Об Анатолии Марченко и его книге «Мои показания» я знал задолго до того, как встретился с ним в лагере. О нём говорили по «голосам», «Мои показания» ходили в кругах читателей запрещённой литературы. В 1981, когда он был арестован в шестой раз, я написал статью «Судьба рабочего Анатолия Марченко». Эта статья предназначалась для ИБ СМОТа (Информационного бюллетеня Свободного межпрофессионального объединения трудящихся). СМОТ сформировался в 1978 и стал первым независимым профсоюзом в СССР. В 1980-81 я и Ростислав Евдокимов были соредакторами Информационного бюллетеня, многие материалы из которого перепечатывались в журнале «Посев». Издание ИБ СМОТа стало одним из оснований для нашего ареста – меня и Евдокимова арестовали в 1982.

В конце лета 1984 я оказался в 35-й пермской политзоне (ВС-389/35), где в то время находился Марченко. Зона располагалась недалеко от железнодорожной станции Всехсвятская в Чусовском районе Пермской области. Меня определили на работу в лагерную котельную. Эта котельная отапливала не только лагерь, но и находившиеся по соседству дома, в которых жили наши надзиратели. Эти дома мы называли «ментовским посёлком». В лагерном бараке и в помещении ШИЗО (штрафного изолятора) было очень холодно. Когда Марченко работал в котельной, он по ночам перекрывал задвижку на трубе, подающей горячую воду в отопительные батареи «ментовского посёлка». В результате всё тепло доставалось бараку и ШИЗО. В то же время начинал замерзать «ментовский посёлок». Однажды надзиратели застали Марченко на месте «преступления». В наказание его посадили на 15 суток в ШИЗО. После этого он был переведён из котельной в швейную мастерскую, где зэки шили брезентовые рукавицы. Это случилось до моего появления на зоне. При мне бдительная охрана постоянно проверяла котельную, чтобы не допустить новых «диверсий» со стороны кочегаров-антисоветчиков.

Когда у зэков был чай, а это случалось не часто, они заваривали чифир. Марченко охотно подключался к лагерной чайной церемонии. В 35-й мы заваривали одну кружку тонизирующего напитка на четверых. В совместном распитии чифира принимали участие Степан Хмара – будущий депутат Верховной Рады Украины, Марзпет Арутюнян из Национальной объединённой партии Армении, Марченко и я. Иногда к нам присоединялся ещё один наш солагерник – грузинский диссидент Важа Жгенти.

Марченко рассказывал, что КГБ предлагал ему эмигрировать, но для этого требовалось подать заявление на выезд в Израиль. В те годы КГБ практиковал высылку за рубеж неугодных советских граждан, независимо от их национальности, по израильской визе. Советские СМИ, сообщая об эмиграции таких граждан, подчёркивали, что они выехали именно в Израиль. Политика государственного антисемитизма проводилась последовательно. Пропаганда пыталась представить протестное движение в стране детищем «мирового сионизма». Роль западных спецслужб при этом тоже не забывалась. На самом деле высланные обычно оседали в США и Западной Европе, лишь немногие отправлялись в Израиль. Марченко всё это знал. Он был согласен уехать из СССР, но только по американской визе. Подыгрывать советской пропаганде Марченко не собирался. Рассказывал он и о запредельно абсурдной попытке КГБ уговорить его наложить запрет на публикацию на Западе последней из написанных им книг «Живи как все».

Надо отметить, что Марченко, как правило, от контактов с КГБ отказывался. У него были очки со встроенным в них слуховым аппаратом. Если к нему подходил сотрудник КГБ и пытался с ним заговорить, он снимал очки и убирал их в карман. Разговаривать с глухим не имело смысла. Марченко признавался, что на самом деле он мог понимать речь собеседника и без слухового аппарата, но сотрудники КГБ об этом не знали.

Марченко считал, что ему не хватает знаний, и занимался самообразованием. Часто я видел его с журналом «Литературная учёба» в руках. Благополучных советских литераторов, ставших любимцами и кумирами «либеральной» интеллигенции (Евтушенко и т.п.), Марченко оценивал крайне отрицательно. Читал он много. Попали к нему и номера журнала «Техника – молодёжи», в которых упоминалась его фамилия. В 1984 в «Технике – молодёжи» начали печатать главы из научно-фантастического романа Артура Кларка «2010: Одиссея Два». В романе описывалась совместная советско-американская космическая экспедиция, направлявшаяся к Юпитеру. Советским участникам экспедиции Кларк дал фамилии известных диссидентов – Орлова, Терновского, Якунина и др. Один из героев романа носил фамилию Марченко. Кстати, Орлов и Якунин сидели тогда неподалёку от Марченко – в 37-й пермской политзоне (ВС-389/37).

Редакторы «Техники – молодёжи» то ли не знали, то ли делали вид, что не знали, фамилии каких советских граждан носят космонавты из романа. После выхода в свет двух номеров журнала с главами из книги Кларка цензура спохватилась. Главного редактора «Техники – молодёжи» В. Захарченко сняли с должности, печатать продолжение романа запретили. Прошло пять лет, и в «перестройку», в 1989-90, «Техника – молодёжи» опубликовала полный текст книги Артура Кларка.

Кларк написал свой роман в 1982. Заглядывая на двадцать восемь лет вперёд, писатель-фантаст легко мог представить, что в 2010 году человек полетит к Юпитеру, но ему и голову не приходило предположить, что Советского Союза тогда уже не будет. В то время, в начале 1980-х, большинство и наших соотечественников, и иностранцев считало, что СССР предстоит ещё долгая жизнь. Это заблуждение разделяли даже профессиональные фантасты.

Лагерная администрация никогда не предупреждала заключённых заранее о предстоящем этапировании. Приходил ДПНК (дежурный помощник начальника колонии) и командовал: «Собирайтесь с вещами!». На сборы давались считанные минуты. В начале 1985 пришли за Марченко. Он быстро уложил своё имущество в мешок. Я и Марзпет Арутюнян увидели, как Марченко под конвоем спускается по лестнице со второго этажа барака, и кинулись к нему. Попрощаться мы успели. Из наспех собранного мешка Марченко посыпались какие-то детали слухового аппарата и покатились по ступеням. Мы бросились их подбирать. Больше я Марченко не видел. На вешалке в коридоре барака остался зэковский ватник без воротника со стандартной прямоугольной биркой. На бирке было написано: «А.Т. Марченко. II Отряд».

Через несколько дней до 35-й зоны дошла информация, что Марченко увезли на 37-ю. Там он подружился с морским инженером из Ленинграда Георгием Ивановичем Ермаковым, отбывавшим второй срок по 70-й статье УК (антисоветская агитация и пропаганда). Сидеть Ермакову оставалось недолго – вскоре ему предстоял этап в ссылку. Накануне этапа Марченко подарил Георгию Ивановичу расчёску. На «воле» она была нужна, а в лагере бесполезна – зэков стригли наголо. Ермаков сохранил расчёску на память о лагерном товарище.

Под конец срока меня вернули на 37-ю зону, с которой начиналась моя лагерная жизнь. Марченко там уже не было – он находился в Чистопольской тюрьме, в которой с 1978 года содержались политзаключённые. Солагерники рассказали, как его туда отправили.

Уже началась «перестройка», но до политических лагерей она ещё не добралась. Марченко оставался для КГБ одним из главных врагов. По-видимому, именно в КГБ было принято решение перевести его в Чистопольскую тюрьму, где режим гораздо более жёсткий, чем в лагере. Для этого требовались формальные основания. Надзиратели начали придираться к Марченко по самым мелким поводам. Опытный зэк догадался, что происходит. Никакая осторожность и дисциплинированность не спасут зэка, если лагерная администрация или КГБ вознамерились посадить его в ШИЗО, лишить свидания с родственниками или покарать каким-либо иным способом.

В 37-й зоне Марченко занимался уборкой жилого помещения в бараке. Однажды, после завершения уборки, ДПНК пригласил его в только что убранную комнату и показал кучку мусора, которой не было ещё за несколько минут до того. Марченко знал, что лагерная администрация ищет предлог для того, чтобы упрятать его в ШИЗО, и понял, что мусор подброшен именно с этой целью. Он отказался убирать помещение повторно. За это его посадили в ШИЗО, потом были ПКТ (помещение камерного типа) и Чистополь.

В декабре 1986 я отбывал ссылку рядом с Полярным кругом в Усинском районе республики Коми. В ссылке главным источником информации для меня служила радиостанция Би-Би-Си – единственная зарубежная радиостанция, передачи которой в тех местах были хорошо слышны и практически не глушились. Из сообщения Би-Би-Си я узнал о гибели Марченко в Чистопольской тюрьме. Ещё в 35-й зоне мы обменялись адресами. Я послал телеграмму соболезнования его близким в Москву. В ссылке, как и в лагере, моя переписка контролировалась КГБ, и часть корреспонденции пропадала. Телеграмма не дошла, но узнал я об этом лишь много лет спустя.