- 3 -

Есть в жизни всех людей

порядок общий,

Таящий объясненье прошлых дней.

Кто поняв, легко почти наверно

Предсказывать течение событий.

Шекспир, «Генрик IV». Часть I.

ОТ АВТОРА

Есть хорошая латинская поговорка: «Habent stia fata libelli», то есть «Книги имеют свою судьбу». Так вот, эта самая «fata» нашего «Наследника из Калькутты» началась, нам кажется, еще до рождения его как книги.

Работа над романом началась в экспедидионно-полевой обстановке, когда мы двигались по зимней заполярной тайге с первыми строительными партиями, следом за изыскателями. Каждый грамм поклажи означал лишний расход сил, поэтому беллетристических книг брали с собой очень мало. Тем острее наш первоначально маленький коллектив испытывал потребность во всех средствах культурного отдыха, хотя часы этого отдыха на первых порах были, конечно, недолгими.

Среди рабочих первых изыскательских и строительных партий было много смелой и веселой комсомольской молодежи. После напряженного трудового дня молодежь собиралась «у огонька», пела песни и читала взятые с собою книжки. Они были быстро прочитаны, новых поступлений пока ждать не приходилось, и наш «кружок у костра» стал, так сказать, ареной проявления всех самодеятельных талантов.

Автору часто вспоминался в те годы биографический анекдот, рассказанный датским писателем Мартином Андерсеном Нексе в одной из его задушевных бесед с московскими литераторами. Бредя по следам Дон-Кихота сухими долинами и плоскогорьями Ламанча, писатель однажды заночевал в бедной таверне. На вопрос проголодавшегося гостя, можно ли здесь что-нибудь съесть, остроумный хозяин таверны отвечал: «Разумеется, все, что угодно, синьор, от русской икры до афинских лангустов, но при условии, если вы... сами принесете это с собой!»

- 4 -

Наш коллектив «принес с собой» в Заполярье чувство товарищества, комсомольский задор, привычку разумно тратить золотое время как на работе, так и на отдыхе. Для людей старшего поколения было радостно наблюдать, что потребность в знаниях, тяга к культуре стала такой же естественной для советского юноши или девушки, как сон или еда. Это одинаково относилось к русским, ненецким, эвенкийским комсомольцам, к пионерам коми или саха. Пытливые молодые умы этих юношей и девушек стремились проникнуть и в тайны вещества, и в тонкости геодезической науки, в повадки птиц и животных, в наслоения геологических пластов, в производственные приемы бурового мастера и литературный стиль прочитанного автора. Возникали горячие, интересные споры, дискуссии, беседы.

И вот однажды зашла речь о том, как же раньше, в другие времена, в других странах осваивались новые земли, как возникали поселения людей, приходивших из-за моря на другие материки, кто были эти люди, как они вели себя в чужих лесах и снегах, какие цели ставили перед собою. Вот тогда-то и возник замысел романа, ибо готовой литературы, освещающей эту тему, не оказалось.

Автор по возрасту принадлежал к старшим членам описанного дружного коллектива. Вместе с технической специальностью геодезиста автор принес с собой в этот коллектив некоторый литературный опыт, любовь к исторической теме, острую ненависть к живучему мифу о «добром старом времени» капитализма. И он решил попробовать свои силы на поприще устного «самодеятельного» творчества в качестве романиста-рассказчика у костра. Ведь можно лее, думалось ему, занимательно рассказать слушателям о поздней поре так называемой эпохи первоначального накопления, так опоэтизированной классиками приключенческой литературы, рассказать о ней с позиций советского мировоззрения!

Повествование слушалось у костров, в палатках и бараках с неослабеваемым интересом. И вот, учитывая, что любая аудитория рассказчика все же поневоле ограничена, автор решил взяться за перо, чтобы превратить свой устный роман в книгу.

В распоряжении автора сначала не было ничего, кроме того, что могла предоставить зимняя заполярная тайга. Первые две части этого романа были написаны без взгляда на карту мира, без возможности заглянуть в элементарный справочник, энциклопедию, словарь. Лишь впоследствии, когда писалась уже третья часть, к нам, по фронтовому выражению, «подтянули тылы», и стали по-

- 5 -

ступать книги, журналы, фильмы и некоторые справочники. Черновик романа писался на крошечных листках почтовой бумаги. Двигаясь дальше, мы несли его по очереди вместе с геодезическими инструментами и техническими документами. «Заболел» романом и напористый бухгалтер В. П. Василевский. Он организовал первое таежное «издание» романа. По его инициативе группа энтузиастов из числа бухгалтеров стройки самоотверженно переписала роман, украсила виньетками и рисунками, переплела в синюю материю и превратила в подобие рукописной книги. Эти три толстых синих тома упаковывали в рюкзаки и несли на плечах в глубь тайги и болотистой тундры. Коллектив рос, но продолжал интересоваться романом, критиковал его, высказывал пожелания, вносил поправки.

Писался роман в «походном порядке», часто при свечках или светильнике той конструкции, которая получила у нас название «зов предков», но работалось автору легко и радостно, в атмосфере дружбы и поддержки. Эта товарищеская шутливая и дружеская атмосфера вообще чрезвычайно характерна для малых и больших коллективов советских людей, выполняющих задания партии и правительства на боевых участках новостроек, в экспедициях и изысканиях, на кораблях и в новых совхозах,— словом, на любых плацдармах «переднего края» пятилеток.

...Уже несколько лет прошло со времени наших заполярных зимовок. Сейчас там горят огни электростанций, движутся поезда, дымят заводские трубы, люди живут в благоустроенных домах. Приезжаешь — и самому не верится, что не так-то давно здесь, на месте этого цеха или дома, сидели мы в палатке, при коптилке, и, покончив с нивелировочными журналами и улейном, брались за главы «Наследника из Калькутты»...

Автор выбрал для романа необычайно противоречивую, бурную пору конца XVIII века, когда на общественном горизонте вечерняя заря эпохи первоначального накопления встречалась с утренней зарей современного капитализма. В качестве фона для развития фабулы лучше всего подошла Англия — классическая страна поднимавшегося тогда капитализма. Автор стремился показать прогрессивную борьбу ее колоний за независимость и в то же время жестокость колониального режима там, куда проникал молодой капитализм. Совсем не приходилось заботиться о том, чтобы содержание улеглось в некую готовую схему, а нужно было только беспристрастно выбирать исторический материал и добавлять к нему, перефразируя меткое выражение Достоевского, «немного вымысла ради правдоподобия». Герои повествования как-то са-

- 6 -

ми собою начинали свою литературную жизнь, и эта их самостоятельная «жизнь» лишний раз подтверждала: слушателям и самому автору всю глубину и правоту марксистского анализа общественного развития.

Там; на далекой северной новостройке, закончилась, так сказать, «полевая» работа над книжкой, а по возвращении в культурные центры началась ее «камеральная» обработка. В романе уточнились даты; произошли некоторые изменения в его этнографии и географии, исчезли некоторые эпизоды, появились новые, но в целом роман сохранился таким, каким он родился в Заполярье и каким его теперь перечтут и узнают, как старого товарища заполярных вечеров, те, для кого он сочинялся и писался. Автор и его первые слушатели давно мечтали, чтобы к этой аудитории присоединились и наши близкие соседи — полярники, наши старые друзья — водители катеров и самолетов, трактористы и шоферы, прорабы и мастера; последующих новостроек, новые рабочие-строители, все те, кто и теперь, после нас, слушает пургу, прокладывает дороги в тайге, рвет скалы аммоналом, подвешивает провода связи по столбам свежих лесных просек и выстрелами отгоняет медведей от кладовок с припасами.

Вам всем, дорогие товарищи, а также вам, юные читатели, кто еще только готовится к этим специальностям, автор от всей души посвящает эту книжку. Зная ваши пожелания от вас самих и вполне разделяя ваши литературные вкусы, автор постарался, исключить из повествования тот элемент, который несовместим с замечательной трудовой жизнью и с веселыми часами вашего трудового отдыха. Элемент, этот — книжная скука, порождаемая иными слишком уж гладко причесанными и назойливо нравоучительными сочинениями. В этом романе, наверное, найдется, что покритиковать, но автор тверда надеется на то, что скука не будет терзать вас при чтении «Наследника», как не досаждала она и тем, кто знал его в первоначальном «таежном» варианте, в виде трех толстых синих томов, исписанных убористым бухгалтерским почерком...

Автор горячо приветствует каждого своего нового читателя и будет с нетерпением ждать его взыскательного слова. Но тем, кто еще помнит это повествование у заполярных костров, автор особенно крепко жмет руки в меховых варежках и опять говорит, как не раз бывало:

«Вот мы и снова вместе, друзья! Дайте местечко у огонька вашему романисту!»

Р. Штильмарк

Это издание «Наследника из Калькутты» девятое по счету на русском языке (книга публиковалась в союзных республиках, а также в Болгарии, Чехословакии, Китае, Польше). В предлагаемом романе впервые с 1959 года сохранено авторское предисловие, написанное поистине эзоповым языком, столь свойственным литературе послесталинского времени. Не нужно особой проницательности, чтобы увидеть, на какие ухищрения приходилось пускаться автору ради выпуска «Наследника» в свет.

Роман создавался действительно в глухой северной тайге где-то между Ермаковым и Янов Станом (Туруханский район Красноярского края), но не было там ни «комсомольского задора», ни острой ненависти к мифам о капитализме, в этой зоне с вышками и подневольным лесоповалом находилась... тридцать третья штрафная колонна 503-й стройки Главного управления лагерей железнодорожного строительства (одно из могучих детищ всесильного ГУЛага). Но у несправедливо осужденного зека-автора сохранились сила жизни и творчества, жгучая тоска по воле, тяга к добру и свету, отвращение к деспотизму — всё это сложно переплелось на мелких страничках почтовой бумаги, которые отец густо исписывал на чердаке лагерной бани при коптилке системы «зов предков»... Как возникла такая возможность и почему на обложке первого издания «Наследника» указан в качестве соавтора «напористый бухгалтер В. П. Василевский» — особый «роман о романе», коему должен настать свой черед¹.

Роберт Александрович Штильмарк (1909—1985), представитель скандинавского рода, ассимилировавшегося в России, был человеком ярким, талантливым и обаятельным. Он прошел нелегкий жизненный путь, типичный для честных и культурных людей своего поколения: детство и учеба в сложное переломное время, затем активная деятельность во имя нового мира, суровые годы войны (был помначштаба разведроты, защищал осажденный Ленинград, после ранения служил в Генштабе), а потом — годы неволи!

Арестовали отца в апреле 1945 года по приговору ОСО (статья, конечно, 58—10 «за болтовню»), он получил 10 лет, в 1953 году был сослан в Енисейск, в конце 1955 года — полностью реабилитирован.

Невероятная жизненная удача — издание «Наследника» в 1958 году Детгизом — определило судьбу отца как профессионального писателя, в 1965 году его приняли в СП СССР, но отец никогда не стремился к писательским и житейским благам и твердо оставался на позиции истинного русского интеллигента, поборника всемирной демократизации общества.

В СССР издано семь прозаических книг Роберта Александровича Штильмарка, главной среди коих он считал «Образы России» (М. «Молодая гвардия», 1967), хотя многие из написанных им в ту пору страниц о горестной судьбе наших памятников культуры не могли быть опубликованы. Да и «Наследник» вызвал лишь критические отклики, из-за чего роман не переиздавался у нас ровно 30 лет. Отец ценил это произведение как память о трудных временах.

Основной же итог его жизни — роман-хроника «Горсть света», над которым он работал в 1970—1981 гг. (рукопись в полторы тысячи страниц). «Натя-романист», как звали отца в лагере, рассказал в нем «о времени и о себе». Его исповедальная книга пока ждет своего часа.

Феликс Штильмарк

1 Эта сложная история вкратце изложена в журнале «В мире книг» N14, 1987 г. и в послесловиях к трем переизданиям 1989 года (Красноярск, Ленинград, Горький), однако она описана и самим автором в его неопубликованном автобиографическом романе «Горсть света».