Правда пробивается к свету
Правда пробивается к свету
Марков В. Правда пробивается к свету : (Как это было) // Книга памяти: посвящается тагильчанам – жертвам репрессий 1917–1980-х годов / сост. В. М. Кириллов. – Екатеринбург : Наука, 1994. – С. 144–148.
(КАК ЭТО БЫЛО)¹
У нас на руднике III Интернационала целый поселок был заселен раскулаченными. Это лишь небольшая часть тех 480 тысяч ссыльных, которые попали в результате сталинской политики на Урал. Сейчас мы знаем, что такой необходимости в переселении не было и пострадали наиболее хозяйственные, умелые и предприимчивые крестьяне.
С одним из тех, кто не по своей воле попал в наши края, я хорошо знаком и хотел бы рассказать о его семье. Ивану Никитичу Семенову — три четверти века, но он выглядит моложаво для своего возраста и прекрасно помнит события тех давних лет.
Родился Иван Никитич в селе Большой Сундыр в
¹ Материал впервые опубликован в газ. «Тагил, рабочий» 1992. 9 апр.
Чувашии. Кроме него в семье было два брата и две сестры. Все беды начались с того, что во время нэпа его отец приобрел патент на торговлю. Товар приходил пароходом из Чебоксар, Нижнего Новгорода и Казани, а с пристани до дома доставлялся на лошади.
«Лавочка была так себе — пристройчик из досок к дому, к тому же и неотапливаемая,— вспоминает Иван Семенов.— Ассортимент самый необходимый для крестьян: соль, сахар, ситец, мыло, нитки, иголки, спички. Но водкой не торговал — для этого необходим был специальный патент.»
В 1931 году пришла нежданная беда, спустили план на сельсовет — раскулачить и выслать одну семью.- В 20-х уже была подобная кампания, но тогда, изъяв все нажитое, семью выселили из дома и на время арестовали ее главу.
В селе был и настоящий богатей: две мельницы, двухэтажный дом и полный двор живности. Но его жена приходилась племянницей председателю сельсовета. Поэтому предупрежденный родственником владелец мельницы все распродал и отправился в Москву со справкой, что является середняком.
«А с нами обошлись жестоко»,— вспоминает Иван Никитич.
С собой семье разрешили взять некоторые вещи и два пуда муки. Младшего брата пришлось оставить у дяди. Сначала Семеновы попали на пересыльный пункт, который находился на станции Вурнары. Охрану несли комсомольцы, вооруженные винтовками. Иван Никитич был знаком с одним из них, но тот сделал вид, что знать его не знает. Понять его можно: Семеновы — кулаки, и как врагов народа их надо было уничтожить. Такая имелась установка.
На пересылке собрались семьи из Чувашии, Марийской АССР и Мордовии, много русских из этих мест. В Ильин день лагерь посетили священнослужители — растроганные вниманием раскулаченные с особым старанием крестились и обращались с мольбой к всевышнему...
Офицеры ОГПУ за три дня провели сверку и оформление документов. Людей погрузили в товарные вагоны с трехъярусными нарами. Охрану несли солдаты. Кормили два раза горячей пищей. Многие, особенно пожилые, отказывались есть, узнав, что суп из конины. Куда везут, не говорили. Отсюда слухи, домыслы и даже паника:
боялись, что на расстрел. Находились смельчаки — бежали.
Через неделю людей привезли на станцию созвучным названием Сан-Донато. Местные вышли поглазеть на кулаков и были разочарованы. Вот так кулаки! Бедно одетые, в лаптях, женщины в национальных одеждах, с котомками. Так ступили волжане на землю уральскую, которая одним стала- второй родиной, а другим — последним пристанищем.
Расселили людей в засыпные бараки с общим коридором. Семеновы сделали нары, где спали дочери с матерью. А Иван Никитич с отцом обустроили для ночевки чердак. Расстались и с последней роскошью — добротная пуховая подушка обменена на три ведра картошки в селе Лая. Мать стала работать на стройке, а отец на шахте, на подвозке руды. Вагонетки толкали вручную, лошади появились позже. Шахты заливала' вода, происходили обвалы.
Иван Никитич выехал подпольно на родину в 1933 году. Остановился у дяди. Но (доложили, видно) вскоре из сельсовета принесли повестку в НКВД района. В г. Ядринске щеголеватый военный начал допрос. Иван Никитич объяснил, что хочет учиться в седьмом классе в чувашской школе, а на Урале нет возможности из-за плохого знания русского языка. Военный задавал много вопросов, но с особым интересом слушал об обустройстве раскулаченных на Урале. Подросток рассказал все без утайки — как есть. А следователь, наверное, понял, что этот кроткий, скромный чувашский юноша не представляет опасности — дал добро, вручил закрытый конверт для председателя. Председатель, прочитав письмо, начал кричать, выговаривать: «Только этих хлопот мне не хватало». Была дана инструкция без разрешения не покидать село. Дядя посоветовал вернуться на Урал.
В Тагиле учиться не пришлось. Иван Никитич устроился на работу, в 1937 году окончил курсы сварщиков на Уралвагонзаводе.
Жизнь налаживалась — родители купили корову. Раскулаченным давали ссуду на десять лет, помогали стройматериалами, для строительства дома отводили 15 соток. Но тем не менее брались немногие — боялись, что их здесь оставят навсегда. В учебе не ограничивали. Более того, прислали из Чебоксар старого учителя чувашского языка. В 1940 году приехал старший брат Дима, который окончил в Чувашии педтехникум. Он много натерпелся.
Был посажен на 10 лет. В заключении строил Волго-Донской канал. По амнистии его освободили. И подался Дима в город Ош, где устроился в театр художником. За малую провинность получил новый срок. Этапом повезли его под Ленинград — восстанавливать разрушенное финской войной. Зная «прелести» сталинских лагерей, решил бежать с товарищем. За две ночи пропилили полвагона. Примерились — голова свободно пролезла, значит, и туловище пройдет. Торопились — скоро Ленинград. Ночью на полустанке вылезли, но были замечены осмотрщиком вагонов. Охрана открыла огонь по убегающим. Товарища убили наповал, а Диме после многих испытаний удалось добраться до Урала. Но и в Тагиле брата Ивана Никитича не оставили в покое. Пришел старший по бараку с проверкой. Отец не растерялся, пригласил как гостя за стол, выставил бутылку, чем очень угодил. Диму представил родней из другого района города.
Летом во время сенокоса брат жил в шалаше. Старший по бараку предупредил отца, что придут из комендатуры. Дима решил покинуть город. Он был задержан в поезде и отправлен на фронт — уже шла война.
Органами НКВД производились внезапные облавы и в Тагиле: на базарах, вокзале. Отсутствуют при себе документы — направляли на передовую. Брат не дожил одного дня до победы. Похоронка пришла из-под Берлина с датой 8 мая 1945 г. Он был награжден медалью «За отвагу». Петя, младший брат, с первых дней был призван с рудника и пропал без вести...
В дни тяжелых боев под Сталинградом получил повестку и Иван Никитич. Прошел медкомиссию, но встревожился, все передумал, когда при перекличке не услышал своей фамилии. Оказалось, что УВЗ потребовались сварщики в цех по производству танков Т-34. Дали Семенову бронь. Прочитали инструктаж. За невыход на работу — до восьми лет тюрьмы.
Работали по 12 часов, выходной — раз в месяц и то как поощрение. Но питание было сносное. И так до конца войны — тяжелый труд на износ. Работа Ивана Никитича отмечена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».
Окончательно «раскрепощали» раскулаченных в 1941—1943 годах. И сразу многие уезжали на родину. Побывали в родном селе и Иван Никитич с отцом. Увидели: из их дома сделали столовую. И вернулись Семеновы на Урал.
Так и живут здесь Иван Никитич с женой. Анастасия Ивановна Тимонина тоже из раскулаченных, из русской деревни Анастасово Порецкого района Чувашии. Вырастили четверых детей, всем дали образование. Вот и внук старшего сына, отслужив, работает на Лебяжинской аглофабрике. Как верно подметил Иван Никитич, в его возрасте можно подводить итоги прожитому.
«Много передумал, обида зарубцевалась. Никто тогда не был застрахован от сталинской косы. Она могла настигнуть везде и каждого. Спасибо тем, кто помогает правде пробиться к свету»,— закончил свой рассказ бывший «кулак» Иван Никитич Семенов.