ОСТРОВА АРХИПЕЛАГА ГУЛАГ В КАЗАХСТАНЕ

Караганда и Экибастуз, Балхаш и Джезказган^¹, Целиноград и Петропавловск известны как крупные промышленные центры по добыче угля, черных и цветных металлов, машиностроения, освоения целины. Поистине космический рост экономики этих регионов обеспечил в значительной степени создание ракетно-ядерного щита бывшего СССР. И сегодня они оказывают исключительное влияние на экономическую, техническую и культурную жизнь республики. Здесь, в степях Сары-Арки, начал свою трудовую деятельность и получил навыки крупного руководителя первый Президент суверенного Казахстана Н. А. Назарбаев.

История развития и становления этих регионов поистине героическая, за 50 лет здесь выросли села и города, рудники и комбинаты, заводы и фабрики, другими словами, создан становой хребет экономики Казахстана. Но в истории освоения Сары-Арки были не только героические, но и трагические страницы. Освоение этих мест в 1935-1955 гг. в условиях пустынь и полупустынь, отсутствия водных ресурсов, транспортных коммуникаций и квалифицированных кадров осуществлялось не только добровольцами со всей страны, но и сотнями тысяч честных и достойных людей, которые оказались здесь принудительно через систему ГУЛАГа, прошли через неимоверные страдания, а многие нашли и насильственную смерть.

Судьба предопределила автору этих строк быть не только свидетелем, но и участником событий в те страшные годы. Работал на стройках гг. Джезказгана, Караганды, Темиртау, Целинограда, Гурьева^² и других городов сначала рабочим, бригадиром, затем возглавил Главное техническое управление концерна «Казахстанстрой»^³.

Мой дед по материнской линии, Леонов Гавриил Васильевич, 1871 г. р., был для своего времени довольно-таки грамотным человеком. Наверное, потому, когда его призвали на воинскую службу, он стал писарем в Императорском полку, квартировавшем в Польше. Отслужив 10 лет, вернулся домой, женился и одним из членов знаменитой семьи Бибиковых был рекомендован на Китайско-Восточную железную дорогу. Сохранилось удостоверение от 16 апреля 1903 г., которым «предъявитель сего Леонов Гавриил Васильевич приглашен на службу Общества Китайской Восточной железной дороги в качестве артельщика». Позже он был назначен старостой артели Харбинской пограничной таможни, видимо, возглавлял таможню. Здесь он пережил две революции, русско-японскую войну, смену красных и белых правительств, власть японцев и китайцев. Прослужив на КВЖД 33 года, он в 1936 г. после продажи за бесценок дороги советским правительством^⁴ возвратился на родину в г. Воронеж, где их встречали с духовым

оркестром. Сыновья его, Александр и Константин, жили в Америке, куда уехали еще в конце 1920-х гг. Дочь Зоя, выйдя замуж за П. В. Шуйского, позже ставшею знаменитостью в электротехнике, жила в Швеции. С дедом вернулись в г. Воронеж его жена Анна Михайловна и дочь Елена.

В 1937 г. моего деда и его семью, в том числе и мою мать, Сабинину Елену Гавриловну, объявили «врагами народа» и посадили как иностранных шпионов. Деда отправили на Север, где через полтора года он скончался, а мать, несмотря на беременность, — в Карлаг.

В мае 1938 г. в с. Долинка родился я. Согласно действующим инструкциям ГУЛАГа мать могла находиться с ребенком в лагере до двухлетнего возраста, после чего детей отправляли в детдома НКВД или к родственникам. К счастью, на свободе осталась моя бабушка, которая забрала меня и воспитывала до освобождения матери в 1947 г. Как мы жили в эти годы, жутко вспомнить - голод и холод, нищета и унижение.

В 1937—1939 гг. мама работала в Карлаге на строительстве Джартасской плотины и на создании оросительной системы в лагерном совхозе. Со слов мамы, это был настоящий рабский труд по 12 часов. На земляных работах норма составляла 8-10 куб. м вдень в зависимости от грунта. Механизация -лом, кирка, лопата и тачка. Как они работали, я не видел, но видел позвоночник мамы, который от тяжелой работы был похож на коленчатый вал.

К 1939 г. Карлаг имел уже развитую инфраструктуру - около 30 отделений с численностью каждого отделения до 10 тыс. человек. Лагерь обеспечивал продуктами не только себя, но и г. Караганду.

В 1939 г. для освоения Джезказганского меднорудного месторождения на базе Карлага был создан специальный лагерь строгого режима - Степлаг в пос. Кенгир^¹.

В каждом лагере имелась санчасть и аптека, а аптеке был нужен фармацевт. Мама по профессии была фармацевтом и ее из Карлага направили в Степлаг. Оставшийся срок мама работала зав. аптекой, благодаря чему осталась жива. Что такое работать в лагере зав. аптекой? Это очень и очень непросто, ведь аптека обслуживала всех: и заключенных (их были десятки тысяч), и охранников.

После освобождения мамы в 1947 г. мы с бабушкой Анной Михайловной приехали в пос. Кенгир, насчитывавший 3-6тыс. жителей из вольнонаемных и около 10 тыс. заключенных. Кенгир в те годы был поселком в пустыне. Ни одного дерева, растения, пыль по колено. От вокзала до поселка, где жила мама, мы шли пешком около 3 км по колено в пыли. Если проходила машина, то оставался хвост пыли, не оседавший несколько минут.

С 1947 по 1953 гг. я учился в школе, находившейся на другом конце поселка. На пути к школе строились дома и другие объекты «в зоне». Увидев это в первый раз, я спросил: «Почему они работают за колючей проволокой?» «Это «враги народа» — был ответ. Все мы — и дети, и взрослые — воспитывались в сталинском духе и хвалили вождя за все наши победы, особенно после войны. Мальчишки! Разве понимали мы тогда, кто такие «враги народа»? Конечно нет.

Колонны заключенных по 5 человек в ряду длинной, казалось, бесконечной лентой шли рано утром на работу в сопровождении солдат с автоматами и овчарками, вечером - обратно. Мы провожали их непристойными окриками, а то и забрасывали камнями. Эти наши действия поощрялись охраной.

Так продолжалось до 1953 г., когда вдруг выяснилось, что у мамы злокачественная опухоль, и ей удалили грудь. Но после операции температура не спадала. Позже анализы выявили у нее открытую форму туберкулеза. В то

время — смертельный приговор, но знакомые, бывшие заключенные-врачи, все-таки вылечили маму, хоть далеко не сразу.

Мама болела, бабушка старая и неграмотная, работать, естественно, не могла. Мама после освобождения вынуждена была работать в строительном тресте «Казмедьстрой», строившем ДГМК^¹, так как в аптеку ее не взяли как бывшего «врага народа». Оклад ее в тресте был 720 руб., по больничному она получала 30 %, то есть 216 руб.^² Как на них жить втроем? Поэтому в 1953 г. после окончания 7 классов я вынужден был пойти работать. Подруги мамы нашли мне «блатную» работу - рабочим-геодезистом УКСа^³ ДГМК в отдел генплана. В том же году на мое счастье в г. Джезказгане открылось первое учебное заведение — вечерний строительный техникум, в который я сразу поступил. Я считаю, что мне повезло: и в техникуме, и позже в Карагандинском политехническом институте нам преподавали настоящие ученые со всего Союза из числа репрессированных. Со мной вместе учились те, кто не смог учиться в годы войны, и те, кто сидел в лагерях, - большинство взрослые люди, многие имели семьи.

Как сейчас помню свой первый в жизни рабочий день. Моему начальнику было дано задание срочно сделать разбивку на ст. Комбинатская, находившейся от конторы на расстоянии 5—6 км. Дело было зимой, и с утра разыгрался буран. По идее нужно было отложить работу до окончания непогоды. «Нет, нельзя откладывать, - сказал наш шеф, — заключенные будут простаивать, за это нас посадят». На проходной часовой всех впустил, кроме меня, из-за отсутствия пропуска. Кое-как шеф уговорил часового пропустить и меня. Часа 3-4 мы делали разбивку (правда, я еще не знал, что это такое). Держал вешку и забивал кувалдой стальные штыри в мерзлую землю. Замерзли мы как собаки, у начальника замерзли и оледенели брови, ресницы и усы (от теодолита). Заключенных нигде не было видно, они не работали и сидели в здании строящейся трансформаторной подстанции. Из трубы над ее кровлей шел дым. «Пошли греться, - сказал начальник, - нужно сдать разбивку бригадиру». Мы пошли к трансформаторной. Меня от холода и страха колотило. В голове носились мысли: «Как идти к «врагам народа»? Что будет?» Начальник, почувствовав мое состояние, сказал: «Пойдем, не бойся, тебя никто здесь не тронет». Мы вошли в помещение, а я сзади спрятался за их спины. Через несколько минут «бугор» (главный среди заключенных) увидел меня и говорит: «Эй, это кто там прячется у вас за спиной? Выходи!» Ноги мои не слушались и не хотели идти. Меня всего трясло от холода и страха. «Эй, мальчик! Да ты совсем замерз! На, выпей чаю с сухарем, согрейся», - сказал «бугор» и подал мне алюминиевую кружку и сухарь. Кружка отбивала дробь о мои зубы. Но после нескольких глотков горячего чая и тепла мангала я быстро почувствовал, как мои тело и ноги стали оживать. «Начальник, а чего это с вами пацан пришел?» — спросил «бугор». «Да у него отца нет, мать в больнице да старая бабка. Кому-то работать надо», — ответил шеф. «Да, видно, на воле жизнь ненамного лучше

нашей, если пацаны на работу идут», - вздохнул «бугор». Страх во мне постепенно прошел, холод тоже, одобрительные с сочувствием взгляды и реплики заключенных в мой адрес впервые заставили меня усомниться и задуматься: «Как же так? «Враги народа», а проявили ко мне такое внимание и сочувствие. Что-то здесь не так. В чем дело?» Ответ на этот вопрос я до сих пор не получил, как мне кажется, его не получили многие тысячи, миллионы людей.

Я описал лишь один эпизод из жизни. Что такое Карлаг, Степлаг и другие лагеря? В каких условиях содержались и работали заключенные? Об этом уже написано много книг, статей, сняты фильмы. Но многое еше неизвестно, еще закрыты архивы, личные документы уничтожены. Живых свидетелей почти не осталось. Многие узники Карлага называли его лагерем смерти. Но были места и пострашнее. Такие, как Спасск — лагерь смертников. Десятки заключенных от неимоверных условий труда умирали здесь ежедневно. Каменоломни разрабатывались вручную, а после окончания работы заключенных заставляли нести камни для постройки зоны проживания.

С 1953 по 1956 гг. я непосредственно работал с заключенными в «зоне», а затем в ней же, но без конвоя. В 1954 г. в Степлаге произошло самое крупное восстание заключенных, длившееся около двух месяцев и впервые закончившееся победой заключенных - ликвидацией Степлага, затем Карлага и всей системы ГУЛАГа.

В 1959 г. я поступил учиться в Карагандинский политехнический институт. Уже на первом курсе была создана спецбригада, которая работала на строительстве здания института. Я был включен в бригаду и отработал на этой стройке все 5 лет, как говорится, «от первого колышка», совмещая работу с учебой.

За годы учебы и после окончания института было множество встреч, разговоров и совместной работы с бывшими узниками Карлага, Степлага и другими политкаторжанами. Все прошедшие «академию» ГУЛАГа люди поражали меня силой характера, человечностью и способностью сострадать. Никогда не забуду своего преподавателя математики Ермекова Алимхана Абеуовича, «врага народа», прекрасного человека, такого чуткого педагога, любившего математику не меньше жизни и свободы.

Сколько нужно еще издавать «Книг памяти», чтобы вернуть истории имена невинных жертв тоталитарного режима? 31 мая Указом Президента Республики Казахстан установлен День памяти жертв политических репрессий, изданы указы о льготах. Но постепенно власти на местах и в правительстве стараются замять прошлое, убрать из народной памяти трагедию народов. Этого не должно произойти.

Вспоминая прошлое, невольно задаешься вопросами: Кому нужны были эти колоссальные жертвы? Во имя чего они принесены? Если есть Всевышний, куда он смотрел? Неужели народ и его правители могут быть ко всему этому равнодушными, безучастными? Ответы на эти вопросы зависят от каждого из нас.