Предисловие

Зело рано мироносицы течаху...

ко гробу Твоему, Спасе.

Из тропарей воскресных, глас 5

В испытаниях, выпавших на долю нашего Отечества в XX веке, Церковь Русская прославилась небесною славою, принесши обильный плод для Царства Небесного. Плод этот - святые мученики и исповедники Христовой веры. Среди них иерархи, священнослужители, монахи, миряне. Наравне с мужами необычайную стойкость явили и «честные жены». Многие из них самоотверженно несли подвиг, подобный подвигу жен-мироносиц, всюду следовавших за Христом и служивших Ему. Перед нами книга об одной из таких подвижниц.

Схимонахиня Иоанна, в миру Анна Сергеевна Патрикеева, родилась в начале нашего века в Москве, в богатой, редкого благочестия, купеческой семье ^[1]. С ранних лет приобщилась к истинному Православию. Анне было десять лет, когда умер горячо любимый ею отец^[2]. В эти дни со всей очевидностью для нее определилась цель жизни: исполнение заповедей Христовых ради вечности, стяжание Духа Святого.

В юности Анна была вольна избрать любовь земную, но любовь к Небесному Жениху оказалась сильнее. В 1923 году, как послушница Серафимо-Знаменского скита, по благословению настоятельницы схиигумении Фамари и епископа Арсения (Жадановского), Анна следует в неведомый Зырянский край сопровождать в ссылку больного епископа Дмитровского Серафима (Звездинского), своего духовного отца^[3]. С тех пор в течение пятнадцати лет усердная к Богу и Отечеству послушница Анна всюду сопутствовала в ссылках и изгнании епископу Серафиму, до его Голгофы^[4].

В 1937 году Анна возвращается в Москву, поселяется близ Волоколамска, а затем в Сергиевом Посаде. В 1942 году принимает пострижение в мантию и в схиму.

«Вместо себя оставляю вам Анну», - утешал когда-то святитель Дмитровский Серафим свою паству. С 1942 года м. Иоанна живет в городе Дмитрове (с 1963 по 1977 г. в деревне Поддубки, в четырех километрах от Дмитрова). От иеросхимонаха Алексия Зосимовского через Владыку Серафима схимонахиня Иоанна восприняла старчество. Дух матушки, напитанный евангельскими истинами, пробуждал в тех, кто с пей соприкасался в жизни, страх Божий, а ее вдохновенная вера в Бога и любовь ко Христу «зажигала в сердцах людей зов идти к Создателю»⁵. Матушка оказывала огромное влияние на духовную жизнь города Дмитрова и окрестных деревень. Постоянно читая святых отцов и учителей Церкви, она щедро делилась знаниями и книгами. Никого не отпускала из приходивших к ней, не накормив и, по русскому благочестивому обычаю, не оделив дарами. Свято храня в своей жизни устав, заповеданный Владыкой, схимонахиня Иоанна, как и Преосвященный Серафим, пламенела огнем Божественной любви и славить Бога во веки веков.

Матушка отличалась широкой культурой: знанием русской истории, истории Церкви, владела европейскими языками (в том числе древними: греческим и латынью), окончила три курса консерватории, любила музыку, играла на фортепиано, пела, знала и любила русскую литературу. Вела духовный дневник, составляла молитвы, акафисты, каноны, жития новых подвижников благочестия⁶, сочиняла стихи, писала иконы и духовные картины.

Круг общения матушки был очень широк: митрополит Николай (Ярушевич), епископ Афанасий (Сахаров), духовные чада Владыки Серафима, московская духовная интеллигенция, работницы, летчики, врачи. До конца дней келейно молилась праведница за всех, кто просил ее молитвенной помощи, с кем судьбами Божиими скрестились ее дороги.

Молитва схимницы объединяла Церковь Небесную и земную. Ее громадный синодик начинается Великими князьями времени становления Руси, продолжается Царственными новомучениками, митрополитами и епископами, теми, с кем вместе шли по этапу или встречались в ссылках, а также безвестными инокинями и послушницами и теми, о ком просили молиться ее духовные чада.

Господь удостоил подвижницу блаженной кончины в день глубоко чтимой ею иконы Казанской Божией Матери, 21 июля 1980 года. Схимонахиня Иоанна похоронена в городе Дмитрове, на кладбище на Красной горке. Как раньше приходили к матушке за помощью и советом, так и теперь приходят на ее могилу, просят святых молитв праведницы и по вере получают просимое.

М. Иоанна, часто рискуя жизнью, несмотря на многочисленные переезды и обыски, сохранила

творения, письма, беседы замечательного святителя XX века Серафима Дмитровского. Имея блистательную память, смогла восстановить до мельчайших подробностей жизненный путь Владыки Серафима. Познакомившись с матушкой в 1975 году, отец Анатолий Просвирнин (впоследствии архимандрит Иннокентий⁷), который в то время заведовал богословским отделом Журнала Московской Патриархии (с 1977 г. зам. главного редактора Издательского отдела Московской Патриархии), предложил м. Иоанне издать житие, проповеди и акафисты архиепископа Дмитровского Серафима. По обстоятельствам времени материалы А.С. Патрикеевой опубликованы не были. В 1991 году жизнеописание Архипастыря, с приложением писем и проповедей, вышло в издательстве ИМКА-пресс.

Настоящая книга включает автобиографическую повесть «Путями Божиими», дневники матушки, ее письма и стихи, а также воспоминания о м. Иоанне и письма к ней. Названия автобиографической повести и дневников принадлежат автору. Автобиографическая повесть редакцией разделена на части, которым даны заглавия. Чтобы не разрушать единства и цельности повествования, основная часть примечаний, содержащих дополнительную информацию и комментарии, помещена в конце книги, за исключением небольших пояснений, непосредственно связанных с изложением. В квадратных скобках приводятся редакторские вставки. В оформлении книги использованы мотивы рисунков матушки⁸.

Утраченную первоначальную рукопись второй части повести, в которой описывается служение Владыке Серафиму в изгнании, м. Иоанне так и не удалось воспроизвести во всей полноте, сколько раз ни пыталась она сделать это. Поэтому повествование здесь несколько отрывочно, фрагментарно, скупо в сравнении с первой частью, изложенной замечательным по своей величественности и силе языком. Готовя повесть к публикации, редакция использовала различные авторские варианты, добавлено несколько отрывков из других записей м. Иоанны, которые в тексте выделены особо. В книге помещено также краткое жизнеописание епископа Серафима, составленное м. Иоанной.

Указанная особенность изложения второй части объясняется и тем, что в ней мы вступаем в иное историческое время - разрушен вековой уклад жизни в России, Церковь стала гонимой. Жизненный путь Анны изменился; теперь это не только внутренний тесный путь нераздельного" служения Господу, который она избрала в юности; теперь это путь исповеднический. Очертания его теряются во мраке и бездорожье, окрестности - невзрачные северные и пустынные пейзажи. Скудность внешней обстановки, теснота выделенного из безжизненного пространства “места обиталища” для поддержания “тихого обиталища” пламенеющих к Богу душ, для содевания их спасения…

Стиль изложения повести о служении Анны Владыке в изгнании ноет те же черты: лишь отдельные штрихи, наброски внешних событий, чрез которые обильно изливается Евангельский свет - свет вечной жизни, зарождающейся в людях на земле и прославляющейся в Царство Небесное. Отношения духовного отца и его детей проникнуты Христовой любовью, превосходящей разумение человеческое, исполняющей их всею полнотою Божиею (Еф. 3,19). И столько при том обычного человеческого тепла, пронизанного светом христианской мудрости! В тесной ссыльной домушке небесное и земное соединяются под главою Христом (Еф. 1,10)!

Третью часть, в которой очень кратко описан последний период жизни м. Иоанны, дополняют дневники этого времени, письма и воспоминания о матушке.

М. Иоанна писала по благословению Владыки и по благословению Божию, от полноты любящего сердца, и потому ее писания могут и читающих, в кротости принявших изложенное (Иак. 1,21), оделить этой благодатной любовию; могут укрепить в вере, показывая стойкость наших отцов, братьев и сестер во Христе, сумевших через годы гонений пронести свои убеждения, сохранить христианский оптимизм, веру в незыблемость Евангелия, талант, данный им Богом, приумножить. Владыка Серафим и его послушница м. Иоанна являют образ монашества в его неземной красоте и истине; в то время, когда не было монастырей, не было внешних «благоприятных условий», а наоборот, путь нераздельного служения Богу был связан с сугубыми гонениями, они сохранили светильники душ своих не угасшими, имея избыток елея, так что и вокруг них возгорались новые светильники, которые не угаснут, пока будет стоять мир...

Редакция приносит признательность В. А. Козлову, В. Н. Прокопенко, Г.П. Родкиной, Е.В. Вашкевич, А.Д. Шадсевой, И.В. Коротеевой, Л.И. Маркеловой, М.М. Реутову (†1995 г.), Р.Ф. Хохлову, И.А. Караваеву, М.С. Брызгаловой, И.В. Шмаеву (ныне священник в г. Талдоме), Н.В. Агибалову (1997 г.) и всем, кто оказал помощь и принял носильное участие в составлении, редактировании и комментировании книги, показав в этом непреходящую любовь к святителю Серафиму и верной его послушнице.

Родители

Пречистая Богородица Дева Мария благоволила прославиться в Великой Ссргиевой Лавре в Своем образе Черниговском.^[1] В прославление чудотворной иконы Лавра начала к концу XIX столетия строить собор близ своего скита, именуемого Гефсиманским ^[2]. Благочестивая Москва, усердно притекавшая к руке преподобного Сергия в Свято-Троицкую Лавру, не осталась безучастной к святому делу-построению храма в честь Пречистой Матери Господа Иисуса Христа.

В конце XIX столетия особым благочестием и усердием отличались две семьи московских купцов. Одной из них была семья Патрикеевых в лице двух братьев — Павла и Ильи Васильевичей. Павел Васильевич состоял ктитором при своем приходском храме и проявил себя усердным христианином и благодетелем. Он заново отделал древний храм святого благоверного князя Владимира^[3], воздвигнутый в 1514 году, построил и подарил храму двухэтажный каменный дом.

У Павла Васильевича и супруги его была одна скорбь: все дети их умирали в младенчестве. Благочестивая супруга молитвенно обратилась за помощью к великому и скорому помощнику - преподобному Сергию. Приехав в святую Троицкую Сергиеву Лавру, она излила у раки чудотворца свою скорбь. Затем посетила в Лавре Высокопреосвященного Владыку митрополита Московского Филарета, близко знавшего их семью, и просила его молитвенного ходатайства пред преподобным Сергием о даровании ей утешения в многолетней скорби. Маститый старец и молитвенник митрополит Филарет внял скорби верующей матери и утешил ее такими словами:

— Вы приехали просить преподобного Сергия о даровании жизни чадам. Веруйте, что он услышал вашу молитву, и когда будет у Вас дитя мужского пола, дайте ему имя преподобного Сергия, вручите жизнь его Преподобному и, Бог даст, младенец будет жить во славу Божию.

Утешенная мать вскоре была обрадована исполнением слов Первосвятителя Московского.

Рожденный ею младенец, нареченный при крещении святым именем преподобного Сергия, стал жить и расти на радость родителям, и все после него рожденные дети по молитвам Преподобного и святителя Филарета оставались жить. Отрок Сергий ежегодно в благодарность своему Небесному покровителю вместе с родителями ходил из Москвы до Свято-Троицкой Лавры пешком на богомолье.

Родитель его Павел Васильевич скончался рано и оставил юного Сергия за старшего в семье. К этому времени умер и брат Павла Васильевича - Илья Васильевич и, будучи бездетным, отказал свой капитал старшему племяннику Сергею Павловичу, заповедав на часть капитала устроить в строящемся соборе в честь Черниговской Божией Матери придел во имя его Ангела — святого пророка Божия Плии.

Сергей Павлович единовременно внес на постройку собора двадцать пять тысяч рублей и затем часто стал посещать Гефсиманского строителя отца Даниила с братией и казначея отца Досифея, узнавая их нужды по постройке храма и помогая его созиданию.

Вторая семья Московского купечества, в лице вдовицы Осиновой Александры Игнатьевны, приняла еще большее участие в постройке собора, пожертвовав сто две тысячи рублей⁴. Ее иждивением создавался центральный алтарь и главная часть постройки. На левом клиросе в нише помещался семейный образ Осиповых, изображающий святых угодников Божиих, имена которых носили члены семьи. Бывая часто у преподобного Сергия, добрая вдовица соорудила к раке Чудотворца большой серебряный подсвечник стоимостью в пять тысяч рублей.

Единственная дочь вдовицы Осиповой — благочестивая и боголюбивая юная девица Анна Алексеевна, желая спасти свою душу, думала удалиться от мира. Богатство и роскошь пугали ее благочестивое сердце, и она, будучи у Киевских старцев, попросила их благословения на жизненный путь. Старец сказал ей: «Если мать хочет выдать тебя замуж, исполни ее материнское указание. Приют время, будет угодно Господу, и монашество от тебя не уйдет».

Обе семьи - Патрикеевых и Осиповых, вместе бывая на богослужениях и у игумена, особенно близко познакомились на Рождество и в день освящения собора во имя Пресвятой Богородицы^¹. Сергею Павловичу очень нравилась кроткая и благочестивая Анна Алексеевна, и он избрал ее себе в подруги жизни. Но строгая вдовица Александра Игнатьевна никак не могла расстаться с единственной дочерью и не скоро согласилась отдать ее в замужество, хотя и любила Сергея Павловича. Помог делу казначей отец Досифей, а главное, всеми чтимый старец отец Варнава⁵. Он склонил Александру Игнатьевну отдать дочь за Сергея

Павловича, сказав при этом: «Лучшего человека вам не найти для дочки нашей Анны Алексеевны».

29 апреля 1896 года в храме святого князя Владимира состоялось бракосочетание Сергея Павловича с Аннон Алексеевной. Счастливые новобрачные дружно жили в страхе Божием и взаимной любви, но милости Божией Матери, дарованной за усердие при построении собора и ради благословения старцев Свято-Троицкой обители. В доме их находился чудный образ Черниговской Божией Матери - благословение Гефсиманских старцев семье Осиповых - с изображениями на полях святых, имена которых носили благотворители обители.

В Москве семья Патрикеевых проживала в своем доме близ храма святого князя Владимира, рядом с женским монастырем но имя Иоанна Предтечи⁶, которого особенно чтила Анна Алексеевна, считая его своим покровителем, так как родилась она в день святого его усекновения. Совместная жизнь Сергея Пшювича и Анны Алексеевны текла тихо, ровно, спокойно. Супруги жили к мире, любви и согласии. За построение величественного храма в честь Божией Матери Бог наградил их построением чудного нового дома в предместий Москвы - Химках⁷ , где семья

проживала летом, наслаждаясь чудной природой и утешаясь в храме, прилежащем к их дому⁸ где Сергей Павлович был ктитором. Господь благословил супрмон рождением чад. Первенец-Павел, дочери Ольга. Мария, Александра. Лина и наименьший - Владимир.

По благословению Божью ниже изложена повесть о судьбах Божиих в жизни меньшей дочери их Анны. Молитвами Пречистой Девы Богородицы и старца Владыки Серафима, Господи, благоволи преподать изложение во славу святого имени Твоего. Аминь.

В   РОДИТЕЛЬСКОМ  ДОМЕ

На восьмом году супружеской жизни доброй четы Господь посетил их рождением пятого чада - дочери. Сергей Павлович ждал сына, которого  просили у Господа. Но Бог послал им четвертую дочь. Огорчился отец, что Господь не исполнил его желания, думая, что Бог не благоволит к нему, не слышит и не внимает его молитвам. Огорчилась и Анна Алексеевна, видя скорбь мужа. Добрая старица Александра Игнатьевна, утешая его, сказала: «Что это Вы так огорчились, Сергей Павлович. Может быть,  будет для Вас большим утешением в жизни, чем другие». Добросердечный родитель внял словам утешения. Новорожденной дочери он дал имя горячо любимой супруги своей Анны Алексеевны, да и сам Промысл Божий указал на это: рождение дочери было 22 августа*, а именины - 9 сентября**, вместе с ее родительницей. С сего времени Сергей Павлович особенно полюбил младшую дочь, часто брал ее на руки и говорил, что до своей смерти никуда не отдаст и никому не доверит. Поверил в слова старицы Александры Игнатьевны, что дочь эта дана ему Богом на утешение в старости. Впоследствии Господь исполнил желание его сердца и даровал сына, названного в честь благоверного князя Владимира, в храме которого он прилежно исполнял должность ктитора9 и которому много молилась добрая Анна Алексеевна о даровании ей сына.

День рождения Анны был пяток, день Животворящего Креста. Святые отцы велели обращать внимание на то, что читается в церкви в день какого-либо события. В этот день на Литургии читали Апостол к Коринфянам, зачало 192: «Братие, непщую ничимже лишитися предних апостол. Аще бо и невежда словом, но не разумом: но везде явльшеся о всем в вас...». Святое Евангелие - 15-е зачало от Марка: «И паки начат учити при мори... Се изыде сеяй сеяти. И бысть егда сеяше, ово паде при пути; и приидоша птицы и позобаша е. Другое же паде-

при камени, идеже не имяше земли многи; и абие прозябе, зане не имяше корене, изсше. И другое паде в тернии; и взыде терние, и подави е; и плода не даде. И другое паде на земли добрей; и даяше плод восходящ и растущ, и приплодоваше на тридесять, и на шестьдесят, и на сто...»

На третий день по рождении, 24 августа, совершилось крещение новорожденного младенца Анны; в этот день Церковь празднует память первопрестольника Российского митрополита Петра Московского, Чудотворца. Крестил на дому протоиереи Григорий Скворцов, настоятель храма снятых бессребреников Косьмы и Дамиана и Химках. Глубоких лет жития его было сто тринадцать. Купель вся была украшена живыми цветами. Восприемниками младенца были: брат Сергея Павловича Павел Павлович - второй староста большого Кремлевского Успенского собора - и старица Александра Игнатьевна Осипова, мать Анны Алексеевны, строительница храмов.

Младенческие годы Анны протекали под теплым уходом доброй няни Ксении Ивановны Коротковой. Ксения Ивановна была весьма набожна и усердна к богоугождению; дважды в своей жизни она совершила путеше-

ствие пешком от Москвы до Киева и Почаевской Лавры, ради поклонения святыням, там находящимся.

Каждое воскресенье и все праздники семья Патрикеевых неопустительно посещала церковные богослужения. В младенчестве Анну часто причащали Святых Христовых Тайн. В детской памяти запечатлелись моменты Святого Причащения в храме Косьмы и Дамиана в Химках, в приделе благоверного князя Александра Невского, и в храме святого князя Владимира в Москве.

Большое впечатление произвела на детей Патрикеевых Ивановская женская обитель. Множество монахинь в строгом одеянии, стройное и долгое пение, ласковое обращение старушек-монахинь... Здесь однажды, лет пяти-шести, Анну подносили ко Святому Причащению митрополиту Владимиру (новомученику)¹⁰.

Великим Постом, в среду на Страстной седмице все старшие дети шли на исповедь к вечерне. Тихо, заунывно и трогательно великопостный звон звал православных к святому таинству покаяния. Шестилетняя Анна играет в песочке в маленьком садике близ родительского дома, обливая

горькими слезами свои игрушки и песочек: почему же ей нельзя присоединиться к такому великому утешению? — ее никак не берут, говоря, что мала и рано еще исповедоваться. Один Бог видит детскую скорбь; Единому Всевидящему изливает она свои младенческие боголюбивые слезы…

Когда Анне исполнилось семь лет, ее также стали брать к исповеди. Сердце отроковицы согревало сознание величия таинства. Готовилась заранее: устроится в укромном уголке и пишет детским почерком свои грехи; хотелось как можно больше их запомнить и покаяться во всем... В храме пред большой иконой святителя Митрофана Воронежского в схиме, почтенный старец-протоиерей Тимофей Соболев читает записку Анны смотрит одобрительно на юную исповедницу и, разорвав рукописание, произносит разрешительную молитву. Строгий лик святителя Христова Митрофана точно внимает исповеди отроковицы... После исповеди дети пили чай с хлебом и до утра оставались без еды.

В Великий Четверток, раз в год, вся семья приступала к таинству Святого Причащения. Целый год ждала Анна этого великого торжественного дня. Детям шили новое платье. Говение начиналось с понедельника Страстной седмицы. Ели только грибное, в храм ходили каждый день дважды. Утром — утреня, часы, вечерня и обедня^¹, в три часа дня - повечерие великое с трипеснцем. Ранним утром в Великий Четверток шли к Литургии. Столько было радости стоять у святых Царских врат, трепеща пред предстоящей великой минутой. Зябко без пальтишко. Четко и трогательно читает благоговейный псаломщик Сергей Иванович Недумов молитвы пред Святым Причащением: "Пред дверьми храма Твоего предстою и лютых помышлений не отступаю...» Но вот завеса открывается и Царские двери отверзаются. «Со страхом Божиим и верою приступите!». Ко Святому Причащению подходят сначала старшие, затем младшие. Сергей Павлович сам поднимает к Святой Чаше свою любимую младшую дочь. После Святого Причастия радость и торжество обнимают сердце, боится причастница произнести слово, всю себя чувствует освященною...

Ко Святой Пасхе приготовление было всеобщее. В Великий Четверток, раз в год, спускались в нижний полуподвальный этаж кухни. Там на деревянном некрашеном столе стояли стаканы с разноцветными красками, которыми дети красили яички. Между службами гуляли в саду, на теплом весеннем воздухе. Подъезжали извозчики с белыми картонными коробками-формами из кондитерских магазинов Сиу и Абрикосовых^². Множество коробок стояли одна над другой: в них —

куличи и пасхи из кондитерских магазинов. Все говорило о приближении праздника Светлого Христова Воскресения. В половине двенадцатого ночи в Великую Субботу вся семья шла в храм Светлой заутрене. Сергей Павлович приносил от свечного ящика красные с золотым свечи и выходил на паперть. В непроглядной тьме и торжественной тишине, чувствуя, что гроб распятого Господа близ, все с замиранием сердца ожидали пасхального удара с колокольни Ивана Великого... Бархатный удар гулко доносится до всех концов Белокаменной, и вскоре же со всех колоколен столицы раздается торжественный перезвон, возносящий мысли и чувства, души и сердца к торжествующим небесам. Ад разрушен, небо озарено победою. Христос восстал из мертвых и с небес несется торжественный гимн Его победе над смертью. Человецы живые и мертвые, сливаясь с бесплотными Ангелами в благодарном чувстве радости, умиленно поют и сердцем, и устами: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав».

Защищая огонек от тихого ветерка, по талой земле, обходят богомольцы в Кронном ходе вокруг древних стен Владимирского храма. В храме

самое торжественное освещение, какого никогда не бывает среди года холодном приделе пол уставлен куличами и пасхами с зажженными свечам!

Отходят утреня и Литургия... Семья возвращается домой. Здесь нов» впечатление радости и торжества: дом весь освещен, в окнах небывалый свет, блистают люстры и канделябры. Столы полны яств. Немного откушав, все отдыхают коротким сном. Затем, надев самое лучшее платье торопятся в зал встречать батюшку, приехавшего служить молебен. После молебна все духовенство вместе с Сергеем Павловичем идут в столовую, а Анна Алексеевна остается раздавать детям и прислуге подарки Здесь и розовые атласные яйца в зеленом мхе, и шоколадные фигурки, и куклы, бархатные шкатулки и разные коробки с игрушками, а все больше -огромные яйца с сюрпризами. Затем и Анна Алексеевна идет в столовую, где начинается праздничная трапеза.

На следующий день приезжают близкие родные, а со вторника - поездки на кладбище. У парадного входа стоит коляска, запряженная парою белы: как снег лошадей с расчесанными гривами и длинными хвостами; кучер в белых лайковых перчатках - все празднично. На Пятницкое кладбище, к Павлу Васильевичу, Анну, как малолетнюю, не брали, но неопустительно каждую Пасху она бывала на Даниловском, у своей крестной Александры Игнатьевны. На могилке в нише горит неугасимая лампада, у иконы ее Ангела лежат еще прошлогодние яички. Весна ласкает тихим ветерком. Слышен неумолкаемый перезвон московских колоколов. Душа возносится к Богу, к небесам, и там ищет встречи с душами почивших дорогих прародителей.

Рождество дети встречали без родителей, которые ежегодно в это время выезжали на два месяца за границу. Оставалась управлять домом родная тетя Сергея Павловича - почтенная старушка Вера Макаровна. Она водила детей в храм, с нею встречали праздник дома. Накануне праздника старшие дети украшали елку, а младших не брали, готовили им сюрприз. Говорили: «Дед Мороз принес елку». Но Анна догадывалась, что происходит в доме, видя картон с разноцветными стеклянными шарами, бусами и блестящими звездами, а главное - с белоснежными ангелами. С ангелами она никак не хотела расставаться, и ей давал одного с собой, пока старшие дети наряжали елку. Повесив его на стену над изголовьем свой кроватки, Анна ждала, когда зазвонят колокол в Ивановском монастыре. Она была уверена, что ангел на стене — то самый, который слетел в Вифлеем ночью к пастушкам и пел молитву: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение». Целуя ангела и благодаря его за радостную весть, Анна засыпала, сама счастливая в мире — рождественский Ангел был у самой ее постели.

Ивановская обитель находилась рядом с домом Патрикеевых. Посреди ночи раздавался перезвон доброшумных монастырских колоколов, сотрясая стекла в окнах дома. Ложились дети рано, в девять часов вечера, под праздники всенощное бдение в монастыре оканчивалось в одиннадцать часов. Высокоторжественный звон колоколов будил отроковицу, призывая к молитвенному воспоминанию празднуемого события.

Дочери Патрикеевы любили одеваться во все темное, монашеское, устраивать себе кельи. У каждой была своя келья; молились, отказывались от развлечений и угощений.

Еще в младенчестве няня учила детей молиться, поминать о здравии и за упокой. В доме было много икон, особенно много икон преподобного Сергия Радонежского, Чудотворца. В детской — «Явление Божией Матери преподобному Сергию». Подолгу смотрела Анна на этот образ, и ей казалось, что она стоит рядом с преподобным Сергием в его келье, и чугдится приходу Небесной Царицы. Преподобный Сергий, кормящий медведя в лесу, - этот образ особенно удивлял детей... Рядом с детской ком-

натой, в «девичьей», жили три девушки-прислуги; у каждой из них - свои иконы и лампады. Здесь же и нянины святыни, принесенные из Киева и Почаева: вот иконочка Божией Матери «Нерушимая Стена», а вот Стопочка Божией Матери из Почаева, Всеблагая Скоропослушница, преподобная Ксения и много-много других. Каждую субботу вечером няня зажигала все лампадочки; они тихо мерцали, как звездочки на небе, озаряв святые лики, изображенные на иконах. На самом верху — икона святой праведной Анны, держащей в своих объятиях Пресвятого Младенца - Пречистую Деву Марию Богородицу; в руках Пречистой белеет цветочек. Она в розовом платьице, покрыта голубым покрывальцем с беленьким крестиком. Этот образ особенно мил Анне: это икона ее мамочки. «Когда буду большая, - думала Анна, - непременно возьму эту икону к себе в комнату, буду сама зажигать ей лампадочку и молиться».

Вечерами каждую субботу и под праздники колокола московских храмов долго зовут в церковь. Но детей на всенощное бдение не брали, кроме самых больших праздников: под святителя Николая, под Рождество и Крещение. Сядет Анна на широкий подоконник и глядит на улицу. Горят фонари; подошел к фонарю человек и зажег керосиновую лампу. Идет снежок, тихо-тихо опускается. На улице никого. Как сейчас хорошо в полуосвещенном храме, кто-то молится, а мы дома... Подойдет к святым образам, и услаждается сердечко их благолепием...

Паломничество по московским святыням

Усердная Анна Алексеевна каждый год совершала паломничество ш московским святыням. Как только семья возвращалась из Химок в Москву на зиму, еще до холодов, взяв детей и двух нянь, шла она пешком w поклонение святыням. Паломничество начиналось с часовни Иванове кой женской обители. Здесь надевали металлический обруч на головки в память усекновения главы святого Иоанна Крестителя. Затем шли к Вар царской площади — в часовню Боголюбской Божией Матери¹¹. Внимание Анны привлекало изображение черепа и костей под Крестом Спасителя какое страшное зрелище! Но увенчанный разноцветными лампадами об раз Богоматери давал необыкновенную тишину ее душе, страх исчезал, детское сердечко согревалось умилением. Отсюда шли на улицу Варварку к святой великомученице Варваре. Храм днем обычно был заперт; в сторожке поджидали прихода батюшки, который по приглашению служил молебен перед образом великомученицы Варвары. Здесь же небольшой

ковчег с частью ее святых мощей¹². Пальчик Великомученицы украшен надетым на него дорогим кольцом. Так любезна, дорога была ей эта святая, не хотелось уходить от нее.

Недалеко от храма великомученицы Варвары — часовня Спасителя Москворецкого¹³. Крупный темный лик Спасителя хорошо знаком Анне: икону каждый год привозили в дом, и дети прикладывались к ней. Как чудно, свято, радостно, когда приезжал такой высочайший Гость! Молебствие, святая вода, окропляющая весь дом и всех в нем находящихся. Столько благодати, легкости и мира!

От часовни Спасителя шли к Василию Блаженному¹⁴. Древние своды низко склоняются над богомольцами. Раздетый, с голыми ножками блаженный Василий, изображенный на иконе, вызывает жалостное чувство, «Как же ему было холодно, а ведь он святой, ему Бог во всем помогал», - думала про себя Анна. В дальнем приделе - рака блаженного Иоанна (Большой Колпак, как его звал народ)¹⁵. Под древними сводами прохладно R темно. Хочется поцеловать каждый образ, они все так низко висят — разрешается подойти и к тем, что у Царских врат...

Но вот вышли на Красную площадь. Солнышко слепит глаза после полумрака древнего собора. Блестит Спасская башня увенчанным двуглавым орлом. Часы весело выбивают четверти, в детских ножках уже чувствуется усталость. Заходят к Спасителю, в часовню близ Спасских ворот¹⁶. Воздух здесь благоухает розовым маслом. Сторож в подряснике оправляет свечи. Дети поочередно подходят к Господу и, не задерживаясь на молебствии, переходят на левую сторону Спасских ворот, в часовню Божьей Матери Смоленской¹⁷. Здесь почти совсем никого нет; лик Святой Путеводительницы прямо обращен ко всем Ее посетителям. Страх и благоговение вызывает Пречистый лик у молящихся.

Торопят дальше. Во святых Спасских воротах не раз оглянется Аннеточка: как это все мужчины идут без шапок? «Здесь нельзя в шапках ходить, - поясняет няня, - врата Спасские святые; как и в церкви, шапки здесь унимают», И вот с маленького Володи снимают шапку и ведут его за ручку с обнаженной головкой¹⁸. Точно пещерку перешли и опять вышли на землю. Перед взором благолепный Кремль, его соборные храмы, памятник Царю-Освободителю. Все так занятно, но глядеть некогда, няня ведет за мамой в Вознесенскую обитель¹⁹. Большой собор здесь открыт весь день. Направо гробница святой благоверной княгини Евфросинии Московской²⁰; кругом множество гробниц Великих княгинь Московских. У гробницы стоит монахиня. Впереди икона «Всех скорбящих Радость». Стоит монашенка у тарелочки для копеечек и ковшика со святой водой.

- Няня, дай гривенничек, хочу положить на тарелочку!

- Мама уже положила, - отвечает ей няня.

- Я тоже хочу положить!

A v няни уже есть наготове денежки для детей.

- Недавно, - скажет, - только дала голубей кормить у Василия Блаженного.

- Это уже прошло, а вот тут-то надо непременно положить...

Из Вознесенской обители шли в Чудов монастырь²¹. По высокой паперти быстро взбирались наверх; казалось, точно вся Москва под ногами: Замоскворечье низко-низко, а Кремль высится над Москвой. В Чудове подойдут к мощам святителя Алексия, затем к большому образу Михаила Архангела и к святителю Николаю. Внизу икона Святой Троицы. Дивятся дети: смотрят прямо - видят Бога Отца, зайдут справа - видят Иисуса Христа, налево отойдут - Дух Святый.

Из Чудова по белокаменной мостовой идут в Успенский собор. Здесь как-то особенно чувствуется величие Божие: благоухание ладана, величественные четыре колонны посредине. Со страхом проходят дети налево, к древней раке святителя Ионы²². В головах у мощей стоит строгий старец Герасим Чудовский²³, строгость его всем известна.

-Дети, подходите как следует, батюшка строгий, накажет, — говорит няня.

Мощи святителя Ионы глубоко в раке, приходится приподнимать детей, чтобы они достали до головы святителя. Приложатся и идут к батюшке под благословение. Он ласково погладит по головке, но страх еще не проходит.

- Сам святитель Иона тоже строгий, он прогнал Наполеона из Москвы, когда тот, безбожный, поставил лошадей в соборе, — скажет няня...

У гроба святителя Петра не страшно. Шапочка на святителе цветная, веселая. Отсюда виден святой Престол в алтаре^¹. Здесь Гвоздь Господень и Риза Господня²⁴.

«Какое сокровище, - думала Анна, - какое счастье поцеловать их». Здесь же и челюсть святого князя Владимира. «Нашего князя Владимира, нашей церкви святой...» И глава святителя Иоанна Златоуста, и крест с частью Животворящего Креста Господня.

Торжественно по амвону проходят дети к образу Владимирской Божией Матери²⁵. Надо встать на коленочки в нише, и только тогда достанешь до святого образа Божией Матери. Ее драгоценная риза блистает бриллиантами.

- Это самая главная икона Божией Матери? - спросит Анна.

- Погоди, еще к Иверской пойдем, — отвечает няня, а мама со старшими занимается.

Святитель Филипп всегда залит солнцем²⁶. Здесь уединенно и просто. «Это будет мой любимый святитель, — решила в своем сердце Анна, - его я изберу в покровители себе». Однажды девочка видела святителя во сне. Ей снилось, что она кладет поклон перед его святой ракой, святитель Филипп поднимается из гроба в облачении и зеленой митре на голове, ласково обращается к ней и говорит о приближающемся конце мира.

В конце собора, у папертных дверей, гробницы святителей Фотия и Киприана, мощи которых почивают под спудом.

Кажется, уже полны сердца духовною пищею, больше и быть не может. Но нет, это еще не конец паломничества.

- Сейчас пойдем к мощам святого Димитрия Царевича²⁷, - скажет няня, — там и его рубашечка висит у святых мощей.

- Почему же, няня, рубашечка висит? - спрашивает Анна.

- На рубашечке кровь видна, как его злодеи убили. Хочется поплакать об убиенном Царевиче.

-За что же его убили, няня?..

-Вот посмотри, как святитель Николай отвернулся от гроба Ивана Грозного, — говорит няня, приводя детей к гробам царей.

- Как страшно, няня. Бог так и не простит Ивана Грозного за то, что он много людей казнил? - спросят любознательные дети...

- Вот Царь-колокол, а сейчас Царь-пушку увидите...

Пройдя Кремлем, выходят к Казанскому собору²⁸. Здесь, приложившись к чудотворному образу Божией Матери Казанской²⁹, дети разглядывают искусственные цветы, сделанные из материи.

- Эти цветы делает моя подруга Ксения Павловна, — поясняет няня, -вот какие чудные цветы умеет делать.

- Чудные цветы! А как их делать?

- Трудно, — отвечает путеводительница и ведет малышей вслед за старшими.

Вот и Иверская часовня³⁰... Здесь множество народа, не скоро подойдешь к святой иконе. Посередине стоит большой подсвечник, на нем пылает множество свечей. Служитель непрестанно снимает оплывающие от жары свечи и заменяет их новыми.

К Царице Небесной подходят постепенно. Ее темный величественный лик издалека смотрит на молящихся, точно зрит в глубину сердца,

видит тайники души и слышит никому неслышные вопли, одной Ей ведомые. Дети идут по старшинству. Целуют ручку Пречистой спешно, чтобы не задерживать последующих посетителей, и с облегченным сердцем выходят на площадку перед часовней. Как бы не оступиться на ступеньках от торопливости: множество народа входит и выходит: как будто ни один прохожий не хочет миновать Благотворительницы в надежде получить облегчение, милость и радость³¹.

Остается Никольская улица с ее святыми часовнями. Анна начинает вздыхать:

- Няня, скоро ли домой?

- Что ты, Аннеточка, ножки, что ли, устали?

- Да, устали, не могу больше ходить, хочу домой.

- Анна Алексеевна, — скажет няня, - Аннеточка жалуется, ножки устали.

- Ничего, — отвечает барыня, - остается теперь немного.

Заходят в Богоявленскую часовню, к святителю Николаю, к Пантелеймону мученику и Владимирской Божией Матери³². Никольская пройдена, остается часовня Гефсиманского скита преподобного Сергия у Ильинских ворот³³. Неужели еще идти? Нет, больше у Анны не хватит сил, она начинает вслух плакать. Что же делать? Берут извозчика. Анна рада концу подвига, но неловко, что она одна не дошла до конца.

- Те большие, а ты маленькая, Аннеточка, ты устала, - скажет ей мама, отправляя ее домой с няней.

Слава Богу, дома! Дома тихо, тепло... Дают покушать, Анна засыпает сладким сном и ей все снится, что стоит она перед сверкающими святыми образами...

Часто слышала Анна рассказы о Святой горе Афонской, о монастырях, о Филимоновой пустыни³⁴. Умиленная сердцем, решила она пойти к. папочке и проситься у него в монастырь.

- Что это ты, Аннеточка, вздумала. Ты там деревянным маслом пропахнешь. Ты со мной будешь всегда, не пущу, — был недовольный ответ Сергея Павловича.

Но дома у детей был свой маленький монастырь, и потому проситься в монастырь Анна больше не стала. Так проходило счастливое младенчество. Над ее кроваткой висели большие старинные часы с открывающимися дверками для поднятия гирь. Однажды она увидела во сне, что бесы

открывают часовую дверку и лезут в часы. «Няня, я боюсь часов, в них ночью бесы забрались». Долго не могла успокоиться. Другой раз снилось, что бесы бегают по коридору, но она уже научилась молиться и не стала их бояться. Впоследствии дом Патрикеевых заняли сотрудники учреждения и ходили по коридору...

* * *

Наступило отрочество... Отроковицу стали обучать наукам. Детей учили дома и каждую весну ездили сдавать за пройденный класс экзамен в приказ гимназии Арсеньевой на Пречистенку. Перед экзаменом няня шла с детьми к Ильинским воротам в часовню преподобного Сергия³⁵, и здесь служили молебен. Усердно просили дети помощи у Чудотворца. Почти всегда Анна сдавала экзамены на пятерки.

Учили и музыке, и танцам. Раз в год, на масленице, возили в Большой театр на балет. Пока ехали в коляске, запряженной парой лошадей, настроение было радостное, но вот входят в здание театра... Дети одеты в самые лучшие платья, которые надевались ко Святому Причастию. Анна смущенно думает: «Как же мы надели эти платья, ведь нет никакого праздника?». Входят в ложу. Здесь все сверкает огнями. Но сердце не участвует в видимом веселье. Не раз во время представления, когда гасили огни, Анна тихонько незаметно плакала и молилась Богу: «Господи, Господи! Зачем это шумное рукоплескание и звуки оркестра? Зачем собралось такое множество народа? Здесь забывают Тебя, а ведь Ты единая наша радость и жизнь». И тихие, никому неведомые слезы текли из глаз отроковицы.

Ездили и в цирк. Общее веселье захватывало Анну, но возвратившись домой, стыдно было смотреть на святых угодников на иконах, одетых в длинные мантии и увенчанных солнцами вокруг светлых, сияющих небесною красотою ликов.

Под праздники няня Аксюша, набожная старушка, водила детей в священный Кремль. Как интересно было смотреть на обучение солдатиков у памятника Царю-Освободителю и на самом памятнике рассматривать портреты Рюриковичей и царей Дома Романовых³⁶. Удивление вызывал николаевских времен солдат, одетый в огромную шапку, стоящий на часах у памятника.

В Чудовом монастыре по воскресным дням служилась вечерня с общенародным пением. На кафедру посреди церкви выходил епископ Арсений Серпуховской³⁷ по сторонам два архимандрита справа Серафим (Звездинскии)^¹, слева-

проживающий на покое в Чудовом монастыре отец Алипий. Дети с интересом рассматривали «золотые шапки» на Владыке и архимандритах. Короткая вечерня быстро отходит, и дети подходят к Владыке под помазание. Священный трепет объемлет Анну, радостно от ласкового взора Владыки...

От службы в Чудове в душе остается святое чувство.

Воспитывала детей не только няня. Старшей воспитательницей была гувернантка англиканского вероисповедания, добрая и высокоинтеллигентная дама. Она водила детей в кино и музеи, читала им светские книги, учила правилам светского приличия. Летом с гувернанткой ходили на пикники, няня им сопутствовала. Ездили в монастыри. Неподалеку от Химок был Головин женский монастырь³⁸. Сюда часов около четырех дня на лошадях подъезжали дети с воспитательницей. В тенистом помещичьем парке стоят столики, и монашки подают самовары отдыхающим дачникам. Вид одетых в белые апостольники монахинь, монастырский пустынный уклад жизни - все как-то вещало сердцу, что есть жизнь другая, подвижническая, не такая, которую Анна видела дома, о которой читала в светских книгах. Бывали и на хуторе Ивановского монастыря близ станции Марк, верстах в восьми от Химок по проселочной дороге^¹.

Здесь было еще пустыннее. Деревянные домики с кельями сестер, деревянная церковь около самого леса. Все просто, бедно. Анне казалось, что сестрам должно быть здесь скучно, трудно, разве когда за грибами ходить да в огороде огурцы и морковку кушать - вот и все их удовольствия. Казалось, она не смогла бы тут прожить всю жизнь. Посещали и соседние имения, где близ барских домов были храмы. Отдыхали у церкви, пили чай из медного самоварчика, который подавала жена псаломщика или церковного сторожа...

Смерть отца

Наступил 1914 год. Первый раз Анну взяли к Светлой заутрене. Ей было тогда девять лет. Когда по возвращении из храма семья села разговляться, Сергей Павлович свою любимую дочурку Аннеточку посадил рядом с собою (обычно дети кушали отдельно, наверху, с гувернанткой), и она слышала, как папа говорил маме:

- В этом году, Аннеточка (так звал он и свою любимую супругу), меня так Господь утешил в сию священную Пасхальную ночь, как еще никогда в жизни.

Видно, Господь дал предвкусить верному Своему рабу воскресение из мертвых и наслаждение вечной жизни. Никто не думал, что для Сергея Павловича это была последняя Пасха.

Каждый год из Троице-Сергиевой Лавры на Пасху и Рождество приезжали поздравители - чаще всего казначей Гефсиманского скита отец Досифей, который был как родной в семье. Батюшка привозил сундучок с сотами меда, мелких рыжичков, всем по образочку преподобного Сергия и Черниговской Божией Матери на розовой тесемочке, целый большой Артос³⁹ и другие священные приношения от братии великой Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Отец Досифей гащивал и в Химках. Иногда заглядывал к детям наверх. «Ну-ка, почитай сказочку», - скажет, бывало, недавно начавшей читать по складам Анне. Она краснеет и от стеснения с трудом выговаривает буквы и слова.

Летом дети учились шить под руководством гувернантки и нашивали на деревню несколько десятков платьев разного размера. Девятого сентября крестьяне приходили поздравлять с днем Ангела Анну Алексеевну, и бедных оделяли ситцевыми платьями - на радость и крестьянкам, и детям.

В июле 1914 года грянула война, и родители в этом году не поехали за границу. Сергей Павлович неожиданно занемог. Все в доме приуныли; папа выглядел очень плохо, две недели был между жизнью и смертью. Волнение, пережитое при выдвижении его кандидатуры на пост Московского городского головы, еще более усилило болезнь. В день празднования Введения во храм Пресвятой Богородицы в храме святого князя Владимира усердно молились об исцелении болящего боярина Сергия. Невыразимую скорбь испытывала Анна, глядя на больного родителя.

- Мне сегодня особенно плохо, - тихо сказал он однажды, - пульс сто восемьдесят ударов в минуту... Я старался, дети, устроить вашу жизнь...

Он сидел в кресле в своей спальной комнате, одетый в синий халат, руки бессильно лежали на ручках кресла,

- Болезнь вошла пудами, а выходит золотниками, — успокаивал он детей, видя их испуганные личики.

Много тревог испытала Анна за своего дорогого папочку и раньше.

Бывало, летом, в Химках, время ложиться спать, уже десятый час — а папочка еще не приехал. «Боже мой, не случилось ли что с ним?» - Анна преклоняется на коленочки и молится за папочку Божией Матери. В изголовии у нее висят иконы Пресвятой Богородицы: Киево-Печерская^¹ преподобным Антонием и Феодосием на полях, «Достойно есть» -

«Милующая»^¹ и «Знамение» - Курская-Коренная ^². И не заснет, бывало до тех пор, пока не услышит в открытое окно, как подъедет автомобиль и за папой захлопнут сперва дверцу автомобиля, а затем и парадной двери. «Слава Богу, папочка дома, папочка невредим, он приехал!» - еще раз целует иконочки в своем изголовий и засыпает с благодарением Богу

Но теперь трепещет за папочку сердце. Как жаль его, как больно видеть его таким больным и страждущим. Расстроенное лицо мамы и вся обстановка дома говорят о том, что папочке плохо. «Господи, исцели папочку!» — шепчет Анна, слезы орошают подушечки ее постельки, и она верит, что папочка поправится.

За три дня до своей кончины Сергей Павлович вдруг ясно и громко произнес: «В среду я от вас уйду!» Наступила среда 26 ноября 1914 года. С утра Сергей Павлович чувствовал себя хорошо, даже сделал распоряжение подать на завтра автомобиль к часу дня, чтобы ехать в Думу. Анна Алексеевна, обрадованная улучшением, впервые за время болезни отошла от болящего супруга подышать свежим воздухом в маленьком садике, Сергей Павлович не отходил от окна, все глядел на свою добрую подругу жизни. В четыре часа Анна Алексеевна стала накрывать стол к чаю в спальной комнате. Сергей Павлович стоял у окна. Вдруг он негромко кашлянул и опустился бездыханным на диван.

Быстро собрались дети. Позвали батюшку отца Тимофея.

— Батюшка, помолитесь о болящем, — просила Анна Алексеевна, успокаивая себя мыслью, что это сердечный приступ, и Сергей Павлович скоро очнется и придет в себя.

—Что Вы, Анна Алексеевна, — отвечал добрый пастырь, надо молиться об упокоении его души.

Громкие рыдания огласили дом. Анна Алексеевна не могла сразу осознать случившегося. Маленькая Анна упала перед иконой Казанской Божией Матери и вопияла к Ней со слезами: «Матерь Божия, Сын Твой Господь воскрешал умерших, умоли Его, чтобы Он воскресил папу моего». Внутри же ее сердцу вещал голос, что папу Господь не воскреси ибо такова Его воля, что Он взял его к Себе.

Сергея Павловича одели в генеральский парадный мундир со шпагой, треугольную шляпу положили рядом. Несмолкаемые панихиды, благоухание ладана. Окна завешены, полумрак. В зале в дубовом гробе лежит бездыханное тело Сергея Павловича. Высоко поднята умная голова, холодное, мертвенное лицо. На груди крестообразно сложены могучие руки, образ Спасителя Нерукотворенный. Вся в трауре, с правой стороны гроба, неохотно рыдает

убитая горем Анна Алексеевна, у ног неутешно плачут его птенцы. Духовенство одно убывает, другое прибывает, одна за другой совершаются панихиды.

На третий день по кончине, утром, для отпевания почившего прибыл епископ Серпуховской Арсений. Тяжелые минуты выноса тела. В дверях парадного входа гроб как-то ненадолго задержался; еще совсем недавно столько радостей видели здесь дети, встречая дорогого папу, а теперь он навсегда уходит из дома...

Незаметно отошла Литургия, затем отпевание. Протодиакон Розов^¹ громогласно возгласил прощальное: «Вечная память», и все направились к выходу из церкви. «По этим самым ступенечкам всегда ходил дорогой мой папочка вместе с нами, а сейчас несут его мертвым во гробе», - маленькая Анна неумолкаемо рыдала, с болью смотря на маму: она стояла у самого гроба, поддерживаемая под руки, и казалось, едва касалась земли.

Владыка Арсений, отслужив литию у спуска из храма^², вернулся в церковь; гроб поставили на катафалк, и траурное погребальное шествие тронулось. Еще одна лития у дома. Здесь недавно еще лошади поджидали хозяина, чтобы везти его в Думу... Белый катафалк, мерно покачиваясь, проходит мимо окон... Только к вечеру, в сумерках, достигли кладбища. Гроб опустили в могилу, все бросили по горсти мерзлой земли; скоро над могилой вырос холм, на нем водрузили большой дубовый крест; на кресте — дорогое имя: Сергей Павлович Патрикеев... Дома все печально. Скорее, скорее бы перед Единым Богом излить свое страдание...

Каждое воскресенье после Литургии вся семья стояла в церкви панихиду о новопреставленном боярине Сергии. Горящие в руках свечи напоминали о свете в загробном мире. «О причтении его в недрех Авраама, и Исаака, и Иакова, отнюдуже отбеже всякая болезнь, печаль и воздыхание», - слышалось сердцу Анны. После церкви Анна Алексеевна ехала к дорогой могилке, взяв с собой и маленькую Анну. Незабвенна осталась в памяти скорбящая, траурная фигура матери над холодным могильным холмиком. Восемнадцать белых фарфоровых венков и образ явления Божией Матери с двумя апостолами преподобному Сергию украшали стены часовни над гробом Сергея Павловича; пред образом горела неугасимая лампада.

Скончался Сергей Павлович накануне праздника Знамения Божией Матери. Может быть, Она, Всеблагая, утешая сирот, в этом явила знамение Своей милости, благоволила взять его с грешной земли в мир лучший: надвигались

страшные 1917-1918 годы, и Она, Милосердная, избавила его от предстоящих бед и многих лютых дней.

При жизни Сергей Павлович часто, падши ниц пред образом Вседержителя (благословение его матери Марии Васильевны на брак), молился Господу, прося Его милости, смиряя себя, как прах, перед Вседержителем. «Без Бога не до порога», - неизменные его слова. Он никогда не отрывался сердцем и умом от Господа Вседержителя, всегда имея перед собою; старшего сына своего Павла учил уповать на Матерь Божию. «Помни, - говорил он, - и жизни придется много пережить трудного, тогда-то особенно обращайся к Пречистой Матери Бога нашего и умоляй Ее о помощи; Она-то, Всеблагая Путеводительница, выведет тебя из затруднений и во всем наставит во спасение»...

Сильное впечатление оставил по себе Владыка Арсений - несказанною красотою души и глубокою молитвенною тишиною. Точно Самим Богом был он указан он семье Патрикеевых отцом духовным. Владыка впервые вошел в их дом в тот самый момент, когда Сергей Павлович уходил навсегда. С тех пор семья стала молитвенно дожидаться его нового прихода. Анна Алексеевна по погребении супруга поехала в Чудов, поблагодарила Владыку за любовь и заботы и попросила дальнейших его святых молитв.

Сердца и души сирот ни в чем не видели облегчения, ни в чем не находили интереса, все померкло: богатство - оно по смерти не нужно и останется другим, веселье и забавы — ложны, впереди смертный час, Один Господь мог облегчить неутешное горе сирот... Черненькое траурное платьице так соответствовало душевному настроению. В нем маленькая Анна чувствовала себя монашенкой... Кому же теперь должно отдать время земной жизни - конечно, Бессмертному Богу, Судии живых и мертвых. Но как придти к Богу, кто покажет путь к Нему, кто поможет отой-

ти от суеты жалких забав мира и земных благ?.. Владыка Арсений... этот молитвенный ангел во плоти, он поможет найти вечное, небесное, - так говорил сердцу Анны тайный голос Ангела-хранителя. Так думали и ее сестры.

Маленькой Анне всегда нравилось молиться под сводами многовековой обители святителя Алексия.

- Няня, пойдем в Кремль, в Чудов, к вечерне, - часто просила она. -Там так мерцают лампадки в паникадиле и так умилительно и дружно поют припевы к акафисту Спасителю: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй меня». Владыка Арсений после вечерни благословляет народ, как радостно подойти к нему - точно он все знает, что у тебя в душе, и благословляет за папу...

* * *

Анне шел одиннадцатый год... Дети бывали с няней в Зосимовой пустыни⁴⁰. Строгий лик схиигумена Германа, пустынная братия, простой и трогательный напев молитв за богослужением, чудный звон, возносящий душу к небу, — все говорило Анне, что монашество есть истинный путь, путь вожделенный. Но как вступить на него? Всегдашний пост, ничего вкусного, долгие-долгие всенощные бдения — ведь она дремлет и падает от усталости на этих ночных богослужениях... Нет, сил не хватит. Не хватит решимости вступить на столь трудный путь...

Были с няней и у преподобного Сергия Радонежского.

- Няня, объясни, что здесь изображено, — просили дети, разглядывая картины из жизни преподобного Сергия во Святых вратах Лавры.

- Это преподобный Сергий трудится, сам носит воду для братии, — терпеливо объясняла все по порядку няня. - А это он мальчика воскресил своею молитвою. А здесь отказывается взять золотой крест из рук святителя Алексия, говоря: «Я, Владыко, златоносцем не был во всю жизнь свою, но возлюбил пустыню и не могу оставить ее».

-         Няня, значит, золото носить грех? - спрашивает Анна. — Тогда не буду больше надевать серьги, браслетку и кольца, все хочу отдать бедным.

-         Нельзя, Аннеточка, мама спросит: где твои вещи?

- Нет, нянечка, серьги возьми твоим внучатам, а браслетку отдам в Казанский собор Божией Матери.

Анна избрала себе в Покровительницы Казанскую Божию Матерь и пожелала отдать Ей свое небольшое украшение. Раньше деньги копила на конфеты, а теперь решила отдать их на украшение Ее иконы, заказав няниной подруге самый красивый венок из искусственных цветов.

В 1915 году Анна перенесла тиф. Зимою сестры часто отправлялись с няней в Чудов. Старшая Ольга уже окончила гимназию и поступила на высшие сельскохозяйственные курсы⁴¹. Она чаще всех бывала в Чудове по дороге на курсы и обратно. Влекло ее туда духовное, молитвенное общение с Владыкой Арсением. Однажды побывала на приеме у Владыки и, зная горячее стремление своей единомысленной младшей сестры, взяла с собой Анну

С трепетом прошла Анна за сестрой большие залы митрополичьих покоев. Во втором зале, у письменного стола, близ большого образа Божией Матери «Отрада и Утешение»^*  их встретил добрый пастырь Владыка Арсений. Владыка простер свои объятия, увидев маленькую Анну, стоящую перед ним с сердцем, полным умиления, благословил ее, трижды облобызал и сказал, что замечал ее в храме, когда она подходила к нему под благословение после вечерни в воскресные дни. Спросил о имени. «Нюра, Нюра», - повторял Владыка ласково.

В неописуемом восторге вышла Анна от святителя; сердце ее было согрето его святой любовью и говорило, что Владыка и раньше видел ее молитвы, а теперь провещает чин ангельский - монашеский, облобызав ее девять раз подряд. «Видно, в честь девяти чинов ангельских», — размышляла она.

В день памяти преподобного Тихона Калужского^**  дети поехали с няней в его пустынь⁴². Архиерейская служба, множество народа, нищих, слепцов, бесноватых, кричащих и бьющихся о камни — все ново и страшно. Анна с усердием и любовью прикладывалась к святым иконам, когда к ней подошел пустынный инок и спросил:

- Девочка, откуда ты приехала?

- Из Химок.

- С Химок — схимница, с Химок - схимница, с Химок — схимница, - трижды ласково повторил старец и отошел от нее.

На всю жизнь запомнила Анна слова незнакомого инока. На исповеди спросил духовник:

- Что, в Петров пост скоромное не кушаешь?

-Кушаю, батюшка.

-Этого нельзя.

-Ничего не могу сделать, у нас в семье все дети кушают и меня не послушают, - сказала отроковица, но с тех пор стала скорбеть о том, что нарушает пост. Просила готовить ей постное, ей отвечали, что детям нельзя поститься, иначе здоровье их пострадает.

С кончиной папы сердце Анны стало стремиться к Единому Богу. Не влекли ее шумные увеселительные места, лето проводила в Химках, в загородном родительском доме. В богатых чертогах, среди роскошной обстановки хотелось уединиться в тихой монашеской келье.

Отроковице дали отдельную комнату, в которой она устроила себе молитвенный уголочек. Здесь висели три больших образа: Нерукотворенный образ Спасителя, Владимирской Божией Матери и святой праведной Анны — тот самый образ, который в младенчестве она так желала иметь у себя, чтобы молиться пред ним. Утешением для нее было зажечь лампадочки, покадить пред образами ладаном. Покроется по-монашески, начнет класть земные поклоны, и радуется душою, и веселится сердцем... Спать ложилась не на мягкую постель, а на пол или на жесткую решетку кровати, сняв с нее матрац. Никто этого не видел и не знал: ей хотелось тайного подвига для Господа. В огромном парке росли густые тенистые деревья. Здесь Анна сделала себе пустыньку для уединения, чтения и молитвенного созерцания - в подражание преподобному Тихону Калужскому, молившемуся в дупле огромного старого дуба.

15 июля 1915 года Владыка Арсений и архимандрит Серафим служили в храме святого князя Владимира по случаю четырехсотлетия храма. Торжественное архиерейское богослужение, проповедь отца Серафима - все звало сердце к Богу, к любви Христовой.

9 сентября 1916 года Владыка Арсений вместе с архимандритом Серафимом приехали на именины Анны Алексеевны и младшей ее дочери. Великую радость доставил маленькой молитвеннике подарок Владыки Арсения - книга Нового Завета на русском языке с надписью рукою Владыки:

«Христовой отроковице Анне Патрикеевой в день Ангела 9 сентября 1916 года. Епископ Арсений Серпуховской».

Чудовские прихожанки

С 1916 года Анна со старшей сестрой Ольгой стали часто бывать в Чудовом монастыре, но так, что домашние не всегда знали об их богомолье. Благочестивое настроение сестер и их близость к Владыке Арсению не согласовались с воспитанием, которое хотела дать им гувернантка. Приходилось утаивать от домашних свои молитвы и любовь к Чудовой обители.

16 февраля, на масленице, под праздник священномученика Ермогена, Ольга пошла в Чудовко всенощной, но Анна на этот раз не последовала

за своей духовно настроенной сестрой, а вместе с другими детьми поехала в шумный цирк. Во все время представления она укоряла себя в малодушии, сердце тревожилось, думалось, что не здесь ей нужно быть. Вернувшись поздно домой, она нашла под своей подушкой большую благоухающую теплую просфору. Это Ольга положила ей утешение из Чудова. Горькими слезами залилась Анна: «Никогда, никогда не пойду больше ни в цирк, ни в театр. Святитель Христов Ермоген, будь мне в этом помощником. Господи, приими мое обещание, прости меня и избавь от всех шумных и греховных мест». Господь помог Анне, и она больше уже никогда не склонялась на увеселения

Постом 1916 года Анна впервые говела вместе с сестрой Ольгой в Чудове. Анна не ела никаких фруктов: брала их со стола, но не вкушала. Исповедовалась у Владыки Арсения. Тяжело было поначалу вычитывать каноны - много незнакомых славянских слов, но вскоре привыкла и стала находить в этом утешение.

При Чудовом монастыре существовало братство святителя Алексия. 9 марта 1916 года сестры были в гостях у одних добрых чудовских прихожан. Здесь были также Владыка Арсений и архимандрит Серафим. Анна попросила Владыку благословить ее на вступление в братство, и Владыка надел на нее образочек с изображением святителя Алексия^¹,

приговаривая: «Зовут тебя Нюра. Слышите, отец архимандрит, а ее зовут Нюра»...

Анна училась в гимназии Арсеньевой на Пречистенке, как и ее стар шие сестры. Дорога к гимназии от Маросейки проходила через Кремль, Выезжая утром на своей лошадке в гимназию, Анна непременно останавливалась у Чудова монастыря, прикладывалась к раке святителя Алексия и затем спешила в Успенский собор, где в это время заканчивалась утреня. Соборяне громогласно воспевали ирмосы: «Пожру Ти со гласом хваления, Господи...»^¹. Положив по три земных поклона у каждой раки, Анна припадала к Пречистой Царице Владычице, Владимирскому Ее образу, умиляясь душою и усердно молясь о всех и о себе. Затем спешила к своему экипажу и умоляла кучера поскорее доставить ее в гимназию. Она никогда не опаздывала на занятия.

Перед началом занятий все классы собирались в зале, где дежурные ученицы читали молитвы и святое Евангелие. Девочки светского воспитания тяготились этим обычаем, Анна же никогда не смущалась, и дежурные подруги всегда просили ее:

- Патрикеша, почитай молитвы, ты их знаешь, а мы не знаем.

Так Анна стала чтецом гимназии. Классная дама замечала:

- Ты у нас за отца-диакона, да и волосы-то у тебя как у диакона, - после тифа Анне постригли волосы, которые, отросши, мягко лежали по плечам.

Особенное утешение было по четвергам и субботам. В эти дни архимандрит Серафим в половине девятого шел служить Литургию, и Анна по дороге в гимназию всегда стремилась получить его благословение. Отец архимандрит, бывало, ласково благословит ученицу, возьмет у нее книги, донесет до алтаря, вернет ей и скажет:

- Вот, я твое иго донес.

Вечером, приготовив уроки, Анна опять садилась на свою лошадку и к восьми часам была уже в Чудове, где в это время начиналась всенощная. Старшие сестры отправлялись ко всенощной из университета: за ними выезжала лошадь. Тишина у целебной раки святителя Алексия, благословение Владыки Арсения и отца архимандрита были так дороги, святы, доставляли такую радость, что, казалось, большего ничего и не нужно.

Зима проходила в общении со старцами. Часто отец архимандрит давал Анне девятичинную просфору⁴³. «Что убо отроча сие будет, - думал я, видя твои усердие и любовь к Богу в детские годы», — говорил впоследствии Владыка Серафим. Положит, бывало, руку на голову дитяти, и широкий рукав его теплой меховой шубы покроет Анну до пояса.

«Дочка моя, овечка моя», - приговаривает, и согреется сердце от его ласковых слов.

Под праздники святителя Алексия сестры простаивали всю долгую службу на коленях у самой раки святого, не чувствуя усталости, укрепляемые благодатию и великолепием богослужения. Душа утопала в волнах благодати. Чудное архиерейское служение, пение лучших московских певчих умиляли сердце, и Анна со слезами просила Господа избавить ее от суеты мира, сподобить служить Ему и принадлежать Ему всецело.

Отец Серафим был взыскательным блюстителем монастырских порядков. С ним начались строгости в Чудове. По завету святителя Алексия женщин в кельи братии не допускали, в церкви переднюю часть предоставили мужчинам. Ворота запирались в восемь часов, ключи отдавались лично отцу архимандриту; запоздавшему брату нельзя было войти в монастырь.

Чудовские богомольцы любили своего духовного отца Владыку Арсения, горячо ценили и своего утешителя и пламенного учителя архимандрита Серафима. Толпясь за благословением у Владыки, никогда не упускали возможности получить благословение и от скромно удалявшегося отца архимандрита.

Каждое воскресенье после вечерни отец Серафим говорил проповедь. Слово его зажигало сердца людей любовью к Богу, Церкви, всему святому. С каждым праздничным богослужением также соединялась проповедь о любви ко Христу, Его страданиях, Его всепрощающей любви к роду человеческому. Однажды отец Серафим говорил о том, как преподобный Антоний Великий, «уязвленный Христовой любовью»^¹, оставил «мир и не в мире»^². Другой раз сказал, что на каждой язве рук Христа Спасителя как бы написано: «прощаю и разрешаю»...

Вот пророческие слова архимандрита Серафима, сказанные им в Успенском соборе Кремля; «Господь у гроба Лазаря... Уже смердит Лазарь. Марфа отчаялась — четверодневен есть... Но воскреснет

Лазарь, изыдет четверодневный...». Эти слова прилагал он к России. Восгмердит она, но жива будет, воскреснет силою Христовою...

Поддерживалось духовное настроение сестер Патрикеевых и посещением Зосимовой пустыни с ее старцами. Отец Герман наставлял Анну иметь усердие к целомудрию и молитве. Горячо полюбила Анна старца и всю жизнь была благодарна за его уроки.

Но в домашнем быту все еще оставалось много светского. Однажды на Рождественских святках, 29 декабря, дома устроили праздник, дети танцевали. Кружилась в вальсе под музыку и Анна. Вдруг ее взор упал на образ Спасителя, висевший в углу зала, и она почувствовала, что Спаситель смотрит на нее. Остановилась, села в уголок на диванчик, слезы умиления полились из ее глаз. Снова произнесла молитву, чтобы Господь помог ей оставить мир.

Вскоре гувернантка уехала из дома Патрикеевых: светское воспитание, которое она давала девицам, шло вразрез с их умонастроением.

Из детства в памяти запечатлелось несколько снов. Как-то снилось Анне, что она молится в приделе благоверного князя Александра Невского в Химкинском храме и видит снисходящего с неба Спасителя; спустившись, Он встал одною ножкою на подоконник окна, а другая в воздухе. Еще снилось, будто она молится в том же храме; из Царских врат выходит святая великомученица Екатерина и идет к северным дверям храма, держа в руках золотой крест, сияющий неизреченным светом. А однажды снилось ей, что она молится перед святым образом Всеблагой Скоропослушницы, рядом стоит инок, и Пресвятая Богородица вручает Анну сему иноку. Впоследствии Анна узнала в том иноке Владыку Серафима. Однажды снился святитель Алексий, весь в неизреченном свете, и велел ей слушаться Владыку Арсения. «Он пастырь добрый», — сказал святитель.

1917 год

В 1917 году грянул гром с Неба. 2 марта 1917 года - начало Крестопогонной недели Великого Поста стало началом великого крестного пути для всей России: Россия осталась без Царя. На выносе креста совавшимся в Чудове богомольцам едва хватило голоса, чтобы спеть: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас », когда же нужно было петь: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победу...»^¹ - горькие рыдания охватили молящихся...

Стены Чудова изрешечены пулями, на земле лужи крови⁴⁴. Кто-то дерзко растоптал кровь, и кровавые следы отпечатались на белых камнях священного Кремля. Кремль родной, с тех пор ты стоишь заключенный... Доступ в Кремль стал ограничен. Посещение Чудова стало сложно. Проходя будку в Троицких воротах Кремля, предъявляли пропуск дежурному латышу, затем в калитке и в чугунных вратах. На земле, в грязи, под ногами валялись изображения святых...

В эти дни в Москве проходил Поместный собор Русской Православной Церкви. 21 ноября 1917 года в день Введения во храм Пресвятой Богородицы в Успенском соборе Кремля совершилась интронизация Святейшего Патриарха Тихона, избранного на соборе.

4 июля 1918 года солдаты стреляли в кресты Чудова монастыря. Мощи святителя Алексия — в закрытой раке. Святитель наш и предстатель Алексий, неужели нельзя будет больше лобызать твое священное чело?.. Детские годы прошли близ раки Чудотворца, отверзшего очи слепой Тайдулы. Господи, неужели Ты лишишь нас этого утешения? По-прежнему трогательно, с канонархом, поет стихиры чудовская братия, торжественно звучит архиерейское «Исполла эти деспота». Умилительно читает на вечерне по воскресным дням акафист Спасителю Владыка Арсений. У образа святителя Николая громогласно звучит проповедь архимандрита Серафима...

Анна стоит у Распятия. Матерь Божия в слезах слева, согбенный Иоанн Богослов рыдает у Креста Божественного своего Учителя и Господа. «Господи, Господи, от Креста Твоего никогда бы я не отошла...» - возносится из умиленного сердца отроковицы чистая молитва. Предсмертные слова Господа Иисуса Христа возлюбленному ученику: «Се Мати твоя» обращены ко всем христианам и к Анне. «Ты, Господи, завещаешь мне в Матери Твою Пречистую Матерь—Царицу Небесе и земли. Как

отрадно иметь столь чудную, заботливую и всемогущую Матерь. Благодарю Тебя, Господи, за сию Тобою дарованную мне честь. Как желанно сердцу моему никогда не разлучаться с Материю моею Пречистою. Как бы хотела я, недостойная, заслужить Ее благоволение, чтобы всегда быть с Нею...». Может быть, это святитель Алексий указывал Анне Царицу Небесную как несомненную и скорую Помощницу...

Летом 1918 года Владыка Арсений и архимандрит Серафим были у Патрикеевых в их химкинском доме, дважды служили Литургию в храме. С тревогою проводили сестры в Москву дорогих гостей. В загородном доме казалось безопаснее, надежнее... Не могли они предположить тогда, что станет через год с их химкинским домом...

13 июля 1918 года Владыка Арсений и архимандрит Серафим навсегда выехали из вековых стен благодатной Чудовой обители⁴⁵. Со слезами простились сестры Патрикеевы со святою ракою святителя Алексия, столь много утешавшего их во дни их сиротства. Сестры пожертвовали к раке-

неугасимую лампаду треугольной формы с изображениями Спасителя, Божией Матери и Иоанна Предтечи и надписью: «Да будет воля Твоя». Лампада неугасимо горела все время, пока в обители совершалась служба.

Из Чудова Владыка Арсений и архимандрит Серафим выехали сначала в Зосимову пустынь, затем в Покровскую общину⁴⁶, а после - в Серафимо-Знаменский скит, основанный схиигуменией Фамарью⁴⁷, почитавшей Владыку Арсения и отца Серафима.

Анна впервые присутствовала на постриге в мантию⁴⁸ в Покровской общине. Постригал Владыка Арсений монахиню Сергию. Горько оплакивала Анна тщету своей жизни: сколько-сколько еще надо трудиться, чтобы сподобиться того, что получила любящая Господа постриженница... Невыразимое впечатление произвела и схимонахиня, с которой она познакомилась в Головинском монастыре в Химках. Анна все думала о том, как живет эта схимонахиня, уже умершая для земной жизни, каковы ее тяжелые подвиги, - и плакала долго и умиленно, и страх наполнял ее сердце.

Отъезд Владыки Арсения и архимандрита Серафима из Чудова глубоко тронул сердце. 13 июля, в день празднования Собора Архангела Гавриила, возвестившего радостную весть Пресвятой Богородице, Анна дала обет читать за Владыку и отца Серафима акафист Божией Матери: «Радуйся, Невесто Неневестная»⁴⁹, что и исполняла по силе всю свою жизнь.

Желая повидать своих пастырей-утешителей, сестры Патрикеевы поехали 28 июля в Зосимову пустынь на главный ее праздник — Смоленской иконы Божией Матери. Торжественное богослужение сглаживало боль изгнанничества. Поздно вечером отошла всенощная. Любящий отец Серафим прислал со своим келейником в гостиницу в утешение сестрам целый благословенный хлебец. Трогательно было внимание доброго пастыря, самого находящегося в изгнании и утешающего других. Утром за Литургией все сестры были причастницами Святых Христовых Тайн. Исповедовал их Владыка Арсений.

После праздничной Литургии, отдохнув, сестры были приглашены отцом Германом на чай, где были также Владыка Арсений и архимандрит Серафим. Чай был подан на застекленную террасу старых игуменских покоев. Отец Серафим посадил Анну рядом с собою, видя ее горькую скорбь о предстоящей разлуке: семья Патрикеевых, по настоянию опекуна Павла Павловича Патрикеева, уезжала из Москвы далеко и, как они предполагали, надолго, если не навсегда. Отец Серафим утешал Анну, выливая чай из своей чашки в Аннину, а затем из Анниной в свою, и так делал трижды. Последующая жизнь показала, что из чаши страданий Владыки Серафима много вкусила и Анна, спутешествуя и сострадая ему в

изгнаниях и темницах. Владыка же разделил Аннины скорби, заботясь о ней, охраняя от зла и соскорбя в ее болезнях.

Этот приезд в Зосимову пустынь был прощальным. Семья Патрикеевых расставалась с Москвой, с ее святынями и окормлявшими их старцами. Со многими слезами простилась Анна с архимандритом Серафимом. Она думала, что расстается с ним навсегда. Ласковое обхождение отца Серафима всегда уменьшало остроту душевной боли, но теперь Анна лишалась и этого дорогого утешения.

В тот же день, в самый праздник, сестры выехали из пустыни. Поезд шел до Сергиева Посада, где надо было ждать поезда на Москву. Многоокое звездное небо покрывало землю, тихо веяло прохладой от надвигающейся ночи, и души сестер так рвались к небесам. Только что они оставили уединенную пустынь, полные впечатлений от встречи со старцами, согретые их отечески нежной любовью, их молитвенным духом. «Господи, — молила Анна Сердцеведца всех, — Ты знаешь, как желала бы я быть со своим старцем, имиже веси судьбами приведи меня паки к нему».

В Саратове

«4 августа 1918 года семья Патрикеевых выехала из Москвы в Саратов. По приезде первое стремление сестер было к храму Господню. Сердце Анны находило себе отраду только в молитве к Богу. Она усердно молилась о Владыке Арсении и отце Серафиме. Утром сестры шли к Литургии, вечером к вечернему, богослужению, бывая попеременно в разных храмах Саратова. Бывали и на акафистах, которые служились вечерами нараспев. После акафистов слушали проповеди Владыки Досифея⁵⁰. Совсем близко от гостиницы, где они проживали, в центре города, был архиерейский дом. На Преображение сестры молились здесь за всенощным бдением в домовом храме. Служба совершалась архиерейским чином. На величание вышли Владыка Герман⁵¹ и архимандрит Феофил (будущий епископ Новоторжский)⁵².

Не прошло и двух недель, как семья подверглась нападению грабителей лишившись материальных средств, поневоле осталась зимовать в Саратове^¹. Душа Анны была наполнена молитвой, общение с Владыкой Досифеем отчасти восполняло отсутствие отца Серафима и Владыки Арсения. Ей казалось, что ее горячая молитва чудом приведет их в Саратов, и здесь она встретится с ними. Спустя четырнадцать лет Анна действительно по-

бывала в Саратове вместе с Владыкой Серафимом, проезжая в город Гурьев, в Казахстан.

Сестры помогали гонимым Владыке Герману и отцу Феофилу в их скорбях и злостраданиях. На Пасху Владыка Досифей, Владыка Герман и архимандрит Феофил побывали в гостях у Патрикеевых, в знак благоволения к ним. Проживая в Саратове без средств, семья стремилась обратно в Москву, но смогла выехать лишь весной 1919 года.

На прощание сестры поднесли Владыке Досифею образ Божией Матери с надписью, выражающей благодарность и просьбу не оставлять их в святых молитвах.

Возвращение в Москву

Москва показалась Анне теплым родным гнездышком. Дома ее поместили в отдельной комнате — в кабинете Сергея Павловича. Со страхом и благоговением вошла она в комнату, где столько потрудился, передумал, пережил папа, столько поздних часов упорно занимался на пользу Отечества и семьи. Знакомые предметы, молитвенный уголок с иконами — все напоминало о благочестии дорогого отца и доставляло радость духовную.

Теперь у Анны была радость - она часто виделась с Владыкой Арсением и архимандритом Серафимом, проживавшими недалеко от Москвы, в Серафимо-Знаменском скиту. Уединенное богослужение, тихое пение скитянок, добрая матушка схимонахиня — все так приближало душу к монашеству и удаляло от прелестей мира.

Нужно было оканчивать гимназию. С Божией помощью она сдала за зиму все экзамены за шестой класс и осенью пошла в седьмой — в ту же гимназию на Пречистенке, где училась прежде, называемую теперь «школой второй ступени».

Каждое утро вся семья шла к ранней Литургии в храм Всех Святых на Варварской площади⁵³. Дорога в школу проходила мимо Боголюбской часовни и Кремля. Проходя мимо часовни утром и вечером, Анна всякий раз заходила в нее и клала земные поклоны перед образами Боголюбской Божией Матери, святителя Николая, Иоанна Предтечи, Споручницы грешных и другими. Идя на Пречистенку мимо Кремля (теперь закрытого для прохода), поравнявшись с Успенским собором у Тайницких ворот на Набережной Москвы-реки, всегда останавливалась, читала тропари Владимирской Божией Матери и Первопрестольникам Российским^¹ и кла-

ла земной поклон, а когда было много прохожих, то незаметно поясной.  Занятия в школе заканчивались в семь часов вечера. Возвращаясь домой, Анна вычитывала что знала наизусть из вечерни и утрени.

В субботу вечером в храме Христа Спасителя стояла воскресную всенощную службу. Особенно трогали слова Великого славословия, воспеваемые лучшими московскими певчими: «научи мя оправданием Твоим» и «яко согреших, согреших Тебе». Как и прежде в Чудове, Анна всегда стояла у Распятия, всею душою желая любить Страдальца Христа, невинно осужденного и распятого за грешный род человеческий, отдать Ему все свое сердце, все силы и свою ничтожную жизнь. Падши ниц на землю, сознавая себя прахом и пеплом перед Богом, она молила Господа простить ей все ее согрешения вольные и невольные. Золотым венцом горели в куполе электрические канделябры, торжественно чувствовалось Христово Воскресение. Вот пропет уже тропарь «Днесь спасение мирови бысть, поем Воскресшему из гроба, и Начальнику жизни нашея». С болью в сердце расставалась Анна с храмом...

Ночью, когда часы выбивали полночь, Анна всегда стояла на молитве, помня скитянок, поющих в этот час полунощницу, воспевая про себя: «Се Жених грядет в полунощи...». У ее изголовья висел большой живописный образ преподобных Антония и Феодосия Печерских, начальников русского монашества. Анна просила преподобных привести и ее к монашескому житию. Читала любимый тропарь из Псалтири: «Объятия Отча отверсти ми потщися»^* и со словами молитвы: «О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки, аминь» засыпала сладко нерадостно с единственною заботою не проспать раннюю Литургию.

Иногда хаживала Анна в обители Златоустовскую⁵⁴ и Богоявленскую⁵⁵, где в это время проживал епископ Тихон Уральский⁵⁶. Владыка заметил усердную молитвенницу, клавшую земные поклоны пред всеми иконами и всегда старался ее как-нибудь утешить: часто после Литургии одаривал горстью белых сладких сухариков. Это святительское утешение было Анне в великий восторг. Владыку Тихона Уральского считали прозорливым старцем, и сие было, видимо, предзнаменованием того, что благодатные дары будут и в дальнейшем подаваться ей в подкрепление душевных и телесных сил.

Анна положила себе за правило каждый месяц ездить к преподобному Сергию в Троицкую Лавру - тайно от всех, на свои сбереженные копеечки. Выезжала рано утром и к вечеру возвращалась домой. Она любила молиться у раки Чудотворца и во Святых вратах обители. «Вот, - думала она, - поступлю в монастырь и тоже буду носить воду, как и преподобный Сергий носил ее издалека».

Дмитровский архипастырь

Зимой этого года^* архимандрит Серафим был посвящен во епископа города Дмитрова. В дни его наречения и хиротонии Анна была близ своего горячо любимого пастыря. Трудный мученический путь предстоял новопосвященному святителю - как и сам он предрек в слове, сказанном при наречении во епископа. 12 января 1920 года Владыка Серафим выехал в свою епархию в Дмитров.

Спустя месяц с трепетом в душе собралась Анна в незнакомый ей город Дмитров. Вследствие недостатка топлива поезда шли с задержкой. Приехала ночью. Непроглядная февральская тьма, не видно, куда ступать; нечего было и думать добраться до женского монастыря⁵⁷. Просидев ночь в номерах близ вокзала, ранним утром Анна вышла на улицу и отправилась разыскивать село Подлипичье. Ее взору скоро открылся дивный, благолепный Дмитровский Успенский собор. Тихий великопостный звон звал говеющих в храм. Улицы пустынны, спросить не у кого. Первый храм, в который вошла Анна, был Тихвинский. Прихожане объяснили Анне дорогу.

В сельском храме в Подлипичье также шла великопостная служба. Священник в линючей камилавке (отец Феодор Копытин), неразборчивое чтение, крестьянки в старомодных кофтах - все поражало бедностью и убожеством. Неужели столь просвещенный Владыка будет жить здесь после столичного благолепия?! Не понимала она, что чистые сердца простолюдинов ближе к Богу, и Господь в утешение и укрепление им послал  Своего апостола Владыку Серафима. Тихо и мирно жили дмитровцы, согретые любовью своего ангела-хранителя и отца, как огненным мечом охранявшего их своею пламенною за них молитвою.

С великим трепетом подошла Анна к церковному дому, где проживал чтимый ею архипастырь. Владыка только начал поправляться от тяжелой болезни и не мог служить. Он был рад приезду своей духовной дочери и с любовью принял ее. Анна передала ему письмо от Святейшего Патриарха Тихона и, взяв ответное, простилась с дорогим Владыкой и направилась в женский Борисоглебский монастырь.

Матушка игумения Сергия радушно приняла Анну, дала ей отдохнуть и, побеседовав об общих знакомых и близких, отпустила на вокзал, дав в провожатые послушницу Клавдию⁵⁸.

Анна стала ездить к Владыке в Дмитров каждый месяц для исповеди и причащения. До епископства, по благословению своего старца Алексия, затворника Зосимовского, отец Серафим никого не исповедовал. Много дивных утешений даровал Господь Анне в Дмитрове. Первая ее исповедь у Владыки Серафима была в его доме пред обедней. Пока в доме не была устроена церковь, Владыка ежедневно служил Литургию в Казанском храме в Подлипичье. Служил один при закрытых дверях, на клиросе пел послушник Пешношского монастыря⁵⁹. Здесь Анна причащалась. Когда же устроилась церковь в доме, то причащалась в этой домашней церкви. Полная духовной радости возвращалась она в Москву, душа неумолкаемо пела:

«Господи мой, Господи, радосте моя, даруй ми, да возрадуюся о милости Твоей». Этот стих обычно пели Владыкины духовные дети, провожая его в праздники из храма домой.

В 1920 году Анна окончила гимназию - ей шел семнадцатый год. Господь испытал ее сердце, верна ли она в любви ко Христу Спасителю. Летом познакомился с нею преподаватель гимназии, готовившийся стать профессором Московского университета, молодой человек. Застав Анну за чтением книги духовного содержания, он заговорил с нею на духовные темы. Рассказал о себе, как он, отстав от веры, заболел тифом и был в безнадежном состоянии. Душа его, как бы вышедший из тела, проходила места мучений, и, дошел до присутствия Бога, была поражена светом и блаженством духовным и стала умолять вернуть ее на землю, чтобы, познав теперь Бога, не погибнуть, но проявить верность Ему, исправить жизнь свою по заповедям Его и угодить Ему. Тогда он услышал повеление Господа вернуть его душу на землю для спасения по ее прошению. «Теперь я томлюсь, - говорил он Анне, - ища спасения, и очень рад, что встретил человека, который мне может указать путь к Богу и помочь встать на этот путь». Грустное лицо молодого человека, его задушевные слова привлекли Аннино внимание. Вскоре они стали подолгу беседовать. Он находил ее в храме Христа Спасителя и в других, где она бывала, провожал ее, постоянно расспрашивая о ее убеждениях. Анна чувствовала, что привыкает к нему и сама уже желает видеть его. Она стала думать, что молодой человек ищет соединения своей жизни с ее жизнью. Свое переживание она поведала епископу Серафиму.

- Владыка, — сказала она ему, - я привязалась душою к одному молодому человеку, готова даже свою жизнь соединить с его жизнью, но не вполне решаюсь на это.

Владыка выслушал эти речи, взял со стола ручку, положил ее на палец и спросил:

- В какую же сторону у тебя перевес в этом деле?

Задумалась Анна.

- Апостол Павел не запрещает выходить замуж,— продолжал Владыка,- но говорит: Таковые будут иметь скорби по плоти, а мне вас жаль.^*

Не раз Анна вопрошала себя: готово ли ее сердце на союз с этим человеком? Если бы это имело вечность, думала она, тогда можно было бы решиться, но смерть ведь все разрушает. Нет, лучше искать вечного союза, неразрушимого смертью, и любви к Богу... Она затруднялась ответить Владыке; он прекратил беседу, и по его молитве это испытание отошло от нее.              

Окончив учение в гимназии, Анна думала, что для спасения души лучше всего скорее уйти из мира. Но Владыка Арсений, руководитель Серафимо-Знаменского скита, пожелал, чтобы Анна поучилась медицине для пользы сестер^**.

- Окончишь фельдшерскую школу и будешь скитским врачом, - говорил Владыка. - А пока ты учишься, мы будем считать тебя своею скитянкою.

 Владыка Серафим также благословил ее учиться медицине, сказав:

 - Радость моя, созидай обитель внутри сердца своего молитвою, смирением.

    По молитвам старцев учение давалось легко. Свободное же время Анна употребляла на занятия рисованием: изображала Спасителя в терновом венце, образ Божией Матери «Умиление», преподобного Серафима-Второе испытание было следующее. Бывая в Дмитрове, Анна останавливалась у матушки игумений Сергии. Матушка часто просила Анну занести в Москве письмо или посылочку ее старушкам-сестрам. При старушках жил их племянник князь Иван Сергеевич Мещерский. Добрые старушки полюбили Анну - девицу верующую и степенную - и стали сватать за доброго и любимого ими племянника. Анне нравился молодой князь, верующий, приветливый, благородный. Лучшего нельзя было бы и желать. На миг Анна остановила на нем свой сердечный взор, но любовь ко Христу оказалась сильнее. Много содей-

ствовал этому светлый образ доброго архипастыря Серафима, пламеневшего, как огнепламенный Серафим, любовью к Богу. Да и поездки в скит сродняли Анну с монашеской средой.

Матушка Сергия, полюбившая Анну, видя, что она уклоняется от сватовства, предложила ей вступить в Борисоглебскую обитель. Анна передала это предложение на рассмотрение Владыки Серафима.

- Нет, - сказал Владыка, — в Борисоглебский не надо. Если хочешь, устрою тебя во Влахернский⁶⁰, я часто бываю там.

- Меня не привлекает Влахернская обитель, - ответила откровенно Анна. И Владыка благословил кончать образование.

В 1921 году Анна начала петь на клиросе и читать в своем приходском храме святого князя Владимира. Ходила в больницу на практику. Больные любили тихую и ласковую сестру милосердия. Так шли годы учения. Ей было предложено ускоренно окончить школу в два года, перейдя в половине года со второго на третий курс. Господь видел, что скоро ей придется послужить своему духовному отцу и архипастырю.

Наступили выпускные экзамены. Была Пасха. Анна убиралась в храме, готовиться некогда - отложить уборку нельзя, перепоручить некому. Трижды с верой земно поклонилась благоверному князю Владимиру, прося его помощи. И Господь помог: Анна сдала два трудных экзамена на пятёрки с тремя крестами. Преподаватели приходили в восхищение от ее ответов, называли ее лучшей ученицей.

16 июля 1922 года был последний экзамен и выпускной вечер. Преподаватели приветствовали ее, отмечая хорошие успехи в науках и желая светлой будущности. Был тихий вечер, прохладная, многозвездная ночь спускалась над Москвой. Небо как бы глядело в сердце. Возведши горе сердечные очи, Анна молилась горячею молитвою: «Господи, сподоби меня послужить Тебе. Тебе Единому, Господи, отдать все свои силы и свою ничтожную жизнь. Тебе, Иисусе Христе и Боже мой. Помоги мне, Господи, уйти из мира, если это угодно Тебе». И ей казалось, что Господь слышит ее молитву.

Сразу же по окончании учения Анна поспешила в скит. Она исполнила послушание, окончила медшколу и теперь может послужить обители. Анна Алексеевна, только что расставшаяся со старшей дочерью Ольгой^*, никак не хотела отпустить от себя Анну⁶¹, о чем усиленно просила Владыку Арсения. Владыка, позвав к себе Анну, сказал ей:

- Мама просит оставить тебя с нею хотя бы до зимы. Побудь до зимы с мамой, мы ведь считаем тебя скитянкой, и маму нельзя огорчать. А зимой приедешь к нам совсем.

С горечью приняла Анна это замедление, но смирилась. Теперь, приезжая в скит, она ходила с сестрами на послушание и стояла с ними на молитве. До зимы оставалось ждать недолго.

Время было трудное. Церковь Христова терпела нападки от обновленцев⁶². Владыка Серафим часто наезжал в Москву по делам, для общения с епископом Федором⁶³, и останавливался всегда у Патрикеевых. Анна утешалась тем, что может ему послужить; часто ездила к нему и в Дмитров. Здесь было много духовных чад Владыки, готовых положить душу за своего архипастыря, как и он полагал за них свою душу. Много предостерегал он своих чад беречь веру православную, говоря: «Крепитесь, держите веру вашу. Сами будьте стенами, Церковью Бога Живого. Ибо враг ополчился на Церковь Христову, но врата ада не одолеют ее».

Изгнанники Христовы

29 ноября 1922 года утром Анна провожала одну из скитянок в больницу. Вернувшись домой, узнала, что у них только что был Владыка Серафим и теперь отправился по вызову на Лубянку. До глубокой ночи ожидали Владыку Серафима его иподиакон Аристарх и все домашние, но он не вернулся ни в тот вечер, ни на другой день. Все поняли, что ждать его домой вскорости напрасно: Владыка был в «центре». Анна отнесла ему передачу и получила ответную записочку, в которой он называл ее птичкой: «Думал, что птичка уже не летает». Начались заботы о передаче белья, пищи, одежды и, наконец, о дальнейшем его сопровождении. Анна уведомила архиепископа Арсения и матушку Фамарь о судьбе Владыки Серафима. После усердной молитвы Владыка Арсений, видя глубокую скорбь Анны и желая подкрепить и утешить, вынес ей образочек Божией Матери «Нечаянная Радость» и благословил ее им. Анна с горячей любовью приняла это благословение, обещавшее ей нечаянную радость по молитвам Пречистой Богородицы.

- Теперь, - сказал Владыка, - твое всецелое послушание от нас и от скита - заботиться о преосвященном Серафиме, заключенном за веру, и, живя в Москве, помогать ему всем, чем возможно будет.

Горячо молилась Анна за своего дорогого страждущего архипастыря, много слез пролила перед образом Пречистой Девы, положила класть за него ежедневно по сто земных поклонов.

Прошедшим Великим Постом 1922 года Анна вместе с Владыкой Серафимом первую седмицу провела в уединении. В конце седмицы Владыка Серафим после домашней службы открыл себе Псалтирь на словах: Кто введет мя во град ограждения, или кто наставит мя до Идумеи^¹.⁶⁴ В них говорится о спутнике осужденному во грехах - не предвещали ли они изгнание за Христа и кто разделит с Владыкой это изгнание? А в другой раз Владыка Серафим открыл Псалтирь Анне на словах, которые прочи-

тал вслух: «Зело рано мироносицы течаху ко гробу Твоему рыдающия»^¹. Смысл их был тогда непонятен, но Анна сохранила эти слова в своем сердце, а после уж уразумела их значение: зело рано приняла она пострижение — притекла ко гробу Господню, погребла себя от мира.

Зима прошла в заботах о страждущем архипастыре. Власти разрешали свидания с Владыкой одной лишь Анне^², и Господь сподобил ее не раз видеться со своим дорогим отцом духовным в московских Бутырской и Таганской тюрьмах. Весной ждали отъезда в ссылку. 17 марта 1923 года Владыка Серафим получил назначение: на два года в Зырянский край. Владыка Арсений и матушка Фамарь объявили Анне, что она будет сопровождать своего духовного отца в изгнание. Владыка Арсений благословил образом святого Архистратига Михаила, матушка - Покрова Пресвятой Богородицы. Когда Анна сообщила об этом Владыке Серафиму, он ничего вопреки не сказал.

Первая ссылка. Зырянский край

30 апреля 1923 года Анна простилась с мамой и с молитвою отправилась из родительского дома в дальний и неведомый, но благословенный и вожделенный путь, на первое свое монастырское послушание. Одета она была в монашескую ватную кофту и платочек.

От ворот Таганской тюрьмы, откуда вывели на этап Владыку Серафима, вместе со второй его спутницей инокиней Клавдией отправились к Северному вокзалу. С Владыкой шли епископ Николай (Ярушевич), в то время Петергофский⁶⁵, епископ Корнилий⁶⁶, епископ Афанасий Ковровский, викарий Владимирской епархии⁶⁷, благочинный г. Дмитрова отец Иван Муравьев, петербургское духовенство: протоиерей Беляев, Петр Ивановский и другие.

Знали, что назначение в Усть-Сысольск^¹; понятие о пути было самое смутное. Говорили, что дорога лежит через Вятку, и добрые люди дали письмо к матушке игумений Вятского женского монастыря⁶⁸ Рафаиле.

В двенадцать часов ночи под праздник иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», поезд отошел, увозя дорогого для Москвы и Дмитрова архипастыря-исповедника, и с ним двух сестер. Путь был трудный, в Вятке около двух недель ждали дальнейшей отправки на Котлас. Владыка находился в это время в тюрьме со своими спутниками-изгнанниками, а сестры жили в комнате под собором, у духовной дочери Вятского Владыки Павла⁶⁹.

Владыка говорил:

- Нюра, как это ты решилась ехать? Я беспокоюсь о тебе, и мама дома будет беспокоиться.

- Нет, дорогой Владыченька, - отвечала Анна, - меня благословили и Владыка Арсений, и матушка Фамарь, а мама — ничего, она не против.

В Вятке заключенных было много, ждали навигации. Здесь встретили чудовского игумена Филарета. Он обрадовался:

- Аннушка, золото, и ты тут...

На вокзале подали арестантский вагон и поместили в него узников. При них было всего два конвоира, и спутницы Владыки стали проситься пустить их с ними. Начальник конвоя, в штатской форме, разрешил. Безграничное счастье - рядом Владыка. Клавдия решила накормить всех кашей — все были голодны. Быстро приготовили манную кашу, принесли в чайнике, все были утешены.

Прибыли в Котлас. После шести месяцев, под Троицын день (14 мая), с Владыки впервые был снят конвой. Здесь встретили изгнанника Владыку Петра, доброго, тихого, кроткого, молитвенного архипастыря, будущего Местоблюстителя Патриаршего Престола⁷⁰. От Котласа до Усть-Сысольска путь прошел незаметно. Здесь утешением для всех была встреча с митрополитом Казанским Кириллом⁷¹. Светлый святительский лик, твердое святое слово—весь он был олицетворением церковной мощи, благолепия, твердости и благодати.

Не успели страдальцы оглядеться на месте, как 25 мая последовал новый приказ: передвинуть Владыку Серафима, отца Филарета и Дмитровского благочинного отца Иоанна Муравьева на постоянное двухгодичное пребывание в Визингу, за триста верст от Усть-Сысольска. Переправлялись по реке Сысоле. Чудный вид Владычнего поселения (в пятнадцати верстах от Визинги), на высокой горе несколько белых храмов. Здесь когда-то жил святитель Стефан Пермский - просветитель зырянский.

Деревянный крестьянский дом в Среднем Кольеле - селении, отстоящем от Визинги на полторы-две версты — принял на жительство архипастыря-изгнанника. Добрый хозяин Афанасий Семенович с женой Агафьей и их сын Федор, мальчик лет тринадцати. Вначале со страхом смотрели они на ссыльных, опасаясь, что это настоящие преступники, но узнав ближе, всячески старались выразить уважение, любовь, почтение к архипастырю, чем-нибудь утешить его. Отец Иоанн и игумен Филарет Чудовский разместились неподалеку от Владыки.

Чудный молитвенник Владыка Серафим ежедневно совершал все богослужения дневного круга. С утра - правило к Литургии, затем Литургия, чтение Священного Писания (сам Владыка прочитывал четырех Евангелистов за неделю). После обеда - девятый час, повечерие, три канона и акафист, а в шесть часов — вечерня и утреня. Вечером — молитвы на сон грядущим. Затем, оставшись один, Владыка справлял пятисотницу и свое монашеское правило.

Анна исполняла обязанности чтеца и певца. Скоро она изучила каноны и часы наизусть. Трудно было без смены читать часа по четыре подряд, но она крепилась, не желая показывать, что ей это трудно. Напряжение и сложные условия жизни в изгнании вызвали заболевание легких. Анна чувствовала озноб и температуру, но старалась не показывать этого, бодрилась, не унывала духом, терпела за щедрую милость Божию - что Господь сподобил сопутствовать исповеднику Христову. Готова была и на большее.

В летнее время Владыка уединялся в лес на дневное молитвенное правило. В дремучем зырянском лесу и Анна устроила себе пустыньку, облюбовав одно деревце и укрепив на нем крест из палочек — в кресте она всегда видела якорь спасения. Здесь изливала свои теплые молитвы ко Всемогущему Сердцеведцу, да сподобит Он ее быть истинною монахинею, Ему Единому принадлежать и служить. Услышал враг - хотел устрашить: на послушницу устремился табун лошадей, но она крепко прижалась к дереву, на котором висел животворящий крест, и спаслась. Лошади ржали, но ни одна не коснулась ее зубами. После долгой ее молитвы табун тихо и мирно ушел в лес.

Иногда, возвращаясь из леса, Анна чувствовала, как какая-то сила дергает ее за платье, рвет одежду. Молясь, доходила до дома. Рассказав Владыке об этом, получила от него указание ходить в другую часть леса, менее страшную.

- А там — сказал он, — такое множество бесов, что я не стал туда ходить, и тебе лучше молиться в том лесочке, куда и я хожу.

Матушка схиигумения Фамарь и Владыка Арсений писали епископу Серафиму, что благословляют постричь Анну в рясофор за несение послушания в отдаленной Зырянской земле. Но Владыка Серафим рассудил по-своему.

Он решил одеть Анну в ряску и апостольник, а пострижение в рясофор отложить.

— Ольга, — сказал он, — раньше тебя поступила в скит и еще не пострижена, пусть вперед состоится ее пострижение, а тогда уж твое.

26 сентября 1924 года за всенощным бдением Владыка одел Анну в ряску и апостольник. Этот день, под 27 сентября, был днем пострига Владыки; теперь он был отмечен и в Анниной жизни. С радостью сняла Анна свое бархатное платье и облеклась в подрясник и рясочку. Сердце было исполнено восторга духовного и воспевало благодарственные песни Богу. Жесткий шерстяной апостольник натер щеку почти до крови, но Анна терпела и ни за что не хотела снять его даже на ночь. Владыка благословил послушницу Анну образом преподобного Серафима, перед которым совершал всенощное бдение, сделав на нем следующую надпись:

«Четверток, всенощное бдение в Зырянской области, Визинга, близ Кольеля, в келье-церкви, в месте спасительного моего изгнания.

Радость моя! Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся вонь, — ибо милостью Божиею приведена и поставлена ты ныне у самого порога дверей брачного чертога Христова. Се, толки, стучи усерднее, да отверзет тебе Жених Христос и двери чертога, да войдешь в него чистою невестою».

Ночью на полатях, где она спала, невидимая никем, Анна вставала на колени и слезно молила Господа Иисуса Христа сподобить ее до конца дней служить Ему в иноческом подвиге. В головах у нее висел Нерукотворенный образ Спасителя на бумаге - подарок Владыки Серафима, на обороте его надпись рукою Владыки:

«Женише мой, Сладчайший Христе, пред ликом Твоим предстоя, яко Самому Тебе, на мя взирающу, молю тебя сподоби мя тещи во след Тебе, огнем любви Твоея хладное сердце мое воспламени. Неизреченною красотою Твоею отврати очи мои, еже не видети и не желати никоеяже красоты суетныя и тако удостой мя понести крест жития иноческаго, да ни-когдаже угаснет светильник чистоты сердечныя во мне, да вкупе с мудрыми девами в чертозе Твоем славлю, хвалю, пою, величаю Тя, Женише мой, радость мою, красоту мою во веки веков.

День исповеди, 28 июля 1924 г.

Визинга, ссылка».

Еженедельно по субботам Анна приобщалась Святых Христовых Тайн, старалась все свои помыслы открывать Владыке.

Все свободное время старалась употреблять на украшение домашней церкви: то вышивала облачения, то делала митру, крест, палицу, ковер-орлец или другое, что могло скрасить скудость обстановки изгнаннического архиерейского богослужения.

Время изгнания подходило к концу. В 1925 году, в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, Владыка получил разрешение выехать из ссылки в Дмитров. При отъезде из Кольеля Владыка дал на благословение Анне свой иерейский молитвенник и «Лествицу» преподобного Иоанна с надписью: «На утешение чтецу, благоукрасителю искуснейшему кельи-церкви Всеблагой Скоропослушницы, послушнице Анне на услаждение горечи. Книга сия читалась во дни Св. Четыредесятницы в Зырянском крае в 1924 году».

26 апреля 1925 года, в день святого Стефана Пермского, Владыка со спутницами и благочинным протоиереем Иоанном Муравьевым выехали из Кольеля. Со слезами проводили зыряне ссыльного архипастыря — своего утешителя и благодетеля. Кто может описать беды, встретившиеся на пути? Перечисляет святой апостол Павел: беды от разбойников, беды от лжебратий, беды на суше, беды на воде^¹...

Вспоминает мать Иоанна^²:

«До реки в восемнадцати верстах от Визинги наши соседи брались нас довести, а там ввиду половодья нельзя на лошадях — надо дожидаться других подвод и еще до Усть-Сысольска восемьдесят верст..

Доехав до реки, сошли с повозок, еще раз простились со своими кольельскими зырянами, тепло, со слезами. Сели в лодки и переправились на другой берег. Из соседней деревни нашлись возчики. Справляя «Степана Великого», все они были навеселе. Наняли три подводы. Поехали. Господи, благослови!

Дорога шла лесом, к вечеру стало холодно. Кругом вода, разливы реки, суровая растительность, круглая луна. Владыка с молитвой в возочке, дал нам по ломтику черного хлебца. Пустынно кругом, тоскливо. Впереди неведомый ночлег.)

Доехали до села, остановились на постоялом дворе. Полежали немножко на полу, а утром рано тронулись в путь. Въехав в глубь дремучего леса, неожиданно увидели, что нас догоняют на тройке сотрудники НКВД из Визинги. Подозвали возчиков, о чем-то долго говорили по-зырянски.

- Что они тебе говорят? — спросила я своего возчика.

Велят вас бросить здесь, в лесу, а мы не хотим. Ведь мы люди честные, много всего возим, и почту возим столько лет.

Но беда была в том, что энкаведисты подпоили наших мужиков водкой, они еле стояли на ногах. Только один наш возчик Василий не пил. Возчик о. Иоанна не владел собой.

- Василий, возьми у него топор, — стала я просить своего возчика. Остались мы в лесу в руках у нетрезвых людей.

- Господи, спаси нас и Владыку! Святый Николае, спаси нас! Разъяренный возчик требовал назад топор, но мы спрятали его в сене. Гнал лошадь, вдруг свалился с телегой в канаву и застонал. Мы подошли к нему: рука у него оказалась сломанной, жалко было на него смотреть. Лошадь, его мы привязали к нашей, самого усадили в повозку и уже тихо последовала дальше...»

После опасного переезда безграничного лесного океана путники благополучно прибыли в Усть-Сысольск.

Вновь встреча с Владыкой Кириллом, митрополитом Казанским, назначенным преемником усопшего Патриарха Тихона. Митрополит Кирилл был во всем единодушен с епископом Серафимом. Они должны были явиться за бумагами для следования в Москву. Перед явкою пели канон Божией Матери «Многими содержимь напастьми». Пела и Анна, Владыка Кирилл похвалил ее пение, ласково благословил и сказал:

- Ты поешь как колокольчик.

Митрополит Кирилл тревожился: его не пускали в Москву, держали в Усть-Сысольске, откуда затем направили в отдаленные неведомые края. Провожая отъезжающего Владыку Серафима до парохода, он сказал Анне:

- Я видел сон, будто мне надо плыть по реке к Москве, но огромная льдина заградила мне путь, и я остался на берегу. Видно, мне не пришло еще время быть в Москве.

Со скорбью разлучились все с Владыкой Кириллом, оставшимся на берегу в Усть-Сысольске.

От Усть-Сысольска до Москвы путь был также исполнен тревог и опасностей, но Господь хранил Владыку Серафима.

Вспоминает далее мать Иоанна^¹:

«На борту большого трехэтажного парохода «Карл Маркс» (старое его название «Скобелев» еще можно было прочесть на всех предметах; коврах, половиках и посуде) уже перед самым отчаливанием, в противоположном конце палубы появилось шесть человек: один в военной форме, остальные в штатском - люди самоуверенные, коренастые, крепкие...

Ночь прошла спокойно, а днем исчез Владыка. Кинулись искать - нигде нет. Вдруг увидели: идет по палубе, в руках какая-то книжонка.

- Где вы, Владыка, были?

- Да, - сказал он задумчиво, - я сам беспокоюсь... Вы видели этих пассажиров? Один из них, в форме подошел ко мне, обнимал, говорил, что я ему напоминаю его отца, что им все известно; просил меня прочитать эту книжонку

и дать свой отзыв. Я не хотел, тогда он завел меня к себе в каюту силой и сказал, чтобы я непременно к вечеру прочитал эту книжку и вернул, она ему нужна.

-Зачем это, Владыко, - умоляли мы, - не нужно к нему ходить. Неизвестно, зачем он вас заманивает. Ни в коем случае не ходите к нему.

А только что прочли в газете, что одно важное лицо убили в купе, в поезде. Вечером прочитали вечерние молитвы. Владыка ушел к себе в каюту. В одиннадцатом часу раздался стук: к Владыке стучат. Затем голоса и шаги по коридору. Я выбежала в коридор: Владыки в каюте нет. В пустом коридоре -полоска света. Бросилась туда, дверь оказалась незапертой: Владыка сидит на диване, голова склонилась над этой несчастной книжонкой, напротив разъяренный полупьяный гражданин в военном, на столе бутылка, черный платок и револьвер. В каюте напротив дверь приоткрыта; вижу: те граждане из его компании. Боже, что же это?

- Владыка, идемте скорее, идемте! - закричала я. Владыка встрепенулся. Разъяренный гражданин поднял голову, встал, не дает Владыке подняться.

-Уходите, что вы мешаете, - заревел на меня.-Не мешайте! Уходите.

- Владыка, идемте скорее, - взмолилась я. - Я подниму тревогу, если вы не отпустите Владыку. Там Клавдия, отец Иван, они тоже знают...

Я боялась, что меня тоже силой запрут - никто не знает, где мы, в чьих руках. Владыка встал.

" -Я сейчас приду, приду, - сказал он деликатно. - Скорее, Владыко, отцу Ивану плохо... - Владыку под ручку - и из каюты. Недоумение поразило силача... Притаились в своей каюте - мертвая тишина...-

Утром пароход прибыл в Вологду. Те пассажиры сошли, как ни в чем не бывало; вежливо поклонились, Опросили нас:

- Сестрицы, вы до Москвы? А мы до Вологды...

Но на вокзале, у билетной кассы вижу: опять они за мной.

- Владыка, я не возьму отдельное купе. Боюсь за Вас. Лучше с народом в третьем классе, - взмолилась я.

- Нет, бери во втором, - сказал Владыка. - Мне тяжело среди махорки и шума. Ничего. Бог сохранит...»

Желая повидаться со своим старцем Алексием Зосимовским, Владыка, не рассчитывая на свободное будущее, по дороге заехал в Сергиев Посад. Старец радостно принял дорогого сына-исповедника. Владыка излил ему все свои переживания, недоумения, рассказал об испытаниях. После долгой исповеди и беседы с Владыкой, отец Алексий принял и Анну, похвалил ее труды по украшению храма и облачений (на Владыке была пана-

гия работы Анны, вышитая камнями и золотом), благословил ее иконой Божией Матери «Всех Скорбящих Радость». Келейник его отец Макарий предложил образ страждущего Спасителя в терновом венце, но старец выбрал этот образ Божией Матери, с грошиками⁷². Старец заметил, что Анна предана Владыке, и спросил: может быть, поскольку она живет с ним, ей удобнее исповедоваться у другого лица? Но согласился, что Владыка, как руководитель ее от юности к пути монашескому, особенно дорог ей, и благословил держаться его во всем.

Вновь Москва. В Аносиной пустыни

Москва показалась теперь Анне чем-то высоким, громоздким, темным. Лесной океан дикого Зырянского края остался где-то далеко-далеко. С трепетным сердцем подошла к родительскому дому Что теперь впереди? Послушание сопровождать Владыку в ссылку окончилось, скит закрыт^¹. Владыка благословил Анну идти к матери, а сам поехал в Даниловку, в женскую общину⁷³, где его приняли — нигде в другом месте пока не нашлось ему пристанища.

Мама встретила Анну с радостью, удивилась ее смиренному виду и монашескому одеянию, Анна же была прискорбна, видя убогую обстановку маминой комнатки. Мама в последнее время жила в скиту, а по закрытии его вернулась в пустую комнату своего дома, теперь занятого другими жильцами. В комнате Анны жили чужие; все ее имущество было роздано, даже образа не сохранились. Но Анна ничего не желала: она ушла от мира и хотела получить монашество; беспокоилась лишь о том, что будет теперь с Владыкою и каково будет ее дальнейшее послушание.

На другой день рано утром поехала в Даниловку к своему Владыке-отцу. Нашла его в маленькой комнатке Сергиевской общины вместе с другом - епископом Филиппом Смоленским⁷⁴.

Первый выход Владыки Серафима к могиле Святейшего Патриарх? Тихона в Донской монастырь. Тяжело скорбел Владыка о лишении дорого го отца и управителя Церкви, которая была в неустроенном состоянии. В Донском монастыре отслужил панихиду по Святейшему Патриарху. Повидавшись с митрополитом Петром⁷⁵, успокоился, поняв, что Местоблюститель будет добрым последователем Святейшего Патриарха Тихона.

В Дмитрове Владыка Серафим предъявил документы об отбытии срока и направление, но ему объявили, что это ошибка, и приказали немедленно из города удалиться. В Борисоглебском монастыре рядом со Святыми воротами, направо, - могилка дорогой сестры Владыки, Анны Ива

новны. В последнее время она болела и жила в доме духовных детей Владыки, Глуховых, где и скончалась. Отслужили панихиду.

Тяжелые переживания, неустроенность, обязанность ежедневной явки, невозможность вернуться в Дмитров—все это тяжело отразилось на здоровье. Владыка стал тяжело страдать от приступов болей в печени; бывали часы, когда теряли надежду, что он будет жить. Бог помог Своему страдальцу: матушка Алипия, игумения Аносиной пустыни⁷⁶, и казначея мать Антония, почитательница Владыки, пригласили его занять архиерейский домик внутри ограды монастыря. Когда-то в нем останавливался митрополит Филарет, посещая Аносину пустынь. Владыка с радостью поехал в пустынь, и с ним обе его келейницы.

Здесь было удобно, но не без тревог: приступы болезни участились, часто от мучительных болей Владыка терял сознание и был близок к смерти. Двадцатого мая был сильнейший приступ утром. Думали, что Владыка умирает. Вызвали мать Антонию. Долго был без памяти, потом стало легче. Положили грелку. Сестры вышли и через полуоткрытую дверь слушали его дыхание. Вдруг Владыка громко позвал. Вошли. Он лежал неподвижно, спросил:

- Кто сейчас прошел по моей комнате в алтарь маленькой церкви за перегородкой?

Никто не входил.

- Это святитель Христов Алексий посетил меня, снимите грелку, встану.

Оделся и вместе с сестрами прошел за перегородку в домашнюю церковь. К общему удивлению на Престоле в алтаре горела лампада. Владыка надел малый омофор и начал служить молебен святителю Алексию. При

последнем возгласе лампада вдруг погасла. В ней не было ни капли масла, горела сама собой. С этого дня приступы больше не повторялись.

Анна продолжала свое послушание при Владыке, была чтецом и певцом на его уединенных богослужениях при закрытых дверях в домовом больничном храме святой Анастасии Узорешительницы. На горнем месте в алтаре храма - большой образ «Моление о чаше», дивная, в душу проникающая картина…

Горестное состояние здоровья Владыки и его тревоги подорвали и ее силы. Начались резкие боли в сердце, сердцебиение, туберкулез легких. Анна слегла на одр болезни. Врачи предрекли ей скоротечную чахотку, срок жизни определили до весны. Владыка стал ежедневно причащать Святых Животворящих Тайн, напутствуя в вечную жизнь и, может быть, молясь о ее выздоровлении⁷⁷.

Осенью 1925 года Владыка был вызван в Москву: митрополит Петр желал видеть его одним из ближайших своих помощников. Анна переехала к маме, ежедневно посещая Владыку, который жил у их родственников Лосиковых. Но вскоре кроткий и мужественный митрополит Петр был отправлен в изгнание^¹78, и Владыка Серафим вынужден был оставить Москву. Он выехал на хутор Аносиной пустыни, что в восемнадцати верстах от ст. Кубинка. Маленький домик в дремучем лесу стал его прибежищем.

Назначенный митрополитом Петром управлять Московской епархией в его отсутствие⁷⁹, Владыка Серафим был единодушен с Патриаршим Местоблюстителем, не шел на компромиссы, как и Владыка Петр. Он усматривал настоящее положение Церкви равным с ее положением в перво-христианские времена. Богоборческие власти не хотели христианства, с ними нельзя было договориться: или быть Христовыми апостолами, гонимыми, обходящими вселенную, или же отречься от Христа и быть служителями их богов. Владыка Серафим находил душе своей отдых в глубокой молитве за Церковь и православных христиан, наезжал в Москву осведомляться о делах и опять уединялся в молитве.

Здесь, посреди леса, Анна стала чувствовать себя лучше, сердце несколько успокоилось, и силы начали возвращаться. Глубокая пустыня, одинокий домик в глухом дремучем лесу - ближайшее селение не ближе шести верст. Зимой здесь непроходимые снега, передвигаться можно только на лыжах и то опасно по причине волков, которые оставляли

ние лампадочек и тихое пустынное богослужение, общество трех монашек Аносиной пустыни. Душа вкушала пустынный мир. Иногда вечером собирались у ног Владыки. Кругом дремучий лес шумит, мороз трещит. На полу у печки мантейная монахиня мать Рафаила, старшая на хуторе, препростая и молитвенная мать Домника и скорбная мать Татьяна. На диванчике — Владыка. Горит керосиновая лампа, лампадочки у икон. Владыка рассказывает о жизни и подвигах святых или о Владыке Арсении Серпуховском, читает Библию или Новый Завет...

Как-то ездили ненадолго в пустынь. Возвращались обратно в Рощу, как назывался Аносинский хутор, на монастырской лошадке, в санях втроем, четвертый - кучер мать Антонина. Дорога чудная. Тридцать пять верст ехали часов пять-шесть. Проезжали Звенигород, несколько сел и деревень, через Москву-реку. Как радостно было добраться до места, устали укутанные сидеть в санях, да и намерзлись...

У Владыки были в лесу в окрестностях хутора разные места. Были «горки-уморки», а вправо полянка среди молоденьких березок, где, бывая здесь летом и осенью, в душные дни он служил всенощные бдения. Почему «горки-уморки»? Может быть, трудно было Владыке восходить на них по слабости сердца, или на лыжах, скользящих вниз. Владыка часто говаривал: «Под горку нам всем легко идти, а к добродетели стремиться трудно. В горку идти - путь благоугождения Богу». «Роща-бороща» среди полянки, слева от «горки-уморки». Так Владыка назвал свое молитвенное место в густом лесу, где он, видно, много боролся с внутренними нелегкими помыслами, тревожась за управление Церковью: что избрать, какой путь угоден Господу.

Однажды Владыка Серафим показал послушнице Анне притчу. — Пойдем, — сказал он ей, — со мною в лес, в мою рошу-борощу.

Анна последовала за старцем. Лыжи были одни. Владыка велел ей встать сзади него на лыжи и держаться за его пояс. Шествие тронулось. Вскоре достигли рощи-борощи. Всюду следы волков. Анна устрашилась, не столько за себя, сколько за отца своего.

- Владыка, - возопила она, - здесь только что ходили волки, не нужно идти дальше в глубь этого дремучего леса, вернемся назад.

Но Владыка шествовал уверенно, твердою стопою, все вперед и вперед. Анна стала отчаиваться. Казалось, потеряли и путь, как же теперь и домой-то вернуться - ушли далеко-далеко и пути назад не найти. Но вдруг неожиданно из-за дремучего леса предстал пред ними их пустынный домик. Радостно, легко вздохнула Анна, когда узнала, что роща-бороща осталась позади; домик так прижался к земле, точно еще теплее хотел согреть измученных путников в своих низеньких стенах.

- Ну что, страшно тебе было в моей роще-бороще?

- Страшно, — ответила Анна.

-Зачем тебе было бояться, я же говорил тебе, что волков не встретим, только следы их увидим.

Притчу сию Анна сильно пережила впоследствии и судьбами Божиими из рощи борьбы духовной стопами старца своего вышла, по его святым молитвам, к тихой и мирной жизни.

Прожив зиму на хуторе, на Пасху Владыка Серафим со своими спутницами прибыл в Аносину пустынь. Здесь Владыка много утешал сестер, прихожан и чад своих дмитровских, приезжавших к нему. В пустыни прожили до Петрова дня. Анна стала искать себе утешение в молитве Иисусовой и за большое к сему прилежание (на первой неделе Поста она читала по двенадцать тысяч) Господь утешил ее умилением сердца.

Дивеево

Петров день принес новое путешествие. Владыку обязали выехать из пределов Москвы. Еще по возвращении из Зырянского края Дивеевская игумения матушка Александра приглашала его пожить у них. А послушницу Анну приглашала поступить в число сестер обители заведовать монастырской больницей, так как в монастыре не было сестры с медицинским дипломом, который был необходим для регистрации больницы - иначе ее грозили закрыть. Анна сочла предложение за честь; в ранней юности она видела себя во сне в двух монастырях: первый как бы Новодевичий, второй - Дивеевский. Владыка не хотел тогда отпустить от себя Анну, только в шутку сказал: «Возьму да и отдам тебя в Дивеево». Теперь же он ехал туда и сам.

5 июля Анна была уже в Дивееве⁸⁰ у своей родной сестры послушницы Марии, зубного врача обители. Матушка игумения опасалась приезда

ссыльного архиерея, дабы его пребывание в обители не навлекло неблагоприятные последствия со стороны властей.

- У нас нет лишнего помещения, - сказала она Анне, - придется Владыке остановиться у Марии в келье или у Арцебушевых.

Воля не своя, Анна не имела голоса в чужом монастыре. Настоятельница хотела, чтобы ссыльный Владыка был незаметным лицом в шумном и многолюдном Дивееве.

Владыка ежедневно посещал пустыньку преподобного Серафима, ходил по канавке с исполнением молитвенного правила «полторасто»^¹, бывал в Сарове у мощей своего исцелителя⁸¹ преподобного Серафима Саровского. Просил для молитвы храм, стоящий без богослужения, но матушка поначалу отказала.

- А где Вы будете служить, если обитель закроют?

- Если нельзя в храме, буду служить дома, - ответил Владыка. Он согласен был уйти из обители, только не оставлять совершения Литургии, спасающей его паству и всех верующих, - в ней полнота жизни и цель ее. Ничто не сломило его серафимовского духа, никто и ничто не могло отнять у него святую Божественную Литургию. Господь испытывал исповедника, но не лишил его своей благостыни. Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь^¹.

Наконец матушка согласилась предоставить Владыке храм во имя Бо-жией Матери «Утоли моя печали» под Тихвинской церковью. 4 ноября он впервые за долгое время совершал здесь Божественную Литургию при закрытых дверях. Теперь Владыка имел великое утешение от Господа в ежедневном служении Литургии. Анну Господь сподобил всегда бывать за этой пустынной Литургией. Служил Владыка так, чтобы закончить прежде, чем начнут службу наверху. Вставал в четыре часа. Осенью и зимой - еще темно. Послушница Анна всегда его провожала из боязни, не обидел бы кто. В Дивееве она несла свое келейное послушание при Владыке, а также пела на клиросе с двенадцатью сестрами дивеевского хора за богослужениями в храме «Утоли моя печали». После обедни Владыка скажет слово сестрам и певчим на утешение, а те перескажут другим; а некоторые записывали проповеди Владыки. После службы шел на канавку и проходил ее с четочками, заходил в келью преподобного Серафима.

В Дивееве, кроме Владыки Серафима, жили два архиерея: Зиновий Тамбовский⁸² и Филипп, викарий Нижегородский⁸³. Когда они втроем в облачениях стояли на кафедре в Дивеевском Троицком соборе, трогательно было их созерцать, они были похожи на трех великих святители: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого.

Анна была в Дивееве второй раз. Мария Ивановна, блаженная, предрекала ей монашеский путь еще в первый ее приезд в 1922 году. Увиделась послушница Анна и с Онисенькой блаженным, который в первый приезд говорил ей: «на крышу, на крышу», т.е. «на клирос, на клирос», и вполне предрек истину.

Мария Ивановна приняла послушницу ласково, между прочим, пожелала поведать Анне свою жизнь, предвидя, что она впоследствии будет собирать жизнеописания подвижников благочестия XX века^¹.

Год и два месяца Дивеевская обитель была пристанищем для Владыки Серафима и его послушницы. 9 сентября 1927 года Дивеевский монастырь закрыли⁸⁴. Владыка Серафим, Владыка Зиновий и матушка игумения Александра под арестом были вывезены из обители в Арзамас. Вслед за ними под проливным дождем на телеге выехала и послушница Анна, Ежедневно носила она Владыке пищу в Арзамасскую тюрьму, а затем вслед за заключенными переехала в Нижний Новгород, где епископ Серафим был в заключении еще в течение двух недель. Много горьких слез пролила Анна, молясь о жизни и здоровье своего страждущего духовного отца и старца. 25 сентября Бог утешил Анну: ей отдали на поруки из подземелья больного Владыку Серафима, где он умирал от приступов болезни печени.

Недолго Нижний Новгород был пристанищем изгнанников. 5 октября Владыка Серафим, Владыка Зиновий и матушка Александра были по требованию отправлены в Москву. Здесь Владыке было предложено вернуться в Дмитров, но на условиях, для него неприемлемых. Он предпочел подать на покой и выехать из Москвы.

Меленки

Меленки, маленький городок Владимирской области, стал новым местом жительства, дарованным им Богом. Владыка поселился в отдельной квартире, что давало возможность устроить домовую церковь и совершать ежедневное богослужение. Весь день был занят молитвою, к тому же приезжало из Дмитрова и Москвы множество духовенства и духовных чад Владыки: отец Аристарх, бывший его иподиакон и келейник, иеромонахи пешношские, отец Иоанн Муравьев, который продолжал оставаться дмитровским благочинным. Однажды за столом во время обеда отец Иоанн подавился костью от рыбы. Владыка говорит ему:

- Смотри, отец Иоанн, не подавись делами.

Пришлют отцу Иоанну бумагу из Синода - он возмущается, едет туда, шумит, потом почешет затылок и делает все же им угодное. До конца дней славил Господа, скончался в 1934 году на Рождество Христово, у себя на приходе в Васильевской церкви.

В Меленках Анну снова изнурял туберкулез легких, высокая температура. Она крепилась и молилась, чтобы Господь дал ей силы нести послушание - печь просфоры, заботиться об облачениях, рисовать иконы, а главное, исполнять любимое ею псаломщическое послушание. Литургия, затем чай и чтение житий святых, прием приезжих и хлопоты с ними, обед и вечерня с правилом, всенощная, уборка комнат - в таких делах и заботах проходили дни послушницы.

Владыка Серафим и матушка схиигумения Фамарь благословили Анну готовиться к постригу в рясофор. Постриг послушницы Анны был назначен на день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 25 марта 1928 года. 31 января, в день святителя Никиты Новогородского, Владыка Серафим призвал Анну и сказал:

- Давай помолимся. Я хочу постричь тебя в рясофор. День пострига назначен на 25 марта.

Отслужил молебен, затем, вынув деньги из кармана, дал их Анне и велел заказать в Дивееве ряску^¹. Послушница Анна поблагодарила пастыря и стала готовиться к пострижению. Сердце трепетало страхом и радостью. «Доживу ли я до такого счастья, буду ли обручена Христу», - думала она. «Буди ко приятию Божию готова», - слышались ей слова Архангела Гавриила ко Пресвятой Деве из службы Благовещения.

Ольга (сестра Анны) была пострижена епископом Арсением 2 января 1928 года. Вскоре после нее Владыка Арсений постриг и сестру Марию (1 марта 1928 года).

Был Великий Пост. Благовещение Пресвятой Богородицы приходилось в том году на Лазареву субботу. Владыка постом всегда совершал полунощницу ночью и благословил устроить постриг в двенадцать часов ночи, после пения «Се Жених грядет в полунощи». Анна попросила благословения и святых молитв Владыки Арсения и матушки схиигумении Фамари. Матушка прибыть на постриг, хотя и желала, не могла (в этот день было посвящение во иерея отца Филарета Постникова). Она прислала Анне свою игуменскую шапочку-клобук с шелковой наметкой и икону Божией Матери «Умиление» дивеевского письма с надписью: «собственность Вел. Кн. Елизаветы Федоровны» и собственноручной подписью Великой княгини: «Елизавета». Матушка Фамарь

предложила Владыке Серафиму назвать Анну при постриге в рясофор ее именем, т.е. дать ей имя Фамарь, но Владыка ответил, что при постри жении в рясофор он имени не меняет, а только при постриге в мантию хотя раньше иногда звал Анну маленькою Фамарью за ее неутомимый характер.

Наступил праздник Благовещения. На полунощнице, при пении «Се Жених грядет в полунощи» Владыка Серафим встретил Анну со свечою в руке в Царских вратах домашней церкви. Совершив постриг, облек в иноческое одеяние. Шапочка с наметкой напомнила Анне предвечернюю вуаль и веселила и радовала ее умиленное сердце несказанно. По окончании полунощницы Владыка оставил Анну за завесой в алтаре, перед иконой «Умиление Божией Матери», и сказал ей молиться всю ночь до святой Литургии. В два часа ночи загудели колокола собора, находившегося рядом с их домом в Меленках; торжественный праздничный трезвон, гулко раздававшийся среди ночной тишины, звал к утрене, наполняя сердце новопостриженной инокини ликованием. Анна прочитала свое молитвенное правило и двенадцатую главу из Евангелия святого Иоанна о воскрешении Лазаря, живо представила Господа у его гроба, Марфу, Марию, святых учеников Господних. Душа непрестанно воспевала тропари Благовещения и Лазаревой субботы. Утром причастилась за Божественной Литургией и только в ночь на 26 марта сняла одеяние и отдохнула.

Жизнь ее протекала во многой молитве. Часто, благодарная Богу за свое певческое послушание, Анна целовала аналой, на котором лежали богослужебные книги. Приезжавшие духовные чада Владыки хвалили Анну за сладкопение и говорили, что по отъезде от Владыки долго-долго еще звучат в душе слышанные напевы,

После пострига Владыка Серафим благословил инокиню Анну образом сибирского чудотворца Симеона Верхотурского. Житие сего угодника Божия таково. Родом он был из дворян и принял на себя подвиг юродивого, занимался швейным ремеслом. Сошьет, бывало, заказ и уйдет тайно, не взяв плату за труд. Скончался от поста, изнурив себя вконец. По кончине от его гроба совершалось множество чудес. Память святого билась родами, исцеления от гроба были непрестанными, но имя забылось, и когда готовилось прославление святого и открытие его мощей, я прибывший от Синода архиерей долго пытался узнать его имя, но никто не помнил. Озабоченный Владыка накануне открытия мощей уснул; в помощи предстал ему угодник Божий и сказал:

Мое имя Симеон, так именовали меня в земной моей жизни.

Обрадованный Владыка объявил о своем видении духовенству и народу. Память угодника Божия Симеона Верхотурского чудотворца Церковь празднует 12 сентября.

«Видно, Бог приведет меня с Владыкою еще и в Сибирь», — подумала Анна, приняв благословение своего духовного отца на иноческий путь.

Часто захаживала в дом, где жил Владыка Серафим, меленковская блаженная Сашенька, повторяя все время одну и ту же фразу: «Что делает там наверху начальник, что делает Ваш аптешник?» Так называла она Владыку Серафима - начальником тихой монашеской жизни, подающие Врачество — Бессмертную Трапезу во исцеление души и тела, Святое Причастие. Всем окружающим она давала имена соответственно их духовным чертам. Анне же часто повторяла: «У тебя, беленькая, нет имени». Однажды сказала ей: «Возьмешь костыль и пойдешь далеко-далеко». Анна тогда не поняла ее слов.

Надвигалось новое испытание. Раньше Анна горела желанием быть заключенной за Господа Иисуса Христа, молясь со слезами: «Сподоби и меня, Господи, явить мою верность и любовь к Тебе». В храме святой великомученицы Варвары в Москве чудная картина изображала святую Варвару в темнице и явившегося ей в белом хитоне Спасителя Христа, исцеляющего ее и укрепляющего. «Господи, - молилась Анна, - о, если бы Ты сподобил и меня также узреть Тебя в темнице, за Тебя заключенную». И многие слезы ее не пропали у Господа. Она не страшилась темницы, заключение за Христа было ей любезно, боялась лишь потерять своего пастыря Владыку Серафима и умоляла Господа и Пречистую Его Матерь защитить, подкрепить, сохранить.

Христова узница

Была Лазарева суббота 1932 года, 11 апреля. Только что закончилось всенощное бдение под Вербное воскресенье «с ваиями и ветвьми»: «Осанна в вышних, благословен Грядый во имя Господне»... Тревожный стук в дверь известил о приходе гонителей. Ранним утром Вербного воскресенья инокини Анна и Клавдия отправилась в заключение. Владыку, как больного, оставили дома... «В нощь, в нюже предаяшеся... прием хлеб во святыя Своя и непорочныя руки, благодарив и благословив, освятив, преломив, даде святым Своим учеником и апостолом, рек: Приимите, ядите, сие есть Тело Мое еже за вы ломимое во оставление гре-

хов» ^¹... Прощаясь с Анною, Владыка подозвал её и дал в напутствие Святые Дары — Самого Господа с собою. Анна не просила об этом, сам Владыка впервые дал ей сие утешение.

Клавдию заперли в кладовой, где свалены были хомуты, кучерские тулупы. Анну - в кабинете начальника. Ночью не давали спать, окликали. Днем устроили допрос.

— Помогите нам строить счастливую жизнь на земле, — было первое предложение меленковского начальника инокине Анне.

— С Богом ли?

— Нет, конечно, без Бога.

— Без Бога счастия не может быть нигде, — ответила Анна и умолкла.

— Все, понятны ваши настроения!

В среду Страстной седмицы инокинь Анну и Клавдию отправили в область, в Иваново-Вознесенск⁸⁵. Еще раз расспросили подробно о всей жизни. Вечером под Великий четверток заключили в камеру. Каждый Великий Пост в этот день в детстве Анна вместе со всей семьей исповедовалась, теперь же Бог привел ее исповедовать Его жизнию своею...

В камере были еще две женщины: одна баптистка, вторая — простая старушка, рабочая. Ночью Анну вызвали на допрос и грозно возвестили:

— Вам будет всё дано, высшее образование, полное обеспечение, лучший стол, курорты, квартира, оставьте монашество, будьте с нами единомысленны. Нас возмущает, что вы, молодая, образованная, выросшая в наше время, предались совершенно монашеству.

— Блага ваши мне не нужны, - отвечала инокиня, - я уже имела все то, что вы мне сейчас предлагаете, и добровольно отказалась от этих временных и малоценных благ, ищу Христа Бога и Его даров.

— Скажите, что вас могло привлечь к монашеству, как это вы решились на это?

— Избрание мое было обдуманно. Рассмотрев всё в мире, я нашла, что ничего нет прекраснее, выше, премудрее Господа Иисуса Христа и Его, как самое лучшее, прекрасное, вечное, стала я искать, Его любить и Ему стремиться служить.

— Не думайте, что мы оставим вас на вашем пути, мы сильны, мы сильнее вас. Видите, какие здания воздвигаем, неужели же мы вас, слабую, не сможем перевоспитать и направить на наш путь?!

— Надеющийся на Господа, яко гора Сион: не подвигнутся во век^² отвечала инокиня Анна. - Надеюсь я не на себя, но на Господа, а Он все-

могущ и всесилен, надеюсь на молитвы епископа Серафима и его молитвами уповаю стяжать спасение свое.

-Вам будет хуже смерти, смерти вы не получите, а будет вам хуже смерти, - вещали ей.

Полная сердечной решимости пострадать за Христа и духовной радости, Анна возвратилась в камеру Здесь баптистка неумолкаемо доказывала инокине свою правоту, произнося целые речи против почитания православных святынь, против священства и православного учения. Но Анна мужественно ниспровергала её дерзкие высказывания. На час разбитая в своих доводах баптистка умолкала, а затем все начиналось сначала.

Видя Анну в монашеском одеянии, следователи предложили снять его.

- У вас нет закона, запрещающего носить такую одежду, и вы не вправе сего от меня требовать, — ответила инокиня.

- Зачем вам ходить в вашей форме? Вот мы часто предпочитаем костюм нашей форменной одежде.

- Думайте как вам угодно, а мне лучше и удобнее в моей монашеской одежде.

Тогда не замедлили явиться четыре главных следователя. Окинув инокиню зорким и гневным взглядом, один из них спросил:

- Ну как вы себя здесь чувствуете?

- С Богом всюду хорошо, - ответила инокиня Анна.

-Что это на вас надето? Снять это с себя! — прозвучал грозный приказ.

- Я уже сказала вам, что не сниму своего одеяния, - кротко ответила мужественная исповедница.

- Взять её! - заревел старший.

Инокиню повели из камеры неизвестно куда, можно было ждать всего - но нет, не в подвал, а поднялись этажом выше. Здесь был их кабинет.

- Снимите свое одеяние, - было повторено инокине.

-Вы слышали уже, что я не сниму его.

- Мы не послушаем, сами снимем! - и силою сняли с инокини апостольник и заперли его в письменный стол, а Анну непокрытую водворили опять в камеру.

- Сестра, - сказали ей соузницы, - мы так боялись за вас, вы сделаюсь белее простыни.

- Слава Богу за всё, - твердила инокиня Анна и благодарила Бога от всего сердца за перенесенное испытание.

В наказание за неповиновение заключенную заставили мыть уборные. Канализация была испорчена, приходилось убирать руками. Анна беспрекословно всё исполняла — это было не противобожное приказание.

- Что это вы такая веселая, - говорили искусители, видя, что сердце её радуется и душа ликует, а лицо цветет радостью.

- Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех, сказал нам Господь в Своей заповеди^*,—отвечала инокиня. Слава Богу за всё!!! И ей выпала хоть малая доля тех страданий, которые претерпела святая великомученица Варвара и другие мученики.

Время шло. Окна камеры не открывались, несмотря на сильную жару, Одежда, влажная от пота, липла к телу, сменить было нечем. Блох - тысячи, все тело посинело от их укусов. Питание без масла. Чайная ложка сахара в день. Но Анна была рада тому, что Господь привел ее испытать то, чего она сильно желала. От грязной уборки воспалились и сильно болели руки, температура повысилась до сорока градусов. Но это не приводило в уныние. «Вот бы сейчас умереть, - думала она, - душа так близка ко Христу».

Врач, военный хирург, предполагал, что придется ампутировать палец на руке. Но Господь устроил так, что нарыв на пальце прорвал, и обошлось без операции.

- Святая душа, - ласково сказал врач.

- О, не так легко стать святой, — отвечала Анна.

Действительно, Бог судил ей еще много-много перенести страданий.

24 июня 1932 года, в день Рождества святого Иоанна, Предтечи Господня, по прошествии двух с половиной месяцев заключения, явились тюремные надзиратели и скомандовали:

- Выходи.

Трудно собрать что-нибудь из вещей с помощью одной только, левой руки, помогли другие заключенные. Встав в свой уголочек, Анна поблагодарила Господа: «Господи, благодарю Тебя за все, что Ты дал мне пережить на месте сем». Затем поцеловала своих соузниц и пошла в новый неведомый ей путь.

Молитвами Владыки Серафима, инокиню Анну по распоряжению из Москвы отпустили на свободу. (Владыка читал за свою духовную дочь ежедневно полторасто молитв «Богородице, Дево, радуйся».) Перекрестившись, она переступила порог темничного дома и вскоре уже была на вокзале для следования в Москву.

В Москве узнала, что Владыка томится в заключении. Поспешила передать ему необходимые вещи, продукты и деньги. На квитанции - подпись ее рукой: «От Патрикеевой». Этим Владыка был уведомлен, что она на свободе. Вскоре епископу Серафиму вынесли приговор: «Три года вольной ссылки в Казахстан».

Новые скитания

Тяжелый климат, жара невыносимая - но нельзя страшиться, даже если бы пришлось и душу свою положить за отца своего. Через Красный Крест Анна испросила себе право всюду сопровождать больного Владыку. Клавдия же по причине отсутствия документов не могла ехать. Владыку перевезли на Казанский вокзал к поезду, на который Анна взяла билеты до Алма-Аты.

19 июля 1932 года, в день преподобного Серафима Саровского чудотворца, Анна встретилась с дорогим своим старцем Владыкой Серафимом. Страдальческий вид Владыки надрывал ее сердце. Поезд уносил путников в неведомые края. Три дня и три ночи ехали по необитаемым пустыням.

Алма-Ата переполнена и перенаселена, как и Москва... Но только бы быть с Богом, верною Ему, только бы быть с Владыкою, а остальное как-нибудь... Когда подъезжали, Анна, обессиленная долгим томлением в заключении, сильно заболела азиатской малярией. Головная боль, температура сорок градусов. Нашелся извозчик, который в час ночи взялся довезти до дома доброй верующей девицы Луши; еще в Москве слышали о ней, что она не оставляет без помощи и крова изгнанников.

Было совсем темно, лошадь не видела, куда идет, шла ощупью. Где-то играли на гармони. Подъехали, спросили, как найти Лушу. Добрые веселые голоса ответили:

-Рядом, через дом.

-Не бойся тех, кто поет и играет, — сказал Владыка Анне, — они всегда добро настроены.

Белая мазаная хата в два окна с террасой. Вышла Луша, девушка лет тридцати. В двери показался и папаша Луши - старичок благообразный и почтительный.

- Луша, мы к вам из Москвы, не приютите ли нас на первое время? Мы здесь никого не знаем, а о Вас нам сказали, что Вы принимаете духовных лиц.

Луша действительно не оставила их своей любовью. Добрая Луша, Господь вознаградит тебя в день праведного воздаяния за благодеяние, которое ты доставила тогда страдальцам Христовым. Анна свалилась, не Могла поднять головы, разбитая болезнью. Луша поставила самоварчик, Владыка попил горячего чаю и лег отдыхать в чуланчике на террасе -

радушная хозяйка предоставила ему свой уголок, где были иконы и горела лампадочка. В доме размещалась еще семья милиционера — для извещения о ссыльных.

Тяжелый климат обострил болезнь Владыки. Он едва переживал каждую ночь. От Ильина дня до 25 сентября Анна ютилась на террасе. Худая крыша текла во время дождя. Сильный ревматизм и зубная боль от простуды заставляли ее по ночам тихо плакать; не находилось места, где бы укрыться от холода.

К этому времени приехала Клавдия. Господь помиловал изгнанников:

25 сентября они перешли в сарайчик через два дома. Анна не верила своему счастью: здесь её уже не укутывала сырая осенняя ночная мгла, над нею был потолок и кругом стены, а не темное многоокое звездное небо, надолго запечатлевшееся в памяти.

Ненадолго, однако, успокоились в тепле. 28 октября было велено переехать за семь тысяч верст в город Гурьев, близ Каспийского моря. Все трое больны гриппом, с температурой; сели в поезд до Сызрани. В Сызрани пересадка. Очутившись в непроходимой вокзальной толпе с любопытством взирающих на духовное лицо, изнемогший от болезни Владыка пожелал поехать в город в номера, найти себе тепло и уединение.

Было за полночь, когда они нашли гостиницу, где им дали комнатку. Предложили кипятку, но Владыка отказался. Прочитал правило ко Святому Причащению, вкусил Бессмертной Пищи и приобщил свою спутницу. Он дал ей в руки Христово Тело, сказав:

-Ты моя диаконисса, можешь в руках держать Тело Христово при Святом Причащении в дороге.

В молитве провели они время до раннего утра и поспешили к поезду, где их ждала мать Клавдия.

От Сызрани путь в Пензу. Здесь такой же водоворот. Вот, наконец, Саратов. Вспомнила Анна свои горячие молитвы о Владыке, возносимые ^ в этом месте пятнадцать лет назад, когда была с ним разлучена и боялась больше никогда не увидеть. Но Господь управил путь её к старцу и поставил на служение ему... Обошли город, осмотрели собор, архиерейский дом и другие места, дорогие памяти Анны.

Переехав Волгу в Покровской слободе, сели в поезд на Уральск. Уральск встретил изгнанников вьюгой и морозом. В номерах им дали нетопленую комнату. У Анны высокая температура, падает от слабости, прилегла на холодный пол. Семь суток сидели на станции в ожидании автобуса. Средств к путешествию нет, едва хватило на билет. Клавдия отправилась в Москву за помощью.

Пять дней шел автобус по пустыне. Анну непрерывно тошнило от качки, почти трое суток не могла ни пить, ни есть. В Гурьев прибыли в пять часов вечера. Шофер согласился оставить в гараже корзиночку с поклажей, а путники пошли к церкви искать добрых людей, которые согласились бы принять их на ночлег. Долго никто не соглашался ввести в свой дом духовное лицо, боялись, говорили, что родственники против и подобное. Господь помог. Уже поздно вечером нашли приют на одну ночь. Анна едва добрела до короткого сундучка и склонила голову на ложе. Хозяйка достала печеную рыбу из печи, накормила скитальцев. Наутро проводила к своей знакомой старушке-вдове, Стефаниде Порфирьевне. Недели через две диакон кладбищенского храма предложил им квартиру у своих родственников, на краю города. Комната отдельная, через сени; правда, печь разваливается, но жить можно... Цены невероятные. В декабре приехала Клавдия, привезла подмогу. В Рождественский сочельник получили багаж, достали облачение и в первый раз Владыка совершил Литургию.

В Гурьеве встретили Рождество. Город напоминал Палестину: верблюды, ослики. Во дворе стояли верблюды, что приводило на память путешествие волхвов. Хатка, приютившая Владыку, была тесная, зато молитва просторная, всё собою освещала. Хозяева - добрые люди, ничем не обижали, утешали своим расположением. Привязались к Владыке, особенно дети - радостно встречали его с цветами, когда он возвращался с прогулки. Любили слушать пение. Одиннадцать лет не говели - теперь в первый раз причастились.

Весна стала чувствоваться уже с февраля, а на Пасху начался шторм, свалило трубу. Тяжкая жара обессиливала Владыку и его спутниц.

Анна рисовала и вышивала, Клавдия продавала ее изделия - этим кормились. Почтовое сообщение было прервано с ноября до мая. Зиму прожили в скудости и нищете. Но на «Живоносный Источник», в пятницу по Пасхе, привезли с почты двадцать две посылки. Обрадовались сухарям и крупе. Такое было утешение от Божией Матери.

Хозяева звали Владыку с собой в новый дом. Владыка не благословил покупать его; они не послушались - и лишились и старого дома, и нового: завистливые люди донесли на них, пришлось выехать в Уральск и Дальше. Но Владыка со спутницами выехали из Гурьева еще прежде них.

Неожиданно пятого июля владыка был арестован. Поздно вечером выехали пароходом по Уралу в неизвестное им место. Везли секретно, цель не указали, только велели взять ватную одежду. «Или на дальний се-

вер везут, или... что еще хуже», - думала Анна про себя. Отца же своего утешала. После долгих скитаний достигли Уральска. Здесь радость: Владыку оставили на жительство в Уральске.

Маленькая хатка стала пристанищем для больных и усталых путников. Через месяц приехала из Гурьева Клавдия, привезла вещи; стало легче, теплее, а то Анна ночами дрожала в летнем одеянии. Ночи же были очень холодные.

Пасху 1934 года встретили уединенно, молитвенно.

В Уральске жестокая малярия чуть не лишила Владыку жизни. Анна тоже болела, но, несмотря на высокую температуру, помогала отцу, чем могла. Пролила много слез в молитве, молилась особенно пред иконой Тихвинской Божией Матери, помогавшей Владыке во время приступов еще в Аносиной пустыни. Часто прочитывала вполголоса всю Псалтирь или Евангелие, пока у больного продолжался приступ малярии. Слово Божие утешало страдальца. Владыка часто терял сознание и только спустя несколько часов приходил в себя. Хина результатов не давала, страшные приступы повторялись каждый день. Состояние Владыки было такое тяжелое, что лечащий врач, уходя домой, обычно, говорил Анне:

- Боюсь, что не переживет Ваш отец этой ночи, может быть смертельный исход.

По совету врача подали ходатайство о переводе тяжелобольного из Казахстана в лучший климат. У Анны дрожало сердце: вдруг по переезде и условия окажутся еще более тяжелыми, чем здешние, да и угодна ли Богу просьба? Но Господь управил пути их ко благу. 10 июля, в день святителя Иоанна Тобольского, после двух месяцев изнурительной болезни совершилось исцеление Владыки - в этот день приступа не было, и они больше не повторялись.

Наступил 1935 год. В Крещенский сочельник неожиданно был получен приказ о переезде в Омск вследствие поданного восемь месяцев назад заявления. Осталось три месяца до освобождения - и вдруг переезд на такое дальнее расстояние. Тридцатиградусный мороз, вьюга, метель, все слабы здоровьем, но приказ был окончательным, твердым, и 9 января выехали из Уральска.

12 января прибыли в Москву Странно было находиться среди шумной столицы, залитой электричеством, переполненной народом и экипажами. Бесконечные пустыни и дикие степи, еще представлявшиеся в воображении, в действительности остались уже где-то далеко-далеко позади. Рано утром Владыка совершил тихую обедню в доме, где остановился,

доисповедовал и причастил своих близких духовных чад. Точно в первые века христианства уселись на полу, у ног Владыки его овцы, внимая словам и поучению своего доброго пастыря и отца... Анне Владыка поручил убрать священные сосуды в дорожный чемоданчик, пояснив, что дает ей благословение касаться сосудов, как своей диакониссе.

15 января выехали из Москвы, с Ярославского вокзала, в Омск. После трех дней пути, в пять часов утра сошли на Сибирскую землю. Мороз — шестьдесят градусов. Полная луна участливо смотрела с высоты, утешая путников в их сиротстве. Белый храм - маяк для скитальцев. В семь часов храм открыли; служил омский архиерей⁸⁶. Путники попросили указать им верующих, у которых можно было бы им приклонить голову. Добрая старушка Анна Митрофановна радушно приняла высокого гостя. Но уже через три дня нужно было выезжать в Ишим на жительство.

Анна писала в Дмитров¹:

«На крыльях любви деток своих папа несся, яко орел, высоко над всеми дорожными неудачами, так что неудачи эти только задевали его, но не овладевали им. И сие тако устроила Пречистая Дева ради Архангельского приветствия, Ей недостойными усты приносимаго. Сие тако устроила Пречистая Дева, дабы не умом только, но самим сердцем, самою жизнию понял папа, что значат слова церковного песнопения, поемого на Рождество Христово: «И места ни единаго же бе обитальщу» для готовившейся быть Материю Предвечнаго Слова. Как они тогда с праведным Иосифом всюду, во все гостиницы стучали, и нигде им не отперли: все гостиницы заняты были. Читали мы все это и знаем. Но благодарю Господа, что он дал жизнию прочитать про эту бесприютность.

Подъехали к церкви. Тут в сторожке оставили вещи. Так Клавденька при вещах осталась, Нюра квартирку искать пошла. А папа пошел с Архангельским приветствием по стогнам обширного града Омска. Так, ходя, узрел он, что дверь одного дома отворилась и затворилась: очевидно, какая-то душа хотела поговорить с папой и не решилась. Папа пошел дальше. Видит жен, несущих водоносы воды. Вот и стали сии жены плакаться о папиной бесприютности и всячески тщатися найти ему приют. Наконец, едина от них предложила папе следовать за собой. Папа пошел с Архангельским приветствием. Идя, пришли они к дому, дверь которого отворилась и затворилась. И папа увидел благообразную старицу, как узнал он потом, - очень образованную. Радости ее не было предела. Все, что могла поставить она на стол самого вкусного, все было поставлено. Долго утешался папа, беседуя с нею, видя перед собой пример живой веры. Из многого одно расскажу.

Приехал, рассказывала она, к нам один ссыльный священник. Так, бедняга, голодал. Хочу помочь ему — у самой-то нет ничего. Вот и стала молить Божию Матерь: «Сподоби, Владычице, помочь беспомощному». Так вопияла. И что же? Иду однажды по улице и вижу: валяются деньги. Замерла от благоговейного трепета. Ни разу до сего не находила. Подняла. Принесла бедняге. «Вот, - говорю, - Божия Матерь прислала, возьмите». Взял батюшка и заплакал.

От таких повестей умилялся сердцем папа. Помолившись у сей рабы Божией, папа пошел паки по стогнам града. Видит, по стогне бежит Клавденька: Нюра с радостной вестью о нахождении пристанища. Пошли тропою туда. Читаю, какая улица - Сиротская. Слава Богу! «Не оставлю вас сиры, приду к вам», - рек Христос Спаситель^¹. На Сиротской улице приют оказали [папе] с дочками не сиротский, а отеческий, материнский. Это было продолжение того, что видел папа у тети Дуни. Согретые любовью, приветом, отбыли в Ишим, где папа так же, как и всюду, поминает всех своих деток, каждого и каждую по имени.

Божие благословение всем.»

Бесприютность ожидала изгнанников и в Ишиме. Но вскоре Господь послал им квартиру в две комнаты. Тишина, отдых. Не знали, как благодарить Господа. Ишим стал для изгнанников тихой пристанью на два года - с января 1935 по июнь 1937 года. Жили уединенно, проводя дни в молитве, посте, чтении Слова Божия. Здоровье Владыки стало лучше. Изредка наезжали из Дмитрова его духовные дети почерпнуть от старца силы для жизни и борьбы с грехом.

По окончании ссылки Владыка Серафим добровольно остался на жительство в Ишиме. Анна иногда высказывала старцу свои мысли: «Сотворим три кущи: Тебе едину, Илии едину и Моисею едину». Эти слова святого апостола Петра на горе Фаворской так подходили к состоянию ее души. Казалось, больше желать нечего. Господь дал кров и ежедневную Литургию; хотелось навсегда остаться в этих местах. Исполняя свои пономарские обязанности, Анна каждый день просила Господа: «Господи, сподоби меня ежедневно служить Тебе!» Когда она подавала теплоту, часто ей виделся на святом Дискосе распятый Господь.

Инокиня Анна думала о монашестве. Владыка же готовился принять схиму. 22 октября 1936 года он подозвал Анну к себе — это было в праздник Казанской иконы Божией Матери - и тихо сказал ей:

- Я думаю постричь тебя в мантию, готовь себе все что нужно для пострижения. Мантию и все остальное.

Велел готовить монашеское одеяние и второй своей инокине-спутнице. Владыка пожелал выписать для Анны мантию своей няни Анны Мар-

тыновны, в монашестве Иоанны, но не выслали: она была присвоена кем-то из мирских людей. Прислали из Пешноши старенькую, худенькую мантию настоятеля-архимандрита. Анна имела неосторожность выразить неудовольствие, что мантия запыленная и худая. Строго остановил ее Владыка и сказал:

- Я не буду тебя сам постригать, говорю тебе это истинно, Отец и Сын и Святой Дух свидетели сему.

Горько плакала Анна, услышав эти слова своего архипастыря. Мантия и все, что нужно к постригу, было уже приготовлено. Владыка помолился, отслужил молебен Пресвятой Богородице перед Её иконою и сказал:

- Мне не дано тебя постричь в монашество, я бы и сам этого желал, но мне это не дано; что могу, то даю тебе. Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый, Троице Святая, слава Тебе, - читай чаще сию молитву и да будет она тебе в утешение.

Зимою Владыка часто говорил о разлуке:

- Не будете знать, где я, а я буду жив. Вещи мои, одежда моя будут лежать, как после умершего, но я буду жив.

- Не будешь видеть меня, - говорил он Анне...

Пост Великий прошел, и ни один постриг не совершился: не было книги с последованием малой схимы, выписывали её из Москвы, но не прислали.

- Ты еще шляпку наденешь, — говорил Владыка Анне, — а то я бы тебя постриг.

- Поверь мне, - говорил в другой раз, - лучше тебе быть без этой мантии, а то будешь терпеть такую борьбу, какую терпел лишь тот, кто ее носил. При мне ты была без борьбы, я просил о тебе Господа избавить тебя от борьбы.

Окропил святою водою одеяние, мантию и дал Анне иконочку преподобного Серафима Саровского чудотворца в мантии и епитрахили - благословение на постриг. Но постриг был отложен до получения книги.

Себе Владыка выписал из Дмитрова схиму, оставшуюся от схимонахини Марии, слепой старицы Влахернской обители⁸⁷.

- Приму схиму, - говорил Владыка, - и никого принимать не буду.

- А меня-то оставите при себе, как все это время было, петь, и читать, и служить Вам? - попросила Анна.

- Не знаю, — ответил Владыка. - Я знаю твое имя, - сказал он в другой раз, — но не скажу его тебе.

«Как же, - думала Анна, - ведь Владыка часто зовет меня Ваней. Иоанна мое будущее имя, ведь оно мне известно, разве еще как Владыка

передумал». Владыке же открыто было, что она будет схимонахиней, но он не хотел сказать ей.

Наступил Троицын День 1937 года. В Духов День после Литургии Владыка Серафим удалился к себе в уединение, читал Священное Писание.

Позвал Анну:

- Нюра, пойди сюда.

Со скорбною душою подошла она.

- Вот какие дивные слова мне открылись Премудрого Соломона: Премудрость вечна, Премудрость сотворила человека, человек рождается с плачем, плач чрез все житие его... Это гимн Премудрости, надо заучить его наизусть, - восторженно говорил Владыка...

- Услышит тебя Господь в день печали^¹ — вот и тебе открылось... «Печаль, — пронеслось в сердце и мыслях Анны. — Боже, и так мрак и печаль, неужели еще ждет печаль?» Сжалось сердце... Могла ли она думать, что печаль даже до ада ждет ее, воистину много раз душа возглаголет: «До ада приближися душа моя»...

Неоднократно Владыка говорил Анне:

- Слышишь, помилует и спасет, и не только спасет, но непременно спасет; смотри, не забудь.

В последнее время говорил о своем желании, чтобы Анна ежедневно причащалась. Анна причащалась часто, раза два-три в неделю, но ежедневно — лишь в неделю Святой Пасхи, в первые три дня Святок и во время болезни. Ей казалось, что постоянно ежедневно причащаться она не готова.

Наступил горький час разлуки. 10 июня, в день памяти Сибирского чудотворца святого митрополита Иоанна Тобольского, Владыка совершил последнюю Литургию. Обыкновенно после совершения Литургии он отдавал Анне горящую свечу с Жертвенника. Последние же три дня отдавал погашенную свечу. Сердце трепетало: не умрет ли Владыка, не угаснет ли Божественная Литургия?..

В этот день в десять часов вечера вихрь влетел в тихое пристанище святителя Божия Серафима, захватил его и унес в темницу. Горько скорбели послушницы у стен, скрывших их сокровище...

Владыкина Голгофа

Владыку обвиняли как «проповедника, имевшего авторитет», но в городе и районе лишь слышали, что здесь проживает духовное лицо, никто к нему не ходил. Знали, что епископ Серафим - истинный православный архиерей, ничем не изменивший вере. Материал был собран, обвинение составлено: объединение духовенства в Ишиме. Принуждали подписать обвинение, Владыка отказался. Они настаивали.

- Не принуждайте его, - сказал, наконец, главный, - и так сумеем дать десять лет заключения.

Десять лет тюрьмы, что равносильно смерти!

14 июля Анна и Клавдия принесли передачу. На дворе тюрьмы переполох: множество конвоиров делают перекличку. Заключенные стоят рядами. Пересчитали всех. Владыку с вещами посадили в повозку, скорбь и страдание на его лице: «Прощайте, мои дорогие, больше не увидимся». - «Владыченька, мы с Вами поедем в Омск. Мы Вас не оставим»...

У вагонов конвой. Обыскали узников, посадили в состав. Душно, как перед грозой. Заключенные просили пить. «Жажду!» - сказал Владыка. Послушницы умоляли конвоиров дать страдальцам воды — отказали: «Нет разрешения. Только кипяченую, с печатью врача».

Вечером товарный поезд в Омск. Мест нет, пришлось Анне ехать в пассажирском поезде, а Владыку повезли на товарном.

15 июля ждала Владыку в Омске. Омск - большая узловая станция, на несколько километров в разные стороны железнодорожные пути. Где будет состав с заключенными? Спрашивать надо осторожно. Давняя благодетельница Анна Митрофановна, знавшая город, привела к «Сахалину» - колонии, куда свозили заключенных. Здесь стояли набитые ими составы. Около вагонов вооруженные конвоиры. Издали видны страдальцы: желтые лимонные лица узников, много молодежи.

- Тетенька, вы ищете Бога? Он на небе. Его нет на земле! - выкрикнул заключенный из окна: поняли, что ищет духовных лиц.

В четыре часа послышался шум приближающегося поезда. Напал необъяснимый страх. Боясь конвоя, пошла в город. А это был поезд, который вез Владыку. Измученный, исстрадавшийся без движения, он жаждал увидеть родное лицо, получить утешение.

Конвой искал Анну, но ее не было. «Бежать к «Сахалину»!— пронеслось в мыслях послушницы. - Для того и приехала. Обещала отцу сде-

лать что возможно...» И... осталась в доме Анны Митрофановны, стала недостойна Аввы...

В пять часов утра прибыла из Ишима Клавдия, привезла передачу, искала Владыку. Пошли на «Сахалин». В стороне «черный ворон» - заключенные здесь. Не за нашими ли приехал?

С железнодорожного моста увидели: ведут заключенных, отец Константин и другие.

- Где Владыка?

- Еще в вагоне, бегите скорее.

- Мы вас вчера весь вечер искали, на вокзал ходили! — говорят конвоиры.

Бросились бежать к вокзалу. В двадцати минутах от вокзала на железнодорожном пути состав с заключенными.

- Звездинский здесь?

- Идите к противоположной стороне. Владыка, Ваша дочь пришла! Отец стоял у окна:

- Где ты была? Как я тебя искал! — повторял он.

Клавдия принесла ведро воды, всех напоила. Владыка пришел в себя — прежний величественный вид.

- Вот началась моя схима... Как я буду скучать о всех, уж очень вас всех люблю...

Подал Анне платочек, весь мокрый от слез, — последний его подарок. Взамен попросил чистый и сухой; такой нашелся у Анны, и она отдала его Владыке...

- Бог даст, все пройдет. Вчера в Омске сказали, что те, кто был судим, вновь получают срок. Господь вернет Вас к нам, и опять будем вместе, - утешала Анна своего прискорбного отца духовного.

Вручили передачу.

- Деточки, покушайте сами, угоститесь чем-нибудь.

Дал денег, просил взять часы:

- Их отберут. Вот твоя записочка, и ее тоже, — сказал Анне. Хотел отдать, но разорвал. Заговорили, что в тюрьме всем остригут волосы.

- Похлопочи, чтобы меня не стригли, - попросил Владыка, - скорее. Анна побежала хлопотать, так и не проводила Владыку до конца, а Клавдия дождалась. Ослабленный, он с трудом двинулся к «черному ворону».

В прокуратуре распорядились: московского архиерея не стричь... Омская тюрьма — огромный белый камень. Спросили конвоиров:

- Здесь оставили нашего отца?

- Только что сдали.

Вместе с Владыкой сидели снявшие с себя сан священники и обновленцы. Владыка заболел, кто-то уступил место, и ему постелили постель...

Все дни Анна и Клавдия ожидали у тюрьмы. «Владыченька, мы здесь, только не видим тебя». К тюрьме нельзя было даже приблизиться.

У подъезда остановился автомобиль с начальством.

- Окажите внимание больному заключенному, разрешите передачу епископу вновь прибывшему, у него нет необходимого, — обратились к ним.

- Хорошо, хорошо. Придите в управление.

Только отговорка, все тот же ответ: передачи не разрешены, справок не даем...

Два дня отъезжают от тюремных ворот «черные вороны». Через врача узнали: духовенство отправили в колонию на «Сахалин».

Строения в колонии деревянные, высокий забор, просматриваются только крыши. С железнодорожной насыпи виден двор, но так далеко -не разобрать: на прогулку выпускают сотни заключенных, люди кишат, как муравьи. Выведут, поставят на колени и считают...

Не видели Владыку десять дней. Но через десять дней обязательно всех заключенных водят в баню, закон соблюдается неукоснительно. Спрашивают, нет ли Звездинского?

- Если и есть, приказ говорить, что нет такого. Можете не спрашивать, - отвечает конвой.

На расспросы, нет ли высокого в белом подряснике с седою бородою архиерея, сторож ответил:

- Вашего отца из тысячи узнаешь, ни с кем не спутать. Здесь.

26 августа у Анны, по расположению к Владыке, взяли передачу под предлогом, что имеет разрешение, но саму не пропустили и не вынесли ответ. «Господи, Божия Матерь Владимирская, не достойна порадовать своего отца...»

Стало морозно, выпадает снежок. Умываться и в уборную гонят на улицу; у Владыки малярия и прочие болезни, как-то перенесет зиму?

Из тюрьмы вывозят на телеге сбитые из горбыля гробы, за лошадью часовой с винтовкой. Вывалит и возвращается с пустыми гробами, и так много раз...

Дежурный обещал подпустить Анну к забору, повидать Владыку, когда выведут его на прогулку, а ему передал: «Ваша дочь будет Вас ждать». Ма-

хал издали шапкой, звал, но Анна не поверила, испугалась. «Ваш отец доходил до забора, а Вас не было», - укорил ее дежурный.

Попыталась обратиться в Красный Крест. Просила помощи в прокуратуре, разрешения на передачи и встречи. Получила грозное предупреждение: «Если еще раз придете, тут и останетесь».

Начальник тюрьмы сказал, что Владыку отправляют в лагеря на Колыму.

- Могу ли я следовать за ним?

- Хлопочите, когда доедет и напишет.

Жизнь будто прервалась, все кончилось, впереди безвестная дорога. Надежда на свидание с отцом угасла. К кому, к кому, обращать теперь сердечное око, душу и жизнь? «К Господу, да, к Господу, Единому Господу», — шептали уста...

Анна и Клавдия вернулись в Ишим. Власти предупредили: уезжайте, иначе будет то же, что и со всеми.

Помолились, вместо «полторасто» - «Отче наш», «Богородице Дево», и вынули жребий: оставаться еще в Сибири или вернуться на родину. Жребий выпал вернуться на родину. В день празднования Казанской иконе Божией Матери 22 октября 1937 года они выехали в Москву...

Год назад в этот день Владыка благословил Анну шить мантию и готовиться к постригу, теперь в этот же день вступала она на одинокий путь спасения. «Мне не дано тебя постригать... Вручаю тебя Святой Троице... Се, гряду скоро и дам тебе новое имя», — слышались сердцу скорбящей одинокой инокини прощальные слова Владыки...

Москва показалась Анне пустыней. Незадолго до ее приезда, 16 мая, скончалась Анна Алексеевна. Посетила в Серпухове совсем еще свежую могилу дорогой матери. В Москве пыталась узнать адрес Владыки, чтобы послать необходимое.

В марте 1938 года из Ишима письмо: «Видела в Омске отца Константина, вели в баню».

Снова Омск... В прокуратуре Анна спросила, где отец. Прокурор препроводил в «Сахалин»: «Если там, у вас возьмут белье, приказ белье всем брать. Приходите, я уточню, в Омске ли он?».

В «Сахалине» Владыку не нашли. Вернувшись в прокуратуру, получили ответ: « Ваш отец в марте выбыл в восточные лагеря. Когда доедет, напишет...».

От ворот «Сахалина» рельсы уходят на Дальний Восток. «Ты, дорога, увезла сердце, полное пламенной, нежной, непрестающей любви к нам, грешным чадам его...» Где и кого согревают теперь животворящие лучи всепрощающей христианской любви?..

БЕЗ  ВЛАДЫКИ

Вернувшись в Москву, Анна решила теперь помогать Клавдии, как служительнице Владыки. Обе инокини вскоре поселились вместе близ Волоколамска в поселке станции Чисмена. Анна работала в артели, вышивала. Клавдия помогала чем могла. Жили тихо, мирно, любовь покрывала все. Приходилось ездить в Москву; в эти дни вставала в три часа ночи, ехала поездом за сто верст, вечером обратно. Холод, забота, труд, усталость отражались на слабом здоровье Анны. Подкрепляла себя молитвой. Ежедневно, встав в четыре часа утра, к восьми часам кончала молитвенное правило и незаметно, будто только что вставшая, садилась за чай и затем за работу. Вечером вычитывала утреню и совершала вечернее молитвенное правило. Никогда ни к кому не ходила и к себе никого не пускала.

Духовником сестер стал отец Варнава, игумен Пешношский, с которым они встретились вскоре после приезда в Москву. Видя в этой встрече Божие указание в ответ на ее молитвы о духовнике, Анна стала руководствоваться его наставлениями.

1 сентября, в праздник Черниговской иконы Божией Матери, покровительницы их семьи, над Анной совершилось чудо Божьего милосердия - она была спасена от верной смерти. Поезд, в котором Анна ехала на работу в Москву, близ станции Снегири потерпел страшное крушение. Погибло мгновенно около тысячи человек. Вагон, в котором ехала Анна, был разбит, колеса оторваны, в дверях тамбура лежали мертвые вперемешку с ранеными. Анна одна осталась невредима. Смерть, казалось, взглянула ей в глаза и Анна увидела ее лицом к лицу. В этот момент она вспомнила Владыку и тихо ему сказала, находясь еще в вагоне и слыша хруст ломающихся железных балок и основ вагона: «Прости, дорогой Владыка, я умираю и никогда больше на земле тебя не увижу». И вдруг - чудо: все утихло, вагон повис, накренившись набок. Анна потихоньку

спустилась на землю. Ни ступенек, ни дверей — все оторвано. Первое чувство в сердце - благодарение Богу за спасение жизни. Она тихо возвела свой взор к небу и горячо благодарила Бога. На груди у нее были Святые Дары, которые она всегда брала с собой в дорогу, ежедневно причащаясь Святых Христовых Тайн, как желал того ее старец-Владыка. С тех пор каждый год первого сентября Анна пела благодарственный молебен Божией Матери Черниговской.

Но Господь еще более дивное чудо готовил, сохранив ее жизнь для покаяния и монашества и для сего привел к обители Черниговской Божией Матери, устроенной когда-то при участии ее родителей.

Три года жила в таких условиях, испытывая трудности из-за отдаленности места жительства, подумывала о собственном домике близ Москвы. Учреждение дало направление в Звенигород, но там не устроили условия. Затем получила направление в Сергиев Посад^*.

С этим предложением Анна с радостью согласилась, оно совпадало с ее стремлением быть в святом месте, у гроба чудотворца Сергия. Невидимая рука Господня привела под сень Святой Троицы, Которой вручил ее монашескую судьбу Владыка Серафим.

Ветхая уединенная квартирка на Вифанке, близ Гефсиманского скита, стала обителью двух инокинь. «Точно в каком скитке побывали», говорили приезжавшие к ним друзья. Тут неожиданно Анна сменила свой черный шарф на скромную шляпку — скромную, но все же шляпку, хотя сама всегда молилась: «Присно покрый мя». С целью утаить иночество сняла шарф и надела шляпку, о чем Владыка когда-то предрек: «Постриг бы тебя, да ты еще шляпку оденешь...»       

Когда началась война, лишилась работы в Москве и стала искать в Посаде, притом надомную, чтобы не отрываться от уединения, кельи и не нарушать молитвенного правила. Все богослужебные книги она имела при себе. Главная икона ее — Пресвятой Троицы; пред ней Владыка служил молебен о ее постриге.

Преподобный Сергий был для Анны с раннего детства образцом монашеского жития. Двенадцати лет Анна перестала носить золотые украшения, подражая нищете преподобного; нося в скиту воду в гору большими ведрами, мысленно видела пред собою преподобного Сергия, носившего на своих плечах воду для братии (картина во святых вратах Лавры). И теперь молилась: «Преподобие отче Сергие, начальниче монахов, соделай меня истинною монахинею».

Всюду ей являлись образы схимы. Во святых вратах Троицкой Лавры вся живопись была закрашена, но над входом на потолке уцелели изобра-

жения святой схимы преподобного Сергия. Взор Анны встретил схиму в Ильинском храме: перед ней предстала икона святой княгини преподобной Анны Кашинской в схиме у канона, куда она подошла помолиться за родителей преподобного Сергия и своих. Однажды в храме к ней подошла старица и позвала к себе домой; взяв образ преподобной княгини Анны Кашинской в схиме, освященный на ее святых мощах, дала его Анне и сказала:

- Хочу подарить Вам подарок, он Вам принадлежит.

Анна была этим весьма удивлена.

Оставшись без работы, Анна находилась в растерянности: что делать, куда поступить? «Здесь игумен преподобный Сергий, - думала, - я живу в его месте, буду просить, чтобы он меня устроил». Стала усердно молиться: «Преподобие отче Сергие, приехала к тебе на жительство, устрой меня и сам дай мне должность». Нигде не находилось подходящего места. Однажды видит во сне Владыку Серафима, который говорит ей:

- Возьми свечу, идем со мною.

Анна поняла, что Владыка велит ей нести свечу перед Святыми Дарами. Дойдя до места, куда они шли, видит перед собою уже не Владыку, а двух старцев: одного пониже ростом, а другого повыше. Они отпирают храм, стены которого выкрашены в розовый цвет.

- Отче Сергие, — говорит старец повыше ростом, - вот облачение. И подает преподобному Сергию (старцу пониже ростом) зеленое облачение. Преподобный Сергий велит старцу ростом повыше, в котором Анна узнала преподобного Никона, читать благодарственные молитвы, Во сне слышала начало их, а затем проснулась.

В день разлучения с Владыкой, 15 июля, Анна пошла в Ильинскую церковь, тогда единственную открытую в городе. Здесь встретил ее старец митрофорный протоиерей отец Александр — тайный монах архимандрит Сергий. Его испытующий и проникающий в душу взор привлек Анну, и она попросила его святых молитв, сказав, что не может устроиться на работу. Старец сказал ей:

-Ходите в храм и помогайте читать; у нас некому читать благодарственные молитвы после обедни. Все уходят на работу раньше окончания обедни, а псаломщик у нас слепец.

Анна исполнила слово старца, стала ходить в храм, петь на клиросе и читать благодарственные молитвы.

Прозорливый старец дал понять инокине, что ему открыты Богом все ее мысли, прежние грехи и желания духовные. Вскоре Анна сказала старцу о своем желании принять мантию. Отец Александр стал уделять ей

много времени, желая обновить ее «вторым крещением»^¹. Глубоко и долго испытывал он ее. Однажды спросил, не убоится ли она вступить на столь великий путь подвига, и дал время подумать. Помня слова Владыки Серафима о том, что нужна решимость и вера в помощь Божию, Анна не отказалась от своего решения. Тогда старец опять спросил ее:

- Знаешь ли ты, какой крест даст тебе Господь, согласна ли ты его нести?

- Какой Господь даст, тот и понесу, - ответила Анна.

- А этот крест вот какой: тебя будут считать сумасшедшей.

Анна согласилась. (Не зная о постриге и видя, что Анна отходит от мирских дел, Клавдия действительно всем говорила: «Анна сошла с ума и не хочет работать».)

Отец Александр так испытывал ее трижды, и после этого дал свое благословение на постриг и указал день и время.

- Приходи к повечерию. Отец диакон будет занят — он будет читать говельщикам правило ко Святому Причащению, а я в это время постригу тебя в переднем приделе.

Инокиня Анна посетила все места, где в свое время молился перед постригом Владыка, прося себе от Бога помощи: у собора Живоначальной Троицы, у кельи преподобного Сергия, где посетила его Пречистая Богородица, во Святых вратах пред ликом преподобного Сергия, стучащего в оконце кельи брата в ночное время, побуждая его к молитве, пред образом всех лаврских угодников Божиих, держащих икону Святой Живоначальной Троицы и на могиле старца о. Алексия⁸⁸, Зосимовского затворника.

В пяток пятой седмицы Великого Поста, в канун Похвалы Пресвятой Богородицы, после молитвы Анна пошла в храм к повечерию. В этот день совершалось также празднование иконе Божией Матери «Споручница грешных»^². «Видно, Пречистая приняла мой молитвенный лепет», - думала Анна, ежедневно читавшая акафист Богородице «Радуйся, Невесто Неневестная».

Отец Александр уже ждал инокиню. Храм был светло освещен, по благословению старца у каждого образа была зажжена большая свеча. Старец вынес из алтаря на правый клирос Ильинского придела большой требник, положил на аналой и в полном облачении начал чин пострижения. «Постригает настоятель», — прочел он в начале чина малого ангельского образа в требнике. “Настоятель в Сергиевом Посаде сам преподобный Сергий”, - думала Анна. От лаврской братии в то время осталось лишь трое отец Александр,

иеромонах Трифиллий и инок Сергий, слепец-псаломщик. Лавра была обращена в музей и богослужений не было.

Старец замедлил с ножницами*; Анна забеспокоилась, как бы в это время кто-нибудь ни вошел в их холодный придел (служба шла в правом, теплом приделе во имя Иверской иконы Божией Матери).

Старец наблюдал за ней, видел горячее ее стремление к желаемому дару Божию.

— Я дам тебе имя, которое и Владыка тебе дал, — сказал он, — назову тебя Иоанной.

Завершив постриг, поздравил новопостриженную монахиню Иоанну, поцеловал ее в голову и сказал:

- Веди себя скромно.

После совершения монашеского пострига в храме отец Александр пришел в дом к монахине Иоанне, облек ее в монашеское одеяние и оставил одну. Вскоре она почувствовала сильное нападение врага и вспомнила слова Владыки: «Будешь терпеть борьбу». В монашеском постриге инокиня Анна получила имя в честь Ангела о. Иоанна Звездинского** преподобного Иоанна Рыльского (память его 19 октября).

Мать Иоанна желала пострижения в схиму. Отец Александр указал на самомнение, но видя настойчивое прошение, постриг ее в схиму у себя в келье, оставив ей прежнее имя, только теперь в честь святого Иоанна Предтечи и день Ангела велел праздновать 24 июня***.

После пострига в схиму окропил святой водой и дал в благословение образ Успения Божией Матери. Чудное благоухание разлилось по келье. «Не входи в алтарь», - дал короткое наставление новопостриженной схимонахине отец Александр. Мать Иоанна не разумела значения этих слов, думая, что они означают какое-то время не ходить в алтарь. Но старец говорил о всей ее дальнейшей жизни. Это святое событие в жизни матери Иоанны произошло во вторник на Страстной седмице, 18 марта 1942 года.

Новопостриженная схимонахиня Иоанна пошла в храм; там шла уборка. В уборке не участвовала, молилась, читая чудные слова службы Великого вторника: «Но ослаби ми, остави, вопиет блудница Христу»****. Вскоре мать Иоанна перестала ходить в храм и вообще выходить в город, молилась дома.

Сестер стали звать на жительство в Дмитров, который мать Клавдия часто посещала и куда хотела переехать. Игумен Варнава, первый после

Владыки их духовник, благословил переезд. Вынув после молебна жребий, где жить матери Иоанне, он получил указание на жительство в Дмитрове, и это решило переезд. 5 сентября со многими слезами мать Иоанна выехала из Сергиева Посада в Дмитров. 28 декабря 1942 года отец игумен пожелал сделать открытым ее постриг в мантию, с молитвой вынул жребий и получил ответ: «явный постриг». С того времени мать Иоанна стала открыто носить мантию, схиму же тайно.

В это время в Дмитрове был тихий и кроткий подвижник и пастырь - отец Александр Фелицин. Сердце матери Иоанны влеклось к его руководству Шестидесятилетний отец Александр служил в Дмитрове еще при епископе Серафиме, был близок к нему и все время молился за него и находящуюся при нем послушницу Анну. Это чувствовала мать Иоанна. Лишившись отца игумена*, она стала обращаться к нему. Отец же Александр Посадский (постригший мать Иоанну в мантию и в схиму) отошел ко Господу в вечный блаженный покой.       

Тяжелую борьбу испытывала душа схимонахини Иоанны. Сестра ее по послушанию, Клавдия, желала служить при храме, и сама мать Иоанна тоже очень стремилась к храму, но все же домашнее уединение было ближе ее сердцу. Борьбу эту умирил отец Александр. Он твердо благословил мать Иоанну держаться дома и никуда не выходить:

- Самое лучшее быть дома и молиться дома. Господь Вам поможет, будете с Господом и Он Вас не оставит.

Другая же спутница Владыки перешла на жительство в сторожку для трудов при храме Казанской Божией Матери.

- Вам одной лучше будет, - сказал о. Александр схимонахине Иоанне, велев ей именоваться просто Анной, ввиду того что постриг был тайный.

Ежемесячно навещая ее в уединении, он всякий раз внушал никуда из дома не выходить. Утвердив схимонахиню Иоанну в уединенной жизни, старец вскоре (в 1952 году) скончался, вручив ее Божией Матери и благословив найти духовника из Лавры.

Мать Иоанна в немощи своей стремилась во всем держаться устава, по которому жила в бытность свою с Владыкою⁸⁹, утешаясь Господом и Пречистой Его Материю, в Которых находила главное утешение своей жизни. Не оставляя надежды дожить до возвращения Владыки Серафима, она просила Господа: «Ими же веси судьбами, Спасе, спаси мя. Приложи мне, Господи, веру. Аминь»,

Однажды она сильно заболела и пригласила причастить ее священника, студента Духовной Академии из Троице-Сергиевой Лавры, служившего в Дмитрове. С того времени и до 1956 года отец Родион Кревский посещал ее и причащал. С 1956 года в доме, где жила мать Иоанна, поселился другой священник - настоятель Введенского храма^¹ о. Борис Гузняков⁹⁰, который и стал ее духовником. По его благословению она помогала ему в алтаре Введенского храма, а по его переезде в Москву, ездила туда и прислуживала в алтаре Преображенского храма⁹¹, где он стал служить. В этом храме еще в 1925 году служил Владыка Серафим, и вот спустя тридцать лет его послушница прислуживала здесь в алтаре, при митрополите Николае, вспоминая своего дорогого Владыку. Затем она была с отцом Борисом близ своего родительского дома на Солянке, в храме святых апостолов Петра и Павла⁹², а после на Ордынке, в храме «Всех Скорбящих Радость».⁹³

В конце жизни Господь привел ее жить уединенно в деревне Поддки, в четырех километрах от Дмитрова, в своем доме. Здоровье ста слабеть: астма, ухудшение зрения. В 1975 году мать Иоанну разбил паралич. Поездки в Москву стали невозможны, отец Борис навещал ее в дубках. Живя на самой окраине деревни, однажды ночью она подвелась нападению грабителей. Вследствие крайнего обветшания ее дом» и невозможности дальнейшего проживания в нем^², матери Иоанне доставили государственную квартиру, в которой проживала, кроме них еще одна многодетная семья. Уединение и молитва здесь были возможны, и мать Иоанна смирилась с этим...

Да будет во всем воля Господня. Аминь.

По благословению Божию, молитвами Пречистой Девы Богородицы Владыки Серафима изложена повесть сия о судьбах Божиих в жизни во славу святого имени Господа нашего Иисуса Христа.

КРАТКОЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

ЕПИСКОПА СЕРАФИМА (ЗВЕЗДИНСКОГО)

Составлено схимонахиней Иоанной

Пресветлый светильник Русской Церкви, исповедник и столп непоколебимый, хранитель уставов церковных и ревнитель благочестия святитель Серафим родился в славном городе Москве 7 апреля 1883 года Новоблагословенной и по сему случаю благословенной улице в приход единоверческого храма во имя Святой Троицы и Введения во храм Пресвятой Богородицы. Родитель Преосвященного Серафима был священнослужителем в сане иерея. Обратившись в юные годы из беспоповцев раскольников и оставив тайно своего родителя - начетчика беспоповской секты, - Иоанн Звездинский стал ревностным проповедником сред своих заблудших братьев, призывая их присоединиться к Христовой Церкви. Он принял священный сан в Петербурге, женившись на кроткой дочери иерея Василия (Славского), служившего на Волковом кладбище.

Днем рождения святителя Серафима был четверг на шестой недели Великого Поста—день святых апостолов, покровителей апостольско проповеди, и святителя Николая. Сей милостивый архипастырь как бы явил свое покровительство новорожденному младенцу. Рождение во дни Великого Поста провозвестило будущего постника и ревнителя уставе! Святой Четыредесятницы. Имя новорожденному было дано в честь святителя Николая и его милости было поручено малолетствующее дитя кое уже на третьем году жизни осиротело, потеряв свою тихую и молитвенную мать. Оставшись сиротой, младенец Николай рос подблюдением отца, доброй няни и старшей сестры.

Ночью младенца приносили в храм к утрене, где он засыпал сладким детским сном, но родитель строго смотрел, чтобы дитя никогда не оставалось дома. «Пусть спит во храме», - говорил он воспитателям. Нелестное, неопустительное посещение строгих уставных единоверческих богослужений привили Николаю любовь к службе церковной, научили клиросному пению и чтению. Малютке Коле позволяли читать во врем

службы. Встав на скамеечку у аналоя, он заглядывал в Псалтирь и чисто и громко читал словеса святого пророка Давида. Любимым занятием его было брать кадильницу и кадить.

Однажды младенец увидел стоящего у Престола своего отца и через Царские Врата вошел в Алтарь. Молящиеся, поначалу смутившиеся, затем увидели в сем Божие указание на то, что дитя само будет священнослужителем и предстоятелем у Престола Божия. Любил Коля благословлять всех, кто с любовью просил его чистого детского благословения.

Шли годы. Коля начал учиться. Он преуспевал в науках духовных, но по счету отставал от своих одноклассников. Молитвенные вздохи его о помощи были услышаны, он стал преуспевать в учении и впоследствии всегда был одним из первых учеников. Особенно усердно молился отрок своему Небесному Покровителю - святителю Николаю, - о своем заветном желании: «Святителю отче Николае, помоги мне проповедовать Слово Божие как можно лучше, без тетрадей и книг, твоею помощию прославлять Господа и обращать людей ко Христу».

По окончании начального училища (близ единоверческого храма), Николай был переведен в Заиконоспасское училище (на Никольской улице). От Новоблагословенной улицы до центра Москвы расстояние немалое. По пути встречалось множество часовен со святынями, и юный ученик со своими сверстниками всегда заходил во все часовни, прося успеха в науках; копеечки, данные на завтрак, тратил на свечи, которые ставил пред чудотворными образами.

Закончив Заиконоспасское училище, Николай продолжил учение в семинарии. Здесь друзьями его были будущие епископы Гавриил (Красновский) и Никанор (Кудрявцев).

В годы учения в семинарии [в 1902 г.] Господь посетил его Своим чудным посещением. Николай заболел воспалением лимфатических желез. Тяжело страдал юноша от нестерпимой боли. Температура держалась высокая. Врачи объясняли скорбному отцу, что общее заражение крови неотвратимо и средств для спасения жизни нет. Но Господь судил иначе. К о. Иоанну часто наезжал Саровский игумен по делам обращения раскольников, которых было множество близ Сарова. Приехав на этот раз в дом о. протоиерея, где он обычно останавливался, игумен привез с собой изображение Саровского угодника Божия - старца Серафима. О. Иоанн подошел к постели страждущего сына и сказал: «Вот, Коля, тебе истинный врач, проси его, и он исцелит тебя». Умирающий отрок, взяв в руку изображение дивного посетителя старца Серафима, со слезами стал просить его о помощи. Молитва его была принята. Уже два месяца он не мог спать от

боли, а тут, еще в слезах, тихо уснул, а проснувшись, почувствовал небесную сладость во всем теле и избавление от тяжелого недуга.

Врачи дали присягу о чудесном выздоровлении юноши, и в Саров было послано извещение о случае чудесной помощи старца Серафима. Вскоре после этого происшествия Синод возбудил ходатайство перед Императором об открытии святых мощей и прославлении старца Серафима, непрерывно подающего чудесную помощь всем с верою к нему притекающим. В благодарность за спасение сына о. Иоанном были составлены тропарь и кондак угоднику Божию преподобному Серафиму, чудотворцу.

Сердце юноши горело любовью к Богу и своему милостивому исцелителю, желанием отдать чудесно продленную жизнь во славу Бога и его святого угодника. Вскоре он получил посвящение в чтеца и стал с амвона проповедовать во славу Святой Троицы. Особенно пламенными были его проповеди о Святом Причащении.

Окончив семинарию одним из лучших учеников, Николай Звездинский перешел в Московскую Духовную Академию.

На третьем курсе его постигло большое несчастье: он потерял любимого отца, который скончался 6 января 1908 года. В эти тяжкие для юноши дни Господь утешил его, послав отца духовного, заменившего ему родителя. Близ Свято-Троицкой Лавры в тихой Зосимовой пустыни жил затворник иеросхимонах Алексий. Старец взял студента всецело под свое руководство. Николай чувствовал, как силою молитвы святого затворника от него отошло все земное и сердце зажглось духовным огнем, явилось усердие к монашеской жизни. Вместе с двумя своими друзьями-студентами Академии у раки преподобного Сергия он дал обет посвятить свою жизнь Богу и Святой, Его Церкви, приняв сан монашеский. Один из его друзей, будущий архиепископ Астраханский Филипп [Ставицкий], исполнил свой обет. Второй же изменил клятвенному обещанию, увлекшись одною девицею, но перед самым венцом упал неожиданно мертвым. «Бог есть Бог Ревнитель, — отозвался ректор Преосвященный Евдоким [Мещерский] в своем надгробном слове. — Юноша дал клятвенное обещание Богу обручить себя Ему, и Господь взял его к Себе прежде, чем он Ему изменил».

Николай был тверд в своем намерении посвятить жизнь Богу. Однако враг не спал. Нападал на него ночными страхованиями; когда же это не подействовало, он воспользовался девицею, к которой Николай расположился сердцем, еще будучи студентом семинарии. Прежде неприступная для его юношеской чистой любви, теперь неожиданно она стала искать встречи с ним. Готовящийся к постригу молодой студент почувствовал в

своем сердце расположение к ней, на минуту увлекся мыслью о земном счастье, - но, призвав Бога на помощь, отверг это искушение и ускорил свои шаги к старцу-затворнику, который в своей затворнической келье благословил его не медлить с постригом.

25 сентября 1908 года на всенощном бдении в академическом храме Покрова Пресвятой Богородицы ректором Преосвященным Евдокимом был совершен постриг студента третьего курса Николая Звездинского. Лицо новопостриженного монаха сияло неземной светлостью. Преосвященный ректор, разумея вольнодумных и ненавидящих монашество профессоров и студентов, сказал: «Смотрите на его лицо и убедитесь в светлости монашеских подвигов и Божией благодати».

Новопостриженный монах Серафим был отвезен в Гефсиманский скит, где семь дней провел в молитве и посте в церкви во имя Успения Божией Матери, в устроенном наверху, на хорах, приделе. В душе его точно Ангелы пели, восхваляя Бога, точно слышал он небесную музыку. Но враг не оставлял воина Христова. Вдруг ад подошел к его сердцу: страх, тоска, беспроглядный мрак, уныние одиночества... Затем раздался страшный грохот: рухнул храм, провалившись вниз, иконостас с грохотом рассыпался в щепы. Очнулся юный подвижник: все стоит на месте, храм цел, тихий молитвенный полумрак наполняет его...

22 октября (4 ноября), через месяц по пострижении, в день празднования Казанской иконе Божией Матери, монах Серафим был посвящен в иеродиаконы. Как благодарно и восхищено было его сердце, когда держал он в руках Вседержителя Вселенной, как преисполнялся благодатию Духа Святаго, потребляя после Литургии Святые Тайны!

В летний праздник Казанской иконы Божией Матери, 8 (21) июля 1909 года, иеродиакон Серафим был посвящен в иеромонахи.

Весной 1910 года иеромонах Серафим окончил Духовную Академию со степенью магистра богословия и, как горячий проповедник и ревнитель Православия, был оставлен преподавателем в Вифанской Духовной семинарии. В семинарии о. Серафим покорял сердца учащихся своим примером и словом, молился за каждого своего ученика, вынимал за каждого частицу на проскомидии. Это чувствовали юные студенты, сердца их воспламенялись желанием служить Богу, быть верными служителями Престола Божия до смерти, подобно их наставнику.

Но враг и здесь воздвиг козни против подвижника Христова. Захотев изменить доброе мнение студентов о своем наставнике, он подослал к нему женщину высокого звания, необыкновенной красоты, которая тонкой лестью, под видом духовной расположенности, стала подкупать мо-

даха-подвижника, задаривая его ценными подношениями и подарками. Но воин Христов зорко глядел внутрь себя и не склонился на лесть, оградив себя затвором и молчанием.

Утешением в этих скорбях было посещение Чудова монастыря, где тихим светом сиял в то время кроткий, молитвенный архимандрит Арсений - добрый пастырь многочисленного иноческого стада. Под кровом древней обители он находил сродную его духу среду монашеского подвига и молитвы.

В Чудову обитель судьбы Божий привели Николая Звездинского еще во время студенчества. Тогда о. Арсений сразу принял его как своего друга, а старец игумен Герасим предсказал ему, что он будет здесь настоятелем.

Наступил 1914 год. Архимандрита Арсения посвятили во епископа Серпуховского. Нужен был новый настоятель для Чудовой обители. Выбор пал на о. Серафима, хорошо известного в ее стенах своими пламенными проповедями. 14 июня 1914 года о. Серафим был возведен в сан архимандрита и стал настоятелем Чудова монастыря.

Чудовская братия и прихожане полюбили своего нового настоятеля. Владыка Арсений видел в нем верного помощника, сомолитвенника и друга, братия - доброго управителя и высокий образец монашеского жития, прихожане - утешителя, наставника и учителя...

В 1917 году грянул гром с небес. В часы грозной бомбардировки Кремля братия Чудовой обители и представители высшей иерархии - члены Поместного собора - молились о спасении Православного Отечества в подземелье монастыря, где триста лет назад томился столп Православной Церкви святитель Ермоген. Сюда был принесен в простом гробе святитель Алексий своими мощами.

Вскоре пришел приказ: оставить Чудову обитель. В августе 1918 г. Чудов опустел. О. архимандрит запечатал мощи святого Алексия настоятельской печатью и ушел из обители одним из последних.

Незадолго до разорения монастыря, в июне 1918 г., архимандриту Серафиму было два видения. В Благовещенском приделе, в понедельник, во время проскомидии за ранней Литургией, которую совершал Владыка Арсений, о. Серафим стоял у Жертвенника. Вдруг в Алтарь вошел большой и сильный кабан, хрюкая и косясь на Владыку Арсения и о. Серафим, и с ревом стал рыть горнее место. Второе видение видел отец Серафим из окон своих покоев: черный, как бы в трико, бес лез в окно Патриаршей ризницы...

Братию перевели в Новоспасский монастырь, но помещения не дали. Владыка Арсений и о. Серафим думали поселиться в Зосимовой пустыни,

но там испугались, как бы, ввиду приезда известных в Москве духовны лиц, пустынь не закрыли. Тогда поселились в Серафимо-Знаменском скиту женской Покровской общины, под заботливым уходом матушки игумении Фамари, в одиноком домике, в котором была домашняя церковь во имя преподобного Арсения Великого. Владыка Арсений ежедневно служил Литургию, отец Серафим был за певца и чтеца. Так молились они за всех чад своих, за весь христианский мир, за Православную Русь, за всех и за вся. Вскоре стали посещать их чудовские прихожане. О. Серафим в это время никого не исповедовал, а Владыка Арсений был для всех духовником.

О. Серафим, подражая своему небесному покровителю преподобному Серафиму, посвящал себя молитве, читал Священное Писание, в неделю прочитывая все четыре Евангелия и апостольские послания, - как это описано в житии преподобного Серафима. Занимался трудом: рубил сучки для топлива, делал угли для кадила.

В октябре 1919 г. Святейший Патриарх Тихон вызвал о. Серафима к себе, Преосвященный Евдоким Нижегородский (бывший ректор Московской Духовной Академии) просил Патриарха дать согласие на посвящение о. Серафима во епископа Арзамасского. Но переезд в Арзамас был невозможен, и святой Патриарх Тихон, проразумев волю Божию остаться о. Серафиму в Москве, избрал его себе в помощники. «Ты мне нужен», — сказал Патриарх и назначил его епископом. Дмитровским, Московским викарием.

20 декабря (2 января), в день священномученика Игнатия, в Московском епархиальном доме совершилось наречение архимандрита Серафима во епископа. В слове при наречении о. Серафим живописал путь Христа - Архиерея Великого: Его наречение в Гефсиманской веси, Его Голгофскую кафедру, Его терновую митру и багряное облачение. «Батюшка, что же вы сказали такое скорбное слово в день столь знаменательный и радостный?» - спросили его духовные чада. «Так скорбно и будет», — пророчески заметил готовый к страданиям о. Серафим.

21 декабря (3 января) на Троицком подворье святой Патриарх Тихон и другие иерархи рукоположили о. Серафима во епископа. После Литургии Патриарх, указав на то, что хиротония совершилась в день памяти святителя Петра, первопрестольника Российского, выразил желание видеть Владыку Серафима подобным ему: «Как святитель Петр был утверждением граду Москве, так будь и ты утверждением граду Дмитрову». Во время праздничного обеда митрополит Сергий, бывший Финляндский [будущий Патриарх], заметил новопоставленному Владыке, что узы и темница ждут его.

12 января 1920 года, в день св. мученицы Татианы Владыка Серафим прибыл в свой Богом данный удел. Провожая на труды архиерейские, Патриарх Тихон напутствовал его такими словами: «Как ты думаешь, даром ли кадят архиерея трижды по трижды? Нет, не даром. За многие д)уды и подвиги, за исповеднически верно хранимую веру. Иди путем апостольским. Ничем не смущайся, неудобств не бойся, все претерпи». Первое время в Дмитрове Владыка поселился в частном доме. Тяготясь мирской обстановкой, он вскоре обрел себе место, где устроил домовой храм во имя преподобного Серафима и установил распорядок и молитвенный чин, достойные его сана.

Торжественные архиерейские службы привлекали народ во множестве. Слова, озаренные пламенной любовью к Богу и своей пастве, поднимали души молящихся к Самому Творцу. Дмитров зажил жизнью во Христе. Христос, Господь во всем...

Все время отдавал Владыка своей пастве. Утром, после ранней Литургии, прием по делам и скорбящих - а у Владыки свыше ста церквей в епархии, триста человек священников, двести пятьдесят диаконов, три обители иноческие — всем он отец, утешитель, пастырь добрый... Народ толпится у его дома. Великим Постом с утра до вечера стоят в храме чада, провожают до архиерейского дома, не хотят расстаться со своим отцом. Паству свою Владыка окормлял усердно, был всем доступен, знал каждый дом. Тихо и мирно жили дмитровцы, согретые его любовью и молитвой... Прошло уже тридцать лет его изгнаннического отсутствия, а слова его пламенных проповедей еще слышатся, передаются из уст в уста. Нет дома, где бы имя святителя Серафима не было известно и почти всюду его лик на портретах...^¹

Враг выжидал момент, чтобы отнять у овец их пастыря доброго, но Господь не попускал сие, пока святитель не обратил всех заблудших овец ко Христу, свершив сие за три года пребывания на архиерейском посту.

В конце ноября 1922 г. иерарх крепчайшей веры вступил на путь испооведнический. 27 ноября 1922 г. Преосвященный Серафим в последний раз совершил в Дмитровском Васильевском храме торжественное богослужение. На следующий день по повестке его вызвали в Москву. Здесь Владыка был заключен на Лубянке. Один Господь утешал святителя в глубоком подземелье. Ничего не вкушая девять дней, он укреплял свою душу и тело Святыми Тайнами. Затем его перевели в Бутырки. Страдания его здесь были подобны тем, что претерпевали мученики первых

христианских веков. Тело его, изъеденное вшами, покрылось струпьями, Сердце ослабело. Начались частые сердечные приступы. Но Господь хранил святителя для Церкви и любимой паствы, которая неумолчно со слезами молилась за него. Владыку поместили в тюремную больницу. Передачи заключенному были столь обильными, что ими питалось множество заключенных. Святитель же не преставал улавливать души любовию Христовою. Отшедшие от Христа Спасителя, десятки лет не приступавшие к Святым Тайнам, соединялись вновь с Господом, исповедуя свои грехи.

После пяти месяцев заключения Владыке Серафиму объявили приговор: на два года в Зырянский край, в изгнание. Святителя вели по этапу, Многочисленная толпа провожала своего архипастыря до вокзала. Земным поклоном проводили чада Владыки отходящий поезд, уносящий их сокровище.

Почти месяц святитель был в пути и 16 мая прибыл в Усть-Сысольск, где проживал маститый иерарх Кирилл Казанский. Повидавшись, святители утешились взаимною беседою.

Вскоре Владыка Серафим был направлен в еще более глухое место, Скромное село Визинга приняло святителя в свои пределы. Устроили домовую церковь. Ежедневная уставная служба занимала все свободное время. Святитель-изгнанник предавался молитве за свою паству. «Только здесь, в спасительном изгнании, узнал я, что такое уединение и молитва», — писал Преосвященный Серафим своему другу Владыке Арсению. Духовные чада присылали еду и одежду, писали о своих скорбях и нуждах. Владыка отвечал им письмами, утешая, заботясь о том, чтобы не допустить обновленцев гнездиться в его епархии.

Через два года, в день Благовещения Пресвятой Богородицы Владыка Серафим был обрадован сообщением об освобождении, а на другой день глубоко опечален скорбным известием о смерти святого Патриарха Тихона...

Путь до Москвы был полон тревог и опасностей, но Господь и Архангел Михаил хранили его.

Повидавшись со своим старцем иеросхимонахом Алексием в Сергиевом Посаде, 4 мая 1925 года Владыка прибыл в Москву.

Расположение дел церковных в Москве внушало тревогу. Митрополита Кирилла [первого кандидата на должность Патриаршего Местоблюстителя по завещательному распоряжению Святейшего Патриарха Тихона] тайно завезли в глухие отдаленные края, оторвали от общения с Церковью. [Митрополит Агафангел - второй кандидат - тоже был в ссылке в Нарымском крае.] Митрополит Петр [третий кандидат] принял Место-

блюстительство и начал осваиваться с делами. Владыка Серафим, видя в митрополите Петре достойного заместителя святого Патриарха Тихона, стал его верным помощником в управлении Церковью.

Но враг сделал решительный удар, заключив первопрестольника русской земли в темницу и вскоре удалив в ссылку Владыку Серафима вместе с другими викариями митрополит Петр назначил управлять Московской епархией.

Владыка поселился в Аносиной пустыни. Зиму провел в дремучем лесу Звенигородского уезда, близ станции Кубинка, на монастырском хуторе, где был дом с домовым храмом в честь преподобного Саввы Звенигородского. Тихая молитва успокаивала душу архипастыря; он ясно понимал, что враг не даст больше управлять Церковью первоиерарху Христову, приводил на память первые времена христианства, когда Церковь не имела учреждений, и апостолы прямо управляли паствой, усматривая настоящее положение Церкви сходным с ее положением тогда...

Летом 1926 г. Владыке Серафиму объявили, что он должен немедленно выехать из Московской области. Неожиданным было путешествие в Дивеево к преподобному Серафиму. Боязливая игумения не сразу позволила столь известному святителю совершать богослужения в обители. Долго страдал Владыка; наконец, своим смирением и молитвою склонил матушку исполнить его прошение. В подвальной церкви иконы Божией Матери «Утоли моя печали» Преосвященный Серафим стал ежедневно совершать Литургию, молясь за обитель и за свою осиротевшую паству. После Литургии проходил по канавке, приняв сердцем правило преподобного Серафима - полторасто молитв «Богородице, Дево, радуйся» ежедневно. 19 июля 1926 г., в день прославления преподобного Серафима Саровского, Владыка служил в Сарове. Множество богомольцев участвовали в торжестве. В последний раз служил Владыка Серафим в Сарове на престольный праздник Успения Божией Матери — и это было последнее торжество и последнее архиерейское богослужение в обители преподобного Серафима. По возвращении Владыки ему был дан приказ служить только в Дивеево, а в Саров не выезжать.

17 марта 1927 г. мощи преподобного Серафима Саровского были увезены из Сарова. Дивеевский монастырь продержался еще весну и лето. Архипастыря-изгнанника спрашивали, куда хотел бы он ехать? «Хочу только в епархию», — ответил святитель. Но это было невозможно.

9 ноября было последним днем в Дивеево. Ночью пришел приказ собираться, и под проливным дождем Владыку вместе с другими духовными лицами повезли в Арзамас. Затем узников отправили в Нижний Новго-

род. В тяжелых испытаниях обострились болезни Владыки, и его отпустили из тюрьмы на поруки его духовной дочери-инокини, а затем приказали вернуться в Москву.

В Москве его ждал необычайно вежливый прием. Было предложено ехать в свою епархию и поступать согласно данным указаниям. «Я морально неспособен делать то, чего хотят нелюбящие Христа Спасителя», - ответил святитель.

Владыка Серафим подал прошение об увольнении на покой. Немедленно было приказано оставить Москву и Владыка выехал в Меленки, где началась его новая уединенная жизнь. Пять лет жил святитель в затворе, в доме, где обитала долгая уставная молитва. Утешением были прогулки в маленьком саду во дворе. Приезжали пастыри за разъяснением, что им делать, как поступать, духовные чада - за утешением, и «никтоже тощ и неутешен отыде».

В 1932 г., в Вербное Воскресенье вихрь унес Владыку в Московское заключение, где, больной и слабый, он пробыл три месяца. Приговор был: высылка на три года в Казахстан. В Алма-Ате святитель два месяца ютился на крылечке в чуланчике у доброго старичка-нищего. Не успел отдохнуть от скитаний, как снова повезли его за семь тысяч верст через Сызрань, Пензу, Саратов, Уральск - в Гурьев. Невыносимая каспийская жара совсем расстроила здоровье пастыря-изгнанника, а через восемь месяцев его снова повезли по жестокому этапу в Уральск. Низенькая мазанка приютила страдальца. В Уральске тяжелая малярия чуть не лишила его жизни. По причине болезни подали ходатайство о переводе в лучший климат. Владыку перебросили в Сибирь, на шестидесятиградусные морозы. Без средств изгнанник прибыл в Ишим. Не было и крова, но Господь не оставил Своего избранника. Поселившись со своими спутницами-инокинями у местного старичка, он предался молитве, чтению Священного Писания, принимал приезжавших в его далекое изгнание чад. Но не прошло и двух лет, как новый зловещий вихрь унес скитальца в еще более далекое неизвестное место...

[11 июня 1937 г. Владыка Серафим был арестован в последний раз. Он обвинялся в том, что «находясь в ссылке и на жительстве в г. Ишиме не прекратил своей контрреволюционной деятельности, вошел в состав контрреволюционной группы, возглавляемой духовенством, принимая активное участие в ее работе...

23.08.37 г. тройка УНКВД по Омской области приговорила Звездинского Н.(С.)И. по статье 58-10-11 УК РСФСР к расстрелу. 26.08.37 г. при-

говор приведен в исполнение в г. Омске. Тюменский областной суд Звездинского Н.(С.)И. реабилитировал 15.09.56 г.» (из официальной справки). Известно, что Владыка Серафим похоронен в Омске, в братской могиле на месте которой теперь жилой дом.

Церковно-народное сознание оценило святость жизни, исповеднический и мученический подвиг Дмитровского архипастыря. Уже с 1940-х годов на Дмитровский земле архиепископ Серафим благоговейно почитается верующими, к нему обращаются в молитвах, прося его небесного предстательства пред Богом. Известно много случаев чудесной помощи по молитвам Владыки.]

ДУХОВНЫЙ ДНЕВНИК

(Фрагменты)

Писан по благословению архиепископа Серафима (Звездинского)

На небесное житие создал нас Бог...^¹

Видим монахинь, помогающих при нужде священникам в их требах (кроме таинств, исключая крещение краткое, которое дозволено совершать всем). Преп. Матрона^² во время всенощного бдения наравне со священниками помазывала молящийся народ при обретении честной главы святого Иоанна Предтечи в Емесе ^³. Даже, как повествует житие ее, подходившие под помазание к преподобной Матроне получали по ее молитвам исцеление.

Доброе дело дает душе радость, простор, бодрость; грех же приносит стыд, угрызение совести, угрюмость, расслабление воли и энергии (связывает руки и ноги). Не думай, что усладителен грех и маловажен. Многи и тяжки его порождения и следствия. Доведут они твою душу до ада.

Смерть - христианам упокоение, полезнейшее и сладостнейшее (молитва на вечерне в день Святаго Духа). Это дар за страдание Сына Божия во искупление рода человеческого.

Хотя и в землю повеле нам возвратитися, но неложное обещание нам дал еси, Господи, воскресити нас во второе Твое пришествие. Вси маловернии, помышляющий, что со смертию

телесною все кончится, послушайте, что глаголет Сам Христос Спаситель наш: Аминь, Аминь глаго то вам... яко сущий во гробех услышат глас Сына Божия... и услышавше оживут (Ин. 5; 25,28).

Господь Иисус Христос запрещал бесам проповедовать и вещать, что они знают, что Он Сын Божий. Лжец не заслуживает внимания, на еретика нельзя полагаться... А между тем часто появляются в сносках имена греокаянные (у Лодыженского и у др.), книги с заголовками православными, а называют Господа Иисуса Христа просто Иисусом или преподобных просто Серафим, Сергий и так далее. Где же цензоры? Читателю Православному больно читать такие писания. Отчасти осторожность староверов не читать новые издания здесь находит себе оправдание.

Святый апостол Павел пишет: Знаем^¹, что когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный (2 Кор. 5,1). Св. апостол ничуть не сомневается в будущей

жизни, а прямо пишет: знаем. И действительно он знал, ибо был на небес еще при своей земной жизни (вем человека... восхищена бывша до третияго, небесе - 2 Кор. 12,2). Земную жизнь, тело святой апостол называет хил, ной, т.е. убогим жилищем, жилищем бедняка; небесное же место жительства именует домом - лучшее хижины ветхой, ветшающей с каждым днем. Небесный же дом какую имеет ценную сторону: нерукотворенный, вечный.

На небесное житие создал нас Бог, а не на земное, бедное и ветшающее. На сие самое, т.е. на небесное создал нас Бог, дав нам залог Духа. Кто живет духовною жизнию, тот знает наслаждения Духа. О. Иоанн Кронштадтский пишет: по сему суди, какое же там наслаждение, если еще здесь, во плоти наслаждения духовные услаждают, умиряют тя - кольми паче сладостнее они будут для тебя по смерти твоей.

И дам ти ключи Царства Небесного (Мф., зач. 67). Почему же не ключ, а ключи? - С одной стороны, потому что на небеси обители многи суть (Ин. 14,2). С другой стороны, три неба описывает нам св. апостол Павел. Св. апостол Петр хранит вход во все три неба. На его исповедании: «Ты еси Христос, Сын Божий», создана Церковь Христова, и спасение наше кто тако исповедует, того св. апостол Петр примет во вхождение во спасение; ему - этому исповеданию - даны ключи в Царство Небесное.

Господи, даждь ми мысль благу...

(записи 1970-1975 годов)

Скорбя о кончине доброго своего старца, верьте, что праведник и по смерти жив в Боге и слышит ваши покаянные вопли. Вспомним, как грешница, желавшая исповедать свой грех святителю Василию Великому и не заставшая его в живых, в скорби написала свою исповедь и положила в гроб усопшему праведнику. Прислуживающий диакон развернул лист, желая прочитать написанное, но грех кающейся грешницы оказался уже изглаженным по молитвам святого Василия.

Чудная должность на Святой горе Афонской «приснопребывающего» иеромонаха, обслуживающего икону Пречистой Богоматери. Наегодолж-

ности возжигать свещи, неугасимую лампаду, блюсти чистоту помещения, диком Своим пребывает Пречистая, и отверзать двери всем приходящим, искать у Пречистой себе милости и утешения, совершать молебное пение за всех православных христиан и непрестанно величать Пречистую. Сподоби и нас, Пречистая, служить Тебе присно с усердием и любо до последнего издыхания нашего и со дерзновением с батюшкою преподобным Серафимом Саровским рещи: «Аз убогий служка Божией Матери». Аминь.

Послушницы... инокини... монахини... схимонахини-чины ангельские, вас ищут Ангелы среди себя. Проверьте, среди Ангелов находитесь вы, послушницы, знаете ли свое монашеское делание или блуждаете мыслями, вопрошая о нем других? Инокини - иные ли вы от мира или смешались с миром, ищете мирских добродетелей: поздравить на именинах подруг, поутешиться прогулкой или покупкой земного благоукрашения?

Монахини, в нищете ли вы, в послушании скорбей и других людей или о себе тужите, не увлекаетесь ли почестями и ласкою других, в постном ли житии упражняетесь или стряпаете что повкуснее, не услаждаетесь ли сластями мира сего?

Где же вы, схимонахини, шестокрылатии Серафимы, многоочитии Херувими, лица закрывающий, предстоите ли вы Христу, за мир закланному Агнцу Божию, вопиете ли непрестанно «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф», не потеряли ли вы восторг херувимского созерцания премудрых судеб Божиих, не отошли ли вы от Престола Божия умом, сердцем, не ищете ли земного пропитания среди мира, не глаголите ли глаголов мира сего, его выгод и дел суетных?

О, Господи, да отдадут же Тебе свои сердца все обещавшие отдать их Тебе Единому. Не презри, Господи, обнищавшее мое сердце, Владыко, Владыко Христе!!! Аминь.

Хороший управитель старается в своем владении все использовать, все привести в порядок. Художник старается тщательно подобрать тона, дать красивую форму рисунку. Так и Господь все строит в жизни нашей «глубиною мудрости» — сухие ветви отсекает, хорошие очищает, «да лучший плод принесут», скорбями, болезнями нас посещает, к Себе приближает... Сотвори, Господи, и со мною Твое знамение во благо, да лучший плод Тебе принесу.

Законный брак честен у Господа. Святой архистратиг Рафаил устрояет брак Товии с Саррою. Сам бесплотный Архангел говорит Товии о девице и приводит сердце юноши к любви (к сей девице).

Господь слышит всех вопиющих к Нему в скорбях и посылает святых Ангелов Своих на утешение скорбным.

Пречудна книга святого Товита, она написана по повелению Архангела Рафаила и открывает людям, насколько близки к нам святые Ангелы Божий. Архистратиг Рафаил благовествует, что его послал Господь исцелить Товита и помочь ему, и возносить ко Господу его и Сарры скорбные молитвы, соделал незримым свидетелем его добрых дел.

«Если можешь, помоги нам», - говорит отец бесноватого отрока Иисусу Христу. Господь Всемогущий отвечает: «Если можешь веровать...» Неверующий недостоин Божией милости, потому что не оценит ее, не признает, припишет случаю или еще как перетолкует. Господь учил своих последователей: Не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас (Мф. 7,6).

Отец возопил в ответ Господу: «Верую, Господи, помоги моему неверию». И получил желаемое. Отрок был исцелен, и отец получил помощь (благодать) от маловерия - веру всецелую (Мк. 9; 22, 23-27).

Причастие делает нас частицею страшной Жертвы Божественной. Не устрашимся страданий за Христа, поруганий и бедствий - сего удостаивает нас, христиан, само Святое Причащение.

Как не может устоять тьма при восходе солнца, так не может и тьма дьявольская противостоять приходящему в наше сердце Христу Спасителю во Святых Его Тайнах. Не устоит и царство антихриста пред приходящим Христом во втором Его пришествии.

«Пасха» - слово еврейское, в переводе на русский язык означает «переход». Первая ветхозаветная Пасха-это чудесный переход еврейского народа через Красное море, переход, принесший освобождение от рабства египетского к свободной жизни в земле обетованной с Богом.

Вторая Пасха — Пасха Христова - переход заключенных душ из ада в райские селения, от адской муки в райское блаженное наслаждение.

Третья Пасха — вечная, когда все сущие во гробах восстанут и все земнородные возрадуются по втором пришествии Господнем. Переход от могильного тления к нетленной бессмертной вечной жизни.

Все три победоносные Пасхи от скорби к радости совершены Христом Спасителем Крестом. «Крест начертав, Моисей впрямо жезлом Чермное пресече» (ирмос 1-й песни канона 8 гласа в Воздвижение). Распятием на Кресте ад умертви. «Кто древяным мя копием внезапу прободе... чувства моя смущают дух мой и понуждаются изрыгати Адама и сущия от Адама» (икос по 6-й песни канона на утрене недели 3-й Великого Поста).

Третья Пасха совершится, когда явится знамение Сына Человеческого на небеси, Крест Господень возсияет на небеси, предшествуя сходящему на землю Господу Ииусу Христу. Крест Христов возвестит миру начало новой вечной жизни в вечном Царствии Христовом.

Все виды исцелений подает просящим Пречистая Дева и не оскудеет никогда Ее милость, ибо неисчерпаемое сокровище есть; сколько ни черпает мир милости Ее, они бесконечны, ибо все роды ублажат Ее и милости Ее во все роды и веки веков.

Хранящаго истину в век (Пс. 145,7). Воистину истина вечна, а ложь — временный ветер, сколько времени ни дует он, хотя и со страшной силой готов все разорить и разметать и с ног сбить, но кончится — и истина, как ясное солнце, сияет неизменно.

Глаголю же Вам, другом Своим: не убойтеся от убивающих тело, и потом не могущих лишше что сотворити (Лк. 12, 4). Как нежно именует Господь последователей Своих.

Не убойтеся от убивающих тело. Со дня рождения человек уже обречен на смерть. Умершие же за Христа живы вовеки. Друзья Христовы получили вечное блаженство в Его вечном Небесном Царстве, освободились от сетей, козней и соблазнов, им уже никогда не уловить и не погубить их бессмертные души.

Убойпеся имущаго власть по убиении воврещи Вас в дебръ огненную; ей, глаголю вам, того убойтеся. Не бойтесь властелина, могущего на земле убить

вас, убойтесь властелина, имущего власть по убиении воврещи в дебрь огненную. Из непроходимой дебри не выйти — это не взрыв опаляющий, но дебрь, лес огня непроходимого, в ней будете гореть и выхода не будет. Господь как бы клятвенно заверяет истину слов Своих: Ей глаголю вам, того убоитеся.

«Пресвятая Богородице, спаси нас». Спасение через Тебя соделал Господь миру. Ты начальница нашего спасения. Тебе Сын Твой и Бог наш ни в чем не отказывает, оказывая Тебе честь как Сын Матери Своей.

Никому, кроме Самого Господа и Божией Матери, не поет святая Церковь «спаси нас», только Им. К святым, угодившим Господу, Церковь обращается: «Молите Бога о нас». Спаси нас от бед, Всемилостивая Богородице наша, во веки. Аминь.

В устах их нет лукавства; они непорочны пред Престолом Божиим (Откр. 14, 5). Страшно предстояние пред Престолом Божиим, если уста имели лукавые речи; страшно оказаться порочным. Господь не терпит ничего нечистого.

Послушница - первая ступень ангельского чина. Послушница слушает, что ей говорят старшие, и исполняет беспрекословно их повеления, прося лишь у них духовной помощи. Просьба «благословите» указывает на то, что послушница творит не мирскую волю, а Божию и во имя Божие действует. Ее житие подобно ангельскому житию, ангельскому служению Богу — исполняющей веление Божие. Свят чин послушниц, не унизителен, не низок, но чрезвычайно высок, подобен ангельскому небесному чину.

В словах Марфы, сестры Лазаревой, слышны недовольство и упрек Марии: Господи, не брежеши ли, яко сестра моя едину мя остави служити; рцы убо ей, да ми поможет (Лк. 10,40). Даже по имени не называет Марию.

Часто слышны упреки и недовольства на тех, кто оставляет ради молитвы, этой сладкой беседы с Богом, суету хозяйственную и уходит в церковь, или посвящает себя Богу. Да дерзают боголюбивые души, ибо Господь за них заступится и каждый раздраженный внутри себя услышит

глас Христов: Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе; едино же есть на потребу. Мария же благую часть избра, яже не отымепся от нея.

Сколь жестоки люди под влиянием сатаны. Три Христова мученика Иров, Тарах и юный Андроник^¹ принесены израненными на арену цирка. От мук, принятых за Христа, они не могли ходить. Выпустили на них »верей. Умертвив истинных преступников, дикие звери ласкались к святым мученикам, лизали их раны, проявляя свою о них жалость. Но не умягчились злые сердца, исполненные сатанинской злобою, их злоба была сильнее звериной. Мучители послали слуг убить копьями неповинных мучеников, непобедимых...

Пока лежал убогий Лазарь гноен у врат богача, веселящегося светло, не было до него дела... но теперь в муке богач, страждущий в пламени, молит праотца Авраама, послать к нему Лазаря, да остудит язык его; молит: «Пошли Лазаря в дом отца моего». Но святой праотец Авраам не исполняет его мольбу и отвечает, что в жизни земной он получил блага и не разделил их с Лазарем, ибо Лазарь на земле видел лишь скорби: «Теперь ты страдаешь, а Лазарь утешается - это следствия вашей земной жизни; и великая пропасть не пускает от ада к раю и из рая в ад».

О! земной путь наш, куда ведешь ты нас: к аду ли за беспечность нашу или скорбями направляешь к утешению... Возлюбим, братие, нищету и болезни, от Бога нам посылаемые, и верою избавимся от мук. Вера в Его Святое Писание, что многими скорбми подобает нам внити в Царствие Божие (Деян. 14,22), да спасет нас. Если бы живые братья богача верили Писанию святых пророков, то не погибли бы, сподобились бы узреть воскресшего Лазаря и покаяться.

Теперь тоже Лазарь в лице нищих часто приходит к нам. Будем же мы к нему милосердны, веря Писанию: «что сотвористе нищему, Мне сотвористе ». Не презирай нищих - они часто бывают в скорби своей в общении с Ангелами. Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово (Ли. 16,19-31).

Часто бывает, что человек, увлеченный своим мнением, ждет от старца ответа, подтверждающего его решение, а старец отвечает совсем иначе, не по настроению пришедшего. Тогда гордый

посетитель возмущается, обвиняя старца в непонимании, несочувствии и уходит разочарованный и даже озлобленный. Простой же сердцем человек с верою во всякое слово и движение старца чувствует облегчение и исцеление, любовь его и заботу. Нееман Сириянин пример сему. Зачем идти окунаться в маловодном Иордане, не лучше ли его родные реки, зачем он утомлял себя путешествием к старцу-пророку? Не так отнесся слуга князя. Он убедил своего господина исполнить нетрудный совет пророка, испытать святость его слов на себе и по совету простеца, верующего слуги своего, Нееман исцелился (4 Цар., гл. 5).

Тебе горько от людских несовершенств, тебя оклеветали, обманули, несправедливо обругали. На сердце будет легче, если по Евангельской заповеди обратишь к удару и левую щеку — те, левые дела свои; ведь и ты мысленно, может быть, обманывал и не раз клеветал, подозревая несправедливо ближнего и не давая себе отчета в том, что твои слова ложно преувеличены и несправедливы, сам оскорблял ближних, отвечал грубо, свысока, нетерпеливо и дерзко.

Велика, Господи, сия заповедь Твоя; она исцеляет нашу десную ланиту, когда мы шуюю подвергаем удару своею же волею, своею совестию. Чем утешатся Ангелы Божий, видя скверну душ наших? Они возводят очи к Господу и трижды вопиют: Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, или: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф. И нам Святая Церковь напоминает: Един Свят, Един Господь Иисус Христос.

Не будем, братия, негодовать на недостатки ближних наших и себя потерпим, а очи сердец обратим ко Господу и со святыми Ангелами Господними да возопием: Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас.

В Апокалипсисе, в главе 16, стих 5, читаем: «Ангел вод»; Господь вручает не только души христианские Ангелам, но и самые стихии. О! великий Царь и невидимый Правитель, дух мой трепещет пред Твоим величием и ничтожество мое еще сугубее является предо мною.

Весеннее благоухание воскресшей от зимы природы воистину есть ароматное кадило, приносимое от земли Воскресшему Господу, ибо благоухает природа ради Воскресшего Господа Спаса нашего.

Инокиня! подражай Первой Инокине в Ее предсмертном умилении. Пречистая давно желала отойти в небесные селения, чтобы зреть во славе небесной возлюбленного Сына Своего. Когда Архангел Гавриил возвестил Ее отшествие от земли, Она возрадовалась духом.

Не омрачимся при кончине нашей печалью о земных привязанностях, но с любовию устремимся в чертоги Небесного нашего Жениха Христа. Попросим Пречистую Деву - Матерь нашу, да удостоит Она и нас прибытия к смертному одру нашему Господа во Святых Его Тайнах и святых апостолов — священнослужителей Церкви нашей - и тако мирно уснем до второго пришествия Господня.

О, Пребожественный Иисусе! Восприяв Божество Твое, блудницы стали целомудренными, а Мария Магдалина святою. Блудница, приближаясь к Тебе, Источнику нашего спасения, вкушала присутствие Твоей святыни и чистоты, наслаждаясь Божеством Твоим, начинала ненавидеть сласть плотскую и блудную и не отходила от Тебя, ставши сосудом благодати, но следовала за Тобою, боясь потерять Тебя — Источник вечного блаженства.

«Жажду!» — вопиет Спаситель с Креста. Сладчайший Господи, Ты молчал, когда вбивали гвозди в пречистые длани и стопы Твои...

Господь наш жаждет спасения нашего, чтобы не проглядели мы спасение свое, увлекшись суетою мира сего, не забыли ценою какого страшного крестного страдания оно дано нам Господом.

О, человецы, чаще будем взирать на Крест Христов, стоять мысленно на Голгофе перед страшным и святым Крестом, слушать слова Христовы; утолим Его о нас Божественную жажду слезами покаяния, любви и умиления.

Задумывался ли ты, православный христианин, над словами Иоанна Богослова: Кто приходит к Вам и не приносит сего учения (Христова), того не принимайте в дом и не приветствуйте его (2 Ин. 10). Это говорит Апостол любви — любви к Богу и людям. О, как страшно перед Богом и опасно иметь знакомство и принимать в дом не имеющих учения Христова. От такой дружбы легко попасть в вечную муку. Кто увлечется новым учением, погибнет навеки.

Еще предупреждает евангелист Иоанн Богослов по своей неизреченной любви: И не приветствуйте его; ибо приветствующий его участвует в злых делах его (ст. 10-11). А если участвует, то и осужден будет [вместе с ним].

Господня премудрость видна на твари Его: вот зверьки одеты мехом - неветшающим одеянием. Что же мы, маловерные, так много беспокоимся о своем одеянии, неужели останемся без помощи Божией и нагими?

Святая Мария Египетская вела отшельническую жизнь в пустыне, подвиг ее был безмерно высок. Она осталась без одежды, но не пошла в мир за одеянием. Оставив мир, она ничего в нем не искала. Господь почтил святую, облек ее многотрудное, истощенное, очищенное от всякого греха подвигами покаяния и постом тело руками аввы Зосимы в монашескую мантию. В сей ветхой мантии преподобная Мария причастилась Святых Христовых Тайн, в ней же и погреб ее авва Зосима.

«Беседуеши им многажды, якоже другом Твоим истинным», — говорится в молитве ко Святому Причащению о причастниках. Господь, будучи в нас по принятии Святых Тайн, тихо беседует с душою нашею, утешая, услаждая, упокоевая ее. О, как не хочется по принятии Святых Тайн говорить с людьми, оторвавшись от сладкой беседы с Господом, как жаждет душа остаться в уединении, чтобы с Единым Господом быть и Им Единым наисладчайшим наслаждаться.

Один инок для поддержания теплоты сердечной много трудился в посте и поклонах. Но вот пришел старец и оживил душу, зажег огонь сердечной теплоты в ученике силою Духа Святаго, носителем Которого он являлся. И понял инок, что его труды подобны теплой одежде среди холода, лишь сохраняют внутреннюю теплоту, благодать же отца его подобна солнцу - все обогрела, и одежда не нужна. Недаром Святая Церковь начинает молитвословие возгласом: «Молитвами святаго Владыки нашего, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас», или «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас».

Блюди, душе моя, да не воздремлеши и не пребудеши, яко пять дев юродивых, вне чертога толкущи*. Пять дев - это пять чувств наших: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. Зрение да хранит образ Господа, а не блудные картины. Слух да услаждается словом Божиим, в Священном Писании обретаемом, и повествованиями о подвигах святых, а не песнями блудными, не романами мерзкими, страстными. Обоняние да обоняет благоухание фимиама священного, а не нечистые вони житейские, табака и духов блудничих. Осязание да осязает четки молитвенные, а не плоть блудодейную; вкус да услаждается сладчайшею бессмертною Трапезою, а не объядением вредным, язык наш услаждающим, а сердце от Иисуса Сладчайшего удаляющим. О! да не пребудем вне чертога Христова!

Дивны дела Твои, Господи. Умер священнослужитель, прослуживший шестьдесят лет пред местной святыней—Животворящим Крестом Господним. В соборе, где он священствовал, ежедневно читался акафист Страстям Христовым (Кресту). Глубокий умом и сердцем старец переживал Страсти Господни, поклонялся Животворящему Кресту, горел перед ним как свеча верою и любовию. И Господь дал знамение Свое, что принял его служение - сороковой день по кончине старца пришелся на Крестопоклонной неделе и в четверг, под пятницу, когда в его храме пелся соборно акафист Кресту — Страстям Господним.

Перенесемся, добрый христианин, на путь, ведущий в Эммаус. Два скорбных путника. Третий, Незнакомец, присоединяется к ним, приветливый и соучастливый к их скорби, много целительного изливает Он на их раны сердечные. Он убеждает словами пророков и Писаний. Преподав им утешение, Он делает вид, что хочет один идти далее. Теперь уже Лука и Клеопа к Нему проявляют сочувствие: «Останься с нами, уже день склонился к вечеру». Евангелист повествует, что очи их были удержаны, чтобы они сразу не узнали Его. Ему нужно было открыть им Писания,

иначе от восторга они не стали бы слушать Его. Сердца же их горели огнем Божественным, ибо Он близко, близко прикасался к ним. Когда же очи их отверзлись, и они познали Его во время преломления хлеба — Он стал невидим для них.

Пораженные чудом и радостию Лука и Клеопа немедленно вернулись в Иерусалим сообщить, что видели Господа. Апостолы опять собрались вместе после рассеяния от страха, обсуждая, что Господь воистину воскрес и явился Симону Петру

Смотри, как Дух Святый излагает события: кратко, живо, не распространяется ни на какие доказательства, как это принято в земных науках, даже драгоценные слова Господа, сказанные Луке и Клеопе из Писаний, не приведены и не переданы нам. Радость воскресения все заполнила собою; да загорятся же ею и наши хладные и обнищавшие сердца.

Осуждение... какое страшное оружие. Осудишь брата своего - и пострадаешь сам, сам свою собственную душу осудишь. Святый Ефреме, помоги нам чаще взывать: «Даруй ми, Господи, зрети моя согрешения и не осуждати брата моего».

Сатана завидует, когда мы беседуем с Богом в молитве, предпринимает все меры, чтобы отвлечь нас от Бога и молитвы: учит нас употреблять время на земное, временное, исчезающее; знает он, окаянный, что все земное по смерти не нужно будет нам, и мы, делая земное, окажемся бессильными против него. Не таковернии, не тако - будем больше искать вечного и помощию Божией Матери презирать мир.

Как дорога Царице Небесной Держава Православная. Святая Русь, Пречистая Дева во всех твоих тяжких испытаниях являла Свою о Тебе милость. Так и в наши дни сотворила знамение Своего благоволения. Приняла Сама твою святую Державу в Свою всемощную десницу - икона «Державная» сие и явила нам. Твоя, Царица Небесная, Держава-Держава непобедимая. Теперь, в Твоей деснице, непобедимой стала наша Православная Держава. Непобедимы и наши исповедники православные Твоими, Дева, молитвами.

Иудейские цари потеряли свое царство, храм и самостоятельность за отступление от данного им Богом закона, так и христианские цари потеряли свои престолы за нарушение христианских Божиих законов (слова старца). Как иудеи не могут приходить к месту их храма в Иерусалиме, так и русские люди не могут войти в свой первопрестольный храм вследствие нарушения закона Божьего.

Святой царепророк прямо говорит: Аз же есмъ червь, а не человек (Пс. 21,7). И мы не ошибемся, если скажем о себе слова пророка. Роюсь в земных интересах, ум и сердце им отдаю, а Духа Божия не вмещаю, молитву Иисусову творить не могу, теряю. Воистину аз есмь червь, а не человек.

Святые праведные Захария и Елизавета особенно близки к Пресвятой Деве Богородице. Святой Захария был Ее воспитателем и опекуном. С трех лет и до двенадцатилетнего возраста Пресвятая Дева росла под его начальством и наблюдением. Он разрешил Ей входить на молитву во Святая Святых, позаботился о дальнейшей судьбе Ее, обручив праведному Иосифу Праведная Елизавета была для Пресвятой Девы Марии за мать и за старицу. К ней устремилась Пречистая после святого Благовещения, ей Она поверила Свою великую тайну и от нее получила приветствие во уверение истинного сбытия обетования Благовещения.

О, святии родители Предтечевы и сродницы Господни, святии праведнии Захарие и Елизавете, сродните сердца наши с Господом и Пресвятою Девою вашими святыми молитвами. Аминь.

Приближается воспоминание Страстей Христовых: Господь наш Иисус Христос за грехи всего мира претерпел страшную муку на кресте, и за наши грехи страдал Он. Сие страшное распятие... Не нужно ли и нам самим пострадать за очищение свое, пострадать постом, не вкушая желаемых яств, пострадать поклонами, принуждая плоть к молитвенному труду? Чем же нам умилостивить Бога за беззакония наши? Святая Церковь дала нам ко умилостивлению правды Божией святой пост, поклоны, молитву сокрушенную.

Пост без воздержания страстей не только не приятен Богу, но противен Ему (Триодь Постная, 2-я седм.

Райская пища Адама была плоды с древес. Господь дал ему вкушать от всех древесных плодов: ананасы, бананы, персики, яблоки, груши, сливы все самое наилучшее; только от одного смертоносного древа не велел вкушать, иначе смертию умрет. Все напрасно, не поверил Адам Богу, умер сам и за ним все, кто от него. Что вкушает теперь человек после своего падения? Свеклу, картошку, капусту, морковь, репу - плоды земные, овощи, после многих над ними трудов в поте лица своего. Что же лучше, яблоко благовонное или картошина, ананас ароматный или свекла?.. О, сколь низко пал Адам, не стоит он и земных плодов, но Господь не отнял их от него, трудиться же в поте лица за них определил человеку в наказание.

Какое неземное благоухание в чудных цветах земных. Вдохни аромат розы, лилии или жасмина - откуда этот аромат? Сие есть веяние райское, оно осталось в лучших цветах земных и утешает нас...

Блудный сын ушел от Отца... вот он пасет свиней и желает насытиться их пищею, но и ее ему не дают. Ушел от веры человек крещеный... Пасет свиней [как наемник] у неверующих безбожных лиц, хочет напитаться их бездушною пищею, но и ее ему не дают: не хватает образования, сокращают штат - он никому не нужен. В горести своей обращается он к Отцу Небесному с мольбою, и тут же Господь одевает, питает, почитает его и причастником делает его Тельца Упитаннаго, Святых Тайн сподобляет его (Лк. 15,11-33).

Музыка - изобретение потомков Каина, также металлисты или строители. Молитва—наследие Сима, из негоже по плоти Христос родися (Быт., гл.4).

Крест... На нем распятый Сын Божий Господь наш Спаситель, умерший в страшных муках, чтобы искупить нас Собою от вечной муки в аду, в плену у диавола. Бойтесь, христиане, сбросить с себя данный при святом крещении крест Господень - этот паспорт христианский, документ на освобождение от вечного заключения во аде.

Кто снял с себя крест, тот отказался от освобождения от ада: иду от Христа к диаволу во ад. Ад... Вечное безысходное смятение духа, отчаяние

И томление, нестерпимые страдания от огня вечного, угрызение червядщия и злорадство диавола — что удалось ему заставить человека так мучиться.

В Триоди Постной, на Крестопоклонной неделе, чтем: поклоняющиеся Кресту Христову исполняются Духа Святаго (пяток, канон), Крест - то древо райское, от которого оживился умерщвленный плодом древа Адам.

Смотри, как мать Святая Церковь разделяет твое горе, твою скорбь... У тебя умер близкий человек. Святая Церковь утешает тебя, обещает ему новую жизнь, где нет болезни и печали, и смерти не будет... Она разделяет твое одиночество, велит девятый день быть в храме и вместе с тобою молится за усопшего. В двадцатый день приглашает вспомнить ушедшего в иной мир. В сороковой день провозглашает ему вечную память в храме, среди членов твоей семьи и знакомых. И как живого помнить будет каждый день, если позаботишься о душе тебе дорогой.

Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земли.^¹ Не забывай, человек, что отец и мать, через которых Господь дал тебе жизнь для вечного блаженства, должны быть в большой чести, как наивысшие благодетели твои. Чти святую память их, молись о них при жизни их земной и по усопшим совершай память. Не дерзай их осуждать и оскорблять — это нижайшее хамство. За непочитание родителей в Ветхом Завете предавали смертной казни — побивали камнями. О! убойтесь не чтить родителей своих.

Господь наш Иисус Христос есть Царь царствующих и вечный Владыка всего земного и небесного. Подумай, что ты находишься во всецелой от Него зависимости, даже в самом ничтожном себе не хозяин, ибо ни один волос не упадет с твоей головы без Его воли.

О! Как должны мы припадать к такому всемогущему Владыке нашему, как часто должны просить у Него милости себе.

Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную. Аминь.

Сколь неблагодарны мы пред Господом... Подумай, если бы тебя любил какой-нибудь человек, так сильно любил, что умер за тебя, осужден-

ного на смерть. А ты бы не оказал любящему тебя никакого внимания и благодарности. Так и мы, окаянные, не благодарны избавившему нас от вечной муки Своею смертию за нас на Кресте, забываем благодеяния оказанные нам Господом Иисусом Христом и едва вспоминаем Его, Спасителя нашего.

Особенная тишина бывает на душе после выноса Животворящего Креста, будто сам воздух затих. Кто благоговейно молился во время выноса Животворящего Древа, тот по опыту знает: это есть таинство смерти Господа за спасение мира и обновление его, таинство прогнания бесов, победа над ними.

Тихо-тихо... зло исчезло, трепещут демоны Креста и исчезают. Души ощущают мир, тишину и спасение свое, содеянное Господом Иисусом Христом на Кресте.

Какое Божие снисхождение к немощи человеческой... Провидел Господь, что ревность иудеев к закону Моисееву не даст им принять Новый Завет христианский и признать Иисуса Христа за Мессию и Сына Божия. И вот Отец Небесный возвещает: Сей есть Сын Мой возлюбленный и поучает: Того послушайте¹. Но иудеи не могут идти за Христом. Мнимое первенство их не допускает, гордыня сделала их врагами Сына Божия Послушайте, послушайте Творца Вседержителя. Он Вам заповедует: Сей есть Сын Мой возлюбленный, Того послушайте! Аминь.

Все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела - вот слова Самого Господа². Не сказал: сама бедная, зачем положила. Нет, но восхвалил ее, и память о ней оставил всем нам святой евангелист Лука. А мы, когда нам дают, останавливаем бедных - самим вам нужно. Это слова маловерия, истинно верующие не должны останавливать подающих от дел добрых, но верить, что Господь им воздаст сторицею. Аминь.

Обратим свой ум на святых апостолов, на которых в виде огненных языков в Сионской горнице сошел Святый Дух и все начаша глаголати на

иностранных языках. Почти две тысячи лет священные эти глаголы просвещают мир, служат основой истины, их изучают богословы. О! Воистину Сионская горница по сошествии Святого Духа есть наивысшая святая Академия. В академиях изучают иностранные языки, зубрят слова; в Сионской горнице сразу святые апостолы заговорили на всех языках свободно и легко, — Сионская горница была исполнена Святого Духа, в ней не было произнесено ни одного слова, неугодного Богу. Наши архипастыри в настоящее время часто отходят от святости. Не будет училищ — будет Дух Святый учить верных пастырей Христовых духу Премудрости, духу Разума, духу явившегося на земле Господа. Аминь.

О! Коль великий дар дан христианам - Богоявленская святая вода. Она исполнена, благодатным наитием на нее Святого Духа,

избавления от грехов,

благословения Божия;

сокрушает сатану под ноги наши;

совет лукавый на нас движимый разоряет;

избавляет от навета искушений сопротивных;

достойными соделовает обещанных благ;

просвещает наш разум Святым Духом;

ниспосылает благословение Иорданово;

освящает дома;

избавляет от грехов бывших и наклонностей;

исцеляет душевные болезни;

исцеляет телесные болезни;

помогает в час смертный и облегчает его

отгоняет видимых и невидимых врагов;

подает утешение всем черплющим ее;

очищает тело и душу причащающихся ее от всякой скверны;

исполняет нас невидимым наитием Святого Духа;

избавляет от всяких скорби и нужды.

Господи, благодарим Тя!

Господи! Слава Тебе!

Господи! Слава человеколюбию Твоему во веки бесконечные.

Аминь.

(Ектения на освящение Богоявленской воды).

Может ли в театре быть что-либо Божественное? Кажется, нет... НД уместно церковное пение, неуместен звон, неуместно таинство... Митрополит московский Филарет строго запрещал находящимся в театре сидя слушать церковные молитвы ради музыки. Верно, какой христианин может сидя слушать таинства в театре?

Вот случай из жития святого мученика Филимона¹. Он был языческий артист и, как актер, кощунственно совершил крещение, но слова таинства сказал точно: «Крещается Филимон во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святаго Духа, аминь». И тут же сошла на него благодать Святого Духа, и он просветился и исповедовал себя христианином.

Может быть, люди, не бывающие в храме, хотя бы в театре умиляются красотою Христовою и Его благодатию?.. Господи, на всяком месте, везде Сый, прости согрешения, но обрати во славу Твою, ибо свято Имя Твое и всюду просвещает оно мрак греха и беззакония. Аминь.

Кровь Христова и Тело Христово суть мученические. Как же без жертвы приобщаться мученической Крови Христовой? Нужно в жертву принести сластолюбие, сон, многоглаголание и многоядение. Пост, молитва, поклоны приличны приобщению Святого Тела и Крови Христовой.

Когда Великим Постом тебе не захочется класть земные поклоны на молитве «Господи и Владыко живота моего...», то скажи себе: «У меня много грехов, вот за них, как епитимию, буду класть поклоны во искупление вины моей». И охотнее будешь кланяться.

Такого нигде нет, чтобы кто из руководимых в духовной жизни имел сразу многих руководителей. На это старцы не дают благословения. Духовная жизнь учит иметь одного духовника, одного пастыря. Это не значит, что других не уважать, но что одного пути держаться и одного пастыря иметь. И Господь Иисус Христос во святом Евангелии глаголет: И будет един пастырь ².

Канонические правила не разрешают епископу въезжать в другую епархию без разрешения местного епископа. Священнику — в чужой при-

ход входить. Жестоко и несправедливо делают те, кто хочет чужую овцу себе присвоить, ибо овца слушает гласа своего пастыря и чуждаго гласа не знает и бегает от него. Нет крепче любви, как пастыря к чаду, и любви чада к своему старцу. Неканонично поступает тот, кто хочет насильно чужую овцу себе похитить. Да не будет сего со мною, Господи, молю Тебя, Пастырю мой добрый.^¹

Говорят: какая разница, вот живут венчанные, а плохо живут, а невенчанные живут счастливо. Разница велика... Невенчанные лишаются благодати и милости Божией, их нельзя причащать, а строже говоря, нельзя и отпевать. Как возжигать свечи у их гроба, когда тела их скверны от блудного брака? Как возлагать венчик на чело, когда жизнь не имеет победы над нечистотой (старообрядцы ни под каким видом невенчанных не отпевают). Еще страшнее - на Страшном суде Христовом, когда Господь скажет венчанным: Приидите, благословеинии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие, а невенчанным, неблагословенным: Идите от Мене, проклятии, во огонь вечный, уготованный диаволу и ангелом его.^²

Святой апостол Петр просил Иисуса Христа, идущего по водам: Господи, повели ми прийти к Тебе. Господь разрешил вступить на морскую пучину, но апостол Петр на мгновение усумнился и начал тонуть, не поверил всем сердцем, что слово Господне всемогуще, и утопая возопил: Господи, спаси мя!^³

О! Как требуется в духовной жизни не сомневаться в слове Божием, иначе нет нам спасения.

Возопиим со апостолами: Господи, умножь в нас веру.^⁴ Аминь.

Всегда смиряй себя, говоря: «Мне сказал Господь: земля если и в землю отидеши. Земля, прах и пепел есмь аз, что превозношуся?»

Душа моя, стремись к исполнению святого послушания. Вспомни, как пострадал святой пророк Иона, положившись на свой разум, [думая]: проповедовать, что Ниневию постигнет гнев Божий, не имеет смысла, т.к. человеколюбие Божие все простит им и гнева не будет. Он рев-

новал по славе Божией, «еже пророчеству не солгатися», и с этой мыслию крепко заснул на корабле, несущем его в противоположную от Ниневии сторону.

Но сколько пострадал он, во чреве кита будучи, никто из человеков этого постичь не может. Видя его крестную молитву раскаяния и стремление исправить свой грех исполнением послушания, Господь повелел киту изблевать его на землю.

Господи, даждь ми покаяние, да усердно исполняю всегда все данные мне Тобою послушания. Аминь.

Роптать на Бога - великая и грубая ошибка и грех, ибо Господь строит все человеколюбно и глубиною мудрости, и поносить эту к нам неизреченную любовь и мудрость есть великая, мерзкая низость.

Был ученик у великого старца. Старец, когда пел стихиру в вечер Недели мясопустной: «И снестся нами Агнец Божий во священной и светоносной нощи Воскресения», всегда указывал ученику, чтобы он молился непременно, да сподобит его Господь причаститься в светлую ночь Святой Пасхи.

Так приучил старец своего ученика в светлую ночь за Литургией приобщаться, и всех монашествующих в обители, в которой служил светлую заутреню и Литургию. Старец - это епископ Серафим Дмитровский. Кто к нему приезжал, и своих послушниц, он всю Светлую седмицу ежедневно приобщал, «да никтоже алчен отыдет» (Св. Иоанн Златоуст).

Запричастный стих всю Светлую неделю поется «Тело Христово приимите, Источника бессмертнаго вкусите».

Душа как птенец. Будет ли птенчик жалеть скорлупку, из которой вышел. До скорлупки ему и дела нет, где она и как лежит. Этому подобится и душа наша, выйдя из бренного тела, радуется она простору, освобожденная от тленного и многоболезненного своего состава.

Воистину, честна пред Господом смерть преподобных Его!

Господи, сотворенная Тобою тварь разумна. Кошечка чует мышей в норах - стремится их уничтожить. Собачка лает на чужого - чувствует вра-

га. Дай же мне разуметь духовных врагов моих, обольщающих меня страстями, дай повиноваться добру, но не злу.

Хула на Духа Святого не простится. Покаяние всякому греху может испросить прощение у Господа. Но хула на Духа Святого не простится вовеки.

Кто, впадши в гордость, отрицал благодать покаяния, никогда не загладит греха. Вот пример. Толстой хулил таинства Духа Святого. На неоднократный призыв Синода оставался хулителем и заслужил отсечение, как гнилой уд, от тела Церкви. Анафема, не прощен навеки, на бесконечные веки лишен спасения.

Сколько бесстрашных хулителей, сколько опровержений на Святое Писание и Слово Божие в наши дни. И сколько примеров, когда непрощенными умирают. Вспоминается видение Иоанна Богослова: жена, и на ней написана хула^¹. Страшно подумать, что хула пишется, печатается и умножается.

Чтобы угодна была твоя душа Господу, надо омывать ее покаянием, слезами; чистая душа Ему угодна будет, и благодать Свою Господь даст ей.

Стоит яблонька, как невеста - чиста, свежа, прекрасна в цвету своем. Не успела украситься, как уже облетает и исчезает ее юная краса... Будет ли кто оплакивать, что цвет ее увял и исчез? Всякий знает, что это необходимо для плодов. Все радуются, что будут яблочки. Так не плачьте о тех, кто умер рано, во цвете своей красоты. В вечной будущей жизни райские плоды ждут чистых и непорочных душою.

Вспомним, монахи последнего века, Того, Кто висел на Кресте, Кто не имел где главу приклонити, вспомним Того, Кто спал на корме корабля, разбиваемого волнами - и не будем скорбеть о том, что не имеем места жительства «со всеми удобствами».

Пал человек, согрешил... Ангел-хранитель отошел от души его. Бес, как победитель, завладел душою его падшею; человек сделался испол-

ненным злобы, хуления, на все смотрит мрачно. Думает: откуда это зло в сердце, ведь до падения душа радостная и любвеобильная на все смотрела с благодарением и светло! Грех, ты уже на земле даешь душе предвкушать мрак и тьму ада.

Невеста имеет на главе длинную белоснежную вуаль. Так и невеста Христова должна быть «чиста своими помыслами не только от дел скверных, но и от мыслей скверных»,-так сказал старец духовной своей дочери. Невеста одета в длинное белое платье - и невеста Христова должна быть делом чиста и непорочна от греха. Невеста имеет в руке зажженную свечу - и невеста Христова должна светить миру добрыми делами и милосердием. Невесте дают кольцо на руку. И невесте Христовой дается кольцо - четки в руках ее и молитва непрестанная в сердце.

Задумался монах, остановил мысль свою на святых словах благодарственной молитвы по Святом Причащении: «Пройди во уды моя, во вся составы...» Господь так посетил его во Святом Причащении, что весь он наполнен Святым Причастием, Телом и Кровию Господнею. Тело его, как чаша, переполнилось Святым Причащением и через край перелиться может: все мельчайшие частички его тела, все капилляры переполнены, от радости истаивает его сердце, переполняясь любовию и благодарением Господу Своему.

Смиряяй себе вознесется^¹ - сия Христова истина ясно видится на величайшем пророке Иоанне Крестителе. Когда люди во множестве притекали к святому Иоанну Предтече, думая, что он обетованный Мессия, то святой говорил: Грядет же креплий мене, Ему же несмъ достоин отрешити ремень сапогу Его^². «Недостоин, наклонившись до земли, коснуться обуви Его» — вот нижайшее смирение Предтечи Господня. За сие и по избранию Своему Господь смирение Предтечи возвысил: верха главы Своей коснуться повелел и крестить Себя. Главу Свою приклонил Предтече!

О, глубина премудрости и благости Божией! О, высота, от смирения рождающаяся! О, славный Предтече, помоги мне покаятися в гордости моей и сподоби мя присно во смирении пребывати. Предтече, пророче, мучениче, апостоле! Моли Бога о нас грешных. Аминь!

«Яко сильнейши всего есть благочестие». Какая техника отвратит сатаны - гибель, постигшая Содом и Гоморру. Страна исчезла, провалилась в глубь земли, выступило Мертвое море. Ни пушки, ни авиация, ни химия - ничто не могло остановить эту страшную гибель. Одно благочестие могло отвратить бедствие, если бы нашлось в Содоме и Гоморре десять праведников. Сила сильнейшая - благочестие.

«Во искушениях будь терпелив» (из оглашения постригаемому). Не забудь, вступивший на подвиг монашеский, что терпение тебе необходимо. Главное — терпеть искушения. Как бы хотелось идти ровным гладким путем во благости Божией в живот вечный! Нет, совсем наоборот! Гладкого пути не получается. На этом пути страдания духовного и нужно терпение монаху. Господи, виждь скорбь мою, помоги мне!

ПИСЬМА МАТУШКИ ИОАННЫ

Дорогая сестра^¹.

Господь, хотящий всем спастися и в разум истины прийти, да поможет мне молитвами Владыки нашего разуметь заповеди Его.

Учил Владыка всех с любовью, показывал паче милостию и щедротами. Заповедь Господня: Побеждай зло добром^² в нем исполнялась делом. Всех ласкал словом привета, всех ободрял похвалой и благодарностью, умилял кротостью, радостью молитвенною и величием.

Достоинство своего сана никогда не умалял, в одежде был благолепен и опрятен. В жилище любил порядок, чистоту, в святом месте - благолепие.

К вере был строг и ревностен, хранитель Православия до мученичества и положения живота своего. Чуток к малейшей лести, помня козни диавольские. Ангелоподобное и демонскому коварству неприступное было житие его. Никогда не падал духом, других ободрял в болезнях, был терпелив и благодарен Господу за все.

К монашеству относился строго, любил монахов зело. Мирским говорил: какая бы ни была дева молитвенная, благоговейная, спасающаяся в миру, все ниже монашествующей, инокини или послушницы, хотя бы и самой последней. Наставлял, что если до пострига читаешь пятидесятницу - непременно будешь монахом, и имеешь стену нерушимую от нападений диавольских. Монашествующим благословлял ходить всегда препоясанными, закрывать ворот и рукава до кисти, воротнички не любил - мирская прикраса... Шляпка, надетая монашествующей, равняется падению. Монаху носить скуфейку, инокине - апостольник, чтобы волос не было видно. Говорил об образе женской красоты: Сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа.^³

Ходить священникам во времена гонений без волос считал равным потерять духовную силу, подобно постриженному Самсону^⁴.

Монахинь благословлял одеваться так, чтобы вслед говорили: «монашка»,- хотя и не по-монашески (в 1935 году выходить на улицу в апостольниках запрещал). [Платье носить длинное], чтобы не было видно чулок. Фотографироваться в шляпке монашенке запрещал. Советовал постриг придержать к смертному часу, разумея мантию или схиму. Инокине подвиг — послушание и труды, монахине - молитва, схимонахине - затвор. Келью иметь внутри сердца, в ней же и служба должна совершаться. В келье иметь угол для молитвенного правила. [Говорил, что] от поспешения мертвы стали Слова Жизни: [люди] делами житейскими увлечены, Литургией Божественной пренебрегли...

Не объедаться, не опиваться, не обсыпаться, не быть праздным. В мир ходить на прогулку отпускал неохотно. Читать любил жития, историю, о русском быте. Иисусову молитву имел своим дыханием, читал тысячами (никому незаметным

образом), не оставляя ни на минуту. В обществе был разговорчив, весел и любвеобилен. Люди не отрывали его от Бога, но к Богу приближали, в них Он видел Самого Христа Спасителя. Любовь его окрыляла. Любовь ко всей твари была живым источником, от него истекавшим. Священное Писание читал помногу: четырех Евангелистов в неделю прочитывал, Апостольские послания — в месяц. Библию — по нескольку глав в день. Служил строго по Уставу, [который был для него] как драгоценнейший перл, боялся уронить и одно слово; если что пропустит или собьется, заново начинал читать, восполнял. Литургию считал своей жизнью.

Нерешительно приступающих к Святому Причащению одобрял, унылых - нет. На масленице, при обилии пищи, от Святого Причащения удерживал своих чад. После капли, попавшей нечаянно в горло, от Причастия надо воздержаться.

Говорил: Иоанн Кронштадтский тридцать лет терпел гефсиманскую скорбь. После Святого Причащения причастник Тела и Крови делается причастником и страстей Христовых: поругания, посмеяния, биения, смерти, распятия, погребения, — и воскресения Его.

Любил рассуждать о делах церковных, но писать и шуметь не позволял. Диспуты осуждал, по апостолу. Иконы любил. Посты заповедовал. Говорил: пост всем полезен, и больным на пользу. Туберкулезным, малодушным не запрещал есть в пост, но был за постное, а не за скоромное.

Любил простоту и простой народ. Интеллигентское ласкосердие не любил. Благородство уважал и ценил, как в образованных людях, так и в простых. Любил самостоятельных. Старшим не велел говорить оскорбительное: опасно и Богу противно. Поклоны класть по Уставу, в воскресные дни поклоны класть не велел. В Богородичные праздники благословлял причащаться Святых Христовых Тайн.

Смерть считал рождением в лучшую жизнь. В брак вступать не советовал, желающих не осуждал, но предостерегал, что будут иметь скорби. Говорил, что архиерею менять епархию так же тяжело, как расторгать законный брак с любимой невестой. Паству [свою] любил больше всего на свете.

Любил благословлять библейским благословением: Да благословит тебя Господь и сохранит тебя! Да призрит на тебя Господь светлым лицем Своим и помилует тебя! Да обратит Господь лице Свое на тебя и да даст тебе мир^¹.

Родителей почитать заповедовал, родных не забывать, но не отпускал к ним. Говорил: монах - монос — одинок есть, никого у него нет, кроме Господа.

Хотел принять схиму и жить одним Господом. Смерти не боялся. Любил псалом: Ты познал еси седание мое и востание мое^².

Любил Отечество, Православие, обители, святые мощи и все храмы, любил Кремль священный и его святыни, старцев, подвижников, блаженных, небо и звезды, цветочки, и всех и вся любил, но больше всего Христа Спасителя и Его Пречистую Матерь. Больных посещал, страждущих утешал, себя забывал, но не терял достоинства.

Проповедовал красно, златословно и всем понятно, звал к покаянию, Святому Причащению и вере православной. Гадание не одобрял, говоря, что, как в Библии указано, за это Господь болезнью глаз поражает.

Говорил, что лучше быть обиженному, чем других обижать, быть гонимому — чем притеснять. Молчи больше: после Святого Причащения часа четыре. С плачущим - плачь, с радующимся - радуйся.

Кто может возгдаголатъ силу Господню или кто может быть Ему советником? Говорил: Богом моим прейду стену.^¹ Нет препятствий тому, кто на Бога надеется, а не на себя. Будучи в архиерейском сане, искал старца, чтобы проверить себя, боясь прелести. Меняющих старца не одобрял, жить велел в мире, любви и согласии, друг друга честию больша себе творяще^², читать «полторасто». Бывало, на ошибки наши скажет, выставя шутя: «чудилицы», но никогда не укорит, не обидит и не озлобит. Если кто [кому] в чем завидует, скрыть велит — не озлобить бы души ближнего, и оберегал всех, как бы не соблазнились.

Пение любил простое, согласное и молитвенное; кто тянет и ошибается - тех слушать не любил. Музыка восьми гласов выражает духовную жизнь. Больных утешал гостинчиками, конфетками. Гипноз осуждал как диавольское действо. Лечение старое и гомеопатию одобрял, новое отвергал.

Правил молитвенных и эпитимий никому не давал, советовал средний путь, а главное-любовь и милость. Верных любил, лукавых избегал, лишних связей не одобрял, ярко горящих не любил — но тихо мерцающих и хранящих в глубине свет. Хорошо, кто подвиги свои скрывает и трудолюбив. Сребролюбие порицал и тратить напрасно не давал. Учитывать и проверять полагал за низкое недоверие и никогда сего не делал.

Исповедь слушал терпеливо, затем прочитывал терпеливо и никогда не укорял. Одной инокине сказал, не читая ее исповедь: «Знаю все, что тут написано». Утешал нас молитвою и Святыми Тайнами.

[Высшую небес] и чистшую светлостей солнечных [Богородицу]^³ канонами возвеличил...

Коммунистов не отталкивал, снисходил к ним, сердце их зрел, не принуждая к действиям христианским, молился за них, особенно за оказавших добро. Поминал на молитве гласно детей своих — заблудших по неразумию духовных чад. Комсомольца, считал, причащать нельзя.

На компромиссы не советовал идти, ибо это сеть, из которой не выйдешь. Молиться за всех велел. Помянник читал постоянно, душу к каждому имени прилагая. В тюрьме всех благословлял как гонимых.

Говорил: от митрополита Сергия не отделяюсь, но и не подчиняюсь. Отделившихся с митрополитом Иосифом^⁴ не одобрял, говорил: зло есть свою иерархию посвящать, зло против самой Христовой Церкви - разделять единство ее.

Добиваться легальности не считал нужным; было бы по совести христианской - вот и легальность. Сведения о смерти Патриарха принимал q изгнании только от верных свидетелей. По слухам поминать Патриарха за упокой, по канонам, запрещал. Начальником Церковного управления считал митрополита Петра, главою Церкви - Господа Иисуса Христа.

Дорогая сестра.

Молитвами старца нашего Господь привел меня паки к святому сему писанию...

Что реку и что возглаголю к похвале отцу нашему. Сам Господь строил путь его жизни даже до сего дня. Прошел он путь ученический. Сам был учителем юношей, затем начальником над монахами, смирением и послушанием подавал пример преданности и верности своему начальнику[сам был] образом. Затем искушений победитель - кроткий затворнический подвижнический путь. Величие, высота сана, начальствование над пастырями, церквями, обителями, любовь до положения живота за чад своих. Затем подвиг исповеднический веры православной, столп непоколебимый, и мученическое долговременное изгнание, болезни, лишения, скорби и, наконец, погубление в стенах темничных безвестное. Его пребывание ведомо одному Богу! Что убо сие, воскреснет ли паки тридневен? Ей, воскреснет молитвами чад своих и предстательством Пречистыя Девы Марии, Юже прославил канонами и песнями духовными, и паче всего архангельскими приветствиями всех славити научивший и утвердивший. Буди поруган, проклятый сатана, да стрыется гордыня твоя, ибо твердыни ада твоего не могут устоять пред мученической молитвой его. Дева Пречистая Богоматерь, держа Младенца Своего, Агнца Божьего, за мир закланного, простирает Пречистый Покров Свой над всеми чадами его и к нему припадающими за помощью и защищенном. Буди проклят сатана, ибо твердыни твои рухнули на твою выю Кровью Агнца Божьего и святых мучеников Его; бессилье твое очевидно. Будет погибель твоя, сатана, ибо Церковь-Христова Невеста, Иисуса Сына Божия, стоит и красуется, и радуется, и веселится, зря бессилие твое и погибель твою. Прах, прах и пепел, ветром развеваемые, совет твой, ибо сеешь ты тлением, а встанет же нетление, сеешь ты смерть - восстанет же живот вечный, сеешь ты ад - восстанет День Воскресения Христова... Ад, где твое жало? Смерть, где твоя победа? Богу же благодарение, давшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом!!!

Аминь.

Господи, да будет воля Твоя!!!

Возлюбленная о Господе Леночка. Скорбное твое известие я получила. начала телеграмму, а сегодня и письмо. Для меня кончина Славика была неожиданною, так как о его болезни ты никогда не писала. Царствие ему Небесное. Много он пострадал, теперь он там, где нет болезни, ни печали, ни воздыхания. Молюсь о душе его с момента, как получила телеграмму, И ты, как мать, молись о душе его, твоя материнская молитва сильна пред Богом. Не отчаивайся, помни, что Господь все делает для всех на пользу. Помню, как ты заботливо его воспитывала. Он угодил Богу, был венчан и много болел. Будем за него всегда молиться. Все мы идем в жизнь иную, нельзя это не помнить. Славика не забуду, Псалтирь читаю за него. Крепись.

Любящая тебя недостойная схимонахиня Иоанна.

* * *

Люблю Отчизну я родную,

Ее безбрежные леса,

Когда чрез леса дебрь густую

Увижу в блеске небеса.

Люблю обители святые

И чудный звон их неземной,

И главы древние златые,

И стены белые с резьбой.

Люблю я храмы вековые

И их священный полумрак,

Оклады древние златые

И тишину целебных рак.

Люблю, когда, как мириады,

Пред ликом Девы Мариам

Горят во множестве лампады

Или курится фимиам.

Люблю, когда в часы вечерни

Или полунощи ночной,

Или в часы святой обедни

Идут все иноки толпой.

Идут ко храму во смиреньи

Храня священный Божий страх,

В молитве, подвиге, говеньи,

С молитвой тихой на устах.

И канонархов возглашенье

На двух священных клиросах,

И ликов стройное схожденье,

И лица строгие в слезах.

Мне любы старцы в лапоточках

С древянной палочкой в руке,

Старушки-путницы в платочках

С холщовой сумкой на спине.

И часто, часто умиленье

Объемлет душу всю мою,

Когда слепцов я слышу пенье

Про Страшный суд, про свет в раю.

* * *

С рыданьем горьким и слезами

Я прихожу к тебе, о Кремль святой!

Какими я воззрю очами

На тя, алтарь земли родной?

Стоишь, стоишь ты, как опальный,

И как повинный заключен,

Стоишь безмолвный и печальный,

От древней славы отлучен.

Ветшает храм святой Успенья,

Забытый, хладный и пустой,

Не слышно в нем святого пенья,

Нет лика Девы Пресвятой.

В тиши, под сенью полной мрака

Петра святого гроб стоит.

Святых мощей закрыта рака,

Пред ней свеча уж не горит.

А где же Чудова обитель?

И Алексия гроб святой?

Ее коснулся разоритель

Своею дерзкою рукой.

Оставлен всеми гроб Ионы,

России теплого отца

Им утишались слезы, стоны

И врачевалися сердца.

Филипп святитель почивает

Во мраке темном и пыли,

К нему уж ныне не взывает

Народ плененныя земли.

Святой Руси Первопрестольник

Здесь Ермоген святой лежит,

Но Православия поборник

Народом также позабыт.

Закрыты наглухо нещадно

Кремля святого алтари,

Святые храмы, где недавно

Венчались русские цари.

Стоит в безмолвье одиноком

Архистратига Божий храм.

И спят во сне, во сне глубоком

Орлы Руси святыя там...

Но как поведать я дерзну,

Что Вознесения обитель,

Ее святую старину

Попрал нещадно разоритель.

Не пощадил он прах священный

Ни Евфросиньи, ни цариц.

Но ископал он гроб смиренный

Российских кротких голубиц.

Иван Великий, славный, чудный,

Ты нашу славу разделял

И в час годины тяжкой, бурной

Ты с Русью вместе воевал.

И над тобой ругался гордый

Коварный галл Наполеон.

Но ты остался прежний, твердый,

А он во прахе низложен.

Когда-то час пасхальный ночи

Ты доброшумно возвещал.

И сердца мысленные очи,

И душу к Богу возвышал.

Но ныне страждет вся Россия.

Умолкла Вышнему хвала.

Молчишь и ты, святой ветия,

Молчат твои колокола...

* * *

Лазурное небо склонилось над нами,

Был чудный апрельский ликующий день

Под вешними все оживало лучами,

Манить начинало в прохладную тень.

Из ближнего храма до нас доносился

Веселый торжественный праздничный звон,

Далеко, далеко он ввысь уносился,

Но скорбную душу не радовал он...

Мы грустно сидели пред мрачной тюрьмою,

С решетками окна глядели на нас,

И сердце сжималось тяжелой тоскою,

И слезы невольно катились из глаз.

Чем больше кругом оживала природа,

От сна пробуждаясь холодной зимы,

Тем каждого больше манила свобода,

Казались мрачнее и стены тюрьмы.

Но вот стук замка - и раскрылись пред нами

Тяжелые створки железных ворот.

И тесными узники вышли рядами,

Толпясь расступился пред нами народ.

В рядах заключенных был он, наш Святитель,

В молитву сердечную весь погружен.

Высокого сана достойный носитель,

Приветлив и светел, как Ангел был он.

Он вышел и твердою бодрой стопою

Прошел величаво, спокойно вперед,

Живою его окружая стеною,

Потоком широким стремился народ.

Смотрите, вот пастырь-изгнанник пред нами,

Святой панагией украшена грудь.

Сияя любовью, как будто лучами,

Готов он в далекий отправиться путь.

Кругом восклицанья и вопли, и слезы,

Прощай наш Святитель, наш пастырь родной.

Напрасно суровые слышны угрозы,

Напрасно толпу разгоняет конвой.

О! Дайте взглянуть на страдальца Христова,

Пустите поближе к нему подойти...

Услышать его заповедное слово,

И с болью сказать ему наше прости...

Не делайте более тяжким прощанье,

Зачем здесь сверкают стальные штыки?

Но нет, вас не тронут мольбы и рыданья,

Но нет, не понять вам сердечной тоски!

Оставьте угрозы, не бойтесь восстанья,

Поверьте, наш узник от вас не уйдет.

Не сам ли внушал он всегда послушанье,

Не сам ли смиренью учил он народ?

Пред вами не злобный преступник, мятежник,

Не страшный разбойник, убийца и вор.

Смотрите, как часто с мольбою прилежной,

Он к небу возводит свой праведный взор.

Он Господа молит за паству родную,

Он молит за всех - за врагов, за друзей.

Стремился он каждую душу больную

Согреть и утешить любовью своей.

Иди же, невинный Святитель-изгнанник,

Твой путь незнакомый тернист и далек,

Но Бога слуга и достойный избранник,

Не будешь ты с Ним никогда одинок.

Да будет всегда Он с тобою незримо.

Иди же, Христу уловляя людей,

И чудное имя нося Серафима,

Небесной любовью, как он, пламеней.

Будь яркой звездою в далеком изгнаньи.

Как здесь ты светил, так свети же и там,

Но верим, настанет конец испытанью

И снова во славе вернешься ты к нам.

Приснодеве

О, Дево Чистая, Святая,

О, Мати Бога всех Творца.

Каким блаженством трепетала

Твоя Пречистая душа,

Когда впервые Ты узрела

Младенца Господа Христа,

И плод девического чрева

Своим Ты Сыном нарекла.

Скажи, как в ясли положила

Иль как повила пеленой.

Улыбкой прежде подарила

Иль умиления слезой?

К груди Своей Его прижала

Иль преклонилась перед Ним.

Или стопы Его лобзала,

Или беседовала с Ним.

И что вещал Тебе безмолвно

Улыбкой детской вместо слов?

Назвал ли Матерью покорно

Иль возвестил, что с нами Бог.

О! Мати Дево, чудо девства,

Ты дщерь Небесного Отца.

Святого Духа Ты Невеста,

Мать Сына Божия Христа.

Гражданин вечности

Воспоминания Протоиерея Бориса Гузнякова

В 1957 году я был назначен настоятелем церкви в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы в город Дмитров. Для моей семьи был снят дом на берегу реки Яхромы. Это было строение из бревен диаметром около 80 см. Дом был большой, но мы не могли предположить, что здесь еще кто-то живет. И вот однажды к нам в дверь постучали. За дверью стояла женщина в схимническом одеянии. Матушка Вера Константиновна не смогла скрыть своего испуга, поэтому схимница сказала: «Не бойтесь меня, я живу в этом доме и давно за вами наблюдаю». Оказалось, что она желает причаститься Святых Тайн.

В этот же день состоялось мое знакомство со схимонахиней Иоанной. День за днем после этого матушка Иоанна знакомила меня с повестью жития своего. Ее рассказы можно было назвать грустными. Еще бы! Купеческая семья, имеющая глубокие корни в Российской истории, избрание отца на пост городского главы, которое он не смог осуществить, так как при странных обстоятельствах неожиданно ушел из жизни. Солидное состояние, недвижимость в Москве и Петербурге, великолепные связи с высшим светом. Но в повествовании схимонахини не было и намека на ропот, на недовольство своей судьбой. Все, даже самое ужасное, она воспринимала как раба Господня, во всем умея видеть волю Божию.

Вот это отношение к жизни с позиций человека вечного, гражданина вечности, потрясло меня. Я впервые получил урок, что есть иная точка зрения на все происходящее. Будучи совсем молодым священником, не имея почти никакого опыта, я был счастлив в общении с матушкой Иоанной получить возможность по-новому взглянуть на жизнь, на историю Российской Державы. И только сейчас, по прошествии тридцати восьми лет со дня первого знакомства со схимонахиней Иоанной, я понял, что единственная скорбь, разрывавшая сердце ее, - это была

Скорбь по утраченной Монархии. Для нее, чья вера в Бога зажигала в сердцах людей зов идти к Создателю, спешить жить в Боге, понятия Самодержавие и Царь были наполнены промыслительным содержанием. Я бесконечно скорблю оттого, что ни разум мой, ни сердце не были готовы к осознанию истин, которыми жила матушка и ( сейчас мы знаем это) многие свидетели ушедшего устоя земли Российской.

Будучи человеком без гордыни, умея воздерживаться от осуждений и озлобления, она не вызывала чувства неприязни и у сильных мира сего. Ее умение деликатно объяснить свое отношение к власть имущим смиряло сердца тех, кому было поручено наказать ее. Однажды я заметил во время разговора с матушкой, что, наверное, очень трудно пережить столько потерь в жизни. На это она отвечала, что с каждой потерей земной она получала от Господа утешение духовное. И все приходившие к ней чувствовали, что главное кредо схимонахини Иоанны было умение и стремление все в жизни объяснить проявлением воли Всевышнего.

Больше всего матушка Иоанна любила рассказывать, вспоминая о прошлом. Нет, не о семье, не о связях семьи с влиятельными людьми, а о дружеских узах Патрикеевых с семейством Звездинских. Отец матушки, Сергей Павлович Патрикеев, был дружен с отцом Иоанном Звездинским, членом комиссии по открытию мощей преподобного Серафима Саровского, и глубоко уважал сына отца Иоанна, будущего архиепископа Дмитровского Серафима.

Когда советское правительство переехало в Москву, архимандрит Серафим Звездинский был лишен звания настоятеля Чудова монастыря в Кремле. После назначения Преосвященного Серафима епископом Дмитровским юная Анна Сергеевна Патрикеева проводит свою жизнь в послушании Владыке Серафиму. Воспоминания об архипастыре изложены схимонахиней Иоанной в своем жизнеописании и жизнеописании архиепископа Серафима.

Поскольку матушка при жизни архиепископа и особенно в дни его пребывания в ссылке, исполняла обязанности келейницы и псаломщицы, она с любовию относилась к богослужению, и жизнь вдали от храма удручала ее.

Матушка однажды робко испросила у меня разрешения посещать богослужение. И после этого, пока она могла передвигаться, где бы я ни служил в московских храмах, часто видели рядом со мною в алтаре или усердную помощницу в пении и чтении мать Иоанну.

Но, конечно, хотя и приносили матушке большую радость посещения мама, она понимала, что обет, данный ею Богу, обязывает ее находиться

в уединении. Однако редкий день к матушке не приходили люди, которых звало ее открытое для всех христианское сердце. К матушке приходили по разным поводам, и чтобы помолиться вместе, прочитать акафист. Поскольку среди посетителей были почитатели архиепископа Серафима, то утешением для всех были воспоминания о днях молитвенного общения с архипастырем. Часто приходили к матушке с просьбой оказать материальную помощь. Мать Иоанна никогда не имела денег, но по ее просьбе живущие в достатке всегда приходили на помощь просителю. Об этом знали многие, и многие предлагали свою посильную помощь. К матушке приезжали мириться супруги, просили благословения вступить в брак и с прочими нуждами.

Нельзя не вспомнить, говоря о смирении матушки Иоанны и ее искренности и незлобии, и о ее «недостатке». Несмотря на то, что она была старше меня на 30 лет, она относилась ко мне с какой-то детской, присущей невинному, наивному ребенку, любовью. Проявления преданности мне и почитания часто ставили меня в неловкое положение. Случалось, на предложение архиепископа Киприана^¹ прочитать после Литургии благодарственные молитвы, матушка говорила: «Как благословит отец Борис». Увещевать непослушную монахиню архиерей заставлял меня. Ради справедливости стоит сказать, что в этом отношении я нисколько не преуспел. Ее любовь ко мне «неуемную» я не мог поколебать даже угрозой запрета выходить «из кельи». Но меня утешало то, что в отношении матушки Иоанны ко мне не было ничего от поклонения кумиру. Часто я задумывался над тем, что она помогала людям, в том числе и мне, так что в результате кажущиеся добродетели становились в них реальными достоинствами.

Для меня лично мать Иоанна сыграла большую роль в следующем. Я, как и каждый православный священник, в трудные для Церкви годы испытания в проповедях старался подчеркнуть значение патриотического служения Родине именно тогда, когда богопротивная власть разрушала православные святыни, достигая цели уничтожения Православия в земле Российской. Какова же была моя радость, когда, узнав о моих проповедях, схимонахиня Иоанна высказала свою полную поддержку.

В связи с этим я хочу рассказать о некоторых эпизодах из жизни схимонахини Иоанны. Во-первых, матушка всю свою жизнь придавала значение следующему факту. В 1914 году ее отец, чувствуя приближение смертного часа, однажды повелел всем детям собраться у его одра. Сергей Павлович Патрикеев был глубоко верующим человеком его любовь была осново-

полагающим моментом во всей его деятельности. Обращаясь к своим детям, Сергей Павлович призывал их хранить преданность земле, их воспитавшей, как к святыне. Он, предчувствуя трагическое будущее России, предупреждал своих детей: «Наступают дни страшных испытаний для Отечества. Но я говорю вам, если и потеряете материальные блага, все равно оставайтесь в России. В лаптях, но со своим народом». Матушка любила говорить: «Вот я лишилась всего, была буквально изгнана из Москвы, но за то, что я исполнила завет отца своего, я имею все, что мне нужно для жизни».

Не лишне добавить, что свидетельством ее смирения, трудолюбия и гражданского сознания явилась присужденная ей медаль «За доблестный труд».

Часто в моей деятельности пережитое матушкой помогало правильно оценить обстановку и найти верный ответ порой в самой сложной ситуации. У матушки было много дарований от Бога. Ее вера была способна растопить лед равнодушия и потрясти своею глубиною любого человека. Для меня лично, как для молодого священника, вера схимонахини Иоанны при каждой встрече была как бы новым откровением. Ее рассуждения о Вечности потрясали. И при всем этом - необыкновенный дар смирения и послушания.

О ее любви к людям. Мера и качество ее любви были определены неукоснительным следованием Евангельскому учению. Чем дальше был человек от Бога, тем щедрее и теплее она с ним обращалась.

Ее упование на Божий Промысел творило чудеса с теми, кому нужна была ее поддержка в минуты отчаяния. Готовый возроптать на Господа уходил от нее, окрыленный надеждой на милость Божию. И мать Иоанна никогда не впадала в гордыню, когда убеждалась, что ее предчувствия и предсказания исполняются.

Последние дни своей жизни матушка провела в коммунальной квартире на окраине Дмитрова, где я ежемесячно причащал ее Святых Тайн. Так продолжалось до 1980 года. 17 июля я получил телеграмму с просьбой срочно прибыть в Дмитров со Святыми Дарами. Прибыв к матушке, я нашел ее лежащей в кровати с сильно отекшими ногами и руками. Тем не менее ее общее состояние позволило после Причастия состояться продолжительному разговору, во время которого матушка сообщила, что на Казанскую она умрет. Она спокойно, без сожаления говорила о том, что это наша последняя встреча. Все ее помыслы были устремлены к одному - предстоящей встрече с Вечностью.

Обращаясь к моей жене, которая присутствовала при беседе, она говорила; «Ты счастливая — скоро откроются Толгский монастырь и Оп-

тина пустынь. Ты сподобишься молиться в Марфо-Мариинской обители».

С сердцем, наполненным скорбью, мы с Верой Константиновной вернулись домой. А через несколько дней, на Казанскую, 21 июля, пришла телеграмма со скорбной вестью о преставлении схимонахини Иоанны (в миру Анны Сергеевны Патрикеевой) в вечные селения.

23 июля в Введенском храме города Дмитрова состоялось отпевание матушки Иоанны. Господу не было угодно исполнить желание матушки быть погребенной в могиле ее отца на Пятницком кладбище в Москве. В те дни в Москве проходили Олимпийские игры и не представлялось возможным перевезти тело усопшей в Москву. Но зато матушкина могила находится под постоянным уходом верующих дмитровцев.

Под матушкиным покровом...

Воспоминания Духовных Детей Матушки Иоанны

Рядом с нею в ее последний час

Я выросла в трудовой семье. Папа, очень добрый и справедливый человек с «золотыми» руками, из бывших беспризорников, далеко отстоял от веры, мама ходила в церковь на большие праздники. В детстве я очень боялась людей в монашеской одежде, а их в Заречье проживало немало: игумен Богдан, мать Нина, схимонахиня Иоанна. В трудные для Церкви годы они бесстрашно носили свое одеяние. Ребятишки часто бегали к матери Анне, и она всегда угощала их чем-нибудь вкусным; погладит по головке и с собой гостинчик даст. Я же никогда не ходила к ней, хотя мы жили по соседству.

Окончив медучилище, я десять лет проработала в деревне и перешла на скорую помощь в Дмитров. Однажды подруга Татьяна говорит:

— Зайдем к одной моей знакомой, здесь рядом.

У двери я спросила:

— Кто здесь живет?

— Схимонахиня Иоанна.

Отступать было поздно. Мы вошли в комнату, являвшую собой келью. Стены сплошь увешаны иконами, украшенными цветами и рушниками. Уютно, необыкновенно чисто, а главное, радостно было в этом

мире. С того времени, что я не видела матушку, прошло более двадцати лет, она совсем не изменилась - все та же приветливая улыбка, нежные черты лица. Она нас благословила и пригласила присесть. Вспоминали общих знакомых, которых у нас оказалось множество. При расставании она просила меня навещать ее.

Несколько раз ей была необходима медицинская помощь. Ее недуги снедали ее, но она мужественно гнала от себя немощь, тяготы паралича, сердечную недостаточность, глухоту - все, что останавливало ее в общении со святыми угодниками, пророками и мучениками. Она много наставляла нас:

«Пречистая Дева имеет на челе и плечах сияющие звезды - символ Ее девственной чистоты. Видимое нами небо тоже мерцает множеством звезд, не чистота ли это угодивших Богу праведников, украсивших собою небо?»

«Сладко кушать - потеря многих духовных сладостей».

«Когда мы любим близких - светло и отрадно на душе, присутствие мира и радости дает упокоение душе нашей. Изгоняй злые чувства, береги любовь, и Бог будет с Тобою».

Постоянно наставляла нас в Слове Божием: «Ум легко праздномыслит, гадает будущее, не может решить настоящее - все мятется. Кто читает жития святых угодников, непременно ежедневно, и Святое Писание, избегает этого. Ум такого человека плавает в благодати Христовой и в страхе Божием».

А потом она сказала, что близится последний час ее жизни на земле и Господь Сам распорядится ее душой. Она просила меня быть рядом с нею в ее последний час.

17 июля мне позвонили на скорую, что матушка умирает... Я заспешила к ней, бегу и плачу. Мы все так любили ее. С ней вошел в каждого из нас иной мир, реальный, истинный. Будучи до знакомства с ней актив-

ной комсомолкой, вожаком училища, я узнала смысл жизни и веры «Чистии сердцем Бога узрят, а что сказал Господь, то непременно исполнится - это непреложная истина», - повторяла старица часто. Под ее руководством мы с Антониной научились читать по-славянски, изучили службы, стали клирошанками.

Матушка сидела на кровати бледная. Продолжая плакать, я уткнулась в ее колени, она гладила меня по голове и говорила: «Все там будем - только где, по грехам нашим Господь покажет». Матушка успокоила меня. Я смотрела на нее: она как всегда, обычное ее состояние... «Почему она решила, что умирает?» - закрались у меня сомнения. А она просит срочно вызвать из Москвы отца Бориса, чтобы пособоровал и причастил. Спокойно и ласково распорядилась относительно похорон, дала шестьсот рублей, беспокоилась: а вдруг не хватит (хватило и осталось!). Она мечтала быть похороненной в Москве на Пятницком кладбище в могиле любимого ею отца. За несколько дней до этого часто повторяла: «Олимпиада. Олимпиада...». Сказала, что Галя Огурцова (сейчас мать Ирина), которую она видела всего один раз, укажет, где ее положить...

Матушка настаивает: «Я не могу оставаться одна, мне необходимо с кем-нибудь быть». И вот мы с Антониной стали дежурить около нее по очереди. Последнюю ночь с нею была я. Она сидела в подушках и тяжело дышала, часто на короткое время теряя сознание и непрестанно читая молитвы.

Около часа ночи 21 июля попросила чистой воды. В коробочке она сохраняла запасные Дары, которые преподал ей Владыка Серафим на случай, если будут закрыты все храмы. Я спросила ее: «Матушка, мне вас причастить?» Она утвердительно кивнула головой. Я растворила три частички Святых Даров в Крещенской воде, первую частичку она проглотила легко. Ей было трудно справиться с третьей частичкой, проглотить ее она уже никак не могла, сколько я ни умоляла. Открыла окно, чтобы матушке было легче дышать. На рассвете я задремала на короткое время; посмотрела на часы: маятник остановился, было ровно шесть часов.

Я бросилась к соседке, певчей из храма Введения во храм Пресвятой Богородицы. Матушка неоднократно предупреждала, что мне будет очень тяжело одной при ее кончине. Когда мы вернулись к матушке, встали на колени и тетя Васена стала читать тропарь Казанской Божией Матери, матушка глубоко вздохнула три раза; вместе со струйкой крови вытекла и частичка Святых Даров. Я завернула ее в матушкину шапочку.

Когда дома я сжигала Святыню в печи, то дом наполнился дивным благоуханием. Папа спросил: «Что за благовоние ты сжигаешь. Наверное, что-нибудь от матушки?». Пепел я опустила в воды реки Яхромы.

Когда духовные чада Владыки Серафима спрашивали: «Как же нам без Вас?» - он указывал на инокиню Анну: «Она вместо меня с вами остается».

Наша незабвенная матушка хранит нас на нашей дмитровской земле. Всякий, кто в горячей молитве обращался к ней с просьбой, знает ее предстательство за оставшегося здесь слабого и немощного друга.

Ирина Коротеева

Верю, что духом Вы всегда с нами

Дорогая наша матушка! Скорблю, что нет Вас с нами живой, но верю, что духом Вы всегда с нами.

Много лет я была Вашей знакомой, моя тетушка Александра жила рядом с Вами и помогала, чем могла. Когда я закончила среднюю школу рабочей молодежи, то пришла к Вам и говорю:

- Матушка, я собираюсь учиться в институте, в Ленинграде, он единственный в нашем государстве готовит инженеров-микробиологов, а мне хочется поступить учиться. Благословите на дорогу.

- Поезжай, поезжай, - ответила она, - а придется вернуться - не скорби! — и дала мне свои четки.

Я поступила в институт, но по конкурсу не прошла на микробиологический факультет, а прошла на химико-технологический. Настроение было испорчено, общежития не было, пришлось ютиться у родных, стипендию с одной тройкой не дали. Проучилась до зимней сессии, сдала экзамены, поехала домой навестить родных - и больше не пришлось мне учиться. После ремонта дома родители были должны двенадцать тысяч. К тому же у меня стало плохо с глазами: не видела даже то, что написано в витринах магазинов. Говорю маме: «Я останусь дома, пойду работать, немного помогу вам, хоть от себя кусок не будете отрывать». Пошла работать в больницу медсестрой, оклад 375 рублей. И все время помнила слова матушки: «Придется вернуться не скорби». Мамочка моя очень тяготилась долгами. Последние крохи долга она отдала только через три года, в 1956 году в феврале, а в апреле умерла от рака пищевода - голодной смертью, дома, на моих руках.

Я пошла работать в отделение рентгенотерапии, где лечили больных, в основном онкологических, потом на диагностику в рентгенологии. Матушка оказалась во всем права. Работа интересная, мне нравилась.

Папа умер на моих глазах в больнице, спустя двадцать один год после смерти мамы. Все время до его кончины мы жили вдвоем с папой.

Вышла на льготную пенсию и все было так, что скорбеть о том, что ушла из института, нисколько не пришлось, за что и благодарна матушке.

Долго ее не видела: она переехала на жительство в деревню. Пришла к матушке много позже, когда она проживала уже в маленькой комнатке в коммунальной квартире вместе с многодетной семьей. Однажды спрашивает:

- А тебе не страшно жить одной в доме?

- Пока все было хорошо.

Через несколько дней стучится в окно какой-то мужчина. Перелез высокий забор, уже на крыльце моего дома, настаивает открыть дверь. Я со страху призвала всех святых на помощь и еще раз уверилась, что матушка права - вовремя меня предупредила. Незнакомец убежал через соседний двор.

Утром я у старицы, она улыбается и говорит:

- А я за тебя молюсь.

За ее святые молитвы Господь избавил меня от страшного гостя.

- Они ведь лезут через окно, — продолжила матушка...

Один раз с Ириной спрашиваем у матушки:

-Матушка, в храме собираются ехать в Косино¹, и нам хочется.

- Нет вам моего благословения, сидите дома. У монаха келья – вот твои Печеры, вот тебе и Афон.

Мы не поехали. Через два дня мою окна на улице, идет Мария и говорит

- Хочешь, я тебе подарю иконку Афонских святых? Если не возьмешь - отнесу в сторожку храма.

Я с радостью их взяла, а Печерские святые у меня были.

После смерти папы я стала ходить в храм по возможности почти каждую службу. Как-то говорю матушке:

-А у нас в храме жулики были, говорят, «очистили», взяли деньги.

- Это что за беда, - отвечает. - Храм будет накануне закрытия – вот беда.

И действительно, был большой шум в храме, сменили священника. Храм был накануне закрытия.

Матушка говорила: «Наша семья жила в полном достатке: гувернантки, учителя были. А теперь я кушаю полторы картофелины на день, да и то неочищенные». Ее парализовало, и руки не могли чистить картофель, ела «в мундирах». Чашку держала, нанизав на большой палец. Все просила меня: «Свари суп, но только никакого масла не клади».

Матушка была тяжело больна, вся отечная, ноги как столбушки от отеков. Ходила по дому босая, обувь никакая не подходила. А носила 36 размер. Я прошу ее:

- Матушка, позвольте мне Вам ноги помыть.

— Не надо. Время придет, помоешь.

Слова ее сбылись: когда она скончалась, мне пришлось омывать ее ноги. В гроб ей сшили тапочки из черного бархата, мягонькие.

- Матушка, а война-то будет? — спрашиваю однажды.

- Нет, так все будет плохо - все развалится. Будут ждать лучшей жизни, а ее не будет.

Был Петров пост, мы принесли матушке картофельное пюре и др., а она ставит с улыбкой на стол килограммовый торт. Разрезала крестообразно:

- Кушайте, послушание выше поста и молитвы.

- Матушка, а ведь сейчас пост...

Пришлось послушаться. Вместе сидели за столом, ели торт, беседовали. На исповеди говорю: «В пост ела торт». А старец: «Правильно сделала. Это что-то значит!»

И действительно, тогда мы в последний раз сидели с ней вместе за столом - через несколько дней матушки не стало...

Вскоре после того говорит:

—А что же я не готовлюсь. Мне пора собираться, а я все медлю. Ирина, бери бумагу и пиши все по порядку, во что меня одевать и как. И пошлите телеграмму батюшке, чтобы срочно приехал...

Последнюю ночь с ней провела Ирина, а я две предыдущие. У матушки в комнате были тараканы, а я страшно их боялась. Она просила: «Только не бери никакой травы от насекомых». А я разве могла терпеть

такое. Конечно, принесла цветы перетрума. Матушка не видит, лежит лицом к стенке. Потом говорит:

- Возьми одеяло под кроватью, расстели на полу и отдохни. Сделала все, как она сказала, и вижу: ползут тараканы. Я и вынула свою травку и поставила им на пути, терпенья у меня не было... Утром матушка говорит:

— Твоя трава мне не давала спать.

И ни разочку не повернулась ко мне, хотя ей было тяжело.

В первый раз у ее гроба я читала Псалтирь. Матушка учила меня читать по-славянски, и вот теперь всю Псалтирь прочитала у ее гроба; конечно, чуть не по слогам, но одолела за ее святые молитвы.

Когда ее хоронили, все устроилось как нельзя лучше.

«Как ей там?» - думала я. И вот под сороковой день снится сон. На берегу моря огромный Животворящий Крест. Идет наша матушка мимо и входит в море, а на берегу все камни... И вот, наклоняется она и достает небольшой сундучок из воды. «Вот мое сокровище, — и несет к Кресту, — им я себя защищать буду». А там, в сундучке, лежат рукописи Владыки и ее.

Умерла матушка в день святой иконы, глубоко ею чтимой, Казанской Божией Матери. Ирина успела сообщить в храм, и на Литургии в тот же день поминали новопреставленную схимонахиню Иоанну, и служили панихиду.

В особые дни ее поминовения в храме служили полную панихиду. Через год службы у нас в храме не было. Пришли в сторожку служить панихиду по матушке. И надо же! Приехал автобус - семинаристы, священство... Сразу же громогласно, благоговейно запели тропарь Введению во храм Пресвятой Богородицы. И вместе с отцом Феодором ¹ (нашим священником) отслужили ей незабываемую панихиду дорогие гости. Такое поминовение заслужить нужно!

Двадцать лет прожила матушка в доме на берегу реки Яхромы в Заречье (до того, как ей подарили домик в Поддубках). Владыкина духовная дочь Антонина Петровна Данилова ² говорила, что в день смерти ма-

тушки (она еще не знала о ее кончине) в окне ее комнаты в этом доме горела свеча. Она испугалась, что бы это значило? Привела мужа, он согласился с ней, подтвердил: «Да, это горит свеча».

Мне рассказала тетя, что когда матушку хотели выселить из этого зареченского дома (вообразившие себя хозяевами творили невообразимые пакости), матушка предупреждала: «Вас хранит Царица Небесная, а когда меня здесь не будет, увидите сами...». Так и совершилось — разбивается единственный сын, летчик-испытатель, сходит с ума отец, то же случилось и с хозяйкой дома, последние дни которой закончились в инвалидном доме.

Матушка часто просила: «Девочки, принесите мне хоть чуточку, но хороших конфет». Только много после я поняла - она раскладывала конфеты в коридоре на скамеечке у своих дверей для малышей. Семья ее соседей была большая, и шоколадные конфеты были для них редкость.

Регент нашего храма Е.П. рассказывала, как однажды она пошла навестить матушку в ее деревенском домике. Задержалась, на дворе темно, погода ужасная. «Печалюсь, как доберусь до дома. Тревожно. Вдруг откуда ни возьмись подъезжает машина, открывает шофер дверь и сам приглашает меня: «Вам далеко ехать? Подвезу». Оглянулась, а у крыльца дома все еще стоит матушка. Поняла, что это за ее теплые молитвы пришла мне скорая помощь. От радости плакать стала».

Однажды матушка дала мне книгу Апостол, старенькую, и говорит: «Учись читать, а апостольские послания выучи наизусть. Если мне потребуется эта книга, я спрошу, а если не потребуется, оставь себе на память». По этой книге теперь готовлюсь дома к службе, и нередко читаю в храме.

Спросила об одном старце. Говорю:

- Хорошо бы к нему попасть.

- К нему тебе можно сходить только несколько раз. А если четки дадут, надо их проверить: правильно ли расположены узелки, а то может быть напутано - где десять, где одиннадцать, а где девять.

Когда поехала к старцу, он точно дал мне четки, и они оказались такими, как сказала матушка...

После Петровок матушке стало совсем плохо. Слышу: говорит какие то слова на иностранном языке.

- Матушка, что значат эти слова?

- Христос Воскресе. Я разучиваю, как они звучат на разных языках.

- А зачем Вам это нужно?

- А вот умру, встретят меня там этим приветствием, а я вдруг не пойму этих слов. Вот и разучиваю, чтобы правильно ответить.

Она была особенный человек. Есть ли теперь такие - я в своей жизни не встречала. Сколько тепла, любви светилось в ее очах. И никогда неутешен от нее не уйдешь. Дорогая наша матушка, помолись с Владыченькой о нас.

Антонина Шадеева

В искушениях будь терпелив...

Матушку Иоанну я сначала узнала заочно по рассказам своей знакомой - моей будущей крестной. Эти воодушевленные рассказы, нашедшие отклик в моем томящемся сердце, сроднили меня с матушкой навеки, а тогда явились одной из причин моего крещения, и именно в Дмитрове. Видимо, я попала под молитвенный покров матушки Иоанны.

Годы до крещения и воцерковления моего были годами яростного, по-другому не скажешь, искания Бога и бессилия вырваться из плена мерзких грехов, как часто это бывало в то переполненное атеизмом время.

Крещение в Церкви, хотя и было полусознательным, без периода оглашения, произвело на меня такое очищающее воздействие, что в первые годы я чувствовала почти постоянную радость и ликование о Боге. Понимания же великости происходящего не было, потому и усилий к отвыканию от прежних греховных привычек также не было. Но Господь не оставляет ищущих Его, не оставляет Он и меня, посылая не только болезни к вразумлению, но и даруя - на краткое, иногда очень краткое время -непосредственное общение с великими подвижниками благочестия.

Так было и тогда. Единожды я имела счастье видеть матушку Иоанну и говорить с ней. Ее келья в общей квартире, маленькая и светленькая, произвела на меня впечатление жилища человека с детской и чистой душой, ребенка.

Теперь я понимаю, что это была обитель чистейших, светлейших, смиреннейших, высшей любовью живущих и тихо ею ласкающих окружаю-

щих. Осталось, и с годами при воспоминании о Матушке растет, ощущение этой тихой любви ко всем, и ко мне. И это истинно Божественная любовь. Тихость ее - доказательство ее Божественности: После огня веяние тихого ветра, и там Господь (3 Цар. 19,12). И сейчас, когда я, хотя и редко по суетности жизни, поминаю матушку, каждый раз, особенно в Церкви за Божественной Литургией, ощущаю это тихое колыхание ветерка ее любви ко всем и ко мне. И недостоинство мое умиляется, и на секунду открывается Царствие Божие и мне молитвами Матушки. Как близки к нам угодники Божий и как легко преклоняют милость Божию к каждому обращающемуся к ним. И каждый раз я оказываюсь в этом легком облаке любви и всепрощения, как было тогда у Матушки.

Из всего, что было говорено тогда, я запомнила слова Матушки о самом главном делании на пути моего спасения: об отношении к маме, о терпении, любви и почтительности к ней. Матушка не укоряла, не поучала, она любила меня и мою маму. И это осталось в памяти \и помогает в минуты отчаяния, когда грех одолевает, и кажется нет исхода. И хотя до сих пор (а прошли уже десятилетия со времени общения моего с Матушкой) я не имею той любви к матери моей, какую бы хотелось иметь, но верю и надеюсь, что если и впредь буду обращаться к Матушке за помощью, получу ее.

Да поможет наша родная матушка Иоанна всем обращающимся к ней, всем поминающим ее, в обретении истинного покаяния и хотя бы частички той любви, которой умела любить она. Только бы не забывать и не лениться просить ее о помощи.

Упокой, Спасе наш, с праведными верную рабу Твою, драгоценный сосуд Твой, наполненный любовью, схимонахиню Иоанну и ее святыми молитвами спаси всех нас.

М.С. Брызгалова

В память вечную будет праведник...

«Цветочек растет, благоухает, веселит, - так и праведник всех утешает, исцеляет и освящает» *.

23 июля 1980 года провожали в последний путь схимонахиню Иоанну, У Введения Божией Матери во храм за Литургией особая благодать. Под сводами храма гробик, несмотря на июльскую жару, благоухает словно луг в цветах. Лица усопшей, кроме Ирины и Антонины, ее собиравших,

никто не видел, она вся под схимническим покровом, только бархатная туфелька чуть виднеется.

«Тихое пение возводит к небесной высоте, свечи свидетельствуют о райской светлости... Трижды по трижды окадили гроб — точно в облаках утопает и в небеса возносится...

Святая Мать наша Церковь Православная, сподоби нас быть верными твоими чадами и, чрез все житие наше, до могилы, к вечной будущности возвышая, облагоухай и упокой нас, недостойных...

Есть поэзия в святом чине, данном Церковью. Душа яко птенец. Воистину хочет она отлететь и боится слабых сил своих...

Читаемое над усопшим Евангелие обещает нам: Аминь, аминь глаголю вам: яко грядет час, и ныне есть, егда мерпвии услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут... И изыдут сотворшии благая в воскрешение живота...* Неложно обещание Твое, Господи! Сколько отрады и радости вливает оно в сердце. Как не ценить Господню к нам любовь! Как не ценить Церкви нашей учения! Небо открывается душе, готовое принять ее в свои любящие объятия, земля, как временная колыбель, становится тесной, — и мы готовы выйти на простор всецелого общения с Богом», - ободряет нас матушка в своем духовном дневнике.

Скорбные минуты расставания не отягощены печалью. Матушка жаждала предстать Христу. Одним праведником в святых обителях стало больше; верилось, что, как и здесь на земле, она будет близ Владыки Серафима.

Шествуем к месту погребения подвижницы. Тайна святости стала доступна ребенку. При подъеме на Красную горку у кладбища трехлетняя Ксюша упала на камни и разбила коленочки. Боль и детскую обиду успокоила мысль о матушке. «Падать и разбиваться будем, а мамушка поднимет нас», — улыбнулась сквозь слезы девочка. Не огорчали больше синяки и боль - обрела утешительницу. Ксения выросла под молитвенным покровом матушки, окруженная атмосферой благоговения пред ее памятью...

Теперь матушка созерцает величие Божие. Мы же, чада ее, приходим «поговорить», попросить помощи в добрых предприятиях, взять благословение и верим в милость Божию, испрошенную молитвенницей.

Благодарю Господа за святой дар: родиться и жить на одной улице с матушкой в Заречье. Пробегать мимо ее домика на берегу реки Яхромы и не знать, что здесь пламенеет молитва затворницы.

Летом 1975 года матушка уже двенадцатый год жила в пяти километрах от Дмитрова, в деревеньке Поддубки. Я — по-прежнему в Заречье у родителей с шестилетним сыном Федей и во второй раз решала проблему брака: хотелось, чтобы Церковь освятила и благословила на всю жизнь. Подруга указала мне на старицу: «Посоветуйся с матушкой Анной, весь город, вся Москва - отовсюду к ней ездят».

В матушкином домике благостная намоленность, нездешний мир. Схимонахиню увидела впервые. Она сияет нежностью красок: василек в конце лета — глазки, бутон розы формой и цветом — детский ротик (а цынга съела все зубы). Болезни ее переполняли, но она никогда не малодушествовала и не унывала. Ласковое обращение, почтительное отношение, изысканно-простые манеры.

Непостижимая сила и святость! Живая вера старицы, живое познание Бога и закоренелого скептика преобразует в дитя: ей вверяешь свою жизнь и следуешь ее наставничеству безоговорочно.

Лето, Рождество Иоанна Крестителя ¹, стою у матушкиного домика, покрытого дранкой, и не решаюсь постучать. После обеда ее нельзя беспокоить. Белесые, когда-то голубые бревна домика отдают теплом, флоксовым ароматом дышит садик. От жары сморило и Шарика в его будочке, спит. Тишина и безмятежность. В десяти шагах в ржаном поле стрекочут кузнечики, заливаются птицы. От растрескавшихся бревен и через стекла двойных рам исходит пение: избушка заполнена дивными звуками, певцы на земле так не поют. Небесные напевы... И как мог маленький домик шесть на шесть аршин вместить громадный хор? (В то время у матушки не было проигрывателя.) Пение истаяло. На стук вышла матушка, как всегда приветливая и радостная. На вопрос, не Ангелы ли пели только что, - нежнейшая одобрительная улыбка.

С детства приобщившись к лучшим образцам иконописи и церковного искусства, матушка и в сложных условиях ссылки могла прекрасно вышить необходимые облачения архиепископу, украсить и устроить молитвенный уголок, написать икону. Иконы писала не по канонам, на том материале, который был: старая иконная доска, фанера, клеенка. Любила образ Димитрия Солунского, покровителя города Дмитрова, писала его дважды: трогательно-юный воин на страже у крепостных стен нашего древнего города Лик мученика прекрасен, таким и представляешь

его... На громадной доске наклеена написанная маслом на бумаге Божия Матерь «Утоли болезни» - умилительно прекрасный образ Заступницы христиан. На клеенке (размер громадного окна) написала матушка преподобного Серафима Саровского в белом холщевом балахончике с топориком на опушке дремучего леса; уветливый лик святого будто говорит: «Внимай себе, радость моя».

Образ Спасителя с Самарянкой у колодца матушка любила, на обороте старинной доски еще написала Иоанна Богослова, Апостола любви кротчайшего (просила эту икону сохранить). На большой фанере маслом - Спаситель, указующий Фоме на раны на Пречистом Теле Своем: Принеси руку твою и вложи в ребра моя^¹. Работе больше полувека, прекрасно сохранилась - а считают эту технику недолговечной. Радует свежесть розово-голубого колорита.

Палитра художницы всегда предельно скромная, зачастую кроме белил и сажи ничего не было: так написан портрет в рост Владыки в парадном облачении. Видение пророка Иезекииля - кто видел, уже никогда не забудет. Ее живопись — это окна в рай.

Матушка щедро одаривала всех.

На остановке автобуса в Поддубках встречаю отца Бориса. Причастил старицу и возвращается домой в Москву. Матушка — счастливая причастница — просит: «Пожалуйста, отнеси отцу Борису вот эту шкатулку, она ему пригодится. Он никогда у меня ничего не берет. Тебе не посмеет отказать, потому что ты для него незнакомка». И верно, растерявшийся отец Борис перед открывшимися дверями подошедшего автобуса вынужден был взять от матушки единственный раз подарочек: тяжелую серебряную коробку. Никогда, ничего - в этом отец Борис был уникален...

Меня матушка одаривала неуемно.

- Иоанн Креститель из Сретенского храма. Старая икона, XVIII век, порушилась сильно - возьмешь?

Оплечный образ Иоанна Крестителя, прекрасное письмо. Похожий - в Рублевском музее, из Николо-Пешношского монастыря, а это список или повторение. Вручив мне эту святыню, схимница как бы раскрыла двери в мир святых.

И еще на золотофонной иконной доске с цветочным прочеканенным орнаментом (начало XX века) воин в темнице усекает мечом главу Иоанну Предтече. Потоками льется кровь, патологически реальна казнь. Матушка не потерпела поругания своего Ангела и маслом записала дорогостоящую чувственную икону другой - глава Иоанна Предтечи на блюде.) Она превосходно знала иконографию.

Скиток схимонахини вмещал десятки святынь: частички мощей Лазаря Четверодневного, равноапостольной Нины, преподобного Серафима Саровского, Саввы Звенигородского (частичек мощей очень много, не счесть), частичка Животворящего Креста Господня, крест-мощевик, часть камушка, на котором стоял преподобный Серафим Саровский, иконы разного времени, от древних до списка с Васнецовского Спасителя в терновом венце, финифтевый образок «Умиление Божией Матери» с вензелем Елизаветы Федоровны (ранее принадлежавший ей), которым схиигумения Фамарь благословила послушницу Анну на служение Владыке, а царственная мученица как бы заочно присоединилась к ее благословению.

Икона Казанской Божией Матери, выделенная из матушкиного наследия, стала благословением Ксении на писание икон. Бесценный матуш-

кин дар — черная сатиновая епитрахиль, вышитая хлопчатобумажными белыми крестиками: «Владыка в Бутырках в ней служил».

На каждую Пасху матушка раздавала всем расписанные ею яйца. Она уже очень плохо видела, но каждый раз с радостью все ждали ее простодушных писанок, выполненных по памяти, почти ощупью (изображения Спасителя, Ангела-хранителя...). Однажды попросила принести ей получше написанных яичек — раздать священникам.

Яйца трех профессиональных художников (двое очень известные) матушка забраковала. В одном случае орнамент суховат, не праздничный, а красивые и нарядные яйца не подошли по сюжету - сказки Пушкина. Обратиться к другим художникам не было времени.

- Распиши сама, - благословила матушка, - да не задержи.

С рисованием у меня ничего никогда не получалось, даже «точка, точка, три крючочка ». Через четыре дня Праздник. Расписанные яйца матушке понравились.

Я приходила к матушке, обессиленная в мысленных диалогах с укорившими меня.

«Человек к тебе холоден, дерзок, непочтителен... Победи зло добром. Любовью, ласкою зажги его угасшую лампаду душевную. Ангел-хранитель (его вину видящий) за это исхлопочет у Господа душе твоей радость, мир и спасение», - говорила мне матушка.

Ко всякому человеку, независимо от его положения, духовного опыта и возраста, матушка была сверхпочтительна. И какое величие в каждом ее жесте и движении, царственная простота. Никогда ни к кому не приспосабливалась, с ней было радостно, мирно, как младенцу в руках матери - это защита молитвенницы. Никого не осуждала, мягко врачевала наши души.

Понимала и знала матушка больше других. Сердце свое, внимание с детства сосредоточила на молитве - печали и искушения мира ее не коснулись, она была ангельски чиста и прямодушна.

Вся сознательная ее жизнь - проявление невероятной силы духа. Мы чтим подвиг жен декабристов, а здесь девочка из дворцовой роскоши «оставила род и други, богатство яко прах вменила», уневестилась Христу, скорби за Господа понесла.

.

И в то же время какое чуткое и отзывчивое сердце! «Смотри, сколько слез пролили преподобные отцы наши от горячей любви к Богу. Рыдали за малейшее с их стороны оскорбление Бога в лице ближних, рыдали за недостоинство свое, чувствуя безмерную милость Божию, не видя своих добрых дел, сознавая свое падение, немощь свою греховную».

Матушка всегда благословляла приходящих к ней так же, как и Владыка Серафим благословлял своих чад: «Да благословит вас Господь и сохранит вас! Да призрит на вас Господь светлым лицеем Своим и помилует вас! Да обратит Господь лице Свое на вас и да даст вам мир».

Всегда старалась заинтересовать нас книгой, журналом - у нее посмотреть, и домой даст с удовольствием. Удивляло, что в матушкиных журналах бывали вырезаны страницы или заштрихованы фамилия, звезда, имя...

- Вспомни, как Ангел обошел келью, где были недостойные изображения. Оставить эти знаки - оскорбить Ангела, ведь и не зайдет, - наставляла она.

Зная мое истовое увлечение театром, матушка скорбела: «Воистину богомерзкое учреждение. Блудные напевы и картины. Артисты и зрители блудно одеты. Поведение блудно - все противно христианским правилам. Здесь лицедейство неблагоговейное - все внимание отвлечено от Бога. Храни себя, влечь должно туда, где Божественные глаголы, ангельские напевы, к тому, что возвышает к Божеству. Не скверни себя, не роняй своего высокого достоинства».

Собираюсь смотреть балет во Дворце съездов.

- Не ходи никогда: построен на святых косточках, там под спудом мощи праведных цариц — такую святыню поругать! Ведь кто входит в это заведение, приобщается к хулителям.

«Жалеть будешь, дружочек, что не ко мне стремилась, а в театры ездила».

Это матушкино заверение в то время казалось сомнительным. Но старица прозорливо увидела вперед на двадцать лет. Как я скорблю, что небу на земле предпочитала театр!

Матушка с нежностью матери сострадала немощам своих чад и грозно обличала пороки, порожденные духовной дикостью, цинизмом и жестокостью.

«Чаще читай 90-й псалом: От словесе мятежна... избавит тя. Сколько бед, раздоров, разделений в семье и обществе бывает от мятежных слов - это огонь, вызывающий иногда страшное пожарище. Что бывает в душах после скандалов? Дым, смрад, головешки обуглившиеся, опустошение — страшно взглянуть...

Аборты - подумай о загубленных детках. Матерям до конца дней своих ежедневно надо молить Творца о прощении страшного смертного греха и читать великий псалом (50-й). Плакать: Господи, прости меня, великую преступницу Твоего спасительного закона».

Многие дети обязаны матушке жизнью.

Впервые поссорилась с мужем. В сумбуре наветов матушка поняла, что я проявила непослушание, осудила. Всегда благодушная, на этот раз она потребовала сию минуту просить у мужа прощения, ссылаясь на пример своих родителей, где воля и желание супруга были абсолютны.

«Подумай, Давид плачет о смерти своего гонителя и врага Саула, святая Фекла исцеляет своего искусителя... А ты не можешь простить мужа».

После похорон матушки Ирина бережно собрала матушкины и Владыкины архивы и оставшиеся в келье святыни, не убоявшись ни гнева родительского (за «клоповное сборище»), ни многотрудного подвига хранения святынь, и разумно распорядилась всем. По благословению отца Бориса и митрополита Ювеналия Ксения написала икону архиепископа Дмитровского Серафима. С Божьей помощью получили благословение на подготовку издания книги о новомученике архиепископе Серафиме Дмитровском, составленной по материалам, собранным и сохраненным схимонахиней Иоанной, а также о ней самой.

Однажды, еще при жизни матушки, ей оказал некоторую услугу Н. В. Агибалов. Имея дар прозорливости, она увидела наперед: «Этот наш!» Через пятнадцать лет Николай Агибалов стал ревностным восстановителем и украсителем храмов, в тяжелые времена помогает детским садам и школам, «добро творит нищим и убогим». Он взял на себя расходы по подготовке книги — понимая, как много значат для нашего духовного совершенствования святые праведники и почитание их памяти.

Все в городе, кто знал и любил Владыку или чтил память о нем и матушке, включились в работу. Архивы и фотоархивы всех были просмотрены и разобраны. Часть рукописей разобрал Эдислав Максудович Реутов, обрабатывая на машинке тексты Владыки. Будучи мусульманином по рождению, человек ищущий и живущий в русской культуре, он окончательно убедился в Истине Православия и крестился с именем Макарий, приняв полный чин крещения в Свято-Троицком храме села Турбичево, у старейшего протоиерея Дмитровского благочиния Федора Томашевича.

Прошло более трех лет как составлены были книги, отпечатаны отдельной книжечкой фотоматериалы (бескорыстно, во славу Божию) В. А Козловым и B.C. Прокопенко. И. А.Караваев выделил один миллион на поддержание издания.

В величественную вечность отошли Николай Агибалов и Макарий Реутов.

Не хватало средств... Впала в уныние и печаль. Утешил священник: «Владыка с матушкой сами позаботятся, и книги будут напечатаны»...

Благочестия исповедниче, священнострадальче и молитвенниче, свяителю Дмитровский Серафиме! Нет у тебя святой раки, где были бы положены твои святые косточки, но дочка твоя, подвигоносица схимонахиня Иоанна, донесла до нас творения твои - сокровища, которых не достоин весь мир.

Великие праведницы и угодницы Божий Серафиме и Иоанно, молите Бога о нас.

Т.С.Ануфриева.

Патрикеевы

Воспоминания схимонахини Анны

(Анны Семеновны Тепляковой)^¹

Семья Патрикеевых была очень богата. В Москве у них было три дома, в Химках дворец. На Театральной площади против Большого театра ресторан - этот дом снесен. В Ольгин день, на именины средней дочери, в Химках устраивали фейерверки, приглашали оркестры.

Семья была глубоко верующая, в особенности мать. Любимое их место, которое они часто посещали, был Чудов монастырь в Кремле. В их доме бывали старец Варнава, батюшка Иоанн Кронштадтский. Они знакомы были с Владыками Арсением Жадановским и Серафимом Звездинским.

Бабушка по матери^² в молодости овдовела. Она была богатой. К ней присватался тоже очень богатый вдовый купец, а она не желала выходить замуж. Но старцы благословили ее, чтобы она обязательно вышла за него замуж. Бабушка вышла замуж за этого богатого вдовца, а он немного пожил и умер. И она стала богатейшим человеком. Куда же она определяла свое богатство? Строила храмы. Однажды приехали в Москву из Киево-Печерской Лавры начальники просить у митрополита помощь для строительства новой трапезы, потому что братии много, а трапезная маленькая - не помещались, и приходилось на два стола обедать. Митрополит им отказал. Тогда бабушка едет сама в Киев. Составили смету, и она построила новую трапезную для братии Киево-Печерской Лавры. Для Тихоновой пустыни, что по Киевской железной дороге^³, построила храм. Принимала большое участие в строительстве храма в Черниговском скиту Лавры преподобного Сергия.

Незадолго до революции отец умер, супруга его Анна Алексеевна осталась вдовой с четырьмя дочерьми и двумя сыновьями и всецело взяла духовное руководство над своей семьей. Впоследствии она приняла иночество...

Марияушла в Серафимо-Дивеевский монастырь, в тридцать девять лет она умерла от брюшного тифа. Александра во время революции пропала^⁴.

Младшую дочь, Анну Сергеевну Патрикееву (схимонахиню Иоанну), я не только знала совне, но даже, можно сказать, и близка была к ней. Я ее знала, когда мне был двадцать один год, а она была лишь немного

постарше. Она уже была послушницей^¹, избрала такой подвижнический образ жизни. Потом она была с Владыкой в ссылке на севере. И когда, она жила в затворе в последние годы и почти никого не принимала, я ездила к ней.

Мать Иоанна была близкой духовной дочерью епископа Серафима __ (Звездинского). Еще до революции он был архимандритом Чудова монастыря, а после смерти отца (в 1914 г.) в семье Патрикеевых ни одного праздника не пропускали, чтобы не поехать в Кремль, на службу в Чудов монастырь. Она была тогда еще девочкой с бантиками, и когда служил Владыка, ей разрешали на кафедре присесть. Так она часто сидела на кафедре. Она избрала духовным отцом именно Владыку Серафима и оставалась его преданной духовной дочерью до конца, всюду сопровождая его. Он был епископом Дмитровским. В Дмитрове был Борисоглебский женский монастырь. Матушка-игуменья дала Владыке инокиню Клавдию для необходимого ухода за ним. Когда советская власть не разрешила епископам жить в своих епархиях, и жили кто где, Владыка Серафим при мне всю зиму жил в Аносиной пустыни вместе со своими послушницами Клавдией и Патрикеевой Анной. Это было в 1925 -1926 гг. Потом Владыку Серафима вызвали и дали ему выезд в Дивеево. Владыка, как мать Иоанна рассказывала, очень просил игуменью Дивеевскую разрешить ему служить. Матушка сначала боялась времена были совсем не легкие - но потом все-таки согласилась, предоставила возможность Владыке Серафиму служить в полуподвальном храме^² и дала двух певчих. А потом в Дивеево Владыку Серафима забрали и сослали.

Спустя уже много лет я встретила Анну Сергеевну, тогда уже схимонахиню Иоанну, в храме

Петра и Павла на Преображенской площади, где она некоторое время была алтарницей. При Хрущеве этот храм взорвали^¹. А тогда там служил митрополит Николай Крутицкий. И там же служил отец Борис^², еще совсем юный, и как я помню, такого поведения, которое многих смущало. Знавшие мать Иоанну обычно недоумевали: как это она, схимонахиня, себе духовным отцом выбрала отца Бориса, поведения такого - ресторанчики любил и подобное. Но мать Иоанна, премудрая, воспитанная Владыкой Серафимом и вообще из благочестивейшей семьи, она так его вела. И матушка отца Бориса до последних дней жизни матери Иоанны не оставляла ее ни в чем и никогда. Она-то, можно сказать, мудро поступила со своим супругом, с отцом Борисом, привязав его так к матери Иоанне.

Вдруг мать Иоанна исчезла. Потом мне сказали, что она тайно живет в таком-то месте. Кто-то ей подарил домик в деревне Поддубки, в четырнадцати километрах от Дмитрова. На краю деревни старая избушка-развалюшка стоит, бурьяном кругом обросла. Участок две сотки. Вот в этой избушке она поселилась и ушла как бы в затвор. Отец Борис с матушкой все там устроили, оклеили стены обоями, заготовили дрова на всю зиму. Мать Иоанна сама писала иконы. В домике на стенах всюду были писанные ею

иконочки. Две женщины из этой деревни о ней заботились. Одна носила дрова на всю неделю, другая - воду. Никаких супов она себе никогда не готовила. Вообще вела строжайший образ жизни. У нее было всегда чисто, но все худое как решето. Однажды на Рождество прислала мне открытку. Пишет и извиняется, что не может кончить письмо: чернила застывают и пальцы обморожены. Она почти никого к себе не принимала, только отец Борис часто приезжал со Святыми Дарами приобщать ее и особо заботилась о ней матушка отца Бориса Вера Константиновна.

Я тоже тайно к ней ездила. Когда входишь к ней, то она тут же прочитает молитву, спросит, как мы живы-здоровы. И на этом весь разговор кончается: только о духовном. Как-то было уже очень поздно, и она меня заставила ночевать. Я говорю:

- Матушка, уж больно холодно у вас в комнате.

- Это ничего, вот крысы одолели.

Господи помилуй, крысы! А я их видеть не могу, страшно боюсь!

- Как, матушка, у вас крысы?

- Да, одна вздумала на моем диванчике крысят выводить.

Я как услышала это, едва не потеряла сознание.

- А я, - продолжает мать Иоанна, - осторожненько пододвинула стульчик, положила третицу крысят и осторожненько перенесла их.

А выросла в позолоченных кроватках... Я звала ее к себе жить, но она отказалась. К ней в ту пустыньку дважды жулики лезли. «Однажды лезет жулик,— рассказывала мать Иоанна, - выставил раму, и рама падает. Я скорее в коридор и закрыла со стороны коридора дверь. А у меня что взять? У меня были очень памятные маленькие часики. Он взял их. И рублей пятнадцать денег. Больше ничего не взял. Книги у меня были в коридоре. Другой раз на Пасху: кулич и пасочку украли.

Так она и жила... Живет и радуется своей пустыньке. Ничего что холодно, ничего что крысы. Самое главное, что это пустынное место...

Потом начал трещать потолок. Матушка отца Бориса позвала женщин, ухаживавших за ней, и говорит: «Вот обрушится, председателю-то вашего сельсовета не очень хорошо будет». Председатель действительно подумал: старушку надо куда-то пристроить, и выхлопотали срочно на краю Дмитрова в недавно построенном девятиэтажном доме для слепых комнату на втором этаже. В квартире еще одна семья: муж, жена и трое детей: две дочки и сыночек. Я приезжаю туда, мать Иоанна говорит: «Замечательная семья, меня ничем не беспокоят». Она ничем не пользовалась, только ночью туалетом и брала воды в чайничек. Девочкам на стол на кухне конфеточки клала. А чтобы слышно не было, когда бегают детки, она

изнутри своей комнаты на дверь ватное одеяло повесила. Отец Борис по-прежнему приезжал аккуратно, причащал ее, матушка его заботилась обо всем... Я говорю:

- Матушка, как же вам теперь хорошо, как хорошо.

А она отвечает:

- А все-таки свою пустыньку мне жаль.

Прожила она около трех лет в Дмитрове. Однажды приехал отец Борис причащать ее и говорит: «Ну, матушка, теперь я приеду на Казанскую», - это дней через десять. «Нет, Батюшка, не успеешь, приезжай, пожалуй, пораньше, денька за два». Он ее послушался, приехал, причастил. А на Казанскую она Богу душу отдала. Мне сообщили об этом, я на похоронах была. Отец Борис ее отпевал.

В семье Патрикеевых, кроме младшей Анны, было еще два сына и три дочери. Старший сын - Павел Сергеевич Патрикеев. Когда у Патрикеевых все дома отняли, им с матерью дали комнату в одном из трех домов - крохотную комнату прислуги с выходом на кухню, и надо жить в ней вдвоем с матерью. Павел Сергеевич не мог согласиться на это. Мама уехала в Серпухов, а он первое время обитал на холодной лестнице своего дома, подстилая газетки. Тогда кто-то позаботился, устроили в дом инвалидов. Но он тут же оттуда ушел. Когда жизнь так в корне изменилась, это, конечно, подействовало на психику. Он не был женат, хотя и говорил, что у него была красавица-невеста, единственная на свете, и он очень ее любил - но не судьба. Однажды его машина придавила где-то в подворотне, и повредила позвоночник. Он в больницу не пошел, так и остался сгорбленный, ходил, как таран, с палочкой и сумкой в руках. Каждое утро шел в церковь. Но сначала его путь в городской туалет. Все-таки у него осталось барское такое: умывался и зубы чистил, и каждый день обязательно ходил на улицу Горького, чтобы посмотреть температуру. Вечером тоже в церковь. Зимой, чтобы не замерзнуть, ездил в электричке. Милиция его не трогала, считали: больной старик, ходит, никого не трогает, ничего не собирает. Он не попрошайничал, не нищенствовал. Если вы его знали, можно было предложить: «Павел Сергеевич, возьмите, пожалуйста, вот на хлебец». «Спаси Господи, только мне столько не надо, мне на один хлеб», - ответит. Возьмет на один день только, остальное вернет. А если не знает вас, он у вас не возьмет. Один диакон из Всехсвятского храма (на Соколе), Георгий Федосеевич, знал Павла Сергеевича. Он каждую осень покупал ему боты «прощай моло-

достъ», большие такие, теплую тужурку, варежки теплые и шапку. Это он брал у Георгия Федосеевича, а больше ни у кого ничего не брал.

Ольга Сергеевна (сестра его) рассказывала:

- Паша приедет ко мне, - она Пашей его звала, - и уезжая говорит: «Оль, ты мне сколько-то копеечек дашь?» - на что-то там, на чашку кофе. «Паша, да почему же ты деньги-то не берешь», - говорю ему. - «Ах, какая ты! Мои родители всегда нищим подавали».

Нищим и сам раздавал. Только на хлеб себе оставлял. Если у него осталось на завтра, положим, тридцать копеек, а ему надо только четыре копейки на троллейбус, он остальные отдаст: «Мои родители же нищим подавали».

Года за четыре до того, как Павлу Сергеевичу к нам прийти, я однажды навещала Пенюгину Нину Фроловну^¹. Эта Нина Фроловна, известный хирург, про которую в газетах писали, была тайная монахиня И Нина Фроловна мне говорит: «Нет человека несчастнее Павла Сергеевича Патрикеева». «А в чем его несчастье», — спрашиваю. «Тридцать лет ночует в подъездах, рядом с мусорными ящиками и ведрами для помоев^², а зимой едет с последней электричкой от Москвы до Лавры и оттуда обратно, чтобы не замерзнуть. Несчастный Павел Сергеевич Патрикеев. Ольга устроена, маму похоронила, живет в Серпухове, работает в артели бухгалтером. А вот Павел Сергеевич такой несчастный». Я говорю: «Нина Фроловна, дайте мой адрес, пусть он к нам приходит». И вот он стал к нам ходить. Мы жили в проходной тесной комнате, и он так спал, что мы, выходя на кухню, через его ноги перешагивали на полу.

Потом я договорилась со своими подружками верующими, чтобы он у них недельку жил, затем у нас недельку. Он пошел к этим моим подружкам, затем приходит и говорит: «Уж дорогая моя хозяюшка, уж не прогоняйте, не посылайте. Там мужик страшный, я видел», - это хозяин. Дочь говорит: «Мама, что же это, пола нам жалко, что ли». Ведь он на полу спал, постелит что-нибудь. Соседи как-то терпели еще: кухня маленькая, дети грудные, удобства общие - барак. И он три года к нам приходил. Открывает дверь, борода большая. Мы ему сказали еще в начале: «Павел Сергеевич, лучше не надо бриться». Действительно, он такой благообразный стал. Идет, несет портфель. А в портфеле у него обязательно газета «Вечерка»: какая завтра будет погода. Открывает двери, и первые его слова: «Дорогая хозяюшка Анна Семеновна, могу вас порадовать завтра температура такая-то». Он привык интересоваться погодой. Ночевал-то

раньше на улице, только в трескучие морозы ездил в поезде. Меня-то под крышей погода не особо интересует, а ему надо было знать... В портфеле у него мочалка, булавки, зубная щетка. Как-то соседи прижали его к сараю, проверяли в портфеле, думали, что он все деньги, что собирает, носит нам. Оказалось, портфель пустой.

Вот так Павел Сергеевич у нас три года обитал. Вдруг однажды он у нас пропал. Это был фестиваль 1957 года¹. Тогда всех нищих вылавливали по Москве и вывозили. Я говорю: «Батюшки мои, куда же наш Павел Сергеевич пропал». Через некоторое время приходит милиционер и говорит: «Это ваш старик? - А у него в кармане наш адрес. - Забирайте, он у нас в милиции в Сокольниках». Я приехала. Дежурный милиционер говорит: «Заберите, пожалуйста, своего старика». В коридоре сидит Павел Сергеевич. Увидел меня, вскочил: «Дорогая моя Анна Семеновна, дорогая моя хозяюшка». Я говорю: «Пойду такси найму, а он пусть пока посидит у вас». А он испугался, что я уйду. Начал умолять: «Дорогая хозяюшка, дорогая Анна Семеновна, уж пожалуйста не уходите, уж пожалуйста». «Нет, нет, Павел Сергеевич, я

вас около дерева поставлю. Вы уж постойте, а я буду поднимать руку, машину поймаю и вас привезу к нам. Я не уйду от вас». Он успокоился. А уж настолько ослаб, что я его еле привезла. Грязный, мокрый: две недели его не было. Тогда отец Алексий^* его обмыл: ножки ему обмыл, одел на него все сухонькое. А так он никогда ничего не снимал, так в ботах и спал.

Некоторое время Павел Сергеевич лежал. Может, у него уже инфаркт был. Когда он болел, мы его оставляли у нас: «Павел Сергеевич, останьтесь, отлежитесь». - Нет, уходил в церковь. Однажды я говорю: «Павел Сергеевич, дорогой, ни в коем случае я вас не пущу сегодня. Во-первых, я чувствую, что вы нездоровы, наверное, у вас голова болит, во-вторых и погода плохая. Я не пущу». И вот он сидит на стуле, посидел, посидел, и говорит: «Дорогая хозяюшка, уж ради Бога прошу, не держите меня, не держите». Так и ушел.

Дочери еще студентки были, подтрунивали над ним. Говорит одна: «Павел Сергеевич, ну такой богатый был, золотые ручки у него были». «Ничего ты не понимаешь, - отвечает. - Дорогая хозяюшка, что она говорит, уши вянут, это все было у моего отца».

Любил он рассказывать о том, как какой-то старец спрашивал его три раза  подряд: «За все ли ты благодаришь Бога?» - «За все», - отвечал он. - «Нет, ты подумай, за все ли ты благодаришь Бога». - «За все»... Бывало, мы о чем-нибудь рассуждаем, а он и говорит: «Вы ничего не понимаете - все от Бога». Какой там ропот, какие жалобы! А нам хотелось чуть-чуть так уловить в нем просто человеческую слабость, чтобы он пожаловался, что вот жалко, что у него столько было. Но - никогда. Он рассказывал нам о своем детстве, что у родителей рестораны были, но им, детям, молока и хлеба белого вдоволь не давали. И никогда ни разу не пожаловался, что у него ведь что-то было. У него ничего действительно не было; он был единственным наследником и ни во что не вникал. Ему все только одно Божие. Иногда скажу: «Павел Сергеевич, вот ваше детство, ваша юность... как это можно смириться». — «Как вы не понимаете, что все от Бога»...

С ним иногда были комичные случаи. Жили мы в бараке на первом этаже. Окно в нашей комнате выходило в небольшой садик, отец Алексий сделал лестницу в садик прямо из окна, и мы прямо через окошко в садик ходили. А летом в садике сделал такую глинку, домушку, и дочери там спали просторно.

Однажды мы с отцом собрались в церковь ко всенощной. Павел Сергеевич почему-то не пошел, может быть, ему нездоровилось. Наказываю ему: «Павел Сергеевич, никому не открывай-

те, дочери поздно вернутся, наверное, они тоже в церковь пойдут». А они пришли раньше, в дверь стучатся: «Павел Сергеевич, откройте!» Что-то там засовами двигает, ворчит. «Павел Сергеевич, откройте скорее!» — никак не открывает. Пошли к окну: «Павел Сергеевич, ну окно откройте!» Опять делает вид, что что-то открывает, что-то делает. Стали уж сердиться на него, а он руками разводит: «Не велено, дорогие девочки». Они так смеялись. Не велено - значит все.

А один случай был необыкновенный. Нина Фроловна жила рядом с ГУМом, в большой комнате, разделенной перегородками на три части: две комнаты и кухня. Коммунальная квартира, коридорная система. Жила при ней одна тоже скитянка, из Серафимо-Знаменского скита - тихая такая Татьяна Сергеевна, духовная дочь Владыки Арсения, замечательная, потом монахиня Арсения^¹. Она у нее была прописана как прислуга, но они прожили всю жизнь вместе как духовные сестры. И вот Павел Сергеевич к ним ходил. Иногда придет, чайку попьет - ночевать они его не оставляли. И вот Татьяна Сергеевна нам рассказывает:

— Под Благовещение я уже замок на дверь вешаю, тороплюсь ко всенощной, и вдруг идет Паша. Я ему говорю: «Паша, ты что же, не знаешь, что завтра праздник?! Я ко всенощной тороплюсь, ты бы пораньше пришел». А он останавливается, смотрит на меня и говорит: «Ах Таня, Таня. Господь не спросит с тебя, была ли ты сегодня в церкви, а накормила ли ты голодного. Я голоден, накорми меня». У меня слезы потекли. Я открыла, накормила его, он согрелся, и тогда уже в церковь пошли.

А похоронить его мне не пришлось. Умер Владыка Николай^². Мы были заняты похоронами, а Павел Сергеевич исчез. Стала всюду искать - нет. Я уж стала по всем моргам ходить, разыскивать его. Вдруг приходит милиционер и говорит: «У вас был старик такой-то?» - «Да». - «Так вот явитесь для опознания к начальнику Северного вокзала, чтобы закончить дело Павла Сергеевича Патрикеева. Его нашли, он умер скоропостижно в электричке»^³. У него в кармане, позже уже, нашли наш адрес. Я приехала уже после того, как его сожгли. Я так расстроена была: три года он к нам ходил, и вдруг его сожгли.

Я пишу Ольге, его сестре в Серпухов (она знала, что он у нас обитает): «Оля, вот так-то и так-то. Я так пережтваю скорбно, как же не пришлось похоронить, и его сожгли». И она мне пишет: «Не переживайте, он тридцать лет не имел крыши, пусть не имеет и гроба» Вот так рассудила…

Старшая дочь, Ольга Сергеевна Патрикеева, ушла совсем еще юной в Серафимо-Знаменский скит. Духовным отцом этой общины был архиепископ Арсений (Жадановский), настоятельницей – схиигуменья Фамарь.

В 1924 году Серафимо-Знаменский скит закрывают. Я тогда жила в Аносиной Борисоглебской пустыни и была младшей келейницей у матушки игуменьи. Когда скит закрыли, одиннадцать сестер перевели к нам в Аносину пустынь. Именно в Аносину, потому что последняя игуменья Аносиной пустыни матушка Алипия, в схиме Евгения, была из одного мынастыря с матушкой Фамарью^¹. И Ольга Патрикеева, несмотря на свое происхождение - ведь у нее были дворцы, фейерверки в честь нее устраивали - ничем, ничем не выделялась. Я прожила с ней три года и все удивлялась: сколько же в ней смирения, сколько духовности. Казалось бы, она должна была нос задрать: я вон где, а ты что, где росла? Боже сохрани!

В 1929 году закрывают Аносину пустынь. После закрытия монастыря у Ольги еще жива была мама. И они с мамой уехали в Серпухов. Ольга работала бухгалтером в трикотажной артели, снимали комнатушку. Продолжала строгую иноческую жизнь. Монахиней не была, была рясофорной инокиней. Потом дом сломали, ей дали комнату; мама умерла. Однажды приехала в Москву по делам своей работы, ночевала у знакомой, Нины Фроловны, хирурга. Утром уезжает к себе в Серпухов, а Нина Фроловна едет в Боткинскую больницу, на работу. И вот как нам рассказывала потом Нина Фроловна:

- Приехала на работу, пошла к своим больным в палату, и вдруг меня вызывают в приемный покой. Я думаю: зачем же меня в приемный покой, я сегодня по приемному покою не дежурю. Мне говорят, что там привезли кого-то с травмой, вызывают меня. Прихожу в приемный покой

и вижу Олю без ног. Она поехала в свой Серпухов и как-то по вине водителя попала под трамвай. Отрезало обе ноги — одну ниже колена, а другую выше. Сознание не потеряла и говорит: везите меня в такую-то больницу, у меня там врач знакомая. Я, конечно, оперировать не могла. На следующий день пришла к ней в палату и только спрашиваю: «Оля, что с тобой случилось». Она мне спокойно отвечает: «Нина Фроловна, я недостойна своими ногами ходить по земле». Какая сила духа.

Было ей тогда лет пятьдесят. И она дожила до восьмидесяти лет, тридцать лет без ног. Ольге Сергеевне сделали в Москве протезы, назначили пенсию от депо - раз по вине водителя. Она живет, не унывает, поет. Не имея слуха, поет псалмы, читает, молится. Соседи к ней прекрасно относятся, потому что она сама к ним, конечно, замечательно относится; помогают ей, приносят все нужное. Сначала с ней жила одна сестра Елена, тоже из Серафимо-Знаменского скита. Потом Елена умерла, и она осталась одна.

Ездил к ней батюшка отец Леонид^*, служивший тогда в Серпухове. Он ее опекал до последней минуты, пока она была жива. Сделал столик на колесах, она могла на него поставить что-то: мисочку, тарелочку, чашечку, если сидит; могла подвинуть его к себе. Когда старенькая уже стала, то совсем не могла больше передвигаться, говорила: я упаду с кровати и встать не смогу. Я бывало к ней приеду: она сидит у окошка. Комната большая, окно большое, подоконник широкий, кровать — вся обстановка. Сидит на стуле между подоконником и кроватью. Я говорю: «Оля, тебе удобно так, как ты здесь устроилась». «Удобно», — отвечает. Если бы коленочко второе было, могла бы хотя ползком передвигаться... Я однажды говорю ей: «Олечка, ну как же это можно, тяжкий тебе крест». «Почему, - отвечает, - все хорошо, лучше, чем без рук-то. Я платочек сама себе повяжу, и поправлю, и одерну. Батюшка мне вон какой хороший сделал передвижной столик, совсем хорошо». Слуха у нее не было. И вот целый день, когда соседи на работе, поет себе псалмы. Какая сила духа!.. ^**

ПИСЬМА К МАТУШКЕ ИОАННЕ

Милость Божия буди с Вами, родная моя Анна Сергеевна.

Сердечно приветствую Вас с великим праздником Рождества Христова и с наступившим гражданским новолетием.

Отроча младо, Превечный Бог, принесший на землю мир, да приимет и исполнит молитвы верных, о мире всего мира, о благостоянии Святых Божиих Церквей и о единении всех, да в мире и тишине живут все народы, да беспрепятственно славится всюду имя Божие.

Вам лично желаю мира и радости о Дусе Святе, спокойствия, здравия душевного и телесного и всякого благополучия. Призываю на Вас Божие благословение. Спасайтесь о Господе.

Богомолец Ваш епископ Афанасий [Сахаров].

Рождество Христово. 25/XII 1961 г. - 7/1 1962 г.

Божие благословение Вам, дорогая матушка Иоанна! Дела не дали мне возможности раньше написать Вам. Обсудили мы ваше дело подробно. На Рогачевке, 19 Вам было очень трудно и неудобно. Кажется, там несговорчивые хозяева. Еще в одном месте предлагали полдома. Опять-таки нет элементарных удобств. Не пробовали ли Вы уговорить председателя переехать в центр деревни? Надо было бы попробовать на том основании, что на Вас два раза было совершено нападение. Они должны пойти навстречу, т.к. не заинтересованы в обстановке, угрожающей Вам.

Начальство в Дмитровском райисполкоме советовало дожидаться до слома дома. Но когда это будет - неизвестно. Не знаем, что лучше предпринять. Одна надежда на Господа.

Я к Вам собираюсь на Духов День. Раньше не смогу. Отец Иоанн серьезно болен, наверное, не будет служить совсем.

Если не получится в День Святого Духа, то ждите в следующие два дня. Простите, что обстоятельства не дают возможности сказать точно.

Матушка, помните, у каждого в жизни свои испытания, свой крест. У кого он легче? Не нам судить. Вы имеете главное (что избрали сами) -уединение и возможность молиться. Дорожите этим и только просите Господа не попускать диаволу столь жестоко испытывать Ваши силы. Пусть в прошедших искушениях укрепится вера Ваша в то, что не угодно Господу столь рано призывать Вас к Себе. Поклон от всех.

С любовью о Христе протоиерей Борис Гузняков.

Приимите наши заверения, что всегда в трудную минуту Вас не оставим.

Здравствуйте, дорогая матушка!

Отец Борис, да и мы все, очень беспокоимся о Вашем здоровье. Ждали Вас на Крещение, но Вы не приехали, поэтому есть основание беспокоиться.

Если будет возможность, то, пожалуйста, ответьте на это письмо... Я ложусь в больницу на операцию, наверное Вы знаете о моей болезни, врачи считают операцию необходимой. Ложусь 30/1 68 г., т.е. завтра, и очень, очень прошу Ваших молитв и благословения! Крепко Вас целую.

Вера [Константиновна Гузнякова]. 29/1 68 г.

Дорогая матушка, здравствуйте!

Что-то Вы совсем нас забыли. Уж не случилось ли с Вами что-нибудь? Даже писем нет.

Отец Борис, правда, ссылается на погоду. Но ведь в таком случае Вы обычно нам писали, а теперь нет. Очень прошу Вас написать хоть несколько слов о состоянии своего здоровья.

У нас пока все благополучно. Все живы и здоровы.

Проходит третья неделя Великого Поста. Время быстро приближает нас к светлому и прекрасному дню Святой Пасхи. Может быть, Господь приведет нас к этой общей радости в добром здоровье и мы все соберемся разговляться. Вы, пожалуйста, постарайтесь быть здоровой, берегите себя очень. Я даже не представляю жизни без Вас. Хотя и на расстоянии, но зато очень чувствую Ваши молитвы и духовную поддержку.

Нежно целуем и обнимаем Вас. Всегда любящие и недостойные дети. [Вера Константиновна Гузнякова]

Здравствуйте, дорогая и добрая наша матушка, благословите! Недавно получили от Вас печальную весточку, очень огорчились, так как всегда переживаем все ваши недуги. Теперь остается ждать теплых весенних дней с надеждой на то, что с ними вместе наладится и здоровье. Совсем недолго осталось до Пасхи, и, Господь даст, мы опять все вместе соберемся за нашим столом и долго будем слушать Ваши интересные и поучительные рассказы.

Я, как дочь Ваша, очень прошу Вас беречь себя и больше лежать, так как со здоровьем шутить нельзя.

У нас в семье пока все хорошо благодаря Вашим святым молитвам. Матушка милая и дорогая, Вы нам очень нужны. Когда чувствуешь, что Вы у нас есть, становится легче на душе. Все мы Вас очень любим и просим Ваших молитв.

Шлют Вам привет супруга доктора и вся наша семья. Целую.

Вера. [Константиновна Гузнякова].

Глубокоуважаемая Матушка Анна!

Очень благодарю Вас за память обо мне. В день Ангела я получила от Вас первой поздравление с изображением Воскресшего Спасителя, было очень утешительно и радостно читать Ваше письмо.

Простите, что так поздно, благодарю за Ваше приветствие. Посылаю Вам на память книгу нашего незабвенного Александра Николаевича. Книга замечательно написана, хорошо бы время от времени в нее заглядывать, но вся скорбь в том, что зрение ухудшается, боюсь совершенной слепоты: опухоль, глаукома левого глаза. Вначале это очень удручало, но потом я предала себя Промыслу Божию. [...]

Простите за нескладное письмо, совсем разучилась писать. Еще раз благодарю за Ваше внимание, желаю здоровья и всего доброго в жизни.

Искренно сердечно уважающая Вас А.Ю.

23/10 1955 года.

Здравствуйте глубокоуважаемая и дорогая Матушка Анна! Тронута и признательна Вам за поздравление, которое получила я, когда было грустно; в этот день я захворала и не могла быть в церкви, а Вы посылаете мне благословение Божией Матери. Прошу Ваших молитв за меня и сына Васю, он лечится от сердечной болезни. Живем в суете, в

родне все прихварывают, не знаешь, что ожидает тебя завтра, на все воля Божия.

Хочу поделиться с Вами о чудном Промысле Божием. У сестры Кати были две духовные сестры, они жили с своим духовным отцом и его матушкой в маленькой бедной деревне, ходили за ними до самой смерти, помогали всем окружающим, кому утешением, кому работой.

В одну глухую осеннюю ночь в два часа проснулись от треска и дыма, оказалось, что их избушка вся в огне. Разбили окно и в чем были выбросились вон. Помощников не было, вся деревня спала. Домик сгорел дотла, но все жители так сочувственно отнеслись к ним, одели во все новое, начали валять теплые сапоги и обещали весной выстроить домик. По соседству жили добрые люди, старичок со старушкой, сын взял их к себе жить, а домик предложил этим сестрам купить за сходную цену в рассрочку. Они согласились, потом пришло от них письмо, что они уже вошли в дом, и им собрали для уплаты все деньги. Вот как Господь печется о своих труженицах и молитвенницах.

Пока до свидания. Еще и еще благодарю Вас за внимание и утешение. Любящая и уважающая Вас А.Ю.

Глубокоуважаемая и любезнейшая матушка Анна!

Давно, давно хотелось мне передать вам благодарность за любовь и заботу о незабвенном Александре Николаевиче. Благодаря Вашей заботе о нем, я относительно покойна за него.

Дома он мало получал внимания и спокойствия, а Вы ему давали и гомеопатические лекарства, и очки - все время он получал от Вас много внимания и сочувствия. Еще повторяю, благодаря Вам я знала, что есть добрая душа, которая жалеет и заботится о нем, и в последний путь снарядили его.

У меня было маленькое желание - в последний год его жизни весной приехать в Дмитров, побыть в его светлой комнате (у меня всю жизнь окна на север) и попить чайку из Вашей золотой чашечки, но это не сбылось. Господь взял его к Себе!

Еще и еще раз благодарю Вас за вашу любовь, желаю Вам здоровья, бодрости и душевного мира. Прошу Ваших молитв за меня грешную, собираюсь тоже в далекий путь ко всем моим близким уже ушедшим из этого мира.

Искренно сердечно уважающая Вас А.Ю.

Дорогая моя возлюбленная о Господе матушка Иоанна!

Получила Ваше поздравление с днем Ангела и от души тронута Вашим вниманием, памятью и любовью. Сердечно благодарю.

Собиралась все время приехать в Дмитров, но лютая зима, старческие недуги, болезни сестры так меня и не пустили.

Елевферия с Покрова Божией Матери гостит у меня, с 26 декабря, т.е. со второго дня праздника ей стало хуже и хуже, сердце очень ослабело, да еще застарелый бронхит с сильнейшим кашлем уложили ее окончательно в постель. Была очень плоха и слаба, пособоровалась, причастилась - в настоящее время чуточку получше. Прописали ее только на полтора месяца, а там надеемся, что Господь укажет, куда ей деваться. Да. Тяжкий крест не иметь своего уголка, где бы можно было полежать перед смертию и покойно умереть, но видно такова воля Божия.

Дорогая моя матушка Иоанна, прошу прощения, что беспокою Вас своей просьбой. Если Вам это будет по силам, нарисуйте ей наличник, у нее он сгорел, полагается ведьлицо монахини закрывать. Посылаю Вам 25 рублей, если больше будет стоить, я еще дошлю. Знаю, что Вы тоже стали слабенькая.

В конце августа была с Полей в Глинской, сразу по приезде заболела, стала плохо видеть, все двоится в глазах. Врачи признали склероз головного мозга. Вот, моя дорогая Матушка, все Вам описала. Вас всегда с большой любовью вспоминаю и молюсь за Вас. Не оставьте и Вы нас Вашими святыми молитвами. Храни Вас Матерь Божия на всех путях Вашей жизни.

Любящая Вас о Господе недостойная и никудышняя мать Антония.

Простите, что плохо пишу, в сумерках плохо вижу.

Дорогая моя о Господе сестричка Анюта!

Виновата я перед тобой очень, целый год не могла тебе написать и поблагодарить за посылочку. Все тобою присланное так облегчило мою работу, а чудесное письмо твоего Папочки^¹ к брату много раз уже перечитано со слезами умиления. Надеюсь на твою всепрощающую любовь и ради Прощенного Воскресения прошу у тебя, дорогая, прощения за мое долгое молчание. Поверь, что много раз собиралась написать тебе, но суета сует житейская отвлекает от всего. Утром, вспоминая вас с Папочкой, думаю: обязательно сегодня напишу, и так каждый день.

Напиши пожалуйста как ты молишься за Папочку. Вчера 18 февраля исполнилось пятнадцать лет со дня моего дня рождения^², года идут , а с

чем явишься в иной мир и какой дашь ответ за неисполнение обетов, данных перед святым Евангелием.

Помолись, дорогая, чтобы Господь помог мне исправить свою жизнь.

Как ты поживаешь? Как здоровье твое? Ты писала, что Клавдюша с тобой не живет. Хотелось бы мне тебя навестить, да в Москве бываю проездом. Нет у тебя знакомой златошвейки, очень надо вышить скрижали для мантии Архимандриту^*. Буду очень рада видеть тебя у себя, если возможно, приезжай. Привет Клавденьке. Тебя целую с любовию.

Твоя сестра о Христе грешная Мария [Баринова] ^**.

Возлюбленная о Господе и дорогая сестричка Нюрочка! Пишу тебе из Загорска, т.к. моего духовного отца наместника Пимена 4 ноября назначили епископом^***, и я приехала получить от него благословение. Ему нужно архиерейское облачение. Я решила обратиться к тебе, может быть, у тебя есть что твоего Папочки, то Владыка Пимен с радостью купил бы после такого Святителя. Владыка Пимен просит меня сделать ему черное облачение; подарили черный бархат, но совершенно нет приклада, ты мне как-то присылала комплект желтый, хорошо бы достать белый комплект крестов и галуна.

Прости, дорогая, что тебя беспокою, очень волнуюсь, Владыка просит обязательно сделать к посту, а я не знаю, чем отделывать. Если можешь чем-нибудь мне в этом помочь, то прошу прислать ответ.

Как ты себя, дорогая, чувствуешь, я все больше хвораю, но надо работать. Пожалуйста, ответь скорее, я пробуду до Знамения. Крепко тебя целую о Господе.

Твоя сестра во Христе грешная мать Мария [Баринова].

ДАТЫ ЖИЗНИ СХИМОНАХИНИ ИОАННЫ

22 августа (4 сентября) 1904 г. - родилась в Москве.

26 ноября (9 декабря) 1914 г. - смерть отца.

9 марта 1916 г. - вступление в братство святителя Алексия при Чудовом монастыре.

Сентябрь 1916 г. - поступила в гимназию Арсеньевой.

4 августа 1918 г. - семья Патрикеевых выехала в Саратов.

Май 1920 г. - окончена гимназия.

1920-1922 гг. - годы учебы в фельдшерской школе.

30 апреля 1923 г. - 26 апреля 1925 г. - с Владыкой Серафимом в ссылке в Зырянском крае.

26 сентября 1924 г. - Владыка одел Анну в ряску и апостольник.

Лето 1925 г. - 29 июня (12 июля) 1926 г. - с Владыкой в Аносиной пустыни и на хуторе Кубинка.

5 июля 1926 г. - 9 сентября 1927 г. - в Дивеево.

Октябрь 1927 г. -1932 г. - в Меленках.

25 апреля 1928 г. - Анна пострижена Владыкой в рясофор.

11 апреля - 24 июня 1932 г. - в заключении в Ивановской тюрьме.

19 июля 1932 г. - ссылка в Казахстан. Алма-Ата.

28 октября 1932 г. - Гурьев.

5 июля 1933 г. - Уральск.

Январь 1935 г. - июнь 1937 г. — в Ишиме.

15 июля - 22 октября 1937 г. — Омск. У тюремных стен.

16 мая 1937 г. - смерть матери.

1937-1940 гг. - живет в пос. Чисмена близ Волоколамска, работает в Московском художественном фонде вышивальщицей и художницей.

1940 г. - переезд в Сергиев Посад (тогда Загорск); псаломщица и певчая Ильинского храма.

7 марта 1942 г. - постриг в мантию.

18 марта 1942 г. - в схиму.

5 сентября 1942 г. - переезд в Дмитров; поселяется в Заречье, окраин» Дмитрова.

1963-1977 гг. - живет в деревне Поддубки в 4-х км от Дмитрова. Затем вновь в Дмитрове.

21 июня 1980 г. - блаженная кончина матушки.