Год в неволе
Год в неволе
Эрдниев Ц. Б. Год в неволе // Широкстрой: Широклаг : Сборник воспоминаний воинов-калмыков, участников строительства Широковской ГЭС / сост. и вступ. ст. Р. В. Неяченко ; отв. ред. Ю. О. Оглаев ; ред. С. А. Гладкова ; предисл. М. П. Иванова. - Элиста : Джангар, 1994. - С. 150-151 : портр. - (Книга памяти ссылки калмыцкого народа ; т. 3, кн. 2).
ГОД В НЕВОЛЕ
Ц.Б. ЭРДНИЕВ
В годы Великой Отечественной войны я служил в 14-ом отдельном армейском транспортном батальоне 51-й армии 4-го Украинского фронта.
После освобождения Мелитополя нашими войсками часть, в которой я служил, заняла позиции у озера Сиваш, готовилась к переходу в Крым. И вдруг — приказ об отзыве солдат и сержантов калмыцкой национальности и отправке их в Мелитополь. В нашей части было всего пять калмыков. Мы не знали об отзыве калмыков со всех фронтов.
Временно нас передали в 178-й зенитно-артиллерийский полк. Полк стоял в Мелитополе, мы несли внутриполковые службы. Слух прошел, что отзывают нас, калмыков, для формирования национальной части. А в марте 1944г. нас повели строем под музыку духового оркестра на железнодорожную станцию. На станции нас распределили по вагонам-теплушкам, в народе называемым скотскими. 540 фронтовиков-калмыков сопровождал офицер с солдатами. Выдали нам на определенное время продукты (сухой паек) и мы поехали. Кто постарше возрастом — с сомнениями, а молодые — с уверенностью, что будем служить в своей национальной части. Чем дальше ехали, тем становилось холоднее, а снега — все больше.
Первая остановка — г.Кунгур Пермской области (тогда Молотовской). Разместили нас в бывшей церкви, ставшей казармой. Через день-два привезли военных оркестрантов в казарму, так сказать, для культурного досуга.
Музыканты сумели записать на ноты калмыцкую пляску "Шарка-барка" и часто исполняли ее. Словом, с самого начала отзыва и в пути следования все походило на правду, мы и не думали, что это — подлый обман.
Опять сели в вагоны и поехали дальше. Прибыли на конечную тупиковую железнодорожную станцию Половинка Пермской области. Со станции до Широкстроя шли пешком 20-22 км. Снег — по пояс, а мороз стоял крепкий.
О самой стройке, условиях работы уже писали. Я хочу рассказать о географическом расположении наших и немецких колоний. В то время здесь находились и работали на стройке советские немцы — своей колонией. Бараки калмыцких воинов-фронтовиков стояли на правом и левом берегах горной реки Косьва, соединенных подвесным пешеходным мостом. Группу работающих по одну сторону реки назвали первым батальоном, а по другую — вторым. Я попал во второй батальон. Отдельные группы фронтовиков-калмыков работали в рабочем поселке Губаха, в г.Березники и других местах области.
Командиром нашего батальона был офицер Постников. Мне, молодому тогда пареньку, показался он неплохим человеком. Врачом санчасти батальона был немец из Поволжья, а фельдшером — вольнонаемная русская женщина. Рядом с бараками нашего батальона находилась немецкая колония. Немцы материально жили лучше нас. Работали они по таким специальностям, как слесарь, токарь и т. д.
А мы, в большинстве не имея рабочих специальностей, трудились на черновой и очень тяжелой работе. На вооружении у нас были лопата, кирка, лом и тачка. Жили в бараках-землянках, очень длинных, уставленных в несколько
рядов нарами. Выдали каждому подушку, матрац — мешки, набитые опилками, и замызганные одеяла.
В столовую, туалет ходили между бараками по лежневой дорожке, т. е. поперек положенных коротких бревен, связанных по краям длинными бревнами-жердями. Короче, нигде по земле не ходили в колонии, кроме как на створе. А между лагерями были автолежневки для проезда автомобилей и гужевого транспорта, но из более толстых бревен.
Ели мы в бараках. Только дневальные ходили за питанием в столовую по-взводно. Армейское обмундирование быстро износилось. Перешли на лагерное, т. е. тюремное — телогрейки, брюки, чулки, сшитые из белого материала. На грязной земляной работе они быстро теряли белый цвет.
В наши дни в телепередачах часто показывают голодающих в Сомали. Хотите верьте, хотите нет, но после пребывания в Широклаге большинство из нас имели такой же вид: кости да свисающая кожа.
Так прошел год моего пребывания в Широклаге. Ни радио, ни газет, никакой информации о ходе военных действий и вообще о жизни в стране. Полная изоляция. Одним словом, концлагерь. А тем временем близился конец войны, приближался день Победы. Прошел слушок, что будут нас отпускать домой, т. е. демобилизовывать. Тут уместно будет сказать, что с момента приезда и до отъезда мы сохраняли военную структуру. Были у нас отделения, взводы и роты.
Я участвовал в строительстве железной дороги ст.Половинка-Широкстрой длиной 20-22 км. Это был очень тяжелый труд в условиях уральских гор с болотистой и каменистой почвой, при полном отсутствии каких-нибудь механизмов. Даже гужевой транспорт не применялся ни разу, хотя бы для подвоза тачек и трапов, по которым возили тачки с грунтом весом около 200 кг.
Помню землекопа по фамилии Гаряев, который за смену копал 20 и более кубометров земли для насыпи под полотно дороги.
В марте 1945 г. меня демобилизовали. К тому времени я знал, где проживала моя семья. Сел я в поезд на ст.Половинка и отправился к своим в далекий Алтайский край, в г.Бийск. В 8 км от города в пос.Семеновод проживали мои родители, брат и две сестренки.