НА СОЛДАТ МЫ НЕ БЫЛИ ПОХОЖИ

Б. Д-Г. БАБАЕВ

Я родился в с.Вендерево Бантирского сельского Совета Долбанского улуса в 1925 г. В ряды Красной Армии призывался Долбанским районным военкоматом. Сейчас этот район входит в Астраханскую область. Служил в армии с 1942 г. по 1944г.

Сначала я попал в 110-ю Отдельную Калмыцкую кавалерийскую дивизию. Мы воевали в нагайских степях, освобождали Прасковею, Буденновск и другие населенные пункты Ставрополья и Ростовской области, дошли до Таганрога.

В начале 1943г. 110-ю ОККД расформировали, и я был направлен в 4-й Кубанский гвардейский казачий кавалерийский корпус, 30-ю кавалерийскую дивизию, 127-й кавалерийский полк, минометную батарею минометчиком.

В марте 1943 г. наш полк был расформирован в Ростовской области и в августе 1943 г. меня отправили на фронт,

На подступах к Мариуполю я был ранен и попал в госпиталь сначала в Таганроге, потом — в Ростове. Из Ростова госпиталь переехал в Мелитополь, в котором находился пересыльный пункт, В госпитале я встретил писаря — калмыка по национальности, записывавшего почему-то только калмыков. Когда я ему сообщил, что я — Бабаев Борис Дорджи-Горяевич, он сразу как-то встрепенулся и сказал: "Калмык", — а свое имя мне не назвал.

В Мелитополе всех калмыков собирали отдельно. Из 13 человек сформировали "команду 500". Ранее уже были сформированы другие команды, их направили в Молотовскую область. В апреле я попал туда же — на станцию Половинка. Сначала нашим сопровождающим был военнослужащий из Ивановской области. Когда мы приехали в Москву, он уехал к себе домой, а свои обязанности возложил на Дадинова. Он нас привез сначала в Кунгур, потом в Половинку, а 14 апреля 1944 г. мы были уже в Широклаге.

Там я встретил Улюмджи Кекеевича Мухлаева, его брата Тюрбя Кекеевича, Шевелдана Манджиевича Налаева. Помню Лиджи Теленгидова, ставшего командиром батальона.

В то время мне было 19 лет, я ничего не понимал в политике и думал, что все это правильно.

На другой день после приезда мы отправились на работу: чистить снег. А снега было — по шею. Потом начали долбить камень, долбили вручную, взрывали, грузили на тачки и увозили, сбрасывали в речку. Выполняли и другие работы. Объекты стройки находились недалеко от лагеря.

Народ в лагере сильно страдал от плохого питания, мороза, холода. В бараках не всегда было тепло. Печки топили дровами, для этого специально выбирали дневальных из стариков.

Постель наша состояла из наволочки для матраца и наволочки для подушки, которые мы набивали соломой или стружками, а укрывались шинелями.

В бараке было много клопов. Ночью уснешь и вроде не замечаешь их, а днем — на работе.

Сначала мы работали в солдатском обмундировании. Со временем все

износилось, и нам выдали лагерную одежду; белую фуфайку, белую шапку, белые брюки, а вместо обуви: чуни, сделанные из автопокрышек. Они были длинные, тяжелые. На солдат мы уже не были похожи.

Я постоянно испытывал там чувство голода. Только тяжким трудом можно было заработать ГЗ — горячий завтрак, ДП — дополнительный паек, УДП — усиленное дополнительное питание. Кое-что из этого я зарабатывал. Это была своего рода приманка для нас.

Вспоминаю такой случай. Однажды мы — несколько ребят пошли в подсобное хозяйство лагеря, где работали немцы. Они сажали там картошку. Нам сказали, что после того, как выкопают картошку, можно будет выбрать еще и остатки. Там мы наткнулись на яму, в которой хранилась картошка. Видимо, немцы оставили ее для себя. Мы открыли яму и давай набирать картошку в мешки. Но немцы нас поймали, загнали в деревянную будку, сделанную из горбыля и закрыли в ней.

Наши ребята были отчаянные: сломали будку и убежали с картошкой. Внизу протекала речка, а берега были очень крутые. Мы с этой горы падали кувырком, но картошку все-таки принесли, в котелках сварили и поделились со своими ребятами. Так мы сделали всего один раз.

Из медицинского обслуживания помню только комиссии, на которых проводили актирование. Лазарет был. Я не подвергался актированию и в больницу не обращался за помощью.

В лагере были организованы своеобразные формы отдыха; отдыхающая палата (ОП), отдыхающая команда (ОК). Палата была рассчитана человек на 15. Помещали туда передовиков труда и отдыхали они дней 10-14. Я тоже попадал туда, что меня немного поддержало. Находившиеся там люди не работали. А в отдыхающей команде все равно назначали на работу, но кормили лучше.

Командиром в отдыхающей палате был Тихон Васильевич Кичиков — оренбургский калмык.

Из культурного обслуживания я ничего не помню. Целый день проработаешь на холоде, голодный, и не до клуба уже было.

В первом батальоне были и женщины, но я не видел их.

У нас начальником батальона был Постников.

В Широклаге мы были подавленными, униженными людьми.

Была в Широклаге комсомольская организация, секретарем которой был Гаря Олегович Рокчинский. Собирали комсомольские взносы. К концу пребывания в лагере никакой дисциплины уже не было.

Работа была везде тяжелая. Весной в 1945 г. меня направили на шахты в г.Кизел. Примерно с месяц я там работал подсобным рабочим. Забойщики взрывали, а мы грузили уголь в вагонетки и "на гора" отвозили. Все делалось вручную. В то время в Кизеле много было шахт. Мы работали в шахте, которая называлась "Коммунальная". С местным населением в Кизеле мы не общались. Но иногда ходили на заработки — перекапывали огороды местным жителям.

Начальнику мы об этом не рассказывали. Надзора в Кизеле над нами не было. Мы знали свой барак и смену; отработали и шли отдыхать

В Кизеле на шахтах работали еще и немцы, но военнопленные, Я был знаком с немцем Поволжья. Его звали Яшей, работал шофером, в возрасте уже был.

В Широклаге я проработал с апреля 1944 г. по июль 1945г. Победу встретил на шахте в г.Кизеле, но никакого торжества по этому поводу не помню.

Документа о закрытии Широклага я не читал и не знал о нем. Так в Кизеле закончился мой Широклаг. Когда нам разрешили уезжать, дали направление в г.Тюмень, в котором было написано: для соединения с семьей.

Из Тюмени комендатура нас направила на Север, в Ханты-Мансииский национальный округ, там я поступил работать на Нахрачинский рыбозавод, сначала учеником экономиста, потом учетчиком, пришлось и порыбачить на катерах.

Дальше трех километров нам не разрешалось уходить от места жительства, да и идти было некуда, кругом — лес, тайга, болото, речки, озера.

И вот так прожил я там с 1945 по 1957 гг.

В 1957 г. приехал в Астраханскую область, Лиманский район, на ст. Зензе-ли. В 1960г. переехал в Калмыцкую АССР, в пос.Нарын-Худук, где работал в больнице завхозом. Сейчас живу в г. Элисте. У меня было три брата: Иван, ему 75 лет, у него семеро детей, Наран — бывший директор Каспийского машза-вода, ныне покойный, у него двое детей, у Саранга четыре дочери.

Я женился на Севере. У меня трое детей.

Широклаговцев я увидел впервые в Элисте, когда была организована их встреча.