Родился в 1923 году в деревне Милорадовка Павлодарской области. В 1941 году учился в девятом классе и поступил на учительские курсы. В январе 1942 года был мобилизован в трудармию и направлен в отряд № 18-74, на кирпичный завод в Нижнем Тагиле. Попал в штрафизолятор на Зайгоре, затем работал на заводе, перешел в каменщики. Перевели на заготовку леса сначала в Каменский, а в начале 1950-х годов — в Синегорский леспромхоз. Живет и сегодня в Синегорске. Автор статей о трудармейцах. Художник-самоучка.

В эту февральскую ночь мне не спалось. Мысли то и дело возвращались к событиям полувековой давности, в памяти возникали картины того, что произошло с моим народом.

Навсегда запомнил 17 февраля 1942 года. Рано утром на товарную станцию Смычка прибыл первый железнодорожный состав с мобилизованными в трудармию советски-

ми немцами. В товарных вагонах — молодые ребята лет по семнадцать-восемнадцать, мужчины всех возрастов. Поселили нас за колючей проволокой Тагиллага на территории старого кирпичного завода в наскоро сколоченный из сырых неструганных досок сарай. Так появился спецотряд, которому присвоили номер 18-74.

В сарае холод, как на улице, зимний ветер заносит в щели снег. Нары трехэтажные, сплошные, из тех же досок, что и стены, без постельных принадлежностей. Спали одетыми, не умывались. Жили и работали за колючей проволокой, долбили мерзлую землю под фундамент, строили новый кирпичный завод.

На днях я побывал в этих местах, стоял и вспоминал прошлое. Там, где находился сарай,— пустырь. Развалины и стены остались, от завода, что мы строили, рядом выросли новые цехи, где применяется современная технология.

Невольно вспомнилось первое письмо, отправленное отсюда маме. Письма проверялись цензурой, поэтому пришлось прибегать к иносказаниям. Я писал: «Приехали в большой город на Урале. Доехали хорошо. Работаю на стройке. Все неплохо, но так хочется хоть раз поспать вместе с Борькой (это поросенок, который жил в теплом сарае), покушать из одной чашки с Васей (огромный пушистый рыжий кот). Город мы еще не видели: не выпускают. А подойдешь к забору, там сидит Тина (у нас была большая злая овчарка, никого близко не подпускала). Будь здорова, мама, обо мне не беспокойся».

Когда пришла весна, стало теплее и я сделал наброски нашего лагеря. Рисовал с натуры. Наброски долго хранил в глубокой тайне, боялся их показывать даже родным. Но прошло столько лет, пусть посмотрят на этот рисунок дети и внуки, чтоб знали, в каких условиях содержались когда-то их отцы и деды.

Самыми страшными были февраль и март 42-го, они казались вечностью. С каждым днем на нарах становилось все больше свободных мест. Каждое утро подбирали мертвых, вывозили за город и хоронили в общей яме. В братских могилах покоится половина тех немцев, которые прибыли тогда в Нижний Тагил. Точное количество, наверное, не знает никто. Тут похоронены мой родной дядя — мамин брат, одноклассник, мой сосед, многие близкие друзья.

На центральном кладбище Нижнего Тагила установлен первый в России памятник погибшим советским немцам.

Здесь проводятся митинги, возлагается множество цветов и венков, собираются немцы, живущие в городе, приезжают родные из других регионов.

Моя родина — Казахстан. Но там прошли только юные и школьные годы. Второй родиной для меня, как и еще для нескольких тысяч немцев, стал Урал — Нижний Тагил. Но какие же мы теперь немцы? Нет у нас родного языка, школ, отняли культуру, обычаи. Много и других проблем, но немцы терпеливо ждут возрождения своей автономии.