«Я СТРОИЛ КАНАЛ СМЕРТИ»

Не многим известно, что С. В. Крякушин и К. Н. Крякушина из Пушкино имеют на двоих более 170 лет. Клавдия Николаевна долгое время была преподавателем нефтяного института в Москве, теперь на пенсии. Биография Сергея Васильевича — это биография нашей страны. Родился он в 1898 году. Участвовал в гражданской войне. После учебы в академии работал в институте. В декабре 1930 года его арестовали органы ОГПУ... В 1941 году он опять в Красной Армии. Оборонял Москву, Ленинград... До 1946 года служил в армии. Потом до 1958 года трудился в Гипрокоммунводоканале.

Об одной малоизвестной странице своей биографии рассказывает сегодня С. В. Крякушин.

— Сергей Васильевич, вы, наверное, один из немногих долгожителей Пушкинского района. Как себя чувствуете?

— Спасибо. Как говорят спортсмены, в форме. Здоровье по годам. А мне с апреля 1992 года идет девяносто пятый...

Живительную силу, помогающую нормально чувствовать и выглядеть, дает... мед. Да-да, не удивляйтесь, именно мед и другие продукты пчеловодства. Я уже сорок пять лет познаю

— С. В. Крякушин умер 14 июля 1993 года на 96-м году жизни.

секреты этих продуктов. И мед помогает мне от ста болезней...

— Вы родились в нашем районе?

— Нет. Моя родина — село Спасское Владимирской губернии. А в Пушкино я живу с 1939 года.

—Для читателей, наверное, будет интересна ваша биография?

— Да она обыкновенная, как у многих людей моего времени. Окончил церковно-приходскую школу, потом четырехклассное городское училище во Владимире, землемерное училище в Москве. В 1925 году окончил полный курс инженерного факультета сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. Работал...

— Кем?

— С 1925 по 1928 год инженером-гидротехником Владимирской губернии, потом стал научным сотрудником Московского института мелиорации. До 11 декабря 1930 года, когда меня взяли органы ОГПУ.

— За что и как это было?

— Тогда я жил в Москве. В 12 часов ночи ко мне постучали в дверь. Вместе с дворником вошел мужчина лет 30-35. Предъявил ордер на арест и стал смотреть мои бумаги...

Потом отвезли на Лубянку. В камере находился Гартван, I главный инженер Вишерского акционерного общества, очень' известный металлург, заместитель председателя металлургического отдела Госплана СССР... Никаких допросов не было, и через три или четыре дня отправили в Бутырскую тюрьму. Там находился больше недели и свою «карьеру» начинал от параши, т. к. в камере находилось не менее сорока человек. Потом вызвали с вещами. Машина, конвой... И повезли ночью на Ярославский вокзал.

Утром под охраной приехал в Иваново. К вагону подогнали «воронок», и меня повезли в ОГПУ. Там определили в приемный покой или, как говорили арестованные, «собачник». В нем стояло три стула, но один сломанный. Лечь было невозможно. После недели такого уюта переселили в полуподвал. Там уже стояло пять или шесть кроватей...

— И снова на допросы не вызывали?

— После переселения в камеру сразу вызвал следователь Равданис. Кажется, Иван Иванович. Начал очень культурно, вежливо. Мол, мы вас знаем как грамотного инженера, образованного человека и т. д. Короче, дал очень хорошую характеристику (я думаю, что ее написали сослуживцы, тоже арестованные во Владимирской губернии). А потом глаза повернул и говорит: «Расскажи, как вредительствовали? Кто винтовки отправлял в Улыбышевское болото?» (Это место, которое мы осушали).

Сначала я этому не придавал значения, но когда такие вопросы стали повторяться ежедневно, то нервы не выдержали и я громыхнул кулаком по столу: «Как вредитель! Да как вы смеете меня обвинять?» Следователь тоже ответил кулаком по столу, после чего опрокинулась чернильница и залила край стола...

— На этом все кончилось?

— Нет. Из Иванова повезли в Ярославскую тюрьму. Потом опять была Москва, Бутырки... При последнем «визите» в эту тюрьму стало заметно, что народу здесь поубавилось, улучшилось питание... Через неделю, а может и больше, меня под конвоем отправили в ОКБ по проектированию Беломорско-Балтийского канала.

— А где оно находилось?

— Сзади ОГПУ в Москве. Там находился большой магазин, а на пятом этаже, где круглые окна, размещалось особое конструкторское бюро...

— В книге «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» (1934 года) указывается, что ОКБ находилось в большом доме на углу Лубянки и Фуркасовского переулка Москвы. Вот цитата из этой книги:«... нас ввели на самый верх, в огромный зал с паркетным полом, где легко размещалось 120 человек. Половина зала дортуар, койки с пружинными матрацами, а половина столовая... Нам объясняют, что мы попали в Особое конструкторское бюро — ОКБ. Староста — старик-профессор — созвал вновь прибывших и произнес им речь, в которой

изложил техническую задачу. На стене висела карта с пометкой будущего водного пути. Потом встал крупный, полный человек, со спокойным несколько высоким голосом и начал беседу... Так ли было в самом деле?

— Эта книга под редакцией М. Горького, на которую вы ссылаетесь, лжива, в ней много фальши и выдумки со стороны ее составителей. И это при том, что в ней упоминается и моя фамилия. Что касается ОКБ, то там о нем написана правда. Старостой у нас был бывший профессор Томского политехнического института Николай Виссарионович Некрасов. (Он — бывший министр Временного правительства, лет этак под шестьдесят. Впоследствии строил Беломорско-Балтийский и канал Москва — Волга. Расстрелян где-то в 1937 году...)-

В ОКБ со всей страны были собраны гидрологи, гидротехники, ирригаторы, мелиораторы и т. п. для проектирования канала. Работали весь день напролет и только немного времени отводилось прогулке.

— Сергей Васильевич, как вы теперь считаете, насколько целесообразно было в 1931 году затевать строительство Беломорканала?

— Главная причина,— срочно построить огромный военный объект, который даст возможность по внутренним рекам и озерам перебрасывать военные корабли на Север с Балтики. Думаю, что никаких экономических обоснований стройке не было, кроме дешевой рабочей силы. А лес из Карелии можно было вывезти по железным дорогам, месторождения никеля и апатитов еще не были открыты... Само строительство использовалось для обработки общественного мнения и возвеличивания Сталина. В конце концов оказалось, что Беломорканал узок и мелкий.

— Расскажите, пожалуйста, немного о проекте Беломорканала.

— Он давался трудно. Главное, что мешало разработке — плохо была исследована геология края, особенно в северной ее части. Ледники в Карелии создали очень сложные грунты...

Длина пути составляла более 220 км, из которых по зарегулированным озерам нужно пройти 80 км, по затопленным рекам — 97 км, по искусственным каналам — 47 км и около двух км по морскому каналу... На всем пути планировалось создать 19 шлюзов, 5 плотин... Появилось много проблем: как и откуда привезти в Карелию столько цемента и как класть бетон зимой, откуда достать железо для бетонных сооружений, а также арматурщиков и бетонщиков?

— И когда вас отправили непосредственно на канал?

— В сентябре 1931 года все ОКБ перевели в Медвежью гору (на берегу Онежского озера). Разместились в бараках и продолжали проектные работы. Лично я участвовал в проектировании 17, 18 и 19 шлюзов, строил 18-й. Был начальником сооружения и начальником работ участка.

— Вспомните условия труда и жизни заключенных на стройке.

— В начальный период единственным механизмом была тачка. Гранитные грунты взрывались. Шпуры для закладки взрывчатки делали с помощью зубила: один держит, другой бьет по нему кувалдой по 10 часов подряд. Голод оставался основной причиной трудового «энтузиазма». За недовыполнение нормы нормы продовольствия срезали всей бригаде. Зато ударникам развозили «премиальные пирожки». Работали без выходных. Каждый день перевыполнения нормы сокращал срок заключения... На безжалостную эксплуатацию заключенные отвечали «туфтой».

— Простите, а что это такое?

— «Туфта» — это когда в зачет под различными ухищрениями шли невыполненные работы. Вот об этом говорится в книге о Беломорканале: «Туфта невыгодна всякому: и рабочему, который, не выполнив нормы, получает все привилегии ударника, и проверяющему его десятнику, и проверяющему их обоих прорабу». Технический персонал за «туфту» очень строго наказывался.

— А были ли женщины на строительстве Беломорско-Балтийского канала?

— Труд женщин использовался на всех работах: в столовых, в прачечных, на вывозке камня и на валке леса. Нормы выработки от мужских почти не отличались. И они также гибли от холода, голода, болезней, непосильного труда.

— Сколько в лагерях на строительстве канала было политических, уголовников, раскулаченных и известно ли количество погибших на Беломорканале?

— Большинство осужденных были нормальные рабочие, крестьяне, интеллигенты и ни в каком перевоспитании или, как тогда говорили, «перековке» не нуждались. В нечеловеческих условиях они трудились ради того, чтобы выжить. По публикации полковника милиции И. Чухина «Красноармейцы» мне известно, что первоначально должны были работать на канале только уголовники. Потом стали направлять крестьян и так называемых «контрреволюционеров»... В 1932 году на канале работали 60 тыс. «каэров» и 40 тыс. раскулаченных, «социально вредных», «социально опасных». А всего за 20 месяцев строительства канала здесь прошло более 250 тыс. человек.

Сколько погибло там людей, сказать мне трудно. Основные лагерные документы хранятся в закрытых архивах, но И. Чухин, по данным МВД, установил, что от истощения, цинги, пеллагры, малокровия умерло не менее 50 тыс. человек. Так что это был настоящий канал смерти.

Ко мне, например, на строительство шлюза пригнали тысячу раскулаченных из-под Днепропетровска. Все бледные, худые, обессилевшие... Вскоре от «пополнения» осталась четвертая часть и их куда-то перегнали в другое место.

— Когда вас освободили?

— Начальником 3-го отдела ОГПУ от имени руководителя стройки Успенского мне было поставлено условие до 15 мая 1933 года доложить о завершении работ на 18-м шлюзе. Так было сделано, и меня освободили.

— Сергей Васильевич, а что было на Беломорканале после завершения строительства?

— В те края я вскоре вернулся вновь. Потом строил ГЭС под Мурманском и в 1936 году оттуда уехал в Куйбышев...

Из публикаций в периодической печати мне известно, что осенью 1933 года большую часть БЕЛБАЛТЛАГА разделили надвое: одних отправили в г. Дмитров на строительство канала Москва—Волга, других — по разным лагерям.

В системе Беломорско-Балтийского комбината ОГПУ-НКВД осталось несколько десятков тысяч человек для обслуживания канала и для лесозаготовок. Вскоре там появился СОРОКЛАГ для строительства порта в районе нынешнего Беломорска, СЕГЕЖЛАГ — для целлюлозно-бумажного комбината, ПУДОЖЛАГ — для металлургического завода. КЕСГОЛЬМЛАГ после финской войны восстанавливал разрушенные предприятия на отошедшей к СССР территории. После войны Беломорканал восстанавливали опять же заключенные фильтрационных и проверочных лагерей и пленные.

— И когда вас реабилитировали?

— В декабре 1956 года меня вызвали в КГБ и напомнили об уголовном деле... Реабилитирован определением военного трибунала Московского военного округа от 9 августа 1956 года.