Моя первая – заочная – встреча с Виктором Владимировичем Сокирко состоялась 35 лет назад.

Из дневниковой записи:

«13.01.1980. Из «Диссидентской этики» В.С.: 1) ответственность… 2) трудолюбие… 3) бесстрашие… (три заповеди!).

«Экономика 1990: что нас ждет и есть ли выход?»; «О возможности и жизненной необходимости союза между сталинистами и диссидентами (к 100-летию со дня рожд. И.В.Сталина)». [Названия самиздатских работ. — А.А.]

Оставляет сильное впечатление. Как и все остальное у В.С. — парадоксально; как и многое другое у него — верно…»(Цит. по: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия». Том 1. СПб.: Норма, 2003, с. 94)

Все три названные работы В.Сокирко приведены в настоящей книге. (См. часть 1).

Обратим внимание, что они относятся к тому самому историческому периоду, в котором разворачиваются события «Бутырского дневника».

При том, что автор этих строк вовсе не был, как сам В.С., в эпицентре диссидентской среды (например, не помню, чтобы я в Ленинграде держал в руках «Хронику текущих событий», разве что при поездках в Москву), эти самиздатские работы Сокирко, написанные им уже в предчувствии, если не предвидении ареста, как-то достигли меня, равно как и несколько выпусков его сборника «В защиту экономических свобод».

Впрочем, из пассивного потребителя самиздата (со второй половины 60-х гг.) я неспешно и осторожно сам продвигался в сторону самиздатского творчества (конец 70-х). Правозащитных писем не подписывал, но вот, сообразно своей социологической профессии, затеял экспертно-прогностический опрос ленинградской и московской интеллигенции, под названием (оно же и тема) «Ожидаете ли Вы перемен?». (Моими компаньонами в этом андеграундном предприятии были: писатель А.Соснин, экономисты В.Шейнис и Н.Шустрова и, что существенно, для дальнейшего повествования, историк М.Гефтер).

Наши встречи обычно происходили на квартире Анатолия Семеновича Соснина – каждый раз, когда приезжали из Москвы Михаил Яковлевич Гефтер и/или Виктор Леонидович Шейнис. К концу 1978 г. были готовы программа исследования и методический инструмент – анкета, на вопросы которой эксперту предлагалось конфиденциально ответить.

Пожалуй, главной интеллектуальной силой этого проекта был М.Я.Гефтер (скажу не в упрек всем остальным). Обратите внимание, что 1978–1979 гг. были как раз временем развертывания другого проекта – издания в Москве самиздатского «толстого» журнала «Поиски взаимопонимания», в котором, как я считаю, решающую идейную роль также играл М.Я.Гефтер

Таким образом, оба проекта реализовались параллельно и различались не идейно, а, так сказать, жанрово.

Одним из соредакторов (членов редколлегии) журнала «Поиски взаимопонимания» в декабре 1978 г. стал Виктор Сокирко. Он же был и одним из тех троих редакторов «Поисков» (всего их было семеро), которые в 1980 г. были судимы по ст. 190.1 УК РСФСР и приговорены к различным срокам лишения свободы – именно за участие в издании этого журнала.

Судьба «Ожидаете ли Вы перемен?» была счастливее, чем у «Поисков взаимопонимания» (в смысле репрессий). С 1979 по 1981 гг. удалось собрать лишь 45 экспертных интервью, к тому же результаты опроса не обнародовались, а накапливались. Ленинградское управление КГБ, прознавшее об этой акции, когда она по существу уже сошла на нет, по-видимому, опасалось проникновения этой информации на Запад. Но автор этих строк (как, кстати сказать, и Виктор Сокирко) вовсе не склонен был к мировой известности. Когда же «тучи стали сгущаться», он уничтожил все комплекты экспертных листов, кроме одной копии, которую удалось сберечь в «захоронке» до времен Перестройки. Материалы этого исследования были опубликованы в 1991 и в 2003–2005 гг.)..

А поскольку анонимность интервью соблюдалась строго, никто из авторов методики и участников опроса не только не пострадал, но даже и не был заподозрен в причастности. Автору же этих строк это «обошлось» всего лишь официальным предостережением органов госбезопасности.

Обозревая материалы этого опроса, еще в начале 80-х гг. мною был обнаружен экспертный лист, хоть и анонимный, как все прочие, но такой, который мог принадлежать только Виктору Сокирко. Ибо в нем содержалось краткое изложение упомянутых выше его самиздатских работ конца 1979 г. (Вероятно, к В.С. с вопросами нашей анкеты обратились либо М.Гефтер, либо В.Шейнис). Ответы этого эксперта принадлежали к числу интереснейших. Я потом опубликовал их в «Драматической социологии…» под заголовком «Прогноз-предостережение». (См. там же, с.109–115.)

Так состоялась наша вторая – и тоже заочная! – встреча с Виктором Сокирко. Лично знакомы мы тогда не были.

Третья встреча также была заочной, но уже интерактивной. В 2000 г., когда я затеял свою 4-томную «Драматическую социологию…», в которую предполагал включить и материалы «Ожидаете ли Вы перемен?», я, узнав адрес В.Сокирко, запросил у него разрешение на указание его авторства «экспертного листа № 30». В.С. не вспомнил самого факта участия в опросе, однако подтвердил, что текст того ответа о вероятном сценарии перемен, который я прислал для «опознания», действительно принадлежит ему.

Кроме того, он прислал мне связку «старых бумаг», среди которых была и его работа 1992 г. «Вспоминая старые прогнозы К.Буржуадемова (В.В.Сокирко), составителя сборников "В защиту экономических свобод"». Там были такие строки:

«К сожалению, пессимистический прогноз 1979 г. в главных чертах осуществился. Необходимые преобразования начаты поздно и проводятся непоследовательно. К конструктивной экономической реформе страна еще не приступила и потому тенденций развала и сползания к новому тоталитаризму еще не преодолела. В.Сокирко. Ноябрь 1992».

(Думаю, разглядеть тогда перспективу «сползания к новому тоталитаризму» были способны немногие).

Между В.С. и мною завязалась переписка. Частично она опубликована. (См.: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия». Том 3. СПб.: Норма, 2005, с.80–85). Среди прочих материалов, которые я получил тогда от своего корреспондента, был текст предисловия («предварения») М.Гефтера к собранию работ В.Сокирко. Речь идет о рукописи, в которой были собраны работы 70-х – 80-х гг., как уже упоминавшиеся (70-е гг.), так и некоторые относящиеся к начальному периоду Перестройки, в частности «Рынок и коммунизм», «Об условиях выживания и развития», «За гражданский мир и взаимопонимание (открытое письмо "борцам перестройки" от самиздатского автора 70-х годов)».

Приведу здесь фрагмент из этого предисловия М.Я.Гефтера:

«…Полемические заметки В.В.Сокирко кажутся мне не просто заслуживающими внимания — в ряду других заметок, писем и откликов, которые вызывает перестройка. В них ощущается определенная позиция, за ним стоят годы продумываний, позволю себе сказать — выстраданных в самом буквальном смысле. "Самиздатский автор 70-х годов" был одним из пионеров борьбы за экономическое раскрепощение и в качестве такового отведал и Бутырки. Это, разумеется, не означает, что с ним надо соглашаться на этом единственном основании. Но вслушаться в его голос — и нравственно, и практически полезно.

Тогда, в 70-е годы, В.В.Сокирко избрал себе псевдоним "К.Буржуадемов" (коммунист — буржуазный демократ). Сочетание странное, не правда ли? Кому-то может показаться и отдающим безуминкой. Людей, которые в нынешних спорах на темы собственно экономического свойства всерьез исходят из коммунистических убеждений, вероятно, совсем немного… Это само по себе должно было бы навести на размышления. Споря, В.В.Сокирко подвигает нас именно к размышлениям. Мало ли этого?

Являясь сам сторонником многоукладности как экономической доминанты, несущей в себе крайне существенное социальное и политическое содержание, я, естественно, с симпатией отношусь к соображениям автора, идущим в этом русле…

В сущности, речь идет о цели. О попытке сформулировать цель, смысл жизни, и не где-то сбоку конкретной злобы дня, вводимых и намеченных к введению экономических реалий, а – внутри них.

По-моему, это крайне интересно и поучительно.

М.Гефтер, 10.04.1988»

По-моему, Михаил Яковлевич был точен в своей оценке ЭВРИСТИЧНОСТИ историко-философского поиска В.Сокирко, в котором соединялись «конкретная злоба дня» и «цель, смысл жизни» (аттрактор) общечеловеческого развития.

И вот наконец личная встреча. Она произошла осенью 2007 г. в Центре им. А.Д.Сахарова, на одной из самых ярких (хотя бы прагматически и безнадежных) акций нашей «пятой колонны» (тогда еще так не называлась) – попытке выдвижения В.Буковского кандидатом в президенты РФ.

Найдя друг друга в скоплении народа, мы с Виктором очно познакомились, обменялись книжками (он подарил мне свою «Сумму голосов присяжных…», договорились о дальнейших встречах.

Я посетил семью Сокирко в квартире дома по ул. Гурьянова (кстати, расположенного неподалеку от дома, взорванного террористами в Москве в сентябре 1999 г.), после чего уже только переписывались (с Виктором и его супругой Лидией Ткаченко).

В ту пору я еще не знал всех подробностей биографии моего нового друга. (Мог бы знать о них и раньше, но как уже отмечалось, от «диссидентской среды», особенно московской, я в советские времена был далек). Но меня ожидали иные, не менее интересные открытия.

Из письма А.Алексеева Виктору Сокирко и Лиле Ткаченко:

«...Второй день хожу под сильнейшим впечатлением от вашего сайта (персональной страницы), под непритязательным там названием "Виктор Владимирович Сокирко и Лидия Николаевна Ткаченко"… Меня пока хватило на прочтение нескольких обзорных и пояснительных текстов и др. Бегло – отдельные файлы, чтобы понять содержание и структуру. Просмотрел и прослушал целиком "Весну света" - убедился, что Ваши диа- или слайдфильмы доступны моей машине (и видеоряд, и звуковая дорожка).

Очень внимательно прочитал Лилино "О Вите".

Освоить все – труд, пожалуй, не меньший, чем чтение всех 4-х томов моей "Драматической социологии..." (кстати, построенной, в общем, по тому же хронотематическому принципу). Но, в отличие от указанных томов, ваше с Лидией многосоставное произведение не подавляет габаритами, поскольку они виртуальны…

Я, конечно, с давних пор относился к Вам, Виктор, с чрезвычайным уважением, но тут "зауважал" (не то слово!..) непомерно…

Однако многого я не знал – и не только в 80-х и 2000-х, но и до вчерашнего дня…

Во-первых, не знал о существовании вашего замечательного СЕМЕЙНОГО ТАНДЕМА…Относил все "за счет" Виктора…

Во-вторых, ничего не знал о вашем "ПАРТИЗАНСКОМ КИНО". Этот ваш уникальный изо- и аудио-самиздат есть то самое любительство, что выше всякого профессионализма, особый, бесценный культурный вклад.

В-третьих, не предполагал такую степень нашего с Вами со-звучия в попытках сбережения жизненных следов как свидетельств времени (дневники, диафильмы).

В-четвертых, вдруг осознал всю многосторонность и целостность Вашего таланта, где соединяются черты социального мыслителя, общественного деятеля и культурного творца.

Вообще-то любого из разделов вашего сайта-жизни (будь то "партизанское кино", "дневники", "идеология", "экономика и нравы", “антивоенное движение", "семья и дом", к чему можно было бы добавить "путешествия", кабы не пронизывали они все остальное), так вот – любого из этих аспектов хватило бы на славный жизненный итог. Но тут – "человек-оркестр"... И жизнь – симфоническая.

Удержусь от дальнейшей рецензии на "феномен Сокирко"… Скажу только, что другого такого примера среди людей, с кем свела судьба, у меня нет (ну, может, несколько...), чтобы так все сочеталось…

Стоит заметить, что мы с Вами, Виктор, "паслись" все время на соседних "полянах", разве что моя не была так "заминирована", как Ваша. Притом, что оказывались с 60-х по 90-е гг. на расстоянии одного "посреднического" рукопожатия (это были и Марк Поповский, и Михаил Гефтер, и Виктор Шейнис с Аллой Назимовой). Было, однако, у нас различие в возрасте… идейных прозрений, гораздо более раннем у Вас (что и привело В.Сокирко в деятельный диссидентский круг в конце 60-х, когда Ваш нынешний корреспондент разве что "почитывал" самиздат и тамиздат)…

В общем, у каждого своя жизнь... Кажется, буквальный перевод "синергии" (от которой – синергетика) – это со-трудничество человека с Богом. Тут – соединение Личности, Случая и Обстоятельств (вместе – Судьба). В том, что от Вас зависело, мне кажется, Вы распорядились своей судьбой наилучшим образом.

Кстати сказать, в истории диссидентского и правозащитного движения место (иногда говорят – "ниша") Буржуадемова-Сокирко уникально. Ну, я думаю, Вы и сами это сознаете. Не знаю, чтобы кто-то еще из правозащитников 70-х гг. ставил экономическую свободу во главу угла, вовсе не пренебрегая другими свободами. Ну, в гефтеровском поиске взаимопонимания, духе диалога – хоть с соратниками, хоть с оппонентами, и даже с властью, Вы были не так оригинальны. И слава богу, что в этом не одиноки…». (Это письмо А.Алексеева к В.Сокирко и последующий ответ на него цитируются по: Алексеев А.Н. и Ленчовский Р.И. Профессия – социолог… Том 2, СПб.: Норма, 2010, с.261–267).

Из письма В.Сокирко – А.Алексееву:

«…Я хотел бы, чтобы читатель увидел на сайте, как страна прощалась с диктаторским понятием коммунизма и имперским пониманием России – через мои мысли и споры со знакомыми и героями книг. 1980 г. – «год коммунизма» в тени Бутырки – пик этого осознания. Но даже эта, очень суженная тема чрезмерно широка для ознакомления с ходу. Вот если удастся сузить ее еще кардинальней, до сотни страниц, тогда появится надежда, что кто-то сможет с ней ознакомиться взаправду…

Другая линия основной части нашего сайта – история религиозно-философских учений, включая нынешний естественный атеизм.

Третья сторона нашей жизни – домашняя экономика (дети и шабашки).

И наконец последняя, итоговая сторона – про разнообразие российских стран – регионов. [Имеются в виду свыше сотни диафильмов. изготовленных на материалах семейных туристских путешествий. – А.А.]... 28.12.2007».

Таково мое личностное и отчасти биографическое введение в Предисловие к книге В.Сокирко «Поиски взаимопонимания. Бутырский дневник».

***

Роль конкретно-исторического и отчасти идеологического введения к настоящему Предисловию отдам тексту «К истории "Поисков"», опубликованному в «Русском журнале» в 2003 году (год 25-летия журнала «Поиски взаимопонимания»). Приведу его почти целиком, несмотря на размер цитаты (См.: http://old.russ.ru/politics/20030609_poisk.html ):

«"Свободный московский журнал ПОИСКИ" выходил в самиздате (1978–1980 гг.) и тамиздате (Нью-Йорк, Париж, 1979–1984 гг.). Это был "толстый" художественно-публицистический журнал, издатели которого провозгласили принцип взаимопонимания, равноправного представительства различных концепций, идей и точек зрения, существующих в то время в стране. Издание просуществовало, по самиздатским меркам, довольно долго, и история его разгрома широко освещалась в правозащитных документах этого времени .

В журнале публиковались произведения авторов как хорошо известных читателю официальной и неподцензурной литературы (А.В.Белинков, М.Я.Гефтер, Г.Н.Владимов, В.Н.Войнович, Ю.Н.Вознесенская, Ю.О.Домбровский, Ф.А.Искандер, А.Ф.Кормер, Л.З.Копелев, Ст. Лем, В.П.Некипелов, Г.С.Померанц, Г.И.Снегирев, Б.А.Чичибабин, Д.И.Хармс, А.Сент-Экзюпери и др.), так и начинающих, участников демократического движения СССР и других стран коммунистического блока (Я.Куронь, будущий президент Чехии В.Гавел и др.), узников ГУЛАГа и т.п. В редколлегию "Поисков" входили: В.Ф.Абрамкин, В.Л.Гершуни, Ю.Л.Гримм, П.М.Егидес, Р.Б.Лерт, Г.О.Павловский, В.В.Сокирко. [Примечательно, что все редакторы журнала, за исключением Г.Павловского (выступавшего под псевдонимом), обозначили свои фамилии на титуле. – А.А.].

Активное участие в формировании основных направлений, подготовке и издании "Поисков" принимали: С.А.Белановский, Е.Ю.Гайдамачук, М.Я.Гефтер, Л.З.Копелев, П.А.Подрабинек, Г.С.Померанц, Т.В.Самсонова, С.Ю. и В.М. Сорокины, Д.Сорокин, Л.Н.Ткаченко, В.В.Томачинский, М.Ю.Яковлев и др.

Зарубежные номера "Поисков" выходили в издательствах "Детинец" (А.П.Григоренко, Нью-Йорк) и "Поиски" (П.М.Егидес, при участии С.Ю. и В.М Сорокиных и поддержке А.Д.Синявского, М.В.Розановой).

Основатели журнала провозглашали независимость не только от государственной, но и от идеологической цензуры "единомышленников" ("”Поискиˮ– журнал разномышленников, разномыслов", В.Гершуни). Программную идею журнала (полное название "Поиски взаимопонимания") точнее всего сформулировал один из его основателей историк Михаил Гефтер: «"Круглый стол" – и без лимита на сюжеты, и без кадровых в составе!.. Нет для нас места в Мире, если не сделаем миромсобственный дом: миром в Мире»…

Период, получивший название "эпохи застоя", по мнению многих современников, стал временем возникновения и развития разнообразных общественно-политических направлений, идей, своеобразным ренессансом традиций поиска исторического пути, "поиска выхода", восходящих к XVIII–XIX столетиям – идеям просветителей, западников и славянофилов, русских религиозных философов, Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского. Очевидно, что катализатором этого процесса стал XX съезд КПСС и прекращение массовых репрессий.

Действительно, все 50-е и 60-е годы как грибы вырастали организации, союзы, группы, и даже партии самых различных оттенков . В 1968 г. А.Амальрик, подводя итоги развитию общественной мысли этого периода, пришел к заключению, что "за последние три десятилетия выкристаллизовались, по крайней мере, три идеологии, на которые опиралась оппозиция". Это "подлинный марксизм-ленинизм", "христианская идеология, предполагающая переход к религиозным нравственным принципам в духе славянофильства, с претензией на особую роль России" и, наконец, "либеральная идеология", которая, в конечном счете, предполагает переход к демократическому обществу западного типа. Вместе с тем, общей целью участников движения остается "охрана правопорядка", (защита) прав человека.

Дальнейшее развитие этих направлений в 70-е гг. привело к формированию более или менее устойчивых кругов единомышленников, что, в свою очередь, вывело на новый уровень самиздатскую публицистику – в самиздате получил распространение жанр "толстых", проблемных журналов… На страницах самиздатской периодики почвенники, либералы и марксисты вели яростную полемику, накал которой возрастал с каждым годом… Каждое из направлений претендовало на ведущую роль своей программы преобразований, что вело к изоляционизму и отсутствию взаимопонимания между ними…

Конец 70-х гг. стал переломным моментом во внутренней политике властей относительно инакомыслия. После ареста одного из редакторов "Хроники текущих событий" Т.М.Великановой, священника Г.П.Якунина, деятеля литовского национально-религиозного движения А.Терляцкаса и других начались обвальные репрессии, обращенные не только против отдельных людей, открыто выступающих с критикой режима, но и против инакомыслия как явления. В результате давления со стороны властей диссидентское движение сосредоточилось почти исключительно на защите его участников, все дальше отходя от проблем общества в целом. Это еще более усугубило изоляционизм, привело к своего рода "профессионализации" движения , сузило круг его участников, увеличило пропасть не только между диссидентами и властью, но и между диссидентами и обществом…

Таким образом, можно говорить о кризисе, переживавшемся инакомыслием в конце 70-х. Попытку предложить выход из этого тупика предприняла группа интеллигентов, объединившаяся вокруг журнала "Поиски". В концептуальную основу издания легли два постулата:

– сосуществование различных идей "в одном доме" и приоритет диалога как процесса над его результатом. Процесс обмена идеями ценнее самих идей и даже возможных результатов их синтеза. Диалог самоценен, ибо создает "дом" – прообраз нормального общества.

Синтез – это не эклектика... Это захватывающая и неподъемная творческая работа. Редакция "Поисков" решилась проделать эту "совместную" (и очень напряженную) "работу мысли", вовлечь в нее широкий круг идей, расширить рамки диссидентства, найти точки его соприкосновения с обществом в целом. Насколько удалось выполнить постулированную программу за два года деятельности журнала – судить историкам.

Круг проблем, затрагиваемых журналом, был чрезвычайно широк: конституция и право, экономическая реформа и правозащита, культура андеграунда и "соцреализма", восстановление исторического прошлого и социальные вопросы... Профессиональный уровень журнала выделялся на фоне самиздатской периодики того времени.

История "Поисков" – это еще и судьбы людей, делавших их, – один из самых драматических эпизодов истории правозащитного движения. За двадцать месяцев (столько времени выходил журнал) "Поисков взаимопонимания" восемь его издателей и сотрудников провели (в 1979–1987 гг.) в общей сложности более двадцати лет в тюрьмах, лагерях, ссылке, В.В.Томачинский погиб в тюрьме. Десятки людей, принимавших участие в издании и судьбе журнала, подверглись внесудебным репрессиям: принудительной эмиграции, обыскам и задержаниям, увольнению с работы, исключению из института, партии и комсомола и т.п. История преследований "поисковцев" широко освещалась свободными СМИ того времени ("Хроника текущих событий" и др.)». (Конец цитаты).

***

Вот теперь автор настоящего Предисловия может, «с чистой совестью», не полагаясь на безотносительную к вышеприведенному обзору осведомленность читателя в предмете, задав историческую и концептуальную рамку, КОНТЕКСТ событий, описываемых в данной книге, обратиться к самой этой книге: Виктор Сокирко. «Поиски взаимопонимания. Бутырский дневник», – произведению, как я считаю, выдающемуся.

Сразу оговорю, что, какую бы задачу ни ставил перед собой автор при написании этой книги или отдельных ее частей, это НЕ МЕМУАРЫ, и даже НЕ документальная проза, а некий непрекращающийся ДИАЛОГ автора с героями своей книги, а теперь – и с читателями, а также… с самим собой, ибо понять себя порой не проще, чем других, равно как и других побудить к взаимопониманию.

Это, конечно, пример литературы non fiction. Но такой, где едва ли не каждый факт (не придуманный) оказывается частью художественно-публицистического и, позволю себе сказать, нравственно-философского осмысления. Здесь «поиски взаимопонимания» переплетаются со смысложизненными поисками. И, хотел автор того или нет, а получился… «учебник жизни» (разумеется, один из множества возможных учебников).

Так уж сложилась жизнь (а может – рефлексия о жизни), что каждое действующее лицо, представленное хоть в авторском описании, хоть в текстовом автопортрете, оказывается социо- и психотипом, а взаимодействие автора или других героев с этим лицом сплошь и рядом приобретает характер МОДЕЛЬНОЙ СИТУАЦИИ, словно специально придуманной для обнажения пружин социальной коллизии или раскрытия типических характеров.

Иногда просто диву даешься, насколько художественно выразительной оказывается – в определенном контексте – абсолютно бюрократическая, протокольная запись. Приведу только один пример.

Из протокола допроса 28.01.1980 соседа по лестничной клетке КОНЬКОВА Виктора Александровича, 1948 г.р., члена КПСС, ассистента МАДИ [Московского автомобильно-дорожного института. – А.А.].

«По существу дела могу сообщить следующее. По указанному адресу я проживаю со своей семьей с августа 1974 г. Примерно тогда же я познакомился с Сокирко, соседом по лестничной площадке. Насколько я знаю, материальное положение в семье Сокирко следующее: у них четверо детей – старшему сыну примерно 16 лет, дочери лет 11–12 и двойняшкам, мальчику и девочке, по 5 лет. Старшие дети учатся в школе, младшие посещают детский сад. Семья Сокирко очень часто ходила в походы, об этом я узнал из разговора со старшим сыном Сокирко. С самим Сокирко и его женой у нас дружеских контактов не было. В квартире Сокирко очень часто собираются гости, иногда мне приходилось видеть гостей Сокирко на площадке. Среди гостей Сокирко бывали и молодые, и пожилые, и мужчины, и женщины, и даже дети самого разного возраста. Больше всего молодых в возрасте от 20 до 35 лет. Обычно взрослые часто дружно выходили курить на лестничную площадку. Я обратил внимание, что среди гостей было довольно много бородатых мужчин. Из женщин я запомнил бывавшую у Сокирко пожилую женщину невысокого роста, судя по внешности, еврейку. Гости обычно приходили к Сокирко в будни, но бывали и в выходные дни. По словам моей жены Ларисы Николаевны Коньковой, визиты к Сокирко особенно участились в последние 3–4 месяца, в частности, по четвергам и вторникам. По времени гости приходили примерно от 18 до 20 часов, Уходили от них от 23 до 01 часа ночи. Последний визит к Сокирко был 26 января в субботу.

Хочу дополнить, что, выходя однажды со своей собакой, я случайно услышал, как один из гостей Сокирко, молодой человек, называл пожилую женщину, о которой я упоминал выше как о еврейке, мамой.

Из разговора с сыном Сокирко Артёмом я знаю, что сами Сокирко ранее ездили в отпуск на Урал, точнее на Северный Урал, в район Байкала, а в 1979 г. на Каспийское море, в район Махачкалы. Обычно супруги Сокирко ездят вдвоём, детей отправляют отдыхать к бабушке в Волгоград. По словам сына Сокирко Артёма, его отец снимает имеющейся у него кинокамерой фильмы и делает звуковое сопровождение...

По роду своей работы я иногда бываю в дневное время дома, поэтому могу сказать, что периодически слышал доносящийся из квартиры Сокирко стук работающей пишущей машинки. Иногда этот стук был слышен и по вечерам. Бывая в квартире Сокирко, я видел, что у них есть пишущая машинка типа "Континенталь", большая и старая, примерно З0–40-х годов. Какой шрифт, я не знаю...

Однажды вечером, примерно в ноябре-декабре 1979 года, находясь со своей собакой на прогулке за нашим домом, я посмотрел наверх и обратил внимание, что окно большой комнаты квартиры Сокирко затемнено, что в комнате работает кинопроектор. О числе гостей Сокирко я могу судить только по тем, которых я иногда видел курящими на лестничной площадке. Их обычно бывает 8–10 человек. Во вторник 22 января 1980 г. [это было накануне ареста В.Сокирко 23 января. – А.А.] примерно в 18–20 часов к Сокирко приходили гости, которые ушли в обычное время, которое я уже указал. 26 января 1980 г. среди гостей Сокирко я видел двух молодых женщин, которые вечером курили на площадке, а днем, позвонив в квартиру Сокирко, я через открывшуюся дверь видел у Сокирко в квартире мужчину лет 30–35.

Хочу уточнить, что стук работающей машинки прослушивался не через стенку, а с лестничной площадки, и чаще всего этот стук слышался по вечерам. Примерно в 1977 и в 1978 г. семья Сокирко выезжала в Среднюю Азию. Поездки эти приходились в основном на лето или на начало осени. Как-то сын Сокирко Артём говорил мне, что его отец ездит подрабатывать, но где и каким образом не пояснил». (Конец цитаты).

Я намеренно выбрал для иллюстрации своей мысли этот монолог «проходного»(третьестепенного) персонажа книги. (Понятно, соавтором является следователь). В этом монологе – весь человек и Время (не только не отдаленное, но то, к которому мы вновь приближаемся). Вы только подумайте – какое УСЕРДИЕ, какая «добросовестность» и поразительная «наблюдательность», какое бескорыстное стремление «помочь» органам, коль скоро соседа по лестничной площадке «замели»!

Такие цитаты надо включать в хрестоматии.

***

Автор этих строк полагает, что представить читателю настоящую книгу можно двумя принципиально различными способами:

1) как остросюжетный триллер, с каскадом событий жизни одного человека за определенный (относительно краткий) период времени (основная сюжетная линия пролегает от конца 1979 к началу 1981 г;.

2) как «приключения духа», на мой взгляд, не менее увлекательные, в ходе которых ставятся и так или иначе решаются некие ключевые вопросы смысла жизни, нравственной ответственности, взаимодействия личности со средой и т. п.

Пожалуй, четко разграничить эти способы презентации не удастся… Но сначала – еще об авторе книги.

Читатель теперь уже не так мало знает о Викторе Сокирко. Обратимся к «Википедии», где информация хронологически упорядочена.

«…Виктор Владимирович Сокирко, родился 1 января 1939 г., в г. Харькове.

Отец Виктора, убежденный коммунист, постарался передать сыну веру в коммунистические идеалы. В юности – активный комсомолец, один год был секретарём комсомольской организации школы, но уже в 1955 [16 лет. – А.А.] составил письменные комментарии Краткого курса (истории) ВКП(б) и передал их директору школы, что привело к первым неприятностям у отца на работе.

В 1956 г. поступил в МВТУ на факультет технологии машиностроения (специальность – оборудование и технология сварочного производства). Летом 1957 и 1958 гг. работал на казахстанской целине, награждён медалью «За освоение целинных и залежных земель».

В 1961-м [22 года. – А.А.] направил в ЦК КПСС свою «Критику Проекта программы КПСС» и выступил с её (этой критики) основными тезисами на факультетской комсомольской конференции. Был исключен из ВЛКСМ за «клевету на советскую действительность, неубежденность в марксизме-ленинизме и непринципиальное поведение» (отказался назвать имя студента, с кем спорил о коммунизме). Направленное в ЦК КПСС его письмо с разбором, возможно, неверных толкований положений Программы, позволило защитить диплом в феврале 1962 г.

В 1962 г соединил свою судьбу с Л.Н.Ткаченко – выпускницей МВТУ того же года, в 1974 году в их семье – четверо детей. В 1962–64 гг. работал на Коломенском тепловозостроительном заводе, сперва мастером в сварочном цеху, последний год – технологом в отделе главного сварщика.

В январе 1965 г. начал работать старшим технологом на Московском трубном заводе, в начале 1971 г. [32 года. – А.А.] перешёл на работу в ЦЭМИ, где подготовил диссертацию по определению потребности страны в цветных металлах, которая из-за постоянных отказов в выдаче характеристики так и не была защищена. С октября 1972 г. работал во ВНИИНЕФТЕМАШе.

В 1968 году подписался под письмами: в защиту подсудимых Галанскова, Гинзбурга и др., с предложением ратифицировать Пакты ООН о политических и экономических правах человека, с просьбой о пересмотре судебного решения по делу демонстрантов на Красной площади и в защиту права крымских татар на возвращение в Крым. Подвергся проработке на заводском профактиве». (Конец цитаты).

Приостановимся. В 1968 г. Виктору Сокирко 29 лет. Вся предшествующая биография – не безоблачна, но и относительно благополучна. В старшекласснике Сокирко сочетаются общественный темперамент и пытливый ум. Он комментирует Краткий курс истории партии, потому что эта история для него значима. В 1956 г. (год XX съезда), он уже первокурсник МВТУ им. Баумана (куда поступить нелегко), а к пятому курсу (1961; 22 года) вновь отличается не только успехами в учебе и общественной работе, но и критикой проекта новой программы КПСС, согласно которой к 1980 году должен наступить коммунизм.

В 22 года Виктор Сокирко так же искренен и простодушен, как и в 16: тогда вручил свой трактат директору школы, теперь – мало что отправил в ЦК КПСС, еще и на факультетском комсомольском собрании обнародовал. Вот тут он был впервые заклеймен за «клевету на советскую действительность» (что в ту пору влекло за собой исключение из комсомола, но не правовые последствия).

Итак, общественная отзывчивость, независимый ум и… простодушие или предельная открытость – вот те черты личности, которые без труда усматриваются в нашем герое еще в юности, и они сохранились в нем… на всю жизнь, как мы увидим позже.

Получив институтский диплом, Виктор Сокирко в качестве молодого специалиста начинает строить производственную карьеру (кстати, на заводе восстановлен в ВЛКСМ), а потом пытается строить и карьеру научную. Одновременно возникает и строится и семья.

1960-е гг. для Виктора Сокирко, как я понимаю, это также годы интенсивного самообразования (начатого, впрочем, еще в институте), причем в далеко «не профильных» для его основной, технической специальности областях: экономика, социология, философия. Лидия Ткаченко в своем очерке «О Вите» рассказывает о его безуспешных попытках поступить в философскую аспирантуру. В конце концов, работая уже в Центральном экономико-математическом институте, Виктор вынужден «удовлетвориться» технико-экономической диссертационной темой.

1960-е гг. – это годы НАКОПЛЕНИЯ жизненного, профессионального, общекультурного, научного опыта, благодаря чему стала возможной изумительно яркая самореализация в 1970-е.

1968 год (год вторжения советских войск в Чехословакию) был рубежным для поколения шестидесятников, к которому принадлежит Виктор Сокирко. Если прежде Виктор-школьник и Виктор-студент проявлял стихийный персональный нонконформизм, то здесь начинается этап сознательного ИНАКОМЫСЛИЯ и участия в диссидентском, правозащитном ДВИЖЕНИИ.

Вернемся к «Википедии»:

«…В 1969–70 гг. написал и передал в самиздат полемическую книгу "Очерки растущей идеологии" под псевдонимом К.Буржуадемов, в которой пытался найти ростки рынка и демократии в СССР и призывал двигаться в этом направлении…

В 1968–1972 гг. перепечатывал и распространял "Хронику текущих событий» (№№ 2–27)…"».

Псевдоним «К.Буржуадемов» хорошо маркирует Сокирко-диссидента. Как уже отмечалось выше, Виктор Сокирко занимает едва ли не уникальное место в рядах правозащитников. Его соратники, как правило, ставили во главу угла политические свободы, он же (не в противоречии с марксистской парадигмой) настаивал прежде всего на свободах экономических. Буржуазная демократия для него есть прежде всего свободный рынок, без которого немыслимы и все остальные свободы. При этом он вовсе не отказывается от ИДЕИ коммунизма, сколь бы она ни была скомпрометирована практикой «развитого социализма», не говоря уж о сталинизме. Просто коммунизм обозначается им как отдаленный ориентир, продвижение к которому возможно только через «буржуазную демократию».

Стоит обратить внимание на то обстоятельство, что в деятельной и творческой практике инакомыслящего Виктора Сокирко уже тогда проявляется особая склонность к рефлексии и ауторефлексии. В его заметках и трактатах рубежа 1960–70-х гг. все отчетливее звучит мотив: «Как жить» и «Что делать». Нравственная природа правозащитного движения находит яркое воплощение как в его сочинениях, так и в повседневном поведении.

И еще одна особенность диссидентства Виктора Сокирко. Он хочет защищать права человека в тоталитарной обществе и вместе с тем не отказываться от всех других способов самореализации, будь то наука, семья, альпинизм, «партизанское кино», для чего нужно как-то «уживаться» с властью и с обывательской средой, которая с этой властью в общем согласна.

В «Википедии» приводится цитата из Сокирко тех лет: «Мы должны жить не в тюрьме, а на свободе, жить и работать вместе со всеми, в том числе с властями и с поддерживающим их большинством».

Вот тут, пожалуй, главное противоречие всей жизни нашего героя, его великая иллюзия. Простодушный смолоду, Виктор Сокирко и в зрелом возрасте хочет соединить, пожалуй, несоединимое: лояльность и свободу, бескомпромиссную критику общественного уклада и господствующей идеологии и «компромисс» с властью, будто бы способной эту критику терпеть.

Здесь образцы и гражданской смелости, и способности «додумывать до конца», и принятия на себя нравственной ответственности за судьбу народа, а стало быть, и своих детей. И здесь же – наивная вера, что власти предержащие его поймут, надо только им «хорошо объяснить». Этакий романтизм и «антипрагматизм».

Но и не без «русского авось»: я не могу не подписать этого письма в защиту моих товарищей и единомышленников; возможно, придется за это поплатиться, но… «авось пронесет!». Если бы не стихийность и сугубо нравственная мотивированность действий нашего героя, можно было бы подумать, что он испытывает границы возможной свободы поведения в условиях тогдашней несвободы.

В сущности, Виктор Сокирко не противник режима, он лишь его критик, будь то в сфере научного анализа или правозащиты. Он словно хочет доказать, что это совместимо с жизненным, служебным, семейным и прочим благополучием.

И, наконец, одна особенность личности нашего героя, которая прямого отношения к сказанному выше не имеет, но с ним переплетена. Назовем ее – ДОКУМЕНТАЛИЗАЦИЯ жизни. Виктор Сокирко живет напряженной, насыщенной, нравственной и красивой жизнью (это, понятно, мои определения), но при этом все время стремится записать, запечатлеть, зафиксировать значимые для него моменты бытия. Для чего? Чтобы сберечь себе и потомкам, чтобы поделиться с друзьями, чтобы самому осмыслить пережитое.

Способы такой документализации могут быть различны: путевой дневник, личное письмо, открытое письмо, фотография, диафильмы, эссе, трактат... Тексты самых разнообразных жанров собираются в композиции, складываются в АРХИВ, но это не просто бумагохранилище, а живой оборот, предмет общения.

Чтобы хоть как-то иллюстрировать сказанное, приведем здесь оглавление одной из таких композиций (См. на сайте В.Сокирко и Л.Ткаченко: http://www.sokirko.info/Tom2/):

«В. и Л. Сокирко. Наши горы. 1967-1977 гг.

Раздел I. Северный дневник. Диафильм "Кожа". 1967 г.

Раздел II. Горы 1968 года

Диафильм "Джан-Туган"

"Будем альпинистами дома" (В.Сокирко)

Приложения к разделу II. 2008 г. …

Е.Полищук. Смысл альпинизма

О наших горных диафильмах

Раздел III. В порогах. 1969–1970 гг.

Уральский дневник. 1970 г.

Раздел IV. «Хроника текущих событий». 1971–1972 гг.

Раздел V. Алтай. 1972 г.

Алтайский дневник. Август 1972 г.

Диафильм "Алтай".

Перевалы и озера

Белуха – гора воспоминаний

Раздел VI. Падение и после. 1973–1977 гг.

"Дневник мелкого процесса". Март–июль 1973 г.

После суда. В спокойных водах. 1974–1977 гг.

Приложения

Приложение 1. Письмо ортодоксу. 1968 г.

Приложение 2. Переписка маленьких людей. 1968 г.

Приложение 3. Письмо Т.С.Ходорович. 1976 г.

Приложение 4. Письма о Конституции. 1977 г.

Открытое письмо Л.И.Брежневу и А.Д.Сахарову. Предложения по исправлению Конституции СССР

Письмо составителям самиздатских бюллетеней "Вокруг проекта Конституции СССР"» (Конец цитаты).

(В 1970-е гг. все это было только в машинописи, на бумаге, и – слайдфильмы – на фотопленке; сейчас – оцифровано, общедоступно в интернете).

И все же, завершая эту часть обзора, в поисках обобщающего определения жизненной мотивации нашего героя я бы взял не самореализацию, не инакомыслие, не философскую и/или экономическую рефлексию, не документализацию жизни, а то, что автор вынес в заголовок своей книги и что совпадает с названием самиздатского журнала, соредактором которого он успел – недолго! – побыть: ПОИСКИ ВЗАИМОПОНИМАНИЯ.

Да, именно так: поиски взаимопонимания с другими, будь то друзья или антагонисты, близкие или далекие, «свои» или «чужие». Такие поиски могут совершаться только через ДИАЛОГ. И именно в процессе диалога находит наш герой смысл и главное содержание жизни.

В данном биографическом экскурсе мы сейчас находимся в первой половине 1970-х. (герою – 33–34 года). Счастливая, прирастающая детьми семья. Экстремальный туризм, профильная и «непрофильная» наука, приобретение московской квартиры, друзья – «соль солей земли» (цвет московской интеллигенции), осмысленное коллективное правдоискательство… Кажется, все это совместимо. Так ли?

В 1973 г. состоялась первая (если не считать юношеских) «Голгофа» Виктора Сокирко. Эта история подробно описана в очерке «Дневник мелкого процесса», включенном в настоящую книгу в качестве приложения. Наш герой оказался в числе ста с лишним лиц, допрошенных в качестве свидетелей по громкому делу диссидентов. Процесс над Якиром и Красиным – один из самых чувствительных ударов КГБ по правозащитному движению. Свидетели (в основном те, кого пристегнули к делу сами повинившиеся Красин и Якир), вели себя по-разному. В тогдашней диссидентской среде большой вес имела заповедь отказа от дачи каких бы то ни было показаний. Примечание: «Для тех, кто прочно уяснил себе всю тщетность юридической эквилибристики со следователем, лучшим во всех отношениях будет категорический отказ от дачи каких-либо показаний. Преимущество, которое вы при этом получаете, гораздо дороже 20 процентов зарплаты – максимум, что вы можете потерять» (Из «Юридической памятки А.С.Есенина-Вольпина, 1966; цит.по: http://antology.igrunov.ru/authors/volpin/pamyatka.html). Так поступил и Виктор Сокирко, хоть это, в общем, и противоречило его собственной установке на компромисс.

Для Виктора Сокирко личным категорическим императивом было то, что я бы определил: «Не навреди другому» (кстати, прямое следствие из «Золотого правила этики»). Это значит: все, что угодно, только не показания против (указания на…) кого-либо. Это моральное требование Виктор Сокирко (и после не раз попадавший в подобные ситуации) свято соблюдал всю жизнь (чем не каждый может похвалиться).

Отказ от дачи свидетельских показаний, в общем, гарантирует соблюдение указанного морального требования, но он и чреват (у нас, кстати, и по сей день) уголовной ответственностью (пусть не тяжкой). Применяется соответствующая статья УК нечасто, но ссылка на нее является формой давления правоохранительных органов на свидетеля.

От нашего героя требовалось всего лишь подтвердить, что он дал свой фотоаппарат Красину, у которого тот потом был изъят (как используемый «в антисоветских целях»). Причем информация о «происхождении» этого фотоаппарата исходила от самого Красина, которому невозможно было навредить больше, чем он сделал это сам – себе и своим бывшим товарищам. Как быть?

Виктор Сокирко реализует вариант поведения, которым не мог навредить никому, кроме него самого: отказался давать показания, а затем… стал объяснять, почему он так поступает. Тем самым, по существу, стал давать показания против себя самого. Компромисс? С кем? Ему показалось неудобным, невежливым не ответить на вопрос следователя: «Почему же Вы отказываетесь от дачи свидетельских показаний?» Не спровоцировал ли он этим дальнейшую «работу» следователя?

Его вызвали еще, пригрозили судимостью по статье 182 УК, а самое страшное – пообещали вызвать его супругу (Л.Ткаченко; ведь именно она лично передавала злополучный фотоаппарат Красину, по поручению Виктора).

Наш герой стоит на своем, но жену просит («разрешает» ей) не идти по его стопам, и та благополучно опознает фотоаппарат, который она в свое время передала Красину. В отношении же В.Сокирко следствие решает устроить показательную экзекуцию, и дело об его отказе от дачи свидетельских показаний передается в суд.

Виктор спохватывается, заявляет о своем согласии на дачу показаний, но уже поздно («Мы Вас предупреждали!»). На суде он признает свою ошибку, ему присуждают полгода исправительных работ по месту его работы (с отчислением 20% из зарплаты); потом его снисходительно «прорабатывают» на собрании трудового коллектива. Все кончилось благополучно, если не считать… конца научной карьеры (защита готовой диссертации так и не состоялась).

В этой истории, случившейся за 7 лет до событий, описанных в «Бутырском дневнике», в зародыше, в прообразе представлены важнейшие коллизии основного сюжета книги.

Нельзя сказать, чтобы этот жизненный эпизод как-то искривил линию жизни Виктора Сокирко. Он продолжает работать во ВНИИНЕФТЕМАШе инженером-экономистом. Летом – туристские походы и/или шабашки; растет фонд диафильмов. на просмотры которых регулярно собираются друзья и знакомые; в 1974 г. рождаются близнецы – в семье уже четверо детей.

В середине 70-х гг. наш герой возвращается к самиздатской деятельности, которая становится у него все более творческой, авторской. Его идеи, относящиеся к необходимости рыночной экономики и поддержки ее ростков в виде так называемой «теневой» экономики (те же шабашки, например) становятся все более отчетливыми, обоснованными, однако не находят понимания в правозащитной, диссидентской среде. По выражению Л.Ткаченко, «не находя единомышленников, он был рад тому, что с ним спорили». А полемистом и дискутантом он был неутомимым.

Важное место в творчестве Виктора Сокирко занимают моральные вопросы, в частности поднятые в эссе А.И.Солженицына «Жить не по лжи!». В 1976 г. наш герой пишет своего рода манифест «Активно думать, успешно работать, смело жить» (он приведен в книге). Тем самым развязывает среди московских интеллигентов дискуссию, нашедшую отражение в трех выпусках сборника «Жить не по лжи», подготовленных К.Буржуадемовым – В. Сокирко (1977–1978).

Примечание. Некоторые авторы выступали в этой дискуссии под своими именами. Например: В.Абрамкин, Т.Великанова, Г.Померанц, М.Поповский, В.Сокирко. Использовавшиеся другими авторами псевдонимы ныне раскрыты в комментарии к современной публикации выпусков сборника. (См.: http://www.sokirko.info/ideology/gnl/intro1.html )

Вернемся к «Википедии»:

«…В 1977 г. принял участие в обсуждении Конституции, послав свои предложения Л.Брежневу и А.Сахарову, которые были опубликованы в самиздатском бюллетене "Вокруг проекта Конституции СССР"…

В 1978 году написал статью "Я обвиняю интеллигентов-служащих…" с призывом поставить требование свободного рынка на первое место. Ответы на неё были собраны в сборник "В защиту экономических свобод" (ЗЭС № 1). До ареста (январь 1980) собрал, отпечатал и распространил ещё шесть ЗЭСов.

В декабре 1978 года становится соредактором самиздатского журнала "Поиски взаимопонимания"…». (Об этом журнале см. выше).

С этого момента начинается собственно сюжет настоящей книги, и лучше не пересказывать его, а читать книгу.

Следует заметить, что задача автора настоящего Предисловия во многом облегчена включением в книгу очерка «О Вите», принадлежащего супруге и главному со-участнику жизни (мысли, слова и дела) Виктора Сокирко. (Она же – редактор-составитель этой книги). Многое, заслуживающее отображения в настоящем предисловии, мною опущено, поскольку это прекрасно сформулировано в очерке Лидии Ткаченко. В нем органично сочетаются: апология, критика и защита Виктора Сокирко.

Автор настоящего Предисловия убежден, что и в первом, и во втором, и в третьем наш герой нуждается.

***

В центре «Бутырского дневника» – пребывание Виктора Сокирко в СИЗО Бутырской тюрьмы с января по сентябрь 1980 г. Это – период испытания главных жизненных принципов нашего героя. Испытание личности «на излом», ее способности адаптироваться к экстремальной ситуации и адаптировать эту ситуацию к себе.

Можно, мне кажется, выделить несколько главных тем в этом произведении: А) Тюремный быт, повседневная среда обитания и общения в тюрьме; Б) Взаимоотношения узника и представителей власти (следователя, его «коллеги» из КГБ, сотрудников прокуратуры, судебных органов); В) Синхронность событий, происходящих с героем в заключении, и событий жизни его семьи (дневниковые записи Л.Ткаченко); Г) Участие деятелей официальной науки в «изобличении» отечественного инакомыслия; Д) Взаимоотношения В.Сокирко и его товарищей, друзей, коллег, в частности – диссидентской среды в период до и после суда над ним. Есть еще две специфические тематические линии: Е) самообразование и интеллектуальная работа нашего героя (с использованием тюремной библиотеки); Ж) конфликт поколений (письма матери Л.Ткаченко к дочери).

А. Наблюдательность и цепкость памяти Виктора Сокирко позволяют ему, уже по выходе из заключения, создать галерею выразительных психологических портретов своих сокамерников. (Тюремщики позаботились о разнообразии его жизненных впечатлений: сначала он сидит с мошенниками, потом с уголовниками-рецидивистами). С некоторыми из сокамерников ему удается найти общий язык, некоторые же являют собой такой распад личности (то же можно встретить и среди тюремщиков), что «компромисс» практически невозможен. И слава богу, что наш герой лишний раз убеждается в неуниверсальности «поисков взаимопонимания».

Его общение в этой среде избирательно, сплошь и рядом ему приходится отстаивать свои права – перед микрогруппой. Его решения и шаги порой непостижимы для других (например, отказ от продуктовых передач). Его «тюремная биография» включает в себя и голодовку, и карцер. Ограничусь минимумом комментирования этой тематической линии «Бутырского дневника».

Б. На протяжении всего времени пребывания в тюрьме Виктор Сокирко находится под постоянным мощным психологическим давлением со стороны «правоохранителей». Несмотря на эпизодические «удачи» этих последних (вроде дела Якира и Красина, еще в 1973 году), отечественные диссиденты в массе своей держались стойко, не каялись и получали сполна свои сроки лагерей и ссылок. В отношении нашего героя, являвшего собой к тому времени заметную фигуру в диссидентском движении, как видно, рассчитывали на определенный «успех», ввиду его: а) известной установки на компромисс и лояльность и б) семейного положения (ведь четверо несовершеннолетних детей!). Понятно, что оба фактора были для узника значимы.

Виктор Сокирко, обвиняемый в редактировании журнала «Поиски» и в издании сборников «В защиту экономических свобод», вначале отказывается давать показания, потом соглашается – «в обмен» на обещание изменения меры пресечения и возвращения в семью до суда, что было для него принципиально. От него требовали «полных» показаний и признания своей вины, но он соглашается только на показания о себе самом и отказывается признать наличие клеветы в журнале «Поиски взаимопонимания» и сборниках «В защиту экономических свобод». (И сумел провести эту линию поведения до конца).

Все это – несмотря на шантаж, состоявший в угрозе применения к нему не ст. 190.1, а более суровой – 70-й статьи УК РСФСР, грозившей переводом в КГБшную тюрьму Лефортово и многолетним сроком лишения свободы.

Будучи отнюдь не категоричным в любых своих суждениях, Виктор Сокирко не исключал возможности каких-либо своих заблуждений, но только не клеветы. В самом деле: клевета есть намеренная ложь, а он и его товарищи, когда писали и публиковали свои труды, были уверены в своей правоте, и признать за собой (или за ними) клеветнические намерения было бы заведомой неправдой. А доказать ему его «ошибки» обвинение не могло, не помогли и эксперты (о чем ниже).

(В принципе возможно логически доказать ложность некоторого утверждения; но это не значит, что доказана клевета, т.е. заведомая – с точки зрения говорящего, а не других людей – ложность утверждения или сообщения).

Правда, был один момент, в котором обвиняемый был готов согласиться с обвинителями: это то, что его труды могли быть использованы за рубежом для нанесения «вреда» советскому государству и… народу. Это своего рода отождествление государства и народа было, пожалуй, одной из немногих теоретических ошибок нашего героя, ошибкой, на мой взгляд, капитальной.

Поиск «компромисса» между узником и властью вылился в многомесячный торг, начавшийся с попытки Виктора Сокирко письменно объяснить обвинителям свою позицию, а закончившийся подписанием такой версии заявления для суда, в которой фигурировало признание своего поведения «антиобщественным» (обвинители и обвиняемый трактовали эту формулу принципиально по-разному). За такое «самоосуждение» ему было обещано применение относительно мягкой меры наказания (лишение свободы условно).

Добился-таки наш герой и изменения меры пресечения ДО суда, так что на суд он являлся сам, а не его доставляли на автозаке из Бутырки.

Виктор Сокирко считал, что следует пойти на компромисс со следствием и т.д., и вместе с тем вовсе не находит этот свой шаг оптимальным. «Ты сам свой высший суд!». Думаю, В.Сокирко согласился бы с афоризмом: «Прожитыми годами не горжусь, но вроде и не стыжусь их». Одну из своих автобиографических композиций он назвал: «Жизнь и поражения советского инакомыслящего» (она есть на сайте). О победах пусть судят другие. Нравственный человек ведет счет поражениям.

Считать ли суд над В.Сокирко и «смягченный» приговор его поражением? Наш герой выполнил «договор» с властью: прочитал «свое» заявление. А затем, отказавшись от адвоката, в своей защитной речи камня на камне не оставил от обвинительного заключения. Преследователи были шокированы. Но «утешились» тем, что суд по существу был закрытым (заинтересованных зрителей, кроме жены и двоих друзей, на суд не пустили), В судебном протоколе эта речь отражена несколькими строчками. Правда, сохранилась автостенограмма (она включена в книгу).

В. Собственно «Бутырский дневник», составляющий вторую, центральную часть книги, – это, в сущности, два дневника, или дневник, имеющий двоих авторов: Виктора Сокирко и Лидию Ткаченко. В нем соединены два повествования: Виктор создал свой текст, понятно, уже по выходе из тюрьмы, дневник же Л.Ткаченко писался на протяжении восьми месяцев заключения мужа.

Этот «дуэт» разлученных супругов наполняет книгу особым драматизмом, который проиллюстрируем лишь одним фрагментом:

«…24 июня 1980 г.

Утро началось с Алексеевской гимнастики, продолжилось беседой с Бурцевым [следователь, ведущий дело В.Сокирко. – А.А.] . Длинный и не получившийся рабочим день. Когда позвонил Бурцев, меня бросило в дрожь, и успокаивалась я долго. Беседу трудно записать – была она какой-то сумбурной. Но самое главное, Бурцев сказал, что тебе не грозит больше 70-я, а наговорил ты [о себе. – А.А.] уже достаточно, чтобы было тебе послабление и по 190.1. Степень послабления зависит от твоего и моего дальнейшего поведения. После разговор шёл вокруг да около. Правда, наконец он ясно сказал, что нужны от тебя показания на людей: кто давал, кому, кто печатал. Для дела такие показания ему не нужны, для дела достаточно технических показаний: эта работа напечатана на этой (твоей) машинке, а нужно тебя сломать, чтобы ты таким образом доказал своё "лояльное отношение к строю". Ты нужен поломанным. На это я ему сказала, что приму тебя всякого и любить буду всякого, но боюсь, что ты не простишь мне, что подтолкнула тебя к падению. Интересно, как он тебе передаст мои слова, т.к. именно с них он собирался начать сегодняшний разговор с тобой. Он сказал, что на этой неделе должен закончить свои беседы с тобой. На свидание после этой беседы, я, наверное, не могу рассчитывать, т.к. отказалась написать, что никакие твоидействия я не осужу. Мы долго препирались, и всё же я написала, что никакие твои слова не буду осуждать: "Всё, что ты ни скажешь, я не осужу". Эту фразу я намеренно чётко написала, чтобы ты увидел, что она написана под диктовку. Но может он тебе и не даст письма. Он сказал, что после предыдущего моего письма ты стал говорить с ним суше, ибо в письме была двусмысленность.

Боже, как они тебя замучили, наверное! В такую жару! Мне разговор с Бурцевым никаких страданий не доставляет. Больше того, я сегодня узнала, что тебе не грозит 70-я и рада-радёшенька. А тебе-то каково? Господи, дай ему силы!».

Г. Что касается академической общественной науки того времени, то она изрядно скомпрометировала себя своим участием в судах над соредакторами самиздатского журнала «Поиски взаимопонимания». Следственные органы обратились в: Институт экономики АН СССР; Институт философии АН СССР; Институт истории СССР АН СССР; Институт всеобщей истории АН СССР; Институт международного рабочего движения АН СССР.

Экспертные заключения, выполненные в духе демагогической защиты «марксистско-ленинского учения», подписаны тогдашними директорами этих учреждений (читайте их в книге). Именно с ними полемизирует, их опровергает Виктор Сокирко в своей защитной речи на суде 29 сентября 1980 г.

Пикантный эпизод: в июне 1980 г. обвиняемого Виктора Сокирко извлекают из карцера и, кое-как придав благообразный вид, вывозят (сначала в «воронке», а потом пересадив в черную «Волгу»!) на другой конец Москвы, в фешенебельную гостиницу, где его ожидает некий благодушный и самодовольный, прикормленный органами госбезопасности профессор – для «душеспасительной» беседы на политэкономические темы. Разъяснить нашему герою его заблуждения, понятно, не удалось.

Вообще нельзя сказать, чтобы преследователи Виктора Сокирко, со своей стороны, не искали с ним «взаимопонимания».

Д. Взаимоотношения с товарищами, друзьями, коллегами. Насколько я понимаю, Виктор Сокирко – рефлексирующий экстраверт, что само по себе неординарно. Круг его общения чрезвычайно широк. У него сильный аналитический, независимый ум. Но вместе с тем парадоксально велика его психологическая зависимость от дружеского круга, от мнения окружающих.

Он прокладывает СВОЮ линию жизни вообще и текущего поведения в частности. Но для него важно одобрение, признание этой линии другими – теми, кого он любит, уважает, ценит. Так было всегда, но это проявляется с особой силой в обстановке тюремной изоляции, где контакт с «референтной группой» невозможен.

Виктор Сокирко соглашается на «договор» со следствием (в указанных выше пределах). Но остро переживает, что его товарищи, соредакторы «Поисков» Валерий Абрамкин и Юрий Гримм, арестованные тогда же и содержащиеся в той же Бутырке, на такой компромисс с властью, скорее всего, не пойдут и приуготовились к лагерю.

Редкостная удача: архитектура Бутырской тюрьмы позволяет связаться с другом и подельником. Валерий Абрамкин дает Виктору добро на «сделку с дьяволом». Позднее В.Абрамкин напишет:

«…Особо мне хотелось бы сказать о Викторе Сокирко. Я знаю, какому давлению подвергся он здесь, в тюрьме, в следовательских кабинетах. Знаю, чем ему грозили. В июне [1980. – А.А.] Виктор изложил мне свою позицию, я поддержал его и в основном одобрил. Не думаю, что те маленькие уступки, которые он вынужден был сделать под прессом следствия и суда, могут быть поставлены в вину этому мужественному и честному человеку…»

Сам Виктор, уже после суда, напишет:

«…Моим товарищам по журналу "Поиски" В.Абрамкину и Ю.Гримму выпал путь в лагерь. Я разделяю восхищение их твёрдостью и высокими нравственными качествами, сочувствую горю их родных и им самим в нелёгкой участи, но вместе с тем и сожалею, что они не искали взаимопонимания со следственными и судебными властями и не вышли из тюрьмы….»

Сожаление Виктора Сокирко понятно. Но в данном случае не «выпадает» человеку тот или иной путь, а каждый ВЫБИРАЕТ его сам. И вовсе не обязательно этот путь единственно правильный. Во всяком случае, не может быть единого пути для всех порядочных людей.

Но вот суд состоялся. Приговоренный к трем годам лишения свободы условно, наш герой воссоединился с семьей и обещал уйти в «частную жизнь», во всяком случае – не участвовать в самиздатской деятельности. Но было бы странно, если бы его оставили в покое и не стали обращаться с предложениями, от которых если не невозможно, то трудно отказаться.

Вот звонит «коллега» следователя (сотрудник госбезопасности) и просит Виктора встретиться с корреспондентом Агентства печати «Новости». Тот предлагает «всего-навсего» подписать заявление для АПН, начинающееся словами: «…Как мне стало известно, в некоторых зарубежных средствах массовой информации появились сообщения обо мне как о "жертве советского режима". Известно мне также, что эти же средства массовой информации расценили сделанное мною в суде заявление лишь как результат давления и угроз, оказанных на меня во время следствия и в тюрьме. Это – неправда!»

Корреспондент АПН неплохой стилизатор. Текст как будто самим Сокирко написанный, да еще с учетом его установки на взаимопонимание, в том числе и с властью. Кончается это заявление словами, словно бы идущими «от души»: «В заключение хочу сказать, что с чувством большой благодарности я принял приговор суда и постараюсь впредь быть полезным членом советского общества. Подпись. 24.10.1980».

Словно завороженный, наш герой уступает уговорам корреспондента АПН поставить свою подпись. Нет, это уже не компромисс, а что-то вроде стокгольмского синдрома!..

Уже через несколько часов Виктор Сокирко дозванивается до «коллеги следователя», чтобы дезавуировать это «свое» заявление. Получив обещание «все уладить», он не успокаивается и пишет теперь уже собственный текст на ту же тему, вполне пристойный, не «верноподданнический» и концептуальный. К сожалению, лишь через пару с лишним недель он отсылает этот текст в АПН, так и не дождавшись нового появления корреспондента.

Тем временем его неадекватное заявление попадает (от него же самого) в руки его давнего наставника и консультанта по правовым вопросам (еще со времен «мелкого процесса» 1973 г.), адвоката-диссидента С.В.Каллистратовой. Та выражает свое безусловное неодобрение, и не только в личной беседе, но и в форме открытого письма нашему герою, к чему прилагает злополучное заявление В.Сокирко от 24.10.1980. Оба документа получают хождение в самиздате, причем сначала там, и уж потом, чуть ли не через месяц, Виктор Сокирко получает текст открытого письма С.К. от нее по почте.

В отличие от Виктора Сокирко с его установкой на взаимопонимание, даже с властью, диссидентская мораль ориентирована скорее на противостояние и довольно нетерпима к «отступникам». Возникает ситуация, обозначенная автором как «диссидентский суд», чему посвящена 3-я часть книги.

Вовсе не оправдывая себя за подписанное им первое заявление для АПН, Виктор Сокирко защищает свою точку зрения, и у него, по счастью, находятся защитники. Эта история находит отражение и в «Хронике текущих событии» (1980, № 60), и даже в «Русской мысли» (май 1981). Не стану пересказывать все аргументы «за» и против», еще долго волновавшие диссидентскую общественность. Скажу лишь, что после «Голгофы» Бутырской тюрьмы для Виктора Сокирко это была еще одна «Голгофа».

Одним из самых решительных и мудрых защитников Виктора Сокирко был Михаил Яковлевич Гефтер. В книге приводится его письмо от февраля 1981 г. (к сожалению, адресат неизвестен):

«…Мы пережили здесь – и еще недопережили – трудное время. Трудное с самой важной точки зрения – отношения друг к другу. Я целую неделю читал составленный Лилей отчет о бедствиях, страданиях и исканиях Вити Сокирко, отчет в документах – всех без малейшего исключения. Признаюсь, что такая степень открытости, искренности для меня была бы недоступной. Читать все это было и тяжело, и необходимо. Обсуждать с банальной позиции (хорошо ли он себя вел или плохо, правильно или неправильно?) – бессмысленно. Чересчур непроста вся эта история – и не только в индивидуальном, Витином "разрезе". Капитуляция? – нет. Капитуляцией было бы признание "Поисков" клеветой, а он не только не признал этого, но и твердо отстаивал противоположное на суде (тем самым – по сути – доказывая незаконность преследований и суда). Но если не капитуляция, то что?

Поражение. Его поражение – и, смею утверждать, наше поражение. Мы потерпели его не в качестве инакомыслящих, какими остались и он, и другие. Мы потерпели его как люди, которые надеялись добиться перемен, сдвинуть с места если не большинство, то многих. Остаться наедине с собой – и есть поражение. Для меня (возраст, образ жизни!) это тяжело. Для таких, как Витя Сокирко, – невыносимо. Они не могут и не хотят жить кандидатами на выезд. Они не хотят и не могут просто уйти в "обыкновенную" – частную жизнь… Какой же выход? Сокирко искал его в компромиссе, компромиссе между диссидентом (!) и властью. Отвергая "клевету", он оставался (и остался!!) диссидентом. Другая "сторона" вынуждена была признать его таковым – в обмен на покаяние и отказ от прежней деятельности. Не слишком ли тяжелая цена? Может быть, и слишком. Не мне судить отца четверых детей. Но испытание, которое он поставил – не на другом человеке, а на самом себе, – смею думать, не останется безрезультатным для всех способных думать, к каким бы выводам они при этом ни пришли… Сторонники и поборники диалога в наших условиях… если, конечно, они не собираются оставаться в сфере "чистой мысли" и нравственных проповедей, вынуждены – и обязаны! – делать тот или иной шаг (шаги) от диалога к компромиссу. Открытый вопрос – какой компромисс и с кем? Но именно: открытый.

Витя Сокирко открыл его не в идеальных условиях и не в самой лучшей форме (это он и сам признает). Но стоит ли "закрывать" его, этот открытый вопрос, с помощью высокомерных назиданий и не идущих к делу сравнений? Заранее знаю, что кто-то скажет: вот они, русские, всегда такие (и до Федора Михайловича Достоевского, и после него). Отвечаю: я сам такой русский. Живу сомнением, недовольный собою и пуще всего на свете отвергающий, презирающий самодовольство (любое!)…» (Конец цитаты).

Читая эту книгу, думая о Викторе Сокирко, три литературные ассоциации возникают у меня: Дон Кихот, Гамлет и князь Мышкин. Казалось бы, несовместимо. Но от каждого в моем друге как будто есть что-то свое, переплавленное в его тигле. Может, я не прав, не настаиваю.

***

Автор настоящей книги не претендует кого-либо учить, но его произведение УЧИТ. Чему? Мне кажется, «Поиски взаимопонимания. Бутырский дневник» учат трем вещам: а) великой ценности и необходимости ДИАЛОГА; б) осознанию нравственной ОТВЕТСТВЕННОСТИ всякого человека перед «близкими» и «далекими», перед культурой и человечеством; в) опасности АБСОЛЮТИЗАЦИИ любой идеи, даже если это идея поисков взаимопонимания.

Май 2015.