ХОЛОД

Натужено ревел мотор. Мощные фары "Студебеккера" своим ослепительным светом выдергивал по обеим сторонам дороги медные стволы сосен, черно-бронзовые стволы лиственниц, толстыми свечками исчезавшие в густой темноте, разлапистые, припорошенные снегом ели. Казалось, что деревья в нескольких метрах от земли обрезаны невидимым лезвием тьмы. Они стояли сплошной сте-

ной, скрывая за собой жутко неведомое, загадочное ничто. Деревья были столь похожи друг на друга, что, несмотря на движения автомобиля, не убегали, как обычно, назад, а стояли неподвижно. Райхеру представилось, что они едут вникуда и конца пути не будет.

Л холод донимал, и терпеть его было уже невозможно. Ноги онемели, руки окоченели, губы превратились в ледники, и не было сил даже пошевелить ими. Райхер перестал чувствовать собственное тело, и он не мог понять, что осталось от его существа. Пожалуй, только душа, мелькнуло в его сознании. Он понимал, что продолжает мыслить, но нечто материальное, скованное стужей, мыслить не могло. Следовательно, душа - категория абсолютно не материальная. А что же тогда? В какой субстанции она функционирует? Ответа Райхер найти не мог. Да и известен ли он кому-нибудь?

Внезапно Райхер почувствовал, что холод усилился. Он машинально глянул вверх и поразился открывшейся перед ним потрясающей картиной. Матово-черный купол неба мерцал светом мириадов звезд. Обведя взглядом доступную обозрению сферу неба, он не обнаружил ни ковша Большой Медведицы, ни Полярной звезды. Вначале он растерялся, но уроки астрономии не прошли даром, и он понял, что не туда смотрит. С трудом задрав голову, чуть не свернув задубевшею шею, Райхер увидел во всем своем великолепии, чуть ли не в зените Полярную звезду, как бы передовую фару звездного скопления, принявшего форму огромного ковша.

Это и была Большая Медведица. Недалеко от нее моргал ковш Малой Медведицы. Положение этих звезд не оставляло никаких сомнений в том, как его забросили на Север. Ведь чем южнее, тем ближе к горизонту Полярная звезда. Всю видимую часть неба пересекал Млечный путь, который на Украине называют Чумацькiм шляхом. Он как бы указывал путь запорожским казакам - чумакам, отправлявшимся в Крым за солью. Звездное небо всегда привлекало Райхера своей бесконечностью, неповторимой торжественностью и отдаленностью от земной суеты. От его чарующего вида невозможно было оторвать взгляд.

Внезапно, чуть ниже правого борта грузовика показалось несколько звездочек, совершенно не мерцавших. Что могло бы это означать, подумал Райхер. Ведь не мерцает только свет, идущий от планет. Но в это время, да и на столь высокой широте, их увидеть невозможно. Вскоре две звездочки засверкали слева. Удивительней всего было то, что они медленно, но определенно увеличивались в размерах. Сомнений уже не было никаких: видимый свет излучали не звезды и планеты, а просто электрические лампочки, а, может, и прожектора. Значит, приближается какой-то населенный

пункт, и, возможно, конец пути.

И только сейчас Райхер ощутил, как окоченело его тело, которое превратилось в источник всепоглощающей боли. Она вернула ему физическое самоощущение. Из груди его вырвался животный крик, который застревал в горле, не в силах преодолеть окованные морозом губы. Райхер только дико вращал, как ему казалось, глазами, пытаясь привлечь к себе внимание соседей. Он не задумывался уже о том, чем они могли ему помочь. Все его существо протестовало против насилия природы над ним. Противостоять ей уже не было сил. Их осталось ровно столько, сколько нужно было человеку в его положении, чтобы мобилизовать всю волю, необходимую для сохранения сознания.

Вскоре показалась цепочка огней, убедительно освещавшая ограждения зоны лагпункта. "Студебеккер" въехал на дощатую площадку, которая отчаянно заскрипела под его тяжестью, и остановился в нескольких метрах от высоких и широких железных ворот. Слева от них приютилось бревенчатое небольшое здание. Лучи мощных прожекторов, установленных где-то вверху, перекрещивались на здании, оказавшимся, как потом узнал Райхер, вахтой, и, спустившись по трем ступенькам, подошли к машине два человека в полушубках и валенках. На меховых шапках сверкали звездочки.

Тут послышался свирепый, отрывистый собачий лай, и вокруг "Студебеккера" запрыгали в дикой пляске огромные псы - овчарки. Они рычали, обнажая свои страшные клыки, и, беснуясь, бросались на борта машины, пытаясь добраться до заключенных. И, возможно, им бы это удалось, если бы из вахты не выбежал солдат, очевидно, их наставник, и не закричал иа, несомненно, известном им языке. Собаки вмиг смолкли, отпрянули от автомобиля и, скуля и повизгивая, разбежались в стороны, вдоль забора, ограждавшего лагпункт. По-видимому, их не зря кормили, дрессировали, и они исправно несли свою службу но охране, как им, вероятно, вразумительно объясняли, врагов народа.

Начальник конвоя вышел из кабины и между ним и встретившими его рукопожатием двумя местными вертухаями завязался оживленный разговор, сопровождаемый энергичной жестикуляцией. Обрывки крутого мата явственно доносились до заключенных, с нетерпением ожидавших решения их судьбы. А то, что лагпункт, у ворот которого остановился "Студебеккер", оказался весьма негостеприимным, пи у кого из сидящих в кузове, сомнений не вызывало. Иначе их сразу же выгрузили. А этого им хотелось больше всего. Никто не думал о еде, а проголодались они изрядно, - все стремились к одному: побыстрее оказаться в теплом помещении. На худой конец - оказаться па земле и встряхнуться столь энергич-

но, чтобы стало теплее.

- Я не знаю никаких Талиц, - закричал начальник конвоя. - У меня предписание доставить заключенных в 6-е отделение! Разве я не туда попал?

- Туда. - ответил один из встречавших вертухаев. - Но оно включает два лагпункта, и это не наше дело, в какой из них направить заключенных!

- Тогда принимайте их здесь, сейчас же, а потом направляйте их хоть куда!

- Не можем. - вертухай еще раз заглянул в бумаги, переданные у начальником конвоя, - они все проходят по 58-й, а здесь у нас таких нетути. Одни воры, урки и прочая шобла! Усек?

- Да, пошел ты!

- Смотри, схлопочешь. - зарвался вертухай - Вези на Южную. Путь всего пять километров, а может, и чуть боле. Кто их считал? Там уже политические. Как раз в масть.

- Давай бумаги! - начальник конвоя взял свои бумаги. - Не везти же их назад! - Он понял, что придется ехать дальше, но очень уж не хотелось трястись и мерзнуть лишних десять километров. - А ну, сержант! Выгружай заключенных, а ты старшина принимай их!

- Отставить! - заорал старшина.

- Чавой? Я пока начальник конвоя. Я командую солдатами. Как скажу, так и сделают.

И действительно, один из конвойных солдат спрыгнул на землю, обошел машину и открыл задний борт. Заключенные попытались встать, но, увидев дуло автомата, направленное на них оставшимся в автомобиле конвойным, вновь приняли прежнее положение. Они понимали, что покидать машину без команды весьма рискованно: солдат мог открыть стрельбу на поражение. Он был выдрессирован так же тщательно, как и те злобные псы, и готов был действовать столь же автоматически, не рассуждая, как и они, звери.

- Давай, фашисты, сигайте на землю! - заорал начальник конвоя, и все заключенные поняли, то приказ касается именно их. - Чего застыли? Выгружайтесь! Быстро!

Заключенные стали, хотя и с трудом, подниматься один за другим. Только Райхер остался сидеть, не в силах встать. Двое заключенных, его соседи, не сговариваясь, понимая, очевидно, что он не в состоянии подняться, то ли примерз к кузову, то ли в конец обморозился, - взяли его под руки и попытались поставить на ноги. Но из этого у них ничего не получилось. Ноги Райхера затекли и онемели настолько, что подгибались как ватные. Ему казалось, что из

них извлекли все кости, и опираться о пол ему было нечем. Заключенные стали поднимать его в воздух на полметра и с силой опускать. Но ноги не подчинялись Райхеру.

- Еще немного, братцы! - еле разомкнув губы, пробормотал Райхер. Дикая боль пронзила его ноги, но он не испугался, и, наоборот, обрадовался: он почувствовал, что кровообращение медленно восстанавливается в них. Скоро он встал на ноги, но стоял неуверенно, что если бы его не поддерживали соседи, то неминуемо упал бы. - Сейчас, сейчас, братцы! - с трудом открывая рот, прошептал Райхер. К этому времени все заключенные, кроме них, троих, помогая друг другу, оказались на дощатом настиле.

- А вы что? - крикнул начальник конвоя - Да бросайте этого фраера на землю! Ишь вырядился! На танцы собрался? Надо было дома приодеться!

- Дык, убьется же он! - возразил один из заключенных, поддерживающих Райхера.

- На одного вражину станет меньше! - Почему-то офицер вдруг изменил свое мнение.

Но заключенные быстро сообразили, что нужно делать. Один из них выпрыгнул из кузова, но неудачно приземлился и упал на бок. Понимая, что в его распоряжении мгновения, он быстро поднялся и протянул руки в сторону товарища, который, уже держа Райхера сзади под руки, медленно ссаживал его. Поднявшийся успел вовремя. Он подхватил Райхера, но не дал ему опуститься на настил, а крепко уцепился за его талию. Вместе с Райхером он стал подпрыгивать до тех пор, пока тот уверенно не стал на ноги, постанывая и пошатываясь.

- Спасибо, братцы! Вы спасли меня! - Райхеру показалось, что стало теплее. Он, наконец, ощутил все свое тело и готов был продолжать путь, тем более, что до конца его оставалось всего лишь 5 километров. Райхер понимал, что начальник конвоя вряд ли преодолеет сопротивление старшины. Все же тот - принимающая сторона, которая находится в более выгодном положении, чем передающая. Упрется - и не подпишет приемный документ. А без него начальнику конвоя бессмысленно возвращаться.

Тем временем, из вахты выбежал вертухай и пригласил старшину и офицера войти в помещение. Что там произошло, кто с кем разговаривал, по телефону ли, тет-а-тет с каким-то чином ли, - это, конечно, Райхер не знал, и никто из собеседников делиться с ним не собирался. Однако, то, что решение было принято к безоговорочному исполнению, вскоре стало очевидно.

- Сержант! - заорал начальник конвоя, появившись в дверях вахты, - грузи обратно, поедем дальше! Быстрее!

И вновь началась погрузка людей в кузов автомобиля. На этот раз она происходила значительно дольше, чем в Ивделе. Люди устали, озябли, а хорошо размяться не успели. Но понукаемые криками и подзатыльниками конвойных солдат, заключенные уныло карабкались по лесенке, ведущей в кузов грузовика. Задние напирали на передних и тем самым усложняли погрузку. Райхер смотрел на некоторых зеков, которые не в состоянии были самостоятельно преодолеть несколько ступенек, и их буквально на плечах переносили в кузов. Еще совсем недавно, думал Райхер, он, разбежавшись, с ходу запрыгнул бы в него, ни за что не держась. Впрочем, он и сейчас бы это сделал, если бы не окоченел от холода. Теперь он еле передвигал ноги, но все же с помощью рук взобрался по лесенке и устроился где-то в середине этапируемых.

Наконец, все заняли свои места, и машина тронулась, сопровождаемая яростным лаем захлебывающихся овчарок, вновь невесть откуда взявшихся. Но раздался крик, очевидно, их двуногого руководителя, они, будто натолкнувшись на невидимую преграду, сделали стойку, отчаянно замахали передними лапами, а затем, развернуишись, скуля и повизгивая, прижав хвосты к задним конечностям, медленно поплелись назад. Бедные животные, подумал Райхер, как их укротили, подавив волю, но, сохранив агрессивный звериный инстинкт, те, кто совершенно безосновательно называет себя людьми. Они, в отличие от животных, действовали и действуют сознательно и целеустремленно. Власть предержащие дрессируют и людей, превращая их в собак. И это преступление нельзя простить.

"Студебеккер", обогнув слева ограду лагпункта, медленно катил но ухабам, оставив справа от себя просматривавшиеся избы поселка, он приближался к плоскогорью, покрытому лесом, а перед ним просматривался изгиб реки, хотя берегов ее видно не было. Она, очевидно, текла на узком равнинном пространстве, зажатом горами, а снег сравнял ее пойму с землей. Слева над машиной нависали скалы, из которых свечками торчали деревья, но вершины тех и других терялись в темноте. Летом, подумал Райхер, здешний пейзаж впечатляет своей дикостью, необузданностью и непокорностью. Перед ними простираются отроги северо-восточной части Уральского хребта. А по расстоянию от Свердловска можно было определить, что они непроходимой тайгой плавно спускаются где-то гам, сравнительно недалеко на Севере, к тундре - туда, в белое безмолвие, иногда нарушаемое лаем упряжек кочующих остяков (ныне вогулов) и жалобным скрипом снежного наста под тяжестью копыт оленей.

деревьями. Грузовик, натужено гудя временами захлебывающимся двигателем, упорно катил в глубоком ущелье, ограничившем узкую полоску земли и, по-видимому, неширокое русло реки, угадывавшейся под толстым слоем снега, прикрывшим лед. Можно было только удивиться тому, что дорога проложена не по замерзшей реке, а по кочкам скованного морозом болота. Но, очевидно, какой-то, резон в этом был, ибо человек всегда ищет и находит более приемлемый путь для передвижения. Райхер с трудом сохранял способность размышлять. Она приближала его к концу дороги быстрее, чем скорость автомобиля. Но холод вновь стал донимать, а мысли до их окончательного оформления - стопориться и замерзать.

Грузовик засигналил, как бы обрадовавшись освобождению от плена ущелья, пытавшегося на поворотах своими, казалось, сходящимися откосами раздавить его. Он, наконец, вырвался на равнинный простор, и Райхер увидел тусклые огоньки угадывающихся изб и яркие широкие лучи прожекторов лагерной зоны. Как бы внезапно возникло то, что называлось Южной Талицей. Несколько раз подпрыгнув, "Студебеккер", взвизгнув тормозами, остановился перед массивными деревянными воротами, ритмично урча и подрагивая. Светом своих фар он осветил вахту, ворота и часть забора. В метре над воротами взметнулся транспарант, па котором было начертано: "Труд - дело чести, доблести и геройства! И.Сталин", а под ним: "Только он сделает тебя свободным!" Непонятно было только одно, кто освободитель-благодетель: труд или Сталин?

Фрагмент "Холод" из главы №58 "Адаптация"

части 12 "Южная Талица" книги 6-й "Голгофа"

из романа З.Д. Галинкина "Встреча с прошлым"

Райхер - прототип автора Галинкина З.Д.

г. Владимир

Август, 2004 г.