию Поповых, на которой был и мой

дед (иллюстрация 14).

Однако вернёмся в 1919 год и зададимся вопросом,

можно ли утверждать с уверенностью, что отец Илия дей-

ствительно служил в войсках Мамонтова? Думаю, что

да. Не создаётся впечатления, что весь эпизод сфабрико-

ван следователем, а протокол подписан под давлением.

Уж фабриковать, так с полётом фантазии. А заставить

подписать – на это заплечных дел мастера НКВД были

горазды. А тут: «Я был всего один раз, когда расстрели-

вали двух человек, и то это по просьбе самих расстрелян-

ных…» И дальше, рассматривая эпизоды уголовного дела,

связанные с более поздними периодами, мы придём к та-

ким же выводам: имеет место искажение ответов следова-

телем, интерпретация их в соответствии с собственными

жизненными установками, но едва ли полная фабрикация

эпизодов.

В точности когда и конкретно в каких местах и частях

служил отец Илия, как он оказался в Екатеринодаре, было

это в 1919 году или в начале 1920 года, мы вряд ли узнаем.

Белые войска отступали к Екатеринодару в начале 1920

года, после удара 10-й армии красных и конницы Будён-

ного, в направлении на станцию Торговая (ныне Сальск)

и сражения под станицей Егорлыкской, но отец Илия мог,

конечно, оказаться в Екатеринодаре и раньше. И не остав-

ляет вопрос, где в это время воевал старший сын И. В. По-

пова – Михаил. Может быть, где-то рядом? Но тут найти

ответ ещё труднее.

Впрочем, не исключено, что какие-то сведения о служ-

бе отца Илии в 1919 году получить можно. Есть в его уго-

ловном деле запечатанный конверт. Обычно в таких кон-

вертах хранят свидетельские показания и доносы. Закон

и сегодня запрещает раскрывать источники информации

НКВД, даже 75-летней давности. Но, может быть, когда-

то удастся познакомиться со сведениями, содержащими-

ся в конверте? Ведь не имена доносчиков хочется знать,

а факты. Пока не удаётся познакомиться. Впрочем, имена

свидетелей и кое-что из их показаний из уголовного дела

известны. К этому мы ещё вернёмся.

Что происходило в жизни отца Илии сразу после

гражданской войны, неизвестно. Известно одно: продол-

жал служить Богу и людям, по всей вероятности, в том же

соборе Александра Невского (иллюстрации 34, 40).

7. Лишение избирательных прав, конфискация дома и имущества: 1929–1934

Уже в конституции РСФСР 1918 года в статье 65 го-

ворилось, что в выборные органы не избирают и не могут

быть избранными «монахи и духовные служители церк-

вей и религиозных культов». Согласно Всесоюзной пере-

писи 1926 года лишено права голоса в СССР было 1,63

% от общего количества избирателей, среди которых 15,2

% приходилось на категорию духовных служителей. На-

чиная с 1929 года число лишенцев и в городах, и в сёлах

увеличивается. Лишенцам повышают налоги, их лишают

пенсий, пособий по безработице, увольняют с работы,

отказывают в выдаче продовольственных карточек либо

выдают их по низшей категории, выселяют из квартир,

их детей исключают из старших классов школ и из вузов.

После принятия 1 октября 1929 года инструкции НКВД

РСФСР «О правах и обязанностях религиозных объеди-

нений» [67] начинается лишение служителей церкви из-

бирательных прав в массовом порядке.

В это же время резко усиливается антирелигиозная

работа. Принятая в мае 1929 года новая редакция статьи

4 конституции РСФСР признаёт «свободу религиозных

исповеданий и антирелигиозной пропаганды» (ранее

признавалась «свобода религиозной и антирелигиозной

пропаганды»).

8 апреля 1929 года ВЦИК и СНК РСФСР принимают

постановление «О религиозных объединениях». Поста-

новлением запрещается любая церковная деятельность

вне церковных стен, а «район деятельности служителей

культа, религиозных проповедников, наставников и т. п.

ограничивается местожительством членов обслуживае-

мого ими религиозного объединения и местонахождени-

ем соответствующего молитвенного помещения». Соглас-

но статье 3, «религиозные общества и группы верующих

не пользуются правом юридического лица», однако обя-

зательна их регистрация в соответствующем исполкоме.

Для регистрации религиозного общества, согласно статье

5, необходимо было иметь «учредителей его в количестве

не менее 20 человек», поэтому широкое распространение

получил термин «двадцатка». Впрочем, ещё 19 июня 1923

года Наркомюст в «Инструкции по вопросам, связан-

ным с проведением декрета об отделении церкви от го-

сударства» разъяснил, что «религиозные общества, хотя

и приравниваются к частным обществам, но, в отличие

от последних, не имеют права собственности и права юри-

дического лица».

В октябре 1928 года началось осуществление первого

пятилетнего плана развития народного хозяйства, в рам-

ках которого была развернута кампания против частного

предпринимательства. Поскольку церковь рассматрива-

ется как частное предприятие, священники и приходы об-

лагаются непомерными налогами, а в случае неуплаты их

имущество подлежит конфискации.

В начале 1930-х годов принимается несколько поста-

новлений СНК и Наркомфина об упорядочении налого-

вого обложения религиозных объединений и духовен-

ства. Так, циркуляр ВЦИКа от 20 июня 1930 года называет

«чрезмерное налоговое обложение зданий и духовенства»

в числе главных нарушений закона. Однако, как мы вско-

ре увидим, на деле часто вместо устранения нарушений

происходило нечто прямо противоположное.

Точная дата лишения избирательных прав И. В. Попо-

ва и членов его семьи (жены и младшей дочери) из «Дела

о лишении избирательных прав» [47] не ясна. Известно

из справки Пролетарского станичного совета, выданной

в августе 1930 года, что Попов И. В. «не кулак, так как

не имеет никакого хозяйства, а только лишён права голо-

са как служитель религиозного культа». Из справок Про-

летарского райисполкома от 2 марта 1932 года следует,

что в списках лишенцев за 1932 год числятся Попов И. В.,

как служитель религиозного культа, и члены его семьи.

Известно также, что 30 июля 1934 года Пролетарский

станичный совет вновь рассматривал дело и постановил

«Попова И. В. с семьей считать лишенцем избирательных

прав как служителя религиозного культа». А 25 октября

1934 года Пролетарский райисполком также рассматри-

вает дело Попова И. В. и выносит постановление об остав-

лении «в списках лиц, лишённых избирательных прав»,

уже как «бывшего крупного торговца». Да, задачи услож-

няются, масштабы укрупняются, и исполкомовский раз-

мах становится шире.

Конфискация дома и имущества семьи И. В. Попо-

ва непосредственно с лишением избирательных прав

не связаны. В начале 1931 года Пролетарское райфо про-

изводит начисление на гр. Попова И. В. «самообложения»

в сумме 480 рублей и «единого культурно-хозяйственного

сбора» (культналога или культсбора) в сумме 480 рублей,

всего 960 рублей (райфо – финансовое отделение райи-

сполкома, или райфинотдел). Сделано это, согласно рай-

фо, «на основании закона 31 г. от 9 января, как с хозяйства

имеющего нетрудовые доходы». Для сельского священ-

ника – деньги очень большие. Ранее И. В. Попов своевре-

менно уплатил причитавшиеся за 1930 год 198 рублей 50

копеек. Больше денег для оплаты налогов в семье не было.

22 января 1931 года производится опись имущества: дом

деревянный – 300 рублей, буфет – 50, стол – 20, комод –

30, стол круглый – 10, гардероб – 15, тумбочка – 5, умы-

вальник – 5, 4 стула и табуретки – 5. Описывают и пиани-

но, подаренное в 1930 году отцом дочери и принадлежащее

по нотариально удостоверенному 23.07.1930 года договору

дарения Татьяне Поповой – 250 рублей. Итого 690 рублей.

Семью выселяют из дома № 60 по Красноармейской улице,

имущество конфискуют. Имущество реализуют на сумму

1015 рублей, из которой оплачивается «недоплата». Ког-

да именно произошла конфискация, а затем реализация

имущества, точно неизвестно. Известно, что к 26 апреля

1931 года, дню первого обращения И. В. Попова в райфо,

всё уже было сделано. Семья Поповых живёт теперь по со-

седству с реализованным домом по ул. Красноармейской,

в доме № 54 (видимо, кто-то из прихожан приютил). Дом

№ 60 куплен артелью инвалидов «Привет», которая сдаёт

его внаём частному лицу.

Между тем 19 февраля 1931 года Наркомфин СССР

издал циркуляр № 68 о порядке обложения молитвенных

зданий и служителей культа. Это одно из первых упомя-

нутых выше постановлений правительства и Наркомфи-

на об упорядочении налогового обложения религиозных

объединений и духовенства. 18 мая 1931 года райфо при-

знаёт переплату в сумме 784 рублей, которая «будет за-

читываться в уплату будущих платежей» (письмо райфо

в Севкавфинуправление от 21 октября 1931 года). Все по-

следующие документы упирают на тот факт, что исчисле-

ние налогов было произведено до получения циркуляра

№ 68. Так, то же письмо райфо в Севкавфинуправление

от 21 октября 1931 года говорит, что исчисление налогов

«было произведено до получения нового закона об об-

ложении служителей религиозного культа, точно так же,

до получения этого закона, по истечении сроков уплаты,

было произведено принудительное взыскание этих плате-

жей». Напомним, что имущество было описано 22 января,

а «новый закон» был принят 19 февраля. По поводу того,

когда получили циркуляр № 68 в Пролетарской и когда

конфисковали и реализовали имущество, в многочислен-

ных документах нет ни слова. Из заявления И. В. Попова

видно, что его о продаже вещей не извещали и что аукци-

онный лист ему не предъявляли. В то время как «изъятые

вещи должны продаваться с публичного торга в присут-

ствии недоимщика (пункт 3) и за его подписью должен

быть составлен аукционный лист», как пишет Илья Вик-

торович в райфо 9 июля 1931 года. На пункт 3 какой ин-

струкции ссылается, он не указывает. Видимо, в райфо эту

инструкцию знали хорошо.

Итак, переплачено 784 рубля, грабительские нало-

ги «на основании закона 31 г. от 9 января, как с хозяй-

ства имеющего нетрудовые доходы», больше взиматься

не будут – циркуляр № 68! Начислят примерно те же 198

рублей 50 копеек, как первоначально, до закона от 9 ян-

варя, было начислено за 1930 год. Куда же пойдут остав-

шиеся 585 рублей 50 копеек? 18 мая 1931 года райфо ясно

определило: будут «зачитываться в уплату будущих пла-

тежей». Т. е. хватит на три года. Но не так быстро... 5 мая

1932 года в райфо поступает разъяснение от Севкавфину-

правления: «Если же после зачёта сумм налогового обло-

жения за 1931 год переплата будет иметь место, то в дан-

ном случае поставьте жалобщика в известность о том, что,

согласно циркуляра НКФ, оставшиеся переплаты на 1 ян-

варя 1932 года, вследствие применения циркуляра НКФ

СССР от 19.02.1931 г. за № 68, как зачёту в счёт платежей

1932 года, так и возврату не подлежат».

17 мая 1932 года райфо просит станичный совет «объ-

явить служителю религиозного культа, проживающему

в ст. Пролетарской, Попову И. В., что произведённая им

переплата по культсбору и самообложению в сумме 784

руб., получившаяся от реализации конфискованного иму-

щества, зачёту в погашение платежей 1932 года и возврату

не подлежит». Таким образом, не зачли ни копейки даже

за 1931 год.

Не хочется обращаться к языку эмоций, так как в дан-

ном случае язык цифр и писем финорганов ярче.

Надо ли упоминать о том, что в своих обращениях

в район и в край И. В. Попов не просил о возврате денег.

Семье нужен дом – «размером 7х8 аршин, ветхий, без уса-

дебного места», – вещи, пианино дочери, которая «несла

общественно-культурную работу – играла на пианино

в доме соцкультуры станицы Пролетарской», это её спе-

циальность, она «поэтому имеет право на инструмент»

(ссылки на § 3 и § 6Р о лицензиях инструкции от 3.10.1930

года). Не вернули ни дом, ни пианино, ни умывальник,

ни 4 стула и табуретки, ни деньги.

Вот так на практике и работало упорядочение налого-

вого обложения религиозных объединений и духовенства

начала 1930 годов. Канадец Дмитрий Поспеловский пи-

шет по поводу этого упорядочения: «Итак, приблизитель-

но на пять лет сельское духовенство во всяком случае, да

и в какой-то степени вся Церковь, получили относитель-

ную передышку» [68]. Поистине, передышка была отно-

сительной.

8. Закрытие Флоро-Лаврской церкви; «совершение нелегальных религиозных обрядов, как-то крестины, похороны, молебствия и т.д.»; арест и расстрел:

1935–1937

Закрытие монастырей и церквей проводилось с первых

лет советской власти. В рамках описанного в предыдущей

главе резкого усиления, начиная с 1929 года, антирелиги-

озной работы закрытие церквей принимает массовый ха-

рактер. В 1931 году закрывают собор Александра Невско-

го в станице Пролетарской [46. Л. 43 об, 62]. В марте 1936

года верующие пишут Всесоюзному старосте Калинину:

«Пролетарский собор, который ценнее и обширнее нашей

церкви, стоит обшарпанный, с побитыми стёклами, ограда

развалена, стоит пустой и под культурные нужды не при-

спосабливается» [46. Л. 58 об.]. И в июле 1936 года, как ска-

зано в другом письме Калинину, «собор доселе стоит пустой

с побитыми окнами» [46. Л. 43 об.] и «служит ссыпкою для

хлеба» [46. Л. 48 об.]. Но недолго оставалось стоять собо-

ру. В том же «1936 году из колокольни этого великолепного

храма, очень похожего на войсковой собор в Новочеркасске

и стоявшего на месте нынешнего колхозного рынка, были

свалены колокола и с неимоверными усилиями сбит пер-

вый кирпич. Долго мучили здание – несколько лет. Не хо-

тело оно поддаваться варварам» [69, 70].

Однако после закрытия собора в 1931 году в станице

продолжает действовать «старая» Флоро-Лаврская цер-

ковь. Заложена она была в 1875 году и являлась, таким об-

разом, ровесницей станицы Великокняжеской. Царским

указом от 3 июля 1875 года в честь посещения великим

князем Николаем Николаевичем Кара-Чаплакской сло-

боды последняя была переименована в станицу Велико-

княжескую. В 1878 году в станице было завершено стро-

ительство каменной церкви. В эту церковь и переходит

из собора в 1931 году священник Илия Попов.

Между тем закрытие церквей в стране идёт полным

ходом. Из документов комиссии по вопросам культов при

Президиуме ЦИК СССР следует, что из 39530 молит-

венных зданий, существовавших на территории РСФСР

до революции, к апрелю 1936 года было закрыто 20318,

а из незакрытых 5122 не функционировали [71. Л. 3].

К 1937 году число культовых зданий сократилось на 58 %

по сравнению с их дореволюционным числом [72].

С деятельностью комиссии по культам нам придётся

вплотную столкнуться на примере Флоро-Лаврской церк-

ви. Несколько слов об истории комиссии и её функциях.

До своего расформирования в конце 1930 года общее

наблюдение за деятельностью религиозных организаций

осуществлял НКВД РСФСР. В 1929 году при Президи-

уме ВЦИК создаётся Постоянная комиссия по вопро-

сам культов [73]. Председателем комиссии становится

П. Г. Смидович (иллюстрация 41).

Создаются также комиссии по вопросам культов при

местных исполкомах. После принятия 30 января 1931

года Президиумом ВЦИК инструкции Постоянной ко-

миссии при Президиуме ВЦИК по вопросам культов

«О порядке проведения в жизнь законодательства о куль-

тах» функция регулирования государственно-конфессио-

нальных отношений окончательно переходит к комиссии,

на неё теперь в полном объёме возложено рассмотрение

дел, связанных с культами.

В соответствии с п. 76 инструкции, «надзор за деятель-

ностью религиозных объединений, а также за сохранно-

стью зданий и имущества культа возлагается на регистри-

рующие Органы, причём в сельских местностях надзор

возлагается на сельские Советы». Этот пункт, по суще-

ству, повторяет пункт 64 постановления ВЦИК и СНК

РСФСР от 8 апреля 1929 года «О религиозных объеди-

нениях». В соответствии с п. 29 инструкции, «местные

религиозные объединения верующих граждан регистри-

руются в виде религиозных обществ и групп верующих

в сельских местностях… в районном исполнительном ко-

митете», при этом «религиозное общество может быть об-

разовано гражданами в числе не менее 20». П. 71 гласит,

что сведения «о служителях религиозных культов, рели-

гиозных проповедниках, наставниках и т. п.» религиоз-

ные общества и группы верующих» обязаны представить

«в орган, регистрирующий религиозное объединение».

Однако _____даже в 1936 году «в районах часто встречается

полное незнание или неправильное толкование закона о ре-

лигиозных объединениях и организационная путаница. Так,

часто встречается, что культовыми делами в районе зани-

мается не рик, а райфо, регистрация религиозных обществ

ведётся не риком, а отделениями НКВД» [71. Л. 18] (рик –

районный исполнительный комитет, или райисполком).

7 мая 1934 года постановлением Президиума ЦИК

СССР на базе комиссии ВЦИК образована Постоянная

комиссия по вопросам культов при Президиуме ЦИК

СССР. Председателем комиссии остаётся Смидович, а

после его смерти в 1935 году председателем становится

П. А. Красиков (иллюстрация 42).

Комиссия ЦИК просуществовала недолго. Постановле-

нием Верховного Совета СССР от 16 апреля 1938 года Ко-

миссия по вопросам культов при Президиуме ЦИК СССР

была упразднена. С известными оговорками можно согла-

ситься с тем, что «в основном это было вызвано позицией

комиссии по отношению к религиозным культам, её проти-

водействию „перегибам“ и произволу местных властей, что

расценивалось как противодействие советской идеологии

по уничтожению религиозных пережитков» [74].

Действительно, критика перегибов на заседаниях ко-

миссии звучала сплошь и рядом. Например, в мае 1936

года Воронежская областная комиссия по культам докла-

дывает: «Обычное явление – закрытие церквей метода-

ми разных махинаций. Население видит эти незаконные

жульнические махинации и страшно возмущается» [75].

Да и сам Пётр Ананьевич Красиков мог написать в ЦК

ВКП(б) и такое (ноябрь 1936 года) [75]: «В ходу админи-

стративные приёмы, застращивания, репрессии. Отдель-

ные работники всех верующих считают контрреволю-

ционерами, а следовательно, и не желают считаться с их

просьбами, хотя и вполне законными. К этому следует до-

бавить, что в союзную Комиссию с мест поступает недо-

бросовестная информация, всячески волокитятся ответы

на её запросы, документы оформляются столь небрежно,

что на их основании нельзя принимать какие-либо ре-

шения, нередко поступают и ложные сведения. И вместе

с тем становится невозможным проведение единой ли-

нии в „церковном вопросе“, ибо идёт откровенная погоня

за цифрами о закрытии культовых зданий».

На конец августа 1936 года в состав комиссии входило

девять человек, а весь её аппарат состоял «из трёх чело-

век: Ответственного секретаря т. Агеева В. С., Инструкто-

ра-консультанта т. Узкова И. Н. и ст. делопроизводителя-

машинистки Лехтман Р. Н.» [71. Л. 17]. С двумя из этих

персонажей мы ещё встретимся.

Позднее, в 1943 и 1944 годах, были созданы Советы

по делам русской православной церкви и по делам рели-

гиозных культов, а в 1965 году на их основе был образован

Совет по делам религий при Совете Министров СССР.

С конкретными методами, применяемыми комиссией

для противодействия «перегибам» и произволу местных

властей в станице Пролетарской в 1936–1938 годах, мы по-

знакомимся близко. Они не были и не могли быть эффек-

тивными. А о духе и целях работы пришедших на смену

комиссии советов можно получить представление по не-

скольким фрагментам из доклада наследника П. Г. Сми-

довича и П. А. Красикова, председателя Совета по делам

религий товарища Харчева в разгар перестройки: «В на-

стоящее время в Советском Союзе тенденции к снижению

религиозности нет. Каждый год производится миллион

отпеваний, это 20–30 % покойников, а отпевание, по мо-

ему мнению, наиболее достоверный показатель религиоз-

ности, так как при жизни человек врал из-за боязни по-

терять работу. 30 % младенцев крестят…

И встают вопросы, что партии выгоднее – верующий

в Бога, ни во что не верующий или верующий и в Бога, и в

коммунизм. Я думаю, что из двух зол выбирают меньшее.

По Ленину, партия должна держать под контролем все

сферы жизни граждан, а так как верующих никуда не де-

нешь, а наша история показала, что религия всерьёз и на-

долго, то искренне верующего для партии легче сделать

верующим также и в коммунизм. И тут перед нами встаёт

задача: воспитание нового типа священника. Подбор и по-

становка священников – дело партии!.. Наибольших успе-

хов в контроле над религией и в подавлении её инициати-

вы мы достигли в среде священников и епископов РПЦ…

Можно сделать вывод, что идёт интенсивный процесс

проникновения Церкви в государственную политику. И да-

вайте смотреть трезво: по нашей воле или против, но рели-

гия входит в социализм, и даже не входит, а въезжает, как

по рельсам. И так как власть полностью принадлежит нам,

то, я думаю, в наших силах направить эти рельсы в ту или

иную сторону в зависимости от наших интересов...

Я не за сращивание Церкви и государства. Сейчас ос-

новная задача – это реальный контроль Церкви в поли-

тике партии. У нас в Совете по делам религий всего 60

человек, и мы не в состоянии объять ни теоретические,

ни практические вопросы…

Сейчас в Москве, да и вообще в крупных городах, ката-

строфически не хватает низшего медперсонала в больни-

цах – обычных нянечек. Только в Москве не хватает 20 ты-

сяч. Церковные деятели обратились с просьбой разрешить

им деятельность милосердия. Что делать: разрешить или

не разрешить? Разрешить, пусть выносят „утки“? А как

при этих условиях будет выглядеть политический и мо-

ральный образ коммуниста, если умирающий человек бу-

дет умирать с мыслью, что советская власть не может ему

„утку“ подать?» [Из сокращённой записи доклада предсе-

дателя Совета по делам религий К. С. Харчева на встрече

с преподавателями ВПШ. Конец марта. 1988] [76].

Но и К. М. Харчев в итоге пришёлся не ко двору. В сво-

ём вступлении к интервью с ним газета «Новые Известия»

писала: «Именно при Харчеве Совет по делам религий

впервые стал открывать церкви и мечети (было открыто

несколько тысяч), вступил из-за этого в конфликт с мест-

ными органами власти, с политбюро и КГБ (считавшими

такую перестройку слишком „быстрой“). Кульминацией

стало всесоюзное празднование тысячелетия Крещения

Руси, про которое член Синода Русской православной

церкви (РПЦ) митрополит Ювеналий до сих пор говорит:

„Мы были уверены, что это будет маленький семейный

праздник. А тут оказалось...“ Тысячелетия Харчеву и не

простили; к тому же приближались разборки, связанные

с выборами нового патриарха» [77].

В результате в 1989 году К. М. Харчев был снят с долж-

ности председателя совета и отправлен послом в Объеди-

ненные Арабские Эмираты.

Тут приходится отвлечься ещё дальше и высказать

своё мнение, что слова товарища Харчева об успехах его

Совета и прочих советских ведомств в деле установления

контроля над религией и подавления её инициативы че-

рез священников и епископов РПЦ имеют серьёзные ос-

нования. Процитирую интервью, данное бывшим членом

Политбюро, идеологом перестройки А. Н. Яковлевым

«Общей газете» 3 февраля 2000 года: «Я постоянно в храм

не хожу. Мне не нравится, что наши священнослужители

столь явно вертятся около власти. Наша православная

церковь не является независимой духовной силой <...>

до сих пор не может оправиться после того испуга, в кото-

рый вверг её Пётр Первый – первый большевик России».

Думается, что ситуация сегодня меняется к лучшему,

но процесс этот будет долгим.

После закрытия в апреле 1938 года Комиссии по во-

просам культов при Президиуме ЦИК СССР роль НКВД

(теперь уже СССР), образованного постановлением ЦИК

СССР 10 июля 1934 года, в вопросах общего наблюдения

за деятельностью религиозных организаций опять увели-

чивается.

Итак, в станице Пролетарской в разгаре весна 1935

года. Храм закрыт с 1931 года, но Флоро-Лаврская церковь

действует. Прихожане уже после закрытия Флоро-Лавр-

ской церкви пишут М. И. Калинину об этом времени, что

в ст. Пролетарской и окружающих её хуторах больше по-

ловины жителей – донские казаки, остальные – иногород-

ние. Верующих причт церкви обслуживал «около 1500 че-

ловек, и молящихся в церкви в большие праздники было

от 300 до 600 человек, в обычные воскресные дни до 200

человек, в зависимости от времени года и состояния по-

годы, а на Пасху молящихся было всегда больше 1000

человек» [46. Л. 61 об., 62]. Во всём Пролетарском рай-

оне других действующих церквей в 1935 году нет. В том

же письме говорится, что «церковь осталась одна на всю

станицу и окружающие 5 хуторов, с закрытием же нашей

церкви верующие вынуждены обращаться за исполнени-

ем религиозных обрядов за 25–30 км в село Екатеринов-

ку и город Сальск, что сопряжено с лишними расходами

и тратой времени» [46. Л. 48 об., 49].

15 марта 1938 года, когда прошло уже более двух лет

с момента закрытия церкви в декабре 1935 года, более двух

лет полной драматизма борьбы верующих, инструктор-

консультант комиссии ЦИК СССР по культам Узков, го-

товя заключительный акт трагедии, представляет в ЦИК

Заключение [46. Л. 2]. В нём говорится, что «в районе нет

ни одной церкви, ближайшая в 25 км». И делается вывод,

который стоит привести целиком (пояснение: ОИК – об-

лисполком): «ПОЛАГАЮ: Церковь считать ликвидиро-

ванной. Указать Ростовскому ОИК-у на необходимость

внимательного подхода к рассмотрению дел о закрытии

молитвенных зданий, особенно тех, после закрытия кото-

рых на большом расстоянии не остаётся функционирую-

щих зданий».

Ответственный секретарь комиссии Агеев накладыва-

ет резолюцию: «Согласен». По-видимому, его же рукой:

«Предложить обкому исследовать вопрос, кто провёл эту

меру».

Весь документ умещается на одной странице. Вверху

рукою Узкова написано (подчеркнуто, как в оригинале):

«Дело затребовано от ОИК-а 9.04.1936 г. (напоминание

писалось 28.07, 9.12.36 г., 7.01, 23.8, 1.10 и 25.12.1937 г.)

Всего семь раз. Дело было выслано 11.01.38 г. (через 20

месяцев)».

И в самом деле, писались напоминания. Вот одно

из них от 23.08.1937 года, подписанное теми же Агеевым

и Узковым, со штампом «ОСОБЫЙ УЧЁТ» [46. Л. 6, 6

об.]: «Лично. Гор. Ростов н/Дону. Крайисполком. Секре-

тарю Крайисполкома.

Больше года тому назад, 3.07.36 г., мы затребовали

у Крайисполкома дело о закрытии церкви в г. КРАСНЫЙ

СУЛИН. После этого 19.11.36 г., 8.02 и 19.04.37 г. мы на-

поминали Комиссии культов КрайИК’а о высылке дела,

но безрезультатно. Дело не получено до сих пор.

9.04.36 г. мы направили КрайИК’у жалобу верующих

ст. ПРОЛЕТАРСКОЙ на закрытие церкви, а 28.07.36 г.

послали вторую жалобу в дополнение к первой с прось-

бой уведомить о решении. После этого еще 2 раза –

9.12.36 и 7.01.37 г. – мы напоминали краевой Комиссии

об этом деле, но до сих пор никакого ответа не могли

получить.

Подобных примеров можно привести ещё несколь-

ко. Почти по каждому делу КрайИК вынуждает нас де-

лать запросы по 3 и более раз. Комиссия наблюдает та-

кое отношение только со стороны Азово-Черноморского

КрайИК’а.

ВТОРИЧНО обращая Ваше внимание на недопусти-

мое отношение Комиссии КрайИК’а к нашим запросам,

просим принять со своей стороны реальные меры к упо-

рядочению её работы».

В самом ли деле в Ростове лучше других чувствовали

линию партии или подобные письма товарищам Агееву

и Узкову приходилось писать и в другие исполкомы, мне

неизвестно. Вот в этих напоминаниях, видимо, и заклю-

чалось в основном упомянутое выше «противодействие

„перегибам“ и произволу местных властей» комиссией

ЦИКа. Но и этого достаточно. Через один месяц и один

день после даты цитированного выше Заключения от 15

марта 1938 года комиссию закрывают. Да и то сказать, как

противодействовать, если уже 10 декабря 1937 года Про-

летарский РИК пишет в Ростов, что «служители культа,

т. е. попы, в данное время забраты (так в оригинале) ор-

ганами НКВД за контрреволюционную деятельность», а

«сама Максименко тоже неизвестно куда выехала» [46. Л.

68]. Кто такая Прасковья Дмитриева Максимова мы вско-

ре узнаем. Видимо, подписавшие письмо от 10 декабря

1937 года товарищи Мякенький и Панченко – люди в ис-

полкоме новые, потому и перевирают фамилию Максимо-

вой. Во всех предыдущих документах фигурирует пред-

седатель исполкома товарищ Букина и её заместитель

товарищ Литус, с которыми нам тоже предстоит познако-

миться близко. Они-то знали Максимову хорошо.

14 апреля 1938 года Президиум ЦИК постановляет:

«1. Церкви в с. Б. Мартыновка Мартыновского района

и в ст. Пролетарской Пролетарского района Ростовской

области считать ликвидированными.

2. Обратить внимание президиума Ростовского облис-

полкома на задержку в представлении материала по делу

о закрытии церкви в с. Пролетарской».

17 апреля на подпись товарища Калинина поставили

печать ЦИК. Как видим, на рекомендацию от 15 марта

своей комиссии по культам «предложить обкому исследо-

вать вопрос, кто провёл эту меру», ЦИК внимания не об-

ратил. И понятно: 16 апреля комиссии не стало.

Основные лица, закрывавшие церковь, – это председа-

тель станичного совета товарищ Шаповалов и председа-

тель райисполкома товарищ Букина. Все 125 листов дела,

большинство из которых имеет ещё и оборотную сторону,

я изучил внимательно. Могу с уверенностью утверждать,

что эти люди действовали согласованно, инициатив-

но, не по приказу сверху – от души, врали вдохновенно

не только верующим, но и в письмах в Ростов. Ничего

не боялись. Всё это мы увидим дальше в подробностях.

Были, конечно, в деле и другие герои, двоим такое вряд ли

оказалось бы по силам. И можно с большой долей уверен-

ности предположить, что инициатива исходила не от них.

На то есть райком. А чтобы райком не спал, есть крайком!

Или обком! В Ростове как раз в период изучаемых нами

событий крайком стал обкомом. Однако заслуг товарищей

Букиной и Шаповалова эти общеизвестные факты ни в

коей мере не умаляют. Забойщиками были они. Без таких

героев на местах никакой обком – уж страшно и дальше

думать, кто ещё! – ничего бы не смог сделать. В том-то

и беда нашей многострадальной страны, что таких «геро-

ев» хватало всегда.

Первое решение о закрытии церкви принял пленум

Пролетарского станичного совета. 15 декабря 1935 года

комиссия во главе с И. Е. Шаповаловым составила акт

о некачественном и неполном ремонте церкви. Входили

в комиссию и все три члена церковного совета – Е. П. Кле-

щев, И. И. Сухов и С. К. Калмык [46. Л. 77, 77 об.]. Но,

согласно п. 48 инструкции комиссии ВЦИК по вопросам

культов «О порядке проведения в жизнь законодатель-

ства о культах» от 30 января 1931 года, имели они лишь

право совещательного голоса. На следующий день на две-

рях церкви вывесили объявление [46. Л. 76]:

«ЗА НАРУШЕНИЕ ПУНКТА 4 ОТ 7.08.31 Г. ДО-

ГОВОРА, ЗАКЛЮЧЁННОГО С ОБЩИНОЙ ВЕРУЮ-

ЩИХ, ВЫРАЗИВШЕЕСЯ В ТОМ, ЧТО ОБЩИНА НЕ

ПРОИЗВЕЛА РЕМОНТ ЗДАНИЯ НА РУБ. 12669.99,

С/СОВЕТ ДОГОВОР РАССТОРГНУЛ И ЦЕРКОВ-

НОЕ ЗДАНИЕ СДАЁТ В АРЕНДУ ДРУГОМУ ОБЩЕ-

СТВУ ВЕРУЮЩИХ, ЖЕЛАЮЩИХ ВЗЯТЬ ТАКО-

ВОЕ НА УСЛОВИЯХ – ОБЕСПЕЧИТЬ УКАЗАННЫЙ

РЕМОНТ И В ДАЛЬНЕЙШЕМ АККУРАТНО ВЫ-

ПОЛНЯТЬ ВСЕ ПУНКТЫ ДОГОВОРА.

ЖЕЛАЮЩИМ АРЕНДОВАТЬ ЗДАНИЕ ЯВИТЬ-

СЯ В С/СОВЕТ ДЛЯ ПОДПИСАНИЯ ДОГОВОРА.

100

16.12.35 г. СТАН/СОВЕТ»

Действительно, 14.12.35 года, по докладу т. Шаповало-

ва, пленум Пролетарского станичного совета договор рас-

торг [46. Л. 75, 75 об.].

Отметим без комментариев, что пленум принял по-

становление 14 декабря, а комиссия по проверке качества

ремонта работала на следующий день, 15 декабря.

Была в постановлении станичного совета и другая –

основная – причина расторжения договора, но её «публи-

ковать» в объявлении не решились. Была и третья при-

чина, но с ней-то как раз всё было в порядке, все об этом

знали, так что и публиковать её было бы пустой тратой

бумаги – об этом позже. Так или иначе, постановление

следует привести целиком:

«Слушали: О расторжении договора на сдачу молит-

венного здания, арендуемого общиной ве-

рующих Флоро-Лаврской церкви.

Докл. т. Шаповалов.

Постановили: В виду того, что большинство учредителей

общины верующих, подписавших договор

от 7.08.31 года, в данное время отсутству-

ет (из 39 человек выбыло из пределов ст.

Пролетарской 7 человек, умерло 5 человек,

лишенцев 2 человека, которые из состава

учредителей отводятся, 18 человек пода-

ли заявления о снятии своих подписей).

Таким образом, из учредителей осталось

101

только 7 человек, и, принимая во внима-

ние, что технический акт комиссии от 24

мая 1935 г. о производстве ремонта мо-

литвенного здания религиозной общиной

в ускоренный срок – 15 августа 1935 г.

не выполнен, в соответствии с п. 3 и п. 43

постановления Президиума ВЦИК и СНК

РСФСР от 8.04.29 г., пленум с/совета по-

становляет:

1. Заключённый договор от 7.08.31 г. с общиной верую-

щих Флоро-Лаврской церкви на аренду молитвенно-

го здания считать расторгнутым. Просить Президиум

Пролетарского РИК’а утвердить настоящее постанов-

ление.

2. Поручить президиуму с/совета в соответствии с п. 34

вышеупомянутого постановления сделать публикацию

путём вывешивания объявления на дверях молитвен-

ного здания о сдаче его другому обществу верующих».

15 декабря президиум Пролетарского райисполко-

ма вчерашнее постановление пленума станичного со-

вета утверждает [46. Л. 74]. 21 декабря президиум Про-

летарского станичного совета отмечает, что «заявления

от другой общины верующих на аренду молитвенного

здания Флоро-Лаврской церкви не поступило», и, «учи-

тывая желание трудящихся станицы Пролетарской об ис-

пользовании этого церковного здания под культурные

надобности», принимает решение использовать здание

как клуб [46. Л. 73, 73 об.]. 24 декабря это решение ут-

верждается райисполкомом [46. Л. 72], 23 января 1936

года – ростовской комиссией по вопросам культов, а 9

102

февраля – президиумом АзЧерКИК’а. Ключи у членов

церковного совета отобрали сразу же после вывешивания

объявления, 16 декабря. В тот же день (дважды пишут ве-

рующие М. И. Калинину) Шаповалов и заместитель пред-

седателя РИК’а Литус приказали священнику Попову

и диакону Зданко «в течение трёх дней очистить и убрать-

ся с квартиры из церковной сторожки, где они проживали,

что и было с поспешностью исполнено (это среди зимы)»,

а ведь «законами республики такие выселения запреща-

ются» [46. Л. 41 об., 42, 57].

Итак, первая причина, по которой у верующих отня-

ли их Флоро-Лаврскую церковь, – недостаточное число

учредителей: из 39 человек осталось 7, а по закону нужно

20. Действительно, 18 человек подали заявления о снятии

своих подписей под договором. 16 заявлений в деле име-

ется, одно от трёх человек [46. Л. 81–97]. Большинство за-

явлений написано в августе 1935 года, несколько в один

день – 17 августа, одно – 7 сентября. 16 человек под-

писали один и тот же текст, написанный в большинстве

случаев одним почерком. Лишь двое написали коротко,

своей рукой и от души: «Прошу вас, чтобы меня отстрани-

ли от церкви, я к этому совершенно не касаюсь»; «Прошу

вычистить из списков верующих, т. к. я в церковь не хожу

с 1930 года и она мне не нужна». Со способами, которыми

в Пролетарском станичном совете «убеждали» верующих,

мы познакомимся чуть позже.

Так почему же о такой веской причине, как отсутствие

«двадцатки» учредителей, ни словом не обмолвились

в публикации постановления стансовета, т. е. в приведён-

ном выше объявлении? Потому, что это была наглая ложь.

103

Конечно, верующие знали, что идёт обработка учредите-

лей договора 1931 года. Более того, 20 августа церковный

совет представил по просьбе стансовета список умерших

и выехавших из станицы учредителей, данные которого

и были впоследствии использованы в постановлении [46.

Л. 94, 94 об.]. 22 августа четверо верующих обратились

в РИК с заявлением [46. Л. 19, 19 об., 20]. В нём говорит-

ся, что, «руководствуясь § 5 постановления ВЦИК и СНК

о религиозных объединениях от 8.04.29 г. и §§ 29 и 130 ин-

струкции постоянной комиссии при ВЦИК по вопросам

культов от 16.01.31 г.», они представляют «дополнитель-

ный список учредителей в числе 87 (восьмидесяти семи!)

человек». Список по форме № 2 с указанием фамилий,

имён, отчеств и адресов новых учредителей занимает 13

страниц [46. Л. 21–26 с об., 27]. На втором листе заявле-

ния приписка: «22 сего августа настоящее заявление было

представлено председателю РИК’а, но т. Букина напра-

вила нас к председателю Пролетарского с/совета т. Ша-

повалову. Клещев». На отдельном листе: «Председатель

ст/совета Шаповалов не принял от Церковного Совета

список учредителей, при сём прилагаемый. О чём сообще-

но в Пролетарский РИК Церковным Советом 27 августа

35 года за № 27. Камлык» [46. Л. 20 об.]. Так что писать

о том, что «двадцатка» распалась, было нельзя. По край-

ней мере 87 человек знали, что это ложь. Несколько за-

бегая вперёд, укажем, что незадолго до закрытия церкви

233 человека подписали заявление «с просьбой оставить

здание церкви в пользовании верующих». Это заявление

25 декабря 1935 года было подано в ростовскую краевую

комиссию по вопросам культов [46. Л. 42 об., 57 об., 58],

так что активных и способных на конкретные действия

верующих, несмотря на страх – а боялись, конечно же,

104

все, – в Пролетарской было много. И о том, что новыми

учредителями согласились стать 87 человек, конечно же,

знали сотни людей. Верующие пишут М. И. Калинину

[46. Л. 40, 40 об.]: «Два раза церковный совет обращался

в Пролетарский стан. Совет, настойчиво прося принять

новый список учредителей, и оба раза Шаповалов кате-

горически отказывался принять его. В сентябре месяце

церковный совет вынужден был обратиться в Пролетар-

ский РИК с просьбой принять список, жалуясь одновре-

менно, что Шаповалов его не принимает, но и здесь Пред-

седатель РИК’а Букина список этот не приняла, заявив,

что поскольку учредители у вас в общине ещё имеются,

то новый список не нужен, добавив так: а когда будет нам

нужен, тогда вам скажем и представите. Церковный Со-

вет не мог тогда подозревать, что действия Председателя

стан. Совета Шаповалова и председателя РИК’а Буки-

ной могли быть согласованы, как показали последствия,

и вели сознательно и намеренно к закрытию нашей церк-

ви, почему и не обратились в высшие инстанции».

Был ещё один легитимный повод для закрытия, о ко-

тором президиум РИК 15 декабря в упомянутом выше по-

становлении, конечно же, не забыл. Речь идёт о «желании

трудящихся станицы Пролетарской об использовании

этого церковного здания под культурные надобности». 15

марта 1938 года инструктор-консультант комиссии ЦИК

СССР по культам Узков в своём описанном выше Заклю-

чении отмечает, что «массовая работа вокруг закрытия

церкви проведена» [46. Л. 2]. При этом слова «массовая

работа вокруг закрытия церкви» напечатаны на бланке,

который ранее по заданию Узкова размножили в 200 экз.

(работа идёт с размахом!), а слово «проведена» товарищ

105

Узков вписывает собственноручно. И действительно, мас-

совую работу в Пролетарской провели на отлично, но и

об этом позже.

А пока пора перейти к истории о ремонте. Инструкция

Постоянной комиссии при Президиуме ВЦИК по вопро-

сам культов «О порядке проведения в жизнь законода-

тельства о культах» от 30 января 1931 года гласит: «61.

Если молитвенное здание ввиду своей ветхости грозит

обвалом, то местные органы власти имеют право запре-

тить устройство в нём молитвенных и других собраний

верующих и срочно принять меры к осмотру этого здания

технической комиссией в соответствии со ст. 46–48 по-

становления ВЦИК и СНК от 8 апреля 1929 г.». Вряд ли

тут стоит возражать. Ключевым для понимания стратегии

и тактики товарищей Шаповалова, Букиной и других яв-

ляется другой пункт той же инструкции: «29. В договоре,

заключаемом верующими с исполнительным комитетом

районного, городского Совета депутатов трудящихся,

предусматривается, что лица, принявшие здание культа

и имущество в пользование (ст. 28), обязуются: <…> б)

производить ремонт зданий культа, а также нести расхо-

ды, связанные с владением и пользованием этим имуще-

ством, как-то: по отоплению, страхованию, охране, оплате

налогов, сборов и т. п.»

Таким образом, ремонт является обязанностью учре-

дителей.

24 мая 1935 года комиссия из 9 человек осматривает

церковь. От церковного совета участвуют с совещатель-

ным голосом Клещев, Сухов и священник И. В. Попов.

106

Под актом его подпись – единственная на всех 125 листах

(на большинстве из них использована и оборотная сто-

рона) «Дела о закрытии церкви в станице Пролетарской,

36–38 гг.» [46. Л. 79]. Почему же единственная? Боялся?

Конечно, боялся. Как все. С другой стороны, бояться уже

особо и нечего было. Всё отобрано, кроме жизни. О том,

что и жизнь могут отобрать, тогда вряд ли кто-то думал.

Пока ещё кровавый топор опускается в основном на го-

ловы вождей, или просто слишком активных строителей

светлого будущего, или явных врагов. Про 1919 год вла-

стям, очевидно, пока не известно. И теплится надежда –

не узнают. Так почему же всего одна подпись – под самым

первым по времени документом «дела о закрытии»? Пре-

жде всего, священник Илия Попов – лишенец. Помните,

в самом первом постановлении о закрытии церкви сказа-

но: «Из 39 человек выбыло из пределов ст. Пролетарской 7

человек, умерло 5 человек, лишенцев 2 человека, которые

из состава учредителей отводятся, 18 человек подали за-

явления о снятии своих подписей»? Отводили лишенцев

отовсюду. И удивительно, что допустили лишенца к тех-

ническому осмотру церкви, хотя бы и с правом совеща-

тельного голоса. А может быть, ещё и берегли верующие

своего вожака. А он был вожаком. Мы это дальше увидим

и на примере демонстрации верующих к райисполкому,

и в его выступлениях на базарной площади Пролетар-

ской (в 1936 году! – когда уже многие понимали, куда всё

движется), и в его выступлениях во время нелегальных

встреч на частных квартирах.

Акт комиссии от 24 мая необходимость ремонта при-

знает и даёт полный список работ: 1) отштукатурить

снаружи; 2) сделать перетирку штукатурки и снаружи

107

и внутри; 3) покрасить крышу; 4) побелить; 5) пересте-

лить полы, где осели, и починить лестницу на колоколь-

ню. Сметы пока нет, всё выглядит разумно, и все 9 членов

комиссии акт подписывают. Да и чего бояться, ведь мно-

гократно цитированная инструкция 1931 года гласит: «65.

Молитвенное здание может быть ликвидировано:

а) если оно вследствие ветхости специальной техни-

ческой комиссией признано подлежащим сносу. В этом

случае молитвенное здание подлежат сносу в порядке,

установленном ст. 52 постановления Президиума ВЦИК

и СНК от 8 апреля 1929 г.».

Об этом-то речь никто и не думает вести. Через год

верующие напишут Калинину: «Здание нашего храма, ка-

менное, прочное, крепкое, крытое железом, содержалось

вполне прилично, нет в нем ни течи, ни обвалов, и к нам

не могут быть применены статьи 46, 47–52 закона от 8

апреля 1929 г. о религиозных объединениях».

Единственное, что, видимо, тревожило верующих

24 мая 1935 года, – это срок: 15 августа. Но думали, что

успеют, да и кто троих представителей церковного сове-

та спрашивал – голос-то у них совещательный. Но успеть

оказалось невозможным. Смету «товарищи» составили

на 12669 р. 98 к. Сумма огромная. Там уж ничего не забы-

ли. И покраску пола включили. А полы в церкви ранее во-

обще не красились, и верующие позже писали Калинину

о требовании покраски, что оно «ясно являлось излишней

и намеренной нагрузкой на общину верующих, так как

полы в нашей церкви не красились со дня её постройки,

т. е. около 70 лет» [46. Л. 54 об.]. И ещё приводили в при-

мер требование акта сделать «капитальную лестницу

108

на колокольню на сумму 500 рублей, когда там была всег-

да лестница простая, но прочная». Её отремонтировали

за 25 рублей [46. Л. 39]. Что и говорить, заботилась со-

ветская власть о верующих куда больше прежней власти.

Тем не менее ремонт был начат, все работы, «во избежание

лишних расходов, производились хозяйственным спосо-

бом, на что пред. Пролетарского РИК’а тов. Букина изъ-

явила, на словах, своё полное согласие» [46. Л. 54 об., 55].

До 15 августа всё, конечно, не успели, но сделали многое,

в частности «окончили покраску крыши на сумму около

3000 рублей». Хозяйственные казаки и иногородние хо-

рошо знали, что действительно надо было сделать побы-

стрее. А «часть второстепенных работ по смете, как, на-

пример, покраску полов», просили «отложить до весны

будущего 1936 года» [46. Л. 54 об.].

15 декабря 1935 года комиссия во главе с И. Е. Ша-

поваловым принимает акт о некачественном и неполном

ремонте церкви. Об этом акте надо рассказать подробнее.

Указывают состав комиссии (о составе выше уже гово-

рилось), напоминают, что смета составляла 12669 руб.

99 коп., указывают на две проблемы – «трещина в арке

по продольному профилю, а также перервало основную

арку» [46. Л. 17] – и делают вывод (приведём без правки):

«Затрачены средства на ремонт в сумме рб. 6000 а в дей-

ствительных показателях ремонт сделан до 20 % который

совершенно сделано не доброкачественно и подлежит пе-

ределки» [46. Л. 77]. «Перервало основную арку» – звучит,

конечно, нехорошо, однако вызывает большие сомнения.

24 мая этого не обнаружили, а к акту 15 декабря члены

церковного совета делают приписку: «По мнению членов

церковного совета % выполнения не 20 %, а 50 %. Кроме

109

того, в акте указана трещина в арке наверху – это только

дала лопку штукатурка» [46. Л. 17 об]. Да кто их совеща-

тельный голос слушает? Верующие пишут М. И. Кали-

нину, что Шаповалов «ставил в вину членам церковного

совета всякие мелочи, например, нашёл маленький изъян

на приступках одной из папертей; скоблил штукатурку

и побелку стен, говоря, что она скоро отвалится» [46. Л.

41]. Но «прошли осень, и зима, и весна, а штукатурка и по-

белка на стенах здания церкви нисколько не отстала и не

осыпалась, как уверял Шаповалов, и здание церкви имеет

сейчас белый, чистый и вполне приличный вид» [46. Л.

49, 49 об.]. Может быть, побелка через год-другой и не бу-

дет такой же свежей, но ведь «молитвенное здание может

быть ликвидировано, если оно вследствие ветхости спе-

циальной технической комиссией признано подлежащим

сносу».

Видимо, с ремонтом всё более или менее ясно. Ну а

как же заставили отказаться от своих подписей под дого-

вором 1931 года 18 учредителей? «После 15 августа, ког-

да Церковный Совет производил ремонт здания церкви,

Пред. Пролетарского Стан. Совета тов. Шаповалов начал

поодиночке вызывать к себе всех учредителей (двадцат-

ку), которые подписывали договор аренды здания церкви

в 1931 г., и с угрозою наложения большого штрафа на их

имущество уговаривал их снять свои подписи с договора

и отказаться от церкви» [46. Л. 55]. Выше было объяснено,

что ремонт являлся обязанностью учредителей, поэтому

угроза была явно не пустой. Да и знали все прекрасно, что

власти угрозы исполнять умеют. Вспомните, как распра-

вились со священником И. В. Поповым в начале 1930-х.

18 человек подписи сняли.

110

В отношении оставшихся угрозу исполнили. Про-

изошло это вскоре после принятия 15 декабря 1935 года

комиссией во главе с И. Е. Шаповаловым акта о некаче-

ственном и неполном ремонте церкви. 2 января 1936 года

учредителям вручается следующее извещение Пролетар-

ского станичного совета: «Вами, как учредителем, подпи-

савшим договор с Пролетарским райисполкомом на арен-

ду здания Флоро-Лаврской церкви от 7 августа 1931 года,

заключённый договор по пункту 4 не выполнен – нарушен.

Тем самым нанесён убыток государству в сумме 12669

р. 99 к. На основании статей 29 и 43 закона о зданиях ре-

лигиозного культа вы обязаны этот убыток государству

возместить. В силу чего, с/совет в порядке контроля обя-

зывает вас внести на счёт Пролетарского ст/совета причи-

тающуюся с вас сумму 1809 р. 98 к. В случае невнесения

вами указанной суммы к 25 декабря сего года, к вам будет

предъявлен гражданский иск через суд» [46. Л. 28, 28 об.].

Точно известно, что извещения получили все три члена

церковного совета: Сухов Иван Иванович, Клещев Ефим

Петрович, Камлык Степан Кузьмич и некоторые другие

[46. Л. 42]. Как же пришли к этой сумме – 1809 р. 98 к.?

Думаю, что просто. После вычеркивания из списков уч-

редителей лишенцев, умерших, выбывших из станицы,

снявших свои подписи, как мы помним из самого перво-

го постановления пленума Пролетарского станичного со-

вета о закрытии церкви, «из учредителей осталось только

7 человек». Поделите нанесённый «убыток государству

в сумме 12669 р. 99 к.» на 7 и получите 1809 р. 99 к. Оши-

блись помощники товарища Шаповалова на 1 копейку

не в пользу государства, но их можно простить – кальку-

ляторов тогда не было.

111

И заметьте революционную решительность станич-

ного совета: убыток государству нанесён, по его мнению,

на полную сумму сметы – 12669 р. 99 к., хотя сами при-

знали, что «до 20 %» ремонт выполнен (по мнению цер-

ковного совета, он выполнен на 50 %), а денег затрачено

6000 рублей [46. Л. 77]. И деньги-то не государственные, а

собраны верующими.

Эту наглость, основа которой – безнаказанность в до-

стижении целей, поставленных наверху, любыми сред-

ствами, мы наблюдаем чуть ли не на каждой странице

«дела». Мы, старшее поколение, закаленное 74 годами со-

ветской власти, хотя, к счастью, не все 74 советских года

довелось прожить, много такого видели. И сегодня, когда

советской власти нет, видим. Но ведь во многом основа

закладывалась тогда Шаповаловым, Букиной и другими

товарищами. И раньше, конечно, тоже. Не надо во всём

винить верхи. Шаповалов и Букина виноваты не меньше,

чем те, чьи имена и произносить не хочется. У тех без ша-

поваловых и букиных ничего не получилось бы.

Позже, в тяжёлые моменты, когда станичные и рай-

онные руководители могли испугаться, что верующие

и впрямь правды добьются, пришлось и на прямой об-

ман начальства пойти. 4 декабря 1936 года Пролетарский

РИК пишет в крайисполком: «В заявлении граждан ложно

указано, что гр. Клещеву Ефиму, Сухову Ивану и др. был

предъявлен штраф в сумме 1809 руб. Им никакого штра-

фа ни со стороны сельского совета, ни со стороны РИК’а

не налагалось. По-видимому, эта сумма вся слагается из на-

логов, с/налога, самообложения и др., которые платили эти

граждане» [46. Л. 69]. Подпись: «ПРЕДРИК’а Букина».

112

И тут же в деле есть справка из станичного совета в РИК

(в ответ на запрос из РИК), на основе которой Букина, ви-

димо, и готовила свой ответ в крайисполком. Из справки

следует, что налоги в 1935 году на Клещева (с/х налог, са-

мообложение, госстрах, культсбор) в сумме составили 599

руб. 40 коп., на Сухова – 89 руб. 75 коп. [46. Л. 31].

Итак, и с ремонтом церкви, и с «отсутствием» учре-

дителей мы разобрались. Но, помните, РИК 15 декабря

говорит о «желании трудящихся станицы Пролетарской

об использовании этого церковного здания под культур-

ные надобности». Действительно, хорошо уже известная

нам инструкция 1931 года гласит: «65. Молитвенное зда-

ние может быть ликвидировано:

<…>

б) если это здание необходимо для общественных на-

добностей и преобладающее большинство населения дан-

ной местности возбудит об этом ходатайство».

И вот здесь Пролетарские руководители не подкачали.

Сначала немного о том, как работали с массами трудя-

щихся в масштабах страны.

Тотальная компания по антирелигиозному перевоспи-

танию трудящихся велась с первых дней существования

советской власти. С 1924 года функционирует Общество

друзей газеты «Безбожник», в 1925 году на его основе

создают «Союз безбожников» (с 1929 года – «Союз во-

инствующих безбожников»). Издаются журналы «Без-

божник», «Безбожный крокодил», «Безбожник у станка»,

многочисленные брошюры, плакаты, открытки (иллю-

страции 43, 44).

113

Бессменным председателем Союза, редактором жур-

налов и идеологом антирелигиозной борьбы был Емельян

Михайлович Ярославский. Он считался главным автори-

тетом партии по вопросам религии. Это он сказал: «Борь-

ба против религии – борьба за социализм». Фраза стала

крылатой. Много лет спустя Н. С. Хрущёв вспоминал:

«Ярославский – старый большевик, уважаемый всей пар-

тией человек... Его называли „советским попом“, то есть

человеком, который поддерживал и охранял морально-

политические устои членов партии» [78].

Как же участвовали во всенародной работе жители

Пролетарской? Не отставали. Пролистаем районную га-

зету «Колхозник» за 1936 и 1937 годы, когда верующие

станицы вели борьбу – борьбу не на жизнь, а на смерть

в буквальном смысле слова – за свою закрытую в декабре

1935 года церковь.

В номере за 12 апреля известный нам товарищ Литус

(это он, как мы помним, вместе с Шаповаловым прошед-

шей зимой выбросил из церковной сторожки на улицу

священника Попова и диакона Зданко) публикует замет-

ку «Против поповской пасхи». Не откажешь т. Литусу

в самокритичности – начинает он свою заметку так: «Ан-

тирелигиозная пропаганда в нашем районе заброшена».

И продолжает: «Классовый враг воспользовался момен-

том нашей спячки. Во время рождественских празднеств

он не только отсталых колхозников, даже комсомольцев

вовлёк в гульбища по поводу поповского праздника. На-

пример, комсорг колхоза «Красный всадник» с комсо-

мольцами в рождественские дни устроил пьянку. Или вот

пом. зав ОТФ конартели им. Будённого комсомолец Доля

114

устроил шумный рождественский вечер… В дни пасхи

партийным руководителям колхозов и учреждений нуж-

но провести антирелигиозные беседы о вреде поповского

праздника пасхи для нас и о пользе его для капиталистов».

А в заметке «Надо ли лишать избирательных прав

служителей культа?», обсуждая проект новой сталин-

ской конституции, редакция хоть, конечно, всемерно

поддерживает принцип всеобщего и равного избиратель-

ного права, но упор делает на другое. Заканчивается за-

метка следующим выводом, занимающим значительную

её часть: «Всё это, однако, не означает, что в стране нет

уже классовой борьбы, нет заклятых врагов социализма

и можно поослабить революционную бдительность. Надо

помнить, что враг оружия не складывал и складывать

не собирается. Трудящимся всегда нужно держать порох

сухим. Зоркая и острая революционная бдительность,

к которой неустанно призывает вождь народа товарищ

Сталин, требуется от каждого большевика, партийного

и непартийного, от каждого трудящегося нашей родины.

Лишь при этом условии озлобленные жалкие последыши

классового врага, которые пытаются напакостить родине,

будут искоренены, уничтожены без остатка».

Бобылева в заметке «Вылазки церковника», ссыла-

ясь на недавнее указание тов. Жданова о том, что нужно

«во всеоружии встретить попытки враждебных элементов

использовать легальные возможности, предоставляемые

новой конституцией», заключает заметку выводом: «Это

предупреждение в нашем районе не услышано». Истоки

своей революционной антирелигиозной бдительности

директор Пролетарской инкубаторной птицеводческой

115

станции Любовь Георгиевна Бобылева не забывает под-

робно объяснить 7 ноября 1937 года в своей праздничной

статье «Завоеванное счастье».

Вообще, критика в «Колхознике» в почёте. 12 апре-

ля 1936 года некто, подписавшийся «Ив.», обрушивает-

ся с критикой на работу по ликвидации неграмотности

в Пролетарской. Замахивается даже на самого товарища

Шаповалова: «У нас ликпункты работают уже на полный

ход, – говорит пред. сельсовета т. Шаповалов. Желая убе-

диться в том, действительно ли дан „полный ход“ учёбе,

мы зашли в самый близкий к совету колхоз „Красная

заря“. Оказалось, что учёба здесь идёт очень тихо, да ещё

с большим скрипом… Но, может быть, в других колхозах

лучше? Отвечаем: в двух колхозах совета даже культар-

мейцы ещё не выделены… Выходит, до „полного хода“ ещё

далеко. Рановато совет самоуспокоился». Не может Ив.

понять, каково приходится товарищу Шаповалову в борь-

бе на основном, антирелигиозном фронте.

Да что там газетные публикации. Вернёмся к делу

о закрытии церкви, к реальной организаторской работе

советской власти. Как же в Пролетарской обосновывали

выполнение требований закона, гласящего, что церковь

можно закрыть, если церковное «здание необходимо для

общественных надобностей», и что «преобладающее боль-

шинство населения данной местности» возбудило об этом

ходатайство? С блеском! И добились этого активной ра-

ботой на местах. Тут не придерёшься ни к одному из 38

листов «дела» с протоколами прошедших в декабре 1935

года 18 собраний, на которых колхозники и комсомольцы,

школьники и учителя, допризывники, заготовители зерна

116

и студенты, работники прессы, курсанты и механизаторы

негодуют и принимают решения «повернуть церковь под

культурный дом» [46. Л. 120]. Участвовали в собраниях

многие сотни человек, в одном только педагогическом

техникуме 225. Даты собраний различимы не на всех про-

токолах, но как минимум в восьми организациях прошли

они в один день – 19 декабря.

В колхозе «Красная заря», где, как мы знаем, ликви-

дация неграмотности «идёт очень тихо, да ещё с большим

скрипом», политическая подготовка оказалась на высоте.

55 колхозников постановили: «Мы, общее собрание… счи-

таем, что духовенство, руководящее работой в обществе

молящихся, ведёт подрывную работу против колхозного

производства» [46. Л. 98].

Знакомые нам товарищи из редакции газеты «Кол-

хозник» начинают ещё решительнее: «Просить районные

организации закрыть церковь, являющуюся очагом кон-

трреволюционной работы и одурачивания трудящихся»

[46. Л. 118]. Таким образом, необходимая обстановка для

недалеких – меньше двух лет оставалось – расстрельных

дел в Пролетарской создавалась загодя.

А вот в колхозе «Красный Восток» 38 членов полевой

бригады настроены вполне позитивно: «Старую церкву обо-

рудовать под клуб. Так построить культурный вид. Чтобы

в Пролетарской станице – мировой клуб. И поместить де-

душку Ленина и Сталина. Зажечь яркую звезду». А оканчи-

вают и вовсе на высокой ноте: «Приветствуем райисполком

и райком, что заботятся о колхозниках» [46. Л. 99, 99 об.].

В тот же день, 12 декабря, отдельно собрались «домохозяйки,

117

старики и старухи» того же колхоза в количестве 26 человек,

слушали доклад той же товарища Славиной, которая «от-

метила довольно чётко о культурном быту», и постановили

«сделать мировой культурный центр» [46. Л. 101].

Во многих организациях времени даром не теряли и,

наряду с вопросом о закрытии церкви, слушали вопросы

о вступлении в СВБ и организации кружков СВБ. Как вы,

наверное, уже догадались, СВБ – это могучий «Союз во-

инствующих безбожников».

Так, собрание пяти артелей, включая артель «Привет»,

постановило церковь «закрыть как мешающую социали-

стической стройке» [46. Л. 103, 103 об.]. Это та самая ар-

тель инвалидов «Привет», что купила дом священника

Илии Попова, конфискованный за несуществующий долг,

и сдаёт его «внаём частному лицу». Уж в «Привете»-то

пользу антирелигиозной работы понимали и потому даже

против решения создать у себя в артели кружок безбожни-

ков из 15 инвалидов не возражали. И действительно, воз-

можность заработать на продаже пошитых ими из конфи-

скованных риз шапочек и чувяков им ещё представится.

А вот 67 комсомольцев железнодорожной станции

и железнодорожной средней школы идут дальше и поста-

новляют вступить в СВБ «всем комсомольцам, и учащим-

ся, и профработникам» [46. Л. 104]. И сама комсомоль-

ская организация СВБ не осталась в стороне: все как один

94 участника собрания поручили работу по вовлечению

в ряды СВБ «сделать секретарю СВБ т. Плякину». Ну

а церковь, конечно, закрыть «и превратить последнюю

в клуб для развлечения молодёжи» [46. Л. 103, 103 об.].

118

В союзе МСТ произошла небольшая осечка: при при-

нятии решения об открытии в помещении церкви «клуба

межсоюзного масштаба» из 33 присутствующих двое воз-

держались [46. Л. 106]. А ведь все товарищи – члены про-

фсоюза. Нехорошо.

50 допризывников убивают одним выстрелом двух зай -

цев, решив «передать церковь в ведение союза воинствую-

щих безбожников» [46. Л. 107].

А 73 механизатора «Заготзерна» по поводу закрытия

церкви высказались так: «Мы, коллектив Пролетарского

Мехамбара, всемерно обещаем поддержать это начина-

ние как материально, так и морально, вступив все в ряды

воинствующих безбожников, и вести агитацию против

церковного дурмана, который нам мешает строить соци-

ализм». И, чтобы уж ни у кого сомнений не оставалось,

отдельным пунктом ещё раз: «Вступить в союз В. Б. всем

коллективом Мехамбара» [46. Л. 110].

Товарищ Озерова на собрании колхоза им. Рыкова

перед присутствующими колхозниками, всего 41 че-

ловек, нарисовала 19 декабря 1935 года «картину ада,

на которой в ад идут только крестьяне, а попа ни одного

не видно». Колхозники под впечатлением картины по-

становили «считать, что церковь нам не нужна, а нуж-

но культ. развлечение», а товарища Озерову избрали

в тройку СВБ [46. Л. 112 об., 113]. Колхозу между тем

носить своё имя оставалось недолго. Через 9 месяцев

А. И. Рыкова снимут с поста наркома, а ещё через 5 ме-

сяцев арестуют.

119

115 учащихся и 5 преподавателей образцовой школы

в основном ратовали за открытие в церкви физкультур-

ного зала, но под влиянием более взвешенного выступле-

ния парторга Гордеевой ограничились единогласным ре-

шением: «Церковь отобрать и употребить под культурное

учреждение». Зато относительно необходимости «увели-

чить ряды членов СВБ» разногласий не было – решили

«увеличить» [46. Л. 116 об., 117] .

225 участников студенческого собрания педагогиче-

ского техникума, наряду с принятием решения о закры-

тии церкви, обязались «все вступить в члены СВБ» [46.

Л. 121, 121 об.].

Всерьёз подвели товарищей Букину и Шаповалова

только в колхозе Чепрак: за закрытие церкви 19 декабря

проголосовали 34 человека, против – 12. А в СВБ всту-

пили только 8 человек [46. Л. 124, 124 об.]. Но, надо по-

лагать, уже с 20 декабря воспитательная работа в колхозе

резко усилилась.

Так или иначе, 16 декабря 1935 года церковь закрыли.

Как же боролись за свою церковь верующие? 20 декабря

собрался церковный совет и сформулировал основные

аргументы в пользу мнения совета о том, что закрывать

церковь оснований нет [46. Л. 29, 29 об.]:

1) «здание каменное, крытое железом, крепкое, проч-

ное, и нет на нём ни обвалов, ни течи»;

2) «недоимок по оплате налогов нет» ни за 1935 год,

ни за прошлые годы;

3) израсходовано на ремонт 6400 руб. и «в 35 г. приоб-

ретено материалов для ремонта на 36 г. на 2500 руб.»;

120

4) «свечей имеется 10 пудов на 4 тысячи рублей»;

5) «наличных денег до 1500 руб.»;

6) «верующих в стан. Пролетарской и прилегающих

хуторах больше 1000 человек».

Эти причины и фигурируют с теми или иными под-

робностями в последующих обращениях верующих в ин-

станции всех уровней. На том же заседании 20 декабря

быть ходатаем перед властями по церковным делам упол-

номочили Максимову Прасковью Дмитриевну. Помните,

в письме 10 декабря 1937 года новые люди в Пролетарском

РИК напишут в Ростов, перевирая её фамилию: «Служи-

тели культа, т. е. попы, в данное время забраты органами

НКВД за контрреволюционную деятельность», а «сама

Максименко тоже неизвестно куда выехала». П. Д. Мак-

симова – «пенсионерка, казачка, 65 лет, активистка, сын

её расстрелян белыми в 1919 году, будучи добровольцем

Красной армии, сама она была судима военно-полевым

судом и осуждена на 1 год тюремного заключения – ус-

ловно, дали ей 50 плетей» [46. Л. 46]. Грамотная, подпись

выводит рукою, совсем непривычной к перу, но разборчи-

во: Максимова Параскева Д. Даже новой формы имён, ви-

димо, не переносила. Но сомнений нет: женщина была от-

важная и энергии неуёмной. Она и вела практически все

переговоры с властями – и в Пролетарской, и в Ростове,

и в Москве. Уже в феврале 1936 года Шаповалов угрожает

«привесить ей контрреволюцию, лишить голоса и пенсии,

чтобы она не хлопотала за церковь» [46. Л. 46]. Не только

продолжает она хлопоты, встречаясь с начальством раз-

ных уровней, но занимается делами ещё более опасными.

Параскева Максимова и отец Илия были соседями – и до

1931 года, пока семью Поповых не выселили из их дома

121

по Красноармейской улице, и позже, когда Поповы сни-

мали квартиру по соседству (до переезда в сторожку Фло-

ро-Лаврской церкви, которая, кстати, тоже совсем рядом).

Из протокола допроса И. В. Попова [44]:

«Вопрос. Следствию известно, что вы в 1936 году ле-

том устроили из женщин волынку к райисполкому. Под-

тверждаете ли вы это?

Ответ. Да, я действительно гр-ке Максимовой говорил,

чтобы она собрала несколько женщин и пошла бы с ними

в райисполком с требованием об открытии религиозного

дома. К тому же, я не знал, что этого устраивать нельзя.

Вопрос. Сколько женщин всего ходило к райисполко-

му?

Ответ. Примерно человек 30–40».

Спрашивал ростовчан и жителей Пролетарска, казаков

и не казаков, говорил со специалистами, просматривал тол-

ковые, энциклопедические и специализированные словари

русского языка XIX и XX веков – всё с целью выяснить,

что в точности означает в протоколе допроса и обвинитель-

ном заключении по уголовному делу И. В. Попова слово

«волынка». Не знают ни казаки, ни не казаки, ни специ-

алисты. И вот в единственном из 41 просмотренных слова-

рей – «Словаре криминального сленга» – нахожу нужное

значение: «Выражение протеста в камере». Под и над до-

кументами дела, где это слово используется, стоят подписи

трёх различных сотрудников «органов». Криминальный

сленг был в их среде, по-видимому, в большом ходу.

122

Вернёмся, однако, к борьбе верующих за церковь. Уже

25 декабря Максимова подаёт в Азово-Черноморскую

Краевую комиссию по вопросам культов первое проше-

ние. Выше указывалось, что под ним стоят подписи 233

человек [46. Л. 42 об., 57 об., 58]. К этому прошению «при-

ложен новый список учредителей по форме №1 в числе

33 человек» [46. Л. 14 об., 15]. Число учредителей, таким

образом, с 87 человек в августе 1935 года уменьшилось

до 33. Но это больше, чем «двадцатка», требуемая зако-

ном. В письме верующие впервые допускают мысль, что

ростовская краевая комиссия может «не найти нужным

удовлетворить просьбу верующих» и возвратить им храм.

В этом случае они просят «дать другое подходящее зда-

ние для молитвенного дома» на 300–400 молящихся [46.

Л. 43, 43 об.]. Вскоре по поручению Шаповалова его заме-

ститель Черноволюк начала вызывать к себе «некоторых

женщин, из числа 233 человек, что подписывали проше-

ние, поданное в край, и между всеми вопросами, касающи-

мися их религиозных убеждений и подписями под проше-

нием, требовала от каждой из них обязательно окончить

ремонт церкви». Это делалось с целью их «запугать, т. к.

ремонт церкви могли обязаться закончить только учреди-

тели» [46. Л. 43, 43 об.]. Неудивительно, что на некоторых

это подействовало: к тому времени люди уже наверняка

знали о штрафе в размере 1809 р. 98 к. на человека.

2 января Максимова вместе с Т. Е. Аксёновой, У. П.

Кравцовой и И. И. Рубановой подают новое заявление

в ту же краевую комиссию [46. Л. 14–16 об.]. В нём гово-

рится, что церковь закрыли за «не производство ремон-

та», и далее: «Когда же мы сегодня у Пред. РИК’а Буки-

ной спросили о причинах закрытия нашего храма, то нам

123

было указано на новую и единственную причину закры-

тия – недостаток учредителей, о чём нам до сих пор было

неизвестно». Теперь уже Букиной и Шаповалову продол-

жать врать верующим, что церковь закрыта исключитель-

но из-за ремонта, как при «публикации» постановления,

нельзя: 25 декабря дело пошло «наверх», в Ростов. И ещё

пишут верующие, что «с 17 декабря 35 г. Шаповаловым

запрещено совершать всякие службы и требы в домах ве-

рующих», указывая, что уже есть случаи, когда верующие

умирают без причащения, а младенцы остаются без кре-

щения, и просят: «Разрешить нашим служителям культа

совершать службы и требы в приходе, т. к. Пред. РИК’а

Букина отказалась дать нам такое разрешение, мотивируя

свой отказ тем, что это дело Краевой Комиссии, потому

что туда было подано прошение от общины».

Эту просьбу верующие повторяют неоднократно, в том

числе дважды в прошениях на имя Всесоюзного старосты

[46. Л. 49, 62], но тщетно. Таким образом, предъявленное

НКВД священнику И. В. Попову обвинение в «соверше-

нии нелегальных религиозных обрядов, как-то крестин,

похорон, молебствий», оснований явно не лишено.

И 25 декабря, и 2 января письма верующих отвозила

в Ростов Максимова. В Ростове она встречалась с «се-

кретарём краевой комиссии Гавриленко», который оба

раза заверил её, что церковь верующим «будет отдана

как неправильно отобранная местной властью» [46. Л.

45, 45 об.]. Но, как мы уже знаем, 9 февраля президиум

крайисполкома решение краевой комиссии по вопро-

сам культов от 23 января о закрытии церкви утверждает.

В середине февраля «Шаповалов приступил к разгрому

124

и ликвидации церковного имущества. Иконостас полома-

ли, из риз нашили шапочек и женских чувяков и доселе

продают их в лавке инвалидов» [46. Л. 45 об.]. Деньги,

свечи, церковные книги и другое имущество тоже изъято

[46. Л. 49 об., 50]. 19 февраля верующие подают в Проле-

тарский РИК новый список учредителей, теперь уже в со-

ставе 34 человек, и просят разрешить проведение 1 марта

собрания, чтобы избрать церковный совет и ревизионную

комиссию. «Но Шаповалов общину нашу не зарегистри-

ровал и категорически заявил гражданке Максимовой,

что никакого молитвенного дома в станице Пролетарской

он не разрешит открывать и общину нашу не зарегистри-

рует» [46. Л. 46]. Букина же сказала, что «с религией мы

боремся и, отобрав одно здание – церковь, другого – мо-

литвенного дома – давать не намерены» [46. Л. 46 об.].

Запретил Шаповалов и собрание, потому что в церкви

теперь находился клуб, а «другого здания свободного

у них под молитвенный дом в станице нет» [46. Л. 46, 46

об.]. 15 марта Пролетарскому прокурору подали заявле-

ние с просьбой «понудить Шаповалова зарегистрировать

<…> религиозное общество и дать возможность выбрать

исполнительный орган». Заявление прокурор принял,

но сказал, что «он помочь нам в этом деле почти не смо-

жет, т. к. мы являемся неорганизованной массой, которая

не имеет внешнего законного представительства в лице

членов церковного совета» [46. Л. 46 об., 47]. Круг зам-

кнулся.

Но оставалась Москва. В Москву жаловались многие.

За январь – август 1936 года поступило жалоб на ликви-

дацию молитвенных зданий и ходатайств об открытии

закрытых зданий – 1951, а также поступило 1160 жалоб

125

на временное закрытие и административное изъятие зда-

ний. Эти два повода по числу обращений намного превос-

ходят все прочие в длинном списке вопросов, по которым

верующие пытались найти справедливость в Москве.

Больше всего жалоб поступило из Воронежской обла-

сти – 699 по всем вопросам. Азово-Черноморский край

стоит на 17-м месте – 191 обращение в Москву [71. Л. 15].

30 марта верующие станицы Пролетарской по по-

чте отправляют прошение М. И. Калинину [46. Л. 54–

64 об.]. Первой под ним стоит подпись Максимовой, а

следом идут подписи более 50 человек (сказать точно

трудно, так как много малограмотных и неграмотных,

а грамотные подписываются порою за несколько безгра-

мотных сразу, и почерки мало разборчивы). Не получив

ответа, 23 апреля Максимова шлёт на имя Калинина ко-

роткое, на одном листе, заявление с просьбой известить

о решении [46. Л. 12, 12 об.]. Ответа нет, и в июле Мак-

симова едет в Москву [46. Л. 50 об.] с прошением, почти

идентичным первому, но написанным другим почерком.

Новые моменты в этом прошении, однако, есть. Напри-

мер, о запрете собирать подписи и «добровольные по-

жертвования на поездку в край или в центр», в связи

с чем «под настоящим прошением может быть только

ограниченное число подписавшихся» [46. Л. 47 об.].

Подписей, впрочем, в итоге собрали более чем в полтора

раза больше, чем под первым прошением Калинину, –

примерно 91 (по упомянутым выше причинам подсчи-

тать точное число невозможно). 19 июля [46. Л. 34] её

принимает «ответственный секретарь Культа» и обеща-

ет оказать помощь [46. Л. 8 об.].

126

И, что интересно, попытка действительно предпри-

нимается. 28 июля 1936 года со штампом «ОСОБЫЙ

УЧЁТ» в комиссию по вопросам культов ростовского

крайисполкома направлено следующее письмо [46. Л.

10 об., 11]: «Жалоба религиозного общества ст. Проле-

тарской направляется Вам для проверки и рассмотрения

в установленном законом порядке в дополнение к жалобе,

посланной Вам за инд. 2/АЗ 9.04 с. г.

Если церковь уже закрыта Вашим постановлением,

вышлите нам все материалы дела для проверки, независи-

мо от срока, который прошёл со дня закрытия, и приоста-

новив дальнейшее переоборудование церкви.

Имея в виду, что закрытая церковь является последней

церковью в районе и поблизости на расстоянии 25 кил.

функционирующих церквей нет, Комиссия особо заинте-

ресована в правильном разрешении вопросов.

И. О. Отв. Секретаря Узков»

Гавриленко из ростовской краевой комиссии по куль-

там реагирует письмом в Пролетарский РИК от 15.08.1936

года за №15–1505, начинающимся так: «Согласно распо-

ряжения Президиума ВЦИК-а, приостановите переобо-

рудование Флоро-Лаврской церкви в ст. Пролетарской»

[46. Л. 36], а 27 сентября (спешно) [46. Л. 35] и 2 октября

требует ускорить ответ [46. Л. 32].

Некоторая растерянность в станице Пролетарской, как

мы уже упоминали, на протяжении нескольких месяцев

наблюдается. А тут ещё и Сталинская Конституция при-

нята! Накануне её принятия Букиной как раз и пришлось

направлять в Ростов письмо с очевидной ложью о штра-

фах по 1809 руб. 98 коп., о чём уже подробно говорилось

127

выше. В декабре верующим предлагают «совершенно

неподходящий домик человек на 30–40», но о регистра-

ции общины и разрешении на собрание для выборов цер-

ковного совета говорят: «Сначала найдите дом, а потом

и разрешение на собрание с регистрацией» [46. Л. 9]. Ве-

рующие продолжают писать и ездить в Ростов: заявления

от 24 сентября [46. Л. 33, 34] (с вручением Максимовой

лично Гавриленко [46. Л. 65]), 16 ноября [46. Л. 65–66],

22 декабря [46. Л. 8–10 об.], 10 января 1937 года [46. Л. 7,

7 об.]. До самого конца 1937 года идут многочисленные

грозные письма из Москвы в Ростов. О них мы уже гово-

рили подробно. Но всё тщетно. 14 апреля 1938 года ЦИК

ставит последнюю точку в этой истории, с чего мы свой

рассказ о ней и начали. Где увязли все «усилия» централь-

ной комиссии, её ответственный секретарь товарищ Агеев

знал хорошо. Иначе в марте 1938 года не рекомендовал бы

президиуму ЦИК предложить ростовскому «обкому ис-

следовать вопрос, кто провёл эту меру».

Да и не могли принести успеха усилия комиссии. Ибо

начинается заключительный по замыслу партийных и со-

ветских властей этап уничтожения церкви. Необходи-

мость его стала ясна властям из результатов переписи на-

чала 1937 года. Её результаты свидетельствовали о крахе

антирелигиозной политики: среди ответивших на вопрос

о религии лиц в возрасте 16 лет и старше верующих оказа-

лось 56,7 %. А 20 % участников переписи, среди которых

было много старообрядцев и сектантов, ответить на во-

прос отказались. Среди женщин признали себя верующи-

ми 64 %, среди мужчин – 36 % [79]. В Политбюро идёт

активное обсуждение практических мер по окончатель-

ному разгрому церкви. 2 июня 1937 года нарком НКВД

128

Ежов пишет Сталину: «Ознакомившись с письмом т. Ма-

ленкова по поводу необходимости отмены декрета ВЦИКа

от 8.4.29 года „О религиозных объединениях“, считаю, что

этот вопрос поднят совершенно правильно. Декрет ВЦИ-

Ка от 8.4.29 г. в статье 5-й о т. н. „церковных двадцатках“

укрепляет церковь тем, что узаконяет формы организации

церковного актива. Из практики борьбы с церковной кон-

трреволюцией в прошлые годы и в настоящее время нам

известны многочисленные факты, когда антисоветский

церковный актив использует в интересах проводимой ан-

тисоветской работы легально существующие „церковные

двадцатки“ как готовые организационные формы и как

прикрытия. Вместе с декретом ВЦИКа от 8.4.29 г. нахожу

необходимым отменить также инструкцию постоянной

Комиссии при Президиуме ВЦИКа по вопросам культов

„О порядке проведения в жизнь законодательства о куль-

тах“. Ряд пунктов этой инструкции ставит религиозные

объединения на положение едва ли не равное с советскими

общественными организациями, в частности, имею в виду

пункты 16 и 27 инструкции, которыми допускаются рели-

гиозные уличные шествия и церемонии, и созыв религиоз-

ных съездов» [80].

В результате этих обсуждений в апреле 1938 года

и была закрыта комиссия по культам, а уже летом 1937

года на служителей церкви, вместе с другими категория-

ми «врагов народа», обрушилась жесточайшая волна ре-

прессий. Завершить разгром церкви помешала Великая

Отечественная война.

Стоило ли так подробно во всех деталях разбираться

в этой истории?

129

Есть в Госархиве РФ фонд Р-5263 документов Посто-

янных центральных комиссий по вопросам культов при

ВЦИК (1929–1934) и ЦИК СССР (1934–1938). В фонде

1853 единицы хранения. Лишь малая толика из них – до-

шедшие до Москвы дела о закрытии церквей, подобных

Флоро-Лаврской церкви в станице Пролетарской. По Ро-

стовской области (Азово-Черноморскому краю) дел о за-

крытии церквей и расторжении договоров с религиозными

обществами – 15. Сколько смог, просмотрел – и по Ростов-

ской области, и по другим. Ничего подобного делу по за-

крытию Флоро-Лаврской церкви, фигурирующему под

номером 341 в описи 1, по накалу страстей, по упорству

борьбы верующих не нашёл. Да и просто по объёму таких

дел совсем не много. Могу с уверенностью утверждать, что

если схожие дела по стране и были, то единицы. В деле

Флоро-Лаврской церкви проявилось очень многое из ме-

тодов борьбы с религией в СССР – и в центре, и в краях

и областях, и на местах. Пусть память о Прасковье Дмитри-

евне Максимовой и десятках верующих из станицы Про-

летарской живёт в сердцах людей сегодня. И пусть помнят

люди о священнике Илии Попове, который зримо или не-

зримо участвовал в каждом моменте сражения за церковь.

Сражения, которое стоило ему жизни.

Вернёмся, однако, к уголовному делу И. В. Попова.

Из него видно, что участвовал в этом сражении по край-

ней мере ещё один священнослужитель.

Из протокола допроса:

«Вопрос. Следствию известно, что в сентябре месяце

1937 г. вы на квартире у гражданки Станевой также гово-

рили о поражении СССР. Подтверждаете ли вы это?

130

Ответ. Это я не подтверждаю, т. к. к гр-ке Станевой я

в 1937 году ни разу не заходил, это квартал обслуживания

верующих священника Боженова».

Таким образом, «нелегальную религиозную работу»

бывшие священнослужители Флоро-Лаврской церкви

вели организованно. Приведённый фрагмент подтверж-

дает и высказанное ранее предположение, что методы

принуждения на этом единственном допросе священника

Илии Попова едва ли применялись. Следователь ни сло-

вом далее в ходе допроса эпизод на квартире Станевой

не упоминает, хотя это последний эпизод перед арестом.

И. В. Попова арестуют через 14 дней. И по этому эпизо-

ду имеются показания свидетеля. Хоть следователь и не

пытается получить признательные показания по эпизо-

ду – видимо, материала хватает с лихвой, – это, однако,

не мешает ему включить эпизод на квартире Станевой

в обвинительное заключение.

Как упомянуто выше, имена свидетелей в обвинитель-

ном заключении есть. Заключение заслуживает того, что-

бы привести его полностью [44. Л. 15].

«УТВЕРЖДАЮ По следделу №

Начсалопергруппы УНКВД по обвинению ПОПОВА

По Ростовск. н/ Области Ильи Викторовича

Ст. Лейтенант ГБ

/Власов/

131

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Я, П/Оперуполномоченного Пролетарского РО НКВД

ДЕМАКОВ Н. А. (дата в копии не просматривается) ок-

тября 1937 г. рассмотрел следственное дело по обвинению

гр. ПОПОВА Ильи Викторовича, 1871 г. рождения, уро-

женца ст. Кочетовской 1-го Донокруга, происходит из ка-

заков – служителей религиозного культа, сам священник,

лишался избирательных прав. Образование имеет сред-

нее, русский, гражданин СССР, со слов, не судим, добро-

вольно служил в белой армии, в корпусе генерала Мамон-

това священником. Участвовал при расстреле красных

партизан, на иждивении имеет жену, до ареста без опреде-

лённого рода занятий.

УСТАНОВИЛ СЛЕДУЮЩЕЕ:

Что Попов на протяжении большого периода време-

ни систематически занимается распространением пора-

женческих слухов против СССР, а именно: в январе мес.

1936 г. на квартире гр. КУКАЧИНСКОЙ (возможно, Ку-

кочинской) говорил:

„Уже заворошилась Япония, она у нас установит

старую власть, и тогда антихристов и коммунистов

будем жечь на костре“.

10.09.37 г. ПОПОВ на квартире гр. СТАНЕВОЙ гово-

рил:

„Хватит существовать Советской власти без-

божников, начнём восстанавливать старые

132

порядки – вторую власть и старое правительство,

а поэтому давайте подписываться на строительство

церкви“ /л. д. 3, 5, 7/.

Кроме этого, ПОПОВ после закрытия церкви обще-

ственно-полезным трудом не занимается, а средства к су-

ществованию добывает исключительно обманным путем

с граждан – путём совершения нелегальных религиозных

обрядов, как-то крестины, похороны, молебствия» /л. д.

14, 3/.

В 1936 г. ПОПОВ организовал из женщин 30–40 че-

ловек волынку к райисполкому, которые ходили в райи-

сполком с требованием об открытии молельного дома /л.

д. 14/.

ПОПОВ в предъявленном ему обвинении виновным

себя полностью признал. Изобличается показаниями сви-

детелей: САБИЛИНА А. Д. /л. д. 2 (или 1 – из копии не-

ясно) – 3/, ГИЕНКОВОЙ Ф. Н. /л. д. 4–5/, САЗОНОВА

/л. д. 6–7/

ПОСТАНОВИЛ:

Следственное дело по обвинению ПОПОВА Ильи

Викторовича направить на рассмотрение Тройки УНКВД

по Ростовской н/Д Обл.

П/ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННОГО УГБ (подпись Де-

макова; та же подпись стоит под протоколом допроса)

133

СОГЛАСЕН:

ВРИД НАЧ РО НКВД

Мл. Лейтенант ГБ (подпись неразборчива)»

Следователь в обвинительном заключении при упоми-

нании эпизодов на квартирах Кукачинской и Станевой ссы-

лается на листы 3, 5, 7. Эти листы содержат показания сви-

детелей Сабилина, Гиенковой и Сазонова. Так что все три

свидетеля дали показания об эпизодах на квартирах Кука-

чинской и Станевой (оставим на совести следователя и сви-

детелей точность воспроизведения слов И. В. Попова). Дал

ли кто-то из свидетелей и показания о службе И. В. Попова

у белых, неясно (с листами дела 1–9 в соответствии с дей-

ствующим законодательством я ознакомлен не был).

На допросе шла речь и о других эпизодах, не упомяну-

тых в обвинительном заключении:

«Вопрос. Следствию известно, что вы после закрытия

церкви в ст. Пролетарской систематически занимались

распространением пораженческих слухов против СССР.

Подтверждаете ли вы это?

Ответ. Никаких пораженческих слухов против СССР

я не распространял. Возможно, где что и говорил – так это

просто без всякого злого умысла.

Вопрос. Вы уклоняетесь от прямого ответа. Следствию

известно, что вы в 1936 году на базарной площади группе

гр-н высказывали о поражении СССР и восстановлении

старого строя. Требую правдивых показаний.

134

Ответ. Да, этот случай я помню. Но я говорил не о по-

ражении СССР, а только сказал, что Япония и Германия

воюют, значит, и мы скоро воевать будем. И, кроме этого,

я помню, что сказал о том, что скоро вернут нам церкви.

Об этом говорит проект новой конституции».

Отвлечёмся на минуту. Конечно же, И. В. Попов знал,

что Япония и Германия в 1936 году ещё не воевали. Воз-

можно, он упомянул так называемый антикоминтернов-

ский пакт – договор, заключённый в 1936 году «в Берлине

между Германией и Японией и оформивший (под флагом

борьбы против Коминтерна) блок этих государств в це-

лях завоевания мирового господства» [81]. Так или иначе,

в 1936 году всем мыслящим людям было ясно, что войны

не избежать. Но не будем требовать от п/оперуполномо-

ченного УГБ Демакова проникновения в тонкости. Я обе-

регаю читателя от толкования особенностей орфографии

и пунктуации товарища Демакова, взяв эту работу на себя.

И ещё одно замечание: Демаков прилежно записывает

слова И. В. Попова о проекте новой конституции, о ко-

торой не спрашивал. И упоминание о ней Демакову ни к

чему – это тоже свидетельство подлинности протокола.

О том, как Демаков интерпретирует ответы подследствен-

ного, подгоняя их под собственное понимание устройства

этого мира, я своё мнение уже высказал. Однако вдумай-

тесь в другое: в 1936 году говорить перед верующими

на площадях!..

Но продолжим.

135

«Вопрос. Следствию известно, что вы в январе месяце

1936 года на квартире у гражданки Кукачинской выска-

зывались о поражении СССР. Подтверждаете ли вы это?

Ответ. На квартире у гр-ки Кукачинской я это говорил,

но сказал шутя, т. к. я знаю, что СССР никто не победит».

И последние два вопроса и ответа. Они ничего к уже

сказанному не прибавляют, но вместе с ними мы имеем

полный, без единой купюры, протокол допроса. Пусть чи-

татель судит сам.

«Вопрос. Следствию известно, что вы с момента закры-

тия церкви общественно полезным трудом не занимае-

тесь, а средства к существованию добываете исключитель-

но обманным путем с граждан, устраивая всевозможные

духовные незаконные обряды. Подтверждаете ли вы это?

Ответ. Да, с момента закрытия церкви я действительно

совершал нелегальные религиозные обряды, как-то кре-

щение детей, похороны, а также ходил по дворам и совер-

шал молитвы, за что получал известную плату.

Вопрос. Признаёте ли себя виновным в том, что вы

скрытно служили в армии Мамонтова и участвовали там

при расстрелах красных партизан, в распространении по-

раженческих слухов против СССР, в устройстве волынки

и в совершении нелегальных религиозных обрядов?

Ответ. Да, во всём этом виновным себя признаю».

136

9 октября 1937 года тройка УНКВД по Азово-Черно-

морскому краю (в протоколе пункт 88 – за один только

день!) – слушала:

«Дело Сальской Опергруппы НКВД № 25959 по об-

винению ПОПОВА Ильи Викторовича, 1871 г.р., урож.

ст. Кочетовской, бывш. 1-го Донокруга, бывш. белогвар-

дейца, карателя/священника, гр. СССР, беспартийного,

до ареста без определённых занятий.

Обвиняется в том, что систематически вел к-р пора-

женческую агитацию, обществ. полезным трудом не за-

нимался».

Докладывал товарищ Левушкин.

Тройка постановила:

„ПОПОВА Илью Викторовича –

РАССТРЕЛЯТЬ с конфискацией лично принадлежа-

щего имущества“».

14 октября 1937 года приговор привели в исполнение.

14 октября – День Покрова Пресвятой Богородицы.

С 1641 года, чудесным образом победив в день Покро-

ва Пресвятой Богородицы турок после знаменитого Азов-

ского сидения, казаки считают этот день одним из главных

своих праздников. А большинство просто называют этот

день главным казачьим праздником. На иллюстрации

137

45 – икона Покрова Пресвятой Богородицы из Третья-

ковской галереи.

«Днесь, благовернии людие, светло празднуем, осеня-

еми Твоим, Богомати, пришествием, и к Твоему взира-

юще пречистому образу, умильно глаголем: покрый нас

честным Твоим Покровом, и избави нас от всякаго зла,

молящи Сына Твоего Христа Бога нашего спасти души

наша».

Услышаны молитвы отца Илии и его паствы. Избав-

лены русские люди от великого зла лихих десятилетий.

Но не должны они забывать того, что было. Иначе повто-

рится зло. И придёт оно из их же среды, как уже было.

А масштабы совершавшегося в стране в 1937 и 1938

годах зла были чудовищны. Массовые репрессии нача-

лись летом 1937 года после подписания наркомом НКВД

Н. И. Ежовым ряда секретных приказов: № 00439 от 25

июля – о немецких шпионах, № 00485 от 11 августа –

о польских шпионах, № 00486 от 15 августа – о репрес-

сировании семей изменников родины и др. Однако круп-

нейшая операция ежовщины была проведена по приказу

№ 00447 от 30 июля «Об операции по репрессированию

бывших кулаков, уголовников и других антисоветских

элементов». Эту операцию часто называют кулацкой, од-

нако касалась она и «участников казачьих и белогвардей-

ских организаций», и «сектантских активистов, церковни-

ков», и многих других. Все репрессированные разбивались

на две категории. Репрессированные первой категории

подлежали немедленному аресту и – по рассмотрению их

дел на тройках – расстрелу; по второй категории – аресту

138

и заключению на срок от 8 до 10 лет. Этим же приказом

был утверждён личный состав 64 троек НКВД, каждая

из которых состояла из председателя, докладчика и секре-

таря [82]. В справке НКВД СССР о количестве арестован-

ных и осуждённых за время с 1 октября 1936 года по 1 но-

ября 1938 года указывается, что по первой категории были

осуждены 386 798 человек, по второй – 374 860 человек.

В другой таблице той же справки указывается, что к выс-

шей мере наказания приговорены 668 305 человек [83].

Доля священно- и церковнослужителей среди репрес-

сированных велика. Ещё выше доля всех пострадавших

за веру. Сколько же их? Эта тема заслуживает серьёзного

рассмотрения, а не просто ссылки на одну из расхожих

публикаций, авторы которых зачастую берут данные

друг у друга, даже не предпринимая попыток какого-ли-

бо анализа.

Чаще всего ссылаются на цифры главного идеолога

перестройки А. Н. Яковлева. Он возглавлял комиссию

по реабилитации жертв политических репрессий при

Президенте РФ. Эти цифры он привёл в своей известной

книге [84] и других работах. Яковлев пишет, что в 1937

году было арестовано 136 900 православных священно-

и церковнослужителей, из них расстреляно 85 300; в 1938

году арестовано 28 300, расстреляно 21 500. Данные Яков-

лева приводятся и в Православной энциклопедии [85],

т. е. являются в каком-то смысле официальными. Однако

они не основываются на официальных данных комиссии.

Обратимся к авторитету ныне покойного Н. Е. Еме-

льянова. Николай Евгеньевич работал в Православном

139

Свято-Тихоновском гуманитарном университете (ранее –

Богословском институте) в Москве с момента его основа-

ния в 1992 году. В 1961 году Емельянов окончил механико-

математический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова

по специальности «математика», специалист по базам

данных, доктор наук, работал в академических институ-

тах теоретической и экспериментальной физики, проблем

управления, системного анализа. В 2008 году стал основа-

телем и первым деканом факультета информатики и при-

кладной математики ПСТГУ. Я сам окончил мехмат МГУ,

но знаком с Н. Емельяновым не был. Во многом его заслу-

гой является создание широко известной в православной

России базы данных (БД) «Новомученики и исповедни-

ки Русской Православной Церкви ХХ века» [86], кото-

рая является одним из немногих серьёзных источников

для изучения интересующего нас вопроса. В своей статье

«К вопросу о числе новомучеников и исповедников Рус-

ской Православной Церкви в XX веке», опубликованной

в День памяти жертв политических репрессий, 30 октября

2009 года, на ежедневном интернет-СМИ «Православие

и мир», Н. Е. Емельянов пишет о книге Яковлева: «Мно-

гие исследователи ссылаются на эту книгу и тем самым

опосредованно на БД новомучеников. К сожалению, те

материалы, которые мы передали в Комиссию, в книге

А. Н. Яковлева цитируются неточно, например, число

всех пострадавших за христианские убеждения отнесено

только к православному духовенству, что в 2,4 раза мень-

ше общего количества репрессированных за Христа. Эта

ошибка перекочевала во многие статьи, исследования

и учебники, причём появились дополнительные неточно-

сти цитирования уже и книги А. Н. Яковлева».

140

И в той же статье: «Игумен Дамаскин (Орловский)

пишет: „К сожалению, точных цифр пострадавших в этот

период времени нет, не приводит их и правительственная

Комиссия при Президенте РФ по реабилитации жертв по-

литических репрессий, ограничившись всего лишь обоб-

щёнными подсчётами, подготовленными Православным

Свято-Тихоновским богословским институтом“. Надо

сказать, что игумен Дамаскин выразил и моё, и, наверное,

многих «сожаление». Действительно, жаль, что нет точ-

ных цифр хотя бы за один год. Уже 15 лет открыты ар-

хивы и ведётся большая работа по изучению хранящихся

в них материалов, но никаких точных цифр пострадавших

за веру не найдено. Теперь видно, что их нет, видимо, и не

было, пострадавших просто никто никогда не подсчиты-

вал.

<…>

Изучение, проведённое с участием сотрудников

ПСТГУ, следственных дел всех 20 765 человек, расстре-

лянных в Бутово, показало, что примерно каждый двад-

цатый из репрессированных пострадал за веру. То же со-

отношение наблюдается и среди пострадавших в месте

расстрелов – поселке Левашово под Санкт-Петербургом –

примерно 5,6 %.

Эти исследования дают основание считать, что в спи-

сках всех репрессированных… также примерно 5 % состав-

ляют пострадавшие за веру.

Каждому пишущему о репрессиях за веру необходимо

сравнивать свои оценки с данными БД новомучеников,

иначе порой указываются цифры, в три – пять раз преу-

меньшающие реальные… Репрессированных сотни тысяч.

141

Не миллионы (это правильно), но в пределах от полумил-

лиона до миллиона человек».

Цифру в 5 % научно обоснованной считать едва ли

можно, но попробуем на её основе сделать прикидку. Со-

гласно процитированной выше справке НКВД, с 1 октя-

бря 1936 года по 1 ноября 1938 года к высшей мере на-

казания были приговорены 668 305 человек. 5 % от этого

числа составляет 33 415 человек – оценка, видимо, суще-

ственно заниженная. И ещё одна заслуживающая внима-

ния работа на эту тему [87]: «В 1995 г. А. Яковлев, пред-

седатель комиссии по реабилитации жертв политических

репрессий, привёл цифру в 200 тыс. уничтоженных свя-

щеннослужителей и 500 тыс. репрессированных, включая

сюда представителей всех конфессий. Но эта цифра явно

завышена: такого количества священнослужителей в Рос-

сии не было и до революции. Видимо, Яковлев включил

сюда и всех пострадавших церковнослужителей и мирян.

В другом своем труде Яковлев называет число священ-

нослужителей, пострадавших в период 1937–1938 гг.:

репрессировано 165,2 тыс. чел., из них расстреляно 106,3

тыс. чел.

По данным Комиссии по реабилитации Москов-

ской Патриархии, к 1941 г. было репрессировано за веру

350 тыс. чел., из них 140 тыс. священнослужителей. 150

тыс. чел. пострадало в 1937–1938 гг., из них 80 тыс. рас-

стреляно. Но даже эти данные оказались несколько за-

ниженными по сравнению с последними сведениями,

приводимыми прот. Г. Митрофановым: в 1937–1941 гг.

по религиозным делам было репрессировано 172 тыс. чел.,

из них 116 тыс. чел. расстреляно. Известный историк

142

О. Васильева называет цифру в 200 тыс. репрессированных

и 100 тыс. расстрелянных в 1937–1938 гг.».

В нашем списке литературы для тех, кто заинтересует-

ся этим вопросом, указаны те работы прот. Г. Митрофано-

ва и О. Васильевой, на которые ссылается автор цитируе-

мой выше работы О. Губкин – это работы [88–92].

И в заключение обсуждения данного вопроса – ещё

одно утверждение из статьи Н. Е. Емельянова, не согла-

ситься с которым просто нельзя: «Сколько же человек

пострадало за Христа? Этот вопрос, по-моему, нужно

не лениться обсуждать и прийти к общему заключению.

Писать историю без чисел невозможно».

143

9. Послесловие

Итак, 14 октября 1937 года кому-то в станице Проле-

тарской могло казаться, что в деле искоренения религии

в станице поставлена точка. Тот, кто стоял во главе борь-

бы за церковь в станице, исчез навсегда. Да и с остальны-

ми, казалось бы, тоже справились. Судьба их неизвестна.

Больше всего мне хотелось узнать, как сложилась даль-

нейшая судьба Прасковьи Дмитриевны Максимовой.

Действительно ли она «неизвестно куда выехала», как

писали «наверх» в декабре 1937 года райисполкомов-

ские товарищи из Пролетарской, или произошло что-то

другое? Да и не только она, много других людей в Про-

летарской боролись за свою церковь в 1930-е годы. Как

сложилась их судьба? В июле 2012 года Управление ФСБ

по Ростовской области в ответ на мой запрос сообщило,

что «сведениями в отношении МАКСИМОВОЙ Праско-

вьи (Параскевы) Дмитриевны, священника БАЖЕНОВА

(БОЖЕНОВА), дьякона ЗДАНКО не располагает» [93].

Давайте теперь проследим судьбу станичных церквей

после закрытия последней из них в декабре 1935 года. Со-

бора Александра Невского нет. Разровняли место и стало

оно Первомайской площадью. А потом построили детский

сад (иллюстрация 46), а около него сделали колхозный

рынок. А потом закрыли рынок, а на его месте появился

новострой. В марте 2012 года ходил я по тому месту, где

стоял когда-то собор, и по бывшей соборной площади (ил-

люстрации 47, 48). Одно лишь вселяло надежду: стоит тут

же рядом памятник жертвам репрессий лихих годов – ещё

144

раз низкий поклон Виктории Николаевне Ломакиной.

И не чужой здесь памятник павшим в последней Великой

войне (иллюстрация 49).

А кто знает, может быть, и не навсегда исчез собор?

Детский сад можно ведь и получше разместить. И не при-

дётся тогда детям носиться по месту, где когда-то был ал-

тарь, а потом, через много лет, поминать недобрым словом

неразумных взрослых.

Судьба Флоро-Лаврской церкви была сложной и оста-

ется сложной сегодня. Вернёмся в 1936 год. Как рапорто-

вала в Ростов председатель Пролетарского райисполкома

Букина 4 декабря 1936 года, «1936 года 1-го мая в этом

помещении открыт ДОМ СОЦКУЛЬТУРЫ, который ра-

ботает до настоящего времени» [46. Л. 69]. А верующие 10

января 1937 года пишут в ту же ростовскую инстанцию:

«С момента закрытия до настоящего времени церковное

здание не подвергалось переделке; стены, крыша, двери,

окна, хоры, купол и башни остались в целости. Здание

каменное прочное, нет в нём ни течи, ни обвалов. Только

вынесены иконы, сняты иконостас, престол, жертвенник,

единственный купол в церкви забран деревянным потол-

ком. Под кино храм не переделывался, а бывали в нём со-

брания, да изредка спектакли, и только в тёплое время,

в холодное же или зимнее время бывшее молитвенное

здание стоит в полном запустении» [46. Л. 7, 7 об.].

А далее во всех интернетовских публикациях, кото-

рые удалось найти, написано одно и то же: закрыта цер-

ковь была вплоть до 1947 года. Дело, однако, обстояло

по-другому. Из справки, подготовленной в Ростове для

145

совета по делам русской православной церкви при Со-

вмине СССР [94. Л. 144]: «В период немецкой оккупации

станицы Пролетарской верующие районный дом культу-

ры заняли под церковь, где религиозная служба прово-

дится до сих пор». В справке ошибочно указывается, что

произошло это в 1942 году. На самом деле – в 1943 году

[94. Л. 31]. Тогда же выполнили первоочередные ремонт-

ные работы [94. Л. 32 об.]. В 1946 году церковный совет

получает из Москвы разрешение на капитальный ремонт

и переоборудование храма и проводит до конца года рабо-

ты на сумму 35 075 рублей [94. Л. 32]. Когда же в соответ-

ствии с утвержденным планом пришло время разбирать

фойе, которое до войны успел для дома культуры постро-

ить райисполком (построить из материалов разрушенных

колокольни и трапезной Флоро-Лаврской церкви и собора

Александра Невского), отдел культпросвета райисполко-

ма встал стеной [94. Л. 32–37]. Снова начался обмен пись-

мами между Пролетарской, Ростовым и Москвой. Так или

иначе, в каком-то объёме ремонт завершили, и до 1952 года

обновленный храм продолжал работать. Не всё в порядке

было в религиозной общине. Хоть ростовский уполно-

моченный московского совета по делам РПЦ Амарантов,

возможно, сгущает краски, но основания для его письма

в Москву, очевидно, были [94. Л. 144, 145]: «Религиозная

община станицы Пролетарской особой активности не про-

являла. В период с сентября 1949 года до февраля 1951

года, когда там был священник Кубанский Георгий Захаро-

вич, верующие почти прекратили посещение церкви, т. к.

священник Кубанский на виду у всех пьянствовал, в пья-

ном виде валялся под забором, завёл несколько любовниц

и т. д. Епископ Николай снял Кубанского и уволил за штат.

В апреле митрополит Вениамин послал туда священника

146

Захарова Андрея Макаровича, который пробыл в стани-

це Пролетарской всего несколько дней. В мае посылает-

ся митрополитом священник Лебедев Яков Николаевич,

а в начале июня Лебедев перебрасывается в другое место.

4 июля 1951 года митрополитом Вениамином в ст. Про-

летарскую послан Мисюренко Василий Григорьевич, по-

свящённый во священники из дьяконов. Этот священник

пока служит, но, когда я был в ст. Пролетарской в октябре

1951 г., при разговоре свящ. Мисюренко заявлял, что труд-

но налаживать церковную жизнь, потому что священники,

его предшественники, развалили приход, да и у него уже

много неполадок с церковным Советом...»

К сожалению, были у церковного совета веские осно-

вания для недовольства, связанные с личностью самого

отца Василия, о чём позже даже святейшему патриарху

будут писать [94. Л. 198]. Только товарища Амарантова

отец Василий, похоже, полностью устраивал. Так или ина-

че, момент для того, чтобы во второй раз отобрать церковь

у верующих, был сочтён подходящим. 10 января 1952 года

облисполком соглашается с просьбой райисполкома о пе-

редаче церкви под дом культуры [94. Л. 146]. 15 января

Амарантов направляет соответствующее письмо в Москву

[94. Л. 144, 145], а уже 31 января окончательное решение

принимается в Москве [94. Л. 149]. Всё происходило при

согласии священника Мисюренко и митрополита Вениа-

мина. 16 марта Мисюренко зачитал на заседании церков-

ного совета письмо митрополита с «призывом верующим

подчиниться Советской Власти и срочно подыскивать

дом» [94. Л. 152–153]. Совету ничего не оставалось, как

подчиниться. Уже 31 марта [94. Л. 165] покупка «ранее

приторгованного» дома была нотариально оформлена.

147

Нет, не все верующие подчинились. Пошли пись-

ма Швернику, Ворошилову (неоднократно), патриарху

Алексию, Булганину, даже Сталину [94. Л. 158–160, 166,

179, 179 об., 193, 193 об., 195–196 об., 197–198]. Но как бы

это правильно выразить? Есть в этих письмах искренняя

боль. Но нет в них даже доли той силы аргументации, уве-

ренности в своей правоте, надежды на то, что правды мож-

но добиться, решимости добиваться её до конца, которая

была в письмах одностаничников 1930-х годов. Да и под-

писывают эти письма от 1 до 13 человек. Не было вожака,

не было и человека, подобного П. Д. Максимовой.

Трудной была и дальше жизнь у общины верующих

станицы, а потом города Пролетарска. Не пропали да-

ром усилия властей по упорядочиванию церковной жиз-

ни. До того упорядочили, что в 1965 году председатель

церковного совета Флоро-Лаврской церкви вынуждена

была спрашивать у «уполномоченного» в ростовском об-

лисполкоме, «до какого возраста разрешается крестить

детей», «обязательна ли подпись обоих родителей или

можно крестить при одной подписи и достаточно второго

родителя паспорта» и т. д. [94. Л. 266].

Сотрясали церковь и финансовые скандалы, которые

даже описывать не хочется. А главное, местные власти, за-

метно присмиревшие в 1940-е годы, дошли до высот, на ко-

торые даже Букина с Шаповаловым не взбирались. Так,

достойный наследник Букиной и Шаповалова зампред

Пролетарского горисполкома товарищ Иван Петрович

Воробьёв просто взял на себя финансовые дела общины.

Например, 9 июля 1972 года явился на собрание общи-

ны и начал склонять «верующих к тому, чтобы больше

148

выделять средств на мир, чем на епархию». Устроил голо-

сование. «На собрании присутствовало 90 человек, под-

няли руки только 27 человек, но он так быстро пробежал

глазами по людям и сказал: вот подняли руки 40 человек

на том краю, ну, в общем, единогласно» [94. Л. 382, 383].

Был вынужден вмешаться архиепископ Ростовский и Но-

вочеркасский Владимир – пытался добиться содействия

от уполномоченного по делам религий по Ростовской об-

ласти В. Т. Политико [94. Л. 381]. Но товарищ Воробьёв

методов не изменил. 18 января 1973 года «под Крещение

собрались старухи в сторожке с разных хуторов. В 10 часу

вечера Воробьёв И. П. пришёл в караулку и стал старух

спрашивать, кто откуда. После чего приехала милиция

и стали переписывать, кто откуда, а затем пошли к свя-

щеннику и стучали в дверь к нему, но священник не от-

крыл дверь» [94. Л. 387, 388].

Два архивных дела по Флоро-Лаврской церкви дове-

лось мне прочитать очень внимательно. Каждую страни-

цу читаешь с болью. В этих двух делах, как в двух каплях

воды, отразилась в одном – довоенная, а в другом – после-

военная политика партии и правительства по отношению

к православной церкви и верующим. Но нет уже ни той

партии, ни того правительства.

Что же происходит с Флоро-Лаврской церковью

в наше время? Старая церковь пока не восстановлена.

Но в 1989 году началось строительство в городе Проле-

тарске новой каменной церкви, а в 1993 году новый храм

великомучеников Флора и Лавра был освящён (иллю-

страция 50).

149

В 2002 году началось восстановление старой церкви.

Во время субботников жители города Пролетарска рас-

чистили территорию вокруг храма, навели порядок вну-

три. Рядом с храмом были посажены деревья, появились

цветники. Начались работы и по восстановлению самого

церковного здания. Перекладывали стены, в 2007 году

установили даже новый центральный купол храма. Труд-

ности возникли, когда в 2008 году Флоро-Лаврская цер-

ковь была признана памятником архитектурного наследия

регионального значения. Дело в том, что реставрация ар-

хитектурных памятников требует близости к оригиналу.

А в данном случае даже фотографий оригинала толком

не сохранилось. Так или иначе, проект восстановительных

работ, учитывающий уже сделанное жителями Пролетар-

ска в 2000-е годы, был завершён и, на мой не столь просве-

щенный взгляд, получился неплохим (иллюстрация 51).

К согласию по поводу того, как удовлетворить дей-

ствующим требованиям реставрации архитектурных па-

мятников, прийти, однако, не удалось. Долгое время вос-

становительные работы были заморожены. И всё так же

смотрели и сегодня смотрят святые лики на мир сквозь

позднейшие наслоения клуба, в котором ещё в 1935 году,

помните, собирались «поместить дедушку Ленина и Ста-

лина» (и поместили, скорее всего), кинотеатра «Мир»,

ткацкого цеха промкомбината (иллюстрация 52–54).

Но вот летом 2012 года, не дождавшись согласования про-

екта с властями, верующие Пролетарска возобновили ра-

боты по восстановлению храма (иллюстрация 55–57), а

30 августа, накануне дня памяти святых мучеников Фло-

ра и Лавра, в храме было совершено первое богослужение.

150

Твёрдо верю, что рано или поздно церковь будет вос-

становлена, да вот увидеть её, как и сегодня, можно будет

только с боковых улиц. Загородило церковь от людского

взгляда здание администрации Пролетарского района.

Отсюда до церкви рукой подать, но на душе от этого весе-

лее не становится (иллюстрация 58).

В последний день нынешнего года я достигну возрас-

та деда в день его расстрела 14 октября 1937 года. А пока

заканчивается лето 2012 года. Прошло чуть больше года

с того дня, как я решил узнать о том, как и для чего дед

жил и за что умер. А чуть больше чем через месяц ис-

полнится 75 лет со дня его смерти. Сегодня ставлю точку

в своей небольшой книге, хоть и надеюсь в будущем уз-

нать ещё что-то о деде и его восходящем к середине XVIII

века донском церковно-священническом роде, моём роде.

Однако главное о деде я, кажется, сумел понять. Помогло,

наверное, и родство, и то, что в своей жизни я живу тот

самый год, который для него стал последним.

Истоки нравственной силы отца Илии – в вере в Бога

и вере в людей. И люди сегодня оправдывают его веру.

Прежде всего, своей неустанной работой по возрождению

православной церкви, которая помогает возродить их

души и душу народа. И в этой возрождённой душе русско-

го народа будет и частица великого жизненного подвига

священника Илии Попова.

10 сентября 2012 года

151

Приложение

Из журнала «Донские епархиальные ведомости», 21

декабря 1910 год, №36, сс. 872 – 876:

Скромный юбилей

18 сентября текущего 1910 года прихожане Успенской

церкви Кочетовской станицы молитвенно празднова-

ли пятидесятилетний юбилей служения церкви Божией

местного о. диакона Виктора Михайловича Попова. Ма-

ститый юбиляр начал свою службу псаломщиком при

церкви станицы Усть-Быстрянской 17 сентября 1860 года,

по окончании курса Новочеркасского духовного учили-

ща, 14-летним юношей-отроком. В 1865 году, В. М. Попов

епархиальной властью был переведён к Успенской церкви

Кочетовской станицы, где и прослужил 45 лет, сначала

псаломщиком, а с 1884 года диаконом; в то же время он

исправлял обязанности учителя школы грамоты при

местном храме, а в настоящее время, освобождённый от

обязанностей учителя школы грамоты, преобразованной

в церковно-приходскую школу, состоит законоучителем

Кочетовского женского приходского училища М.Н.П.

К 17 сентября сего года в станицу Кочетовскую

прибыли дети юбиляра: диакон хутора Весёлого

Михаил Попов, преподаватель Донского епархиального

152

женского училища статский советник Иван Попов,

священник Гниловской станицы Илия Попов и

священник Владимирской станицы Николай Попов.

В скромном семейном торжестве празднования юбилея

кроме местных священников о. Н. Никольского и о.

П. Матвеева и священнослужителей детей юбиляра

приняли участие священник и диакон одного из соседних

Кочетовскому приходов, о. Л. Скворцов и П. Терентьев.

Празднование началось всенощным бдением 17 сентября.

Богослужение носило особенно тожественный характер:

на литию и величание 17-го и на молебен 18 сентября

выходило 5 священников и 3 диакона. Службу правили

Успению Божией Матери. 18 сентября была отслужена

Божественная литургия с возможной торжественностью в

присутствии большого количества прихожан-молящихся,

пришедших в храм, несмотря на будничный день, чтобы

вознести моление Господу о здравии юбиляра, а также

чтобы присутствовать на редком для местной церкви

по торжественности богослужении. После причащения

священнослужителей сын юбиляра священник Илия

Попов произнес соответствующее случаю слово на текст:

«Мария благую часть избра, яже не отъимется от нея» (Лук.

Х, 42), произведшее на слушателей глубокое впечатление.

Перед началом молебна настоятель храма, священник

Н. Д. Никольский благословил юбиляра св. иконой

Богоматери от причта и почётных прихожан, причём

сказал следующее слово, характеризующее В. М. Попова

как человека, христианина и священнослужителя.

«Дорогой о. диакон Виктор Михайлович! В знамена-

тельный для тебя день 50-летнего служения церкви Бо-

жией мы собрались ныне сюда вознести Господу Богу

благодарственное о тебе моление. Целых полвека ты был

153

неустанным тружеником в пределах своего служебного

долга, являя себя непостыдным делателем в жизни цер-

ковно-приходской. Как служитель церкви Божией, ты

являл себя образцом крепкой веры в Бога, несокруши-

мой надежды на Него и совершенной преданности Его

воле во всех обстоятельствах твоей жизни; ты везде от-

личался благочестием, религиозною настроенностью и

церковностью. 45 лет сей храм оглашался звуками твоего

голоса; сначала в должности чтеца ты благоговейно и с

чувством исполнял чтение и пение церковное, славя Бога

в псалмах и пениях и песнях духовных, а потом в сане

диакона предстоя престолу Божию, с высоты амвона ты

благовествовал людям о Спасителе и вечном спасении,

а вместе с сим возносил моления, прошения за вся

человеки. Как младший член причта, ты всегда помнил

долг послушания, с удивительным смирением исполняя

его распоряжения. Твое обращение с прихожанами

отличалось сердечностью, любовью и простотой; для

тебя все были равны, все были дороги; и этою своею

благожелательностью ко всем ты заслужил редкую

любовь и уважение со стороны своих прихожан. Кто

скажет или кто сказал о тебе худое слово? А доброе слово,

доброе имя дороже всего на свете, – и ты вполне заслужил

это доброе имя своим смирением, исполнительностью по

службе и благожелательностью ко всем. Свято и честно

исполняя свой долг, ты заслужил великую милость и у

Господа Бога. Ведь полвека прослужить церкви Божией

выпадает на долю лишь немногим избранникам Божиим

и свидетельствует об особой милости к ним Господа; и вот

Промысел Божий судил тебе испытать на себе великую

милость Божию: торжественно праздновать юбилейный

день 50-летия хотя скромной и незаметной, но зато

154

честной и ревностной службы церкви Божией. Прими же,

дорогой о. диакон, на память этого торжества от причта и

почётных прихожан, как знак любви и признательности

к тебе, сию св. икону Божией Матери. Помолимся же

Господу Богу, да ниспошлет тебе Всевышний мирную

жизнь и старость честную и да сохранит твои душевные и

телесные силы на многие и многие годы».

После отпуста, перед многолетием, собравшиеся дети

юбиляра приветствовали своего отца с исполнившимся

пятидесятилетием его служения, при чем одним из

его сыновей было произнесено следующее слово.

«Дорогой отец! Исполнилось 50 лет Вашего служения

Православной церкви, престолу и отечеству, правда, на

скромном, но благородном поприще, сначала псаломщика,

а потом диакона, а вместе учителя и законоучителя. Не

нам, конечно, Вашим детям, входить в оценку этой Вашей

деятельности. Скажу лишь, что нам приятно слышать и

сознавать, что Вы, наш отец, всегда стремились быть на

высоте своего служения. Но есть одна область в Вашем

жизненном делании, которой я, как Ваш сын, должен

коснуться – это те заботы, труды и лишения, которые

Вы приняли к тому, чтобы дать должное воспитание и

образование нам, Вашим детям. Я хорошо помню то время,

когда мы, Ваши старшие дети, были еще отроками, когда

нас, детей, было много, а достатку у Вас, наших родителей,

было очень и очень мало. Кому, как не нам, и когда,

как не теперь, уместно и даже необходимо вспомнить

этот период Вашей жизни и деятельности? Но в той

напряжённой работе по изысканию средств к воспитанию

и образованию своих детей, о которой я говорю, мы, Ваши

дети, рядом с Вами непременно видим и нашу покойную

155

мать, эту беззаветную и безответную труженицу.

Сколько тяжёлых минут, бессонных и мучительных

ночей пережили Вы вместе с ней, решая неразрешимый

подчас вопрос о средствах к воспитанию детей, и сколько

энергии проявили Вы оба, доведя принятое Вами на себя

дело до конца… В этой неравной борьбе с нуждою мать

наша склонила свою голову. Велико было Ваше и наше

горе! Но это не ослабило Вашей энергии. Вы неуклонно

продолжали начатое Вами дело и, при помощи Вашей

сестры, дали должное воспитание и образование Вашим

младшим детям и устроили их в жизни, на сколько это

было в Ваших силах и средствах. Поистине честь и хвала

Вам и великая сыновняя благодарность наша к Вам за

все то, что Вы для нас сделали… Примите же от нас в этот

знаменательный для Вас день в знак нашей беззаветной

любви и признательности к Вам сей образ Богоматери,

под сенью храма которой Вы прослужили столько лет, и

да сохранит Вас Господь Своею всесильною благодатью

в добром здравии душевном и телесном ещё на многие и

многие годы».

После этой речи, сопровождавшейся поднесением

юбиляру иконы от детей, было провозглашено обычное

многолетие, закончившееся многолетием и юбиляру.

По окончании богослужения празднование было

перенесено в дом юбиляра, где собравшимся гостям

была предложена скромная трапеза, во время которой

о. Н. Никольским было прочитано присланное по почте

следующее приветствие от одного из отсутствовавших

граждан Кочетовской станицы М.А. Горчукова: «Дорогой

о. диакон Виктор Михайлович! Сердечно приветствую

156

Вас с торжественным днём исполнившегося 50-летия Ва-

шего ревностного и полезного служения Церкви; искрен-

не желаю Вам от Господа долголетнего здравия и дальней-

шего подвига служения, на радость глубоко почитающих

Вас прихожан, на украшение нашего славного храма, на

благо святого дела Церкви Христовой. За Ваше доброе

сердце, Вашу всегдашнюю доброжелательность, за чест-

ность и усердие труда в прохождении своего служения, да

сохранит Вас Господь на многие и многие годы, как хра-

нил до сих пор, живым и благоговейным носителем и хра-

нителем наших добрых церковных нравов и преданий».

157

Источники

1. Метрическая книга, данная из Донской Духовной Кон-

систории в Успенскую церковь Кочетовской станицы для

записи родившихся, браком сочетавшихся и умерших

на 1871 год // Государственный архив Ростовской обла-

сти (ГАРО). Ф. 803. Оп. 1. Д. 595. Л. 107, 129 об. – 130.

2. Ведомость о Церкви Троицкой, состоящей в Ростовском-

на-Дону округе Донской епархии, в станице Гниловской

за 1910-й год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 2. Д. 11752. Т. 2. Л. 148–

148 об., 149–149 об., 150–150 об., 151.

3. Ведомость о Церкви Успенской, Кочетовской станицы,

Константиновского Благочиния, Донской Епархии Пер-

вого Донского округа, за 1908 год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 3.

Д. 11586. Л. 33, 36 об., 37–37 об.

4. Ведомость о церкви Христорождественской Донской

Епархии Войска Донского Первого Донского округа

Нижне-Кундрюческой станицы за 1847 год // ГАРО. Ф.

226. Оп. 2. Д. 3713.

5. Ведомость о церкви Христорождественской Донской

Епархии Войска Донского Первого Донского округа

Нижне-Кундрюческой станицы за 1848 год // ГАРО. Ф.

226. Оп. 2. Д. 3792.

6. Ведомость о церкви Христорождественской Донской

Епархии Войска Донского Первого Донского округа

Нижне-Кундрюческой станицы за 1852 год // ГАРО. Ф.

226. Оп. 2. Д. 4282.

7. Ведомость о церкви Христорождественской Донской

Епархии Войска Донского Первого Донского округа

Нижне-Кундрюческой станицы за 1876 год // ГАРО. Ф.

226. Оп. 3. Д. 6984.

158

8. Ведомость о Христорождественской церкви Нижне-Кун-

дрюческой станицы Области Войска Донского, 1-го Дон-

ского округа, Константиновского благочиния, Донской

Епархии за 1884 год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 3. Д. 8235.

9. Ведомость о Христорождественской церкви Нижне-Кун-

дрюческой станицы Области Войска Донского, 1-го Дон-

ского округа, Константиновского благочиния, Донской

Епархии за 1885 год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 3. Д. 8502.

10. Ведомость о Церкви Успенской, Кочетовской станицы,

Константиновского Благочиния, Донской Епархии, 1-го

Донского округа на 1904 год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 3. Д.

11093. Л. 41, 44 об. – 45.

11. Ведомость о Успенской церкви, Кочетовской станицы,

1-го Донского округа области Войска Донского за 1876-

й год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 3. Д. 6984. Л. 25, 27 об. – 28, 28

об.

12. Ведомость о церкви Христорождественской Войска

Донского Первого Донского округа Нижне-Кундрюче-

ской станицы за 1840 год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 2. Д. 2779.

13. Формулярная ведомость Христорождественской церк-

ви Нижне-Кундрюческой станицы за 1823 год // ГАРО.

Ф. 226. Оп. 1. Д. 1254.

14. Ведомость о церкви Христорождественской Войска

Донского Первого Донского округа Нижне-Кундрюче-

ской станицы за 1841 год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 2. Д. 2930.

15. Ведомость Войска Донского Черкасского Заказа Ниж-

не-Кундрюческой станицы [за 1801 год] // ГАРО. Ф.

226. Оп. 1. Д. 160.

16. Ведомость Войска Донского Черкасского Заказа Ниж-

не-Кундрюческой станицы [за 1802 год] // ГАРО. Ф.

226. Оп. 1. Д. 258.

159

17. Ведомость Войска Донского Черкасского Заказа Ниж-

не-Кундрюческой станицы [за 1803 год] // ГАРО. Ф.

226. Оп. 1. Д. 329.

18. Ведомость Войска Донского Черкасского Заказа Ниж-

не-Кундрюческой станицы, учинена 1811 года 2 декабря

// ГАРО. Ф. 226. Оп. 19. Д. 480.

19. Запись № 14 из метрической книги Успенской церк-

ви станицы Кочетовской о бракосочетании 30 января

1867 г. пономаря Виктора Михайловича Попова и деви-

цы Марии Митрофановны Леоновой, возраст 18 лет //

ГАРО. Ф. 803. Оп. 1. Д. 471. Л. 365, 417 об., 418.

20. Сухарев А. Г. Узнай обо мне и расскажи людям… Вос-

поминания внука // Великокняжеский курьер (обще-

ственно-политическая газета Пролетарского района). №

9 (450). 28 февр. 2012. С. 2, 3.

21. Послужной список урядника Баклановской станицы

Стефана Ив. Казинцева. Составлен 20 июня 1888 г. //

ГАРО. Ф. 301. Оп. 8. Ч. 2. Д. 215. Л. 123, 123 об. – 124, 124

об. – 125.

22. Свидетельство за 1888 г., выданное гражданами Бакла-

новской станицы студенту историко-филологического

факультета Московского университета Александру Сте-

пановичу Казинцеву о его материальном положении //

ГАРО. Ф. 301. Оп. 8. Ч. 2. Д. 215. Л. 121, 121 об., 122.

23. Запись № 44 о крещении 13 ноября 1858 г. младенца

Екатерины, родители – казак Стефан Иванович Казин-

цев и законная его жена Пелагея Яковлевна // ГАРО. Ф.

803. Оп. 1. Д. 111. Л. 26 об.

24. Запись № 36 о заключении брака между казаком Сте-

фаном Ивановичем Казинцевым и девицей Параскевой

Петровной // ГАРО. Ф. 803. Оп. 1. Д. 161. Л. 357 об.

25. Удостоверение, выданное инспектором студентов Им-

ператорского Московского университета Александру

160

Степановичу Казинцеву // ГАРО. Ф. 301. Оп. 8. Ч. 2. Д.

215. Л. 120.

26. Ведомость о Церкви Троицкой Гниловской станицы

Ростовского-на-Дону округа Области войска Донского,

за 1908-й год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 3. Д. 11584. Л. 146, 147

об., 148–149.

27. Ведомость о церкви Успенской хутора Веселого Чер-

касского округа области Войска Донского за 1910 год //

ГАРО. Ф. 226. Оп. 3. Д. 11741.

28. Ведомость о Церкви Успенской, Кочетовской станицы,

первого Донского округа, Константиновского Благочи-

ния, Донской Епархии, за 1889-й год // ГАРО. Ф. 226.

Оп. 3. Д. 9220. Л. 112, 115 об.,116–116 об.

29. Ведомость о Церкви Успенской, Кочетовской станицы,

Константиновского Благочиния, Донской Епархии, 1-го

Донского округа, за 1893-й год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 3. Д.

9625. Л. 160, 164 об. – 165.

30. Прошение Ивана Попова на имя ректора Донской ду-

ховной семинарии от 5 августа 1885 г. // ГАРО. Ф. 352.

Оп. 1. Д. 794. Л. 1.

31. Письмо № 569 ректора Московской Духовной Акаде-

мии от 21 мая 1897 г. // ГАРО. Ф. 352. Оп. 1. Д. 1015. Л.

1–1 об.

32. Послужной список Ивана Викторовича Попова из по-

служных списков воспитательного и административно-

го персонала, состоящих на службе Донского епархиаль-

ного женского училища за 1910 г. // ГАРО. Ф. 362. Оп. 2.

Д. 59. Л. 30 об. – 37.

33. Памятная Книжка области Войска Донского на 1916 г.,

Новочеркасск, 1916. С. 228.

34. Метрическая книга, данная из Донской Духовной

Консистории в Успенскую церковь Кочетовской ста-

ницы для записи родившихся, браком сочетавшихся

161

и умерших на 1882 год // ГАРО. Ф. 803. Оп. 2. Д. 1787.

Л. 257 об. – 258.

35. Ведомость о церкви Успенской станицы Владимирской,

Донской Епархии, Черкасского округа, Александров-

ско-Грушевского благочиния за 1911 год // ГАРО. Ф.

226. Оп. 3. Д. 11820.

36. Метрическая книга, данная из Донской Духовной Кон-

систории в Успенскую церковь Кочетовской станицы

для записи родившихся, браком сочетавшихся и умер-

ших на 1888 год // ГАРО. Ф. 803. Оп. 2. Д. 1495. Л. 378,

436 об., 436 а.

37. Свидетельство Донской епархии Константиновского

благочиния Успенской церкви станицы Кочетовской, 25

июля 1885 г. // ГАРО. Ф. 352. Оп. 1. Д. 794. Л. 2, 2 об.

38. Свидетельство от Правления Донской Духовной Семи-

нарии // ГАРО. Ф. 352. Оп. 5. Д. 262. Л. 1. Новочеркасск,

20 июня 1892.

39. Дело о построении 2-го храма (Серафимовского) в при-

ходе Троицкой церкви станицы Гниловской // ГАРО. Ф.

226. Оп. 3. Д. 10329.

40. В. А. Жадан. Рукопись книги «ЛЮБОВИЮ И ЕДИН-

СТВОМ СПАСЁМСЯ». 2004. С. 35 (рукопись предостав-

лена настоятелем Свято-Троицкой церкви г. Ростова-на-

Дону протоиереем Иоанном Осяк).

41. Клировые ведомости церквей Елизаветинского благо-

чиния за 1914 год. Ч. II. Послужные списки. Священник

И. В. Попов (оригинал хранится у автора).

42. Донские Епархиальные Ведомости. XLIV. № 9. 21 марта.

1912. С. 131.

43. Донские Епархиальные Ведомости, 48-й. № 45. 9 ноя-

бря. 1916. С. 663.

44. Уголовное дело № П-37532. Федеральная Служба Без-

опасности. Управление по Ростовской области. Начато

162

24 сентября 1937 г. Окончено 4 октября 1937 г. (в деле

подшиты и более поздние документы).

45. Бондарева Т. П. Все это – мы // Великокняжеский ку-

рьер (общественно-политическая газета Пролетарского

района). № 11 (452). 13 марта. 2012.

46. Дело о закрытии церкви в станице Пролетарской 36–

38 гг. (125 л.) // Государственный Архив Российской

Федерации (ГАРФ). Ф. Р-5263. Оп. 1. Д. 341.

47. Дело о лишении избирательных прав Попова И. В. //

ГАРО. Ф. Р-3570. Оп. 1. Д. 321.

48. Справка Прокуратуры Ростовской области о реабилита-

ции. №12–1557–2011. От 26.01.2012.

49. Унбегаун Б. О. Русские фамилии. М.: Прогресс, 1989. С.

169.

50. Статья Time (magazine). Wikipedia, the free encyclopedia.

http://en.wikipedia.org/.

51. Список Гражданам Кочетовской станицы, имеющим

право на земельный пай при разделе юртовой земли

на паи в 1904 году // ГАРО. Ф. 229. Оп. 4. Д. 880. Л. 197,

209 об., 211 об.

52. Клировые ведомости Константиновского благочиния за

1876 год // ГАРО. Ф. 226. Оп. 3. Д. 6984.

53. Лазарев А. Г., Кириллов А. А., Сокольский Э. А. Право-

славное зодчество донского края. Ростов-на-Дону: Тер-

ра, 2005.

54. Астапенко М. П. История Донского казачества. Книги

6–8. Ростов-на-Дону: Терра, 2000.

55. Донской архив. Историко-генеалогический альманах.

Выпуск 3. Ростов-на-Дону: РОИА (Ростовская област-

ная организация Российского общества историков-ар-

хивистов), 2008.

56. Балуев П. С. Исторические и статистические описания

станиц и городов, посещаемых г. Военным Министром

163

при объезде Его превосходительством Области Войска

Донского в 1900 году. Новочеркасск, 1900.

57. Сборник Областного войска Донского статистического

комитета. № 1415. 1908.

58. Донские епархиальные ведомости. № 8. 1912. С. 109.

59. Дронов В. А. Очерки истории Дубовского района. Ч. I

(1781–1920). Дубовское, 2011.

60. Краснов П. Н. Всевеликое Войско Донское. Архив рус-

ской революции. Т. 5. Берлин, 1922.

61. Зайцов А. А. 1918: очерки истории русской Гражданской

войны. М.: Жуковский, Кучково поле, 2006.

62. Будённый С. М. Пройдённый путь. Кн. 1. М.: Воениздат,

1958.

63. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. V. Париж, 1921.

64. Врангель П. Н. Записки. Кн. 1. Сб. 5. Берлин, 1928.

65. Голубинцев А. В. Русская Вандея: Очерки Гражданской

войны на Дону 1917–1920 гг. Мюнхен, 1959.

66. Жемайтис Ф., комбриг. Полководческое искусство

С. М. Будённого // Военно-исторический журнал. № 4.

1939.

67. О правах и обязанностях религиозных объединений //

Бюллетень НКВД. № 37. 1929.

68. Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в XX

веке. М.: Республика, 1995.

69. Писаревская Н. Н. Разрушив храм – убили веру // Вест-

ник Приманычья. 28 дек. 1993.

70. Родом из Великокняжеской / Под ред. Шолох М. М.

Пролетарск, 2000.

71. Докладная записка, составленная по материалам Ко-

миссии культов ЦИК СССР с 01.01.1936 по 01.09.1936

// ГАРФ. Ф. Р-5263. Оп. 1. Д. 32.

72. Красиков П. А. О некоторых ошибках при проведе-

нии в жизнь законодательства о религиозных культах.

164

Избранные атеистические произведения. М., 1970. С.

238.

73. Постановление ВЦИК «О создании Постоянной Комис-

сии по вопросам культов» от 8 апреля 1929 г. // ГАРФ.

Ф. 5263. Оп. 2. Д. 1.

74. Кочетова А. С. Формирование и деятельность комис-

сии по вопросам религиозных культов при президиуме

ВЦИК-ЦИК СССР // Вестник Архивиста. № 1. 2012. С.

130–137.

75. Одинцов М. И. На пути к свободе совести. М.: Прогресс,

1989.

76. Русская Православная Церковь в советское время

(1917–1991). Материалы и документы по истории отно-

шений между государством и Церковью / Составитель

Герд Штриккер. Кн. 2. М.: Пропилеи, 1995.

77. Новые Известия. 29 дек. 2001.

78. Хрущёв Н. С. Время. Люди. Власть. Книга 1. М.: Мо-

сковские Новости, 1999.

79. Всесоюзная перепись населения 1937 г.: краткие итоги.

М.: Институт истории АН СССР, 1991.

80. Архив Президента РФ // Ф. 3. Оп. 60. Ед. хр. 5. Л. 36–37

(ссылка взята из работы игумена Дамаскина (Орловско-

го) «Гонения на Русскую Православную Церковь в со-

ветский период»).

81. Большой энциклопедический словарь. М.: Большая

Российская энциклопедия, 1997.

82. Сталинизм в советской провинции: 1937–1938 гг. Мас-

совая операция на основе приказа № 00447 // Труд. 4

июня. 1992.

83. Трагедия советской деревни. Коллективизация и рас-

кулачивание. 1927–1939: Документы и материалы. Т. 5.

1937–1939. М.: Российская политическая энциклопе-

дия, 2006.

165

84. Яковлев А. Н. По мощам и елей. М.: Евразия, 1995.

85. М. И. Одинцов. Великая Отечественная война (1941–

1945) и религиозные организации в СССР // Право-

славная энциклопедия. Т. VII. М.: Церковно-научный

центр РПЦ «Православная энциклопедия», 2004.

86. Емельянов Н. Е. База данных «Новомученики и испо-

ведники Русской Православной Церкви ХХ века» как

исторический источник. Сб. 7. М.: ИРИ РАН, 2007.

87. Губкин О. Русская Православная Церковь под игом бо-

гоборческой власти в период с 1917 по 1941 годы. СПб.:

Санкт-Петербургская Православная Духовная Акаде-

мия, 2006.

88. Митрофанов Г., прот. История Русской Православной

Церкви в 1900–1927 гг. СПб.: Сатис, 2002.

89. Васильева О. Ю. Русская Православная Церковь и Со-

ветская власть в 1917–1927 гг. // Вопросы истории. № 8.

1993.

90. Васильева О. Ю. Государство и Церковь в 1928–1941 гг.

// Вопросы истории. № 4. 1994.

91. Васильева О. Ю. Обман на крови // Труд-7. 28 февр.

2002.

92. Васильева О. Ю. Русская Православная Церковь в по-

литике Советского государства в 1943–948 гг. М.: ИРИ

РАН, 2001.

93. Письмо УФСБ России по Ростовской области. № 115/6/5-С-0977. 25.07.2012.

94. Регистрационное дело Флоро-Лаврского молитвенного

дома ст. Пролетарской Пролетарского района // ГАРО.

Ф. Р-4173. Оп. 6. Д. 9220. Т. 1. 1945–1974.

166

Список иллюстраций

<…>