Федор Соллогуб

Побеждает тот, кто зол.

Добрый малый — ты осел!

Не хвались, что ты силен,—

Попадешься ты в полон.

Тот, кто зол, — неутомим,

И не справишься ты с ним.

Не помогут яд и нож, —

Пустит в дело злую ложь.

Лжи поверят, правде — нет,

И сойдется клином свет.

Спасибо, верная Ада!

В 1951 году в арестантском лазарете поселка Абезь умирала старая большевичка Александра Азарьевна Андреева-Горбунова. Она попросила принести фотографии своей единственной дочери Ады, разложила их возле себя. Аду расстреляли — об этом ей сообщили друзья. Бедная девочка осмелилась дружить с Аллилуевыми, а Сталин после войны решил разделаться со всеми родственниками, включая Сванидзе.

Александру Азарьевну похоронили под литерным номером, и дочь, чудом уцелевшая Ариадна Львовна, связалась с местными школьниками из группы "Поиск". Им повезло: могила с указанным литерным знаком нашлась в диких зарослях среди немногих, случайно сохранившихся. Остальные могилы уничтожены руками тех, кто до сих пор страшится улик... Товарищи покойной приехали в Абезь на "Неделю совести", привезли в Москву горсть земли с могилы матери и ветку посаженного там деревца.

Андреева-Горбунова работала в первые советские годы в коллегии ВЧК — по рекомендации Якова Свердлова. Феликс Дзержинский видел в ней "совесть ВЧК", он поручил Александре Азарьевне контроль за соблюдением чекистами революционной законности. В 30-е годы Андреева носила в петлицах три ромба, занимала генеральскую должность.

В партию она вступила в 1903 году. Успела закончить лишь два курса Казанского медицинского института и целиком отдалась подпольной работе. Будучи агитатором в воинской части Боткинского завода, была замечена полицией. Из-под ареста ее взял на поруки отец-священник. Но однажды вступив на путь революции, она осталась ему верна. Пермь, Екатеринбург, Златоуст... И — встречи, совместная, полная риска работа со Свердловой-Новгородцевой, Преображенским, Ярославским, Накоряковым, Дерябиной, Гавеном... В 1907 году, в Екатеринбурге, последовал новый арест: группу подпольщиков вьщал провокатор.

После победы Октябрьской революции Александра Азарьевна стала одним из основателей Государственного литературного издательства, но вскоре была привлечена на службу в ВЧК. Жили Андреевы вместе с другими ответственными работниками в бывшей гостинице "Метрополь", во 2-м Доме Советов, потом на Малой Лубянке, а в 30-е годы — в Доме правительства на набережной Москвы-реки. Там и сложился постоянный круг знакомых и друзей семьи Рыковых, Свердловых, Осинских, Ногиных, Войковых, Бубновых, Ганецких...

В кремлевском детсаде, кремлевской школе, на подмосковных дачах образовалась своя компания детей видных деятелей. Для многих дружба продолжалась десятилетиями. С Асей и Левой Поповыми Ада училась в одной школе. Попов, случайно назначенный Лениным на пост председателя правления Госбанка, проглядел крупные хищения и застрелился. Все остальные отцы детского круга Ады, все, кроме Свердловых, погибли в конце 30-х. Андрей Свердлов, сын Якова Михайловича, был старше Ады на четыре года, но не чурался дружить с ней. Дети казненных Сталиным тоже пострадали, многие погибли, но Андрей — его называли Адиком — не только уцелел, но и став провокатором, служил у Берия. Такое не забывается.

В доме и на даче Андреевой часто появлялись незаурядные люди, наделенные горькой судьбой. Сослуживица Александры Азарьевны, легендарная чекистка Вера Петровна Брауде, была дочерью генерал-губернатора. Стала большевичкой, работала в партийном подполье. В период наступления Колчака возглавила Самарскую ЧК. Сталин

воздал ей многолетней тюрьмой, на волю она вышла полным инвалидом...

В портретной галерее Ариадны Львовны надо непременно остановиться на личности Дзержинского. Впервые девочка увидела его в Крымском санатории ОГПУ "Кореиз", занимавшем дворец князя Юсупова. Феликс Эдмундович ходил в холстяной толстовке, простых брюках и сандалиях, обедал вместе со всеми за одним большим столом. Был скромен, приветлив — не на показ. Можно теперь (и должно!) осуждать его за политику массового террора. Можно и памятники снести, но в истории Дзержинский останется живым укором партийным вельможам, лишенным всяких идей властолюбцам.

Через несколько лет после внезапной смерти Дзержинского (1926) ОГПУ возглавил Генрих Ягода. Его Ада впервые встретила в Сухуми на даче Смидовича, где отдыхала вместе с мамой. Петр Германович Смидович, один из старейших членов РСДРП, крупный партийный деятель, был замечательным человеком, душевным, добрым. Он рано умер, в 1935 году. Лубянские экзекуторы отыгрались на его сыне Глебе, отправив его на долгие годы в лагерь.

Но вернемся на дачу Смидовича. Ягода приехал туда с женой, молоденькой племянницей Якова Свердлова, Идой. С ней он устраивал жестокие игры: заламывал назад руки, связывал и уволакивал Иду в свою комнату... Давно подмечено: садисты чаще всего трусливы. Таким был и Генрих Ягода. Раиса Моисеевна Азарх, с которой Ариадне Львовне довелось некоторое время сидеть в одной камере Владимирской тюрьмы, вспомнила эпизод времен гражданской войны. Бронепоезд, в котором она находилась вместе с Ворошиловым и Ягодой, окружили белые. Исход жестокого боя был неясен, белые могли захватить поезд. Вернувшись в вагон за бинтами, Азарх заметила торчащую из-под дивана ногу Ягоды. В героическую биографию будущего председателя ОГПУ этот случай не вписывался. Но именно из таких фальшивых и злобных людей формировал генсек свою команду.

Учеба юной Ады совпала с периодом р-революционных экспериментов: вначале в школе применяли метод Дальтон-плана, когда каждый ученик после получения задания по очередной теме мог свободно строить расписа-

ние занятий. Потом ввели бригадный метод, который обезличил учащихся, снял с них ответственность за знание предметов...

Позади — 7 классов и полная неопределенность. Десятилетки будут только через два года, а техникум совсем не привлекает. На рабфак принимали лишь детей рабочих, пришлось партийным деятелям, отложив на час в сторону высокие принципы, "устраивать" свое чадо в вожделенный рабфак имени Покровского. Окончивших это заведение зачисляли студентами вуза без экзаменов. Когда Ада вернулась после отдыха в Москву, ее подруги уже утвердились там: Люся Шверник, Нюка Калинина, две Наташи — Ро-гинская и Ризель, да Наум Мейдман и Митя Бальтерманц, Вася Успенский, Костя Новиков... Пришлось маме пустить в ход свои связи...

Бригадный метод обучения был введен на рабфаке человеком, которому уж очень не терпелось насадить в стране социализм. Каждый член бригады брал на себя один предмет. Он натаскивал бригаду и отвечал за всех преподавателю.

Этот своеобразный конвейер благополучно доставил Аду к цели — ботаническому факультету МГУ.

Очередной отдых в Крыму принес знакомство с знаменитым тенором Иваном Семеновичем Козловским, который впоследствии показал себя верным другом в самых тяжких обстоятельствах.

На даче в студенческую пору собирались друзья и новые: Дима Осинский, Наталка Рыкова, Алдрей Свердлов, Петя Ворошилов, Стае Ганецкий, Ося Черномордик, приемный сын Бонч-Бруевича... Сохранилась групповая фотография, которую сделал летом мамин сослуживец.

Михаил Попов, начальник внутренней тюрьмы, посещавший подмосковные дачи, однажды прибежал к Александре Азарьевне: "Гости Ады — во внутренней...". Как оказалось, ребят оговорили ревнивые спортсмены — будто они занимались валютными операциями. Вскоре их выпустили: время было розовое...

Большой террор начался не в 37-м, а сразу же после убийства Кирова, при Ягоде, но маховик массовых репрес-

сий генсек раскрутил уже руками Ежова. Этому неказистому, щупленькому человеку, скудоумному чиновнику, Вождь поручил распределение руководящих кадров. На этом ответственном посту рабски покорный Ежов устраивал Сталина более всех. Эти же качества подсказали Кремлевскому Калькулятору мысль — переместить Ежова из здания на Старой площади на Лубянку. К тому времени аппарат Дзержинского—Ягоды "перезрел", старые чекисты слишком многое знали, помнили, многие щеголяли высокими принципами...

Андрееву-Горбунову Николай Ежов вызвал в конце 37-го и предложил подать в отставку "по состоянию здоровья". Старая подпольщица понимала все и в разговорах с дочерью подготавливала ее к самому худшему. Вскоре мать исключили из партии "за связь с врагами народа".

Роковой день пал на 5 декабря 1938 года. Утром пришел посыльный от нового наркома Берия. Лаврентий Павлович просил приехать к нему для беседы. Александра Азарьевна отнесла к соседу личное оружие и отправилась на Лубянку. Принял ее секретарь Берия и предложил от его имени вернуться на работу в НКВД. Попутно расспросил, каких принципов она, заслуженная чекистка, придерживается. Андреева, как всегда, была предельно откровенна... И окрыленная доверием, вернулась домой.

В одиннадцать вечера пришел новый посыльный: Лаврентий Павлович желает видеть ее лично. Андреева села в машину налегке, без теплой одежды. Но это был арест. И "совесть ЧК" упрятали в тюремную камеру.

Обыск, изъятие всех вещей, даже кроватей. Длинные очереди около справочных окошек, поездка в Котлас. Там, в девяти километрах от города, — зона и свидание с матерью.

"Меня не очень били... не били...", — успокаивала мать. Ей довелось сидеть в одной камере с женой Калинина, "Всесоюзного старосты". В камеру ее приносили в крови, почерневшую от побоев. Екатерина Ивановна просила передать дочери, что от нее требовали показания против супруга. Вернувшись в Москву, Ада рассказала обо всем Лиде, дочери Калинина. Но отец сказал, что не хочет ничего слышать о Екатерине Ивановне...

Ада понимала, чувствовала, что ее ждет. Отдыхая на юге, она познакомилась с известными людьми, имена ко-

торых потом будут произносить с оглядкой.

Одна из поездок в Сочи обогатила ее знакомством с военными — Корком, Штерном, Ковтюхом, Дыбенко, Седякиным... Все они погибнут не в бою, и этот мартиролог можно длить и длить...

Сколько студентов Института философии, литературы, истории погибли в конце тридцатых... Ада поступила на театроведческое отделение ИФЛИ, оставив второй курс МГУ. В 37-м этот уникальный центр гуманитарного образования стал жертвой государственного погрома. Из новых друзей Ады лишь одному — Вадиму Ясному было дано вернуться из лагеря. Сработали сети, наброшенные на Институт лубянскими рыболовами. Уцелевшие "враги народа" называли потом имя провокатора, отправившего всех в тюрьму.

В годы учебы в ИФЛИ Ада вошла в новый круг знакомых, актеров и режиссеров МХАТа. Они открыли перед ней чудесный мир театра, неужели и это у нее отнимут?..

Но был еще один круг знакомых-друзей, который стал для Ады роковым, — семья Аллилуевых. Евгения Александровна, вдова Павла, брата Надежды Аллилуевой, жила в том же Доме правительства. Она была старше Ады лет на десять, но это не помешало им сблизиться. О странной смерти Павла Евгения Александровна предпочитала не распространяться. О гибели Надежды — тоже. Но версию самоубийства жены Сталина отрицала категорически.

Дружба с Евгенией Александровной окрепла в годы войны, в Свердловске, где работала в Военно-шефской комиссии.

Муж Ады, летчик Петр Балашов, погиб в годы войны, когда перегонял из Турции американские "Бостоны". Самолет рассыпался в воздухе, над горами. Похоронили членов экипажа в Махачкале. Выпускник Гатчинской школы, один из первых парашютистов, он смело сражался в небе Ленинграда, был сбит, но сумел выйти к своим. Под Ельней, когда немецкие танки отрезали аэродром от деревни, где жили летчики, Балашов пробрался к самолетам и угнал ТБ, захватив всех техников. Остальные самолеты подожгли...

Ариадна Львовна с гордостью носит фамилию мужа, отважного пилота, талантливого человека.

...Встретились на улице, когда Ада тащилась с работы, ослабевшая от голода. Евгения Александровна повела ее к себе, вымыла, накормила, уложила спать. Позднее Ада всегда находила тепло в этом доме и в Свердловске, и в Москве. Знала ее детей Киру, Сережу, Сашу. Познакомилась с ее новым мужем, очень интеллигентным человеком.

В их доме о семье Сталина говорили редко... С грустно-иронической улыбкой Евгения Александровна рассказывала, как перед арестом семьи Сванидзе в их квартире неожиданно произвели ремонт, сделали новую электропроводку, повесили над столом роскошный абажур с подвесками, а в эти подвески встроили подслушивающее устройство.

В доме Евгении Александровны Ада встречала маршала Кулика и Федора Сергеевича Аллилуева. В Лефортове слышала крик Кулика: "Скажите Сталину, что нас здесь бьют!..." У Евгении Александровны Ада была вечером 16 декабря 1947 года, за несколько часов до ее ареста. Ада жила тогда уже в Измайлове, в неказистой комнате, куда ее переселили после ареста мамы.

За ней самой пришли в ночь на 27 декабря, но она не связывала арест с этой дружбой. Телефон Евгении Александровны в последние дни не отвечал, но мысль об аресте Аллилуевой не появлялась.

...Аду отвезли во Внутреннюю тюрьму на Лубянке, личный обыск, баня и бокс — ящик без окна, ни лечь, ни заснуть: глаз закрыть нельзя. Днем повели по бесконечным коридорам. Щелкали пальцами, предупреждая встречных: "К стенке!". Ада встала спиной к стенке, подумала: "Стреляйте!" Конвоиры — в хохот.

Допрашивали в кабинете, сквозь окна видны кремлевские башни. Один из руководителей следствия, Поздняков, иронизировал: "За юбку держится. Ха!" (при обыске оборвали пуговицы, молнии, резинки. Не держались ни чулки, ни юбка).

— Ну, рассказывай о бомбе замедленного действия!

— О какой бомбе?

— У кого ты была 16 декабря?

— У Евгении Александровны Аллилуевой. Вы знаете, кто это?

— Мы-то знаем. О ней и говори!

Из вопросов следователей, от соседей, с которыми научилась перестукиваться, Андреева узнала, что по "Делу Аллилуевых" были арестованы: Евгения Александровна, ее муж Молочков, дочь Кира с мужем Борисом.

Анна Сергеевна Аллилуева (ее муж Станислав Францевич Реденс, начальник УНКВД Москвы, расстрелян ранее), Федор Сергеевич Аллилуев, первая жена Василия Сталина с родителями, муж Светланы Сталиной — Григорий Мороз, его родные, вторая жена Якова Джугашвили — Юлия; соседи Евгении Александровны — генерал с женой; дальняя родственница Марианна и ее муж Виталий Зайцев; друзья Евгении Александровны — Лидия Шатуновская и ее муж; академик Тумерман, подруга Таня с дочерью; писательница Раиса Азарх — за дружбу с Анной Сергеевной Аллилуевой. Но это не весь список репрессированных по "Делу Аллилуевых".

К тому времени не осталось почти никого из тех, кто знал настоящего Кобу, самозваного Генералиссимуса. Он доставал их везде — на Кавказе и за Кавказским хребтом, в Киеве, Москве, Ленинграде, за границей. Доставал и уничтожал. Пришла пора убрать последних.

Сценарий был прост, как контур топора. Евгения Аллилуева организовала группу террористов с целью ликвидировать Сталина. И еще ей инкриминировали убийство мужа своего, Павла.

Ко времени празднования 70-летия Сталина в Москву повезли Анну Сергеевну, Розалию Азарх и еще кого-то из "дела" — думали, что Вождь объявит амнистию. Не объявил...

...С Лубянки Аду повезли в Лефортово. Снова бокс. Там и встретила Новый 1948 год — с такой дикой зубной болью, что надзиратель сжалился, повел ее к врачу. Тот удалил зуб, сунув в лицо горящую вату. Анестезия...

Каждую ночь — допросы, днем спать не дают, заходят в камеру, трясут... И так — полгода, заснуть можно было только с субботы на воскресенье. Вся тюрьма стонет, кричит, коридоры залиты кровью. Самое страшное, когда у следователя Цветаева появляется бериевский подручный Михаил Рюмин — маленького роста, его галошки стояли в том же кабинете, крохотные, как у ребенка. От его взгляда холодеет сердце. Не столь свирепы следователи соседних

кабинетов, которые собираются у двери поделиться опытом проводимых пыток — болезненных, но не оставляющих следов. Слышно, как работает электрическая машина. И стоны.

Цветаев извлек из записной книжки адреса знакомых Ариадны, собрал о них сведения. Самым порочащим было, что муж одной из подруг ранее был женат на немке, а другая знакомая, у которой Ада купила купальный костюм, — спекулянтка.

Через полгода — на суд. Особое совещание? Нет, оно действует заочно. Военная коллегия Верховного суда?..

В зале на подиуме группа поблескивающих орденами генералов. Подсудимая — у двери, за спиной — часовой. Поздняков докладывает, не упуская случая обругать женщину. Перед генералами заискивает. На следующий день вызывают для оглашения приговора. Привели, затолкнули в темную будку. Слышно, как кричит Евгения Александровна: "За что? За что?!" Потом втолкнули в светлую комнату, возле окон вышагивает Виктор Абакумов, заместитель министра. Он в летней рубашечке, Ада — в валенках. Серенький человек протягивает из-за стола бумагу: "Распишитесь!" Приговор: "10 лет тюремного заключения строгого режима". Ариадна Львовна по наивности своей пытается возражать: "У меня маленький ребенок... Больной отец..." (Позднее узнала, что отцу сообщили, будто в списках живых дочь не числится).

Бессонная ночь. Выкурены последние папиросы, купленные на последние деньги. В голове непрестанный звон, боль сковала сердце.

Потом — вокзал, ведут через пути. Купе в вагоне уголовников. Через сколько-то часов — город. Владимир. Камера на первом этаже помещения санчасти. В ней предстоит провести шесть с половиной лет. За это время научилась перестукиваться, но разучилась говорить. Питание: полкило черного хлеба, овес, ржавая хамса, мороженая капуста — в разных вариантах. Начался фурункулез, выпали зубы, волосы. Наружная стена камеры зимой покрыта льдом. Прогулки в забетонированных двориках-загонах.

Спасало чтение: давали книги, бумагу и, с двухмесячным опозданием, газеты.

Так прошло около пяти лет, и когда во Владимирский политизолятор доставили уцелевших от "Ленинградского процесса", старых узников свели по двое с "однодельцами". Ариадна Львовна попала к Раисе Азарх, замечательной женщине, одной из первых награжденной орденом Боевого Красного Знамени. По образованию она была врачом, работала "на голодном фронте". Сокамернице она сказала, что та выглядит хуже жертв невиданного голода 1921 года... Раиса Моисеевна была одним из первых членов Союза писателей. Как руководитель Санупра участвовала в финской войне. Была советником в республиканской Испании. Выезжала на фронты Отечественной войны. Арестовали ее за связь с Анной Сергеевной. Азарх били, держали в карцере, шантажировали — требовали дать показания против Ворошилова и Кагановича. Значит, Берия заготавливал "материал" впрок и на членов Политбюро...

Балашовой было невероятно трудно после одиночки — отвыкла от человеческой речи. А за стеной сидели знаменитая киноактриса Зоя Федорова и певица Лидия Русланова...

— Что случилось с начальником тюрьмы? На исходе пятого года заключения Балашовой он поддался на ее уговоры, позвонил отцу и передал просьбу Ариадны Львовны — выслать фотографию дочки. Потом пришло письмо, из которого Ада узнала о смерти мамы. Две недели пролежала в камере, не в силах подняться.

Настал 1953 год, до конца срока — всего четыре года...

В тот памятный день Азарх осталась в камере, на прогулку Балашова вышла одна. Окно камеры выходило на прогулочный дворик, и вдруг Аца услышала крики и плач Раисы Моисеевны. В камере она, рыдая, показала номер газеты в траурной рамке: умер Сталин.

Удивительный феномен советского общества — сочетание бунтарского духа с позорным раболепием.

Когда же поздним летом пришла весть о разоблачении Берия, задрожали видавшие виды стены Владимирки. И запела в своей камере Лидия Русланова, и никто не посмел оборвать ее ликующий голос.

Всех сидевших по "Делу Аллилуевых" начали освобождать в апреле 1954 года. Когда Балашову вывели на улицу, показалось — небо упало на нее...

Добралась до Москвы. Дома нищета, ослепший отец, отчужденная дочь: двоюродные сестры воспитали ее в ненависти к матери.

Ада решила не разыскивать Евгению Александровну — не потому, что та показала на следствии, будто Балашова участвовала в террористическом заговоре. Просто она вернулась очень больная, затравленная — страшно было выходить из дому, а телефона не было... Пошла на Новодевичье кладбище и увидела свежий холмик возле обелиска Павла Аллилуева — могилу Евгении Александровны...

Встречалась только с Азарх. Сначала она тоже сторонилась людей, потом обрела силы, добилась своей квартиры, своих орденов.