С ВЕРОЙ В СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ

Заведующий райфинотделом старого Ставрополя Николай Арефьев был арестован в 1937-м. Обвинение, предъявленное ему, носило весьма туманный характер. Статья 58-11, 7 трактовалась как «связи и пособничество врагам народа». Так или иначе, но отца четверых детей, человека, чье имя для многих было эталоном честности, увели под конвоем в глухую ночь...

Занимался солнечный день. Поеживаясь от утренней прохлады, Николай стал собираться. Сегодня по совету родителей он едет в город на заработки. В семье у отца-крестьянина девять душ - пять детей да родители. С деньгами туго, вот и решили старшего сына отправить в Самару.

Отец имел земельный надел, но собственником не был. Земля принадлежала помещику. Его родители были крепостными, всю жизнь гнули спину на барина. После отмены крепостного права в 1861 году положение не изменилось, денежный и натуральный оброки были высокими.

Рабская зависимость от помещика стала нетерпимой. Выкупить эту землю и стать ее хозяином - об этом мечтал глава семьи. Первым и надежным помощником, опорой был 18-летний Николай. И вот ему предстояло начать работать в городе...

Революционные события в Нижне-Санчелеевской волости и Ставропольском уезде волновали его, но в политику Николай не совался, был замкнут. Ходил в церковь, молился, танцевал на вечерках и исправно работал в хозяйстве отца.

Он знал, что в Ставрополе в общественном семейном клубе без разрешения местных властей состоялось собрание интеллигенции и служащих местных учреждений. Собравшиеся пели революционные песни, а потом, как доносил уездный исправник, несколько ораторов «произнесли зажигательные речи». Аграрное движение в уезде охватило крестьян с. Никольского, русской и мордовской Борковок. Крестьяне разгромили хутора графа Орлова-Давыдова, потом стали громить другие

хутора того же помещика. Обо всем этом, да и о многом другом размышлял Николай, отмеривая версты по родной ставропольской земле.

На пароходе «Царевна Мария» Николай прибыл в Самару. Был август 1915 года. В городе многолюдно, шумно. Афиши извещали: в театре - концерты знаменитого певца Леонида Собинова.

Николай устроился токарем-станочником на штамповочной фабрике Зимина. В свободное от работы время он ходил гулять в Струковский сад, на Самарскую пристань.

Новые знакомства, встречи, беседы в рабочей среде на многое открыли ему глаза, сыграли решающую роль в формировании его характера, мировоззрения, его отношения к действительности.

Арефьев стал посещать рабочие кружки, почувствовал духовную близость к этим людям. Он считал справедливым и единственно правильным лозунг большевиков: «Вся власть - Советам, заводы, фабрики - рабочим, земля - крестьянам!»

В январе 1916 года Арефьев переехал в Ставрополь. Устроился писарем в комитете беженцев. Недолгое пребывание в армии - и вновь, уже в 1918 году, Ставрополь. Ему предложили работу в конторе Ставропольского уездного Совета. Он охотно согласился.

В качестве конторского служащего овладел и изучил административно-хозяйственную и финансовую работу. Однако положение советской власти в городе было неустойчивым: эсеры, меньшевики, кадеты стремились парализовать работу Советов. События развивались драматически. Следствием вспыхнувшего мятежа против Советов был разгром, большевики бежали из города. Начались облавы.

Председатель Совета В. Баныкин был застрелен на улице при попытке уйти из города. Вскоре по мобилизации Арефьев оказался в белой армии Колчака и был увезен в Иркутск. Улучив удобное время, он бежал в расположение частей Красной Армии, надел красноармейскую форму и в декабре 1919 года принял участие в освобождении Иркутска от колчаковцев.

Во время гражданской войны он вступил в партию большевиков. В боевых походах сражался против казачьего войска Семенова, барона Унгерна, под Волочаевкой и Спасским. В составе народно-революционной армии Дальневосточной республики Н. Арефьев завершил свой боевой путь у берегов Тихого океана.

В 1922 году он возвратился в Ставрополь. В его личной жизни про-

изошли перемены. Он встретился с очаровательной Лидочкой, выпускницей Ставропольской гимназии. Они поженились. В 1924 году родился первый сын - Владимир.

Теперь Николай - на финансовой работе, много ездит по Самарской области по поручению партийной организации. Он не искал легких путей в жизни, а свое должностное положение укреплял добросовестным отношением к порученному делу. Во взаимоотношениях с товарищами был корректен, его уважали за спокойный и ровный характер. После окончания курсов при финансовой академии в Ленинграде его повысили в должности. С успехом Николай выступает на совещаниях, пленумах. Его избирают членом райкома партии, исполкома.

Произошли изменения и в семье: родился еще сын, Станислав, потом - дочь Римма.

Николай Алексеевич любил жизнь, и спасали его от всех невзгод душевная доброта и терпение. В 1937 году родилась дочь Тамара. В семье прибавилось хлопот, было шумно, весело.

И вдруг как гром среди ясного неба: арест. Его взяли сентябрьской дождливой ночью 1937 года. Вошли трое местных энкавэдэшников, знавших его. Переминаясь с ноги на ногу, чувствуя неловкость от своей неблагодарной миссии, объявили об аресте.

Николай упавшим от волнения голосом стал успокаивать рванувшуюся к нему жену с грудной дочкой на руках. Проснулся младший сын и, остановившись в дверях, широко раскрытыми глазами смотрел на отца и незнакомых людей. Николая Алексеевича увели.

Владимир хорошо запомнил арест отца, ему было в ту пору тринадцать. Казалось, даже сотрудники НКВД, знавшие Николая Арефьева, пребывали в некотором смущении из-за осознания своей черной миссии. На руках Лидии Арефьевой осталось четверо детей. Среднему, Славе, было десять, Римме - три года, Тамаре - три месяца.

Дочь Николая Алексеевича, тольяттинская пенсионерка Римма Николаевна Арефьева, вспоминает об отце:

- Начав трудовую деятельность в финансовых органах Ставрополя, отец к середине тридцатых занял пост начальника финансового отдела. Столь блестящую карьеру для человека, имеющего за плечами первую ступень начальной школы, можно объяснить лишь природными способностями.

В обязанности отца входил сбор налогов по всему Ставропольско-

му району. Из теплой верхней одежды был у него только старый тулуп. Он его надевал и уезжал. Жили мы очень бедно. Не было ни простыней, ни пододеяльников, но было мною книг. А поскольку отец свято верил в коммунистические идеи, то собрания сочинений Ленина и Сталина тоже были в наличии.

Рассказывает младшая дочь Николая Алексеевича Тамара Николаевна:

- Отец, как и положено было начальнику финансового отдела, определял налоги на жителей села Борковка. Сельские бабы шли к матери и просили: «Алексеевна, похлопочи или напиши заявление, чтобы налог скостили или сняли». И мать писала на имя отца эти заявления. Из-за этого у них с отцом были споры. Но если только было возможно, отец шел навстречу и всегда повторял матери: «За хлопоты никогда не бери даже ягодки...» И не брали. Жили более чем скромно, тем, что давала земля; картошка, тыква были свои. Деньги отца шли государству. Он, как начальник, подписывался на военные займы - на один, два и даже три должностных оклада...

Постановлением «тройки» при УНКВД по Куйбышевской области 14.02.38 года Николай Алексеевич был признан виновным в том, что в своей практической деятельности проводил вредительскую работу, проявлял халатность, злоупотреблял служебным положением. Приговорен к 10-ти годам лишения свободы.

Много было неясного в этом решении. После приговора Николая под конвоем повезли на Колыму, в Магадан. В зарешеченном окне вагона он узнавал знакомую местность, Сибирь, где в гражданскую войну грудью защищал советскую власть. А теперь его везут по этим местам как врага этой власти. Слезы застилали глаза: «Что будет с семьей?» В том, что это злонамеренность, он не сомневался. Но кто? С какой целью? И не находил ответа.

Как правило, арест «врага народа» рикошетил по его ближайшему окружению. Так было и на сей раз. Раньше Лидия Алексеевна учительствовала, но теперь ей, как «вражьей» жене, было невозможно устроиться в школу. Однажды, придя домой, Лидия Алексеевна обнаружила, что весь ее нехитрый скарб вынесен на улицу. Неподалеку была привязана единственная кормилица - корова. С трудом удалось обездоленному семейству найти квартиру.

- Всем была безразлична судьба матери и четверых детей, - вспо-

минает Тамара Николаевна. - Наконец заведующий районо Агафонов, сжалившись и не побоявшись навлечь на себя немилость властей, дал маме работу учителя в селе Русская Борковка, что за пять километров от Ставрополя. Маме приходилось ходить пешком туда и обратно, оставляя дома малолетних детей. Иногда приходилось возвращаться ночью под вой волков. Дорога проходила примерно в районе теперешних пионерлагерей, потом выходила ниже того места, где сейчас расположен памятник Татищеву.

В селе маму очень любили, помогали продуктами. Было очень трудно, и мама в отчаянии писала письма Сталину, Калинину, Ворошилову. Продолжалось это до тех пор, пока кто-то из сотрудников НКВД не вызвал ее и не сказал, чтобы она прекратила это, если не хочет отправиться вслед за мужем. Тогда ведь мы еще не знали, как часто забирали и жен, и детей «врагов народа».

Однажды Володя Арефьев, придя из школы, заявил, что больше не намерен туда ходить, так как у него нет сил носить клеймо сына «врага народа», о котором не уставали напоминать одноклассники. Владимира отправили в Москву к тетке. В самом начале войны он, семнадцатилетний мальчишка, ушел добровольцем на фронт.

Можно сказать, что Николай Арефьев был рожден в рубашке. Из десяти лет, к которым его приговорила «тройка», он отбыл три года. Срок отбывал на Колыме, в Магадане.

И вдруг блеснул луч надежды. Матери Николая сообщили, что прокурор Куйбышевской области опротестовал постановление «тройки» руководства НКВД Куйбышевской области. В протесте от 29.09.39 года указывалось, что в материалах уголовного дела нет данных о проведении Арефьевым вредительской деятельности, и было предложено отменить постановление от 14.02.38 года, уголовное дело закрыть за отсутствием состава преступления, заключенных освободить из-под стражи.

Протест прокурора области был рассмотрен, и уголовное дело в отношении Н. Арефьева было прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления...

Будто из железа был выкован этот человек, он перенес все выпавшие на его долю невзгоды, прошел через все муки ада, чудом остался жив и возвратился домой. После пережитого он не стал отступником, не сломался, не изменил своих убеждений и взглядов.

К его заявлению отнеслись с пониманием и уважением, и он был восстановлен в партии и на работе. Он редко вспоминал о своих злоключениях, только рассказывал про страшные сны.

- Сложно сказать, что именно сыграло роль в освобождении отца, - рассказывает Римма Николаевна. - Возможно, по счастливой случайности письма матери в какой-то инстанции возымели действие. Она писала, что мужа обвинили незаслуженно. В том, что отец вообще остался жив, думаю, сыграла роль его деревенская закваска, то, что он умел делать абсолютно все - и хлеб печь, и валенки подшивать, и многое другое. По возвращении из лагерей отец нам, детям, ничего не рассказывал, тема эта была запретной. Помню, что ноги отца напоминали сплошное кровавое месиво из-за цинготных язв, и каждый год врачи делали ему пересадку кожи. Во рту у него практически не оста лось зубов. Несмотря на все перенесенные страдания, отец никогда не жаловался. Более того, как и многие в то время, он был уверен в невиновности, непогрешимости Сталина.

Кое-что об ужасах ГУЛАГа мы узнали от брата мамы, Федора Воробьева, тоже пострадавшего от репрессий. В Москве он был осужден за какое-то высказывание о Сталине. Он говорил о жестокостях, которые творились за колючей проволокой на Колыме, о замерзших трупах, которые складывали в штабеля. Однажды дядю Федора приняли за труп и положили вместе с другими в кучу. Спасло его лишь то, что он неожиданно зашевелился и кто-то это заметил.

Во время войны и в послевоенные годы Николай Алексеевич работал заведующим райфинотделом, а также над формированием денежного и вещевого фондов помощи фронту. Наверное, большую роль играло и то, что честность и принципиальность его были известны всем. Даже дети это понимали. Римма Николаевна вспоминает о том, как их семья приобрела первый утюг. По тогдашним правилам, эту «роскошь» необходимо было зарегистрировать. Николай Алексеевич не позволял пользоваться утюгом, пока его не зарегистрировали. Он скрупулезно следил за тем, чтобы было сдано государству должное количество молока от их коровы, хотя семья жила впроголодь.

- Брат отца, Вениамин Алексеевич, был директором планового института в Куйбышеве, - говорит Римма Николаевна. - Моя младшая сестра Тамара хотела поступить в этот институт, но отец ей категорически запретил. Не хотел, чтобы сестру кто-то упрекнул в том, что

она и директор однофамильцы. Тамара окончила Московский фармацевтический институт...

Владимир стал поенным, закончил войну в звании майора, проживает в Арзамасе Нижегородской области. Станислав и Римма стали педагогами, Тамара фармацевтом. Все трое живут в Тольятти.

Когда стали переносить старый Ставрополь, Николай Алексеевич решил построить дом, потом рядом с домом сам возделывал сад.

Дети выросли. Станислав Николаевич закончил пединститут, работал в тольяттинской школе № 16. Тот же путь выбрала Римма Николаевна, долгие годы проработавшая учителем начальных классов в СШ №10.

Вся жизнь Николая Арефьева была посвящена работе в финотделе, откуда он ушел на пенсию. Однако побыть пенсионером ему почти не пришлось. Он умер в 1960 году на шестьдесят четвертом году жизни.

Николай Алексеевич - один из многих миллионов рядовых граждан страны, чья судьба повторила все ее повороты и извилины...