В ДУХЕ ВРЕМЕНИ

Детская память сохранила февральскую ночь 38-го, хотя было в ту пору Виталию Петровичу Павлову всего-то три года от роду. Лучше всего запомнились сапоги трех незнакомцев в кожанках, которые ворвались в их дом. Один из этих сапог отшвырнул мальчика в сторону, когда он пытался подползти к матери. А отца увели в темноту...

Жили Павловы в деревне Фоминовка, что в Татарстане. Растили шестерых детей да еще одного приемного, оставшегося сиротой после гражданской. Дед Виталия Петровича Иван Алексеевич имел крепкое хозяйство. По крайней мере, потом в протоколе об изъятии имуще-

ства упоминались и двенадцать гектаров земли, и каменка, и молотилка, и косилка, и маслобойка. Не говоря уже о лошадях, коровах да овцах. Раскулачили Павловых в ЗО-е, отобрав все подчистую. Потом выслали трудовыми поселенцами в Забайкалье. Жили в ту пору одной большой семьей. Старший сын Петр был женат. Пока добирались до места, первенец Петра - четырехлетняя Нонна - умерла от тифа. На поселении у молодой четы родились Анна, Виталий и Вениамин. По обычной «воспитательной» методике тех времен трудпереселенцев бросали с места на место, в таежную глухомань. Валили лес, строили бараки. Более-менее прочно обосновались в Енисейске. В 1939 году умер дед - не выдержало надорванное сердце. Там же, на лесозаводе, отец работал слесарем, а мать Виталия Петровича - разнорабочей.

Петр Иванович угодил как раз в мясорубку плановых арестов. Через поселок имени Куйбышева, что составлял часть Енисейска и где жили Павловы, проходил тракт Красноярск - Енисей. С одной стороны - семь двухэтажных бараков, где жили рабочие лесозавода, с другой -два «колодца», что-то вроде сараев. В эти «колодцы» арестованных набивали битком, до того, как отправить в тюрьму. Это кирпичное здание царской постройки стояло на горе, и место это считалось проклятым.

12 февраля Петра Павлова арестовали, а 26-го объявили приговор. Как и многие, Петр Иванович с удивлением узнал, что принадлежит к некой контрреволюционной белогвардейско-эсеровской группе, члены которой планировали мятеж против правительства и государственного строя. «Руководителем» группы был объявлен бухгалтер лесозавода по фамилии Белан. Из тридцати трех мнимых участников заговора десять были приговорены к расстрелу. Петр Павлов был приговорен к десяти годам тюремного заключения и к пяти годам поражения в правах.

- По словам отца, - рассказывает Виталий Петрович, - всех привлеченных по этому делу избивали до беспамятства, выколачивая признания в несуществующих грехах, о чем в деле свидетельствуют жалобы всех без исключения осужденных. Выбивали из людей и новые фамилии других «членов группы». Из тех, кто не был приговорен к расстрелу, тринадцать человек получили по пятнадцать лет, остальные - по восемь. Выйти из ГУЛАГа посчастливилось немногим...

Петр Павлов попал на Колыму, где работал экскаваторщиком. Позже был этапирован в Магадан, в Нагаево, на разработки золота. Когда изможденных, изголодавшихся заключенных вели на промывку золо-

того песка, для них была установлена норма. Необходимо было ежедневно сдавать не меньше пяти граммов золота. Вечная мерзлота и обычный набор орудий труда, состоявший из тачки, котла и лопаты, бьши не лучшими помощниками в достижении трудовых подвигов. Все решалось в духе времени. Не сдал заключенный положенные пять граммов - значит, утаил. И здесь же, без суда и следствия провинившегося расстреливала «тройка». Страх заставлял людей, добывших более положенной нормы, прятать излишки самыми невероятными способами. Случалось, золото глотали, чтобы предъявить его на другой день, если норма не будет выполнена.

- И все равно, - рассказывает Виталий Петрович, - соответствовать требованиям удавалось не всем. Людей расстреливали десятками тысяч. Замерзшие трупы складывали «клеткой». Так они и лежали до весны, терзаемые зверьем. Зрелище было жуткое. Лишь шестидесятиградусный мороз мешал распространению инфекции. Как только грунт начинал подтаивать, его соскребали буквально на глубину штыка. Так, почти на поверхности, хоронили умерших. Такие вот были братские могилы. Отец прошел от Магадана до Сосумана, трудился на приисках «Большевик», «Ударник», потом его опять переправили в Магадан. После положенных десяти лет отец работал в Магадане вольнонаемным, но выезжать ему не позволяли. Мы, дети, подрастали и все время спрашивали об отце, где он. Мать, боясь открыть правду, отвечала: «В командировке». Бабушка же грустно говорила: «Ваш отец мухи не обидит, и сидит он ни за что»...

Когда я учился в школе, мне не раз приходилось испытать на себе, что значит быть сыном «врага народа». По соседству с нами жила семья Лебедевых. Они на отца получили похоронку. Нам, пацанам, было лет по восемь, и парнишка Лебедев все время меня дразнил. Однажды я не выдержал и ударил его лучиной, потом убежал. Прибегает его мать и кричит моей: «Вашего отца, врага, посадили. Как смеет твой сын, безотцовщина, ребенка обижать!» Я в это время сидел под кроватью. Моя мать веревкой меня отхлестала. И таких примеров масса.

Работать я начал рано. В восемь лет пас табун лошадей в тридцать голов. Законы были строгие, дети к уголовной ответственности привлекались с двенадцати лет. Если бы кобыла в моем табуне случайно затоптала новорожденного жеребенка, меня бы за это судили.

Когда однажды кобыла наступила на жеребенка, я испугался, погрузил его в телегу, сам сел верхом на лошадь и привез на конный двор. Все обошлось, его спасли. А если бы обернулось иначе, что могло бы стать с сыном «врага народа»? Ведь с нами, «вражьими» детьми, другие дети не хотели сидеть за одной партой...

Вернулся Петр Иванович в 52-м. Эта встреча запомнилась Виталию на всю жизнь. В тот день он, семнадцатилетний мальчишка, ехал из клуба на велосипеде. Вечерело. Виталий увидел, что по тракту движется автобус. Отец вышел из автобуса и обратился к сыну: «Не подскажешь, как найти Павловых?» Сначала парень ответил: «Подскажу», а потом что-то ударившее волной прямо в сердце заставило его крикнуть: «Папка! Это ты?!» И отец кинулся обнимать сына.

Когда пришли домой, отец сам захотел постучать в дверь. Мать подошла и спросила, кто там.

- Проезжего пустите переночевать? - спросил Петр Иванович после пятнадцати лет разлуки.

Через несколько мгновений мать и жена рыдали от счастья, повиснув у него на шее. Войдя в дом, отец растерялся, увидев взрослых детей...

- Тема лагеря для нас была запретной, - рассказывает Виталий Петрович. - Было опасно. Отец считал, что выжил в тех зверских условиях только благодаря крепкому здоровью и тому, что не курил. Случалось, что у него другие заключенные пайку табачную на сахар выменивали.

Месяца два отец пожил в поселке и стал собираться. «Не могу, -говорит, - видеть знакомые лица». Он был прав. Бабушка, например, сестре Ане говорила, чтобы она со своей подружкой Зойкой не водилась, так как ее отец нашего посадил. Это было правдой. Позже, когда я изучал дело отца, фамилия Чернявский всплывала не раз.

И вот отец поехал на строительство Волжской ГЭС. В Куйбышеве жил его младший брат Алексей, который был во время войны под бронью как высококлассный специалист. Приехали мы в Ставрополь, на 101-й километр. Отец за время работы на поселении скопил немного денег, и мы купили небольшой домик на улице Лузановской. Стали мы этот дом в порядок приводить. Отец в лагерях здоровье подорвал, а тут еще нагрузка. Он не выдержал этого и в 1954 году умер, не дожив три года до своей реабилитации - 3 августа 1957 года. Умирая, отец

позвал меня и сказал: «Сынок, держись подальше от партии и от милиции». Однако позже я все-таки вступил в партию.

Виталий после школы окончил курсы шоферов-дизелистов. Работал на «МАЗе» в АТУ-5, был призван в армию. Попал в часть на секретный аэродром в Средней Ахтубе. Судимость отца пришлось скрыть. Когда же через год все открылось, из секретной части его выгнали, отправили в г. Грозный в школу летчиков-истребителей. Отслужив три года, Виталий вернулся в Ставрополь, женился, пришел опять в родное АТУ-5. Потом пришлось работать в управлении КГС техником НИС и инженером. Довелось ему поработать на строительстве буквально всех ныне существующих в Тольятти заводов, в том числе ВАЗа.

Позже уехал работать на Север, где прошел по местам ссылки отца, многое прочувствовал и понял. Однажды, уже в 84-м, он едва не повторил судьбу отца, став жертвой ложного доноса. Работал он тогда начальником автоколонны. Трое суток держали под арестом, сняли с работы, исключили из партии. Донос не подтвердился. Виталия Петровича оправдали, а следователя, который вел дело, сняли с работы. Восстановили Василия Петровича и на работе, и в партии. Те же самые люди, которые недавно его исключали, проголосовали за восстановление. Вскоре после этого он написал заявление о выходе из партии. О том, что вступал в партию коммунистов, а не проходимцев... Видимо, вспомнил слова отца.

Выйдя на пенсию в 91 -м, Виталий Петрович вернулся в Тольятти. Все, что связано с памятью отца, бережно хранит.