Из тюрьмы на Маразлиевской
Из тюрьмы на Маразлиевской
Бунина М. Я. Из тюрьмы на Маразлиевской / предисл. К. Б. Иванова // Уроки гнева и любви : Сб. воспоминаний о годах репрессий (20-е - 80-е гг.). Вып. 2 / сост. и ред. Т. В. Тигонен. - Л., 1991. - С. 80-91.
М. БУНИНА
ИЗ ТЮРЬМЫ НА МАРАЗЛИЕВСКОЙ.
Одесса, 1935 г.
ОБ АВТОРЕ
Мария Яковлевна Бунина родилась в марте 1872 года в имении Терновое близ Липецка. Дочь генерала, воспитанница института благородных девиц в Одессе, она испытала много лишений. В молодых годах, когда мечтала об артистической карьере в Москве, «папа давал денег столько, что хватало на один пирожок, и я думала, когда его съесть, утром или вечером?» После смерти отца она стала полновластной хозяйкой имения Буниных под Тамбовом, которое носило название Хлудневка. Перед революцией она получила наследство от матери мужа в акциях и удвоила его игрой на бирже.
Утверждение советской власти в Одессе в 1920 году перевернуло всю ее жизнь: ее выселили из пятикомнатной принадлежавшей ей квартиры и дали ей вместо этого две комнаты на разных этажах. Было утрачено все недвижимое и движимое имущество, в том числе вклады в банках. Тем не менее, М. Бунина, обладавшая широкой натурой, ухитрилась обзавестись шестью великовозрастными приемными детьми и целый год кормила семью беженцев, бежавших в Одессу из Киева. Ей обещали за все заплатить за счет зарытых бриллиантов, пока же она дошла до того, что продала золотой нательный крест.
В 1922 году приемная дочь Буниной вышла замуж за профессора Филатова, окулиста, ставшего впоследствии академиком. Мария Яковлевна стала управительницей дома Филатовых. В годы НЭПа не всем приходилось сладко, но у Марии Яковлевны были достаточные запасы продовольствия, и тарелку борща в ее доме мог получить каждый голодный.
В 1931 году Маля, как звали молодую жену Филатова, оставила профессора, который был старше ее на 30 лет, и ушла к красавцу арфисту, который был моложе ее лет на шесть. Вся досада покинутого мужа обрушилась на тещу, которую он буквально выгнал из дома. В довершение беды Марию Яковлевну арестовали в период так называемой «золотухи». Проведя в ГПУ несколько ночей и дней без сна,
стоя в до отказа наполненной людьми камере, она отдала все, что у нее было —10 царских золотых пятирублевок — в обмен на свободу, которую получила после месяца пребывания в тюрьме.
Ничто не могло примирить ее с советской властью, которую, по ее мнению, защищали одни «грабители и негодяи»…
В 1935 году Марию Яковлевну и ее сестру, Надежду-Яковлевну, снова арестовали. Обеих сестер благополучно выпустили на свободу, продержав в тюрьме около трех месяцев. Больше, к счастью, не тронули ни ту, ни другую. Мария Яковлевна пережила Отечественную войну и скончалась в 1962 году на 90-м году жизни.
Предлагаемые записки сделаны Марией Яковлевной непосредственно в тюрьме. Они написаны полустертым карандашом на небольшого формата пожелтевших от времени: листках бумаги.
Племянник М. Я. БУНИНОЙ
художник К. Б. ИВАНОВ,
Ленинград, 1990 г.
14 апреля, в час ночи, нас взяли на Маразлиевскую в ГПУ, предварительно сделав дома тщательный обыск, т. е. перерыв буквально все верх дном, но так как и на самом деле ничего не было, то ничего не нашли. Забрали пустяки: два старых Верочки Песчанской письма из Финляндии, где она обещает вернуть деньги, которые занимала перед отъездом. Переписки с заграницей не имеем, так как ни одной живой душе не интересны, а если бы и имели, то (...)
Привезли на Маразлиевскую, записали фамилии, заставили раздеться почти догола. Отобрали английские булавки и ножик и в закрытой карете отправили в ДОПР (...) Высадили Н. Я., а меня повезли дальше. Я была спокойна, меня очень огорчило только, что нас разъединили.
Через несколько минут и меня высаживают, было это около 6 часов утра 15 апреля. Повели на 4-й этаж и ввели в камеру № 79, где спада уже одна женщина, которая, как оказалось, привезена была в этот же день раньше нас. Она была арестована ночью вместе с мужем, так же совершение неожиданно, при тех же обстоятельствах, что и мы. Очень милый человек оказалась, дала мне большую помощь, моральную поддержку в такую тяжелую минуту. Мужа тоже высадили раньше, а ее направили в 4-й корпус. Мы с ней
вдвоем коротали время. Она мне рассказывала про свою жизнь. Она преподавательница пения в консерватории, 23 года живет в Одессе. Нашли мы много общих знакомых, и время как-то проходило незаметно.
Говорит, что придется сидеть месяц, но за что—не знаю. Бедная Наденька, которая целые дни проводит на службе и домой приходит только спать. Преданная работница, ударница, хорошо сдавшая все экзамены и политэкономию. Да и я не могу же не согласиться с тем, что наше положение на глазах улучшается с каждым годом. Если так будет продолжаться, то в ближайшем будущем, то есть в 3-й пятилетке, совсем будет хорошо. Только страшит дороговизна жизни, с которой бороться невозможно, а денег нет. И вот мы сидим, как узники. Третий день, и ничего не знаем. К удивлению моему, нам неплохо. Хлеба дают много. Кислые щи два раза в день, два раза кипяток и чайная ложка сахара. Но можно покупать в лавочке что хотите: подушечки, халву, пряники и вот эту бумагу. Денег позволяют брать сколько угодно. Обращение удивительно вежливое и даже участливое, мягкое (чего я раньше не видела), нет и намека на грубость.
Рядом сидят четыре молодых человека, которые стучат нам, декламируют, и им весело. Кругом играет музыка, меня все беспокоит, волнует, а соседка старается меня успокоить и развеселить. Неужели допрос еще будет нескоро?
И вдруг 17 вызывают мою соседку на допрос! Заставили одеться и, кажется, повезли на Маразлиевскую. Так ей завидую, хоть бы и меня поскорее вызвали. И как бедная Н. Я. там одна все это переживает. Как бы это не отразилось на ее здоровье.
Моя соседка приехала чем-то расстроенная. Обычно она меня успокаивает, иногда рассказывает про консерваторию, я слушаю, чтобы забыться.
За что, за что? Одно это у меня сейчас в голове. Ничего не знаю, ничего не имею и ничего за собой не чувствую. И лишена вдруг свободы жизни и света. Поскорее бы все выяснить, кому мы мешаем жить. Два раза в день эти щи, которые стоят в горле, я закрываю глаза и глотаю.
18 апреля, выходной день, все закрыто. Понятно, нас не выводят гулять. Рядом в камере сидит мальчик, все поет, декламирует, приносит книжку нам почитать. А вечером мне, наконец, приятный сюрприз: пришел дежурный, принес привет от сестры, он ее видит, мне кажется. У меня от радости сделалось такое биение сердца, что почувствовала себя пло-
хо. Но сразу стало легче на душе. Бедная Наденька сидит; что она переживает, а ведь какое уж невиннейшее существо.
19 апреля целый день прошел в бесплодном ожидании, никого не позвали. Моей соседке принесли передачу, у нее остался сын. Так рада она была, написала ответ — письмо. А я ничего и никому. Так много друзей осталось там, и никто не может позаботиться, чтобы принести что-нибудь, все боятся за свою шкуру. Что-то будет дальше?
20 апреля утром просыпаюсь очень рано, на заре, а заря в 6 часов. Страх — сама не знаю, отчего. Ведь знаю, что ничего нет, а напугана ночными посещениями.
В 8 часов приносят хлеб, зовут умываться. Еще говорим, дремлем. Моя соседка объездила всю Европу, Интересно рассказывает про восток.
В 10 часов дают кипяток, а в 11 —по ложке воды с капустой под названием щи. В 1 час разносят по ложке сахарного песку. В 4 часа, через день, берут на прогулку. Большой чистый двор гуляем с ней только вдвоем, 15 минут. В 6—отдых, кипяток, а в 7 часов те же щи. И так же завтра... Окна в щитах, виден только кусочек неба. Обращение вежливое, даже заботливое. Внимательные лица, веселые, даже шутят.
Когда дают щи, я им говорю, что не могу кушать, а они говорят: «Кушайте и поправляйтесь». Кругом стучат, но мы не перестукиваемся, мы переговариваемся (...)
21 апреля утром в 8 часов пришли, спросили, кто на букву Б, я ответила, что я. «Через 20 минут будьте готовы». Я очень взволновалась, но быстро успокоилась и даже была рада, что скоро, по крайней мере, все узнаю. Но вот уже 12 часов, а за мной не приходят. Раздумали или отложили на завтра. Ах, Наденька!.. Вот уж невинное существо, за что она, бедная, страдает? Буду ждать вечера.
Вот приятно: пришло солнышко к нам в окно. Значит, 5 часов вечера.
Внизу прогремела карета, кого-то привезли с допроса, а меня сегодня не вызвали. Буду ждать завтрашнего утра.
Седьмая утомительная ночь. 22 апреля — сплю плохо, очень беспокоюсь и жду допроса.
В 12 часов позвали на допрос, повезли на Маразлиевскую. Была спокойна, спрашивали быстро, сестру уже спрашивали, сказала все, что знала, ничего пока не понимаю. За что? Вижу ясно: ложный донос. За что такое несчастье? Погубить невинного человека.
23 апреля. День бесконечный и однообразный. Гулять не взяли, читать нечего. Завтра 10-й день. Боюсь. Много писать не хватает бумаги.
24 апреля. Выходной, никого не брали. Все то же. Гулять водили 20 минут. Как хорошо на воздухе. Стоять на солнышке.
25 апреля. Одиннадцатый день. Чудесное утро! Кружится аэроплан, завидую летчику. В 12 часов соседку взяли на допрос. Сказали, что вечером опять возьмут. Я спокойна, настроение хорошее.
Я думала, что сойду с ума, когда осталась одна. В 8 часов вечера ее опять позвали, и она вернулась в 2 часа ночи. Неужели и меня будут так звать? Мы легли спать и встали утром, когда принесли хлеб.
26 апреля. Боюсь, что много писать не хватит бумаги, а денег нет, только пять рублей. Что я буду делать, когда они выйдут? А из дома ничего не присылают. Бедная сестра, наверное, голодает.
В 4 часа взяли гулять на 15 минут. Не успеешь насмотреться на солнышко, надышаться чистым воздухом — назад
Пришел врач, я просила дать от сердца, он налил в кружку брома, стало немного лучше. Ночью было плохо: думала, что умираю, холодела, и сердце едва билось. Это ничего, а беспокоюсь, как с вещами, чтобы не разграбили.
27 апреля. Утро провела хорошо. Хорошо, пасмурно. Ночью шёл дождь. Карета все время свистит, возят на допрос. В 9 часов вечера мою соседку уже в 4-й раз взяли на допрос. Вернулась в полвторого ночи. На дворе невероятнейшей силы буря. И день, и ночь.
Был доктор, слушал, сказал — миокардит, нужен покой в питание. Но ведь это насмешка, сам понимает и пожимает плечами. Дает бром.
28 апреля. Буря продолжается, но меньше. Как тяжело жить. Мне кажется, что недолго осталось мучиться. Не могу спать, одна мысль: за что, за что так страдать? Как моя бедняжка сестра? Ночь мучительная, не смыкала глаз. Палит мозг.
29 апреля. В 9 утра вдруг вызывают вниз, зовут в сад и фотографируют нас. Я чуть не умерла со страху! Что же все это значит? Успокоили меня, что это еще не так страшно, День кончился и ничего не принес, а завтра выходной, а там 1 и 2 мая. Я плачу. Что моя бедная Наденька переживает?
30 апреля. Ночью делали обыск: искали самодельные карты и карандаши. Понятно, ничего не нашли. Так же, как и дома. Откуда и зачем? Через час привели двух немок из деревни, в камере стало тесно и душно. Спали с открытым окном. Написала письмо домой. Никто до сих пор ничего не прислал. Теряю силы.
1 мая. С утра пасмурно, но тепло. Кругом веселье, музыка целый день, голова идет кругом. Хочется есть, жую корки. Все нас забыли, а еще друзья.
Вечером дали по кусочку рыбы, по чайной ложке повидла и перловой каши. Кругом симпатичные люди, обращение ласковое, и то легче. Ночь же тревожная, тяжелая, не сплю. Что будет с нами? И за что? Никакого преступления не сделали. Как ни думаю — ничего не было, никого не видела, а сестра тем более.
2 мая. Ночью шел дождь. Пасмурно, холодно. К часу тучи рассеялись. Водили гулять. Завидую каждой птице, каждой букашке, которая на свободе. Как тяжело здесь одной! Дают улучшенную пищу: жареную рыбу, маленький кусочек повидла. Но не дают читать книг, с ума сходишь от этого. В 9 часов ложимся спать.
3 мая. Сегодня еще праздник, карета не свистит, душе спокойнее. Все замирает, когда слышим лязг замков и дверь открывается. Завтра, может быть, позовут на допрос.
В 5 часов вечера неожиданно позвали на допрос, повезли на Маразлиевскую. Просидела в ожидании 4 часа. В 9 был допрос. Ничего не понимаю. В чем дело? В чем мы виноваты? В 12 вечера вернулась обратно, был обморок. Мои очень ласковы здесь, в камере. Я, наверное, не перенесу эту пытку.
4 мая. Утром опять взяли на допрос. Предъявили обвинение: агитация против советской власти. В уме никогда этого не было! С чего? Откуда? Скоро отпустили.
5 мая. Днем принесли передачу от Дунечки. Я думала, что сойду с ума от радости, когда увидела, что и нас вспомнили родные. Отослала ответ. Бедные, как они все волнуются. Стало как-то легче. Сразу съела яйцо, кусочек колбасы.
6 мая. Сегодня выходной, не позовут. Ночью не сплю, опять волнуюсь. Сердце слабеет, плохо. И доктора нет. Кругом слышу: этап! Вдруг и нас пошлют по этапу? Не выдержу, умру по дороге. А если еще расстрел?.. За что, за что? Я не виновна! Опять не спала.
7 мая. Ночью думала: позовут. Никого не позвали. Томительно, тревожно прошел день.
8 мая. Спала лучше. Одна мысль: что делать? Что говорить, когда ничего не знаю? Никого не взяли.
День прошел, нет сил больше терпеть. Слабею.
9 мая. Что день грядущий мне готовит? Тревога безумная в душе. Нет выхода, и не знаю, за что погибаю. Ночами не сплю, и бром не помогает.
Какая радость! — в 11 часов принесли передачу от Дунечки. Хотелось кричать от радости. Всего прислали. Милые, они волнуются. Пила молоко. Вот вечер подходит, а на допрос не берут. Будет суд, что я стану говорить, когда я ничего не знаю? 24 дня заточена.
11 мая. Все то же. Томительное состояние. Не дают читать. Голова лопнет от дум и тревоги. Ночью было плохо с сердцем. Только умереть бы на воле. И сна нет. Одна мысль: за что?
12 мая. Выходной день. Не ожидала допроса. Оказывается, там нет выходных дней, все равно возят, все время гудит карета. Вот 3 часа, а нас не берут. День кончился. Стали давать вместо щей зеленую воду. Очень голодно. Терпение, терпение.
13 мая. Сегодня опала. Отдых только во сне, когда все забывается. Позвали в баню. Как будет дальше? И что? Вся жизнь перевернулась — за что?
14 мая. Утро. Принесли передачу. Какая радость! Всем благодарность, кто заботится, чтобы поддержать в такую тяжелую минуту. Как они там все волнуются и мучаются за меня, зная, что я невиновна.
В 12 позвали на допрос, испугалась, а потом обрадовалась, может, легче будет? (...) Сердце колотилось.
Никого нет за границей. Никакой агитации никогда не вела. Говорю только правду. Дурного ничего не делала.
Не сплю.
15 мая. Взяли на допрос соседку. Оказывается, ей дали свидание с мужем. Как она рада была! Он просил о свидании следователя, дали говорить полчаса. Как жаль, что я не могу просить свидания. Разрешили писать каждое 4, 14 и 24 число кому хочешь по одному письму.
Вечером немку взяли на допрос. Если будет суд, что я буду говорить?
Не спала.
16 мая. Второй месяц сижу невиновная. 32 дня. Вторую немку взяли на допрос. Следствие по ее делу уже окончено. Но должна ждать суда. За то, что получала деньги из-за границы. А я за что? И Наденька?
17 мая. Горе: не сплю ночами совсем. Мучительно страшно: а если еще придется здесь сидеть месяцы?!! Кажется, что сходишь с ума. Опять не дают читать. Почти целый день играет музыка.
18 мая. Сегодня ночью спала. Стало легче. Одна мысль как ехать? Куда? И за что? Выходной день. Как там Наденька моя переживает? Гуляла 15 минут. Сегодня приятная прогулка. День кончился.
19 мая. Опять спала лучше. Голова лопается от дум, тяжело дышать. Так хочется на воздух. Что наши делают? Бедные, как они волнуются. 35 дней сидим, и за что — не знаем. Уже 12 часов, а Дунечки моей нет. Вероятно, сегодня передачи не будет (...)
В три часа Дунечка принесла передачу. Милые, как заботятся, всего прислали. Рада, рада.
20 мая. Прислали черные чулки, теперь надо туфли. Так хочется съесть все сразу, но уже боли в желудке. Боюсь заболеть. 24 можно послать Дунечке письмо. Вот и деньги пришли. Гуляли. Уже жарко, а ничего нет летнего. Как быть? Все время хочется плакать.
21 мая. Спала лучше. Встала в 6 утра. Гонят в уборную, потом дают хлеба и кипяток. Делаю гимнастику ежедневно. Уже душно. Вчетвером на двух саженях. Неужели я никогда не буду на воле?! Для меня завтра чудный день, лишь бы не домешали сегодня вечером.
22 мая. Ночью не спала, очень тяжело. Не верится, что весь этот ужас наяву, будто снится ужасный сон. Гуляли 15 минут. Очень жарко. Что я буду делать, не имея ничего летнего? У нас вынули раму. День прошел, а дальше что?
23 мая. 39 дней томиться в тюрьме невиновному — страшно.
24 мая. 40 дней. Сидим здесь и ничего не знаем. Придет ли Дунечка? 4 часа уже, а ее нет. Вероятно, придет завтра. Я так ее жду, одна отрада!! Не пришла.
25 мая. Придет ли она сегодня? Не случилось ли чего-нибудь? Какие сны!!! 9 утра. Сейчас опять был обыск, понятно, ничего не нашли. Но все-таки, действует на нервы. Вдруг пришли после них еще две женщины, опять обыскивали, и — в горе! — отняли у меня карандашик. Я чуть не плакала.
16 июня. Сегодня праздник. А у меня нет ни одного цветочка. Как я волнуюсь: Киры нет. Как мне недостает Л. Ц. Милая, она умела меня успокоить. Неужели я останусь одна? Хотя бы Дунечка сегодня пришла, а то нечего кушать. Взяли Л. Ц., и стало хуже; ей часто приносили, она всем делилась, и мне хватало, а сейчас будет тяжело, а им надо носить двоим, боюсь, что очень дорого. Неужели здесь погибну? Вот и праздник пришел — ничего не принес. Жду завтра. Наверное, придут, буду просить, чтобы приходили чаще.
17 июня. Сегодня жду Дунечку, ем черный хлеб с водой. А от этого супа болит живот. Вода с травой. Сейчас посылаю заявление прокурору. Будет ли толк? Что делает Наденька моя? У меня перепуталось в голове. Сейчас 2 часа, принесли передачу — с ума схожу от беспокойства: не Дунин почерк, ничего не знаю — кто принес? Где она? Где Кира? Что с ними? Ничего не пишут. Боже, дай силы перенести все.
18 июня. Выходной день, нечего ждать. Стараюсь держать себя в руках, а то начинают приходить мысли о самоубийстве. Другого выхода нет. Задыхаешься, ведь все равно здесь погибать.
19 июня. Может быть, сегодня что-нибудь будет. Ничего. Сиди и сиди. Что делать? Кого просить? Бесполезно.
20 июня. Сегодня как-то легче дышать. Утром позвали начальника корпуса и жаловались ему — обещал поговорить с Маразлиевской по телефону. Может быть, будет какое-нибудь движение.
Если пошлют на высылку, буду бороться — за что погибать невиновной? Буду на суде говорить сама, ведь кто-нибудь да заступится, ведь не все же такие черствые и бессердечные. Ведь есть же справедливые на свете, которые не поверят доносу. Но кто же написал такой ложный донос — не придумаю. Из дома ничего. Не случилось ли что-нибудь?
Все жду.
21 июня. Ночь спала мучительно, с вечера сильная гроза, дождь проливной. Что-то будет сегодня? Пока набралась спокойствия и терпения.
В 6 часов вечера неожиданно пришел дежурный и забрал двух моих немок, я осталась одна. Я очень плакала. Когда же буду плакать от радости? Где Кира?
22 июня. Что сегодня день принесет? Вторично пишу заявление прокурору. Что делать? Последняя надежда пропадает, хотят, очевидно, нас закопать, но за что же? Все пере-
брала — за что можно посадить в тюрьму и держать три месяца. Одной тяжело все-таки сидеть. Выдержу ли я?
Какая безумная радость! Зовут в 5 часов вниз и объявляют: вам свидание с К. Б. Ивановым.
Повели в I корпус в отдельную комнату, а Кира пошел к Наденьке в VI корпус, а потом придет ко мне.
Виделись 15 минут. Ничего не успели оказать. Придет еще 28-го, останется здесь на все лето. Дело пошло в Киев. Господи! Погибнем, наверное, зашлют, Бог знает куда — нет опасения.
Мысли путаются в голове, боюсь сойти с ума. Полное разорение, останемся на улице, и за что? Жду только 28, когда увижу Киру, как он бедный один справляется, а ведь надо, чтобы он поправился за это время.
23 июня. 70 дней сидим, где спасенье? Жду передачи. Сегодня Кира собирается открыть квартиру, очень беспокоюсь.
Весь день ждала, есть нечего, боли в желудке. Никого нет. Жду ответа из Киева, подам кассацию, но буду бороться до последней минуты — за что погибать?
24 июня. Никого нет и вчера, и сегодня. Что случилось? Моя милая соседка! Я так просила перевести ее обратно ко мне, и ее привели 22 ночью. Она каждые три дня получает передачу, накормила меня кабачками, после черного хлеба с водой заболел живот сразу. Очень беспокоюсь, как там Кира неопытный. Но очень надеюсь на него, и беспокоюсь.
25 июня. Жду с утра, что будет сегодня. Вызвала дежурного, спрашивала, надо ли сейчас ехать в Киев. Он сказал, что нет, а я хочу, чтобы Кира ехал. Может, что-нибудь сделают. И потом — могу ли я взять защитника и подать кассацию? Отвечают: «Да». Как болит моя бедная душа, как хочется плакать. Рада, что в 4 часа пришла Дунечка, принесла передачу. Ура! Открыли квартиру, прислали платье и рубашку и кое-чего вкусного. Живот болит, второй день не ем. Как боюсь за квартиру, чтобы не разломали все. Жду ответа из Киева...
26 июня. Пришла домой ночью. А Н. Я. пришла через несколько дней, задержали из-за тюремных формальностей.