Галина Сергеевна Кравченко родилась 11 февраля 1905 года. В 1922 году окончила Московское театральное училище, в 1927 - ГТК. Еще студенткой начала сниматься в кино (эпизоды в фильме «Аэлита», «Папиросница из Моссельпрома»), Исполняла комедийные, а также лирико-драматические роли. Лучшие работы: Веселовская («В угаре НЭПа»), Ванда («Лесная быль»), балерина Наташа («Солистка его величества»), Елена фон Брандт («Булат-Батыр»), Сесиль («Альби-дум»), Бланш («Кукла с миллионами»), актриса варьете Брио («Веселая канарейка»), Омер де Гелль («Кавказский пленник»), Лопухина («Суворов»), Вырубова («Две жизни»), жена Плеханова («В начале века»), Карагина («Война и мир»), дама в трауре («Мятежная баррикада»).

Галина Сергеевна рассказывает:

«Далеко не все в моей жизни было безоблачно. Дело в том, что в конце 29-го года, в гостях у режиссера Владимира Адольфовича

Шнейдерова я познакомилась со старшим сыном Льва Борисовича Каменева, Александром. Вскоре мы поженились. Я вошла в семью знаменитую, все было очень хорошо...

Жили мы на Манежной, в доме крупных партийных работников, на котором сейчас много мемориальных досок. Лев Борисович обожал работников искусства, любил, когда у нас бывали вечера. А вечера у нас бывали часто. Льву Борисовичу особенно нравился Сергей Михайлович Эйзенштейн. Они часами разговаривали на самые разные темы. У нас бывали и Григорий Александров, и Леонид Утесов. И Луначарский с Наташей - актрисой Натальей Розенель. Мы устраивали дома просмотры, ведь картины были немые, нам было легко получить фильмы с аппаратом! Я тогда очень много снималась, и мы часто смотрели фильмы с моим участием. В 31 -м у меня родился сын Виталий. И Александра Михайловна Коллонтай, которая очень часто бывала у нас дома и которую я совершенно обожала, как-то подарила Виталику духовую винтовку. Мы устроили тир на одном из наших вечеров и стреляли из этой винтовки папиросами в потолок. Весь потолок в кабинете Льва Борисовича был в торчащих черных папиросах. У Льва Борисовича часто бывал в гостях Зиновьев, но я его не любила, мне не нравился его женский голос. Когда в Москву приезжал Сергей Миронович Киров, первым делом он приходил к Льву Борисовичу, они ведь очень дружили. Я обожала Сергея Мироновича. Бывало, спрошу: «Можно я тут посижу, послушаю?» Он отвечает: «Садись, садись». Я сидела в уголке и слушала их беседы. Киров был необыкновенный оратор. Я слушала и его выступления на площади... Троцкого один раз слышала, еще до замужества... Я вообще считаю, что у нас было три замечательных оратора - это Троцкий, Киров и, как ни странно, народная артистка Советского Союза, знаменитая балерина Ольга Лепешинская. Может быть, это у нее от родителей - крупных партийных работников. Вот так проходили наши вечера. И Фридрих Эрмлер, Борис Барнет часто бывали. Было очень весело.

С моей свекровью - она была родная сестра Троцкого - было сложней. Лев Борисович был необыкновенный человек, мягкий, прекрасный, очень не любил ссориться, всех мирил. Мы часто ездили за город... Между прочим, наше близкое знакомство началось с такого эпизода. Как-то мы поехали в Горки. На полпути сделали привал. У нас была корзина с яствами и бутылка красного вина. Вино мы выпили, а бутылку Лев Борисович повесил на ветку и сказал: «Давайте ее расстреляем». Мой будущий муж, Александр Львович, был слушателем военной академии имени Жуковского, летчик, у него всегда было при себе оружие. Лев Борисович берет револьвер, стреляет - мимо. Стреляет шофер - мимо. Стреляет Саша - мимо. Я тогда занималась стрельбой, но не из револьвера, а из винтовки. Я говорю: «Можно я попробую?» - «Пожалуйста». Мне дали револьвер, я прицелилась, стрельнула и бутылка разлетелась на куски. Лев Борисович ахнул: «Вот это девушка!» И потом, когда я была замужем, он часто говорил: «Вот ведь чем пленила!..» Мне было легко жить в этой семье, несмотря на свекровь. Ольга Давидовна почти никогда не ездила с нами за город, потому что

она очень много работала. Она была фанатиком дела, приходила домой в час-два ночи.

— А кем она работала?

— Сначала, когда я вышла замуж, она была председателем ВОКСа. Потом она работала в области, не помню в какой, потом - в кинофикации. Что она там делала, я точно не знаю. Но, в общем, в кинематографе по линии кинофикации. Там, на работе, ее и взяли.

Дело было так. Сразу после убийства Кирова, 16 декабря 34-го года, Лев Борисович был арестован. 5 марта 35-го года был взят мой муж. 20 марта 36-го года была арестована Ольга Давидовна. Меня выселили из правительственного дома на Манежной... Между прочим, этажом ниже жила Анна Ильинична Елизарова, к которой я относилась очень неважно. Она была сварлива, и когда у нас бывали вечера, танцевали и смеялись, она вечно посылала кого-то с просьбой: не шуметь! не стучать! Мария Ильинична, та была замечательная. Но я с ней мало была знакома... Так вот, после ареста свекра, свекрови и мужа меня с сыном Виталиком, которому было уже три года, и младшего сына Каменевых Юру, который тогда заканчивал школу, выселили из правительственного дома на улицу Горького, в дом ЦК. После расширения улицы дом не сохранился. В 37-м году Юра поехал на каникулы к маме и больше не вернулся. Его забрали в детский дом, и в 38-м году он был расстрелян. Вот у меня на руках все документы... Я узнала об этом гораздо позже, уже в 57-м году... Когда я пришла в ЗАГС за свидетельством о его смерти, меня спрашивают: кто этот молодой человек, кем он вам приходится? Я говорю: брат мужа. А что такое? И тогда мне объяснили: если в свидетельстве место смерти - прочерк, значит, человек расстрелян.

Александра Львовича дважды арестовывали. В первый раз я пришла с ним прощаться в Бутырскую тюрьму вместе с Виталиком, которому было уже 4 года. Потом он долго вспоминал: «Папа через канавку». Там было две сетки, а между ними проход. Саша меня попросил: «Пожалуйста, напиши или позвони Иосифу Виссарионовичу и попроси, чтобы меня отправляли не этапом, а нормально».

Я бы могла быть самым настоящим сталинцем, потому что дважды Сталин выполнял мою просьбу. Но я все равно не выносила этого человека. Я была знакома с ним, два раза видела у Горького, правда, он не засиживался, быстро уходил... И вот я написала ему письмо, и тут же мне позвонил его личный секретарь Поскребышев. Личность это была страшная - огромного роста, сутулый, противный и удивительно поганый тип... Он мне позвонил и сказал, что просьба моя уважена. И действительно, вскоре мне позвонили, попросили привезти на Казанский вокзал деньги, чемодан, кожаное пальто. Я поехала к 7 часам. Я пришла в вокзальное отделение НКВД, все это сдала и еще потребовала расписку: «А вдруг вы все это присвоите». Вообще вела себя агрессивно. Потом побежала в справочное и узнала, какой поезд, куда и с какой платформы уходит в 7 часов. Мне сказали - в 7 часов 5 минут отходит поезд в Алма-Ату, с первой платформы. Оставались считанные минуты, я побежала в поисках вагона с решетками, но его не было. Наконец, в последнюю

минуту я добежала до первого вагона. Кругом были малиновые фуражки, а в окне стоял мой муж. Улыбаясь, он показал мне на пальцах цифру «3» давая понять, что выслан на три года. Ну, я с ним простилась. И когда поезд начал отходить, я услышала за собой тихий голос: «Гражданочка, ради бога, уходите, а то мне влетит». Я повернулась - рядом стоял молодой человек, очень милый, мне показалось даже, что у него были слезы на глазах: «Я вам дал возможность проститься». Это был человек, который за мной следил. Я ему сказала: «Большое спасибо», - и ушла с вокзала. В конце 37-го года мне позвонили по телефону, мужской голос попросил меня о встрече. Около гостиницы «Москва» ко мне подошел человек в летной форме и сказал: «Ваш муж хочет проститься с сыном. Вы, конечно, не поедете, но он просит прислать с сыном вашу няню на два дня». Я спросила: «Это что-нибудь изменит в судьбе мужа?» - «Нет, мы только выполняем его желание». Тогда я сказала: «Нет, я не могу этого сделать». Я была уверена, что если бы я его послала, его бы не вернули. Он попал бы в детский дом. Таким образом, я его спасла. Правда, не пожизненно... В 1951 году, в ночь на 2 июня за ним пришли. Я уже была замужем, у меня была дочь, сдававшая в эти дни последние школьные экзамены...

И вот, в ночь на 2 июня приходят за моим сыном, которому только что исполнилось 18 лет... Это была ночь детей «врагов народа», среди других была взята и Леночка Косарева, с этой семьей я очень дружна и до сих пор. Виталик был выслан... А я тут же стала опять писагь Сталину. И опять позвонил Поскребышев и сказал, что «ваша просьба удовлетворена». А что я просила? Когда я узнала, что он попал в тайгу, в самую глушь, я попросила, чтобы его перевели в какой-нибудь город, где он мог бы закончить высшее образование. Мне дали несколько городов на выбор. Он выбрал Караганду. И Сталин исполнил мою вторую просьбу.

А теперь мне хочется рассказать, как я его впервые увидела. Мы очень дружили с семьей Горького. Наши дачи были рядом. И мы часто бывали друг у друга. Я очень дружила с Тимошей, невесткой Алексея Максимовича. И вот как-то мы приехали, был чей-то день рождения, собралось очень много народу. Все были очень голодные, но только мы сели за стол, к Алексею Максимовичу подбежал человек и сказал ему что-то на ухо. Тот встал, и в этот момент вошел Сталин. В фуражке, в шинели... вошел, кивнул всем, Алексей Максимович к нему подбежал. И они ушли в кабинет. Ровно через 10 минут он вышел, отвесил нам не очень любезный поклон и ушел. И после этого мы все напились, это была своего рода разрядка. Это был страшный, грубый человек... И на меня он произвел чудовищное впечатление. Тиран, убийца.

Сыну моему дали 25 лет... В ссылке он женился - его жена была тоже ссыльная, дочь одного из главных инженеров ЗИЛа, которых тогда выслали вместе с Лихачевым. Там родилась дочка. Сын вернулся, как только тирана не стало, но вернулся с очень тяжелым заболеванием. красной волчанкой. Его лечили лучшие врачи Москвы - Лукомский, Осповат, Вовси. И все-таки не могли вьшсчить. Он умер, как и муж. в тридцать три года, в 66-м году. Красная волчанка - это северное

заболевание, он заработал ее в ссылке. У меня просто убили сына. На его похоронах было очень много народу. Его близким другом был Гия Данелия, который, кстати, встречал Виталика вместе со мной, когда тот вернулся из ссылки... А когда его забирали, дочка кричала: «Вот я сегодня сдаю Конституцию, а вы у меня забираете брата». Конечно, они на это не обращали внимания - девочка. Запечатали комнату... Были очень грубые «товарищи», очень грубые... не такие, как тогда, когда еще на Манежной забирали мужа. Тогда пришли четыре генерала, один полковник. И когда делали обыск у меня, мои картины, дубли, 6 коробок, стояли в несгораемом шкафу. Один подошел и говорит: «Это что?» Я говорю: «Это мои картины». Он посмотрел, положил на место. Под утро (обыск был всю ночь) подошел полковник, спрашивает: «А здесь что?» Я говорю: «Здесь моя пленка». Он говорит: «Покажите». Я говорю: «Уже смотрели». Но открыла шкаф, он сунул руку в самый дальний угол и достал оттуда... маленькую коробку пленки, на которой был снят Ленин с Львом Борисовичем. Пленку он забрал, кричал страшно. И после этого все 6 коробок он открывал и проматывал, просматривал и бросал на пол. Через несколько часов в комнате образовалась куча пленки - поднести спичку - весь дом взлетел бы. Я потом ее собирала, наверное, недели две.

— Вас ведь тоже вызывали?

— Меня? Меня не только вызывали, меня даже арестовали, я сидела 12 дней на Шпалерной в Ленинграде, в одиночке. Я тогда снималась в двух картинах, одна называлась «Жить», другая - «Первый взвод». Для фильма «Жить» был построен форт, он стоил студии невероятных денег. Потом мне сказали товарищи, что со студии звонили в НКВД: «Ради бога, когда вы ее отпустите? Это дорого стоит государству». Я объявила голодовку... И, наконец, меня вызвал к себе сам Медведь, кстати, очаровательный дядька был, его потом самого расстреляли. И тут же меня выпустили. Вернее, меня вынесли, потому что ходить я уже не могла -12 суток ничего не ела, не пила. Он тут же позвонил, чтобы дали чаю и печенья, умолял пить маленькими глоточками. И тут же меня посадили уже не в «черный ворон», а в роскошный «паккард» и довезли домой. Дома меня ждала корзина цветов, стояла вся группа. Две недели мне пришлось отлеживаться, потому что вид у меня был не для съемок...

— Галина Сергеевна, а когда все это случилось с семьей Каменева, кто перестал с Вами общаться?

— Да все! Буквально все. Меня боялись. Никто к нам не приходил, абсолютно, совершенно. И вот тогда появился будущий отец моей дочери, которого я знала давно. Меня очень согрело, что кто-то меня не испугался. У него были свои, конечно, соображения, как теперь выяснилось. Хорошо, что мы работали в разных городах...

— А когда всех ваших забрали, в самое тяжелое время, вы продолжали сниматься?

— В 35-м году меня сняли с картины, которая называлась «Счастливый полет». Это было на Украине. Там я была снята с картины, а здесь сразу попала на картину. Это был фильм «Сердце гор», и я уехала сниматься в Сванетию. В 36-м я уже сыграла в «Девушке с характером», и дальше...

все время снималась. Большого перерыва не было. Но я погорела материально, потому что мне снизили категорию. Когда я окончила ВГИК, у меня даже в дипломе было написано: актриса высшей категории. Я никогда не обращала на это внимание, вот когда грянула история с пенсией, я почему-то получила не то, что должна была получить. И вот недавно был собран специальный Президиум в Союзе кинематографистов, и я получила довольно большую пенсию. Мне вернули и звание... Так сложилась моя жизнь. Должны переиздать мою книгу, которая была выпущена издательством «Искусство» в 72-м году. Она называется «Мозаика прошлого». Сейчас включила в нес мою переписку с Мэри Пикфорд и вписала кусок о приезде Малиновской, которая в 79-м году приезжала в СССР, жила у меня месяц. Она была просто в восторге от встречи с Родиной, хотя, конечно, не узнала Москву. Ничего не узнала... Когда-то мы вместе с ней начинали.

— Можете ли вы рассказать о том, как вашего сына пригласили сниматься в кино?

— Виталик снялся в «Каменном цветке» у Птушко. Ему было 13 лет. Его нашли на улице, он был очень красивый, голубоглазый. Он играл Данилу-мастера в детстве. Мне он ничего не сказал. Потом Птушко рассказывал: «Когда он пришел, нам нужно было заказать ему пропуск, спросили фамилию Виталика. Я его спросил: «А ты не имеешь отношения к Галине Кравченко?» Он говорит: «Я ее сын». - «Так что ж ты молчал-то?» - «Я не хотел, чтобы думали, что я по блату попал на съемку». Фильм снимали в Чехословакии. Он закончил школу, потом поступил в институт... Ну, а дальше судьбу его я рассказала.