КИТАЕВА Луиза Александровна

О моих родителях.

Мне очень трудно писать о своих родителях, особенно о маме. Для этого нужно как-то отстраниться от нее, а я это сделать никак не могу, хотя после ее смерти прошло уже около пяти лет. Последние годы она была такой старенькой, беззащитной, слабой, тихой и послушной. Жила со мной и, как казалось, через силу. Особенно после того, как она написала свои воспоминания о лагерной жизни. Это сделала она на подъеме, а потом из нее будто бы вышел весь воздух, и она стала затухать.

Кто же мои родители? Отца я помню смутно: 15 марта 1937 г., когда его арестовали, мне не было еще и пяти лет, а сестренка была грудным ребенком — родилась в октябре 1936 г.

Отец — немец Балк-Фельдбау Эдуард Отто Рудольфович — в 1916г. семнадцатилетним юношей вступил в коммунистическую партию Австрии, а в 1918г. в составе интернациональной бригады приехал в Россию помогать делать революцию. Он прошел всю Гражданскую войну, был ранен и контужен. Как и все революционеры, бредил мировой революцией, был связан с Коминтерном. В наших убогих двух комнатках в Козицком переулке бывали немецкие и австрийские коммунисты, собиралось до 20 человек и пили кофе (бывали дочери Вильгельма Пика и другие известные люди). Отец дружил с писателем Бруно Ясенским, тоже пропавшим в ГУЛАГе.

Нас с сестрой назвали в честь революционерок — Луизы Мишель и Долорес Ибаррури. По рассказам мамы отец был очень хорошим семьянином, заботливым, любящим детей. И очень общительным человеком, у него было несметное число знакомых и друзей. Работал он в Госбанке, а затем в Управлении курортами в должности экономиста. Выполнял партийную работу, и очень скоро понял, что происходящее в стране с идеалами социализма ничего общего не имеет. Он возненавидел Сталина и не скрывал этого. Травить и преследовать его начали задолго до ареста. Исключили из партии, и он уже понимал, что его ждет, и обсуждал это с мамой. Мечтал уехать и увезти свою семью в Германию, но там уже расцвел фашизм. Да и мог ли он вырваться из лап сталинского режима? Что переживал человек в его положении, страшно представить. И еще страшнее то, что перенес он за 4,5 месяца, которые провел в подвалах Лубянки. 1 августа 1937 г. его приговорили к расстрелу, и в тот же день приговор был приведен в исполнение.

Было ему 38 лет, он был веселым, умным, здоровым, играл в футбол и плавал как дельфин (пограничные катера подбирали в море). Знаю, что он переписывался со своей матерью по-немецки — она жила где-то в Австрии. Мы ее никогда не видели. Наша мама запрашивала органы (в 80-х годах), в чем обвиняли отца Нам позвонил какой-то чин из КГБ и сообщил: в обвинении сказано, что ваш отец — английский шпион. А он был связан с немецкими коммунистами и владел немецким (говорил с мягким венским выговором) лучше, чем русским. Но этим, в НКВД, было все равно, что немецкий, что английский.

И вот только три года назад мы узнали, что после расстрела отца кремировали, а прах ссыпали в могилу №1 на Донском кладбище. В книге памяти есть даже его фотография. Сделала она была в ночь ареста на Лубянке (ведь НКВД действовали только ночами). На ней отец не брит, с взлохмаченньми волосами и затравленным взглядом. Мы с сестрой плакали, увидев это фото.

Мама — Семенова Галина Александровна (для меня она была мамастик, так и подписывалась она в письмах ко мне — mamastik) — была умницей, красавицей, с русской косой до колен и ярко-синими глазами, талантливой и сильной духом. Каждый человек пристрастен к своим родителям, потому что произошел от них, привязан к ним незримыми нитями, обнаруживает в себе их черты, манеры, привычки, пристрастия. И я не внешне, но очень во многом похожа на маму.

Она родилась 31 октября 1904 г. в городе Калязине Тверской губернии в богатой семье. Дед — Семенов Александр Иванович — старший сын в

купеческой семье, владел заводом, вырабатывавшим крахмал, и большими площадями лесов. Бабушка — Семенова Елена Петровна была из старинного дворянского, но обедневшего рода Благово. Она окончила Институт благородных девиц, танцевала в первой паре в Дворянском собрании и имела, как говорится, хорошие манеры. Ох, какой же блестящей они были парой — дед и бабушка (сохранились фотографии). Таких породистых лиц сейчас и не увидишь. У бабушки был чудный голос — меццо-сопрано. После революции она давала сольные концерты. У нас сохранилась афиша: «Концерт Е.П. Семеновой с участием Обуховой». Я помню ее голос, она напевала и дома.

Мама была третьим и последним ребенком в семье, и ждало ее прекрасное будущее. Детей отдали в известную Алферовскую гимназию в Москве. Зимой семья жила в 6-комнатной квартире на Плющихе. Мама очень успешно училась еще и музыке у известного музыканта Гедике. В гимназии она перешагнула через два класса и училась вместе с сестрой, которая была старше ее на два года, Среднее образование мама получила в 15 лет. Ну, а тут, как говорили старые люди, «случилась революция» и все пошло кувырком. Отобрали завод, леса, дом, деньги, а рояль унесли в какую-то контору. Где ютилась семья? Кажется в деревне у родни своей кухарки. Сама кухарка прятала бабушкины драгоценности, простите, в штанах. Деда арестовали, но через полгода друзья вытащили его. Работу после этого найти он не смог. Мама все еще играла (ходила в контору), музыка неслась в открытые окна, люди останавливались, слушали и говорили: это играет Галя — дочь Александра Ивановича. В 16 лет она поступила в Менделеевский химико-технологический институт. На курсе в сто человек было только две девочки. Математик говорил: «Все вы Семеновой в подметки не годитесь!»

В 21 год она получила диплом химика-технолога. Было это в 1925 г., а через два или три года она привела в дом мужа-революционера. Ну как могли встретить его родители? Пришлось молодым снимать комнатенку, и несколько лет они совсем не общались с родителями, братом и сестрой. Потом получили две комнатки в 3-комнатной квартирке в Козицком переулке (это было перестроенное из гаражей жилье). Жили счастливо, зарабатывали оба хорошо, по 1500 рублей (в 30-е годы это были большие деньги), когда я родилась, из Германии прислали полное детское приданое, маме помогала нанятая отцом медицинская сестра. Правда, по причине работы на химическом заводе, у мамы начались нелады со здоровьем, а меня в детстве одолевал диатез. Отец настоял, и мама перешла на работу в

проектно-конструкторское бюро. К 1937 г. она уже заведовала этим бюро, став инженером широкого профиля.

И грянула беда! Папу взяли. Мама кормила грудью сестру и ходила, ходила на Лубянку, носила передачи, хотя отца уже не было в живых. И доходилась — в ноябре арестовали и ее. Я это помню. В комнате появились дядьки в кожаном. Я, наверное, ревела, а она меня успокаивала, говорила, что скоро вернется. Наутро за нами пришла машина, забирать в детский приемник. Не отдала нас наша домработница Матрена. Она сообщила бабушке о случившемся, та примчалась и осталась с нами. Ей помогала наша тетя Нина. Вот они, запуганные насмерть женщины, и тянули двух недокормышей до самой войны. В войну нас — детей — эвакуировали, в конце войны — отдали в детский дом, иначе мы, наверное, погибли бы.

Маму по этапу отправили в Казахстан в АЛЖИР (Акмолинский лагерь жен изменников Родины). Сначала она была на общих работах — месила саман, чуть не погибла. У женщин от поднятия тяжестей выпадали матки и висели синими мешками между ног. Мама попала на операцию с грыжей. Хирург — женщина, тоже из заключенных. А потом лагерное начальство решило устроить два завода — сыроваренный и еще какой-то. Понадобился проект. Маму назначили главным инженером проекта, а затем и стройки. У нее — единственный на весь комплекс лагерей был пропуск на волю, она ездила в командировки. Правда, ее всегда сопровождал вечно пьяный охранник. Сколько же она делала добра для людей и как рисковала: проносила письма на волю, проносила еду (однажды под телогрейкой пронесла в лагерь целый круг сыра). В Казахстане страшные зимы, бывают метели с температурой около 40 градусов мороза. В такую погоду мама возвращалась из командировки (к сроку не вернешься — значит сбежала), ехали на санях, запряженных лошадкой, сбились с пути и проплутали около 12 часов. И хотя она была завернута в меховую полость, замерзла так, что ее пришлось отогревать, обкладывая горячими кирпичами. Еле выжила. Болела. Лагерное начальство ценило маму и поддержало ходатайство о ее досрочном освобождении. И вот в 1944 г., через шесть, а не восемь лет ее освободили. Это был единственный случай освобождения без какого-либо вмешательства влиятельных лиц. Еще год она проработала в Караганде, копила деньги на дорогу и на всякий случай. Жила она у сосланных туда Феррейнов (семья брата известного фармацевта).

В 1945 г. мама вернулась в Москву, в те же убогие две комнатушки, где жили бабушка, тетя, сестренка. Дед умер в 1942г. от голода. Я была в детдоме № 64 на Крьмской площади. Иногда удирала домой. Помню первую встречу с мамой — мне уже 12 лет, учусь в пятом классе. Мама...

постаревшая, но все еще красивая. Господи, какое же счастье, я узнала ее... слезы. А в детском доме нужно было молчать, взять меня оттуда не могли. Мама жила в Москве нелегально — их не пускали ближе, чем на 100 км. Но были люди, помогавшие таким, как она. Академик, химик Родионов помог ей купить чистый паспорт, прописал на своей даче под Москвой, и мама устроилась на работу в проектный институт старшим инженером, а жила в Козицком, где сосед — бывший офицер и пьяница — постоянно доносил на нас. Поэтому были частые ночные проверки документов, и ей приходилось частенько ночевать у подруг. Меня мама смогла взять домой только в 1948 году. Жили мы в одной комнатке вчетвером, а другую сдавали — денег не было. Я спала на столе, раздвигая его на ночь.

Папу и маму в 1956 г. реабилитировали. Маме дали комнату. В 1957г. она вышла замуж за бывшего ЗК (он был в плену, а потом в ГУЛАГе). Прожила она с ним почти 30 лет, а последние 4 г. со мной (отчим умер). Чуть ли не до 70 лет работала мама в реферативном журнале, писала сложнейшие рефераты (химические процессы и аппараты) с трех языков — английского, французского и немецкого. И, кроме этого, давала уроки музыки детям. Бабушка после войны говорила: «Лучше бы вы умерли, ну разве это жизнь!». Мы ее не понимали, другой жизни просто не знали. Дожила она до 1973 г., была ровесницей Сталина, а мама ушла из жизни в 1993 г. в возрасте 89 лет.