Родился я в деревне Мадьярово Селтинского района Удмуртской АССР в 1926 году в крестьянской семье. Мать умерла при моем рождении от тифа, и мы с сестрой Анастасией 1923 года рождения остались сиротами. Нас воспитывали бабушка с дедушкой — родители нашего отца Михаила Михайловича Мадьярова. Пожилые наши опекуны напрягли все последние силы, чтобы мы, дети, остались живыми, здоровыми, чтобы не потеряли друг друга как брат с сестрой.

Бабушка меня, грудного младенца, носила в зыбке к одной нашей же деревенской женщине — Серафиме Друговой, которая жалела меня и кормила грудным молоком. У нее у самой был младенец. Ту добрую женщину я по сей день не знаю в лицо, однако встречался с ее дочерями, Екатериной и Елизаветой, которые и сейчас называют меня своим братом. Спасибо им, моим молочным сестрам. От них я многое узнал о своем детстве, о жизни моей семьи в те далекие годы. Разговаривал я и с другими людьми, свидетелями тех событий.

В 1930 году деда моего Михаила Ильича Мадьярова 1880 года рождения признали кулаком. Раскулачили. Раскулачивание фактически подтверждается выпиской из архива уголовного дела МБ УР № 1463.

В качестве кулаков оказалась и вся семья деда: его жена — Парасковья Федоровна, четыре сына—Семен, Дмитрий, Николай, Михаил, и дочь Анастасия. Деда Михаила как кулака выселили с места постоянного жительства за пределы Удмуртии. По свидетельствам одних очевидцев, дед с места высылки сбежал. Другие говорят о том, что у него был документ (его показывал дед), в котором говорилось: отпущен за оставшейся семьей, то есть за нами. Это было в 1937. Деда забрали, обвинили, как сбежавшего, и осудили «тройкой» НКВД Удмуртской АССР, отправили на 10 лет в

исправительно-трудовой лагерь. Он умер в колонии «Тайщетлаг» Иркутской области в 1938 году.

Несчастья преследовали нашу семью с 1930 года. Во время раскулачивания я, четырехлетний, и сестра моя Настя семи лет подверглись вместе со взрослыми кошмарному наказанию,— высылке в административном порядке с постоянного места жительства. Арестовали и поместили в камеру в тюрьму Селтинского НКВД. Меня, сестру, девятилетнего Дмитрия, сына бабушки, и саму бабушку Парасковью — в отдельную камеру. С тех пор своих взрослых мужчин мы больше никогда не видели. Отец наш, как и дед, тоже умер в ссылке. Нас продержали в тюрьме две с половиной недели, и по болезни Мити (он болел тифом) после его излечения нас выпустили.

Выйдя из заключения, мы обнаружили, что ни дома, ни хозяйства у нас нет. Остался на нашей земле пустырь. Только одна сосна с тех времен на том месте стоит в свидетельство о нашем рождении.

И вот уже поставили штампы в наших документах о том, что из Селтинского района мы веселены. Мы ходили по деревням, районам Удмуртии, собирали милостыню, пока не осели в 1934 году в Можге, в то время называемую станцией Сюгинск. Заболела сестра Анастасия малярией. Ее положили в больницу, а мы втроем: бабушка, Дмитрий и я — продолжали собирать милостыню для пропитания по ближним окрестностям. А вечером приносили в больницу Анастасии еду. Ночевали в кустах акации около хирургического отделения больницы. Это недолго длилось. Об этом стало известно завхозу больницы Чебышеву и главному врачу Рупасову, и они сообщили в можгинское НКВД.

Бабушке сказали: «Будешь жить со своими детьми в отсеке рядом со складом, кормить и поить подопытных животных акушерской школы, топить помещение, приходить в ночное время на кухне чистить картошку к приходу поваров». Сказали, что за это будут с кухни давать ей еду. Вот так нас и обустроили. Ходила бабушка отмечаться в милицию. Нами «дорожили» органы НКВД, стерегли, как зеницу ока, опасались, наверное, как бы что-нибудь не натворили. Чувствовали мы недоверие к себе — сиротам кулацким, к «врагам народа», неприязнь. То было беззаконное надругательство над нашей честью, лишение и ограничение прав на свободу. Вот так и жила семья до 1950 года.

Дед наш, Мадьяров Михаил Ильич, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16.01.89 г. о дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв политических репрессий, имевших место в период 30-40-х годов и начала 50-х, как осужденный во внесудебном порядке, реабилитирован 7 апреля 1995 года.

Обидно, да как обидно! Однако я горжусь тем, что на мою долю и моих братьев выпала честь защищать Родину-мать в годы Великой Отечественной войны.

Я, Николай Михайлович Мадьяров, вернулся с войны с тремя ранениями. Как участник Первого Белорусского фронта принимал участие в освобождении Белоруссии, в форсировании реки Припяти. А затем в боях с японской армией в 1945 году (где и был ранен) награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны второй степени, медалью «За боевые заслуги» и многими другими.

Николай Михайлович Мадьяров