Рассказ посвящается молодым корейцам, старшее поколение которых мужественно перенесло японскую оккупацию, жестокости первой и второй мировых войн, а также поколениям моего прадеда, проживающим в России и государствах бывшего СССР.

Исторические события показывают, что насильственное переселение людей с мест компактного проживания ведет малочисленную нацию к постепенному отмиранию. Это подтверждается на примере нашего поколения в государствах бывшего СССР, не физическом смысле. Жизнь корейцев в России порой была трагичной. На основе лживых обвинений корейцы Дальневосточного края России подверглись жестоким репрессиям, а затем в 1937 году были насильственно переселены в районы Средней Азии и Казахстана. В результате наша семья оказалась в песчаных районах Казалинска и Аральского моря Казахской ССР без права выезда за ее пределы на долгие десятилетия. Национальное унижение и беды невозможно учесть. Трагедия этих деяний еще с большей болью ощущается сейчас, когда СССР разделился на новые государства. Самое тяжелое последствие репрессивной политики Сталина - это почти полная потеря нескольких поколений российских корейцев своего языка, культуры и традиций. Мой прадед и его друзья допустили непоправимую

ошибку, покинув в свое время Корейский полуостров - историческую родину. Конечно, прадед не мог знать о возможных последствиях, полагая, что вернется в свое село Киге более обеспеченным гражданином. Основанная прадедом в России в 1866-67 годах деревня Верхнее Янчихэ, освоенная трудом и потом корейцев целинная земля, оставлены без компенсации, оказались, в конечном счете, потерянными ими навсегда. Обо всей этой печальной истории мой рассказ.

Сергей Петрович Югай, родом из деревни

Верхнее Янчихэ Посьетского района России:

Мой прадед 1837-39 г. рождения и дед Антон 1863 г. рождения родились в селе Киге. К сожалению, точную дату рождения прадеда и его имени я не знаю. Простите. Село Киге расположено вблизи портового города Пхохан в провинции Кенсан-Пукто на юго-востоке Корейского полуострова. Прадед дал моему деду имя Антон будучи в 1867 году в Посьете, в России. Мне поведали старшие, что фамилия Юк, по-русски Югай, дали моим предкам Мудрейшие Старцы у реки села Киге, как прозвище, которая переходим из поколения в поколение в фамилию - Юк, Ю - от буквы "Магыль-Ю-тя сынын Ю", переводилась она в то далекое время примерно как прозрачно-чистая вода реки у села Киге.

Жизнь у прадеда была нелегкой, порой трагичной. Феодальный гнет в Корее и отмена крепостнического права и ряда налогов в России побудили прадеда покинуть родную землю в надежде вернуться вновь в с. Киге. В 1866-67 годах, в поисках лучшей жизни, прадед переселяется с семьей на север Корейского полуострова, в провинцию Хамген-Пукто. В том же году посещает Посьет, общается с русскими. Говорили, что прадед довольно хорошо разговаривал на корейском, китайском и японском языках, а также мог изъясняться по-русски. В 1867 году прадед вместе с шестью корейскими семьями и сезонными рабочими на шхуне прибывает в Посьет, где русские семьи можно было пересчитать на пальцах. С согласия начальника погранзаставы прадед находит в 20-25 километрах от Посьета пристанище и приступает к освоению лесных неудобий. Создается пашня. Так в 1867 году появляется новая деревня в Посьетском районе под названием Верхнее Янчихэ. Моему деду Антону было тогда всего лишь 4 года, а его братишке - 2 года. Постепенно расширяется корейская деревня Верхнее Янчихэ, увеличивается у селян посевная площадь зерно-бобовых культур, развивается животноводство, птицеводство и пасека. Продукция селян слави-

лась. Сдавалась она государственным и частным компаниям и скупщикам, часть реализовывалась в Посьете, Хясьме (Владивостоке). Деревня отличалась богатством сельского хозяйства и высоким уровнем культуры народа. В деревне создавались корейские, корейско-русские и русские школы. В 1900-1910 годах поселяются в деревне казаки и русские, сначала прикомандированные, затем семьями на постоянное жительство. Вера в дружбу корейского и русского народов настолько возросла, что прадед и дед Антон, позже отец - Петр, 1891 года рождения, в деревне Верхнее Янчихе начали учить детей грамоте только в русской школе. Под влияниям русских миссионеров и других приезжих, детям давали русские и церковно-славянские имена - Харлампий, Михаил, Тимофей, Геннадий, Екатерина, Александра, Борис, Сергей, Роза и т.п. Следует отметить, что прадед и дед Антон искренне переживали поражение русских в 1905 году в русско-японской войне и падение Порт-Артура. Они хотели видеть при жизни изгнание японцев с корейского полуострова и всячески помогали корейским революционерам того периода, боровшимся в тяжелейших условиях против поработителей. Прадед, умер в 1908 году, похоронен у деревни Верхнее Янчихэ как основатель этой деревни. Мы низко, низко кланяемся, покоя Вам, пусть земля будет Вам периной!

Кропотливый ручной труд дедов и труд четвероногих волов сделали свое дело. Паша деревня расцвела к 1920 году в полном смысле этого слова, а население имело свободу и полное благополучие. В селе расширяются школы. Поговаривали в то время, что будет создана Корейская республика в составе России. Забегая вперед, скажу, что надежды корейцев были тщетны, а инициаторы этих идей в последствии были расстреляны властью Сталина. Горько говорить, что в 1937-38 годах была расстреляна почти вся корейская интеллигенция того периода.

Эта же участь постигла корейский полк военнослужащих, участвовавших еще в 20-е годы в составе русской армии в войне по изгнанию японцев с дальневосточного края России. В те же годы пострадали десятки тысяч русских, а также полководцы и военачальники СССР как неблагонадежные - враги народа. Практически погибли или были расстреляны все революционеры-корейцы, боровшиеся за изгнание японцев из Кореи.

Мне говорили, как прадед и наш дед Антон помогали революционерам материально и деньгами. Они часто поставляли необходимые товары и деньги в села Адими, Рязаново и Посьет, даже в

г. Владивосток. Были времена, когда сами руководители подпольных организаций приезжали к дедам для сбора средств и материалов. До 1920 - годы были для дедов относительно Хорошими, свободными и без угнетения. Однако, наша жизнь снова начала ухудшаться. Отец - раненый - возвращается с фронта. Он, по мобилизации царской России, участвовал в войне 1914-17 годов против Кайзеровской Германии. В 1914 году отцу было 23 года. Тогда эта война против Германии - Первая Мировая - называлась в России гражданской. Забегая вперед, скажу, я - его сын - участвовал в войне против гитлеровской Германии в 1941-45 годах. Эта, вторая Мировая война СССР против Германии, называлась Великой Отечественной.

Как я писал ранее, жизнь снова становится тяжелой, особенно при Советской России. С 1924 года у крестьян Верхнего Янчихе начали забирать зерно и другую продукцию сельского хозяйства -"излишки" - для оказания помощи голодающему населению на западе России. В отдельные годы не оставляли селянам даже на семена. Положение крестьян еще более ухудшилось в 1930 году, в период коллективизации. В том году дед Антон раздал соседям по деревне только крупного рогатого скота и свиней около 20 голов и таким образом семья избежала раскулачивания и террора. Вообще наш дед отличался исключительным трудолюбием и добропорядочностью, как и его отец.

Мой отец считался в деревне самым почитаемым. Всегда у него были люди, кроме того он содержал    сезонных рабочих. Сезонные рабочие жили в одном доме, жили одной семьей в 8-комнатном деревянном доме. Семья не разделялась на своих и чужих, пользовалась едиными про-

дуктами питания и обедали вместе. Надо полагать, что это спасло деда от террора и тюрьмы. После коллективизации мы обеднели до нищеты. Вскоре умирает дед. Похоронен он у деревни Верхнее Янчихе в 1935 году, рядом с могилой прадеда. Так печально закончилась тяжелая жизнь моих дедов, выходцев из села Киге юга Корейского полуострова, в Советской России в эпоху правления Сталина. Я низко, низко кланяюсь, горько и горько плачу! Невозможно просто описать на бумаге мужество и трудолюбие первопроходцев, создателей деревни Верхнее Янчихэ, освоившим трудом и потом целинные земли Посьетского района сегодняшней России. Они так и не вернулись к себе - на исконную родину - в Корею.

Я не помню могилу наших дедов, сохранилась ли она, найду ли? В 1937-38 годах деревня была полностью заняты воинскими частями, а корейцы были выселены семьями вглубь СССР. О чем я поведаю Вам, дорогие читатели, позже.

Мне говорили, что прадед и дед Антон не убивали своих коров на мясо и не употребляли как пищу, а моя мама до конца своей жизни не пользовалась молоком и маслом коровы. Корейцы употребляют мясо собаки как деликатес (кятха). Наши предки и мама могли готовить эти блюда (кятха), однако до конца своей жизни их не употребляли как пищу. Это удивительные люди - мои предки. Я же ем кятха, как говорят, "со смаком". Дед говорил: "Коровы - мои настоящие друзья, с ними я создавал жизнь в Посьетском районе. Деревня Верхнее Янчихэ была создана трудами волов, которые выкорчевывали деревья, растаскивали их, ровняли и пахали земли, словом, во всем они помогали создавать и возделывать мне пашню". Животные умерли по-старости. Размножились коровы до 20 голов из двух рабочих волов, приобретенных еще прадедом в конце 19-го столетия. Коровы паслись и возвращались домой сами вместе со сторожевыми собаками. Последних он содержал до 12 штук. Дед охотился с собаками как правило один раз в месяц и без ружья.

Коллективизация полностью расстроила и разорила нашу жизнь. Семья из 14 человек из-за бедности распадается. В 1935-36-37 годах братья, сестры и родственники покидают родную деревню Верхнее Янчихэ. Последним уходит из дома 72-летний брат деда Антона. Все мы расселяемся по всему Приморскому краю России. Отец оставляет большой деревянный 8-комнатный дом с ограждениями, деревянным воротом и крышей. Оставшиеся в деревне корейские семьи выселяют. Вскоре деревню занимают воинские подразделения. Старший брат Тимофей, с 1910 года, родом из деревни

Верхнее Янчихэ, комсомолец 30-х годов, обосновывается в г. Уссурийске (г. Ворошилов).

Мы, полураздетые, вновь собираемся в 1936 году к нему, для компактного проживания. Обустраиваемся, приобретаем старое жилье, арендуем помещения, устраиваемся, т.е. старшие братья и сестры - на работу в городе и его пригородах, а я - в школу.

В русском народе говорят, что беда не приходит одна. И действительно, не успели опомниться от коллективизации 1930 года и обустроиться в 1936 году на новом месте жительства, обрушивается на нас еще более суровая и страшная беда. О возможном появлении такой беды никто не мог даже и подумать, что такое может случиться в начале 20-го столетия, а мне было тогда только 10 лет. Правительство СССР - Сталин, Ежов, Молотов - решило депортировать всех корейцев из Дальневосточного края.

Малочисленная корейская нация оказалась первой жертвой сталинского беззакония, режима деспотизма в СССР. Чудовищная акция, произвол, беззаконие, лицемерие предопределили на сотни лет трагическую судьбу российских корейцев, деградацию их культуры, тяжкие, невосполнимые демографические потери и тяжелые беды. 28 сентября того же года Постановлением № 1647-377 "Совершенно секретно" (особая папка) Совета Народных Комиссаров СССР было определено, куда и какое количество хозяйств корейцев выселить с территории Дальневосточного края. Осенью 1937 года, в течение двух суток, все корейцы, проживающие в г. Уссурийске (г.Ворошилов), были погружены в товарные вагоны без теплушек и таким образом вывезены насильно с мест компактного проживания и переселены в Казахстан, в песчаные районы Казалинска и Аральского моря. Как спецпереселенцы, мы не имели права выезда из Казахской ССР десятилетиями. По прибытии, жили несколькими десятками семей в земляных кошарах (овчарнях). Обещанного жилья не было. Компенсация за сданное жилье и оставленное имущество не выдавалась, живность не возвращалась. От простуды, изменения климатических условий и тяжелой жизни по приезде умирают младший брат деда Антона и бабушка. Через полгода в 1938 году от чрезмерного физического труда умирает мой отец Петр, 1891 года рождения. Отец похоронен в городе Ново-Казалинске. Пала! Мы низко, низко кланяемся! Пусть земля будет Вам пухом.

Помню, как директор хлебозавода - русский, добрый, человечный человек разрешил отцу забрать целую подводу хлеба на сухари.

Он говорил - Петр, у Вас большая семья, много детей, суши сухари -и в вагон. Сушили мы хлеб сутками и незаметно грузили сухари в вагон. Долго мы ели этот хлеб в Казахстане. Случай был очень рискованный. За это действие могли расстрелять директора хлебозавода и отца.

Вспоминаю этот случай, добрым и добрым словом директора хлебозавода. Мне было тогда 11 лет, помню, как это происходило, как мама стояла сутками у плиты, все жарила, сушила

После ухода из жизни отца, на долю матери, Хан Софьи, 1892 года рождения, остаются еще пятеро детей из восьми. Мама тяжелым физическим трудом зарабатывает деньги - копейки на содержание детей. Ее труд - неграмотной женщины - невозможно описать на бумаге, слишком больно. Я тогда еще не понимал многих горестей этой тяжелой человеческой жизни, было мне 12 лет. Ведь она - мама, днем и ночью молотила шалу (рис) посредством ножной ступки (паи). Чистый, не разбитый рис возвращала скупщикам или продавала на рынке, мелкую дробленую использовала в семье, и то, только часть. Кроме того, делала из сои выжимку - "тыби", которая также реализовывалась на рынке. Такая изнурительная работа продолжалась изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год - 15 лет. Как только ее ноги выдержали такую нагрузку? Уму непостижимо. Подрастают старшие ее дети, то есть мои братья и сестры, которые начали помогать как могли, еще не обосновавшись на новом месте жительства. Благодаря огромной материнской силе воли и безграничной любви и заботе, она - мама - не только вырастила нас, но и дала образование. Мы, родившиеся после 1920 года, все получили высшее образование. А родились мы, ее дети, в деревне Верхнее Янчихэ, основанной прадедом в 1867 году в Посьетском районе. Скажу, как мама радовалась, что ее меньшие дети повзрослели и жить стали лучше, чем старшие сыновья и дочери. Она гордилась этим. Мы только теперь глубоко осознаем ее заботу о детях, после ухода мамы из жизни, тогда, когда ее нет и глубоко, глубоко скорбим. Простите, мама, милая. Вы могли жить еще долго, долго - не уберегли! Мы низко, низко склоняем головы, отдыхайте, пусть земля будет Вам периной. Мама умерла в 1981 году. Похоронена в Казахстане, в Кзыл-Орде, на городском кладбище, где покоятся теперь два ее старших сына Тимофей и Борис, сноха Агафья и ее мать.

Как я писал, прадед имел рост 181-185 см, а прабабушка была небольшого роста - 162 см, слабохарактерная и очень женственная женщина. Как я говорил, прадед основал деревню Верхнее Янчихэ в

1867 году. Старшему его сыну - Антону (моему деду) было тогда 4 года, младшему - 2 года. Не знаю, сколько было у прадеда дочерей.

В физическом отношении мой отец был самым выносливым и крепким из всех детей деда. Все тяжелые работы по дому выполнял мой отец - средний внук прадеда. Все дети деда и моего отца родом из деревни Верхнее Янчихэ. Отец имел 3-х дочерей и 5 сыновей. Забегая вперед, скажу, что правнуки прадеда уже плохо говорят на своем корейском языке, а праправнуки и вовсе не умеют говорить на родном языке. Мало того, праправнуки теряют свою национальность (пятое поколение) в результате естественной ассимиляции. Так, по моей линии и линии моей жены - Сон Лидии, стали по национальности русскими, украинцами, белорусами, казахами, киргизами, узбеками, молдаванами, немцами. Прадед моей жены родом из села Иёсон. Село расположено на юго-западе Корейского полуострова.

Однажды в июле 1996 года, ночью, я подумал, что, если бы прадед мог предположить, что такое может случиться в 20 столетии, и я уснул крепким сном. Слышу во сне властный голос моего прадеда, который говорит...: "Я остаюсь в Корее, здесь я родился и здесь я

буду переносить все невзгоды, лишения свободы и тяготы жизни, чтобы не было мучительно жить моим внукам и правнукам вдали от родины своей и без свободы! А если что и случится, не ищите мою могилу!" - сказал мой прадед, уходя во сне. Я вдогонку ему говорю: « Не уходите, подождите, Вы еще не выпили "подо" - вино!»

Проснулся, дверь в комнатспальне была приоткрыта, а наружная - закрыта на замок. Как мой прадед мог выйти из дома, остается загадкой. Лежу, а уснуть не могу. Ночь. На улице темно. За окном стоят стройные хвойные и березовые деревья, слегка шелестя листвой. Это 9-ти этажный жилой дом в Москве-Зеленограде, где я живу. Город самый зеленый и чистый в России. Сын ушел к невесте, жена гостит у дочери. Лежу на койке, глаза закрываются, опять засыпаю... Слышу во сне, по-моему, опять говорит прадед "Простите, дети мои, допустил я непростительную ошибку, покинул родину свою! Каюсь! Вряд ли вам удастся найти могилу мою в России. Как вы будете общаться между собой, ведь вы теперь живете в разных государствах? Печально! Это моя вина!" - сказал прадед. Говорил прадед где-то в темноте, на сей раз я его не видел. Скажу, прадеда я не мог видеть. Он ушел из жизни значительно раньше моего рождения. Нет его и на семейных фотографиях. По рассказам я воспроизвел и видел во сне впервые его таким, когда он говорил: "Я остаюсь в Корее, здесь я родился и здесь я буду переносить ..." Он напоминал во сне братишку моего отца - внука прадеда-Анастасия, но был крупнее и выше ростом. Анастасий имел рост 180 см, похоронен он в Киргизии, в городе Фрунзе.

Теперь опишу, в каких государствах живут дети моего отца и его внуки, внучки.

Старшая дочь Екатерина похоронена на Украине, в Евпатории. Ее сын - Анатолий Ким живет в Евпатории, имеет троих детей.

Вторая дочь - Александра живет с мужем - Ни Валентином и сыном Валерием в Казахстане, в Чимкенте. Ее дочери: Раиса со своей дочерью живет в Узбекистане, в Ташкенте; Фая с мужем и двумя детьми живет в России, в Барнауле; Венера с мужем и двумя детьми живет в Казахстане, в Караганде.

Третья дочь - Роза живет с мужем - Цой Ирун в Казахстане, в Чимкенте ее сын - Володя с тремя детьми живет в России, в Тюмени. Ее дочь живет в России с двумя детьми, в городе Пушкино под Москвой.

Старший сын - Тимофей и его жена - Хван Агафия - покоятся в Казахстане, в Кзыл-Орде. Его дети: Соен Бронеслав покоится в

Днепродзержинске. Там же в городе Днепродзержинске живут его два сына и жена Валентина. Сын Вячеслав живет с женой в России, в Санкт-Петербурге с двумя детьми; сын Володя живет в России в городе Северодвинске с женой и дочерью; дочь Светлана живет в Казахстане, в Кзыл-Орде. Она имеет сына и дочку. Ее муж похоронен в городе Джамбуле.

Сын - Харлампий и его жена - Вон Нина - покоятся в Казахстане, в Алма-Ате. Его дети: сын Виталий похоронен в Казахстане, в Кара-Тау. Жена живет в Кара-Тау, имеет двух дочерей; сын - Георгий живет в Казахстане, в Алма-Ате. Он имеет двух дочерей; сын - Евгений с женой и своим сыном живет в Казахстане, в Алма-Ате.

Сын - Борис покоится в Казахстане, в городе Кзыл-Орда. Его жена - Хан Зинаида живет с двумя сыновьями в Кзыл-Орде. Старший сын - Юрий имеет дочку, второго сына зовут Виталием.

Сын - Геннадий живет в Белоруссии, в Минске. Он пятый сын отца. Его сын - Руслан живет в Минске. У Руслана двое детей - сын и дочка. В Минске похоронена жена Геннадия, Валентина.

Я, Сергей - четвертый сын отца - живу в Москве-Зеленограде. Зеленоград - самый зеленый и чистый город в России. Живу с женой - Сон Лидией. Прадед ее из дворянской семьи, родом из села Иёсон, расположенного на юго-западе Корейского полуострова. Имеем сына - Геннадия. Живет он в России, в Москве-Зеленограде. И дочку - Елизавету. Она имеет дочку - мою внучку - Наталию. Дочка с внучкой живут в Казахстане, в Алма-Ате. Мечтаю переселить их сюда, в Москву.

Как я писал, благодаря сверхчеловеческому трудолюбию и заботе мамы, мы, ее младшие дети, получили высшее образование, без отца. Он умер в 1938 году. Я - Сергей, 1926 года рождения, инженер-гидротехник. Роза, 1929 года рождения, педагог-биолог. Геннадий, 1931 года рождения, инженер-землеустроитель. Отмечаю, что корейцам, родившимся до 1920 года многим не суждено было получить в России высшее образование как переселенцам, а принятые на учебу в ВУЗЫ, по незнанию директоров о существовании "совершенно секретных" документов, впоследствии были отчислены из институтов в 1941-42 годах как дети депортированных народов России. Так, мой двоюродный брат Хван Иван был отчислен в середине 1941 года из института Стали им. Сталина. Он считался лучшим успевающим студентом вуза. Впоследствии он добровольцем участвовал в войне против гитлеровской Германии, раненный под городом Выборгом, умер в 1942 году в госпитале Ленинграда. По-

хоронен Хван Иван на Пискаревском кладбище. Мой брат Борис был отчислен со второго курса летного училища города Архангельска. Он вернулся в 1942 году и тут же его отправили на работу на шахту под Тулой. Брат - Харлампий работал в трудовой армии в городе Туркестане. Все мои старшие братья и сестры прожили большую часть своей жизни в вечной нужде, преодолевая неграмотность и физические трудности. Сейчас они покоятся на землях Казахстана, Украины и России. Вечная им память и низкий, низкий поклон.

Теперь более подробно напишу о своей жизни. Я, Югай Сергей Петрович, родился в 1926 году, 24 октября, в деревне Верхнее Янчихэ Посьетского района России, в деревне, основанной еще в 1866-67 годах моим прадедом. Мой отец - Югай Петр и мать - Хан Софья также родом из этой деревни. Они родились соответственно в 1891 и 1892 годах. Как и все корейцы России того периода, я был насильственно депортирован в 1937 году вместе с родителями в Казахскую ССР без права выезда. Рос и учился в средних школах в городах Казалинска, Аральское море, Кзыл-Орда, не понимая бедственного положения корейцев того периода и жизни моих родителей.

Жаль, что все это осознаем только теперь, когда не стало ни отца, ни матери, ни старших братьев, ни сестер. Простите! За причиненные вам обиды, хотя в своей жизни я никогда не пререкался со старшими. Только однажды сделал замечание Харлампию, и то, в защиту моей и его мамы, которая в то время уже покоилась на земле Казахстана.

Переселившаяся семья моих родителей в 1937 году, еще не обосновалась на новом месте жительства, а начались войны СССР с Японией в 1938 году. Финская - в 1940 году и с Германией в 1941 году. Все это очень тяжело отразилось на нашей жизни, и выжить в такой сумасшедшей эпохе было нелегко, особенно моим неграмотным родителям с детьми, с нами. Как я говорил, мой отец Петр участвовал в войне с кайзеровской Германией в 1914-17 годах при Царской России, а мне пришлось участвовать в войне с гитлеровской Германией вплоть до июля 1946 года, хотя война в СССР закончилась в мае 1945 года. Отец умер, как я говорил, в 1938 году. Как мама выдержала все муки этой тяжелой, нечеловеческой жизни с детьми -уму не постижимо. Это может выдержать только кореянка, и только моя мама.

На борьбу против гитлеровской Германии встал весь советский народ. Война 1941-1945 годов называлась в СССР Великой Отече-

ственной войной. Если помните, война с кайзеровской Германией в 1914- 1917 годах называлась в Царской России "Гражданской". Я, как комсомолец 40-х годов, патриот, преисполненный во чтобы то ни стало одержать победу над Германией, просился на фронт с оружием в руках защищать СССР и победить ценой своей жизни. В 1943 году мне исполнилось 17 лет. По моей просьбе Сырдарьинский райвоенкомат г. Кзыл-Орда призывает в армию. Горвоенкомат готовит нас к отправке в артиллерийский полк (так говорили). Действие происходило в конце ноября. Нас погружают в товарные вагоны, примерно так, как это было при депортации корейцев в 1937 году из ДВК. В эшелоне были только корейские ребята 17-18-летнего возраста, около 200 человек. Ребята были мобилизованы со всего Казахстана и Средней Азии. Фактически привезли нас на Крайний Север в трудовую армию вместо обещанного артиллерийского, а позднее танкового полков. Служить и работать мне пришлось на первой в СССР нефтяной шахте в системе Министерства внутренних дел. Остальные ребята работали на лесоповале и в других местах. Полуголодные, одетые в бушлаты, они опухали от голода и холода. Труд и условия быта были очень тяжелыми. Жили в бараках, спали на 2-х ярусных нарах. Я работал под землей, на большой   глубине   непосредственно   шахтером-забойщиком (бурильщиком) на шахте № 1. В впоследствии меня назначили бригадиром. Это была первая комсомольско-молодежная бригада во всем регионе, тем более на нефтяной шахте. Даже и сейчас не многие знают, что в 1942 году существовала в СССР шахта на большой глубине по добыче нефти. Бригада состояла из пяти человек. Наша единственная комсомольско-молодежная бригада шахтеров показывала образцы труда, обеспечивала выполнение и перевыполнение плановых заданий. Питание у нас было самое высокое, называлось оно тогда "фронтовое", даже оставляли. Стол наш был единственным - полным, состоящим из 4-х блюд.

Вспоминаю о первых днях работы в шахте. При передвижении в туннелях по штрекам, часто падал (по неопытности), ломал ноги и руки, бился головой о трубы. От боли плакал в душе. Просился на фронт, но не отпускали. Нам говорили, что мы здесь больше нужны, чем где бы то ни было. Это действительно было так. Кавказская нефть была временно отрезана войной. Увеличивающееся количество самолетов, танков и транспортных средств все больше требовало горюче-смазочных материалов, то есть нефти. Людей не хватало, а пополнения практически неоткуда было ждать. Все были мо-

билизованы на фронт, пленных еще не привозили. Постепенно я начал привыкать к работе под землей, меньше стало ранений, лучше стал пользоваться аккумуляторной лампой при движении по штрекам и забоям. По соседству с нами, в соседнем забое, работали чуть ли не вечные каторжники и осужденные по статье 58 "Враг народа", которых становилось все меньше и меньше. Стало нам известно, что многих заключенных отправляли на фронт в штрафные батальоны. Разнорабочими в шахте были немки-переселенцы от 14 до 60 лет. Были случаи, когда я по своей наивности, как комсомольский вожак-патриот, набрасывался в темноте на заключенных в защиту кричащих женщин-немок. Впоследствии мне говорили, что они сами разберутся и помирятся, и что под землей существуют свои неписанные законы и правила, особенно у заключенных каторжников, которых даже не брали в штрафные батальоны.

Нам показалось, что каторжники - "враги народа" - удивительно порядочные люди. Почему-то они всячески, по-отечески, оберегали нас - 17-летних комсомольцев того периода - под землей. На дерзкое наше замечание отвечали ласками, дружелюбием, смеялись и гладили по голове. Наверно, их нет сейчас в живых. Ведь прошло с тех пор больше, чем 53 года, а им было чуть больше 40 лет. Вечная им человеческая память! Может быть, они думали, что их скоро не будет в живых, а может быть, вспоминали свою несчастную молодость, и мы их дети, возможно, скоро умрем от болезни - селикотеза? Эта болезнь - цементация легких от каменной пыли. Нас, бурильщиков, было в шахте, как писал ранее, всего лишь 5 человек. И действительно, все ребята не дожили и до 45 лет. Все они умерли после демобилизации от селикотеза. В те годы мы почему-то работали без противогаза, респиратора и повязок.

Надо отдать должное старшему поколению шахтеров-заключенных. Я еще жив и пишу эти строки как воспоминание о том мрачном периоде моей трудовой жизни. Заключенные учили нас как ходить под землей по штрекам и забоям, становиться и двигаться у стенки забоя, придерживаться к воздушным трубопроводам, следить за трещинами и возможными обвалами горной породы, особенно при взрыве в отвал, и работе с бурильным молотком, шпура которого имела длину 120 см. Часто через щели и трещины просачивалась под давлением и вибрацией нефть, способствовавшая разрушению горной массы - обвалу. Несмотря на все принимаемые меры предосторожности, в один из январских дней получил перелом правой ноги выше среднего бедра. Тяжелое ранение произошло во

время буровых работ, когда я оказывал помощь соседней бригаде (по просьбе начальника участка). Эта соседняя бригада в тот день срывала выполнение плана буровых работ, а у нас было перевыполнение планового задания. Извлекли меня из-под обвала без сознания. Лечился в санитарном городке, который находился в 24 километрах от шахтоуправления. Пролежал в больнице в гипсе больше двух месяцев. Меня навещали главный инженер и начальник шахты № 1, мои товарищи и друзья по работе. После перелома ноги работал на разных работах и должностях, больше всего вахтером в зонах для заключенных и мобконтингента немок. Как ни старались врачи вытягивать мне ногу путем привязывания гири, все же она стала короче на 2 см. Просился домой, но управление отклоняло мою просьбу, не хватало людей. Шла война, пополнения не было. Долго я еще ходил на костылях. Мои ребята по работе и рабочие, видевшие меня в завале горной породы в забое, поговаривали, что я мертвец, что чудом остался жив.

Будучи комсомольским вожаком, я часто выступал с патриотическим настроем и энтузиазмом на партийно-хозяйственных активах шахты и комбината округа МВД СССР.

В том 1944 году я снова заболел. Привезли меня в тот же санитарный городок без сознания, где я лежал в свое время с переломанной ногой. Оперировали без всякой подготовки. Заболевание - перетопит. Лопнул аппендицит, заражение брюшины. Проснулся я на операционном столе. Общий наркоз. Таким образом, в течение полугода я получил дважды общий наркоз. На сей раз после операции я проснулся через четыре дня. На четвертый день считали меня мертвым и без признаков жизни вынесли из палаты в коридор. Сразу не могли поместить в морг, не было места. Во второй половине дня проходившая мимо меня санитарка случайно заметила на моем полуприкрытом простыней лице признаки жизни и тут же доложила врачу. Меня вновь занесли в палату, начали вести профилактическую работу по оживлению - раскрывать зажатый рот, капали жидкость и т.д. Я начал оживать и выжил.

Узнал я о вышеизложенном тогда, когда стал выписываться из больницы. У меня не оказалось ни обуви, ни одежды. Они были разобраны рабочими больницы для продажи и обмена на хлеб. Думали, что я мертв, когда лежал в коридоре для последующего выноса в морг. А уснул я надолго потому, что анестезиолог дал слишком большую дозу морфия, даже разлил на подбородок. Обожженный подбородок долго еще не заживал. Обо всем этом мне поведала ко-

реянка, которая, как первый, так и второй разы ухаживала за мной с искренней любовью, пока я лечился в этом городке. О ней остановлюсь позже. Пока я лежал в коридоре, то видел сон, который как сейчас помню. На земном шаре оказался я один, на луне какая-то девица тоже оказалась одна. Земля и луна двигались в межпланетном пространстве друг к другу с шумом, свистом, холодным ветром. Мы подавали друг другу руки и никак не могли ухватиться.

Сон прекратился, по-моему, когда занесли меня обратно в палату. В коридоре мне, наверно, было очень холодно, ведь я был накрыт одной простыней как мертвец. Наконец я вылечился после двух месяцев лечения. Но операционная рана все еще кровоточила черной кровью. Опять, через 10 дней, поместили в эту же больницу. Раскрыли живот. В животе оказался тампон длиной 30 см, который находился внутри около двух месяцев - черный, обуглившийся. Мой молодой организм выдержал и я выжил. В жизни бывают счастливые случаи, наверно, это дано богом. В результате, находясь дважды при смерти, выживал. В этом особенно мне помогла кореянка-соотечественница, единственная, оказавшаяся на этом крайнем севере в лагере для осужденных по политическим мотивам, по фамилии Ким, звали ее Сан-Кимя, было ей 20 лет. Жила она в больничном городке как вольнонаемная без права выезда, работала швеей. Она мне поведала, что осуждена была студенткой за помещенную в стенгазете института статью. Она приехала на учебу в Москву из Кореи. В том году, она говорила, посадили в тюрьмы всех студентов-корейцев, которые впоследствии были сосланы в разные лагеря. О местонахождении своих сверстников она не знала. Именно она, как богиня милосердия, помогла в то голодное время мне выжить в этой больнице: находила дополнительное питание, кормила своей любимой ложечкой меня, лежачего больного, приносила северные ягоды, как витамины, чтобы я не страдал еще и цингой. Ее заботу обо мне невозможно с чем-либо сравнить. Разве что - как жена ухаживает за своим любимым мужем или как мать за сыном. Так искренне ухаживала она за мной в течение четырех-пяти месяцев, пока я находился в этой больнице - санитарном городке на Крайнем Севере Коми АССР. Так одиноко жила моя милая кореянка на этом суровом севере в последнее время с заботой обо мне. В разговоре чувствовалась ее образованность, а я лишь 17-летний, неотесанный десятиклассник. Каждый раз, выписываясь из больницы, я толком не мог даже сказать слова благодарности.

После выздоровления я вновь на шахте № 1, работаю на разных работах вплоть до 5 июля 1946 года. 8 мая 1945 года закончилась эта проклятая война. Гитлеровская Германия повержена. Радости не было предела. Почти три дня не спали - гуляли. Так, в честь дня победы 9 мая мы с ребятами выпили спирт, разбавленный водой, после которого я лечился целых три дня в поликлинике.

Мои старшие братья и сестры были дома (июнь-июль 1945 года), не хватало одного меня, младшего - четвертого сына моей матери.

А ей, моей любимой маме, пришлось считать дни и ночи, целых 395 дней. Она за эти дни, месяцы, годы все передумала, вспоминала, не видя меня, о перенесенной операции, переломе ноги. Словом, молилась и просила мама бога, чтобы я вернулся, в каком бы состоянии я не находился. Нас не демобилизовывали, не было для замены людей, пленных еще не привозили. Наконец, из 200 ребят отпустили только меня одного, как перенесшего дважды операцию, и то, только на два месяца раньше остальных ребят. Так, 5 июля 1945 года, закончилась моя работа в трудовой армии на Крайнем Севере, на Ухтинском комбинате МВД СССР.

Будучи комсомольским вожаком на нефтяной шахте № 1, оказывается я несколько раз находился чуть не зарубленным топором. Узнал об этом позже, по рассказам сверстников, бывших работников шахты, после их возвращения в 1946-47 годах в Казахстан. При встрече они благодарили меня за то, что я не посадил их в тюрьму. Боролся я тогда против всякого рода краж, в том числе и в общежитии, и в бараках, против подделок документов на получение чужих посылок. Краденые вещи и посылки возвращали ребятам-хозяевам. В то время меня поддерживал секретарь по комсомольской работе, лейтенант Извеков. Говорят, он - генерал-лейтенант, живет в Москве. Пока я с ним еще не встречался. Несмотря на строгость закона Того периода, ребят не отдавал под суд, чтобы они все вернулись домой после войны, зная, что их ждут отцы и матери, как и моя любимая мама. Вот в таких условиях я жил и трудился на Крайнем Севере, не осужденный, но на правах заключенных. Ходили мы на работу до шахты от общежития по деревянным настилам, держась за веревочный поручень, чтобы не сбил нас ветер и не унес в сугроб, откуда подняться на дорогу без помощи людей невозможно.

Вспоминая о мрачной жизни моих дедов, отца и матери, старших братьев и сестер в СССР, буду писать о более сознательной и счастливой части моей жизни. Благодаря безграничной заботе моей матери, как писал ранее, и ее труду, мы, ее младшие дети, получили

высшее образование. Порой я думаю, наверно это единственная мама в мире, которая может сделать так много детям, без мужа, своим исключительно физическим трудом. Невероятно! Мама, мы перед Вами в вечном долгу. Простите. Мы низко, низко кланяемся, отдыхайте спокойно, находитесь Вы в Кзыл-Орде, среди своих сыновей.

Кончилась война. По просьбе матери и велением бога я вернулся домой в город Кзыл-Орда, в Казахстан. После войны с корейцев были сняты все ограничения, особенно после 1953 года. Мы могли учиться, жить и работать в любых республиках СССР. Я работал на разных работах и должностях, в проектных институтах и строительных организациях, в аппарате Министерства сельского хозяйства и совхозах, начальником управления капитального строительства Министерства пищевой промышленности, Министерства рыбного и плодоовощного хозяйства Казахстана. Постоянным местом жительства был город Алма-Ата. Вся моя сознательная жизнь была связана с этим городом и его жителями. Это удивительный, красивый, чистый, современный город с прямыми улицами. Прожил в этом городе с 1948 по 1994 год, 46 лет. Казахи - это удивительно гостеприимные и добропорядочные люди. С ними я решал производственные вопросы на всех уровнях, в личном общении -бесподобные люди, в прямом смысле этого слова. По профессии я -инженер-гидротехник по проектированию, строительству и эксплуатации малых и средних гидроэлектростанций и мелиоративных и ирригационных систем. В мое время работали в центральных аппаратах Казахстана из числа корейцев: в ЦК Компартии - 3 человека, в Совете Министров - 3 человека, министром - 1 человек, заместителями министра - 2 человека, начальниками управлений и главком министерств - 5 человек. Как все молодые люди того периода, со сверстниками и с женой веселились, ходили в кино, в театры. Праздники проводили с коллективами по работе и друзьями на дому и квартирах. Свадьбы, юбилеи или круглые даты отмечали в полном смысле этого слова.

В последние годы моя семья практически ни в чем не нуждалась. Конечно, богатства не было, да и не полагалось в то время его иметь. Трижды покупал автомашину через Министерства по твердым государственным ценам. С ростом семьи расширяли квартиры. Так, я имел 2-х и 3-х комнатные квартиры с полным благоустройством. Кроме того, собственный дом в двух уровнях, деревянный, состоящий из четырех комнат и кухни 30 квадратных метров. Дом -

с усадьбой, фруктовыми насаждениями и беседкой, с хозпостройками и паровой баней. Дом располагался сразу за чертой города со всеми инженерными коммуникациями (водопровод, канализация, газовое отопление, энергоснабжение), кроме того, имел автономную скважину для обеспечения водой на случай отсутствия ее в городской сети, для полива фруктового сада, виноградника и огорода. Троллейбусы и автобусы подходили к дому на расстоянии 120 метров.

Иногда я задумываюсь, как сложилась бы моя жизнь в Корее, в стране, которая все еще разделена по 38-й параллели, в стране, которая пережила японскую оккупацию, войну-бойню из-за вмешательства США и СССР. Теперь эти государства также должны помочь, чтобы страна объединилась в единое государство - Корея - без единого выстрела, чтобы политики и руководители на юге и севере Кореи не демонстрировали свои военные мускулы с помощью этих же государств. Как бы ни сложилась моя жизнь в Корее, я не одобряю моих предков, покинувших государство Корею. В СССР, а теперь в государствах СНГ, малочисленная корейская нация постепенно растворяется, происходит естественная ассимиляция из-за некомпактного проживания.

Бывали и обидные дни в моей жизни. Так, однажды Председатель Госстроя Казахстана рекомендовал назначить меня директором крупного головного научно-проектного института. Эта должность согласовывается с ЦК Компартии Казахстана. Долго я ходил на работу в накрахмаленной рубашке, в ожидании, что пригласят меня на собеседование.

В аппарате ЦК Компартии Казахстана и Совете Министров Казахской ССР хорошо меня знаки. Я, как работник управлений Министерства, часто бывал в этих административных учреждениях. Так и не вызвали меня, и беседа не состоялась. Вместо меня назначили другое лицо по рекомендации Москвы. Я не прошел по национальным признакам.

Другой случай. Заведующий отделом легкой и пищевой промышленности Совета Министров Казахской ССР рекомендовал меня для работы своим заместителем, документы находились на согласовании в ЦК Компартии Казахстана. В конечном счете я не был принят по национальным признакам. Был назначен на эту должность рядовой работник - казах Министерства рыбного хозяйства, где я работал начальником управления. Я сильно не обижаюсь, ведь я не был русским или казахом, а насильственно депор-

тированным переселенцем из ДВК в Казахскую ССР, корейцем. В то время еще сильно на это обращали внимание. Я лишь подумал, что значит жить на родине - в России и без родины.

Были случаи, когда я тоже не выполнял поручения министра или начальника главка, будучи их заместителем по своей части. Дело доходило до того, что мы не разговаривали по 3-4 месяца. Я заметил, что от этого стали появляться седые волосы на голове. А не выполнял их указания по своим убеждениям. Мое непослушание, например, министр выносит на рассмотрение коллегии, коллегия поддерживает меня за правоту. Позже, через 4 месяца, министр благодарит меня за правильное решение, принятое ранее, и выписывает премию, а накануне его похвалил Кунаев - первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, за своевременное решение вопроса по строительству хлебозавода в городе Новом Узене, в Мангышлаке, в безводной зоне, в зоне недостаточного кислорода.

Второй случай. Однажды я не подчинился начальнику Главка-бывшему первому секретарю ЦК Компартии Казахстана. Тогда я работал его единственным освобожденным заместителем. Не разговаривали мы друг с другом 3 месяца. В последствии, вернувшись из очередной командировки, приглашает только меня одного и приносит извинения, сказав, что я тогда принял самое правильное решение. А я ему в ответ: "В другое время Вы могли меня отправить на Колыму" (Колыма раньше считалась местом тяжелой ссылки на Крайнем Севере). После указанных столкновений мои руководители полностью доверяли мне, советовались по всем вопросам, касающимся производства и кадров. Но мне это стоило появлением седины и головной боли, которой я ранее не испытывал.

В год два-три раза бывал в Москве для защиты плановых показателей, отчета. Наше министерство относилось к союзно-республиканскому. Бывал и в ЦК КПСС. Словом, чтобы решить вопрос, что строить, где строить и в каком объеме, вопрос о капитальных вложениях, надо было обязательно быть в Москве, в союзном министерстве. Так крепко нас держала Москва, СССР, каждую союзную республику.

За свою трудовую деятельность имею республиканские и союзные награды.

Заканчивая свой рассказ, я искренне благодарю казахский народ за его гостеприимство, за человеческую доброту. Без их дружелюбия и теплоты, доброго отношения к нам вряд ли мы смогли бы выжить, прибывшие тогда, в 1937 году, осенью, в холодное время года, в

необжитые песчаные районы Казалинска и Аральского моря Казахской ССР, как переселенцы. Казахи и сами тогда жили в страшной нужде, полураздетые, в земляных домах, без деревянных полов и нар.

Вспоминаю словами благодарности за совместную и деловую работу, взаимопонимание и дружескую помощь Ашимова, Бутана, Анкозиева, Садыкулова, Юсупова, Джерембаева, Саржапова, Наданбаева, Дуйсенова, Сарсенбаева, Бухарбаева, Унгебаева, Черманова, Джумабаева, Такежанова, Нуржанова; русскоязычного населения: Рогинец, Власенко, Ефимова, Козлова, Калеева, Букасова, Завдовьева, Милова, Гороховского, Третельникова, Чипурина, Иванова; моих друзей-соотечественников: Ким, Пай, Цой, Югай, Ни, Цай, Хван и других. Вспоминаю с благодарностью работников бывшего союзного Министерства сельского хозяйства, пищевой промышленности, рыбного и плодоовощного хозяйства и всех бывших пятнадцати республик СССР, теперь государств СНГ, работников Госагропрома СССР и Казахстана.

Я считаю, что самая счастливая жизнь началась у меня с 3 октября 1949 года. В этот день я познакомился с моей женой Лидой. Ей тогда было 18 лет. Женился 3 октября 1950 года, ровно через год после знакомства. Это начало отсчета серьезной семейной жизни со всеми радостями и трудностями любви.

Прадед и дед Лиды из села Иесон. Село Иёсон расположено в провинции Чолла-Пукто, которая находится на юго-западе Корейского полуострова. Сама Лида родилась в России, в селе Подушко Шкотовского района ДВК. Происходит она из семьи янбан. Ее дед -врач. Отец - Сон Николай (Чансе), 1907 года рождения, умер в 1956 году в городе Алма-Ата. Мать - Ким Сун-Хи (Енок), 1910 года рождения, умерла в Алма-Ате в 1994 году. Ее родители, как и все корейцы, были депортированы из Владивостока и поселены в неосвоенные земли Каратальского района Талды-Курганской области Казахской ССР без права выезда на десятилетия. В семье Лида самая старшая. Трудилась она с 9 лет в созданном корейцами колхозе "Мойр" - 1-ая точка. Братья: Василий, 1934 года рождения, юрист (майор); Алексей, 1949 года рождения, инженер; Роман, 1952 года рождения, инженер, и сестра Людмила, 1949 года рождения, экономист. Все они живут в Алма-Ате. Лида переехала в Алма-Ату из Талды-Курганской области с родителями в 1946 году. Лида училась, а затем работала на разных работах и должностях. В последнее время - врачом-диетологом в больнице при институте гинекологии и

акушерства в Алма-Ате. Образование среднее медицинское. Вела общественную работу, являлась депутатом Горсовета города Алма-Аты. До 1956 года оказывала посильную помощь семье - родителям.

Наша совместная жизнь в послевоенные годы была нелегкой, но интересной. Жили на твердой зарплате, других дохощов не было. Несмотря на загруженность в работе и появление детей, мы все успевали и жили довольно счастливо. С ростом детей, росла должность и зарплата. Мы с Лидой участвовали во всех товарищеских мероприятиях, ужинах. Посещали театры и кино. Вообще, Лида считает, что самая интересная в семейном отношении жизнь, это когда дети еще учатся в школе. В этом она абсолютно права. Мы с Лидой оказались однолюбами - чем больше живем, тем больше любим друг друга. Вообще любовь никогда от нас не уходила. Наши дети имеют высшее образование. Я писал, что сын живет в Москве, в Зеленограде, в самом зеленом и чистом городе России. Дочка - в Алма-Ате, тоже чистом городе - солнечном Казахстане. Нас не покидает мысль об умерших родителях, проживших тяжелую жизнь. Мы с Лидой часто проведываем их могилы, кланяемся, скорбим о них. И еще скучаем о родине предков и о корейцах, живущих на Корейском полуострове. Нам грустно думать, что поколение корейцев, живущих в других государствах, со временем, через 100-150 лет, утратит нацию как таковую в результате естественной ассимиляции, которая происходит уже сейчас независимо от желания молодежи. Так, живущие в Казахстане становятся казахами, в Киргизии - киргизами, в Узбекистане - узбеками, на Украине - украинцами, в Белоруссии - белорусами, в России - русскими и т.д. Наверно, через 200-300 лет смешение народностей будет считаться нормальным, даже хорошим явлением. Метисы становятся более рослыми, выносливыми, красивыми и улучшенными, в моем понятии, по цвету крови. Однако, сейчас думать об этом грустно. Простите, если я говорю и пишу не так.

Заканчивая свой рассказ, мне хочется видеть при жизни объединенную Корею, которая все еще разделена по 38-й параллели по вине США и бывшего СССР. Объединению Кореи, повторяю, должны помочь США и Россия, без единого выстрела, и соседи - Китай и все ее соседи. Государство Корея не должно допускать каких-либо репрессий к корейцам по политическим мотивам за якобы совершенные ими деяния, освободить всех политических заключенных по обе стороны 38-й параллели и лиц, находящихся под следствием. Всем им выплатить компенсацию за период нахождения в

заключении или под следствием, памятуя о том, что виновниками этих трагедий были США и СССР.

Современные памятники и памятники старины, архитектурные и скульптурные постройки не осквернять, не разрушать, бережно их охранять под защитой государства.

Политическое устройство государства должно отражать интересы всех слоев населения Кореи, люди должны жить богато или не ниже среднего достатка, чтобы не было бедных. Правительство должно избираться сроком на пять лет, может быть переизбрано, но не более, чем на два периода. Правительство должно утверждаться Парламентом страны, который также избирается через 4 года. Президентское правление сохранить только на период объединения Севера и Юга Кореи - выбором, сроком на 4 года, затем упразднить. При сохранении руководителя на срок более 10 лет порождается культ личности, как это было в СССР при Сталине и Брежневе, которые пользовались безграничной властью, устраивали своих приближенных на руководящие посты по знакомству и "блату". Особенно этот "блат" проявлялся при Брежневе, на всех уровнях, даже в торговле - в магазинах, Таким образом, слабые и малокомпетентные работники становились руководителями, которые тормозили развитие общества и производства и порождали всевозможные перегибы в обществе, как при Горбачеве.