В середине прошлого века в Москве ещё оставались старые улицы, похожие больше на русскую провинцию — с заросшей травой булыжной кладкой, с палисадниками, с огородами на задних дворах.

Именно такой была 1-ая Аэропортовская (бывшая Инвалидная) улица, где я родилась. Автомобили сюда заезжали редко, гуси неторопливо прохаживались по мостовой, курицы копошились в пыли у забора. Многие жильцы держали домашний скот. У нашей соседки Марии Васильевны была корова, которую летом пасли в Тимирязевском парке.

До войны здесь было село Всехсвятское, названное по имени церкви Всех Святых.

Все дома на Аэропортовской улице стояли, плотно прижавшись к тротуару, и только наш был за забором с большими воротами и калиткой, запиравшейся ночью на ключ. Позади дома находился заросший сад с кустами сирени, жасмина и боярышника.

Говорили, что этот дом построил фабрикант, сбежавший за границу после революции. Я не верила рассказам, но когда в середине 60-х особняк снесли, местные ребята нашли в подвале сундук с золотыми монетами. Наивный владелец надеялся вернуться в Россию.

Наша квартира находилась на втором этаже. Из небольшого холла широкая лестница вела на чердак. В ненастные осенние дни родители открывали крышку люка и пускали меня играть. Часами я разбирала покрытые пылью бабушкины сундуки со старой одеждой: вышитые кафтаны, сарафаны, кокошники... В тёмном углу поблёскивали пустые золочёные рамы и оклады икон.

В центре чердака в старых кожаных чемоданах лежали дореволюционные журналы и связанные бечёвкой толстые тетради, исписанные математическими знаками и чертежами. Я перелистывала страницы, пытаясь разобраться в непонятных рисунках. Эти тетради заинтересовали меня, я спросила о них у родителей, но мне толком ничего не объяснили. И только спустя много лет я узнала, что тетради принадлежали известному военному конструктору Леониду Васильевичу Курчевскому, мужу старшей сестры отца, Марии Фёдоровны.

Особняк на Аэропортовской в 1930 году Сталин предоставил Курчевскому за военные изобретения. Здесь Леонид Васильевич прожил семь лет, отсюда летом 1937-го его увезли на Лубянку, приговорили к высшей мере наказания. Курчевскому было 47 лет.

Сразу после ареста первый этаж дома отняли и поселили новых жильцов. Водопровод и телефон отключили. Я родилась на Аэропортовской через девять лет после смерти Курчевского. Конечно, родители мне ничего не рассказали, но весь дом был наполнен тайной. Не могу объяснить, что заставляло меня настораживаться, прислушиваться к разговорам взрослых, бродить по заросшему саду. Здесь всё было необычно: например, в доме не было водопровода, воду носили из колонки, но почему-то у соседей на первом этаже была ванная комната — с мёртвыми кранами. В облупившейся эмалированной ванне держали бочки с квашеной капустой и мешки с картошкой. Помню, как меня удивили эти пустые краны.

Мне было шесть лет, когда умер Сталин. В тот день мама отправила меня за детским питанием для маленькой сестры. Было серое мартовское утро, на соседнем доме висел красный флаг с черной неровной каймой. Я шла по улице и считала флаги.

Вечером родители поехали прощаться с «вождём», но когда они доехали до центра Москвы и увидели огромную толпу возле Колонного зала, мама уговорила отца вернуться. Она рассказывала, что видела сотни потерянных галош и шапок на мостовой.

Могла ли я тогда представить, что много лет спустя в Лондоне найду на сайте общества «Мемориал» в расстрельных списках с подписями Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Жданова имя Леонида Васильевича Курчевского.

Осенью 1987 года, пережив Курчевского на пятьдесят лет, умерла Мария Фёдоровна Курчевская-Станкова. Уникальный архив — два альбома с фотографиями, воспоминания друзей и сотрудников, статьи журналистов 60-х годов — тётя завещала мне. Получив в наследство документы, я решила систематизировать и записать всё, что знаю из разных источников о погибшем родственнике.

Детство и юность

Леонид Васильевич Курчевский родился 22 августа 1890 года в старинном русском городе Переславле-Залесском, расположенном на берегу Плещеева озера. Его отец Василий Григорьевич был учителем рисования, а дед Григорий Семёнович держал постоялый двор.

Надо заметить, что в те же годы в Переславле-Залесском родился еще один знаменитый изобретатель, Михаил Кошкин[1], сделавший лучший танк второй мировой войны — Т-34.

В августе 1902 года Лёня поступил во 2-ую Московскую гимназию, славившуюся прекрасными преподавателями во главе с директором В.М.Михайловским. Классным руководителем Лёни был Николай Владимирович Кашин, преподававший в младших классах математику, в старших — физику, химию и космографию. Любую скучную тему, Кашин мог сделать интересной. Ученики гимназии запомнили на всю жизнь «кашинские семинары», на которых они по очереди делали доклады[2].

В одном классе с Лёней учился Серёжа Юдин[3], будущий знаменитый хирург. Однажды Серёжа пригласил Лёню в гости, хотел показать свое новое изобретение: он заучивал формулы по химии, написав их кистью на потолке. «Посмотри!» — с гордостью сказал Серёжа, — «Очень помогает! Может быть, и ты такое же себе устроишь?»

Курчевский стал любимым учеником Кашина, его страстное увлечение химией и физикой обещало вырасти в глубокие знания. Это сблизило Лёню с Серёжей, оборудовавшим в домашнем чулане лабораторию.

Революцию 1905 года друзья встретили с воодушевлением. Сначала задумали взорвать гимназию, но не хватило пиротехнического опыта — взрыв получился маленький, хотя шум был большой. Затем устроили погром оранжереи одного московского купца. За это Лёню исключили из гимназии, но после физического наказания, домашнего ареста и ремонта оранжереи юного «революционера» восстановили.

Каждое лето Юдины проводили в Царицыно. Здесь друзья увлекались рыбалкой и охотой. За успешное окончание второго класса родители подарили Серёже ружье «монтекристо». Возникла проблема с патронами — они были слишком дорогими для гимназистов. Выручила техническая смекалка — Серёжа узнал рецепт изготовления гремучей ртути, и с помощью Курчевского получил её в своей домашней лаборатории.

В пятнадцать лет Серёжу отправили летом на Рижское взморье в семью местного учителя-немца. Хозяин дома любил охоту. После нескольких выходов с настоящим охотником Юдин понял, что раньше только «сотрясал воздух». Оказалось, что приёмам правильной охоты тоже надо серьёзно учиться.

Вернувшись в Москву, Серёжа взялся «преподавать» правила охоты Курчевскому. Много раз, по хорошей погоде, друзья ездили вдвоём на велосипедах в район Переславля-Залесского.

Кроме Серёжи Юдина в одном классе с Лёней учились братья Яковлевы, Василий и Борис[4], будущие известные художники. Благодаря замечательной гимназии, выдающейся на фоне предуниверситетских учебных заведений Российской империи, Лёня получил блестящее образование.

Университет, революция, коммуна

Окончив гимназию, Курчевский поступил в Московский государственный университет на физико-математический факультет, но проучился там только два года. С 1914 года он работал лаборантом в Педагогическом институте имени П.Г.Шелапутина, с 1916 по декабрь 1918 заведовал конструкторским бюро Московского военно-промышленного комитета, где изобрёл станок для метания гранат.

После Октябрьской революции Курчевский участвовал в восстановлении разрушенного хозяйства. В гражданскую войну в Переславле-Залесском создал технико-продовольственную базу с натуральным хозяйством, где выращивали овощи и разводили домашнюю птицу. Таким образом Курчевский решил проблему питания и обеспечил рабочим нормальные жизненные условия.

Впоследствии он организовал мастерскую и автолабораторию при Народном Комитете по изобретениям. Часть сотрудников жила в Москве в мастерских лаборатории, часть на квартире Курчевского на Арбате, остальные на базе в Переславле. Питались сообща, для всех готовилась простая еда. В лаборатории не было ограничения рабочего времени, при этом все работали с энтузиазмом.

Об этом периоде сохранились воспоминания близкого друга Курчевского, изобретателя С. Богословского:

«Как-то весной 1920 года в моей квартире при заводе «Авиаприбор»… раздался звонок. Домашняя работница Маруся, человек категорических суждений, доложила: “Тебя какой-то толсторожий спрашивает”. В комнату быстро вошёл приземистый, широколицый человек, представившийся Леонидом Васильевичем Курчевским. Разговор, начавшийся с просьбы гостя изготовить на “Авиаприборе” детали для аэромобиля, затянулся на несколько часов и стал началом моей дружбы с остроумным изобретателем и самым весёлым, оптимистичным человеком из всех, кого я знал.

Характер и образ Курчевского складывались в безграничном увлечении новыми, часто дерзкими идеями, в стремлении к воплощению их любыми путями и средствами. Ни минуты застоя и успокоения. Полное пренебрежение к одежде и собственному внешнему виду, к условиям жизни, деньгам и благополучию.

Курчевский не имел высшего образования, но его познания, острота ума и восприимчивость поражали учёных и больших изобретателей, с которыми он советовался и работал.

К тому времени Курчевский стал известным человеком среди инженерной общественности. Многие знали о его проектах аэромобилей. Придуманный им заменитель дефицитного бензина — смесь спирта-сырца с эфиром, или, как его называл сам автор, «ханжа», — широко применяли в заводских и в военных автохозяйствах.

По инициативе Л. В. Курчевского была организована мастерская-автолаборатория, и в ней начаты эксперименты для восстановления разрушенного автопарка страны.

Бывая у Курчевского, я не мог определить границу между домом и автолабораторией. Просторную квартиру в несколько комнат загромождали части автомобилей, баки, автопокрышки, приборы и инструменты, вперемежку с эскизами, книгами и самыми разнообразными ружьями — от шомпольных до штуцеров Голанд-Голанд для охоты на слонов. Было ещё несколько приветливых умных охотничьих собак, так хорошо дополнявших и разнообразивших обстановку. Всё здесь говорило об увлечениях хозяина»[5].

О весёлом характере Курчевского вспоминала и Мария Фёдоровна. Они познакомились в 1918 году в Переславле-Залесском у общих знакомых Кумашевских. Марусе было девятнадцать, она с подругой надели белые нарядные платья. Вдруг в дом ввалилась большая компания: это Курчевский приехал с друзьями из Москвы на охоту. Увидев нарядную Марусю, он воскликнул: «Что это тут за птица появилась?» Подскочил, схватил её грязными руками и под общий хохот посадил в курятник. Так необычно состоялось их знакомство.

Через некоторое время Маруся нашла работу в штабе военного округа и переехала в Москву. Она жила на Арбате у знакомых Павловых, недалеко от квартиры Курчевского, и они часто встречались. Однажды Леонид предложил: «Переходи ко мне — двадцать пять тысяч буду платить».

Так Мария Фёдоровна стала секретаршей Курчевского. До встречи с ней Леонид был женат, у него была дочь Ирина. Но отношения с первой женой не сложились, Мария Алексеевна всё время находилась в окружении поклонников и вела себя несерьёзно. Это, конечно, раздражало Леонида, и они часто ссорились. Иногда, не желая выпускать жену из дома, Курчевский запирал её в ванной. В конце концов они решили расстаться и договорились, что Курчевский заплатит Марии Алексеевне 3000 золотых рублей за отказ от дочери. Жена написала расписку, получила деньги и съехала, а маленькую Ирину воспитывала мать Курчевского.

После Гражданской войны почти весь транспорт в стране был разрушен. Курчевский занялся его восстановлением, собирал останки брошенных автомобилей, на немецкий «Даймлер» устанавливал мотор «Чандлер», на американский грузовик — немецкую коробку скоростей и французский мотор «Дион-Гужон», и т. д. Его идею подхватили другие автохозяйства. Благодаря возрождённым автомобилям наладили сообщение между московскими мастерскими и базой в Переславле.

Осенью 1922 года он изобрел эмульсию, предохраняющую выпуск воздуха из покрышек и камер автомобилей. Испытания проводились на Ходынском поле в Москве; Курчевский, сидя за рулём небольшого грузовика, ездил вокруг группы военных начальников, стрелявших из револьверов по задним шинам автомобиля. В результате машина сделала десять кругов, а шины остались рабочими[6].

В те же годы Курчевский сконструировал первый автомобиль в виде трубы с вращающимися винтами, воздушные потоки которых двигали всю конструкцию. Винты рассчитывал профессор В. П. Ветчинкин[7]. На испытаниях Курчевский сам сел за руль и промчался из Москвы до Переславля с рёвом, повергавшим пешеходов в ужас.

Мне известно, что в начале 20-х годов у Курчевского оказались документы Кучинского аэродинамического института 1914-1917 годов, владельцем которого до революции был миллионер Д.П. Рябушинский[8]. Возможно, документы Курчевскому передал мой дед, Фёдор Саввич Костин. Его двоюродный брат Александр Иванович Кузнецов был другом и компаньоном Рябушинских. Они основали в 1914 году автомобильное московское общество, АМО, будущий завод Лихачёва. Кузнецов и Рябушинский после революции эмигрировали.

В документах Кучинского института были чертежи разработок 70 мм безоткатной пушки и реактивного снаряда с соплом. Курчевский объединил два изобретения. В 1923 году вместе с Богословским он создал реактивную глиссирующую, т.е. скользящую на большой скорости по поверхности воды, мину.

Соловки

Внезапно работа Курчевского была прервана: осенью 1924 года его арестовали по доносу и вместе с группой сотрудников посадили в Бутырскую тюрьму, обвинив в хищении и растрате государственных средств. Доказать невиновность Курчевский не смог, так как многих денежных документов не оказалось на месте. В коммуне всё было общим, для изобретателя главным в жизни была работа, и времени на ведение документации просто не оставалось. Возможно, кто-то этим воспользовался.

Богословский навестил Курчевского в тюрьме. Леонид Васильевич мрачно объяснил, что ни в чём не виноват, но доказательств нет. Его осудили на десять лет лагерного режима и сослали на Соловки.

СЛОН, или Соловецкий лагерь особого назначения, занимал огромную территорию от Петрозаводска до Мурманска.

В начале 20-х годов зимой связь с Соловецкими островами прерывалась, и Курчевскому, прибывшему на поселение с группой осуждённых, пришлось полгода ждать навигации в кемской тюрьме.

Переехав весной на остров в лагерь, Курчевский не упал духом, он сразу занялся восстановлением хозяйства. До этого ссыльные были заняты в основном лесными работами. Леонида Васильевича с сотрудниками оставили при монастыре, где находилась маленькая разрушенная электростанция, кузница с горном и старый токарный станок; его назначили заведующим хозяйством.

У Курчевского в подчинении оказались семидесятилетний кузнец и «отпетый» монах. В старых монастырях существовал обычай совершать церемонию отпевания столетних монахов. «Отпетый» монах не ладил с кузнецом, все время с ним ссорился. Курчевский отправил кузнеца на восстановление электростанции, а монаха оставил при себе.

В течение нескольких недель Леонид Васильевич починил электростанцию и восстановил железную дорогу, по которой ходил паровоз с двумя вагонами. Затем организовал технические мастерские и небольшую судоверфь, где строили крепкие рыболовецкие лодки, выдерживающие удары льдин. Днище и борта лодок обивали старыми консервными банками.

Через год Курчевский построил в лагере примитивный волновой двигатель и глиссер с воздушным винтом, на котором плавали в Кемь. Кроме того, он изобрел прибор для получения электричества из ручейков. Через два года ссылки Леонид Васильевич был вроде главного инженера острова. За восстановление хозяйства начальство подарило ружьё и разрешило охотиться.

Курчевский наладил сообщение между Соловками и Кемью в зимнее время. В одну из первых поездок экипаж с Курчевским попал в пургу, лодку с заглохшим мотором, потерявшую управление, окружили льдины. Две недели измученные и голодные люди сражались со штормом. По ночам в надежде быть замеченным Курчевский зажигал на льдине факел из своего пальто. В конце концов лодку чудом прибило к маяку, и экипаж спасся[9].

Условия жизни в лагере были чрезвычайно тяжёлые, но страсть к изобретениям спасла Курчевского. Надо сказать, что Мария Фёдоровна сразу после окончания суда сделала всё, чтобы быть рядом с мужем. Через знакомых она обратилась с просьбой к секретарю Дзержинского, и тот помог с документами. Мария поехала в Ленинград, получила направление — «усиление кадров», — переехала на работу в Кемь, и жила там до конца ссылки, то есть все три года. Сохранились уникальные фотографии Соловецкого периода, сделанные Курчевским. Мария Фёдоровна рассказывала, что Леонид Васильевич тогда уговаривал её бежать через Белое море в Англию, но она, испугавшись, отказалась.

В конце 1926-начале 1927 года Леонид Васильевич из подручных материалов сконструировал знаменитую безоткатную пушку. Испытание проходило ночью в присутствии коменданта лагеря. Понимая важность изобретения и боясь свидетелей, Курчевский в ту же ночь утопил пушку в Святом озере. Безоткатная пушка, названная позднее динамореактивной (ДРП) была в десять раз легче обычной пушки того же калибра. Комендант послал зашифрованную телеграмму в Москву, пушкой там заинтересовались, и Курчевский был немедленно переведен в столицу.

Возвращение в Москву

Постановлением ОГПУ от 3 января 1929 года изобретателю предложили возглавить «шарашку» (конструкторское бюро с тюремным режимом) на Урале. Курчевский наотрез отказался, заявив, что лучше «поедет в Сибирь примусы чинить».

С помощью наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе Курчевского и его сотрудников окончательно освободили. В Москве Курчевский организовал конструкторское бюро при крупном артиллерийском заводе, в коллектив которого вошли его бывшие сотрудники. Позднее он был назначен генеральным конструктором опытного завода и уполномоченным по спецработам в Наркомате тяжелой промышленности.

Врач Л.И.Кагаловский, пациентом которого был маршал Советского Союза М.Н.Тухачевский, был свидетелем начала дружбы двух знаменитых людей: «Вспоминается, как примерно году в двадцать восьмом за праздничным обедом Михаил Николаевич обратился вдруг к своему соседу, известному изобретателю-артиллеристу Леониду Васильевичу Курчевскому, с просьбой подумать о возможности создания безоткатной пушки для самолётов. — Вы понимаете, как это усилит нашу авиацию, какие возможности откроет перед ней! — горячо говорил Тухачевский»[10].

Тухачевский в 30-е годы занимался реформированием Красной Армии, уделял много внимания современному оружию, в том числе реактивной технике. Вполне понятно, что идея о безоткатных пушках казалась ему перспективной. В последующие годы Тухачевский внимательно следил за работой Леонида Васильевича, иногда сам присутствовал на испытаниях. В те годы Курчевский написал книгу «Теория ДРП» с предисловием Тухачевского — уникальный, по мнению многих специалистов, труд.

Вот далеко не полный список изобретений Курчевского конца 1920-х — начала 1930 годов:

1. БПК — батальонная пушка Курчевского, хранится в Петербурге в артиллерийском музее.

2. МПК и СПК — мотоциклетная и самоходная пушки Курчевского. СПК — первый разработанный образец самоходной высокоманевренной артиллерийской системы. Для этой цели было использовано шасси от легкового автомобиля ГАЗ-А. Легковой автомобиль переделывался в трехосную машину с удлиненным шасси, на котором устанавливалась ДПР со щитом. Для лучшей проходимости на задние колеса надевались цепи.

«Если бы к началу Великой Отечественной войны эта система стояла на вооружении Советской Армии, то сейчас можно предполагать, что она с успехом могла бы противостоять и громить действовавших в авангардах немецких мотоциклистов, вооруженных только пулеметами. Быть может, эти лёгкие высокоманевренные безоткатные пушки Курчевского могли бы в некоторой степени повлиять на начальную фазу Великой Отечественной войны» — пишет в своих воспоминаниях сотрудник Курчевского В. Дорина. Многие специалисты утверждают, что можно только высказать сожаление, что работы Курчевского по созданию ДПР различных калибров были прекращены за несколько лет до начала войны. 3. 76,2 мм КПК - катерная пушка Курчевского.

4. 305 мм ДПР для эскадренного миноносца.

5. 37 мм противотанковое ружье (весом в 30 кг).

Эти разнообразные орудия были продемонстрированы Сталину. Есть данные о том, что 6 июля 1931 года Сталин посетил территорию авиазавода №39 и ЦКБ. Самолет Григоровича с пушками Курчевского не только осмотрел, но забрался в кабину и подёргал рычаги. Динамо-реактивная пушка произвела сильное впечатление. При поддержке Тухачевского и с одобрения Сталина Курчевский возглавил исследовательский институт. Были организованы новые отделы: кавалерийский, самолётный, морской, теоретический и отдел прицелов. Теоретический отдел возглавил будущий академик Б.С. Стечкин[11], а самолётный — Д.П. Григорович[12].

Первой машиной, спроектированной под пушку Курчевского, был сверхсекретный самолет истребитель Z[13]. Летом 1931 года прошли первые испытания, а в 1933 году была изготовлена серия, насчитывающая 21 машину. К концу работы над созданием истребителя в конструкторском бюро появился С.А. Лавочкин[14].

За создание новых типов артиллерийского вооружения Курчевский в 1933 году награждается орденом Красной Звезды, учреждённым в 1930 году как награда за большие заслуги в деле обороны СССР.

Кроме оружия, Курчевский изобретает в это время санитарный самолёт, сенокосилку, винтовку с оптическим прицелом, модернизует автомашину ГАЗ-АА, переделав её в арктический вездеход.

Вблизи завода находился аэродром, на котором авиатехника испытывалась летчиками из авиачасти Т.П. Сузи[15]. На испытания часто приезжали члены правительства и военные специалисты. Известно, что к работам Курчевского проявляли интерес К. Е. Ворошилов, М.И. Калинин, Серго Орджоникидзе, Я.Э. Рудзутак[16], М.Н.Тухачевский и другие.

В журнале «Знание — сила», №5 за 1963 год, рассказывается ещё об одном применении пушек Курчевского. В начале 30-х годов разрабатывался секретный проект «Звено»[17]. Это был самолётный комплекс, состоящий из бомбардировщика ТБ-3, имевшего на борту два истребителя И-16, два истребителя И-5 и истребитель Z с динамо-реактивными пушками Курчевского. В 1933 году после удачных испытаний «Звена» Тухачевский наложил резолюцию: «Разработать конструкцию тягача. Разработать сверхскоростной истребитель. Разработать проект авиаматки[18]». Авиаматка проектировалась, началось строительство истребителя. В последних испытаниях в 1937 году маршал Тухачевский лично принимал участие. Вскоре после этого маршала арестовали.

Кроме изобретений, у Леонида Васильевича были два увлечения — охота, к которой он пристрастился с юности, и автомобили. К деньгам был равнодушен и от денежных премий отказывался. Правительство дарило легковые авто. Так, в 1936 году за большие заслуги ему подарили роскошный спортивный «Линкольн», а ранее несколько американских «Фордов» и немецкий «Даймлер». Конечно, по тем временам для Москвы это было вещью необычайной.

«Курчевский говорил: “Вот четыре машины, а продать любую жалко. Одна — куда поехать, друзей привезти, другая — для охоты, третью — жене подарил, а четвертая — подарок Сталина — как же продать?”

Автомобили — лишь один из признаков признания. В те годы Курчевский был вхож в высшие правительственные круги. Даже в Кремль иной раз въезжал без пропуска. На завод входил, минуя охрану, через особую дверь, от которой имел отдельный ключ.

Курчевский презентовал по автомобилю Стечкину и хирургу С. С. Юдину, который не раз оперировал работников его завода. От природы добрый, Леонид Васильевич и на охоту поедет — мужикам обязательно ружьё или велосипед подарит. Когда Стечкина посадили в 1930 году, Леонид Васильевич помогал его семье: то на дачу вещи перевезёт, то продуктов или керосину подбросит. И не подавал руки тем, кто отвернулся от Стечкиных, когда Борис Сергеевич оказался в тяжелом положении. Таким же был и Стечкин. Годы спустя ему пришлось помогать и Марии Фёдоровне Курчевской, и её подруге Кумашенской, муж которой тоже был репрессирован...»[19]

«— Курчевский был очень интересным человеком, образованным, много знающим. Высокий, еще более высокий, чем Григорович, и такой же сильный — что говорить: оба богатыри. Слово “страх” для него просто не существовало! — так обрисовывает Курчевского работавший с ним С. Н. Люшин.

— Нет, он не был конструктором в том смысле, какой мы вкладываем в это слово сегодня: сел за доску и начал что-то вычерчивать. Курчевский работал иначе. У него были изумительные мастера — механики, отладчики, слесари, он буквально на пальцах объяснял им свои замыслы. Рабочие понимали Курчевского с полуслова и сразу же реализовывали конструкцию в металле. Все делалось с голоса. Очень часто мелочи доделывались самими механиками. Курчевский и сам отлично работал руками. Почти на всех снимках он в комбинезоне. Очень любил комбинезоны. Это было у него вроде формы, — вспоминает помощник Курчевского инженер К. К. Глухарёв»[20].

Курчевский любил шутку, розыгрыш, мог легко разыграть своих знакомых, никогда не пил и не курил, с женой Марией Фёдоровной не расставался нигде, ни дома, ни на работе, даже брал на охоту на волков. Мария Фёдоровна была секретарём, посыльным, шофёром, следила, чтобы, когда его вызывали в Кремль, отправлялся туда в костюме, а не в комбинезоне. Кстати, комбинезон с большим количеством карманов для всевозможных инструментов был сшит по его рисунку.

В сентябре 1934 года вместе с группой сотрудников Курчевский участвовал в автопробеге Москва-Тифлис-Москва. Они отправились в путешествие на вездеходе Курчевского. Из этого автопробега Мария Фёдоровна привезла двух медвежат. Сначала жили в саду нашего дома, а когда подросли, их подарили Московскому зоопарку. Курчевский написал рассказ о медвежонке «Копчушка» и опубликовал его в детском журнале «Мурзилка».

Ужин с вождём

Рассказ записан мной со слов Марии Фёдоровны.

В 1934 году Курчевский организовал для сотрудников завода дом отдыха на Кавказе, в Гаграх. Приехав осенью в отпуск, он узнал, что у всех охотников в округе отобрали ружья. Заядлый охотник Курчевский очень расстроился.

Оказалось, что в Гаграх в это время на своей даче отдыхал Сталин. Возмущенный Курчевский в тот же день написал Сталину письмо, поехал и сам передал конверт охраннику дачи. В тот же день ружья были возвращены охотникам с извинениями, а Курчевский неожиданно получил приглашение на ужин к генеральному секретарю. Через пару дней Леонид Васильевич отправился в гости. За столом рядом со Сталиным сидел человек в военной форме с ромбами в петлицах. Во время еды Сталин расспрашивал Курчевского о новых изобретениях и что-то записывал в блокнот. Возвратился Курчевский в дом отдыха уже под утро.

В декабре 1934 года на подмосковном полигоне проводилась демонстрация безоткатных орудий в присутствии Сталина. В руках он держал тот самый блокнот, в который делал записи во время ужина в Гаграх.

Конец

Весной 1937 года арестовали маршала Тухачевского. Незадолго до этого была опубликована книга Курчевского со вступительной статьей Тухачевского. Возможно, Леонида Васильевича погубила дружба с маршалом.

Мария Фёдоровна рассказала, как происходил арест. Поздней ночью 15 июня 1937 года раздался звонок, разбуженная прислуга пошла открывать калитку. Сонному Леониду Васильевичу предъявили ордер на арест. Прежде чем увести, устроили обыск; при этом брали только ценные вещи, то есть грабили. В доме хранились регалии масонского ордена, оставленные на хранение двоюродным братом моего деда Александром Кузнецовым, бежавшим в после революции за границу. Сундук с масонскими регалиями сначала был зарыт в сарае нашего дома в городе Покрове; позднее, решив, что у Курчевского надёжнее, сундук перевезли на Аэропортовскую улицу. Чекисты забрали золото и драгоценности, а тетради с чертежами секретного оружия много лет пролежали на чердаке.

Во время ареста Марии Фёдоровне удалось спрятать кольца под ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж. Вернувшись в конце 40-х годов из лагеря, тётя, забывшая точное место тайника, кольца не нашла. В середине 60-х годов она рассказала мне о тайнике и просила поискать драгоценности, но к тому времени наша семья переехала в Новогиреево.

Однажды после занятий в институте я поехала на Аэропортовскую. Район сильно изменился, вместо садов и огородов повсюду были новостройки, но наш дом чудом уцелел, в нём помещалась строительная контора. Я вошла и поднялась на второй этаж. Здесь ничего не напоминало нашу квартиру: в гостиной накурено, на казённых столах беспрерывно звонили телефоны, на полу грязь и окурки. Не обращая на меня никакого внимания, входили и выходили рабочие. В углу на печке-времянке спала, свернувшись клубочком, чёрная кошка. Я погладила её по голове — кошка продолжала спать. Драгоценности искать было неловко, и я навсегда ушла из нашего дома.

Совсем недавно я узнала (благодаря обществу «Мемориал»), что Леонид Васильевич Курчевский — ему было 47 лет — расстрелян 26 ноября 1937 года и похоронен в братской могиле в Донском монастыре (хотя его жене впоследствии «вручили свидетельство о смерти № 884177, в котором сказано, что Леонид Васильевич Курчевский умер 12 января 1939 года в возрасте 49 лет. Причина смерти — прочерк. Место смерти — прочерк…»[21]). Марию Фёдоровну осудили как жену врага народа на восемь лет в лагере для «жён изменников Родины» в Акмолинске в Казахстане. Об этих годах она никогда не рассказывала.

В воспоминаниях друзей Курчевский предстает легким остроумным человеком, с весёлым характером. На всех фотографиях поражает его острый взгляд. Сохранился снимок военных испытаний, на котором присутствовали Ворошилов, Орджоникидзе, конструктор Туполев и летчик Сузи. Ворошилов и Орджоникидзе с важным видом что-то говорят Курчевскому. Изобретатель в мятом рабочем комбинезоне смотрит из-под козырька кепки с недоверчивой улыбкой.

…

«…За всё время безостановочного движения фашистов к Москве летом-осенью 1941 года и позднее под Сталинградом был один-единственный момент, когда на будущего генералиссимуса нашло минутное прозрение. На одном из ночных заседаний Государственного комитета обороны Сталин вдруг вспомнил о Курчевском, заслушав сообщение Г. Жукова о том, что под Сталинградом полегла ещё одна наша дивизия. “Вождь народов” устало произнёс тогда:

— Был у нас один умный человек до войны — Курчевский, да и того сгубили... —

Повернувшись к Берии, сказал: — Ты бы посмотрел, Лаврентий, кто ещё у нас от его

команды остался. Может, хоть одну нормальную пушку смогли бы сделать и спасли наше

положение...

Берия, конечно, “посмотрел” и доложил “хозяину”:

— Есть! В моей системе обнаружено 23 человека, в основном инженерно-технические

работники. Конечно, они не Курчевские...»[22].

[1] М.И. Кошкин (1898-1940) был младше Курчевского на 8 лет. (Здесь и далее — прим. ред. «Скепсиса»)

[2] О В.М. Михайловском и Н.В. Кашине см.: Перцев В.А. Сергей Сергеевич Юдин. Биографические этюды // Новый хирургический архив, Т. 2, № 2, 2003. http://www.surginet.info/modules/icontent/inPages/2/2/ns0322_10.html

[3] C.C. Юдин (1891-1954), выдающийся советский хирург, разработчик передовых методов в оперативном лечении пищеварительной системы, анестезиологии, военно-полевой хирургии; пионер в операциях по созданию искусственного пищевода и переливанию крови от людей, умерших внезапной смертью. Краткую биографию см. в указанном выше источнике.

[4] Б.Н. Яковлев (1890-1972), советский живописец, один из основателей жанра советского индустриального пейзажа. Его картина «Транспорт налаживается» (1923) является признанным шедевром этого жанра.

В.Н. Яковлев (1893-1953), младший брат, художник, прежде всего известный своими помпезными полотнами (в их числе — портрет Г.К. Жукова, попирающего на вздыбленном коне нацистские штандарты), один из руководителей реставрации панорамы «Оборона Севастополя» Ф. Рубо в начале 50-х.

[5] Богословский С. Жизнь большого человека. Воспоминания о Л.В. Курчевском // Переславская краеведческая инициатива, № 3579. СС. 21-22. http://pki.botik.ru/articles/p-kurchevsky1966life.pdf

[6] Два абзаца перед сноской основаны на том же источнике.

[7] В. П. Ветчинкин (1888-1950), крупный советский аэродинамик, ракетчик и теоретик межпланетных перелётов.

[8] Первый в мире аэродинамический научно-исследовательский институт, основан в 1904 г. на нынешней территории подмосковного города Железнодорожный при участии Н.Е. Жуковского, основателя научной аэродинамики. После революции национализирован, работал до 1921 г.

[9] См.: Богословский С. Жизнь большого человека. … С. 22.

[10] Кагаловский Л.И. Душевная щедрость // Маршал Тухачевский. Воспоминания друзей и соратников. М.,1965

[11] Б.С. Стечкин (1891-1969), выдающийся советский теоретик двигателестроения и конструктор двигателей.

[12] Д.П.Григорович (1883-1938), авиаконструктор, один из создателей первых советских истребителей.

[13] Конструктор — Д.П.Григорович.

[14] С.А. Лавочкин (1900-1960), авиаконструктор, создатель истребителей «ЛаГГ» и «Ла».

[15] Т.П. Сузи (1901-1939), известный лётчик-испытатель, погиб при выполнении испытательного полёта.

[16] Я.Э. Рудзутак (1887-1938), советский партийный и государственный деятель, с 1926 по 1937 гг. заместитель преседателя Совета народных комиссаров и Совета труда и обороны, с 1931 по 1934 гг. совмещал должности глав партийного и всесоюзного контрольных органов: председателя Центральной контрольной комиссии и наркома Рабоче-крестьянской инспекции. Репрессирован.

[17] Под руководством В.С. Вахмистрова (1897-1972), лётчика и авиаконструктора.

[18] Т. е. воздушного авианосца.

[19] Здесь автор цитирует книгу Чуев Ф.И. Солдаты империи: Беседы. Воспоминания. Документы. М., 1998. Очерк о Кучевском — на сс. 71-91. Сведения о посещении Курчевским Кремля (выше по тексту) основаны на том же источнике.

[20] См.: Арлазоров М.С. Фронт идёт через КБ. М., 1975. С.50.

[21] Чуев Ф.И. Солдаты империи. … Очерк о Курчевском.

[22] Шеманаев А. Легендарные проекты Курчевского // Коммунар, 1999, №6, 13 мая. С. 2-3. Перепечатка в «Переславской краеведческой инициативе»: http://pki.botik.ru/articles/p-kurchevsky1999shem.pdf