«…оленеводы и рыбаки иначе как «Счастливый путь» его не называли»
«…оленеводы и рыбаки иначе как «Счастливый путь» его не называли»
Горр А. Д. «…оленеводы и рыбаки иначе как "Счастливый путь" его не называли» // О времени, о Норильске, о себе…: Воспоминания. Кн. 2 / ред.-сост. Г. И. Касабова. – М. : ПолиМЕдиа, 2003. – С. 437-446.
Светлой памяти жены Тамары,
многие годы прожившей со мной на Таймыре,
посвящаю
До 1941 г. я жил в цветущей республике немцев, в Поволжье. И вот однажды три с лишним миллиона человек в телячьих вагонах вывезли в Сибирь. В их числе была и моя семья. Ночью мы прибыли в Канск. Поглазеть на живых немцев (ведь уже шла война с Германией!) пришли многие. А на кого было смотреть — на русских немцев?
Мы поехали работать в совхоз, в село Чечеул. Зимовать пришлось в Канском птицесовхозе, а в 1942 г. отца отправили в трудармию, нас с матерью — на север ловить рыбу. Так в сентябре я оказался в Потапово, где и прожил десять лет. Здесь я окончил семь классов, здесь в моей трудовой книжке сделали первую запись. Забегая вперед, скажу, что и сегодня очень горд, что за тяжелую работу в экстремальных условиях Крайнего Севера меня наградили медалью за работу в тылу во время Великой Отечественной войны.
Время было страшное: мой отец ни за что ни про что три года сидел. По тем меркам ему дали небольшой срок, да еще и освободили досрочно. Помню, как отец рассказывал:
— Сижу на допросе следователя, отвечаю на вопросы. Потом следователь встал и вышел. Стенки между кабинетами тоненькие были, все слышно, что говорят рядом. Следователь и докладывает начальнику, что не того, мол, взяли, этот-то невиновен...
Таких невинно осужденных можно было встретить и в селе Потапово, в ста километрах от Дудинки. Вместе с местным населением (ненцами, долганами, эвенками) здесь жили и спецпереселенцы (нем-
цы, русские), и заключенные из числа расконвоированных. Потаповский совхоз был местом ссылки в годы войны и после, до 1949 г. он был подразделением Норильского комбината и исправительно-трудового лагеря МВД.
На базе Потаповского оленеводческого совхоза была образована Таймырская опытная комплексная оленеводческая станция, а при ней — опытно-производственное хозяйство (собственно, бывший оленесовхоз). Это большое хозяйство в районах Крайнего Севера занималось оленеводством, рыболовством, заготовкой древесины, сена, сбором ягод, перевозками оленьим транспортом, содержанием домашнего скота — коров, лошадей. Здесь на гектаре пахотной земли были теплицы и парники. Совхоз входил в состав Норильского комбината.
Здесь я познакомился с замечательным человеком Василием Валерьяновичем Семеновым. В 1937 г. он был осужден как враг народа. Отбыв срок заключения, Семенов хотел вернуться к месту своего жительства в Москву. Однако ему объяснили, что лицам, отбывшим наказание, проживать ни в Москве, ни в городах областного подчинения не разрешается.
Так Василий Валерьянович появился в небольшом городе Таганроге. По-хорошему он вошел в семью с тремя детьми, работал в местном профтехучилище.
Прошло несколько лет, власть вспомнила о бывших врагах народа и снова как неблагонадежных стала отправлять их в места отдаленные. Василию Валерьяновичу досталось село Потапово (правильнее — станок Потапово).
Человек он был высокообразованный, но совершенно не приспособленный к ручному труду. Другой же работы в поселке не было. Трудился он на улице — в холод и слякоть пилил дрова, возил сено, убирал снег и т.д. На здоровье Семенова сказывались возраст, скудная еда. Василий Валерьянович искал вы-
ход из этого положения: как себе помочь? Был он в хорошей дружбе с моим отцом, работавшим заведующим хозяйством (что-то вроде бригадира). Вместе им удалось перевести Василия Валерьяновича на работу сторожа на скотном дворе.
Работа была ночная, но главное — в тепле. Через какое-то время Василий Валерьянович решил заполнить свое ночное время работой по совместительству, так он сумел бы дополнительно заработать немного денег. Благородный Василий Валерьянович регулярно делал, хотя и небольшие, переводы детям, семье, которую вынужденно оставил в Таганроге.
Дополнительная работа нашлась. В конюшню, где он ночью дежурил и ухаживал за скотом, завезли несколько саней мерзлого торфа — его предостаточно было в окрестностях. Нужно было разбить комки торфа на мелкие части, готовить его для использования в выращивании рассады капусты.
Это может показаться невероятным, но северный совхоз каждое лето сажал картофель, капусту. В теплицах выращивали лук-батун. Этим руководила агроном, старший научный сотрудник опытной станции, однофамилица Василия Валерьяновича, Мария Михайловна Семенова. Добросовестное отношение к делу, можно сказать фанатическое, приводило к успеху. В условиях Крайнего Севера в суровые годы войны пусть небольшой, но всегда собирали урожай картофеля, капусты, лука, турнепса. Движущим мотивом трудового энтузиазма был явный недостаток продуктов питания.
Предметом гордости моего отца, активного участника выращивания овощей, и Марии Михайловны был экземпляр картофеля весом более 300 граммов. Этот экспонат долго показывали приезжему начальству.
Но вернемся к главному герою — Василию Валерьяновичу Семенову. Его ночная работа была проста: обухом топора он дробил мерзлый торф. Для этого требовалось освещение. Конечно, тогда ника-
кого электричества в помещении, где трудился Василий Валерьянович, и в помине не было, он использовал для этого фонарь «летучую мышь». Он был единственным экземпляром в хозяйстве, и потому отец очень просил Василия Валерьяновича работать осторожно, чтобы не разбить стекло.
Со стороны Василий Валерьянович выглядел комично: фонарем он освещал кучу торфа, фиксировал точку, по которой следовало ударить топором, потом убирал фонарь за спину и бил по комку торфа. Хотя и медленно, но дело шло — крупный торф становился мельче; не на много, но денег у Василия Валерьяновича прибавилось.
Но однажды Василий Валерьянович в одну из ночей, очевидно задумавшись, забыл убрать фонарь и разбил стекло. Это была катастрофа! Василий Валерьянович извинялся, серьезно переживал о случившемся. Он пробовал приспособить вместо фирменного стекла стеклобанки — они постоянно лопались. Производительность его труда упала, а с ней и заработок. Тут уместно сказать, что Василий Валерьянович в дальнейшем вместе с другими местными инженерами — Синюткиным, Шкетом, Резвовым и другими был инициатором и участником создания в селе Потапово первого источника электричества — строительство линии электросети стало настоящим событием для населения.
От Василия Валерьяновича исходили какая-то необыкновенная доброта и уважительное отношение к людям. С ним было легко общаться, а его рассказам о прожитой жизни не было конца. Он рассказывал о гражданской войне, в которой участвовал, за что и был награжден боевым орденом Красного Знамени. Причем его орден имел номер из первой сотни. В годы заключения его вытащили из лагеря на Колыме и самолетом привезли в Москву. Вместе с другими заключенными-инженерами его принимал Берия, который определил Семенова в одно из конструкторских учреж-
дений, в «шарашку», к конструктору А.Н. Туполеву. Работа его была связана с моторостроением. Я впервые услышал от Василия Валерьяновича о самолетах, о Циолковском, о разделении урана и его колоссальной силе и многом другом. От него тогда же я узнал о запрещенном к распространению знаменитом письме В.И. Ленина о Сталине. Все это было очень интересно. Я был внимательным и любопытным слушателем, и Василий Валерьянович многие часы посвятил моему просвещению. Так родилась наша дружба. Он радовался вместе со мной, когда я поступил в вечернюю школу, интересовался моими делами и вдохновил меня на учебу в институте.
Наши доверительные отношения родились в условиях ограниченной свободы. Василий Валерьянович, как и я, находился под надзором коменданта МВД, мы ежемесячно ходили к нему на отметку — это была очень строгая и неукоснительная обязанность. Даже в тундру можно было выехать только с его разрешения и по маршрутному листу. При этом справедливости ради не могу не отметить, что большинство комендантов были хорошими людьми и довольно лояльно относились к своим поднадзорным. А некоторые из них и сами отбывали наказание в поселке по линии своей службы. Одно время, к примеру, комендантом был майор Николай Иванович Михайлюк — на Крайний Север его направили с Украины, и он частенько, когда бывал навеселе, напевал любимую песенку про чубчик кучерявый.
С большой благодарностью вспоминаю моего последнего коменданта в Потапово — капитана Торгашина (к своему стыду, не помню его имя и отчество). Он убедил моих родителей, заметив мое огромное желание учиться, направить меня в Дудинку. Он помог мне устроиться на работу в порт, поступить в вечернюю школу рабочей молодежи и сам прикрепил меня к дудинской комендатуре, которую я посещал еще четыре года.
В ведении комендантов Потапово были также ссыльные в поселках Никольское и Хантайка (теперь поселков уже нет). В них были созданы колхозы. В Потапово «Заполярник» объединял местных жителей, а ссыльных немцев собрали в отдельный колхоз, назвав его «Новая жизнь». Это была издевка! В первые две зимы большинство работников и их детей умерли от голода и холода, ведь зимовать пришлось в вырытых у подножия горы землянках. Кстати, следующее большое село от Хантайки в сторону Игарки — деревня Плахино. Я вспомнил о ней не потому, что наш совхоз прихватывал у нее угодья для выпаса оленей, а потому что о событиях в этой деревне близ могучего Енисея написано в книге «Царь-рыба» знаменитым писателем Виктором Астафьевым.
Меня поразили необычайно трудные условия жизни местного населения. Зимой и летом я жил с ними и понял, насколько они сильны в борьбе за жизнь, за своих детей! Не все могут представить, как в условиях жуткого холода и кочевого образа жизни зимой рождаются дети, растут, продолжая род свой!
Я убежден, что малые народы Севера заслуживают большего уважения и помощи от власти. Несправедливость к местному населению удивляет. Вот один из примеров. До недавнего времени работающим на Крайнем Севере через каждые шесть месяцев платили 10 процентов надбавки и коэффициент 1,8 к заработной плате. И надо же было такое придумать: эти льготы не распространялись на главных, основных работников тундры — на местное население, включая русских, родившихся на Таймыре! Даже ссыльным переселенцам платили, а местным — нет!
Через какое-то время Василий Валерьянович перебрался на новую работу — продавцом в ларьке на озере Таймень, примерно в 40 километрах на левом берегу Енисея.
В этой округе находились большие угодья тундры с белым мхом — любимым кормом оленей. Там
же капитально построили крепкий и большой кораль, который использовался для маркировки, пересчета, выбраковки оленей и других работ. Поэтому к осени все стада подтягивались к коралю. Работали на корале научные сотрудники, ветеринары, зоотехники и конечно же пастухи, бригадиры. Особое внимание уделяли формированию транспортного стада из быков — кастратов и яловых важенок. В это время к Василию Валерьяновичу чаще приезжали за покупками. И хотя наступало темное время суток, он был рад всем посетителям. Он знал всех работников и членов их семей. Василий Валерьянович часто проводил с ними беседы, читал газеты. Хотя новости они узнавали с опозданием, воспринимали их живо и с интересом. Помню, в газете «За металл», которую в годы войны издавал Норильский комбинат, была помещена карикатура на руководство управления подсобных хозяйств, куда входил и Потаповский совхоз. Слушатели Василия Валерьяновича смеялись, когда увидели на рисунке трех мужиков, стоящих с пустыми удочками посреди озера, и стихотворное пояснение: «Пивень, Силин и Мамед рыбу ловят, рыбы — нет». Речь шла о начальнике, главном инженере и главном технологе совхоза.
Каждый оленевод, отправляясь в ларек, прихватывал с собой дрова (сушняк или тальник) для печки Василия Валерьяновича. Они же помогали ему распилить и наколоть дрова, угощали мясом, рыбой. А Василий Валерьянович угощал каждого крепким горячим чаем, заготовленными сухарями. Покупки оленеводов и рыбаков всегда были небольшими — они увозили домой муку, крупу, сахар, чай, табак, соль, спички, карамель для детей.
Василий Валерьянович обязательно всем выписывал своеобразный чек — записку (в ходу были листики из книжечек курительной бумаги). Четким почерком он писал название товара, количество, цену, сумму и итог. Расписывался и ставил дату.
В.В. Семенов снискал абсолютное доверие среди пастухов, рыбаков в отличие от предыдущего продавца Юрлова, который их нагло обсчитывал. По заведенному порядку каждый раз, провожая покупателя у своей заваленной по крышу снегом избушки, он обращался к ним с напутствием: «Счастливый путь!» Постепенно эти слова «пристали» к Василию Валерьяновичу как выражение взаимной дружбы и уважения.
Между собой в разговорах оленеводы и рыбаки иначе как «Счастливый путь» его не называли.
Местное население уважало и почитало Василия Валерьяновича.
Он часто время коротал в одиночестве. В ожидании очередного путника — покупателя изучал официальную литературу, чтобы, как он говорил, не отстать от времени. Книгу «Война и мир» Л.Н. Толстого он зачитал до дыр. На полях делал свои, одному ему понятные пометки. Жалею, что не записал написанное им стихотворение под названием «Лиственница». Оно оставило в моей памяти настроение стойкости духа автора. Помню, Василий Валерьянович хотел написать о долганине Николае Николаевиче Куропатове, по-местному его звали Муку. Он спас немецкого ребенка.
А дело было так.
Николай Николаевич Куропатов, высокий и крепкий мужчина, многие годы работал бригадиром большого оленьего стада (до 1000 голов). Жена его, Зоя, очень чистоплотная хозяйка, к сожалению, болела, как многие ее соплеменники, туберкулезом. Большой мастер шитья, она одевалась в нарядные яркие верхние одежды (парки), красивые, вышитые бисером унты, шапки. Зоя умело подбирала по цвету и качеству шкуры оленя (камус, пыжик), песца, горностая, росомахи. Детей у них не было. Николая Николаевича уважали, он пользовался большим авторитетом среди своих братьев — Григория, Афанасия, Василия, Петра. Наиболее драчливый Афоня, бывало, даже ког-
да выпьет, слушался его беспрекословно. Он «держал» дисциплину пастухов, проверял ночные дежурства, оберегал оленей от волков. По-настоящему соревновался с другими бригадами — Еремина, Мелькова, Сапожникова, Ямкина, Корякина, Столыпинина. Главное было — сохранить поголовье оленей к осени, особенно молодняк, добиться упитанности стада.
И вот в один из холодных зимних дней Николай Николаевич с женой возвращались в стадо, которое выпасалось возле деревни Плахино. Проехать туда по Енисею можно, только минуя станок Хантайку, где первую зиму в землянках жили немцы. Когда в сентябре 1942 г. их высадили с флагмана Енисейского пассажирского пароходства «И. Сталин» на берег Енисея, там стоял один небольшой домик, в котором когда-то жили извозчики, возившие на лошадях почту из Красноярска, Енисейска, Туруханска в Дудинку.
Дав передохнуть оленям (от Потапово до Хантайки 70 км), Николай Николаевич с женой зашли в одну из землянок и увидели там жуткую картину: изможденные и голодные люди лежали без всякой помощи — они умирали... Полная безысходность была в их глазах: работы не было, холод стоял жуткий, мизерного пайка хлеба не хватало даже для поддержания жизни...
Николай Николаевич и Зоя ужаснулись, увидев лежавшую на нарах опухшую от голода женщину и ползающую по ней громко плачущую совсем малую девочку. Как рассказывал потом Николай Николаевич, девочка потянулась к ним ручками и повторяла по-немецки: «Хлеба! Хлеба!» Жалости Куропатовых не было предела! Посоветовавшись с Зоей, с молчаливого согласия умирающей женщины они взяли девочку с собой, решив хотя бы досыта накормить. Через несколько дней они вновь заехали в Хантайку и, к большому огорчению, узнали, что мама девочки умерла. Они оставили малышку у себя и назвали Марусей. Так немецкий ребенок стал Марией Николаевной Куропатовой.
Маруся называла Николая Николаевича и Зою папой и мамой и очень любила их. Шло время, а вместе с ним пришла пора идти в школу. Зимой девочка училась со своими сверстниками в школе-интернате в Потапово, а летом приезжала домой в тундру к родителям. И потом, когда училась в институте им. Герцена в Ленинграде, Маруся, как и раньше, приезжала на каникулы к своим родителям. Она выросла красивой, умной женщиной, избежала унижений и мытарств как немка по национальности.
Мы часто с Василием Валерьяновичем Семеновым сидели на берегу большого, богатого крупной рыбой озера Таймень. О чем только не говорили! С тех пор прошло много лет — после Потапово я жил и работал в Дудинке, Норильске, встречал много интересных людей, пережил и тяготы, и радости жизни и всегда вспоминаю с благодарностью своего друга и учителя Василия Валерьяновича Семенова. Он из тех, кто учил примером своей жизни и негромким добром, которое делал встретившимся на его жизненном пути. Такие, как он, как долганин Николай Николаевич Куропатов, — люди одной породы. На таких, как они, добрых, деятельных и порядочных, страна держалась в самое тяжкое время. Дай бог, выстоит и теперь.
Когда гуляю по поселку Озеро Белое, воспоминания о прожитом сопровождают меня все чаще. И так хочется, чтобы имя «Счастливый путь», данное северными жителями Василию Валерьяновичу Семенову, стало символом нашего будущего, в котором уже не будет массовых репрессий, унижения народов...