«Век-волкодав» и судьба моего деда — крестный путь русского интеллигента

«...Я всегда сидел. Я сидел при Александре Втором «Освободителе»,

при Александре Третьем «Миротворце», при Николае Втором «Кровавом».

При Керенском я тоже сидел... Как я сидел при НЭПе!..»

«Золотой теленок»

Если бы И.Ильф и Е.Петров писали «Теленка» лет на 20 позднее, сроки посадок «героя» приблизились бы к нашим дням. Причем в отличие от пресловутого зицпредседателя, сидевшего каждый раз понятно за что, в судьбах узников нового времени чем дальше, тем меньше было вины перед властями — вплоть до полного ее отсутствия.

В «30 октября» (№ 22 за 2002 год) однажды уже вкратце писали о судьбе Н.А.Лукашова — в предисловии СА.Ларъкова к воспоминаниям моей бабушки — Ф.Л.Лукашовой. Думаю, более развернутая биография Николая Анатольевича — достойная иллюстрация к истории России первой половины XX века.

Николай Лукашов родился в Старом Осколе бывшей Курской губернии 14 апреля 1880 года в семье учительницы и уездного врача. Его отец — Анатолий Алексеевич Лукашов — погиб 11 марта 1887 года. Он провалился с санями под лед реки, когда спешил на помощь роженице. Приведу фрагмент Слова, произнесенного оскольским священником при прощании с прадедом: «Господи! Вот мы у гроба достопочтенного мужа, которого Ты призвал к жизни земной, одарив его способностями, при которых он успел пройти долгий путь врачебной науки и стать в положение полезного людям деятеля...». Мать Николая — Зинаида Николаевна Лукашова (урожденная Неверова) — была одной из первых начальниц женской прогимназии в Старом Осколе, открытой в 1870 году. Зинаида Николаевна сумела после гибели мужа одна поднять трех сыновей и дочь.

Окончив городскую гимназию в 1898 году, Николай поступает на юридическое отделение этико-политического факультета Харьковского университета (его в 1837-м окончил известный историк Н.И.Костомаров). В студенческие годы — на рубеже веков — воспринял идеи Южной партии социалистов-ренолюционеров с мечтою «в борьбе обрести право свое». В 1902 году партия вошла в состав объединенной партии социалистов-революционеров. Молодой юрист участвует в антиправительственном движении в годы Первой Русской революции. После разгрома вооруженного восстания в Харькове (1905 год) Н.А.Лукашова арестовывают и приговаривают к каторжным работам. Лишь благодаря заступничеству брата Зинаиды Николаевны, губернатора Петропавловска-Казахского Александра Николаевича Неверова, каторжная Сибирь была заменена высылкой из пределов Империи вплоть до 1909 года (в годы так называемой «Столыпинской реакции» еще можно было отделаться мягким приговором).

В период пребывания в Лозанне (Швейцария) Николай Анатольевич знакомится с учившейся в Берне Фанни Шик, которая вскоре становится его супругой. Они вместе возвращаются в Россию, но в Волочи-ске (пограничная ж/д ст. на территории РИ, ныне Хмельницкая обл. Украины, на левом берегу порубежного Збруча) Николая Анатольевича вместе с беременной женой снимают с поезда — за попытку въехать в Империю за сутки (!) до истечения срока высылки. Фамилия «Лука-шов» значилась в соответствующих списках на всех границах России.

Вплоть до 1913 года Николай Анатольевич жил преимущественно в Москве на Малой Якиманке (дом не сохранился). Работал по специальности — помощником присяжного поверенного. Бывал у родных в Старом Осколе (в его окрестностях в селе Бродок родилась 18 августа 1909 года дочь Евгения), у родных жены — в Могилеве Губернском. Тесть — могилевский купец первой гильдии Лейба Ицкович Шик покупал на имя русского зятя участки земли — евреям такое было запрещено. Отдыхали в Финляндии, в Териоках (теперь это российский Зеленогорск).

В 1913 году семья перебирается в Омск и поселяется по адресу Часовитинская, 17. Работа юристом, поездки на отдых в красивейшее Боровое. Начало войны дед воспринял на патриотической волне. В годы Первой мировой политические взгляды Николая Анатольевича претерпевают изменения — отчасти благодаря близкому знакомству со ссыльным М.С.Кедровым — будущим командующим красным Северным фронтом на Гражданской. С оптимизмом встретил Лукашов весть о падении царизма. В 1917 году он вышел из партии социалистов-революционеров.

Отклонив предложение принять пост товарища министра юстиции во Временном Сибирском правительстве, Н.А.Лукашов вместе с единомышленниками организовал одну из первых в России сельскохозяйственных коммун на р. Бухтарме — правом притоке Иртыша. Однако после прихода 18 ноября 1918 года к власти Колчака коммуна «Задруга» была разгромлена, а коммунары схвачены. Транспортировка арестантов из Усть-Каменогорска вниз по Иртышу на барже с люками в днище могла кончиться трагедией (по правдоподобным слухам, используя эти люки, конвоиры то и дело топили подконвойных). Впрочем, обошлось. Оправдался как-то и перед следствием. Вернулся к семье в Семипалатинск. Но тут новая напасть — 14 ноября 1919 года Фрунзе и Тухачевский выбивают белых из Омска. Кто-то из женщин-комиссаров типа Р.С.Землячки (вроде бы, не она сама — была в эти годы начальником политотделов армий на других фронтах) арестовывает Н.А.Лукашова — видимо, за то, что колчаковцы не расстреляли. Но и на этот раз отпустили.

Вернулись в Москву в начале 1920-х. Николай Анатольевич — юрист в Моссовете, несмотря на недавний «большевистский» арест. Видимо, плохо было в столице с юристами после эпохи военного коммунизма. Семья получает в счет «ленинской десятины» (жилье для «нужной» интеллигенции) парадную половину квартиры скончавшегося в 1915 году профессора-востоковеда Ф.Е.Корша в Хилковом (2-м Ушаковском) переулке на Остоженке (дом не сохранился).

Пошли благополучные годы. В 1924 году путешествовали по Военно-Грузинской дороге, в 1925-м отдыхали в Славянске на Донце (ныне Донецкая обл., Украина. — Прим. ред., в 1926-м — в Калягине (ныне Тверская обл. — Прим. ред.). В 1927-м Николай Анатольевич удостоен приглашения Октябрьской комиссии на вечер в Белом зале Моссовета, посвященный 10-й годовщине Революции. Вместе с родными нередко пользовался моссоветовской ложей в Большом театре. Сложился круг друзей и близких знакомых, в который входили старый шлиссельбуржец, хранитель музея П.А.Кропоткина М.С.Шебалин, известный революционер Е.М.Ярославский, переводчик Омара Хайяма О.Д.Румер, строитель здания Центрального телеграфа И.И.Рерберг.

В 1935 году вместе с женой Н.А.Лукашов едет работать в Палех, где консультирует создающийся музей и художников-палешан. Он дружен с одним из самых видных мастеров — И.И.Голиковым. В семье сохранилась шкатулка со сценой пленения князя Игоря и надписью: «Дорогому Николаю Анатольевичу Лукашову дарю за большое внимание ко мне как человеку и художнику». В конце 1936 года Ф.Л.Лукашова командируется заведующим музейным отделом Наркомпроса Ф.Я.Коном в Петропавловск на Камчатке — для налаживания музейного дела, а Николай Анатольевич начинает работать старшим научным сотрудником Камчатского отделения Тихоокеанского Института рыбного хозяйства и океанографии (ТИНРО).

4 февраля 1938 года следует новый (4-й) арест — на сей раз вместе с женой. Обвинения, как выяснится через 18 лет, — надуманные. Лагерь в Раковой бухте на северном берегу Авачинской губы (он размещался там еще в 1971 году, может быть, и сейчас на своем месте). Следственные муки (следователи — Плаксунов и Цимбаревич). В конце весны — транспортировка в трюмах военного корабля во Владивосток, на «мандельштамовскую» пересылку. В «столыпинском» вагоне по пути в Хабаровск насвистывал последнюю арию Андрея из любимой «Хованщины» — «Вспомни, помяни светлый миг любви». И — чудо! Его услышала жена — ее везли тем же вагоном. Год с лишним — в Хабаровской тюрьме (она-то никуда не делась, стоит себе).

Тем временем Ежова сменяет Берия. Как ничего не подписавшую, 15 августа 1939 года освобождают еще не осужденную Фанни Львовну, потом — и Николая Анатольевича (это тот «антипоток», который А.И.Солженицын нарек «сдачей копейки с рубля»). Но, как и многих из этого противопотока, — ненадолго. Полтора года на воле, без работы, и новый, пятый и на сей раз последний арест — на 9-й день Войны (как «5-ю колонну», да еще и с незакрытым «Делом»). Дальше — путь уже на Голгофу. В «Анкете арестованного» нет судимости — суда, действительно, в советские времена не было. Нет и «приводов» — разве аресты в Сибири и Петропавловске можно считать «приводами»? В «Справке» за подписью начальника санчасти Бутырской тюрьмы дед еще значится «здоровым». В тюремной «Справке» от 13 августа 1941 года — к эшелонному списку — за подписью помощника начальника Бутырской тюрьмы ГУГБ (Главное управление государственной безопасности) НКВД указан знакомый пункт назначения — Петропавловск на Камчатке. Вид конвоя — «усиленный» (немцы уже под Смоленском но бойцы, явно нужнее не на передовой, а для конвоирования — через весь Союз — опасного «следственного»). В Личном формуляре тюрьмы УНКВД № 1 г. Свердловска впервые появляется «астения сердца».

10 ноября 1941 года Камчатский облсуд осуждает Н.А.Лукашова по ст. 58-10-2 УК РСФСР (антисоветская агитация во время войны) на 10 лет с поражением в правах на 5 лет. В Справке медосмотра, проведенного в тюрьме №2 НКВД Петропавловска (одной тюрьмы небольшому городу уже мало!) от 18 февраля 1942 года по состоянию здоровья «к физическому труду не годен». 28 мая 1942 года — диагноз «невроз сердца», но, разумеется, «в этап следовать может». На сей раз сгодился и «обыкновенный» конвой, который 10 июня доставил Н.А. в Хабаровск, в распоряжение начальника пересыльного пункта УЛАГа НКВД Хабаровского края.

За последовавшие полгода здоровье узника было разрушено окончательно, в том числе «дрынами» при заталкивании в вагоны на этапах. В «Акте» ИТК № 1 от 25 января 1943 года сказано: «По болезни не работает 10 месяцев. Резко истощен, кожа бледная, сухая. Лицо одутловатое, маскообразное, ноги отечны. На коже бедер имеются долго не заживающие язвы. Отсутствует 24 зуба. Мышцы атрофированы. Общая резкая слабость, на ногах неустойчив. Тоны сердца глухие. Слух понижен. Апатичный, вялый. С трудом передвигается без посторонней помощи. Диагноз: пеллагра, старческая дряхлость. Работать не может. Инвалид второй группы». Все это — о 63-летнем мужчине, еще полтора года назад считавшемся здоровым!

Но «исправительное» заключение длилось еще год после проведенного обследования. 19 октября 1943 года Николай Анатольевич поступил в тюремную больницу «в тяжелом состоянии» (а до того с установленной пеллагрой почти год мучился в общем бараке). 31 января 1944 года наступила смерть. Он похоронен на кладбище в полутора километрах от лагеря на станции Будукан — в 18 км к западу от станции Бира Еврейской Автономном области.

25 сентября 1956 года усилиями Ф.Л.Лукашовой — не с первой попытки — Н.А.Лукашов был реабилитирован постановлением Президиума Верховного суда РСФСР «за отсутствием состава преступления». Сама Фанни Львовна, скончавшаяся 5 августа 1968 года, своей реабилитации не дождалась. Так и не осужденная, она была реабилитирована лишь 6 февраля 1990 года постановлением прокурора Камчатской области (семье об этом не сообщили).

Вот оно — мандельштамовское:

«...Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей...»

Андрей ЛУКАШОВ

От редакции. Андрей Анександрович Лукашов — из многих добровольных помощников «Мемориала». Профессор Географического факультета МГУ, он много поездил и продолжает ездить по России и миру. После многих поездок он передает в «Мемориал» фотографии остатков лагерей, памятников жертвам политических репрессий в российской глубинке, сведения о «гулаговских» экспозициях в местных краеведческих музеях и много другого по обширному кругу тем, интересующих «Мемориал». Благодаря А.АЛукашову НИПЦ «Мемориал» (Москва) пополнился многими десятками фотографий, география которых простирается от Чукотки до Праги, от Кольского полуострова до Крыма. Мы рады возможности выразить А.А.Лукашову искреннюю «мемориальскую» признательность.