Папа, мама, я и Сталин: Документальное повествование
Папа, мама, я и Сталин: Документальное повествование
(Отрывок из книги "Мама, папа, я и Сталин")
Дело, конечно, не в Сталине, а в сталинщине. Совершенно неважно, усатый он был или безусый, рябой или чистокожий, грузин – не грузин, с акцентом он говорил или без акцента и даже какой табак курил – «Герцеговина флор» или что-то иное.
Суть в другом – в том зловонии, которое издал этот безбожник, вселив его в народ, в его историю и заразив этим смрадом будущее.
Сталин – это Чернобыль на десять поколений вперед. Это наркотик самого низкого пошиба – клей, которым дышим и который лижем. И которым приклеиваешься ко всему, изначально испачкавшись.
Сталинщина – та самая сатанинская сила зла, сделавшая людей послушным стадом баранов, не желающих знать правду о себе и продолжающих эту правду или скрывать или атаковать.
19 миллионов 870 тысяч арестованных и семь миллионов расстрелянных (с 1 января 1935 года по 1 июля 1941) плюс миллионы погибших и загубленных жизней до и после. Но, повторяю, КАЖДЫЙ, кто остался жив, подвергся – волей-неволей – воздействию сталинских гамма-лучей, в результате чего произошло и происходит по сей день катастрофическое для человечества – и прежде всего – для россиян ВЫРОЖДЕНИЕ и ПЕРЕРОЖДЕНИЕ homo sapiens в моральных уродов.
Последствия культа личности оказались не менее страшными, нежели сам культ вождя.
Все деспоты сначала были узурпаторами. И Сталин тут не исключение. Конечно же, он возник не сам по себе, это не случайный трюк истории, не выпадение из ее многовекового течения – при всех макропроявлениях ужасов и кошмаров бытия. У сталинщины была огромная российская предыстория, имевшая свой генезис деспотизма.
Централизованная власть, на которой зиждется Московия, сложилась как необходимость постоянного противостояния атакам с юга и востока, но далее геополитическая реальность огромных территориальных пространств сказалась в полной мере: вместо противостояния началось ВБИРАНИЕ и РАСТВОРЕНИЕ чужого в своем – Русь омонголилась, породнилась с Ордой и сомкнулась с «азиатчиной». Теперь Москва как государство укрепилось и развернулось в противоположную сторону – на Запад, но уже с наступательными угрозами и действиями. Еще Грозный пошел «на Германы». И это ПОСЛЕ Казани и Астрахани.
Новое противостояние, по сути, продолжается по сию пору. И Первая Мировая, поднесшая нам на блюдечке революцию и фашизм, и Вторая Мировая, перекроившая Европу и укрепившая сталинщину – это непрекращающаяся схватка Востока и Запада, продвижение Востока на Запад, которое сегодня, к тому же, приобретает характер мирного врастания в европейскую жизнь – как Русь когда-то омонголилась, так Европа ныне омусульманивается.
Сталин – образец деспота восточного типа. И сталинщина, блистательно воплощая все прелести «диктатуры пролетариата», сей своей махиной опиралась на свергнутое самими же большевиками имперское самодержавие с его нафталином бесчеловечности, бесправия и безнравственности. То, что на Западе квалифицировалось как дикий криминал, у нас – норма. Тот беспредел, которым другая цивилизация будет ошарашена и шокирована, нами, обалдевшими от повседневности, воспринимается как бирюлька в игре, как информационный повод в очередной новостной программе. Апокалипсис здесь не мешает райским наслаждениям и не влияет на хорошее настроение в приятной компании по вечерам. Отречение от памяти происходит после события. Человек вырабатывает защитную идиосинкразию к любому злодеянию и тем самым становится косвенным участником злодеяния, потенциальным его вершителем. Сталинщина продуцировала именно такого НОВОГО, а, по сути, старого человека.
Услышим слова Н.А. Бердяева, сказанные давно, аж в 1918-м году («Духи революции», сб. «Из глубины») и поразимся их соответствию и тому, что было, и тому, что есть: «Нет уже старого самодержавия, а… по-прежнему нет уважения к человеку, к человеческому достоинству, к человеческим правам. Нет уже старого самодержавия, нет старого чиновничества, старой полиции, а взятка по-прежнему является устоем русской жизни, ее основной конституцией. Взятка расцвела еще больше, чем когда-либо… Нет уже самодержавия, но по-прежнему Хлестаков разыгрывает из себя важного чиновника… Нет уже самодержавия, а Россия по-прежнему полна мертвыми душами, по-прежнему происходит торг ими… Личина подменяет личность. Повсюду маски и двойники, гримасы и клочья человека… Все призрачно. Призрачны все партии, призрачны все власти… Для Хлестаковых и Чичиковых ныне еще больший простор, чем во времена самодержавия».
Сталинщина, несомненно, вышла на этот простор и обволокла «клочья человека» своей «призрачностью». Гул Востока накрыл се западные писки.
Сталинщина – это власть над обществом и индивидом, сначала сокрушающая этого индивида, стирающая его в порошок, а потом нахваливающая этот порошок за верность себе.
Главная пружина этого механизма – пролитие крови, насилие и далее – растление человека враньем, беспримерным по своему масштабу вдалбливанием в мозги и плоть фальшивых лозунгов и идеологем. Сталин создал огромный аппарат внедрения вранья во все области и закоулки человеческой жизни. Сталинщина – всепроникающая сила внешне привлекательной фальши. Лжебог заставил веровать в себя, поправ самые святые человеческие права – на свободу и истинную демократию. И преуспел в этом.
Целью верховной власти Сталина было вылепить верноподданного раба, управляемого и организованного в трудовую армию, состоящую из бесконечного количества друг другу подобных нулей. Эта всенародная армада антиличностей обязана была откликаться на любые лозунги и беспрекословно выполнять любые приказы. Однако одного послушания было мало. Следовало начинить каждого нуля пламенной большевистской идеологемой – да так густо заполнить пустоту дребеденью утопии, что человек окончательно переставал быть мыслящим человеком, а становился homo-советикусом, то есть существом особого рода – идейным борцом (это обязательно) за торжество сталинского дела.
Чем шире и глобальнее виделся его размах, тем больший фанатизм требовался для осуществления грандиозных проектов. Переустройство жизни сверху донизу не могло быть достигнуто без переустройства внутреннего мира человека, - сталинщина врастала в печенки и в сердце нуля, делая его мнимую значимость содержанием жизни. Все дела недаром звались «свершениями», строительство социализма объявлялось священнодействием, которое под мудрым руководством любимого Кесаря творилось в едином порыве масс.
Именно этой парадигме противостояла так называемая личная жизнь. Она как-то все время мешала – то ли своей интимностью, то ли секретностью – нашему новому государству «строить и месть в сплошной лихорадке буден». Личная жизнь оставляла человеку щелочку, в которую он мог скрыться от спускаемых сверху пятилеток и войн, поэтому лишить человека личной жизни или хотя бы ограничить ее проявления было одной из задач госсистемы, требовавшей от индивидуума, чтобы он ВСЕЦЕЛО и ДО КОНЦА принадлежал идее с потрохами, чтобы он (она) принес (принесла) всю свою (а если надо, то и не свою!) жизнь на алтарь в виде жертвы вождю. Сталинщина считала: личную жизнь надо присвоить, а лучше бы ее вообще отменить.
Однако, как ни силен был Кесарь, как не лез в дома и коммунальные квартиры, насылал в них «агитаторов» перед выборами (которые, естественно, были лишь «голосованием»), как не пытался начинить советского человека ненавистью к любви и сексу, далеко не все по этой части у Сталина получилось. Народ, хоть расшибись, продолжал размножаться.
Что делать в этой непростой ситуации?..
Надо подчинить человека по полной программе, запустив в извивы его души исключительно ОБЩЕСТВЕННЫЕ интересы, по возможности разделить полы (отсюда женские и мужские школы), вытравить из искусства какое-то подобие телесных связей (поцелуй на крупном плане в кино надо показывать целомудренно, без участия губ и языка, а лучше вообще убрать, чтоб другим неповадно было), о Фрейде забыть (поскольку Фрейда этого нет и не было) и, если у нас есть любовь, то только «Любовь Чровая»…
Личная жизнь вредна. Она полна разврата и мы будем стоять на страже, не пуская к ней граждан страны Советов (отсюда ночной просмотр итальянского фильма «Дайте мужа Анне Заккео», на котором я побывал десятиклассником, и бешеный успех индийского фильма «Бродяга», который свел с ума советский народ рассказом про любовь парии к красавице Наргис).
Да что кино, к тому ж зарубежное?
Есенина запрещали!.. и за что?..
«Мелкотемье». «Мещанство». «Пошлость». «Аполитичность». И, наконец, «Отсутствие классовой позиции»…
«Шаганэ ты моя, Шаганэ» - звучит красиво, но нам такое Шаганэ не нужно!»
Личная жизнь отвлекает и влечет. Нет личной жизни. Не «переживательной литературе», долой поэзию мелкотравчатых чувств и настроений.
В восьмом классе я участвовал в школьном конкурсе на лучшего чтеца. Я выбрал «Письмо к женщине» Сергея Есенина и имел на вечере большой успех, особенно у девочек из соседней женской школы № 635, которых пригласили на первый тур конкурса.
Хотя с высоты сегодняшнего времени должен признать, что я, вероятно, был очень смешон, когда проникновенно произносил со школьной сцены:
Вы помните, вы все, конечно, помните,
Как я стоял, приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое в лицо бросали мне.
И дальше – самое волнующее, самое сногсшибательное:
Вы говорили: нам пора расстаться,
Что вас измучила моя шальная жизнь…
О да, из уст восьмиклассника «моя шальная жизнь» - это было круто, и по тем временам настолько непозволительно исповедально, что в Актовом зале наступила оглушительная тишина. Однако самый большой восторг у школьной публики, очевидно, вызвали следующие слова:
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел катиться дальше вниз…
Почему никто не хохотал надо мной, я до сих пор не знаю. Но овацию я получил, девочки рукоплескали моей страсти…
И тут все испортила Лидия Герасимовна, моя любимая учительница литературы, член жюри. Она подошла ко мне и сказала:
- Хочешь на второй тур?.. Есенина со второго тура придется снять.
- Почему?
И тут я впервые в жизни услышал слово, значения которого я тогда не понимал:
- Эротика.
Да, слово было непонятное, но звучало зловеще, как приговор.
Я не стал расспрашивать, что это такое, но понял, что «эротика» - это что-то нехорошее. Только спросил:
- А Горького можно?
- Горького можно, - обрадовалась Лидия Герасимовна. Она не знала, какую свинью я ей задумал подложить!
Через месяц на втором туре (был такой же вечер с традиционным приглашением девочек из соседней школы) я прочитал «Девушку и смерть» - маленькую стихотворную поэму Горького.
Вот где была эротика так эротика!
Жюри от ужаса онемело. Зато мой зрительский успех был еще большим. Спорили: давать мне первую премию или не давать.
Решили мудро: первую не давать, дать третью. Но все понимавшая и болевшая за меня Лидия Герасимовна все же выторговала на заседании жюри для меня первый приз – книгу Немировича-Данченко о театре, которая полагалась чтецу, занявшему первое место.
Она сказала:
– Он хотя неправильно выбирает репертуар, но читает хорошо, по смыслу.
А смысл действительно был «эротический». Ведь мне было известно, что товарищ Сталин произнес по поводу поэмы «Девушка и Смерть»:
– Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гете: любовь побеждает смерть.
Сказал хлестко, это правда.
Вот только «личную жизнь» моих родителей кто поломал?..
Рабство есть сердцевина сталинщины. Но рабству предшествует порабощение – этой задаче Сталин посвятил все свое пребывание у власти, используя изощренную демагогию именем ленинской утопии.
Победив фашизм, сталинщина примазалась к народной победе и доказала только одно – что ее тоталитарная система посильнее гитлеровской. Для доказательства своего «правого дела» сталинщина пустилась во все тяжкие.
На Западе пол-Европы оказалось под ее железной пятой. На Востоке коммунистический Китай и его (наша тоже!) сателлиты – Северная Корея и Северный Вьетнам (впоследствии к этой фаланге «красные кхмеры» присоединили Кампучию) в полной мере надышались сталинщиной. Снова были пролиты реки крови и там, и там. Снова нам врали и врали – и про Москву – Пекин, и про Корейскую войну, и про Вьетнамскую.
Опыты Пол пота над своим народом так же сродни сталинским. 3 миллиона зверски замученных и укокошенных камбоджийцев.
Все это очевидно, общеизвестно и вполне осознано нормальным миром. Только мы продолжаем настаивать на «правде сталинских репрессий».
Я не оговорился.
Именно так называется книга уже отошедшего в иной мир (вослед своему кумиру) Вадима Кожинова – «Правда сталинских репрессий».
Не – о сталинских репрессиях. А в родительном падеже. Чувствуете тонкость заглавия?
Основная идея Кожинова: Октябрьскую революцию сделали евреи, а сталинщина и Холокост – это, мол, расплата евреев за грехи перед русским народом. По этой же кожиновской логике можно поставить вопрос: а за какие грехи, скажем, расплачивался русский народ в татаро-монгольском иге, которое длилось триста лет?!. Но Кожинову важно было навесить на евреев побольше вины и ему казалось, что чем полнее будет список революционеров еврейскими фамилиями, тем он будет убедительнее для черни. Все русские, грузинские, армянские, польские, украинские фамилии при этом забывались или упоминались вскользь – лишь бы составить сногсшибательный концепт для подогрева низменных ксенофобских страстей.
И это тот же самый Кожинов, который «открыл» нам великое литературоведение Михаила Бахтина, начисто забыв о его зэковской судьбе, к которой «правда сталинских репрессий» имеет прямое отношение.
В своем шовинистическом раже почвенничество этих «патриотистов» (по меткому и ироничному определению Виктора Оскоцкого) имеет империю как идеал российской государственности, а наилучшим «императором» с вожделением и придыханием называет товарища Сталина. Никого не заботит при этом, что слова «империя» нет в нашей Конституции, а значит утверждение этой государственности просто-напросто антиконституционно.
Труды Кожинова – это одна из многих нынешних попыток оправдать Большой террор и тем самым втащить прогнившее тело и дух Сталина обратно в Мавзолей. Вынуть его из-под земли у Кремлевской стены и представить нам его в виде живого светоча по-новой.
Кожинов уже при жизни стал лидером националистического крыла в писательской среде, этаким гуру российской «черной сотни» новейшего образца. Другая его человеконенавистническая, пронизанная зоологическим антисемитизмом книга названа подобно упомянутой – «Правда черной сотни». Таким образом, этот мыслитель сам подчеркнул близнецовую природу сталинщины и нацизма, да еще придав этому букету из двух ядовитых цветочков соответствующий качественному дерьму запашок.
Представьте, в современной Германии выход книжечки, на обложке которой, скажем, тиснуто: «Правда гитлеровского Заксенхаузена» или «Правда коричневого нацизма» - что сделали бы с их автором?..
Затеяли бы полемику или срочно отправили на суд в филиал Нюрнберга?..
А у нас можно. «Сталин был прав, когда…» - и дальше следует нео-сталинская проповедь. Сталинщина накрыла своей черной тенью пространство кагэбэшной России, поскольку прозябание в безнравственности сделалось нашим бытом. Интеллектуальные вертухаи типа Кожинова и примкнувших к нему сталинистов-черносотенцев открыли свои поганые рты и извергают тонны яростных славословий в адрес великого кровопускателя. Все эти прохановы, куняевы и другие «жадною толпой стоящие у трона» лезут из кожи вон, чтобы только сбить с толку не знающих своей истории людей и сделать из них скотов. Сталин болванил и эти оболванивают. Продолжают неистовое вранье, называя его внаглую «правдой». Но кожиновские «правды» отличаются от истинной, как всем известная главная газета страны от реальности.
Правда потому и свята, что руководствуется фактами, а не измышлениями по их поводу и без повода. Правду, сказано народом, в мешке не утаишь, но можно с большим успехом надеть ему мешок на голову.
Там темно. Там чем темней, тем сталинщине лучше. Обезглавленный народ не думает по простой причине – нечем. В темноте, да не в обиде. На кого обижаться?.. На себя или на вождя?
Кто виноват? Мы или он?
А никто.
Ведь ВСЕ мы так или иначе участники этой истории. А большинство – соучастники.
Народ, ты кто?.. Быдло или все-таки народ?..
Сталин делал из народа быдло, сталинщина сделала.
Руками НКВД, златоустами Союза писателей, мастерами – ремесленниками Союза художников и союза кинематографистов… сколько мазни на иконах с ликом палача!.. Сколько бетона потрачено на Берлинскую стену, чтобы сохранить сталинистский мир, обособив его позорным разделением с миром, где выборы – это выборы, а не голосование, где каждого бездомного котенка приютят в теплом месте, а не отправят на живодерню, где человек сам решит, в каком месте ему лучше жить, куда он хочет поехать и в какую церковь пойти помолиться…
Сталинщина запрещала нам все – от Булгакова до могилы на том кладбище, где лежат родители.
- Живите покороче! – говорила нам сталинщина. – И не задерживайтесь на этом свете!
Быдло послушно выполняло этот приказ.
Самый распространенный сюжет трагедии тех лет: жил, умер и забыт от многократного употребления «убит» путали с «умер». Ничего страшного, все умрем. Ну, подумаешь, миллионы погибли!.. Я же жив!.. И мой сосед тоже в порядке. Закуска есть, бутылка на столе, что еще советскому человеку надо?!.
Словечко «совок», пущенное в оборот во времена перестройки (автор – певец и композитор Александр Градский), припечатало сталинщину за ее главное преступление – создание уникального изделия, имеющего человеческий облик, но человеком не являющегося, ибо «совок» - это ДРУГОЙ менталитет, ДРУГАЯ психология, ДРУГОЕ представление о зле и добре.
Сталинщина изготовила мракобесное чудовище, живущее без фундаментальных ценностей, вне культуры, по инстинктам расплодившихся кроликов и рыскающих по белу свету и по магазинам волков.
Их можно пожалеть. Но любить их нельзя.
Я люблю Россию вне сталинщины, вне ее современной дьяволиады.
У нас были и есть гениальные честнейшие люди, перетерпевшие сталинщину и выбросившие ее из своего нутра. Солженицын и Сахаров сделали это за нас и для нас – так что мешает нам освободиться от бесконечного вранья сталинистов, для которых «жить не по лжи» - пустой звук, хуже горькой редьки. Пусть медленно, пусть со скрипом, но нам придется это делать, иначе – гибель, иначе – смерть.
Нынешний демографический показатель – убывание каждый год по миллиону россиян – это сталинщина сегодня. Уже вроде ТАКИХ концлагерей нетути, а вот поди ж ты – смертность растет и видно, как ухмыляется на каждых похоронах летающий в нашем пространстве призрак в сапогах и с усами.
Сталинщина въелась в мозги и души людей. Эта порча настигает каждого, как свиной грипп или эпидемия паранойи. Система подавления срастается с системой мышления, если, конечно, под мышлением понимать его отсутствие.
Свобода имитируется. Рабу с утра до ночи вдалбливают, что он свободен. И он наполняется уверенностью, что это так.
От «совковости» нас излечит только свобода, не мнимая, не по крохам, а настоящая, всеобъемлющая.
Не для того Горбачев отменял цензуру, чтобы мы смотрели с утра до ночи сериалы, попсу и танцы на льду. Катастрофизм, которым полна на ша сегодняшняя жизнь – следствие той общеглобальной показухи, которую сталинщина выстроила как основу основ. Если до сих пор говорят о «заслугах Сталина», то они связаны прежде всего с показухой – будь то стахановское движение, фильм «Кубанские казаки» или даже высотные дома в Москве, построенные, кстати, подневольным трудом тех же «зэков».
Главные козыри сталинистов, (кроме, конечно, победы над дружественным до войны фашизмом) – «индустриализация», Днепрогэс, стройки коммунизма на Волге, лесополосы и торфоперегнойные горшочки в нечерноземной земле – это неоспоримо, однако создано, по примеру Петра, на костях работяг и при обязательном участии огромной трудовой армии заключенных. «Катюши» создавались в арестантских конструкторских бюро, Туполев сидел и придумывал свои самолеты там же, зато в области балета мы были впереди планеты всей…
Сталин душил генетику и кибернетику, преступно отбрасывая страну на последние места в научных разработках, но не брезговал воровством чертежей из ненавидимой им заграницы – не только атомной бомбы, но и автомобилей.
В школах запрещали писать авторучками, танцевать румбу и фокстрот, отдавая предпочтение бальным танцам (падеспанец – хорошенький танец» и краковяк – это можно, другое нельзя) и заставляли ходить парами по кругу во время перемен. Школы делились на мужские и женские – только чтобы на уроках физкультуры мальчики не видели, как переодеваются девочки.
Джаз – это «музыка толстых», по блестящему определению худого, как жердь Горького – был первейшей опасностью для сталинщины, не выносившей какой бы то ни было импровизации и не контролируемых джем-сейшнов.
Молодых людей, имевших длинные волосы, стригли наголо, вероятно, зная, что придут странные времена, когда в нашей стране бритоголовые в черных рубашках со свастикой будут носить гордое звание русских фашистов.
Сталинщина выпустила наружу прятавшуюся в глубинах усредненного, а иногда и отмеченного талантом человека, паршивость, освободила его от мук совести, провозгласила бесстыдство как норму поведения.
Возникает ключевой вопрос: отчего стало возможно всенародное падение в безнравственность, откуда взяла Россия энергетическую способность к столь диким проявлениям греха и почему дьявол избрал именно Россию для своих экспериментов над жизнью и смертью?
Бабушка моя, когда Сталин умер и начался похоронный стресс, сказала, узнав, что на Трубной площади толпа раздавила насмерть около пятисот человек (мы-то жили между Неглинной и Петровкой – двор рядом, трупный запах ударил в ноздри):
- Антихрист сдох и взял их с собой.
Я тогда был маленький (16 лет) и не понимал глубинного тех слов, но хорошо запомнил, как мама замахала рукой:
- Тихо!.. Тихо!.. Соседи услышат.
Много позже я понял, что зримый Христос метафизически возвращается к человечеству с целью наделения миру любви вселенской и света небесного. Христос занимается ВНУТРЕННИМ спасением каждого грешника и приводит его к очищению, наполняя человека осмысленной радостью бытия, в котором нет места ненависти и неуважению другого. Мы постигаем Бога, исправляя и направляя себя к лучшему – и царство Божие является этим лучшим.
Антихрист же, напротив, опустошает человека, вселяет в него глобальную скверну, вселяет безумие и страх, вносит атмосферу конца света в реальность, где торжествует насилие и ходит ходуном смерть. Мы зовем такое явление ИСЧАДИЕМ АДА.
Выбирай, Человек!.. Выбирай, Народ!.. Выбирай, Человечество!
Россия, несомненно, выбрала Антихриста, который понравился своей теорией Утопии, а затем и практикой.
Сказался многовековой разрыв между культурой и бескультурьем, бедными и богатыми, справедливостью и несправедливостью произошло исторически насыщенное накопление зла, нарыв прорвался в революции, в ее первородстве с бесами, о пришествии которых так умно и страстно просигналил Достоевский.
Вообще тема «Достоевский и сталинщина» мне представляется чрезвычайно актуальной. Здесь не место исследовать и анализировать преступную деятельность вождя, проверяя ее с помощью романов «Преступление и наказание», «Подросток», «Братья Карамазовы», «Идиот» и «Бесы», однако императив «Если Бога нет, то все позволено» дает ключ к пониманию что, как и почему произошло в христианской, по преимуществу, державе.
Сталинщина не только обрекла Россию на пустотное существование и умерщвление народов, ее составляющих, но еще и опозорила великую, по сути, страну, сделав ее жупелом и кошмаром в глазах других стран и народов.
Легенда о народе-богоносце разрушена была неистовой нетерпимостью сталинщины. Антихрист занял место Бога!.. И пошло-поехало!..
Вдруг выяснилось, что в любой толпе имеется энное количество потенциальных палачей и ничтожеств, для которых убить – расстрелять – пара пустяков.
Возымев право расстреливать, начни с себя.
Но почему-то мало кто воспользовался этим советом. Удивительно другое – и в Германии – стране Гете и Баха, и в Стране Советов – родине Достоевского и Чехова – ИСПОЛНЕНИЕ кровавых мерзостей было плевое дело.
Кстати, если Антон Павлович призывал «выдавливать из себя раба», то сталинщина, наоборот, так сказать, выдавливала раба в себя.
И это здорово получалось!
Масса, за редким исключением, вела себя послушно и совершенно не страдала от творящегося вокруг безобразия. Вспомним лермонтовское: «и вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ». Но хочется не то, чтобы поправить горестный вопль поэта-патриота, а немного уточнить: «народ» послушным не бывает, послушным бывает НАСЕЛЕНИЕ, то есть те, кто в отличие от народа потерял нравственные ориентиры и творит зло со спящей совестью.
Россия, подмятая сталинщиной, пребывая в испуге и лени, легла под сталинщину, признав за ней всепобеждающую силу, - униженные и оскорбленные один раз пошли гуртом за большевиками, а на второй раз, кроме Кронштадта и Тамбова, чьи протесты были показательно подавлены и утоплены в море крови (против восставших тамбовских крестьян применялись даже газы), духу не хватило. Да и всеобщий энтузиазм и пафос, устремляющий общество к всеобщему счастью, сдвигал мозги набекрень.
Самые умные, конечно, все понимали и затихали. Глупые и недоразвитые прекрасно обустроились в сталинском лепрозории. Они вступали в партию и быстро становились плоть от плоти режима от слова «режь».
На Страшном суде не страшно. Страшно было на партсобрании.
Объявят «вредителем», «врагом народа» - и пиши пропало. Лучше я буду первее и донесу, куда следует – на друга, на соседа, на сослуживца. Раньше, чем он – на меня.
Так делалось самое черное дело сталинщины: бывший народ-богоносец превращался в податливый придаток сталинщины – тиран делает с нами все, что хочет, а мы делаем все, что хочет тиран. Договор подписан и обжалованию не подлежит.
Конечно, за политическую деградацию народа ответственность несет интеллигенция. Ленин это понимал и считал интеллигентов «говном». Что же должен был считать Сталин, по всем интеллектуальным параметрам, казалось бы, уступавший Ильичу?
Сталин должен был пойти дальше своего учителя и показать, что есть что-то, что ниже «говна». То есть «лагерная пыль». Отсюда – прагматичное и холодное, как сталь, решение уничтожить элиту и на ее место поставить своих холуев и прихвостней. Единственное, перед чем вождь иногда терялся, так это перед Большим талантом.
Пастернака он уважал, поскольку «нэбожитель» проявлял к вождю искреннее личное верноподданичество, хотя весь маразм и ужас текущего момента Борису Леонидовичу был отвратен.
Сталинщина, с одной стороны, делала интеллигенцию «говном», а тех, кто сам не делался, тот и «обделался», - элиту дробили страхом, ведь чувствовать себя на мушке и одновременно творить было невозможно.
Отдельные, самые выдающиеся лица оставлялись нетронутыми в качестве деликатесов (Эренбург, Симонов, Шолохов, Эйзенштейн, Шостакович, Прокофьев и др. – за их активную лояльность и поддержку – пусть с некоторыми ответвлениями в сторону «гуманизма» - генеральной линии), другие шли в гарнир и беспощадно ликвидировались (список астрономический).
Еще была тончайшая прослойка из «недобитков» (Ахматова, Станиславский, Немирович, Вернадский, Шкловский, Тынянов, Пришвин – скамейка не вся, но короткая), - этих сталинщина или проспала, или не догнала по причине усталости, - палачи, если перетрудились, иногда становятся вялыми до такой степени, что нажатие курка лишний раз делает профессию скучной и однообразной. А может, просто руки не дошли…
Вон Ахматову как гнобили, но не догнобили. И на старуху бывает проруха. «Старуха» в данном случае – Анна Андреевна.
Новую (управляемую) элиту сварганить, в общем-то, удалось. Я бы воздержался называть ее «приспособленцами», потому что слишком жестоко осуждать людей за то, что они хотели выжить с головой на плахе при занесенном топоре.
Есть, правда, другое словечко в русском языке – «лизоблюд». Оно хлесткое, но образное, и потому наиболее точное.
Я прежде вольность проповедал,
Царей с народом звал на суд,
Но только царских щей отведал
И стал придворный лизоблюд.
Это четверостишие неизвестного автора, адресованное чуть ли не самому Пушкину за проявление поэтом «хвалы свободной» Николаю уже через год после виселиц декабристов, - можно отнести к тогдашнему самиздату, но в наше время его к месту вспомнил Соломон Волков в своей чрезвычайно важной именно сегодня книге «Шостакович и Сталин. Художник и царь».
Да, царь. Рассказывают, будто Сталин, однажды приехал в Грузию и в разговоре с матерью, на ее вопрос «Сосо, а ты кто там в Москве теперь», вождь ответил: «Ну… вроде царя». То есть он сам со спокойной совестью идентифицировал себя с должностью, ради свержения которой большевики вздыбили Россию.
Русский царь – существо особое. Он фараон в косоворотке. Божество в сапогах.
Во-первых, он должен быть грозный.
Во-вторых, занят тем, чтобы оправдать свои окаянства. Грозный – не грязный.
В-третьих, надо, чтоб его не просто любили и обожали, а в трепетании своем ежеминутно присягали на верность и величали как Бога.
Из этого триединства возникает тирания – не как что-то случайно произошедшее в истории, а как сознательно сорганизованная система, в которой верховная власть есть «законный» беспредел единоначалия при рабстве миллионов подданных.
Сталин это понял и на полном серьезе стал подражать Ивану Грозному. Будучи по психологии своей разбойником – Самозванцем, Иосиф Первый принял образ русского царя в его самом крайнем выражении: царь – изверг, царь – бес, царь – чудовище.
Во времена, когда сажание на кол было общепризнанным средством исправления ума через жопу в буквальном смысле, Сталин наверняка чувствовал бы себя своим человеком. Во всяком случае ему было бы немного комфортнее лить кровь подданных, так сказать, напрямую – то есть САМОМУ убивать сына посохом (а не публично, саморекламно отказываться от его спасения из немецкого плена) или созидать опричнину простым повелением сыскать и растерзать (а не тратить свои силы на теоретизирование по поводу возрастания классовой борьбы по мере перехода от капитализма к социализму)…
Раньше сбросил товарища с колокольни – и порядок.
Теперь труднее – надо через Политбюро казни проводить, обсуждать отдельные кандидатуры на тот свет поочередно или списком. Но с Грозным возникли и расхождения. Небольшие, правда, но все-таки. К примеру…
У Грозного был Курбский, у Сталина – Троцкий.
С Курбским, правда, царь вступил в полемику, а всякая полемика – болтовня и только. Тут Грозный перестарался. Умничать начал. Аргументы приводить. А у товарища Сталина свой аргумент был выставлен: ледорубом сзади по спине – и никакой полемики. Великий государь должен идти на великие жертвы без всякого покаяния. Это постулат. А Иван сутками на коленях стоял после своих убийств. Попытает боярина лично, пожарит его на огне или там шипящую железяку к личику его приложит и – устал, убил и пошел помолиться, грех покаянием отмыть… Ну, что это, в самом деле?.. Ну, куда это годится?.. Отрыжка религиозного сознания. Правильно Ильич говорил: «заигрыванье с Боженькой».
Для большевика это недопустимо. Мы – атеисты. И не просто, а ВОИНСТВУЮЩИЕ. Нам эта достоевщина ни к чему. Убил старушку и – в трактир, пиво пить со всякими Мармеладовыми, а Евангелие вслух с уличной девкой читать и на площадь потом выходить, чтоб на коленях стоять – это уж увольте, жизнь выдуманная далека от настоящей жизни. Мы не со старушками дело имеем.
«Невозбранно казнить изменников опалою, смертию, без всякого стужения, без всяких претительных докук со стороны духовенства. Лишь тогда соглашусь взять свои государства» - это слово Ивана Грозного – руководство к действию товарища Сталина.
Но кто конкретно может и должен осуществить или помочь осуществить эту гигантскую работу?
Ох, тяжела ты шапка Мономаха, вступившего в ВКП(б), а ранее в «Месаме-даси».
Сталинщина – это царство, где «кадры решают все», но единоличная власть над этими «кадрами» решает еще больше.
Но что это значит – «быть царем»? и не просто царем, а царем России, где всегда миллион проблем и разноголосица мнений, где испокон веков нет и не было уважения к человеческой личности, индивидуальности, говоря сегодняшним языком, к «инакомыслию».
Мудрый, точнее, умудренный жизнью великий грузинский поэт Ираклий Абашидзе вспоминает в своей книге «Колокол тридцатых годов» слова Сомерсета Моэма, не менее мудрого английского классика:
«Надо полагать, что для управления страной требуется специфический талант, совершенно не зависящий от общей талантливости… Для управления страной не требуется большого ума. Позднее я знавал в разных странах немало политических деятелей, достигших высоких постов, и то же бывал поражен тем впечатление интеллектуального убожества, какое они на меня производили» («подводя итоги»).
Сталин в роли царя позаботился, чтобы его труд по «вопросам языкознания» производил на всех впечатление ученого труда. Он там критиковал с царского трона одного из своих подданных – академика Марра. Но Марр знал сорок языков, а вождь излагал свои псевдомысли языком пятиклассника.
Простыми предложениями.
Впрочем, держа в зубах полчеловечества, говори, как хошь – будут коленопреклоненно слушать и аплодировать. Все-таки автор был царь – и все «лизоблюды» кормились «царскими щами», и не требовали никаких новых меню.
Сталин плодил великое множество маленьких сталиных. Таких же властных, не слишком грамотных недоучек, серых людишек, которые становились его приспешниками, на их ошейниках гравировалось имя Хозяина.
Сталинщина наштамповала тысячи тысяч таких начальников и их подчиненных, которые, собственно, и составили остов системы.
Щедринский «Проект о введении единомыслия в России» сталинщина воплотила целиком и полностью, а Угрюм-Бурчеев из города Глупова стал безупречным пророчеством страны-казармы, порядки в которой при всем сюрреализме и сатарическом фантазме как две капли воды оказались похожи на то, что отчебучили Сталин в СССР, а его лучший ученик Мао в Китае.
Конечно, можно сколько угодно говорить, что у Иосифа Виссарионовича были благие намерения, что психилогически он был фанатично предан революционным идеалам и террор – «вынужденная мера», поскольку ничего другого история не предлагала, а социализм обязан был победить ЛЮБОЙ ценой. Мол, лес рубят – щепки летят. Что поделаешь, Троцкий действительно был врагом Сталина и логика революционной борьбы заставляла быть беспощадным.
Однако тут же встает, как говорится, цена вопроса. Мао говорил, что если для победы коммунистической идеи надо погубить полмира, то он к этому готов. Сталинщина по-геростратски сожгла Храм. Зачем?.. Так было НАДО.
Нравственный аспект при таких подходах устраняется. К чорту Россия, по-боку Бог, Народ – в яму! – лишь бы ИДЕЯ победила, а я сохранился на троне.
Ну, сохранился. Ну, победила. А свет погас. А жизни не стало.
Чтобы «потянуть» выполнение своей безнравственной задачи, советский Угрюм-Бурчеев должен был создать ни с чем не сравнимую систему подавления. И – вперед!
А поскольку главным критерием кадровой политики являлась собачья преданность тирану, а вовсе не профессионализм, страна получила орду тупых администраторов, знавших по максимуму, что дважды два четыре, но если царь скажет «пять» - будет пять. Имеешь два класса церковно-приходской школы – будешь наркомом, дипломатом, генералом, писателем, кем угодно, - партия ПОСЛАЛА и я сижу – руковожу. Их называли «выдвиженцами» - это значило: чем больше неадекватность, тем больше тебе будет доверия. Отсюда – «наломать дров» считалось заслугой нового начальника, быстро осваивавшего на своем посту методы и демагогию Победоносикова, который любил повторять: «я и мой аппарат». Тут у Маяковского не хватало одного слова – «аппарат насилия», подразумевающего государство, но оно, насилие, угадывалось. «Бывший городовой, а ныне музыкальный критик» - это не шутка Ильфа и Петрова, это реальный персонаж времен сталинщины. Все не на своих местах!.. Но все ВЕРЯТ диктатору и потому процветают. Все заодно. «А те, кто поет не с нами, тот против нас». Пение хором обезличивало, но создавало впечатление несокрушимого единства ноликов, над которыми возвышаются отдельные проверенные единички. Чуть что – «на ошибках учимся». Но почему, какой дурак это придумал, что нужно учиться на ошибках, этого никто не объяснял. Люди толпы маршировали не только ногами, они маршировали мыслями. Их конвоировали, но при этом внушали, что они – самые свободные. «Шаг влево, шаг вправо – расстрел» - это предупреждение охраны распространялось в любой сфере – будь то культура, наука, образование…
Сталинщина строила людей в отряды и тех, кто выбивался из строя, если не расстреливали, то затаптывали. Все общество, таким образом, делилось на конвойных и подконвойных. «Сталинские соколы» требовали абсолютного единства, вплоть до полного СРАЩЕНИЯ тех и других. Они хотели ИСКРЕННЕГО почитания и добивались его. Они хозяйничали не в небе, а на земле. Им было имя – легион. Ударный отряд сталинских кадров.
Их снимали и награждали, хвалили и критиковали, но «верные сыны партии Ленина – Сталина» всегда должны были быть в авангарде любой мерзости. «Интеллектуальное убожество» - самое превосходное качество ревнителей зла и потому страна была брошена на растерзание к ногам всепроникающей Серости. Нет, они не правили страной. Они ею заправляли.
Посмотрите рукописи Кагановича – это тексты уровня человека, который слово «корова» пишет через «ю», а в слове из трех букв безошибочен, поскольку видел его на заборе.
Жданов – не менее выразительный пример образованности. Но ее хватало, чтобы руководить разрушением великой русской культуры и утверждать тошнотворные идеологический догмы.
Конечно, сталинщине требовались и умы, и таланты. Но команда «К ноге!», произносимая круглосуточно и круглогодично, вершила порядок в разбое. «Приручение» талантов шло по испытанной схеме – запугать, замордовать, заставить прославлять.
Ничего, что примитивно. Ничего, что пошло, банально, серо, тривиально. Зато идейно правильно. Среди «сталинских лауреатов» изредка попадались и достойные художники (чаще всего в области музыки – самого трудночитаемого с точки зрения идеологии специфического искусства), так же отмечались ученые, сделавшие открытия «во славу нашей советской науки» (все премии «оборонщикам», - а их было немало, - естественно, засекречивались), но общая гнетущая атмосфера в обществе сказывалась во всем, в каждой ерунде или мелочи. Мне, например, символом того времени кажется кружка, прикованная цепью к бачку, - чтобы попить воды в пионерском лагере надо было воспользоваться этим нехитрым изобретением, за которое тоже вполне можно было бы схлопотать сталинскую премию зачем цепь?.. А чтоб кружку не скоммуниздили! Где в мире еще такое увидишь?!.
Эта злосчастная кружка на цепи припомнилась мне с особым метафорическим смыслом, когда я прочитал у товарища Сталина… о себе. Да, да, великий вождь снизошел вниманием своим и к моей частной судьбе. Не верите?.. тогда читайте:
« Т.т. Жданову, Акулову.
Недавно стало известно, что один из матросов «Марата» (…) остался в Польше. Выходит этот матрос совершил преступление, предусмотренное последним законом об измене Родине. Необходимо сообщить мне незамедлительно: 1) Арестованы ли ЧЛЕНЫ СЕМЬИ (курсив мой – М. Р.) этого матроса и вообще привлечены ли они к ответственности.
2) если нет, кто отвечает за проявленное бездействие власти (…).
Привет. И.Сталин.
Действительно, это был привет товарища Сталина, адресованный лично мне. Ведь я тоже был ЧЛЕНОМ СЕМЬИ «врага народа» - значит, подлежал аресту.
В приведенной записке вождь поставил вопрос о цепи, на которой должно было держать не токмо какие-то кружки у бачка, но и людей. Речь в ней шла о кочегаре линкора «Марат», некоем Воронкове, решившем остаться за границей во время визита советских военных кораблей в Гдыню. Дело было в 1934-м году. И Сталин, уже державший в уме Большой террор, рыскал глазами по сторонам в поисках его причины. И мелкий случай с Воронковым подвернулся вовремя. Сразу, по прибытии «Марата» в Кронштадт были арестованы: все матросы, стоявшие с Воронковым в одной вахте, далее – вся машинная команда, затем офицеры и старшины электромеханической части и, наконец, с командирского мостика. Такая вот обширная «семья» оказалась у кочегара Воронкова, совершившего побег в одиночку, а отвечай – все подряд. За что?.. Недосмотрели – раз. Недовоспитали – два. И чтоб другим неповадно было – три.
Знал бы товарищ Сталин, что его собственная дочь, Светлана Аллилуева, в 1967 году слиняла в свободный мир, как бы, бедный испугался – ведь он – ЧЛЕН СЕМЬИ – и ему же по его же закону полагалось бы ни много, ни мало – 10 лет!
Цепь – это круговая порука. Сталинщина посадила на цепь весь народ сверху донизу. Все сидели прикованные у бачка. А ведь бывало, в нем и воды-то не было!..
Царь постоянно воспитывал нас в духе преданности самому себе. Диктатор капал нам на мозги, начиная с детского сада.
В школе и институте висели миллионы его портретов и художественных изображений. Особенно лично меня поражал портрет работы художника Тоидзе, растиражированный настолько, что он снился по ночам народам всей страны. Этакий один сон на всех.
Сталинщина создала тот самый китч, ироничное воспроизведение которого современными художниками Комаром и Меламидом сделалось целым направлением в искусстве, получившим по принципу «соединение несоединимого» название «соц-арт». Ведь в этой стилизации под убогий сталинский стиль с его помпезностью и доходящей до самопародии абсурдностью – вся эта безвкусная, бездарная эпоха.
Номенклатура требовала: «Сделайте мне красиво!» - и сталинские «клопы2 (молодежь, читайте В.В. Маяковского) вовсю старались не подкачать. Лик царя приобрел рекламно-открыточный вид. Это был своеобразный сталинский гламур, во всяком случае глянец ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА вождя был так же далек от реального прототипа, как его белоснежный китель (см. кинофильм «Падение Берлина») от телогрейки зэка (см. нечего, поскольку Большой террор в кино почему-то не показывали).
Миф созидался под режиссурой языческого божка – главного героя этого мифа. Как всякий тоталитаризм (Цезарь, Калигула, Ричард, Грозный, Наполеон, Муссолини, Гитлер, Мао, Кастро и др.) нуждался в мифе, так сталинщина должна была обеспечивать свою жизнеспособность грандиозными кампаниями, требовавшими соответствующих вложений в нищей стране.
Но миф срикошетил. Сталинщина обернулась полнейшим провалом – и в истории, и в сознании людей. Теперь она – в подсознании, ушла в подполье, из которого ее выводят новые параноики типа Проханова (Зюгановы уже сдулись).
Все махровые преступления 20-го века общеизвестны – 60 миллионов погибло в России, 35 за ее пределами. Это общий итог коммунистической диверсии, обрушившейся на мир в недалеком прошлом. Львиная доля жертв на счету сталинщины.
Пострадал генофонд всего человечества, но Россия и тут впереди всех.
физическое истребление людей переросло в духовную деградацию общества, которому «до феньки» старые жертвы и «по-фигу» новые.
Сталинщина и раньше опиралась на отребье, на люмпен, то же теперь, - апологетам усатого вождя и сегодня нужны пустоголовые и бритоголовые. Вписать свастику в красную звезду – вот сегодняшняя цель необольшевизма.
Иссохшая гнилая ветка ленинско-сталинского учения грузится ныне националистическим багажом. Мразь оживает, подымает голову и дышит нам в лицо новым зловоние со старым запашком.
В России нынче миллион двести тысяч заключенных. Это население небольшой страны, но большого города.
- Посадить бы всех, да тюрем не хватит! – раздается голос из какой-то щели.
- Хватит, - ему отвечает некто, знающий гигантские и необозримые возможности сегодняшней России.
Многократно ставился вопрос о суде над сталинщиной. Тщетно. Вместо этого мы получили Сталина под телемаркой «Лицо России», а на станции метро «Курская» втихаря «восстановили» пропагандистскую строчку сталинских времен. А и в самом деле, из песни слова не выкинешь.
Только с чем и с кем ТАКАЯ Россия собирается шагнуть в будущее?
Да будут прокляты те, кто так позорит Родину.
Вы хотите для нее новых трагедий?.. мало вам, бесстыдники, безбожники, насильники и палачи?..
Пепел отца и мамы стучит в мое сердце.
Суд – будет. И он – давно идет. С того самого – первого – мига, когда оборвалась кружка от бачка, потому что полетела цепь.
Никто не думал и даже в самом дурном сне представить себе не мог, что не пройдет каких-то там трех с лишком десятилетий, как сталинский царизм (иначе систему не назовешь) начнет трещать по всем швам и рухнет почти бескровно в течение трех суток.
Но эпоха Сталина не кончилась.
Сталина пытаются реабилитировать, сталинщину – постепенно возвратить. Вот только на этот раз гремучая смесь красного с коричневым будет пострашнее того, что было. Усы и усики, соединившись дадут неведомую, но вдвойне ядовитую смертоносную заросль.
Признаки этих ошеломительных процессов – налицо. Ползучая гидра сталинщины и гитлеризма генерирует себя снова, но в двуединстве.
И только новая стабильная демократия может оттащить Россию от смердящего сталинского трупа, вынутого сегодня на поверхность. Оттащим, потому что - хочется верить – мы на свободе, еще на свободе.
Для того, чтобы свобода все-таки сохранялась, написано это документальное повествование.
Мама и папа, да простят меня.
А что получилось, то и получилось.
Мои родители лежат в разных могилах на разных кладбищах. Это сделал Сталин.
И я его не прощаю.