Лето 1944 года для большой группы калмыков обернулось новыми бедами и потерями. После декабрьского 1943 года выселения только-только начали обживаться в Красноярском крае, а тут снова подняли и в дорогу. Говорили, что повезут ближе к дому, поэтому люди поверили и согласились ехать. Даже радовались. Надеялись, что отмучаемся, переберемся ближе к своей теплой родине. Оказалось, что это был обман. Увезли еще дальше, почти до Северного Ледовитого океана, А условия жизни, быта, труда и климат оказались еще более суровые, чем в Красноярском крае. Так мы приплыли в устье Енисея и прожили почти месяц в палатках на берегу реки у поселка Усть-Порт.

В течение всего этого времени взрослых и даже подростков гоняли на работу. Потом одних увезли дальше. Выяснилось, что их повезли по Северному Ледовитому океану вокруг Таймыра на другой край полуострова. Тех, кого оставили, разбросали по разным

местам. Часть людей увезли вниз по побережью по рыбоучасткам, других оставили для работы на рыбоконсервном заводе в самом поселке Усть-Порт. Оставили здесь и нашу семью из шести человек - кроме отца и матери, было четверо детей: Ольга, я, Соня и братишка Володя. Для завода мы были очень выгодным "контингентом", нас так называли в первое время.

Кроме отца, Бадмаева Сангаджи, матери Кишты, работали мы с Олей. Через несколько лет стал работать и Володя. Только Соня была еще мала возрастом. Самые главные воспоминания тех лет связаны с работой, потому что нас заставляли работать уже с подросткового возраста. Нас, малолеток, вначале ставили на подсобные работы. Потом доверяли конопатить, смолить, красить баржи, приводить в порядок кубрики. Одним словом, дело всегда нам находили.

Худо было зимой. Особо теплой одежды у нас не было. А холода там стояли сильные. Часто работали на открытом воздухе. Мороз и пронизывающие ветры пробирали до костей. Только при морозе выше сорока градусов отпускали домой. Это называлось "нерабочей зоной". При других условиях никаких послаблений не делали.

Как только мы чуть повзрослели, нас перевели в рыбаки. С нашим желанием не считались: приказом распределили по звеньям. В звене три человека: две девушки и один мужчина или парень. Он - звеньевой. Такие звенья создавали для зимнего лова, который вели вдалеке от поселка, живя на промысловой базе. Всю зиму мы проводили там в бараке. Спали на нарах.

Рабочий день начинался с того, что долбили лед, расчищали проруби, чтобы поднять сети и выбрать улов. Вытягивали сети и выбирали рыбу в любой мо-

роз голыми руками. Что это такое - словами не передашь. При переходе на новый участок приходилось долбить лед толщиной в два, а то и два с половиной метра. Вроде бы не женское это дело - целыми днями крушить лед пешней, кайлом, выкидывать его с двухметровой глубины. Но из года в год мы в изнурительно длинные полярные зимы вынуждены были заниматься им. Работы на льду прекращались лишь в случае сильной метели. Других причин не существовало.

Летом были другие заботы: работа в цехах. Но с некоторого времени я, в паре с отцом, стала плавать матросом на паузке. Шкипером был очень опытный и уважаемый наш земляк Натыр Басангов. Несмотря на тяжелый труд, с ним было легко работать. Он умел организовать дело без лишней суеты и шума. Часто мы ходили в продолжительные и дальние рейсы, возили продукцию нашего завода в Дудинку, Норильск. Консервы, соленая рыба поставлялись туда не только для населения этих городов, но и для снабжения исправительно-трудовых лагерей. Я всегда очень боялась, когда груз для лагеря получали заключенные. Делала вид, что не замечаю, когда они некоторые упаковки потрошили и консервы припрятывали на себе.

Не всегда наше плавание заканчивалось благополучно. Однажды, когда мы должны были везти из Игарки бензин, на палубе случился пожар. Отец с Натыром Басанговым сумели выбраться из-под завала, который образовался из-за взрыва в кубрике. Быстро' отцепили буксир и оттолкнули паузок от катера. И предотвратили распространение огня на другие плавсредства. Меня взрывом сбросило в реку. Навигация только открылась, и вода была очень холодная. Как я выбралась на берег - одному Богу известно. Потом мне долго говорили: "Кому не судьба, тот и в огне не сгорит, и в воде не утонет".

Потом нас долго держали в Игарке, а Натыра даже арестовали. Все допрашивали и хотели вину свалить на нас. Но доказать не сумели. В защиту выступило руководство завода, доказывая нашу невиновность. Через месяц дело закрыли.

Мы десять лет прожили в Усть-Порте. За эти годы, кроме всяких болезней, которые и сейчас мучают, ничего не заработали. Узнали, что такое цинга, которой люди заболевают на севере из-за недостатка витаминов. Мы ведь никаких фруктов, овощей в глаза не видели. Корнеплоды поставляли только в сушеном виде. Единственное, что было в естественном виде, рыба. Вот и страдали от болей в суставах, мышцах, во всем теле. Болели десны, они делались рыхлыми и кровоточили.

В 1954 году племянники отца, Джимбя и Убуш Бадмаевы, сумели организовать нам вызов через Красноярское управление внутренних дел. И мы всей семьей переехали в Абакан. Благодаря этому младшая сестра Софья закончила там среднюю школу и, возвратившись в республику, получила высшее педагогическое образование. В 1957 году я устроила и свою личную жизнь. Вышла замуж за Ходжаева Бову Сангаджиевича. Он работал тогда на руднике "Коммунар" Ширинского района.

Вернувшись на родину, мы с мужем стали работать строителями. Он стал заслуженным строителем РСФСР, на хорошем счету была и я. Вырастили и воспитали трех сыновей. Растут семеро внуков и внучек. И я считаю, что это благодаря тому, что восстановили справедливость и мы получили возможность вернуться и жить в родной республике.