Услышанное в детстве утверждение, что корейцы - летуны, было основано на том, что, мол, мало им мигрировать из Кореи в Россию, но и в России они кочуют без конца: то в Среднюю Азию, то в Казахстан, то еще куда-то. Рассуждения эти поверхностны и рождены невежеством. Обе крупные перемены корейцами местожительства были вынужденными, недобровольными. Если первая миграция из Кореи в Россию была добровольно-принудительной, то вторая - с Дальнего Востока вглубь страны - исключительно насильственная. Было выражено политическое недоверие ко всем корейцам, которые оказались первыми жертвами-переселенцами в годы культа личности.

Переселение корейцев с Дальнего Востока в 30-е годы осуществлялось в два этапа. Первый - в 1935 г., когда вместе с репрессированными разрешалось выезжать в ссылку и членам их семей. А в 1937 г. (второй этап) депортированы были в Среднюю Азию и Казахстан все корейцы без исключения. Одновременно с массовой депортацией продолжались и индивидуальные репрессии. Лично я причастен к той и другой репрессиям. В одном случае как свидетель, а во втором - как пострадавший.

В один из июльских дней 37 года на квартиру к нам вдруг явился офицер милиции в сопровождении двух рядовых сотрудников. Мне только-только исполнилось шесть лет, но детали происходящего обыска мне хорошо запомнились. Никакого криминального материала, конечно, обнаружено не было, тем не менее моего отчима, работавшего бухгалтером колхоза, арестовали и увели. А через несколько дней нам и всему нашему селению приказали собираться в дальнюю дорогу.

Довезли на телегах сначала до Посьета, а оттуда до Владивостока, где погрузили нас в товарные вагоны и везли почти месяц через весь Дальний Восток, Сибирь и большую часть Казахстана. Выгрузили нас в пустынной степи Кзыл-Ординской области. Был уже конец сентября. Днем жарко, ночью холодно. Жить негде. Срочно рыли на зиму землянки с восточным каном-полом из кирпича-сырца.

Не все, но многое помню из того, что делали старшие. С весны 1938 г. закипела работа по строительству жилых домов из самана, начали сеять рис, семена которого привезли с собой. Построили школу и другие общественные здания. Очень быстро образовались корейские колхозы. В одном только Чилийском районе Кзыл-Ординской области

их было три, причем довольно крупных для того времени - в каждом из них не менее 150 семей.

Тяжело проходила адаптация людей к новым условиям. В природно-климатическом отношении Дальний Восток и Среднюю Азию не сравнить. Да к тому же отсутствие элементарных условий в быту. Можно представить не только физическое, но и морально-психологическое состояние моих соотечественников, ни за что униженных недоверием, положением людей, лишенных свободы. В паспорте каждого корейца были ограничения - они не имели права передвигаться из района в район без особого разрешения.

Лишь после смерти Сталина ограничения сняли.

В годы войны корейцев не призывали в действующую армию, но мобилизовали в армию трудовую. Бывшие военачальники из числа корейцев почти все были репрессированы. На фронт попали единицы, скрывшие свою национальность, среди них появились и Герои Советского Союза...

Главным отрицательным последствием насильственной депортации корейцев явилось разрушение компактности их проживания, что привело к утрате языка, который сегодня перестал быть родным даже на бытовом уровне.

Утрата языка равносильна утрате национальности. Так кто же мы - советские корейцы?

Важно понимать, что люди без рода и племени не могут быть национальными патриотами. А без патриотизма нет интернационализма. Любовь к родине - понятие конкретное. Это непременно любовь к своей родной культуре - экологии, языку, быту, традициям, природе, земле, исторически сложившимся занятиям... Советские корейцы сумели забыть или подавить в себе чувство унижения и обиды, порожденное унизительной насильственной депортацией, смогли подняться вровень с другими народами страны в своем труде, но где бы сейчас ни рождались и ни жили корейцы, корнями своими они уходят в ту глубокую древность, откуда родом их предки. "Зов предков" звучит для них все сильнее, и потребность в национально-культурном возрождении советских корейцев все острее...

Москва, 1990