Я ПРОСИЛСЯ НА ФРОНТ

В аттестате лишь одна «четверка» — по геометрии. На экзамене я перепутал, в каком случае при сечении конуса плоскостью получается парабола, а когда гипербола. По всем остальным предметам — «отлично». Одноклассница — «круглая» отличница, моя первая любовь. Во время выпускного вечера мы с ней договорились вместе поступать в Казанский авиационный институт. Вместе завтра, прямо после получения аттестатов, мы начнем готовиться с ней к вступительным экзаменам. В тот вечер, 21 июня 1941 года, мы строили планы. Завтра, да именно завтра перед нами откроется новая жизнь. Всем классом мы встретили восход солнца. И каждый из нас с легкой душой отправился домой немного отдохнуть перед торжественным вручением аттестатов об окончании средней школы. Не знал тогда и не гадал, что распрощаюсь не только со школой, но и с родным поселком, расположенным в области Алма-Аты.

22 июня 1941 год, 12 часов дня. Включен репродуктор. Война! Началась война! Мы все в шоке. Все планы рухнули. Многие из парней получили повестки из военкомата уже на следующий день. Я тоже просился на фронт. Отказали — еще молод.

Начались мои скитания: вначале учусь в Ташкентском институте железнодорожного транспорта. С товарищем по факультету просим в военкомате отправить нас на фронт. Нам предложено пройти медкомиссию в Алма-Атинское летное училище. Заключение комиссии — годны, но предложили ждать, а спустя две недели сообщили, что группы уже укомплектованы — ждите следующего набора.

Продолжаем учиться в институте, а по вечерам и ночам грузим вагоны на станции (наша стипендия всего 130 рублей, и помощи ждать не от кого).

В декабре 1941 года приглашают нас в военкомат, и мы проходим медкомиссию в Ленинградское высшее военно-морское ин-

женерное училище им. Дзержинского. Позади томительное ожидание — я зачислен курсантом на ускоренный курс.

Днем в течение десяти часов учеба, затем по два-три часа патрульная служба по городу Баку (Ленинградское училище было эвакуировано в Баку). При патрулировании встречаю в городе многих наших искалеченных на войне товарищей. Горько, обидно за себя. Немец уже рвется на Кавказ, а мне все отказывают в просьбе отправить меня на фронт — надо ковать кадры для морского флота. Военные парады, слеты отличников — курсантов военно-морских училище, но душа рвется на фронт защищать Родину от фашистов.

15 апреля 1943 года. Отличная погода, идут классные занятия. В тот день меня пригласили в кабинет к заместителю начальника училища по политчасти. Вхожу, в кабинете двое в гражданской одежде. Вручают какую-то бумагу для ознакомления. Прочитал: «арест», в глазах потемнело. Производят обыск — забирают фото, письма, дневник, где я описывал события каждого дня учебы в училище. «Воронок» увозит меня.

И вот одиночная камера, в ней только железный топчан, и все. Ночные допросы: «В какой организации состоишь? Кто руководитель? Какой страны? Кто вербовал тебя?» И все в таком духе в течение двух часов. И так каждую ночь. В шесть подъем. Еда — 150 граммов хлеба и воды, вечером баланда: крупа с капустой. Я не ем. Мне бы только понять, за что арестовали, в чем дело?

Через несколько дней переводят в общую камеру. Наконец-то разговариваю с людьми. «За что взяли?» — спрашивают, а я не знаю. По статье определили — оказывается, я политический заключенный.

И снова ночные допросы, советы, предупреждения: «Подумай: от нас никуда не уйдешь, признайся, иначе расстрел, и об этом никто никогда не узнает».

Дней через десять в нашу камеру ввели летчика-майора. В разговоре он рассказал мне, что более шести месяцев находится под следствием и от всех предъявляемых обвинений отказывается. Его переводят из общих камер в одиночные, затем в изоляторы. Его пытают, ему угрожают ежедневно. Видя, что я еще молод, он советует: «Признайся во всем, и тебя после трибунала отправят на фронт». Так я и поступил. Все теплится надежда попасть на фронт.

Состоялось заседание трибунала. Всего пять минут, и приговор: 8 лет лишения свободы, оружие не доверять.

В первой декаде мая перевели в большую камеру, этапную, где уже человек 150 собралось. Прилечь негде. Полно воров и их «шестерок». При входе каждого нового человека все у него отбирали, а меня не тронули, вероятно, морякам симпатизируют.

И вот глубокой ночью в сопровождении конвоиров с собаками нас приводят на железнодорожную станцию, загружают в телячьи вагоны. Едем только по ночам. Днем состав стоит, и нас через каждые два часа проверяют. Входят конвоиры, начинают нас считать, перегоняя с одного конца вагона в другой, сопровождая ударами молотка по спинам. В вагоне духота. Людей, которые на грани смерти, забирали, и никто их больше не видел.

В пути были больше месяца и не знали, куда нас везут.

Однажды ночью нас выгружают. Кругом лес. Включены прожекторы, конвоиры с собаками. Нас предупреждают: один шаг в сторону считается побегом, за этим последует расстрел. Шли всю ночь. Некоторые не выдерживали, падали, и только были слышны одиночные выстрелы — их добивали.

Поместили нас в большой сарай — дощатые стены и крыша, холодная земля. Сплю на земле, подложив под голову бескозырку. Погода дождливая, холодно. Через три дня перевели в барак с двухъярусными стеллажами. Узнаем — это участок Кизеллага. Здесь три барака мужских и два женских.

Дней через пять прибыл еще один этап — Ленинградский.

Работаем на лесоповале по 12 часов от темна до темна. Сырые, сушимся около костров, хорошо, что хоть это разрешалось.

В феврале попадаю в аварию — не успел отскочить от падающего дерева. Потерял сознание, перелом предплечья левой руки. Попал в лазарет.

Медработников младшего состава не хватало. Хирург подобрал группу из шести человек больных (один из них я) и организовал учебу. Днем разносим лекарства, делаем подкожные вливания, а вечером по шесть часов учеба — благо, учебников было много. Через шесть месяцев я уже фельдшер — делаю внутривенные инъекции, вскрываю трупы под руководством нашего хирурга. Так началась моя новая карьера — медицинская. Работал в туберкулезном отделении, вел амбулаторные приемы на небольших рабочих участках.

...Люди мрут, как мухи. Наступил 1948 год, собирают этап с ослабленными людьми и меня включают в медгруппу по сопровождению этапа. Прибываем в город Георгиевск Ставропольского края. Выгружаемся. Меня оставляют в сангородке. Работаю в поликлинике сначала в перевязочной, затем на приеме больных с венерическими заболеваниями. Вроде бы уже почти свобода...

15 апреля 1951 года выхожу за колючую проволоку, и не верится, что вышел, наконец, на свободу, хотя и с поражением политправ на пять лет. Встреча с родными...

В 1956 году реабилитирован.

Александр Филиппович Евдокимов