Анатолий Ангел

ДОРОГА С ПЕРЕСИДКАМИ

По национальности я украинец, родился в ноябре 1929 года в Киеве, где и проживал до 1937 года, пока не арестовали моих родителей: в августе папу — Ангела Владимира Александровича, а под новый, 1938 год, маму — Ангел Елизавету Францовну. Меня, ученика первого класса, сдали в детский дом в г. Лохвица Полтавской области. В августе 1941 года наш детдом эвакуировали в село Ташла Чкаловской области (сейчас Оренбургская обл. — А. А.). Там в октябре 1942 года комиссия дала заключение о нашем возрасте. Определили, что я 1928 года рождения, и отправили в ремесленное училище (РУ) г. Медногорска Чкаловской области. Как мы говорили, «зубы посчитали, год прибавили и в ФЗО^[1] отдали».

Из нашей группы только я и Костя Соловьев сказали, что мы 1928 года рождения, остальные, что с 1930 или 1931 годов, и их отправили назад. Нам сулили еще в детском доме, что мы будем в РУ носить красивую форму, учиться на слесаря по ремонту станков и продолжать учиться в пятом классе. В общем, что мы в РУ получим и специальность, и семилетнее образование.

Ничего этого мы там не получили. Нас на третий день повели на эвакуированный сюда Тульский оружейный завод. И вот я, тринадцатилетний малый, стал делать детали для винтовок. Работали в две смены по восемь часов, а взрослые — по двенадцать часов. Днем было хорошо: мы с первой смены могли ездить рабочим поездом. Но когда приходилось работать с восьми часов вечера до четырех утра, рабочего поезда не было, а ходить пешком боялись: могли раздеть и отобрать карточки на питание. Мы сами оставались и работали, как и взрослые, до восьми утра...

Там я проработал до половины апреля. И когда пригрело солнце, решил убежать на фронт: мне четырнадцать лет, и я смогу воевать. Добрался до Куйбышева. Там меня милиция поймала и сдала в детприемник, где все ходили в трусах и майках, чтобы не могли сбежать. Там я сдружился с одним мальчиком, которого должны были вернуть в детский дом. Мы сказали, что мы из одного детского дома, но его приняли, а меня нет. Эвакуаторша везла группу малышей в другие детские дома. С ними я доехал до Чкалова, а там ушел... В городе меня поймали милиционеры и, продержав в милиции до вечера, выпустили и сказали, чтобы я им больше на глаза не попадался. Я выскочил и бегом на вокзал.

Добрался до Актюбинска. В Актюбинске меня поймала милиция и сдала в ФЗО. Там я проучился четыре месяца и в октябре 1943 года получил специальность плотника третьего разряда. Был направлен в Калужскую область на мостобазу, где делали деревянные фермы для мостов. Мы, малолетки, строгали брусья, потом я делал чурку для газогенераторных машин.

В мае 1944 года, накопив денег и три сайки хлеба, мы с товарищем убежали. Я — на фронт, а он — в Киев к маме. На фронт я не попал, но добрался до бабушки — она жила в Черниговской области. Я остался у нее жить. От бабушки узнал, что моего отца, честного коммуниста, арестовали по 58-й статье как врага народа. А маму не тронули бы, если бы она написала в газету и взяла развод. Но мама носила ему передачи — вот и «загремела».

Осенью 1944 года я пошел учиться в пятый класс. Через два года к нам заехала моя мама узнать у бабушки обо мне. Я ее не узнал. Почему-то мы не плакали, а только прижимались друг к другу. Мама вскоре уехала от нас, так как она завербовалась на лесоповал в Ровенскую область.

После окончания семилетки я поехал в Сумскую область в г. Белополье и поступил в железнодорожное училище учиться на помощника машиниста паровоза. Учился хорошо. Хотел после окончания поехать в Белгород, тогда он был районным городом Курской области, а маме нельзя было жить в радиусе пятидесяти километров от областного города, но мама вышла замуж. Пришлось брать направление в Основу. В 1950 году мама жила на Печоре, туда был набор, и я хотел быть к ней поближе, но меня не пустили. А вот когда стали набирать машинистов и помощников на Сталинградскую железную дорогу, меня взяли на работу на станцию Морозовская. Я хотел жить с родными, отчим — автомеханик, а на строительстве Волго-Дона нужны специалисты. И от областных городов далеко, и я буду рядом с ними, напишу им, и они приедут. Но когда отчим стал оформлять документы, мне сказали, что я командируюсь на постоянное место жительства и работу в Сталинград.

И вот с марта 1951 года стал жить в Сталинграде и работать в паровозном депо станции Сталинград. В 1955 году у нас было снижение расценок. Сразу наполовину. Мне как помощнику машиниста поездка стоила 56 рублей, а теперь будет стоить 28 рублей, и должен я их делать 22—23 в месяц. По этому поводу у нас в депо было собрание, на котором выступил и я. Выступал я первым. Сказал: «Что вы делаете? Такого количества мы еще не делали отродясь. Да нас из дому жены выгонят!» Собрание было шумным.

Потом мы в общежитии написали Кагановичу письмо. Он в то время был наркомом по труду. Нам восстановили расценки. А ме-

ня на три месяца в кочегары перевели, якобы я отказался вытирать паровоз, так как «мало платят». Вызвали старшего машиниста Золотарева и велели ему написать рапорт. Писал он его задним числом, это я узнал в отделе кадров. Но это еще не все. Уже в 1957 году на допросе мне следователь сказал, что я сорвал собрание и что призывал к забастовке Саносва, Тимонина...

После этого собрания следили за всем, что я говорил. А сведения собирал наш парторг Косяченко, мы с ним жили вместе в общежитии. При хрущевской оттепели можно стало слушать Би-Би-Си. И мы слушали. Мне стало обидно, что в этой программе сказали о нашей армии, когда она вступила в 1956 году в Венгрию. Чтобы не забыть, я записал, а когда увидел парторга Косяченко, показал ему записи. Когда потом уже на суде судья спросил его, как Ангел к этому отнесся, Косяченко сказал: «Ангел этому не поверил». То есть он собирал и перекручивал мои слова в доносе так, как ему было выгодно.

В феврале 1957 года в общежитии была лекция о декабрьском Пленуме 1956 г. Наш машинист делал доклад. Сказал: одно только перевыполнение добычи угля составляет годовую добычу 1929 года. После лекции я выступил: «Вот выполняем-перевыполняем, а угля для паровоза и то нету». И тут пошло: «Ангел прав! Где уголь?». За этой акцией наблюдал начальник отдела Сталинградского узла.

Потом 22 марта 1957 года меня арестовали. Произвели обыск. Следователем был лейтенант Проданов из Саратова. Предъявили мне обвинение по статье 58-10 часть 1. Уже под следствием я узнал, что на меня сделано два доноса: еще в 1956 году парторгом депо И. В. Косяченко и начальником политического отдела Сталинградского узла после злополучной лекции.

В Сталинграде я пробыл три месяца в одиночной камере, а после суда был направлен отбывать срок в Потьмовские лагеря Мордовской АССР. В лагере до осени 1959 года работал я кочегаром на электростанции. Несладко было, но нужны были «зачеты». Если бы хрущевский указ опоздал на месяц, я бы вышел на свободу в 1959 году, а так я уже без «зачетов» трубил еще год. По этому указу заключенные, не отбывшие две трети календарного срока, не освобождались, даже если они отработали «по зачетам», а если освобождались, то только через суд.

В июле в наш лагерь приехал суд для рассмотрения дел на освобождение. Лагерная администрация подготовила мое дело. Меня освободили 29 сентября 1960 года. Имел я при себе 22 рубля, да 3 рубля дала администрация лагеря. Я вернулся в Сталинград. Вышел такой указ: откуда прибыл арестованный, туда и может ехать.

По приезде я хотел устроиться на завод им. Петрова электросварщиком, но меня отдел кадров не взял: «Пропишись, а уж тогда...» А в общежитии не прописали — нет мест. Поехал в Сарепту, в паровозное депо, а там и разговаривать не стали; «Иди в свое депо». Хотел устроиться на стройку электросварщиком, но возле вокзала встретил своего товарища, с которым жили в общежитии и работали в депо. Он говорит: «Да не бойся, приходи. Ведь есть указ брать на работу таких, как ты». Очень тронуло меня это. И я пошел в депо. Что было! Я не ожидал! У меня от радости выступили слезы. Каждый стал приглашать к себе переночевать. А я собирался ночи проводить на вокзале.

Когда пошел на второй день в отдел кадров, начальник отдела встретил радушно, но сказал: «Знаешь, Анатолий, с твоими данными без начальника депо я принять не могу». Тут у меня душа в пятки ушла. «Давай документы, и я сам схожу, чтобы тебе не стоять в очереди», — предложил он. Начальник депо согласился: «Припять! Этот человек попал случайно. «Академию» окончил...»

Дали мне место в общежитии. Месяц ездил кочегаром. А потом сдал экзамены и стал помощником машиниста. В 1961 году женился. В 1962 году поехал машинистом паровоза, хорошие люди помогли — инструкторы Попов Григорий и Аксенов Иван. В декабре мне пришлось уйти из депо. Ушел сам, так как узнал, что один машинист стал в парткоме возмущаться: «Я член партии, семнадцать лет работаю в этом депо, а меня не посылают учиться на тепловоз, а вот Ангел — тюремщик, а его посылаете». Услыхал я это и решил, от греха подальше. А то ляпну сгоряча чего-нибудь, и опять срок дадут. И я ушел в декабре 1962 года, а в 1963 году родился сын. Я тогда работал на заводе тракторных деталей и нормалей. Сначала грузчиком, потом навивальщиком пружин. В 1989 году ушел на пенсию, благодарностей и почетных грамот собрал немало.