СМЕРТИ НЕ РАЗ СМОТРЕЛИ В ЛИЦО

Так уж водится, что с возрастом человек все чаще оглядывается на пройденные годы. Вот и я нередко размышляю о прожитой жизни и не перестаю удивляться: как все-таки нам удалось выжить, вынести все, что выпало на нашу долю? Особенно обостряются чувства, когда смотрю на своих внуков, а их у меня девять, и на двух правнуков. Что ждет их впереди? Как сложится жизнь и какие сюрпризы она преподнесет? И так хочется, чтобы им не выпали те страдания и лишения, что пришлось пережить нам.

Мне же суждено было повзрослеть рано. В 1939 году умер отец. В четырнадцать лет, оставшись с больной матерью, я не только принял на себя все заботы по хозяйству, но и пошел работать. Назначили меня учеником бухгалтера. Потом были комсомол, работа секретарем первичной комсомольской организации и, наравне со взрослыми, производственные дела, планы...

С начала войны вся жизнь перестроилась на иной лад. Для фронта я не подходил: всего шестнадцать лет было. Пошел на строительство железной дороги Астрахань - Кизляр. Это был объект, который строился по решению Государственного Комитета обороны. И мы чувствовали себя причастными к делу защиты Роди-

ны. Но как только мне исполнилось семнадцать лет, я стал проситься на фронт. В аккурат попал под призыв, который проходил под руководством самого Хомутникова В. А., командира 110-й Калмыцкой кавалерийской дивизии. Позже большую группу красноармейцев передали в пополнение 30-й кавалерийской дивизии, входившей в 4-й Кубанский казачий кавалерийский корпус. Меня зачислили в минометную батарею 133-го кавполка наводчиком 82-миллиметрового орудия. Было это в ноябре 1942 года. Спустя немного времени я уже командовал минометным расчетом. В этом качестве воевал до марта 1944 года.

Чтобы быть кратким, скажу, что пришлось участвовать в обороне Кавказа и, выстояв в тяжелых оборонительных боях, гнать фашистов назад. Особенно трудными были бои по освобождению Ростовской области в районе Матвеева Кургана, можно сказать, просто жестокими. Порой казалось, что живому человеку некуда даже деваться. Столь высока была плотность огня. Фашисты, сопротивлялись отчаянно. Они очень не хотели терять здесь свои позиции. И все же мы их отсюда выбили.

Тут, можно сказать, крепко досталось и мне. Получил ранение в правую ногу, черепной ушиб и контузию. Зацепило и правую руку. Прямо целый букет. Но благополучно вылечился. К моей радости, не только поставили на ноги, но выписали годным к строевой. И я вернулся в свой полк на прежнюю должность. Продолжая успешно наступать, мы очищали от фашистов южные области Украины.

В это время меня неожиданно сняли с передовой и отправили в Мелитополь. Шел март 1944 года. Здесь собралась целая группа красноармейцев-калмыков. Все с фронта, у многих награды. Словом, воевали хорошо. Я был награжден орденом Славы III степени,

медалью "За боевые заслуги". Обе награды получил в 1943 году. Я, как и остальные бойцы, горел желанием бить фашистов до полной победы. Нас успокоили, заявив, что направляют в город Кунгур в национальное воинское формирование. Поехали с радостью, а приехали... в лагерь НКВД Широклаг, обнесенный колючей проволокой.

Здесь у нас были такие же условия, как у тюремников. Тяжелые земляные работы, крайне скудное питание сделали свое дело. Через несколько месяцев мы превратились в тени. И даже в таком состоянии умудрялись выполнять и перевыполнять планы. Так было, в частности, в комсомольско-молодежном взводе, командиром которого я был. Приходилось из последних сил идти на это, чтобы получить хоть мизерную надбавку к пище. Но она уже не спасала, и ребята умирали от истощения. Сколько их осталось там? Может быть, не меньше, как если бы мы были на фронте. Только на переднем крае войны они погибли бы защищая родину, выполняя свой святой долг воина. Тут же - в физических и душевных муках, по злой воле руководителей государства. Весной 1945 года я вырвался из этого ада в числе первых, как имеющий военные награды.

Получил предписание ехать в Красноярский край, как было в нем указано, на соединение с семьей. Не к родному порогу, а на поиски семьи в неведомом мне сибирском крае. С чувством тревоги и досады отправился я в этот путь. И с каждым километром все больше удалялся от родного поселка Аймикин Долбанского улуса, откуда уходил на фронт защищать Родину, свою семью от врага...

На станции Ужур пришлось прервать поиски семьи, чтобы осмотреться. От земляков, живущих здесь, узнал, что моих родных - мать Эльзятя, сестру Улюмджи, брата Безук с женой и двумя дочерьми - в 1944

году увезли дальше. Где теперь они, никто не знал. Вот так я приехал в никуда. В спецкомендатуре сделал запрос, чтобы нашли мою семью. Сам же устроился работать на местный мясокомбинат, в военизированную охрану.

Только в 1946 году получил сведения, что мои родные в городе Енисейске. С открытием навигации выехал туда. И снова приехал в никуда. Мать, брат и его жена умерли. Сестру Улюмджи разыскал в детском доме. Навел справки о местонахождении дочерей брата - Марии и Очир. Я был тогда потрясен: все взрослые умерли. Когда я уходил на фронт, мать была еще при силе. Что говорить про брата и сноху? Им ведь было только за сорок. На родине Безук работал капитаном сейнера, прошел испытание морем и закалился. Не будь этой жестокой ссылки, так бы жил и работал. Чужбина до срока унесла его в могилу. И я решил здесь не оставаться.

Едва успев забрать Улюмджи из детского дома, на том же пароходе поплыл дальше в Усть-Порт. Там, как я успел узнать, на рыбозаводе работают земляки. Вот и подумал: коль пришла беда, то лучше держаться своих и, как только устроюсь там, сразу же по вызову заберу к себе племянниц.

На новом месте жизнь пришлось устраивать с нуля, плохо было дело с жильем. Выручили Гавшуновы Александр и Байкуш. Живя в тесноте с годовалым ребенком, взяли нас с сестрой. С работой было проще. На рыбоконсервном заводе закончил курсы приемщиков рыбы и приступил к работе. В дело втянулся быстро, управлялся с обязанностями хорошо. И этим одинаково хорошо расположил к себе и рыболовецкие бригады, которые сдавали улов, и руководство завода, для которого план имел главное значение. Поэтому, когда в 1947 году я женился, мне сразу выделили

квартиру. Жена Ольга была из замечательной трудовой семьи Сангаджи и Кишты Бадмаевых. В семье росли три дочери и сын Володя. Ольга работала на заводе приемщицей рыбы-сырца и была на хорошем счету.

С открытием навигации я вызвал к себе племянниц, и, наконец, полегчало на сердце. Тогда-то стал думать о работе с перспективой. И в сезоне 1948 года перешел матросом на катер, а в середине навигации меня перевели помощником старшины, то есть помощником капитана. Это было большое доверие. Поэтому работал с подъемом и все время был в числе лучших. Но право занимать должность нужно было подтвердить перед государственной комиссией. Государственная экзаменационная комиссия Игаркского порта Енисейского управления речного пароходства 12 марта 1949 года проэкзаменовала меня и выдала соответствующий документ. Последующие два сезона я использовал сполна и, пройдя новые испытания, доказал свою готовность к самостоятельной работе. В сентябре 1950 года меня перевели старшиной катера "Консервщик", и должность эту я оставил только 22 июня 1958 года, когда навсегда покидал Таймырский полуостров.

За хорошую работу всегда отмечался ценными подарками, почетными грамотами, благодарностями. У меня до сих пор сохранились красочные почетные грамоты Таймырского национального округа за 1951 и 1955 годы, а также Красноярского крайисполкома за 1955 год. Избирали меня народным заседателем Усть-Енисейского районного суда.

Между делом мне и некоторым другим молодым мужчинам и женщинам удавалось выкраивать время для участия в художественной самодеятельности. Многие из нас пели в хоре, некоторые танцевали. Мне больше нравилось играть в духовом оркестре. На районном смотре художественной самодеятельности мы не-

однократно занимали первое место. Так что и для души иногда находили отраду.

Но ни работа до самозабвения, ни шумные веселья в кругу сверстников не могли заглушить душевную боль по родной земле. При случае она всегда проявляла себя, выплескивалась наружу. Бывало, иногда зайдет неожиданно разговор, и тогда разным воспоминаниям не было конца. Все друг у друга спрашивали: "Как это могло так случиться, что весь народ взяли и выселили? Разве справедливо, по закону это? Будет ли конец нашим страданиям?

Как-то привезли из Астрахани 35-сильный двигатель "болиндер" на катер. Что вокруг него творилось! Наши ребята приходили, шумно всплескивали руками, в глазах - восторг, масса воспоминаний. Все непременно подходили и нежно гладили холодный металл, как ребенка по головке. Дело в том, что еще до войны наши рыбаки плавали с таким двигателем, а здесь он появился впервые. И вот такой взрыв чувств он вызвал. Как будто мы прикоснулись к родной земле. Даже одно то, что привезли из Астрахани, будоражило душу, словно добрая весть пришла из родных мест.

Но суровая действительность напоминала о себе на каждом шагу. Комендантские порядки строго поддерживались. А какая несправедливость была на работе? Нам, спецпереселенцам, платили намного меньше, чем завербованным с материка. За одну и ту же работу я получал в два-три раза меньше. Мало того, что нас насильно туда завезли, ограничили в правах, погубили столько людей, да еще и живым не платили того, что положено по закону.

В этих вопросах нам ничем не могла помочь администрация завода, хотя руководство хорошо к нам относилось, ценило за добросовестное отношение к работе. Но зато помогали, когда могли. В году 1952-м

заболела моя племянница Ольга. Признали аппендицит, и нужно было везти ее в Дудинку на операцию, а навигация еще не открылась. Но все же директор завода разрешил везти ее на катере. Сам распорядился, чтобы поехал к врачам и Бальдяев Саранг, у которого тогда сильно разболелась нога. Написал мне записку для главного врача окружной больницы: "Подателю оказать всемерную помощь!". Лавируя между льдинами, мы добрались до Дудинки. В больнице нас приняли без сложностей, отнеслись внимательно. Сарангу хорошо помогли. Ольгу вот спасти не удалось, так как упустили время из-за трудного пути...

Похоронил я племянницу в Дудинке. Помог мне здесь Хан Тихон, работал он строителем и был женат на калмычке по имени Вера. Но тут у нас случилось непредвиденное. В первый день мы выкопали могилу, но тогда же похоронить не успели. Наутро выяснилось, что за ночь в могилу, приготовленную нами, похоронили кого-то другого. Нам пришлось заново копать. Поэтому я задержал катер на четыре-пять дней, но директор Кузьменко ни словом не упрекнул.

Думаю, что будет справедливо сказать добрые слова и о земляках, которые своим трудом добились уважения не только к себе, но создавали авторитет и своему народу.

Одним из самых уважаемых был Басангов Натыр. Участник гражданской войны, человек, повидавший многое, мудрый, рассудительный. Плавал он шкипером на паузке, матросами были Бадмаев Сангаджи, его дочь Нина. Много важных и разных грузов перевезли они по Енисею. Бывало, едва спасались от смерти. Однажды, когда в Игаркском порту дожидались загрузки бензином, в кубрике произошел взрыв. Отдыхавших в нем Натыра и его помощника оглушило и завалило обломками. Нину взрывом сбросило с палубы в

Енисей. Оказавшись в ледяном водовороте в полном обмундировании, девушка не запаниковала, сохранила самообладание, собралась с силами и выбралась на берег. Находчивость и сообразительность Натыра помогли ему и его помощнику избежать тюрьмы, когда по факту взрыва завели уголовное дело и хотели их обвинить в случившемся.

Бальдяев Саранг и его жена Киштя были из старшего поколения калмыков. Саранг еще на Каспии плавал мотористом, а в войну находился в военизированном дивизионе. На Енисее он продолжал плавать на катерах по своей специальности. Это был отличный знаток своего дела. Киштя работала в цехе.

Самые добрые воспоминания храню я о Харгуюрове Эрдни-Гаря Саранговиче, участнике гражданской войны и халхингольских событий. Этот скромный человек, работая по линии хозяйственной службы предприятия, не чурался никакой работы. Сын его, Бадма, был матросом на судовом катере. Трудолюбия его хватило бы на многих. Когда он стал сватать мою сестру Улюмджи, я с легким сердцем согласился на их брак. Вера, сестра Бадмы, тоже примерная труженица, работала в рыборазделочном цехе, рыбачила.

Отменным матросом был Чимидов Анджа. Жена его Сая работала в одном из цехов. Анджа трагически погиб в одну из зимних ночей. Взбираясь по крутому склону к дому, упал и, видимо, потерял сознание. Его замело снегом, искали всем поселком. Нашли только через несколько суток. Следов насильственной смерти не нашли. Нам было очень жаль его.

Из семьи Басангова Ивана работали все - сам он, жена Киштя и два сына (имена их забылись). Работали и на лове, и на самом рыбозаводе. Одного из сыновей все время звали Гаманюк, но не по имени. Летом он ходил матросом, хороший был работник.

Бадмаев Натыр, родной брат Бадмаева Сангаджи, был занят на хозяйственных работах. В нем нуждались все и ценили: обеспечивал всех работников углем, дровами. Жена его, звали ее Аака, работала в цехе. Таким же нужным в разных делах был рабочий центрального склада Санджи-Гаряев Цебек. Работала и его жена Баян. На рыбозаводе на хорошем счету были братья Кукушкины - Владимир и Павел. Владимир сейчас живет в Лагани.

Особых слов заслуживает Гавшунов Александр – человек разносторонних способностей, мастер на все руки – что в плотницком деле, что по разным слесарным умениям. Позже он стал самым главным, в чьих руках находилось все вентиляционное хозяйство рыбозавода. Как было не уважать и не ценить такого человека и работника? Под стать ему была его молодая жена Байкуш. Только очень рано она умерла. Организм ее не выдержал суровых условий Крайнего Севера.

Был случай, когда мы с Александром Гавшуновым чудом спаслись на Енисее. В 1950 году, перед началом путины, нас отправили на заготовку дровяного леса. Во время ледохода лес сносило с верховья на острова. Бревна мы связывали в плоты и оставляли там же на якоре. Когда возвращались, поднялся сильный ветер. А шли мы на веслах: я сидел на гребных, Александр - на кормовом. То и дело захлестывает волна, едва удерживаемся на воде. Когда с трудом пересекли Енисей, а в том месте он имеет почти девятикилометровую ширину, нас отнесло вниз по течению километров на двадцать. Причалить к берегу на лодке невозможно. Волной выбросит на валуны и разобьет вдребезги вместе с лодкой. Приноровившись к волне, прыгаем в воду, и нас волной выносит на камни. Отделываемся ушибами, но остаемся каждый без одного сапога. От досады выбрасываем и оставшиеся от пары

сапоги и все двадцать-двадцать пять километров топаем в носках. Были безумно рады тому, что выбрались живыми.

Был еще и такой случай. 7 июля 1948 года Таймырский окружной военком Косенков вручил мне медаль "За оборону Кавказа". Если бы калмыков не выслали, разве искали бы меня столько лет, чтобы вручить награду? Этот факт напомнил тогда еще раз, как несправедливо поступили с нашим народом и каждым из нас в отдельности. Поэтому все эти годы мы ждали восстановления республики и справедливости...

В конце июня 1958 года я с семьей выехал на родину. Впоследствии мои дочери Людмила, Татьяна, Вера и сын Алексей выбрали себе специальности, закончили высшие учебные заведения и твердо теперь стоят в этой жизни. Теперь тревожусь только за внуков и правнуков.