Правду о своем отце, украинском историке Викторе Юркевиче, я узнала только после смерти Сталина. Отца, научного сотрудника Украинской Академии наук, ближайшего ученика и соратника Михаила Грушевского, арестовали в 1937 году, через месяц после моего рождения. Я выросла в Галичине, в поселке Львовской области. Вскоре испытала на себе судьбу члена семьи «врага народа». Не имея права на гуманитарное образование, стала учителем математики и за 44 года работы не смогла по той же причине получить ни должности в школьном руководстве, ни званий, ни наград.

В 1960 году, вместе с посмертной реабилитацией отца, в мою жизнь вошло неведомое и страшное слово Воркутлаг, а с ним и неукротимое стремление узнать все о жизни и судьбе отца. Начала поиски в киевских научных архивах. Только в 1988 году, прочитав о создании Сахаровым Общества «Мемориал», я поехала в Москву и стала его членом. Вскоре я узнала хронологию пребывания отца в Воркутлаге и о его гибели в 1939 году. В это же время в создающийся во Львове «Мемориал» пришло письмо из Абези от местного энтузиаста Виктора Ложкина с сообщением о сохранившемся там и исследуемом им кладбище политзаключенных, на котором множество украинцев. Так началось наше сотрудничество в деле увековечения памяти украинцев, погибших в Интлаге, в состав которого некоторое время входили лагеря Абези и Адака.
После многолетних апелляций в различные инстанции Коми от общественности Украины и Прибалтики Воркутинский архив МВД начал выдавать по частям списки похороненных в Абези. Из них я выбрала 711 имен людей, родившихся на Украине, и начала поиски их родственников. Одновременно искала живых узников Интлага, собирала их воспоминания, составила с их помощью схемы санитарных лагерей Абези и Адака. Долгих восемь лет я шла к своей мечте – экспедиции детей узников Интлага к родным могилам.
Только в 1996 году нам удалось, наконец, организовать эту экспедицию. 12 человек – родственники погибших, священник и видеооператор – везли из Украины в Коми 12 крестов из нержавейки. Акция оказалась возможной благодаря украинскому обществу Инты, которое взяло на себя организацию нашего быта, посещения кладбищ политзаключенных. Мы провели два дня в Инте и по одному в Адаке и Абези. На посещенных нами вместе кладбищах провели молебны. На кладбище 1-го горного участка член нашей группы Василий Лукач из Ивано-Франковска отыскал могилу своего отца. Они оба были приговорены к 25 годам за участие в украинском подполье и совершенно случайно оказались в одном лагере. В 1952 году сын под конвоем хоронил отца, а после освобождения, прежде чем вернуться на родину, соорудил на могиле крест и металлическую ограду. На оседающем и затопляющемся шахтном кладбище могила сохранилась чудом. В экспедиции нас сопровождали интинцы и представитель cыктывкарского «Мемориала» профессор Николай Морозов.
Волнующей была встреча в Доме шахтера – с воспоминаниями, слезами и песнями, с традиционными украинскими «вечерницами». Мы привезли землякам собранную нашими политзаключенными и школьниками библиотеку учебной, художественной, популярной литературы, украинские сувениры. Встретились и с мэром Инты А. Поповым, передали ему адрес от львовского мэра В. Куйбиды, родившегося в интинском лагере, просили оказать помощь в сохранении кладбищ политзаключенных. Интинскому краеведческому музею передали планшеты с биографиями, портретами, документами украинских жертв Адака и Абези. К слову, в экспозиции музея среди строителей и ударников Инты с трудом отыскали имена двух репрессированных земляков, зато множество прославленных партруководителей. А ведь город создан и стоит на костях политзаключенных, не менее половины которых – с Украины.
Место расположения санкомандировки Адак отыскали еще в 1989 году воркутинские «мемориальцы», организовавшие по нашей просьбе поисковую экспедицию. В 1994 году уже интинцы, во главе с Виктором Демидовым, установили на месте лагеря деревянный крест.
Из скудных устных и письменных воспоминаний заключенных я узнала некоторые подробности об этом лагере. В 30-е годы, когда с началом навигации в Воркутлаг привозили новые партии политзаключенных, на одну из барж сносили безнадежно больных, неспособных к труду узников – искалеченных и изнуренных пытками, непосильным трудом, голодом и стужей. В целях экономии баржу спускали по течению Усы, и через 130 км, на излучине реки, в месте впадения в Усу реки Адак, ее прибивало к высокому правому берегу. Здесь и находился лагерь смертников. В каменистом грунте были вырыты землянки, с нарами и покрытием из нетесанных местных березок, а выше – единственный деревянный санитарный барак. Зэки-медики лечили в основном сосновым отваром. Прибывшую баржу подтягивали к берегу баграми и еле живых переносили в землянки, а умерших в дороге – на лагерное кладбище «Горку».
О составе узников рассказал мне чудом выживший Борис Перельман. 17-летним мальчишкой он был осужден в 1938 году на 10 лет по оговору соучеников из ФЗУ, был совершенно ограниченным и малограмотным. Доработавшись на воркутинском угле до тяжелой формы пеллагры, попал в санкомандировку Адак, где отбыл свои 10 лет, а вскоре после освобождения, при полной инвалидности, получил еще 7 лет повторно. Еле передвигался на костылях. Я ездила в 1990 году к нему в Псков, а через месяц его не стало. Он рассказал, что выжить ему помогли узники лагеря. Они всячески оберегали его от трудовых нарядов, делились последней одеждой и пищей, чтобы хоть он, самый юный, остался живым. По его словам, это были люди необыкновенной духовной силы, чистоты, доброты и стойкости. В нечеловеческих условиях лагерного быта они оставались вежливыми, приветливыми, чистоплотными, заботливыми. Обладали удивительной эрудицией и мужеством. Открыв для себя неведомый прежде мир интеллекта, справедливости и добра, он надеялся ближе соприкоснуться с ним на воле. Именно это и помогло ему вынести всё и остаться в живых. Утверждал, что помнит моего отца.
Позже, во время и после войны, здесь вырос большой лагерь, с бараком-мастерской деревянной посуды и игрушек, а рядом – кирпичный завод, поставлявший кирпич и в Инту.
По свидетельству лагерного учетчика Петра Котова, в лагере после войны находилось около 600 заключенных, и за год-полтора все они вымирали. В навигацию регулярно поступали новые. Продукты сюда доставлялись также по реке. И если зимой оказывалось, что число живых превышает скудные нормы продуктовых запасов, производили «отстрел лишнего контингента». Говорят, что удобнее было на «Горку» доставлять еще живых и на месте добивать – не тратя боеприпасов. Известно, что 11 сентября 1939 года по всем воркутинским лагерям проводились массовые расстрелы. Видимо, я никогда уже не узнаю, как именно погиб в этот день мой отец.
Чтобы попасть в обезлюдевший Адак, мы сначала вездеходом добирались на «35-й километр» – пристань на реке Косью, где нас ждал предоставленный совхозом катер. Более 4 часов продолжалось путешествие по Косью и Усе.
Мы, участники экспедиции, пользуясь составленным Котовым планом лагеря, без труда отыскали в буйном разнотравье заполненные талой водой углубления по периметрам бывших бараков, фрагменты цепей и «колючки», а на «Горке», в зарослях карликовой березки, – столбики от номеров на несохранившихся могилах. Сами таблички с номерами исчезли окончательно в 60-е годы, когда на месте лагеря располагался зверосовхоз и приезжающие помогать школьники соревновались в их собирании для игр. Мы установили на «Горке» два символических креста с именами Юркевича и Покровского и с надписью: «Вечная память тысячам неизвестных жертв санкомандировки АДАК». Этот день мне и двум моим взрослым детям не забыть никогда. Без них я, слабо передвигающийся инвалид, не осилила бы путешествия. Надеюсь, когда-нибудь там побывают и внуки.
В Абези, расположенной на пересечении Усы и железнодорожной ветки на Воркуту, нас встречал Виктор Ложкин. Достойны восхищения неутомимые труды этого энтузиаста, создавшего из школьников крохотного совхозного поселка «Мемориал», члены которого уже десятилетие упорно восстанавливают и исследуют кладбище политзаключенных. Мы установили 10 именных крестов вместо табличек с номерами на указанных Ложкиным могилах. Среди них – могилы члена первого правительства Украинской Народной Республики 1918 года выдающегося ученого и общественного деятеля Ивана Фещенко-Чопивского, перемышльского епископа Григория Лакоты, юной связной украинских повстанцев Марии Горбатюк и других борцов за нашу независимость. На крест киевлянина Ивана Волощенко повязали переданный его сёстрами вышитый украинский рушник. Всем родственникам жертв Абези мы привезли освященную землю с родных могил, фотоснимки и видеозапись, которая послужила основой созданного Львовской телестудией фильма «Сгораю, чтоб светить».
Благодаря постоянному сотрудничеству с украинцами Инты и с В.Ложкиным работа по увековечению памяти наших земляков в Абези продолжается. Устанавливаются новые именные кресты, пересылаем документы, биографии и снимки, привлекая к этой деятельности отыскавшиеся семьи погибших. Мечтаем о выпуске печатного сборника накопившихся материалов.
Главная проблема состоит в том, что выбранные около 2000 имен из воркутинского архива составляют лишь незначительную часть погибших в Абези. Это узники Желдорлага, Воркутлага, Интлага. Гораздо большее число имен хранится в архиве Ухты, так как длительный период лагерь входил в состав Ухтпечлага. Однако наши мольбы о выборке из этого архива отклоняет МВД Коми, мотивируя отказ отсутствием средств и малочисленностью сотрудников архива. Но мы надеемся и верим, что родственники успеют при своей жизни узнать правду о месте гибели близких, чтобы выполнить свой сыновний долг совести перед памятью жертв коммунистического террора.

Инна ФЕДУЩАК,
председатель львовского общества «Поиск» в составе «Мемориала»