Передо мной лежит старая, потрепанная временем тетрадь, на обложке которой нарисован рукой моего отца кот с мудрыми и полными лукавства глазами. И я сразу же возвращаюсь в день 4 июля 1937 года… Прошло без малого 70 лет, а я помню все происшедшее тогда, как вчера. Все его подробности врезались в мою детскую память, и не забыть их никогда…

Сталинградская степь, жара. Мы с отцом возвращаемся с Волги. Мама с сестрой в гортеатре. Я ясно вижу лица тех, кто пришел его арестовывать. Отец, видимо, всё поняв, отправил меня чистить зубы. Потом он попрощался со мной и исчез… Исчез из моей жизни на долгие 10 лет. Утром следующего дня мы с мамой узнали, что отец арестован по «знаменитой» 58 статье. Ему вменяли бредовое обвинение в том, чего он никогда не совершал, да и не мог, как здравомыслящий человек, совершить.

Мой отец Федор Константинович (Густавович) Лангельд родился в 1902 году в немецко-русской семье в г. Саратове. До ареста в 1937 г. он работал заместителем директора по науке Сталинградской сельскохозяйственной опытной станции. В 1936 году за труды был удостоен звания кандидата с/х наук. Проводил исследования по сорго, бахчевым культурам, плодородию почв. Он часто печатался в периодических изданиях, был последователем и учеником Н.И. Вавилова.

Его дед по линии матери – саратовский композитор Иван Петрович Ларионов, написавший песню «Калинку», ряд романсов, прекрасный музыкальный критик, передал дочери, а через нее и внуку, любовь к литературе и музыке. Отец знал много стихов, часто слушал оперы (любимую «Травиату» - 31 раз!). Собирал пластинки с записями любимых опер, оперетт, песен. И в одночасье все погибло, вся хорошо отлаженная жизнь покатилась под откос…

Он попадает на Колыму, в бухту Нагаево на свинцовые рудники. Становится «доходягой», оказывается в больнице. Здесь работает вольнонаемная врач Р.Г. Рубина, необыкновенно душевный человек. Не боясь местных властей, она пристраивала в больницу (где только мог выжить бесправный заключенный) интеллигенцию – агронома, биолога, директора русско-американского кинопроката и многих, многих других. Позже в поселке Нижний Сеймчан Магаданской области сложился очень сильный медицинский коллектив из зеков и вольных. Зэк - главврач больницы В.М. Зверев (бывший профессор Ленинградской Военно-медицинской академии), зэк-профессор И.А. Топорков, вольная Р.Г. Рубина и многие другие, в том числе и мой отец, переквалифицировавшийся из агронома-селекционера в фельдшера-акушера, демонстрировали высокий профессионализм. Это было особенно важно, т.к. через Нижний Сеймчан проходила летная трасса из Канады в СССР с поставками по ленд-лизу, и надо было спасать и выхаживать раненых летчиков.

После тяжелого труда многие приходили на «огонек» в тесную комнатку при больнице, где жили мой отец и ученый-биолог Д.С. Ольховский. Сначала комнатка эта называлась «Кошкин Дом». Чтобы не сойти с ума от нелепости, ужаса происходящего с ними, заключенные старались поддержать друг друга шуткой, стихами, эссе, сатирическими рассказами, побасенками. Отец все это оформлял в альманах, впоследствии названный «Кошкин Дом. Колымский альманах».

В сборнике было много од подражательного характера, грубоватого мужского юмора, лирико-романтических стихов – всего, что давало возможность выжить и не потерять человеческое достоинство.

В поселке тихом, на краю

Стоит хавирка при больнице,

И в ней как будто бы в раю

Мелькают радостные лица.

Судьбине злой наперекор

Я от забоя в ней спасался.

Дом приютил нас. С этих пор

Он гордо «Кошкин дом» назвался.

Я полюбил душой усталой

И гам друзей и мыслей чад,

И беззаботные забавы,

И дам махорки-самосад.

(«Кошкин Дом», 1945)

В декабре 1947 года отец был освобожден. Он приехал в Подмосковье, год работал фельдшером в пос. Балабаново, где мы встретились после одиннадцати лет разлуки.

Но вскоре начались новые аресты, и в 1949 году он был отправлен в Красноярский край «на вечное поселение».

Отсидел бедняга срок –

Его снова под замок.

Нет иной у нас судьбы:

И ни туды и ни сюды.

Ждем мы высылку, как в рай,

В Красноярский славный край.

Хоть оттуда нам езды

И ни туды и ни сюды.

(«Марш повторников», 1949)

К нему в 1950 году уехала мама, которая в годы войны работала медсестрой. Отец заведовал медпунктом в поселке Октябрьский на 17 домов, в которых жили ссыльные литовцы и западные украинцы. Раз в месяц, за 40 км, часто по бездорожью он должен был ходить отмечаться у уполномоченного КГБ.

И все эти годы «Кошкин Дом» оставался с ним, пополняясь новыми его стихами и поступавшими с почтой от друзей.

В 1954 г. отца реабилитировали, ему возвратили ученую степень. Он вернулся к своей сельскохозяйственной деятельности, до последнего работая в Институте зернового хозяйства юго-востока Поволжья. Все годы он не расставался со своим любимым «Кошкиным Домом», пополняя его стихами и откликами на различные семейные события и события в жизни друзей нашей семьи. После его смерти, наступившей в 1976 г., моя мама продолжила традицию написания стихов, посвященным различным датам. Некоторые из них также появились на страницах этого уникального для нашей семья альманаха.

Часто, сидя дома, я перелистываю пожелтевшие от времени страницы «Кошкиного Дома», и мне кажется, что я слышу голоса моего отца, его друзей, многих из которых я знала. Для меня этот альманах - свидетельство несгибаемости духа отца и людей его поколения, оказавшихся в трудное время в невыносимых условиях, и, несмотря ни на что, сохранивших чувство юмора, без которого невозможно было бы выстоять.

Я верю, что знакомство с содержанием альманаха поможет моим дочери и внукам преодолеть любые жизненные невзгоды.