ЖИЗНЬ ПОД КОНВОЕМ

Найти квартиру Л. В. Анненковой не представляло труда. Она находилась на Московском проспекте в Пушкино. Дверь хозяйка открыла заранее (договорились по телефону), так как ей трудно ходить.

— Это все от тех лет,— прояснила ситуацию Лидия Вениаминовна.— Лагерь отнял все, а теперь вот — и ноги... Трудно вспоминать то, от чего и сегодня волосы дыбом встают. Очень тяжело думать о том времени. Ведь мне было всего двадцать четыре... Лучшие годы моей молодости проведены под конвоем, за проволокой...

Л. В. Анненкова на миг умолкла, смахнув рукой непрошенную слезу.

— Меня и дочь ругает, просит не вспоминать о прошлом,— продолжала она.— От этого иной раз давление поднимается до двухсот сорока... Как-то лопнул сосуд и пришлось вызывать «скорую»...

В тот день я так ничего и не записал в свой блокнот. Назначили новую встречу, причем договорились, что Лидия Вениаминовна будет держаться...

Из воспоминаний Л. В. Анненковой:

— В 1932 году я училась в геологоразведочном техникуме г. Барнаула Павлодарской области. Во время практики

знакомились с Анненковым Владимиром Семеновичем. Мы поженились и переехали в г. Александровск (на Сахалине — В. С,), куда мужа направили на работу главным маркшейдером треста «Сахалинуголь».

Вскоре родилась дочь Надя. И, казалось, что не было на свете счастливей семьи. Но трагедия приближалась. 21 сентября 1937 года, когда В. С. Анненков поздно вернулся из тайги, где был на охоте, за ним пришли...

— Не успел муж обогреться, как в комнату заскочили три энкавэдиета,— говорит Л. В. Анненкова.— Двое стояли у дверей, а третий быстро подошел к Володе и протянул ему небольшую бумажку. Видимо, это был ордер на арест... Муж приблизился ко мне и говорит: «Не волнуйся, это какое-то недоразумение. Я скоро вернусь...»

Покуда работники НКВД производили обыск, Лидия Вениаминовна собрала пару белья, мыло, полотенце... «Я не виноват, Лида!» — тихо сказал Владимир Семенович, видя вздрагивающие плечи жены. Прижимая к себе трехлетнюю дочь, он был убежден, что вернется. «Смотри себя! Береги нашу Наденьку!» — были его прощальные слова.

— Лишь много лет спустя, уже будучи в лагере,— продолжает Анненкова,— я от одного из этапников, бывшего сослуживца мужа Яна Михайловича Чеховича, узнала, что Володю после 18-суточных допросов втолкнули в их камеру. Говорить он не мог. Мы, вспоминал Я. М. Чехович, перенесли его на нары, обложили мокрыми тряпками лицо и голову, на которых засохли в крови волосы. А ичики — это мягкие охотничьи чулки-сапожки, пришлось разрезать, чтобы их снять с опухших, окровавленных ног...

За какое преступление так жестоко издевались над мужем Л. В. Анненковой? Об этом Лидия Вениаминовна не знала до последнего времени. Правда, в 1967 году она получила документ от Военной коллегии Верховного Суда СССР о посмертной реабилитации Владимира Семеновича. А 3 августа 1959 года райЗАГС г. Мирзачуль Ташкентской области выдал свидетельство о его смерти. В этом документе говорится, что

«Анненков Владимир Семенович умер 24 июля 1943 года». Но не указаны причина и место смерти.

Из письма Управления КГБ СССР по Сахалинской области от 6 апреля 1990 года:

«Проверкой имеющихся архивных материалов установлено, что Анненков Владимир Семенович, 20 мая 1905 года рождения, уроженец г. Щигри Курской области, 21 сентября 1937 года арестован органами НКВД в г. Александровске Сахалинской области по надуманному обвинению в том, что с 1936 года являлся участником, якобы, существовавшей в угольной промышленности Сахалина контрреволюционной организации и по заданию ее руководителей занимался вредительством.

27 мая 1938 года выездной сессией Военной Коллегии Верховного Суда СССР заочно осужден по статьям: 58-1А «Измена Родине», 58-8 «Террористический акт», 58-9 «Диверсия», 58-11 «Участие в контрреволюционной организации» УК РСФСР к высшей мере наказания. Приговор приведен в исполнение 30 мая 1938 года в г. Александровске Сахалинской области».

Как же так: в одном документе указано, что умер 24.7.1943 г., а во втором — расстрелян в 1938 году? Пояснение на этот счет дает У КГБ СССР по Сахалинской области, «что о причине и дате смерти в свое время Надежда Владимировна (дочь В. С. Анненкова — В.С.) неверно информирована в связи с неполной проверкой всех имеющихся архивных документов».

Из воспоминаний Л. В. Анненковой:

— На третий день после ареста мужа меня и дочь выселили из квартиры. Разрешили взять с собой лишь самое необходимое на несколько дней, объяснив, что все скоро выяснится и мы вернемся сюда обратно. Я, конечно, поверила, и поселилась в другой квартире. Однако на работу нигде не принимали. Только через полгода устроилась машинисткой в тресте «Сахалинснаб», дочь приняли в детсад. Я успокоилась и ждала мужа.

Однажды утром, когда Лидия Вениаминовна собирала

дочь, чтобы по пути на работу отвести ее в детсад, в квартиру зашли энкавэдиеты. И хотя один из них сказал, что она должна с ними проехать до НКВД для выяснения каких-то вопросов, Л. В. Анненкова и без предъявления ордера на арест поняла, что это конец...

В НКВД, куда ее привезли, следователь что-то спрашивал, записывал... Но что конкретно — не помнит. Когда подвели дочь и сказали: «Простись», она потеряла сознание.

— Очнулась я в «черном вороне»,— говорит Лидия Вениаминовна.— Одна. Куда еду? Зачем? Когда втолкнули в камеру, то меня обступили знакомые женщины, ранее арестованные. Среди них были Адзелевич, Вилькенштейн... И тут я впервые заплакала. Арестантки обнимали меня и тоже плакали. «Волей, говорят, от тебя пахнет, волей». Они-то сидели в душной и темной камере, без прогулок, света и на голодном пайке.

На допросах Лидию Вениаминовну не били, не ругали. Но каждый день показывали фотографию дочери, очень похудевшей, наголо остриженной, в большом не по размеру платье и под портретом Сталина. Следователь твердил одно и тоже: «Ваша девочка очень плачет, плохо ест и спит, зовет маму. А вот вы не хотите вспомнить, кто у вас бывал с японской концессии? О чем вели разговоры? Кто еще был в это время из сослуживцев?»

Так прошел год. Потом ее вывезли на материк и в зарешеченном вагоне отправили в КАРЛАГ. Расшифровывалось это слово так: Карагандинские лагеря. Можно более дипломатично: Карагандинский совхоз ОГПУ СССР. Или проще: Долинка — по названию симпатичного местечка близ Караганды.

Здесь уже сидели вдовы, заклейменные аббревиатурой ЧСИР — члены семей изменников Родины. Среди «изменниц» — и дочь А. Енукидзе, сестра маршала Советского Союза М. Тухачевского Елизавета Арватова-Тухачевская, сестры Я. Гамарника, Наталья Сац, Лидия Русланова.

В КАРЛАГе Л. В. Анненкову встретили щелистые бараки, нары из досок, пол из жердей, чуть-чуть выровненные слоем

грязи. На первый ужин дали баланду из сечки, еле заправленную подсолнечным маслом.

Вначале тысячи заключенных пололи пшеницу, а затем всех отправили на земляные работы — рыть канал. Летом еще терпимо, а вот зимой трудно выполнить норму. Морозы так сковывали землю, что от кайла искры летели. А надо дать не одну, а две нормы, чтобы получить лишние 200 граммов хлеба, килограмм вареной свеклы да пол-литра жидкого перлового супчика, заправленного ржавыми селедочными головками.

Как-то в обед Лидия Вениаминовна — как новенькая,— спросила у своей напарницы:

— Зачем так надрываешься? Мы не дотянем до вечера.

— Позавчера на разводе начальник объявил, что ударники будут освобождены досрочно,— ответила та.— А я — коммунистка. Да меня и так долго держать не будут. Я здесь ошибочно. Разберутся...

В этот день на трассе появился начальник лагпункта. Он имел славу человека жестокого и безжалостного. Уголовники ему дали кличку «Комар».

Как только он остановился, послышались робкие просьбы. Просили сапог, брюк, рукавиц. Прищурив один глаз, от чего лицо его казалось перекошенным, начальник молча посмотрел выше голов заключенных направо и налево, видимо оценивая сделанное, и сказал:

— Брюк и сапог нет. Рукавицы — еще шьют. Через три дня этот участок должен быть закончен. Тогда посмотрим...

И, отвернувшись спиной, «Комар» пошел инспектировать другие бригады.

— На работу нас выгоняли затемно, еще при звездах,— говорит Л. В. Анненкова.— По времени не ориентировались — не было ни часов, ни радио. До канала идти 3-4 километра. Охрана вооруженная, с собаками. Когда что-то пугало собак (заяц или птица), то охрана давала команду лечь на землю... И это при 40-градусном морозе. Я бы не выдержала, пропала на этом канале. Силы начали таять. Выручило наводнение.

Ранней весной в ясный морозный день где-то прорвало плотину. Вода мгновенно залила канал и снежное поле, через которое надо было бежать до дороги. Это примерно с километр. Лидия Вениаминовна одолела половину расстояния, на большее уже не было сил. Валенки, ватные брюки — все обледенело, тянуло вниз, ноги скользили. Вода была уже выше пояса. Начинала кружиться голова. Она остановилась. «Все! Конец! Закрыла глаза...» «Хватайся за меня!» — в этот момент Л. В. Анненкова услышала спасительные слова. Открыла глаза и увидела рядом свою учетчицу. Вскоре подоспел охранник...

После этого ее перевели с земляных работ в телятник, где Лидия Вениаминовна чуть-чуть окрепла.

Из воспоминаний Л. В. Анненковой:

— Через 2-3 месяца к нам зашел главный ветеринарный врач Сурков, вольнонаемный, расхваливал меня за идеальную чистоту в телятнике и велел перевести в ветлечебницу санитаркой...

Все время я думала о дочери. Переписку разрешили только через 6 лет — в три месяца одно письмо...

Из письма от 31 мая 1944 года Нади Анненковой (детдом № 1 села Карсаково, что на Сахалине):

«Здравствуй, дорогая моя мамочка. Как ты живешь?.. У нас директор очень хороший и добрый, воспитатели тоже... Я сейчас не учусь, у нас каникулы. Я писала тебе какие оценки за четверть... Пришли мне свою фотокарточку...»

Как ответить на это письмо? Горечью обиды и жгучими слезами бессилия. А что Лидия Вениаминовна могла сообщить дочери на ее вопросы из другого письма: «Мама, почему не пишешь, как живешь? Где работаешь?.. Ты говорила, что весной приедешь за мной, но ведь уже весна... Мне очень хочется домой... Приезжай за мной».

Только летом 1946 года пришло освобождение. Л. В. Анненкова приехала в Ташкент. Там в министерстве сельского хозяйства дали направление в мясомолочный совхоз им. Сталина, что на ст. Джума Самаркандской области. Сразу же

начала поиски дочери Нади. И после долгих трудностей разыскала ее в детдоме Переделкино под Москвой. (В последующем Надежда Владимировна Данькова (Анненкова) окончила текстильный институт, работала инженером-конструктором в НИИ. После замужества переехала в г. Пушкино. Теперь на пенсии. Ее сын Владимир, внук В. С. Анненковой, недавно окончил юридический факультет МГУ — В.С.).

Л. В. Анненкова долгое время работала ветфельдшером, а затем, подучившись — ветеринарным врачом. В 1968 году ушла на пенсию и переехала в Пушкино. 30 лет назад она получила долгожданный документ из Южно-Сахалинска, где говорится, что ее уголовное дело пересмотрено на заседании президиума Сахалинского областного суда 13 февраля 1960 года. Постановление Особого совещания при НКВД СССР от 31 июля 1938 года в отношении ее отменено и дело производством прекращено. Анненкова Л. В. по данному делу реабилитирована.

Всю жизнь Лидию Вениаминовну, бывшую «чесеирку» (член семьи изменников Родины), тревожат воспоминания о жизни под конвоем, хотя она старается не думать об этом, не покидает и чувство обделенности жизни, безотчетного страха. С волнением слушает она сейчас новости радио и телевидения: какие еще «договорные цены» придумает торговля на пути перехода к рыночной экономике. Ведь пенсия-то у нее минимальная.

...Не один час просидели мы с Лидией Вениаминовной. Говорили о многом, не все воспоминания легли в этот материал. Уходя, я легонько закрыл дверь на защелку, зная, что Л. В. Анненкова опять осталась наедине со своим прошлым. Завтра будет звонить дочери или ждать от нее звонка. Будет ждать соседку Елену Васильевну Хлестову, которая регулярно доставляет ей продукты из магазина, а также своего участкового врача Р. Ф. Гришанову. Раиса Федоровна никогда не проходит мимо ее дома. Зайдет, послушает больную, выпишет лекарства, а то и просто ради доброго слова в адрес бывшей узницы.