От автора

Сохранится ли у современной молодежи и в будущем у наших потомков дальнейший интерес к судьбе своих предков, которые были строителями социалистического общества, мира, где не было эксплуатационного класса, где людям дана полная свобода в проявлении своих возможностей и право пользоваться результатами своего труда. Где каждая кухарка могла бы иметь возможность управлять государством.

Что же было на самом деле? Попробуем вспомнить наше недалекое прошлое, то время, когда начиналась закладка первых фундаментов обновляющего мироздания.

С 1929-30-х годов в жизни народа произошли резкие изменения, особенно в развитии крестьянства. Был обновлен уклад жизни в сельской местности, в крестьянском хозяйстве, где происходило поголовное обобществление сельского труда.

Под лозунгом сплошной коллективизации крестьян агитировали вступать в колхозы. При этом обобществлению подвергался весь рабочий скот: лошади, коровы, мелкий скот, птица. В общественные амбары засыпались семена, оставленные в крестьянских хозяйствах для посева на следующий год. В колхозы записывали всех. В случае отказа крестьянина причисляли к кулакам или подкулачникам, в зависимости от уровня достатка в хозяйстве. В это же время в деревнях кулачество как класс ликвидировалось. Произошла политическая классификация крестьян на кулаков, середняков и бедняков.

Выпускались секретные директивы, которые исполнялись "чекистами" из НКВД. Начались репрессии над крестьянами, которых причисляли к кулакам. Отбиралось все имущество: дом, домашняя утварь, одежда. Репрессированного вместе с семьей отправляли в ссылку, из обжитых мест в северные, в сибирские необжитые леса. Оставленные без средств к существованию на необжитых местах, они умирали целыми семьями.

Волна раскулачивания охватила многие крестьянские хозяйства середняков, которые уже работали в колхозах.

Колхозника, который сдал все свое имущество в колхоз, облагали особым налогом — твердым заданием.

За неуплату твердого задания в зимние времена всю семью выгоняли на улицу и дома конфисковывали.

Первой заповедью колхозника была обязательная госпоставка всей продукции, вырабатываемой в хозяйстве, в закрома государства. Все, что вырабатывалось, уходило на выполнение госзаказа. Колхозник не мог распорядиться результатами своего труда. Крестьянский труд стал похожим на труд крепостного раба. Репрессирование крестьян волной раскулачивания не закончилось. Начались поиски "врагов народа". Апогеем этого процесса, продолжавшегося до самой смерти "Вождя народов", стал 1937 год. "Врагов народа" искали среди крестьян, бывших в казачьем сословии, среди рабочих на заводах и фабриках. Россиян гнали в тюрьмы, лагеря ГУЛАГа сотнями, тысячами. Великая Россия превратилась в сплошной концлагерь, где не щадили ни женщин, ни детей, даже пожилых. Детей не прощали за сбор колосков на убранном поле. Как проходили репрессии, как жилось заключенным в лагерях и тюрьмах, хорошо и правдиво описали в своих книгах Солженицын, Салахов.

Мне хочется пополнить информацию своей повестью "Круги ада", в которой я расскажу о личных испытаниях, которые я переносил на протяжении десяти лет в лагерях ГУЛАГа.

Пишу не для того, чтобы стать писателем. Хочу, чтобы Россияне знали и помнили, что рабство может возникнуть рядом с ними. Хочу, чтобы моя книга приблизила нас к самоуважению и уважению к ближнему. В моей книге читатель увидит, как мы легко голосовали против мнимых "врагов народа", и как на следующий день нас самих увозили в безызвестность. Кто следующий? Что нас ждет завтра?

На примере одной крестьянской семьи я расскажу, как были загублены миллионы жизней. Несмотря на тяжелый рабский труд, расстрелы, тюремные произволы, воля, мужество героев не были сломлены. Их было миллионы. Не все вернулись домой. Многие покоятся в сибирской тайге. Наша память о них сбережет будущие поколения.

Глава 1.

Нагайбаки.

Нагайбаки — это небольшая группа татарского народа, длительное время проживающая в отрыве от основной массы татар, те культуры. Численность их в настоящее время не определена. По переписи конца XVIII века нагайбаков было 12000 человек. Сами нагайбаки себя считают и причисляют к кряшен — крещенные татары. О нагайбаках упоминает в своих трудах член-корреспондент Российской Академии наук П.И. Рачков (1712-1777гг.), который относит их к старо крещенным татарам. Историк Ф.М. Стариков в своей книге "Откуда взялись уральские казаки" (Оренбург, 1884г., стр. 176) пишет: "Нагайбаки — крещенные татары, выходцы из Арска. После крещения они переселились в Башкирию из Казанской губернии. В Башкирии они населяли Билибейский и Мензелинский уезды".

Историк Халиков А.Х. в своих трудах "Происхождение татар Поволжья и Приуралья" пишет, что татары-кряшен относительно небольшая группа татар, преимущественно близких к казанским, исповедующая христианство.

В этой же книге говорится, что в нижнем течения реки Мокша в Кодомском уезде проживали в своих поместьях служивые татары со своими семьями: Айтугановы, Танаевы, Байтеряковы, Айбулатовы, Маметьевы, датированные 1535 годом. Река Мокша - приток Оки в правобережье Волги.

В трудах историков разных поколений по данному вопросу встречается много противоречий. На этих противоречиях останавливается писатель из Казани Максим Степанович.

Глухов в своей книге "Гвардейцы Сююмбике". Он более широко рассматривает перемещения татарской нации и, в частности, кряшен-нагайбаков.

Е.А. Биктеева, дочь нагайбакского народа, уроженка поселка Париж, пишет о факте зачисления нагайбаков в казаки:

"Казань взята царем Иваном Васильевичем Грозным 1-го октября 1552 года, тогда ногаи окрестились, записались в подушный оклад и переселились в свободные Башкирские земли, в Уфимскую губернию". Во времена Башкирского бунта 1735-1740 г.г. и при многих баталиях они показали себя ревностными воинами, за что по именному указу Государыни Анны Иоанны были освобождены от ясака и стали именоваться нагайбакскими казаками. Поясняя определение "нагайбакскими", Биктеева Е.А. в сноске очерка пишет, что в старину на этом месте жили ногаи, здесь же кочевал башкир-нагайбак, и селение стали

называть Нагайбакским. Ногайские дружины перемещались своими крепко спаянными общинами.

Историк Халиков говорит, что образовавшееся скопление татар вблизи Москвы беспокоило российские власти. Поэтому они решили организовать переселение скопившихся татар в Уфимскую губернию. Это было связано еще с частыми волнениями башкир против русского насилия. Российскому правительству не хватало падежных людей в противовес бунтовщикам. Согласно царской грамоте 1688 года нагайбакских казаков отправляли служить в Уфу.

Царское правительство предпринимает решение с целью усиления оборонительной линии в 1736 году построить па башкирской земле крепость нагайбак, около которой селились нагайбакские казаки. На первых порах нагайбакских казаков возглавлял бригадир Василий Иванович Суворов, отец Генералиссимуса Российских войск Александра Васильевича Суворова. В последствии В.И.Суворов стал первым наказным атаманом нагайбакских казаков. В дальнейшем, к нагайбакским казакам присоединили военнопленных, среди которых были персы, аравитяне, турки, бухарцы, армяне. В основном это были купцы, ограбленные киргизами-кайсаками, караванщики. Они принимали христианство в Оренбургской церковной епархии и жили при крепости на Башкирской земле. Но некоторые из них оказывались не особо ревностными сторонниками христианства, они возвращались к исламской религии. Присоединение других национальностей к нагайбакским казакам не приносило особых изменений в уклад их жизни. Они просто влились в среду нагайбаков, ассимилировались, приняли культуру, язык и обычаи православных татар. На современное место проживания, к истокам реки Гумбейка. нагайбаки были переселены 23 февраля 1842 года указом царствующей династии в количестве 1250 семей. Нелегко давалось освоение пустынных степей.

Поселки, в основном, располагались на берегу степной речки Гумбейка. Таким образом прослежен путь нагайбаков от берегов реки Волга, через Ику и Белую, к берегам Гумбейки.

Поселки носили номерные названия, которые были впоследствии заменены. При замене номерных, присваивали названия тех городов и мест, в битвах при которых принимали участие нагайбакские казачьи части во время войны 1812 года. Таким образом появились Фершампенуаз, Остроленко, Кассель, Париж и др. Характерно и то, что поселки имеют исторические татарские названия: Кассель — Килей, Остроленко — Сарапшы, Париж — Балыклы.

Поселок Фершампенауз построен на слиянии двух степных рек — Гумбейки и Кызыл-шелек. Весь поселок располагается на пяти улицах, в

центре поселка — майдан, где находятся школа, караульное помещение и православная церковь. Дома деревянные — пятистенные и крестовые, большинство крыш покрыты железом и выкрашены в зелёный цвет. Зелени в посёлке мало, только у некоторых домов пригорожены садики обсаженные тополями и акацией.

Летом в казачьих семьях одевались в домотканные кафтаны из грубой овечьей шерсти, подпоясывались кушаком. Повседневная обувь — лапти, праздничная — сапоги или ботинки. Головные уборы — казачья фуражка, у женщин — шаль или платок. Зимой носили шубы и валенки, мужчины — папахи, женщины — пуховые платки.

Нагайбакские казаки были ревностные служилые люди, крепко держали присягу. Когда казак нёс службу, на женщин ложилась вся крестьянская работа — казачка сеет и жнёт хлеб. убирает сено, ухаживает за скотом.

В селах нагайбаки жили свей общиной, где сильно была развита взаимопомощь: если у кого сгорел дом — ставили новый всей общиной, пал скот — давали молодняк из общины, нет строевого коня - казака снаряжала община. В общине имелись общественные амбары, куда засыпался хлеб на случай неурожая, там же был общественный семенной фонд. Амбары никто не охранял, по никто и не трогал. Эти амбары сохранились до времён коллективизации, когда их опустошили отряды продразверстки.

В общину не допускались другие народности, ни русские, ни татары-мусульмане. Все вопросы решались в казачьем кругу или атаманом.

Революция вызвала расслоение в казачьих кругах. Кто-то пошёл воевать за красных, кто-то за белых, посёлки по несколько раз переходили из рук в руки. Но характерен такой случай.

Василий Николаевич Айтуганов, уроженец посёлка Фершампенуаз, был командиром разведки в красном партизанском отряде. И однажды прикрывая отход своих товарищей был ранен и попал в плен к дутовцам, белоказакам. Тяжело раненого его привезли в Фершампенуаз, с целью устроить самосуд руками его односельчан три дня звонили колокола — кто станет палачом? В поселке палача не нашлось, и через три дня его увезли в Верхнеуральск. При отступлении из Верхнеуральска дутовцы его расстреляли.

С установлением Советской власти казаки опять зажили мирной жизнью. работая в своих хозяйствах, выращивали хлеб, разводили скот. Работы хватало всем — и старому и малому, в семьях трудились вое от зари до зари, бывало, что хлеб жали даже ночью при лунном свете.

В 1929 году началась кампания по организации колхозов. С наступлением 1930 власти начали активную пропаганду объединения крестьянских хозяйств в колхозы. Крестьяне не особенно хотели объединяться — в каждой семье был свой, установившийся веками, уклад жизни. Объединение провели насильно. Обобществлению подлежало всё — лошади, быки, коровы, мелкий скот, птица, сельхозинвентарь, семенной фонд.

Колхозный скот держали в неприспособленных помещениях, собранные со всего села корма расходовались бесхозяйственно, кормов не хватало. Из-за некомпетентности людей управляющих сельским хозяйством колхозы пришли в упадок.

Одновременно с организацией колхозов началось репрессирование сельских тружеников, раскулачивание состоятельных крестьян, высылка их с обжитых мест в северные регионы Росси и в Сибирь. Многие умирали ещё по дороге, и совсем мало кто оставался живым в лагерях и местах ссылки. Таким образом исчезали целые семьи, лучшие люди крестьянства.

* * *

В Фершампенуазе одним из первых подверглись репрессиям семья Никитиных. Чекисты работали по ночам. К крестьянским домам подгонялись заранее приготовленные полводы, семью брали под конвой и увозили на станцию Гумбейка и по железной дороге отправляли в Сибирь. В ту же ночь увезли ещё несколько семей, за короткий срок поселок уменьшился на треть жителей. Дома раскулаченных опечатывались, домашнюю утварь и всё, что имелось в доме продавали с торгов.

Волна репрессий дотла и до крестьян-середняков. На семью накладывался "твёрдый налог", за неуплату которого имущество полностью конфисковывалось.

В глубокую осень этой участи подверглась семья Павла Степановича Айтуганова. Он только что вернулся из Магнитогорска, где в больнице умерла его жена, осталось у него пятеро детей — самому старшему было двенадцать, младшему — три месяца. По снегу выгнали из дома, дом опечатали. В поселке их никто не взял к себе — жители боялись властей. И вот казак, участник установления Советской власти, с детьми на салазках ушел из родной деревни за двадцать вёрст в поселок Требиятск. По дороге на руках у него от мороза умерла трёхмесячная дочка Екатерина. Двенадцатилетний сын Илья учился в школе крестьянской молодёжи, его взяли к себе дядя по матери Павел Андриянович Минеев, у которого своя семья была десять человек.

Продуктов хватило только до Нового года, стали жить впроголодь, Илью приютила тётка, сестра его бабушки Агафья Иишмова. Но вот очередь дошла и до неё. За неуплату налога стали её выселять из дома, она в испуге выбежала во двор, упала и умерла.

В марте па Урале зимняя стужа ещё в полной силе. Илье жить стало негде, надо идти к отцу в посёлок Требия, вернее в Шелиттовский рудник за двадцать гопъ вёрст. Вышел из посёлка по дороге в сторону рудника, прошёл мимо кладбища, где похоронена его мать, подумал зайти, попрощаться с матерью. На кладбище сугробы, не пошёл. Вернулся на дорогу. Дорога шла в гору, за горой степь. В степи зимой как в пустыне. Илья хорошо знал степь, но зимой в степи никогда не ходил. Началась позёмка, ветер стал дорогу заметать, холод в шубу забирается. Когда взгорок перевалил, дорога привела его к стогу сена. Дорогу снегом занесло, куда ни глянь — степь везде одинаковая, куда идти непонятно. Вспомнил Илья, как старики говорили, что если зимой, в стужу в стог сена заберёшься — не замёрзнешь. Попробовал плакать — не помогает, стал звать отца — не отзывается. Зимний день — короткий, сумерки начались. Перестал плакать, стал в стоге яму копать. Глубже забрался в стог, согрелся и не заметил как уснул. Проснулся от писка мышей, пошевелил руками-ногами — целы, не замёрзли. Вспомнил, что он в степи один. Выйти из стога боится и боится долго лежать в стогу. Раз, два и выскочил, в степи светло, солнце на восходе, ветер стих, в степи никого. Мороз стал брать своё. Побегал Илья вокруг стога, устал, но не согрелся. Что делать? Идти — стог потеряешь, останешься — замерзнешь. Вдруг, видит, на горизонте что-то чернеет, вгляделся, чернота становится всё заметнее. Когда разглядел, побежал со всех ног по направлению к движущейся точке, торопился, падал, поднимался, снова бежал. Постепенно точка превратилась в упряжку лошадей. Добежал и упал. Илью подобрали в упряжку почтальоны, укутали его в тулуп и, согревшись, он уснул. Проснулся только во дворе у тетки Марии Степановны. Тётка обнимала его, целовала и приговаривала «Жив, не замерз, ну и слава Богу!» Илья оказался на печке среди двоюродных сестёр. Вечером и отец пришёл из шахты.

Так судьба спасла его и привела в мир домашнего очага. Рады ему да не совсем. Вот так пошла по миру еще одна крестьянская семья, а сколько таких было за годы сталинских репрессий.

Глава 2.

Ровесник Октября.

В Восточной Сибири строилась самая большая железная дорога от отрогов Саянских гор до великой реки Лена и далее, пересекая ее, до озера Байкал и еще дальше до Амура...

Шел март месяц март, хорошо прогревало солнце, и в середине дня с крыш лагерных бараков закапали капли от тающего снега. День воскресный, в лагере заключенные отдыхали. Илья сидел на завалинке барака, слушал щебетанье воробьев, а на душе была ноющая скука, вспомнились дни работы на Магнитострое... Тринадцатилетний паренек пришел пешком на Магнитку из деревни. Шесть верст шел босиком по степной пыльной дороге. Через ковыльную степь шагал он от кургана до кургана, там где степной простор Южного Урала переходит в Уральские горы. Гам среди степных холмов, на берегу реки Урал видна невысокая продолговатая гора Магнитная.

Между двух казачьих поселков, поселка Магнитное и Средне-Уральское заложено начало великой стройки Магнитостроя.

В Магнитострое Илье повезло, встретился с бывшим своим завучем Ш.К.М., который на стройке работал директором школы Стройуча. Его приняли учиться в группу арматурщиков. Илья на практике работал на заготовительном участке. В его детских руках создавались уты, прогоны, хомуты, детали для будущего каркаса балок и колонн, из которых возводили стены первого мартеновского цеха. В последствии Ильюша радовался со всеми строителями Магнитостроя пуску первой доменной печи и первого мартеновского цеха.

Заработал Магнитогорский металлургический комбинат имени В.И. Ленина, и Илья стал рабочим основного механического цеха, потом паросилового цеха, куда он пришел уже комсомольцем. Перевели его в паросиловой цех по путевке горкомакосполкома г. Магнитогорска. Работа очень ответственная — ремонт паровых котлов.

...По норме отпущенного времени на ремонт одного котла сорок пять календарных дней. «Надо сделать за восемь дней», — сказал бригадир Евтушенко. И работа закипела. Илья работал в ночную смену на притирке клапанов вентилей высокого давления. Опрессовал последний вентиль и облегченно вздохнул. Посмотрел на часы — было пять часов утра. И увидел, как из пароуформенной вышел человек в сопровождении начальника смены. Невысокого роста, коренастый, с закругленными усами в простеньком костюме, а шевелюры кудрявые. Видно же так случиться, что ему дорогу пересекла женщина с совком в руке, босая - на ногах ничего не было. Невысокий, мягким голосом с кавказским акцентом, поинтересовался:

— Почему женщина ходит босиком?

— А мне так удобно...

А он продолжал расспрашивать, большая ли семья, велика ли

зарплата, и что-то пометил в блокноте. А потом заинтересовался у рабочих зольщиков, почему насухо удаляют шлак, и всегда ли работают в пыльном чаду. И тоже интересовался о семьях, о зарплате. Дошла очередь до Ильи: сколько лет, почему работает в ночную смену. Все рассказал парень, сколько вентилей отремонтировал за смену, что дневная смена будет готовить котел к пуску. А сейчас дневная бригада спит на полу в кладовой материалов, седьмые сутки не уходили домой. Здесь на завалинке вспомнил Илья ту встречу «с беззаветным Ленинцем, организатором тяжелой промышленности» Серго Орджоникидзе. Сколько он написал ему писем. Илья был уверен, что Серго не оставит его в беде... Видно, не доходили письма. Все время говорил сам себе: «Терпенье и честный труд. Не запятнай честное имя свое».

Начальник ремонтно-механических мастерских Афанасий Афанасиевич позвал к себе Илью через посыльного и сообщил неприятную весть. Экскаватор, отгруженный на трассу строительства железной дороги после ремонта в мастерских, во время перегона по льду через реку Ангара, в устье реки Ока провалился под лед. Надо подготовить технику и технологическую оснастку, чтобы вытащить экскаватор из воды,

От Тайшета до станции Вихаревка домчались быстро, А дальше железной дороги еще не было. Пошли своим ходом на трех тракторах ТГЗ, СГ-65. Один трактор вел Владимир Иванович Ковалев, механик из Узбекистана, на втором был механик из Саратовской области Леонид Федорович Задворнов, замыкал колонну Иван Иванович Будко из Полтавщины. Илья среди них был самый молодой, но именно ему поручено руководить работами по спасению экскаватора.

Три дня ушло на устройство системы блоков и якорей. Надо лезть в воду и зацепить трос за полуоси экскаватора. Но никто не решался на холодное купание. Первым решился Илья. Под водой сковало все тело, перехватило дыхание...

Цепляясь за кабину, вынырнул, вдохнул воздуха, и, хоть, казалось, нет сил, нырнул, опустился ниже тележки гусениц, перетянул веревку через полуоси, зацепил ее за пояс, и для страховки взял конец веревки в зубы. Что было дальше, не помнит. Его вытащили, растерли спиртом, завернули в тулуп и положили около костра. Часа через четыре пришел в себя, и первое что увидел — экскаватор на берегу...

Также светило солнце, также щебетали воробьи на наличниках Братского острога. Звонко падали капельки воды тающего снега. Но скука и ноющая тоска были в думах Ильи. Давила незаслуженная обида.

У ровесника Октября, воспитанника Магнитогорского комсомола теперь не было ни комсомольского билета, ни паспорта, а заменял их формуляр заключенного.

Глава 3

Арест

В восточной Сибири летнее утро наступает постепенно. Рассвет, утреннее солнце еще не взошло, из-за сопок просвечивает оранжевое зарево. На распадках гор стелится туман. Гак легко дышится в таежном лесу утром. Аромат хвойного леса. Когда солнце покажется, легкий ветерок рассеивает утренний туман. Приносит ветер воздух, насыщенный кислородом, накопившимся в лесных недрах Саянских гор. С наступлением утренней зари оживает все вокруг. Сорока стрекочет, отмечая путь таежного хищника, возвращающегося с ночной охоты на места лежанки. Дрозды перекликаются в дебрях черемушника, росших вдоль ручейков. На сосновых борах на кормежку прилетают глухари с мест токовки. Начинает свой труд лекарь зеленого леса дятел. С восходом солнца оживает вся необъятная Восточно-Сибирская тайга.

В одно такое утро Илья лежал на топчане, вынесенном из барака под открытое небо, чтобы отдохнуть от прожорливых клопов. Вспомнил Магнитогорск, день ареста.

Работал он на инструментальном участке основного механического цеха Магнитогорского металлургического комбината. На участке их работало пятеро, 28 ноября 1937 года на работу вышли трое. Не вышел Сураго, польский политический эмигрант, не было Бурштейна, слесаря лекальщика, и не появился мастер участка Гербст, политический эмигрант, немецкий коммунист. Работавший рядом с Ильей Василий Безобразов слышал, что их забрали в НКВД. По цеху шел разговор, что НКВД арестовывает каких-то вредителей. Илья подумал, какой же может быть вредитель Сураго, два года рядом работаем. У него в семье бывал, он и его жена с таким жаром рассказывали, что значит рабочая солидарность.

Так хорошо приняли их в Советском Союзе, здесь нашли вторую родину.

Утром главный механик Богуславский, пришедший в цех, дал Илье задание доделать штамп, который делал Сураго. Штамп для штамповки лопастей ротора турбовентилятора воздуходувки к доменным печам. Впервые на комбинате и в СССР эти штампы изготовили Сураго с Ильей в 1934 году. Задание было важное, этой работой интересовался Серго Орджоникидзе. Тогда эту работу они сделали успешно. Оборудование было куплено за границей. Освоили штамповку. После

сборки роторов, балансировки и испытания турбовентиляторов их поощрили. Сейчас делали эти штампы взамен изношенных. Освоение изготовления лопастей избавляло государство от расходов золота. Рабочее место Сураго было рядом с верстаком Ильи. Не стал он перетаскивать заготовки к своему верстаку. Начал подгонять пуансон по матрице, Работа знакомая, подгонка шла успешно. Ему хотелось, чтобы штамп пошел с первого испытания, на приемке говорят, с первого предъявления.

После обеденного перерыва, только он приступил к работе, на участок, где он работал, зашел посторонний в штатском, высокого роста, лет тридцати, одетый в полувоенную гимнастерку, в такую же, какую носил И.В. Сталин. Илья, тут же услышавший обращение, представился. Вошедший предложил ему одеться и прогуляться. Когда они подошли к зданию НКВД, на часах, висевших на стене коридора, было два часа дня 28-го ноября 1937 года.

Так закончилась для Ильи работа на Магнитогорском металлургическом комбинате. Начались изнурительные, долгие испытания, которые он не мог представить. Испытания нравственные, физические, которые расхлебывали долгие годы, а многим обернулись ценой жизни.

Илья расстался с любимой работой, учебой в рабфаке, со своей мечтой, с грезами в жизни. Он не знал о предстоящем и не мог представить, зачем его привели в этот дом, сюда, откуда дороги так узки к жизни. Не думал и не мог знать, что кроется за этими дверьми.

Мечтал он стать летчиком или металлургом, не менее нравилась ему работа слесаря-лекальщика. Особенно ему нравилось работать с такими мастерами, как Сураго, Бурштейн, они были подобны «Левше» Лескова. Создавать то, что до тебя никто не делал. Но все это в недалеком прошлом. Сейчас предстояли испытания, которые пришлось расхлебывать всю жизнь. Когда его вызвали в одиннадцатую комнату, он вошел туда молодой, смелый, не искушенный в житейских подлостях.

Ему было всего двадцать -лет от роду. Он не верил, что чекисты применяют пытки при ведении следствия. Он вошел, представился- Ему было хорошо оттого, что он родился в такой век. Он участвует в совершении таких великих дел. Равноправный участник строительства Великой стройки, какой был Магнитострой. Строительство Магнитогорского металлургического комбината. Одно это чувство ликовало в душе.

Он все забывал: сестренку, замерзшую на руках отца в холодной степи; времена, когда их семью выбросили из дома на улицу; начавшуюся голодовку в поселке; ночевку под стогом сена зимой; как умерла тетка Агафия во дворе своего дома, когда у нее ее отобрали.

— Раз ты Айтуганов, вот тут больше формальности, ознакомься и распишись.

Ему дали заполненный протокол допроса, в котором говорилось, что он занимается контрреволюционной агитацией и поднятию вооруженного восстания среди крестьянского казачества против Советской власти,

— Вы что же, товарищи, я же комсомолец! Вы меня разыгрываете?

— Ты не представляйся «Антоном не помнящим», тебе говорят, подпиши. А товарищи давно у нас в нужном месте, гражданин Айтуганов.

— Вы что же, мне вечером в институт на занятия, решайте побыстрее и отпустите.

— Вот подпишите, тогда отпустим.

Не мог же подписывать ложь и неправду.

— Раз не хочешь подписывать, вот тебе. — Его ударили по голове, он отлетел и ударился об стенку.

Удержался на ногах, схватил со стола чернильницу и запустил в следователя. При попытке выскочить через двери, его начали избивать. Дальше он ничего не помнит. Очнулся от удара головой о ступеньки лестницы, спускающейся в подвал. Его волочили два чекиста за ноги. В таком состоянии он оказался в камере номер шесть. Об этом ему сказали сокамерники, когда он пришел в сознание...

В это время его раздумья прервались, пришел из производственной зоны Евгений Федорович Варапеев. Держал в руке два куска древесного угля в форме газочурки. Газочурка в автоклав попала вместе с берестой, загружаемой для выработки дегтя и скипидара. Евгений Федорович дежурил ночью истопником около автоклава, и при выгрузке отработанной золы обнаружил куски древесного угля.

Вчера не удалась первая плавка чугуна в вагранке, построенной по чертежам Ильи и Варапеева. Варапеев, бывший уральский металлург-вагранщик. Древесный уголь, выжженный в буртах неопытными людьми, получился слабым. Уголь из вагранки выдуло дутьевым вентилятором. Загруженный металл провалился в горн нерасплавленным. В тайге, далеко от промышленных центров кокса не было. Шла Великая Отечественная война. При ремонте строительной, дорожной и землеройной техники возникла необходимость в чугунном литье. Небольшая группа заключенных пытались своими силами плавить чугун. Литейный цех еще не работал, но заказов уже поступило множество. Соседние таежные колхозы нуждались в запасных частях к сельхозмашинам. Образцы угля, принесенного Варапеевым решала возможность получения металлургического угля из газочурки. На древесном газе

работали все электростанции на стройке. Для получения древесного газа все генераторы изготавливались и конструировались в ЦРМ 68-го километра силами политзаключенных.

При изготовлении газогенератора в основном работали мастера котельного производства Павеп Царев, Николай Козарев, Павел Степашок, все они — уральские мастеровые Екатеринбурга, Челябинска и Соликамска. Они же изготовили все оборудование для литейного цеха.

Договорились с Варапеевым об очистке автоклава и загрузке газочуркой, для пробы выжигать древесный уголь.

Илья пошел в домик начальника ЦРМ Афанасию Афанасиевичу Горбань. Начальник был из состава политзаключенных, бывший паровозный машинист из Украины, осужденный в 1937 году за контрреволюционную деятельность. Человек он очень волевой, безукоризненно честный. В нем сосредоточен природный талант организатора. Кроме того, он физически крепко сколоченный, А в лагере только такие могут руководить успешно. Кто не спасует перед рецидивистом, которых специально натравляли на политических.

После 1940 года в ЦРМ 68-го км почти не было рецидивистов. Контингент политзаключенных в основном стабилизировался, укомплектовался крепкий рабочий костяк. В этом большая заслуга Афанасия Афапасиевича Горбань и группы Уральских рабочих, попавших под репрессии, осужденных тройкой НКВД. В их числе было много коммунистов.

Производством по ремонту строительной техники руководили сами заключенные.

Илья показал кусок древесного угля начальнику ЦРМ Горбань и рассказал о загрузке автоклава газочуркой для выжига древесного угля.

К пуску литейного цеха подготовительные работы шли успешно. Строительными работами руководил Александр Купцов, в прошлом инженер-строитель из Соликамска. Высокого роста, стройный, лет тридцати пяти. Александр особо проявлял инициативу по организации строительных работ, ведь работы велись без чертежей. В бригаде строителей работали специалисты с инженерным образованием и опытом работы по строительству.

Александр Купцов своим юмором во многих случаях помогал людям преодолевать трудности лагерного бытия. С юмором говорил о себе, что его род из Демидовских крепостных, и он потомственный крепостной. Он рассказывал:

— Суда я не видел, просто меня как раба поймали и привезли сюда, в Сибирскую тайгу, здесь мне объявили срок заключения на десять лет.

А в параграфе формуляра ЗК, стоит К.Р.А. — контрреволюционная агитация.

Обучались литейному делу кадры, для чего пригнали в мастерские подростков от 12 до 16 лет калининских колосочников, которых судили за сбор колосков после комбайновой уборки хлеба. Но указу Всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина от 7/8. Дети шли на поля собирать колоски, чтобы кормить себя и старых бабушек. Ведь во многих колхозах после выполнения госзаказа государство результаты труда колхозника забирало подчистую.

Среди прибывших подростков-колосочников были и сметчики вагонов. После разгрузки вагона с хлебом дети шли собирать зерна из щелей пола вагона. Их ловила милиция, к суду привлекали по указу от 7/8, присуждали от 5 до 8 лет в трудовые лагеря ГУЛАГа.

Петр Петрович Маховиков, бывший питерский металлист, человек пожилого возраста. Участник Октябрьской революции по установлению Советской власти. О нем в лагере говорили, что он — совесть питерских рабочих. Человек исключительной справедливости и совести.

Он обучал подростков-колосочников к формовке, изготовлению форм для чугунного литья. В другой группе более крепких ребят обучали разливке чугуна. Их обучал вагранщик Варапеев Евгений Федорович. Сложнее было с изготовлением моделей. Модельщиков подобрали из числа строителей Александра Купцова.

На первую плавку чугуна с применением варапеевского древесного угля собралось в литейном цехе все руководство ЭМ4 Гайшетлага. прибывшее из г. Тайшет на специальной мотодрезине «калужанка». Тут же присутствовали строители цеха и все юные правонарушители-колосочники.

Около вагранки колдовал Варапеев, на загрузке шахты, с парнями стоял Илья. Вагранка гудела на всю мощь своих вентиляторов. Через зрачки фурм светились капельки расплавленного чугуна, перетекающего в копильник. На кострах, разведенных около вагранки, сушились разливочные ковши.

Варапеев поднялся на загрузочную площадку к Илье и проговорил, что в копильнике достаточно жидкого чугуна, пора начинать разливку. Из летки копильника ослепительно яркой змейкой пошел чугун. Первую струю чугуна направили в приямок под леткой. После кивка головой Баранеева, под струю металла Петр Петрович с напарником подставили первый ковш, и ковш заполнился жидким металлом. За ними — еще две пары разливщиков. Жидкий металл круговоротом пошел в приготовленные формы. Илья носился с деревянным

чистильщиком шлака, помогая разливщикам, очищая в ковшах сверху металла шлак. К концу дня залили весь заформованный плац весом до трех тонн.

Работа шла в три смены. Из рук небольшого коллектива выходило каждые сутки более трех тысяч корпусов НИМ, противопехотных мин, запасных частей к сельхозмашинам, которые работают па полях Восточной Сибири, заготовки для изготовления запасных частей к автомобилям и тракторам. Для производства ремонтных работ, механической обработкой чугунного литья и изготовлением запасных частей руководил Алексей Владимирович Владимиров, бывший директор МТС из Рязанщины. Коммунист Ленинского призыва с 1924 года. Осужденный тройкой НКВД сроком на восемь лет лишения свободы,

В центре всех начинаний стояли: паровозный машинист из Украины Горбань и Магнитогорский комсомолец Илья Айтуганов. Эти труженики по воле зла и тирании заброшены в Восточно-Сибирскую тайгу без суда и следствия. Они продолжали отстаивать свою трудовую честь и право, что они от плоти частица своего народа. Они — «соль» промышленных рабочих и колхозного крестьянства. Оторванные от семей и общества, всей жизнью помогали своему народу в борьбе с фашизмом. С честью несли свою учесть. Многие умерли от рук своих палачей с чистой совестью, не теряли веру в идеалы жизни.

Глава 4

На реке Бирюса у устья Топорка

Зима в Восточной Сибири приходит в середине октября. В этом году снег лег на талую землю. Это благоприятствовало ведению земляных работ... На выемках, карьерах для отсыпки земляного полотна работы велись самыми дедовскими методами, тачки катали по шестьдесят метров по узкой дощатой дорожке, трапам. Чтобы получить дневную норму пищи, надо разработать, погрузить, отвезти на земполотно, разровнять не менее восьми кубометров земли. Вечерами, если хватало сил, вспоминали «Железную дорогу» Некрасова...

На Чукшинском участке 178 км строительство железной дороги от г. Тайшета до Осетрово на реке Лена продольный отметки ось дорога, никаких геодезических разметочных работ выполнено не было. В зиму 1939 года на Чукшинском участке геодезические работы выполняли Ильм с двумя помощниками-реечниками.

Определяли черные поперечники, ставили декады на откосах, размечали места нагорных канав, построение углов закругления полотна. Все эти работы велись в пределах оцепления охраны конвойных

стрелков наряда, которое охватывало весь участок работы. Окуляр нивелира быстро обмерзал, торопились закончить работу. Работа затягивалась. На работе дольше как до десяти тридцати вечера не задержишься. В одиннадцать часов вечера отбой, всякое движение заключенных заканчивается.

А ночью в бараке, при коптилке еще надо обработать результаты дневной съемки. Утром передать по селектору объемы выполненных работ в управление Тайшетлага.

Начались сумерки, стали плохо просматриваться отметки рейки в окуляре. Реечник Евгеньич попросился трубку покурить у костра. Времени для этого еще было. Платон Евгеньевич, старый балтийский моряк, увлекательно рассказывал у костра о службе во флоте. В своем рассказе он незаметно перешел па то, за что его арестовали. Придя со службы в свою деревню, стал работать как все в колхозе. Его деревня находится в Тамбовщине, Там и случилась беда. В красном уголке на ферме, где он работал, долго не топили печи, экономили дрова. В перекур заглянул туда, в красный уголок, а там вся наглядная агитация куржаком затянута, отсырела. Видит, портрет И.В. Сталина висит отсыревший, неприятно стало. Решил портрет подсушить, занес в хомутарку, там было тепло, жарко печку топили. Портрет повесил недалеко от печи, обратной стороной, а сам ушел навоз убирать. Надо же войти в это время в хомутарку парторгу колхоза, он увидел, что портрет вождя висит вниз головой, А оказалось, что шорник, работавший там, увидел, что часть портрета высохла, и он переставил, изменил его положение. На другой день вся деревня узнала, что в хомутарке портрет вождя повесили вниз головой. Участковый шорника и скотника на другой день отвез в районный центр, в милицию. Вот и Евгеньич оказался в Восточной Сибири, у костра, охраняемый вооруженными стрелками. А то, что Зимний дворец штурмовал, в гражданской войне участвовал, на это никто не посмотрел. Осудили за контрреволюционную деятельность сроком на десять лет, вот и находится в ГУЛАГе. На поверке нарядчик с формуляром на руках как крикнет: «Афиногенов!», на это Платон Евгениевич отвечает: «Срок десять лет, статья КРД», это значит контрреволюционная деятельность. Как-то на сорок первой колонне они с Ильей были вместе на разводе, когда его выкликнули, на что он ответил: «Не признаю я все это! Где вы были. когда мы Зимний штурмовали?» Ему и показали взятие Зимнего дворца. После развода всех заключенных на работу, его же оставили в бытовой зоне.

Его раздели догола, на руки накинули наручники, ноги связали и бросили голого на съедение мошкары на улице около вахты. Когда

рельсы пробили на обед, его всего опухшего бросили в кандей. Продолжая свой рассказ, Платон Евгениевич сказал:

— Вот знал бы все это Сталин, разве допустил бы все это. Спасибо врачу Насонову, па другой день дал освобождение от работы на целую неделю. А так концы бы отдал... Ничего, Илья Павлович, все это творят троцкисты, затесавшиеся в НКВД. Найдутся силы, все это расскажут Сталину, вот тогда мы им покажем, где раки зимуют...

Илья, обернувшись, посмотрел вдоль трассы земляного полотна — по направлению костра шел человек. Кто это может быть в далекой тайге, отдаленный от населенных пунктов? Постороннего в оцепление не пустят... Человек шел быстро, когда приблизился, Илья узнал его, это шел оперативный уполномоченный внутреннего режима. Среди заключенных узбеки, казахи звали его «качкар», что значит «волк», и в действительности у него были волчьи привычки. Ощерив зубы, с перекошенной губой, злостью горевшими глазами, он сбивал с ног намеченную жертву, ногой бил под дых и бил сапогами между ног. Если жертва после всего этого могла подняться, то его подбирал «актив» из нарядчиков и бросали в кандей, холодный изолятор. Если не поднялся, то привязывали бирку к ногам трупа с номером личного дела, вывозили в тайгу в общую яму для умерших.

Отвозку трупов поручали так называемым бытовикам — уголовникам с меньшими сроками. О том, что имеются такие ямы. политические узнавали от самих бытовиков. Политические и бытовики из уголовного мира жили в одной зоне, только в разных бараках, работали в разных бригадах.

«Качкар» быстро подошел к костру, пинком сбил с ног Илью и надел на руки наручники. По вызову оперативника к костру подошли два стрелка с карабинами и увели Илью в бытовую зону, в лагерь. С Ильей увели и реечников. Реечников запустили в бытовую зону, а Илью посадили на газогенераторную машину ЗИС-21, стоящую у проходной зоны. В кузове принимали заключенных под охрану два стрелка. Старший по конвою третий стрелок сел с шофером в кабину, и автомашина пошла по лежневой автодороге в сторону г. Тайшета, до которого было 178 км. По дороге автомашина останавливалась около каждой колонны, через каждые пять-шесть километров. В кузов добавлялись заключенные, не угодные режиму. При тридцатиградусном морозе зеки сидели в кузове на корточках. На ухабах, особенно на поперечном настиле лежневки, у пассажиров отбивало все внутренности. Доехав в Тайшете до штабной колонны, многие не могли сами встать с кузова, их санитары перевозили на носилках. В штабной колонне вновь прибывших

разместили в холодном помещении не протопленного клуба. Илья обрадовался, когда его вызвали к следователю. В кабинете следователя было тепло, даже жарко. После полутора суток пребывания на морозе Илью стала бить дрожь. Следователь из сочувствия дал ему время обогреться. Когда следователь узнал, что их не кормили, тут же приказал, чтобы принесли пайку 699 граммов хлеба и баланду. Теплую баланду Илья выпил через край котелка сразу с одного приема. Понемногу дрожь стала утихать. Следователь предложил закурить, но Илья отказался. Но потом покаялся. Махорку можно было бы взять, а потом обменять на хлеб...

— Как же так получается, Илья Павлович, — начал следователь, — вы такой интеллигентный человек, вам доверили контроль над исполнением строительных работ, а вы собрались из лагеря бежать, куда вы убежите от Советской власти?

— Гражданин следователь, я никуда бежать не собирался. Я же внук потомственного хлебороба, у нас в семье все жили честно и на совесть. И в мыслях я не мог подумать пойти на уголовное преступление. Я все равно комсомолец, строитель Магнитогорского комбината с первых колышков. Все, что случилось со мною — это ошибка. Если не нужна была бы моя работа на комбинате, я ни за что не уехал бы из деревни. 'Знаете, как красиво у нас, особенно летом? Слушаешь степь — перекликаются перепелки, особенно вечерами, дергач подает голос, зазывая подругу. Едешь по степи — тушканчик выскочит из-под копыт лошади. Слушаешь, как лошади ночью хрумкают траву. Смотришь закат солнышка, на горизонте зарево красное. Становится темно, но не успеешь подумать, рассвет начинается. Сперва чуть сереет, потом небо начинает краснеть, становится небо оранжевое и вскоре появляется из-за горизонта огненный шар из-за гор. Оживает степь, жаворонки поют, а под их песню лошади засыпают, сбиваясь в группки, спят лошади стоя...

— Хватит мне зубы заговаривать! Ты, случайно, не артист? Может мне помочь тебе, чтобы быстрее раскрылся и рассказал, с кем ты собирался бежать из лагеря?

В это время зашел дежурный надзиратель по вахте и передал, что оперуполномоченного вызывают на селектор. Дежурный надзиратель получил приказ отвести Илью в пересыльный барак. Тот вывел Илью в зону и скомандовал: «Бегом в пятый барак, там дневальный покажет свободные нары. А не побежишь — плохо, положу тебя лежать на снегу под вышкой.» Илья еле передвигал ноги. но одно только напоминание о том, что придется лежат на снегу, на морозе, прибавило силу и он побежал. Дневальный по пятому бараку увидел все это и догадался обо всем.

— Легко ты отделался, он всех учит по-пластунски ползать по снегу или кладет на снег под вышкой. Наверно чем-то занят был, что легко отпустил тебя. А где же твои вещи? Наверно крепко ты насолил им, что они тебя без вещей погнали к оперу. Обед уже прошел. Возьми мой котелок, иди в столовую и скажи повару, что ты подследственный, на допросе был, может он тебе и плеснет, что с обеда осталось. Да беги, а то не дай бог, Пират увидит, ну тот надзиратель, что тебя вел. Несдобровать тебе.

Илья побежал, но столовая оказалась закрытой, зашел с тыла, там его встретил верзила с засученными рукавами, точно мясник.

— Куда прешь, фитиль. Черпачка моего захотел?

Илья пояснил: только что вернулся с допроса, может повар его накормит, потому что он не ел три дня. Его послал дневальный.

— Теперь верю, что тебя дядя Вася послал — это его котелок.

Повар наложил полный котелок каши и дал полбулки черного хлеба.

— Скажи дяде Васе, что Макей помнит его доброту.

Илья принес котелок с кашей и хлеб в барак. Они стали кушать вместе с дневальным. За обедом Илья рассказал о себе. О том, что он - магнитогорец, и о том, что с ним случилось после ареста. Как он оказался в камере № 6 в Магнитогорском НКВД. Камера была не более пятнадцати квадратных метров. На полу слой воды, сантиметров пять-семь глубиной. И в камере ничего нет. ни нар, ни кроватей. Освещала камеру электролампа 25 ватт. Кроме него в камере были еще восемь человек. Спасаясь от воды, заключенные подкладывали под себя ботинки. Илья на ногах стоять не мог, горело огнем все тело, одну руку совсем не чувствовал. Спустя некоторое время сокамерники стали осматривать его. Чекисты бросили его на пол и ушли. Он лежал в воде. Один из заключенных произнес:

— Это же совсем мальчик. Я его узнал, это Айтуганов, слесарь из основного механического цеха. Его в 1935 году Серго Орджоникидзе премировал велосипедом. Исключительно одаренный парень. Прямой, непримиримый к недостаткам. Как-то слушал его выступление на комсомольском активе — огонь-парень. Учится в горно-металлургическом институте, на вечернем отделении. Нужно посмотреть его — не сгорел бы.

Все это рассказывал молодой инженер из прокатного цеха Ермаков. Ермаков из первого выпуска из горно-металлургического института, где учился Илья.

Ермаков подошел к Илье, расстегнул пальто, комбинезон, стал обтирать кровь с ссадин куском майки. У него перебита левая ключица.

С помощью других Илью подсадили к стенке и сделали подвеску левой руки. Обработали раны и ссадины. На следующий день Илью погрузили па носилках в «черный ворон» — автомобиль для перевозки заключенных — и отправили в тюрьму.

Здание, которое оборудовали под тюрьму, было с большими окнами. В настоящее время окна заложили кирпичом, оставив в верхней части фрамуги в четверть проема. Эти фрамуги снаружи загородили козырьками. Все эти мероприятия, ужесточающие тюремный режим, сделали для приема политических арестантов 1937 года. Тюремный врач осмотрел Илью, сделал ему перевязку, более удобно сделал подвеску для руки.

— Нужно бы тебя положить в стационар, по мне не разрешают там держать политических. Что мог — сделал, парень, тебе. Ты молод еще, может, и отойдешь... Илья так и не понял значение этого слова «отойдешь» — выздоровеешь или на тот свет отправишься.

Надзиратель отвел его в камеру № 13, там даже сесть негде было. Люди на двухэтажных нарах и под парами. Люди сидели везде, вплотную один к другому. Новичку место отводилось у параши, но и там места не было. Наверно Илье пришлось бы стоять, но его окликнули с середины камеры. Там сидели несколько мужиков на своих мешках. Илья не знал, как можно пробиться, ступить было некуда. А мужики его упорно звали, кричали па русском и татарском языках. Пробраться пришлось буквально через головы сидящих людей на полу. которые могли отклониться. Все же пробрался и попал в круг односельчан. Радостной и грустной была встреча, в кругу земляков был его отец. Обнявшись с самым близким человеком, просидели до утра. Расспрашивали земляки обо всем, что делается на воле. Возмущались тем, что и молодых не щадят опричники. Сидящие в кругу были православными татарами, они называли себя нагайбакскими казаками. В этой группе сидели казаки из поселков Остроленко, Кассель, Требия, Париж и Фершампенуаза. Привели теперь и Илью, вместе сидят отец с сыном из рода нагайбакских казаков Айтугановы из Фершампенуаза. В камере сидели крящены из самых древних ногайских родов. Это жители степных, лесостепных районов Южного Урала и Приуралья. Потомственные хлеборобы, животноводы. Они растили хлеб, соперничая с донскими и кубанскими хлеборобами казачьего сословия. Чтобы вырастить стодвадцатипудовый урожай, на лошадях ездили за тысячи верст менять семена на юг к донским казакам, на восток до кургана, даже до Омска. Они же были опорой колхозного строя в первые годы коллективизации. Ни Илья, ни сидящие в камере не предполагали, что многих из них через два месяца расстреляют, а другие погибнут в отдаленных лагерях.

Через три дня Илью вызвали с вещами на выход. Не знал он, что отца видит в последний раз... Отец успел ему шепнуть:

— Не выставляйся особо, сомнут твою родовую гордость, покорись участи.

На станции города Магнитогорска заключенных из тюрьмы погрузили в столыпинские вагоны и поезд помчал их мимо родной степи. Вот и станция Гумбейка, находящаяся в тридцати километрах от родного поселка Фершампенуаза. Поезд шел в сторону областного центра Челябинска...

Все это Илья рассказывал дяде Василию, дневальному пересыльного барака.

— Видишь, как получается, мы с тобой земляки. Я с Куликовки. Наш поселок всего-то в двадцати километрах от вашего Фершампенуаза в сторону г. Троицка. Меня вот в 1932 году раскулачили и выслали в г. Надеждинск. Там на ссылке моя старушка ушла от меня навсегда к пантам предкам. Похоронил я ее и остался один-одинешенький... Дети уже были взрослые, разъехались кто куда. Я, горемычный, решил убежать из ссылки. Где только не был, все без документов. Больше всего работал по совхозам. Как только почувствую, что мною интересуются, бросаю все, уезжаю в другие места. Летом 1937 года задержали меня па станции Карталы, документов нет, фамилию я назвал чужую, следователю представился нищим стариком. Похож был, борода до колен, одежда изношена. Вот меня определили в БОЗ. Это значит без определенного занятия. Сроку дали три года. Я теперь уголовник и скоро конец срока. Если доживу до этого, уеду в Казахстан, буду где-нибудь в ауле скот пасти. С рецидивом у нас «вась-вась». Природа меня силенкой не обидела, они это уважают. Стар стал, не на много меня хватит. Макея я встретил, ехали в одном вагоне. «Хевра» его прижала, вроде у него деньжата водятся. Пронюхали заначку. Но я его в обиду не дал. Вот теперь он со мной вроде рассчитывается. Здесь всегда слабый к сильному жмется. Действует закон силы, нахальства и подлости. Без опеки сильного — хана. Макей работал на железной дороге, ну и испытал «счастье» на товарном вагоне, за грабеж схлопотал десять лет.

— Ну и заговорились мы с тобой, а время ужина. Скоро тебя отправят на 41 -ю или на 43-ю колонны, здесь долго держать не будут. А пока будешь возле меня, немного поддержу. Вечером тебе расскажу, как держать себя со следователем, чтобы тебе побольше пробыть здесь. Вечером найду нары поближе к себе. Часть уголовников специально держат здесь, чтобы по ночам просвещали «контриков», то есть политических. Я в своем бараке особо разгуляться им не даю.

После ужина они еще долго разговаривали. Дядя Василий рассказывал, что он хорошо помнит отца Ильи. Он в Кудиковке часто бывал. Твой отец дружил с чехом Воржеком. Единственым лекарем на всю окрестность. Хотя тот и был только конским коновалом. Служил в чешской армии ветеринаром, когда чехословаки были на Урале. Вожек женился на нашей девке, так и остался. В своей беседе рассказывал:

— Павел Айтуганов был настоящим джигитом, кавалеристом, мог любого коня укротить, объездить, подковать, толк знал в строевых лошадях. Мы с твоим отцом служили в одном полку, когда устанавливали Советскую власть в Средней Азии под командованием Фрунзе. Вместе возвращались из Семиречия-Семиполатинска домой верхом на лошади. Умел твой отец растить хлеб, но его призвание - уход за лошадьми. Особая любовь была к строевому коню. Свободное время появится у казака — кто в карты, кто к девчонкам, а он — возле коней. Разговаривает с ними. Какие деньжата появятся, покупает лошадям дешевые конфеты или сахар.

В разведке был самый хитрый, и конь у него такой же. Сам по-пластунски ползет, а конь рядом. Никогда не заржет в засаде, стоит коню на ухо шепнуть. Особый нюх был на басмачей...

Изнуренный последними событиями, выпавшими в эти дни, Илья уснул. Так крепко спал, что проспал подъем. Своей этапной артелью сходили на завтрак. И только вошел в барак, встретил его надзиратель и повел к оперуполномоченному. Коротченко его встретил со словами:

— В чем ты провинился, если бежать не собирался, а надзиратели тебя направили на следствие?

Илья рассказал свое подозрение следователю. Илья изготавливал хорошие перочинные ножи из разных стальных пластин. Он получил заказ и от надзирателя. Работа шла долго. Время проходит, не одна неделя. А надзиратель на это рассердился. Все заготовки остались в подушке. Там же спрятан и инструмент... Работал днем и ночью. Ничего не нарушал. Работать приходилось по много дней — съемки и разбивочные работы, а ночью при коптилке — камеральные работы. Нанести на миллиметровку результаты съемок, результаты контрольных замеров...

—Хватит, Илья Павлович! На работу тебя выводить не будут, числишься за мной. Попробую доставить твои бумаги, они нужны будут, доставят и твои вещи. Иди в барак и следующего вызова жди.

Илья обрадовался, следователь отнесся гуманно. Не стал избивать. И удивился, следователи добрые бывают. Рассказал все это дяде Василию. На это Василий пояснил:

— Это оперуполномоченный Коротченко, он не такой, как другие, хороший, но такие в тюрьме долго не работают. Но раз тебе дали отдохнуть, пойдем в баню. Там мой кореш в прачечной работает. С его помощью все свое перестираешь, прокипятишь, одежду через дезкамеру пропустишь. Тебе нужна полная санобработка. Тебе все равно не миновать штрафной колонны. К вечеру Илья сидел на постели дневального во всем чистом. Синяки, полученные на 178 км, болеть перестали. Над его ссадинами Василий посмеивался:

— Ничего, если новые не заработаешь. Эти до свадьбы заживут, как на собаке. Нужно стараться их не получать. Как говорят, на молоке обжегся, дуй и на воду. Много еще синяков будет впереди, на то ты и заключенный. Как только не мыкают нашего брата. Вот я вроде за Советскую власть кровь проливал, сейчас еще садят басмачьи пули в голени, а теперь именем той же Советской власти мыкают меня в лагере. Все потерял — жену, детей, хозяйство. Какой же я кулак? У меня в последнее время лошади не было, чтобы в плуг запрягать. Хлеб растили мой дедушка, мой отец и я старался сам себя кормить. Да и на базар что-то везти. Форму казачью нужно купить, коня экипировать, саблю купить. Службу несешь на собственном коне. Только карабин казенный дают и кашей казенной кормят. Да бабе сарафан купить надо, вот и старались две-три десятины сверх своей нужды засеять. Пока я за Советскую власть воевал, всю мужскую работу жена на себе вела. За эти ее муки, я закопал свою кулачку на Северном Урале. Твое появление разворотило во мне все, как будто родного сына встретил.

В каких бы условиях ты не жил, не чуждо нормальному человеку все земное. Три дня Илья прожил без приключений в штабной колонне.

Здесь узнал, что на пятом километре от Тайшета есть еще следственная колонна. О свирепости режима в ней ходили разговоры в бараках по вечерам.

На пятый день пребывания Илью вызвали на вахту, отдали все вещи. Самое главное - одеяло и котелок. Остальное — топографические бумаги и другие документы передали следователю, а после обеда вызвали на допрос.

— Ты, парень, почти меня убедил, — с ходу заявил следователь. Вот твои бумаги и инструмент. Бумаги пойдут в управление лагеря, а инструмент тебе не положено, да и не понадобится. Сегодня тебя отправят на 43-ю колонну. Она штрафная, следственная, на станции Костомарова, на устье речки Тонорок, впадает в Бирюсу. Через месяц я тебя заберу в рабочую колонну. А сейчас иди, покантуйся, пока числишься за мной. Пользуйся моей простотой.

Илья удивился, следователь с ним так разговаривает. После всех испытаний, ему дико было чувствовать такое человеческое отношение. Илья был не исключением, уже начал мириться со своим рабским положением.

На следующий день после основного развода, заключенных отвели на работу. Из пересыльного барака собрали человек двадцать, повели с вещами через вахту и передали усиленному конвою. Узников, неугодных лагерному режиму, пригнали на станцию Тайшет-2, где их ожидал товарный вагон с прицепленным паровозом серии «О», так называемый в народе «овечка». Посадка прошла без каких-нибудь приключений. Двухосный товарный вагон, оборудованный для перевозки заключенных. Внутри двойные нары и параша. Этап в основном состоял из уголовников, так называемых «бытовиков». С малыми сроками. В прошлом безконвойники, из обслуги рабочих колонн. Вновь под конвой попали за нарушение лагерного режима. «Контриков» было только двое, Илья и бывший студент Томского медицинского института Анатолий Лаговской. Они познакомились еще в бараке. Затопили печь, в вагоне стало тепло. Топливо на дорогу погрузили на совесть. Сухие смолевые сосновые дрова в печи горели с гулом. Шум, издаваемый из печи, придавал обстановку жилого очага.

Илье определили место на верхних нарах. Симпатию уголовников он завоевал еще в пересыльном бараке. Рассказывая на память произведения русских и западноевропейских классиков. Пользуясь положением, Илья место раздвинул и для Лаговского. Обещая рассказывать по очереди на протяжении всей дороги. Начал Лаговский рассказывать о «Трех мушкетерах» Дюма. Литературные рассказы в вагоне создали в вагоне нормальные отношения и хорошую обстановку. Около этих парней, Ильи из Магнитогорска и Анатолия из Томска сгруппировались мирные попутчики по этапу.

Двери нагона заперли наглухо снаружи. Конвоир!»! слали в другом вагоне. Разговаривать можно было смело. А на станциях сразу раздавались окрики стрелка: «Не разговаривать!» Но это в основном предупреждали для порядка. И не часто. На улице стоял страшный мороз. Охране не особо хотелось высовываться на улицу. Довезли до станции Костомарове только на следующий день под утро. Март месяц, но морозы стояли до сорока градусов. Стоял сильный туман. Самое страшное была разгрузка. Каждый, выходя из вагона, должен садиться на снег. Из теплого вагона на мороз, на снег, да в драной телогрейке или в драном бушлате...

Каждый сидел на снегу и думал: - Господи, скорее бы пойти, хоть на ходу согреться. Как подарка все ждали команду для движения. Разрешили встать со снега, еще раза три посчитали. «Шаг вправо, шаг

влево - стреляем без предупреждения!» Наконец колонна двинулась, опустилась на лед знаменитой реки Бирюса. Дует поземка, холод пронизывает насквозь. Мороз подгоняет, люди идут быстрое. Через часа два в пути свернули на речку Топорок, и показалась 43-я колонна. На крышах бараков дымились трубы, дым уходил в небо, ветер стих, это значит мороз крепчает. Из-за тумана ничего не видно в пяти-шести метрах. Колонна огорожена двойным забором. Между заборами запретная зона, по ней ходят овчарки. Внутри лагеря еще одна запретная зона. По углам забора вышки со стрелками, вооруженными ручными пулеметами.

Вновь прибывших разместили в большой палатке, в которой установлены чугунные печи. В палатке настланы двойные сплошные нары из круглых жердей. Илья с Анатолием разместились в дальнем углу на первом ярусе. После мороза, в теплой палатке ребят тянуло ко сну, А Анатолий вдруг начал рассказывать, как в Томском медицинском институте огнем и мечом проводили «очистительные работы, операцию от инакомыслия». Они жили в общежитии, дружной студенческой семьей. Как всегда студенты в основном живут впроголодь. Никто не унывал. Главное для них - достичь секреты медицинской науки, научиться врачеванию, лечить людей.

— Пригласили меня в деканат, а оттуда я оказался в НКВД. Просидел три дня, вызывают с вещами. А какие у студента вещи? В вагон грузили ночью и только при посадке в вагон объявили статью и срок наказания: КРА — контрреволюционная агитация, зачитали из формуляра заключенного и отправили в лагеря сроком на десять лет. Вот так и мучаюсь уже год. Работали мы на лесоповале, заготавливали лес, строили бараки в зоне. В соседней бригаде человека придавило лесиной. Спросили, есть ли медики, я пошел оказывать помощь. А конвоир сбил меня с ног ударом кованых сапог, другой наручники надел . Оказывается, нельзя было идти в соседнюю бригаду. Хотя работали в одном оцеплении. Гак я оказался в штрафной колонне. — Анатолий на все происходящее смотрел с недоумением.

— В институте лучших профессоров арестовали. А потом понаслышке мы узнали, что в институте «раскрыт контрреволюционный центр». А мы думали об этих профессорах, вот сволочи, что они хотят. Когда самого забрали в НКВД, долгое время места не находил, да и сейчас ничего не пойму. Иногда хочется сказать: «Фашизмом пахнет». Но вслух говорить не могу.

Илья начал дремать, и Анатолий замолчал.

В это время в палатку ворвались надзиратели. Началась операция «стрижка». Среди прибывших бытовиков у многих были длинные

волосы, подстриженные под бокс. Некоторые носили Бороды, Некоторым оставалось до конца срока несколько месяцев, кое у кого меньше месяца. Ребята не хотели стричься. Их стали насильно стричь. Началась свалка, вызвали собаководов с овчарками. Стали собаками травить непокорных парней. Обкусанных, избитых уводили в изолятор. Прохаживаясь по палатке, один из стрелков указал па Илью: «Вот еще один прячется», хотя Илья был стриженный. Его за ноги вытащили из нар, пинками уволокли в изолятор. При входе на вахту стояли с двух сторон надзиратели и их помощники из ссучившихся уголовников. Принимали приведенную жертву па кулаки, Илья как футбольный мяч летел от стенки к стенке. Сильно оттолкнувшись ногой вместе с надзирателем влетел через двери изолятора в кандей. Упал на пол и подняться не мог. За руки и за ноги подняли его на верхние пары. Охранники усердно поработали, никто не мог устоять на ногах при приемке...

В изоляторе воздух спертый, вместо окна — открытый проем двадцать на сорок сантиметров. Свет почти не проходит, люди лежат как в групповом гробу.

У окна было место, куда допускались «избранные», подышать воздухом минут на десять по очереди. Остальные чувствовали себя как в водоеме подо льдом в зимнюю стужу. Сидящим в изоляторе выдавали пищи триста граммов хлеба на сутки, кружку воды и черпак баланды.

На нижних нарах лежали обреченные, покалеченные, дистрофики. Многие из них до параши не могли добраться... Гак лежали в антисанитарии. Староста каждое утро назначал способных двигаться для уборки умерших за ночь. Мертвецов выносили через вахту, где сидели надзиратели, дежурные по вахте. На улице мертвецов подхватывали безконвойные «бытовички», грузили на санки, укатывали в тайгу в общую яму.

На верхних нарах около окна была «резиденция» старосты. Когда Илья пришел в себя, он узнал старосту Михаила Анаматова, матерого уголовника, выходца из крестьян. Человек он был большой силы. но рецидивисты считали его «сукой», вне закона. Потому, что он шел в контакт с администрацией, был нарядчиком. Илье было непонятно, как он мог попасть на штрафную. На следственную колонну. Узнал позже. Будущий нарядчиком на сороковой колонне исполнял разводы «без последнего». По его вине умерли несколько человек заключенных. Администрации стало известно, что «контрики» решили его убрать, но не успели. Администрация успела его спрятать в 43-ю колонну, спасая его от самосуда. Элита рецидивистов держала его на

отшибе, как шестерку. Из того, какую роль играл Анаматов в следственной колонне, Илья понял, что крупного рецидива в колонне нет. Но законы уголовного мира действовали по всей колонне. Когда Илью подняли наверх, Анаматов его узнал. Они ехали в одном вагоне из Челябинска по этапу. В вагоне на верхних парах лежали через одного человека. А здесь Михаил место определил рядом с собой. Остальные поняли: если староста оказывает такое внимание, значит оголец стоящий этого. Илья оглядел обитателей верхнего яруса: это были такие же молодые парни, как и он сам. Бледные, обросшие, грязные, вшивые, лежали впритирку друг к другу. На верху их было человек двадцать пять. С бока на бок поворачивались по команде, договаривались… В кандее перемешались запахи человеческого пота, кала, вдобавок мертвечины.

Парням по соседству не было еще и тридцати лет от рода. Каждый из них естественно думал о жизни, хотя обстановка не давала повода к этому...

...Анаматов Илье предложил выпить из кружки немного воды, вода была в кружке наполовину.

Парень решил: нужно создавать обстановку, взаимопонимание с жителями верхнего яруса и всего изолятора, Как в вагоне, он предложил, что он будет рассказывать сюжет из книги Вальтера Скотта о Робин Гуде. Когда он начал рассказ, мрачная обстановка менялась на глазах. У голодных, оборванных, вшивых, избитых людей появилась какая-то надежда на жизнь. На восстановление справедливости. Ведь многие из парней сидели за горсть зерна, собранного на полу разгруженного вагона, выметенного из щелей пола. За колоски, собранные после комбайновой уборки на полях.

После Вальтера Скотта Илья перешел на произведения русских классиков. Особенно с вниманием слушали, когда шел рассказ из сюжета повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба». За четверо суток Илья стал авторитетом среди жителей изолятора. Даже из нижних нар кричали, чтобы он погромче рассказывал.

По установившейся традиции, по законам уголовного мира, после полуночи, кто-то снаружи снимал козырек с окна, просовывал внутрь глубокий противень, полный густой каши. Распределялась каша строго по справедливости. Делал это староста или близкий кореш старосты. Строго соблюдалась и выдача пайкового хлеба и баланды. Если в окно каша не поступала, то выносились решение о возмездии повару колонны. Создается группа содействия. За отказ убрать повара — смерть. Если обреченного переведут куда-нибудь, приговор остается в силе. Исполнители приговора пользуются особым

уважением и авторитетом. В истории 43-й колонны пыли убиты два поколения поваров. Поэтому аккуратно исполнялась доставка каши в изолятор.

На четвертый день перед разводом Илью вызвали на вахту. Присоединили к бригаде, которая работала па каменоломне в карьере на устье Топорка на вершине сопки, возвышающейся на правом берегу реки. Бригады добывали валуны гранита, из которых обтесывали для укладки в опоры моста через речку Топорок.

Развод шел полным ходом, нарядчики брали карточки заключенных и выкрикивали фамилию, заключенный выходит из ворот, отвечая имя, отчество, срок, статью, и садится на снег по четыре человека в ряд. Если кто-то садился не так, подбегал старший по конвою, пинком сбивал с ног, брал за шиворот, усаживал как надо. Когда бригады оказались в неполном составе, отсутствующих начинают искать помощника нарядчика, собаководы с овчарками. В основном среди отсутствующих были уголовники. «Контрики» на работу шли исправно, за исключением больных. Но и в этом случае снисхождения не было. В колоннах были медпункты, в них работали вместо врачей уголовники. В медпункте на приеме бывало так: «Хвойную настойку пьешь? — Если больной ответит: «Пью», — то окрик лекпома: «Я тебе говорил: не пей, а то подохнешь». Если больной ответит: «Не пью», то окрик медика: «Я тебе говорил: пей хвойную настойку, а то подохнешь. Отвар хвои — лекарство от всех болезней».

Хвоя на самом деле помогала от многих болезней, как противоцинготное средство. Во время работы в лесу, где есть хвоя, все заключенные имели кружки из консервных банок, в них варили хвою и пили.

Бригаду, в которую присоединили Илью, сопровождал усиленный конвой. Стрелки со всех четырех сторон, собаковод с овчаркой и старший по конвою. На работу шли вверх, на гору по сосновому бору. На обочине дороги росли вековые сосны. Чистый морозный воздух опьяняюще действовал на Илью после душного изолятора. В морозный день под ногами идущих в строю хрустел снег, из-за горы чуть просматривался диск солнца. Узникам, идущим в строю, не до прелестей природы было. В бригаде шли более сорока человек, столько же искалеченных душ. У каждого где-то были матери, жены, дети, он — кормилец семьи, вот шагает по тропе на сопку для исполнения каторжного труда. Оборванный, вшивый, голодный под дулами винтовки. За что россиянин несет терпеливо незаслуженную кару.

Ведь у многих недавно зарубцевались раны от белогвардейских пуль и шашек. Все шагающие сорок "контриков".

Поймет ли россиянин? Ведь власти выбираем для народа. Если

власти одурели. Проснется ли у россиянина вовремя человеческое достоинство? Или потерял россиянин свое лицо навсегда?

У Ильи болели глаза после темного, душного изолятора на белом снегу. Он совсем плохо видел. Замерз до костей, избитое, израненное тело не могло согреться. Окоченевший, дошел до костра. Видя такое состояние, бригадир направил его поддерживать костры на постах охраны. Карьер охранялся цепью стрелков, по углам оцепление, на вышках стрелки с ручными пулеметами. У каждого стрелка костер. Специально выделенные заключенные заготавливают дрова для костра. Специальный костерщик ходит от костра к костру, подкладывает дрова, поддерживает костер для обогрева стрелков. На границе оцепления по протянутой проволоке бегают овчарки. Внутри оцепления работали несколько сот заключенных. Долбили мерзлую землю, извлекая валуны гранита. Возле костров каменотесы обтесывали камни для устоев моста через речку Топорок. Настало время обеда. Выходцу из изолятора обед не положен. Только завтра ему выдадут пайку, если наработает норму. Анатолий Лаговской пытался поделиться баландой. Но Илья не в состоянии проглотить пищу. Мужики из бригады пытались влить ему в рот раствор хвои. Подошел руководитель работ и увидел, что парень совсем умирает. Вглядевшись в лицо, он узнал Илью, Они ехали в одном этапе. В Челябинской тюрьме сидели в одной камере.

Прораб был казаком из станицы Верхнеуральска, старый коммунист, командир красных партизан южного Урала и Башкирии. Это был Софронов, в бытности лихой партизан-разведчик. Он Илье в тюрьме рассказывал, что они воевали за установление Советской власти на Южном Урале, в разведке были вместе с Василием Николаевичем Айтугановым, с первым председателем ревкома поселка Фершампенуаза. Василий, спасая, раненым попал в плен и погиб от рук белоказаков, Вечером Илью вслед за бригадой привезли в зону. Софронов жил в торце штабного барака, в отдельной комнате. Сюда же на подставном топчане устроили Илью. В комнате было тепло. Врач оказал первую помощь, оформил освобождение от работы. Состояние Ильи было критическим. Когда кризис миновал, врач согласился на время взять Илью санитаром в медпункт. Лаговского устроили дневальным к Софронову. У обоих друзей появился небольшой продых от тяжелой работы.

По вечерам Софронов рассказывал: «По прибытии Челябинского этапа в Тайшет наших этапников сразу же отправили на двадцатый километр строить двадцатую колонну. Руководить строительством прибыл прораб Худяков из вольнонаемных. Худяков оказался человеком

малограмотным, меня назначили к нему помощником прораба. Одного заключенного с религиозным мировоззрением застали, когда он в бараке исполнял молитвенный обряд. Его на разводе задержали в зоне, связали руки и ноги и бросили на землю около забора, голого, на съедение мошкаре и комарам. Я старался заступиться, пристыдить «затейников». Меня самого посадили в изолятор. На второй день отправили под усиленным конвоем на следственную колонну. По прибытии, здесь на 43-ей нужны были каменотесы. Вот я вначале был инструктором. потом помощником прораба в карьере внутри оцепления. Учился тесать камень я у финнов до революции. Строил купцам хоромы: первые этажи — из камня, вторые — из сосновых бревен. Каменотесами у купцов работали финны. У них научился, приобрел навыки, здесь все пригодилось».

После выздоровления Илью перевели в управленческую бригаду, где он стал работать у прораба кем-то вроде технического секретаря. Вел учет, раскладку тесанного камня, учился сам тесать камень.

Заканчивался март месяц, на 43-ю колонну прибыл оперуполномоченный Коротченко со свитой врачей. Заключенных стали вызывать на медицинский осмотр. Когда вызвали Илью, Коротченко сказал: «Пришло время выполнить обещанное, пройдешь комиссию — и на новое место. Гам правильно поведешь себя — тебе же легче будет. Надо избавиться тебе от «друзей».

С Коротченко расстались дружелюбно. Но он не сказал, куда направляют их, передвижение заключенных.

На следующий день всех, кого вызывали на комиссию и включили в этап, на работу не вывели. Таких набралось половина контингента колонны. Всех выстроили на улице внутри зоны. Разбили на группы по сорок человек, повагонно укомплектовали.

Расставался Илья и с Софроновым. Они были одного корня, хотя разных национальностей. Судьба, характеры одинаковые, непримиримые, и оба казачьего сословия. Мечтали об одном — о справедливости. Но в жизни ее не было. В жизни процветала ненависть, насилие и садизм. Илья задумывался, откуда берутся такие люди на Руси? Коротченко — представитель власти насилия, но все делает более гуманно, по-человечески. У Ильи все это в мыслях не стыковалось.

У него все было просто, быстро сходился с людьми, на все смотрел открытыми чистыми глазами и легко попадал в паутину подлости, в путы звериного садизма. И так молодежь познает азбуку житейской подлости и невзгод. Мир Ильи был прост: зажмурит глаза и видит свою Уральскую степь, потому сам — частица степи. Тайга, сопки давили на него угнетающе, хотя здесь в Сибири то же солнце. Воздух еще чище,

чем в степи. При легком ветре шум сосен ласкает слух, а ему слышится не стрекотание Дрозда, крик кедровника. Он все не может забыть пенья жаворонка. Во сне видит, как в степи растет хлеб, пасется скот. А он идет с прутиком в руках босиком по степи, пасет телят...

Руки, ноги в цыпунах... А он мчится верхом на лошади без седла, пасет лошадей в степи, они все красивые; игривые...

Какое удовольствие купаться в Гумбейке, с яра прыгнешь в воду — вода теплая, так ласкает тело. Купались они подолгу, хотя не часто удавалось им что удовольствие в промежутке между полевыми работами. В деревне работали все от малышей подростков взрослые женщины и мужики. Каждую субботу уезжали с полевого стана домой помыться в бане. Воскресенье не заметишь пролетит а в понедельник с утра на работу, на всю неделю.

Хорошо в степи работать в сенокос. С утра косишь сенокосилкой, А роса просохнет, копны ставить, складывать стога. Хорошо ставить стог — это искусство. Никакой дождь не должен замочить сено.

С такими раздумьями поезд мчал Илью среди этапников на восток. Он был в кругу внимания этапников своими рассказами из литературных произведений, тем самым в вагоне создавалась спокойная мирная обстановка.

А поезд все шел и шел, а куда? Какая судьба их ждет впереди?

Глава 5

В Бурятии

Через два дня после погрузки в вагоны на станции Костомарова на перегоне Тайшет-Братск вертушка с этапом прибыла на железнодорожную станцию г. Улан-Удэ. Состав с этапом подали на вновь строящуюся ветку Заудинск-Наушки. Ко второй половине следующего дня вертушка остановилась на перегоне 191-го км. С западной стороны от железнодорожного полотна возвышалась семидесятиметровая скала. Вертушку, стоящую на полотне под скалой, оцепила охрана усиленного наряда. Началась процедура повагонной разгрузки, затем проверка по формулярам "пассажиров" поезда. Лаговской, пристроившись в строй рядом с Ильей, сказал:

— Значит, нас привезли в Бурятию...

Ярко светящее солнце стояло в зените, его ослепительные лучи прямо били на каменную скалу, и она излучала ласкающее тепло. Жизнь шла своим чередом, не считаясь ни с чем. Под косогором в луже тающего снега купались воробьи. Никому не было дела до судьбы согнанных

сюда по воле насилия и беззакония измученных россиян. Началось построение, подготовка к маршу.

Дорога шла круто вверх по косогору, заросшему полынью и ковылем. Когда колонна поднялась на возвышенность, глазам арестантов открылась большая степная равнина с руслом реки Целинга на востоке от железнодорожного полотна. А здесь на пригорке большая территория огорожена двумя рядами колючей проволоки. На территории зоны построены полуземляные бараки, куда завели шагающих в этапной колонне узников. В строю шепотом друг другу говорили:

— Прибыли па сто девяносто первый километр... Об этом каменном карьере слышали от товарищей.

В бараках, размещенные повагонно, стали называться отрядами. Только устроились на двухъярусных нарах, раздалась команда на обед. Столовая — такое же полуподвальное помещение, как и бараки. Расставлены длинные столы, на которых разместились поотрядно. На обед раздавали кашу из чечевицы, заправленной горьким растительным маслом. Илья, когда подошла его очередь, попросил повара:

— Черпай побольше, видишь, как я отощал, даже борода не растет...

Повар посмотрел и выложил полную трехлитровую банку, из чего сделан котелок Ильи. Съел все, Первый раз за все время пребывания в лагере почувствовал, что в желудке пет свободного места, Лаговский быстро съел свою порцию, сбегал за добавкой. Предложил Илье с ним покушать, но тот отказался. Больше кушать не мог, живот был полным.

Выйдя из столовой, они заметили необычное для других лагерей. Люди ходили свободно по зоне между бараками. Охранники не реагировали на хождение, в запретных зонах не было собак. Илья с Анатолием обошли всю зону, никто не препятствовал и не останавливал их. За зоной стояли четыре барака, обшитые деревом, деревянно-стружечные. Подальше от бараков — конюшня для лошадей. Около конюшни несколько копен сена. По-видимому, здесь преобладает гужевой транспорт. Около входных ворот в зону, вахта, где дежурят надзиратели и самоохрана из уголовников. Безконвойные заключенные свободно заезжают в зону на лошадях завозят хлеб, продукты питания и топливо. При въезде никто не осматривает подводы. При выезде осматривают для проформа не очень строго.

Все здесь не так, по сравнению с 43-й колонной Тайшетлага. Чувствуется мягкий режим. Вечером всем прибывшим выдали паек по 600 граммов хлеба на человека. Вернулись из карьера работяги, рабочие бригады. На заключенных были одеты ботинки из корда автомобильных шин,

ватные бушлаты и телогрейки, ватные штаны хлопчатобумажные шапки-ушанки. Рабочая бригада была одета не плохо. Несмотря на тяжелую работу, рваной одежды не было. Бригады, вернувшиеся из карьера, походили па рабочую структуру, которые работают на стройках, Время подходило к ужину.

Во время ужина каждому заключенному наливали по полному котелку каши чечевичной и по большому куску печенки. Анатолий и Илья гадали:

— День рождения чей-то, что ли.

Но сторожилы пояснили:

— Баланду дают кто сколько кушают, а хлеба по выработке трудового задания. Выполнишь задание на сто процентов и более — килограмм двести граммов.

Заключенных постоянно перевыполняющих дневное задание размещали в бараки, где одинарные нары или топчаны с постельной принадлежностью.

Выходя из столовой после ужина, друзья встретили пожилого человека, который шел на ощупь. Они довели его до барака. Узнав, что его ведут бывшие студенты, он представился:

— Профессор математики из Еревана Матевосян, я плохо вижу вечером. Куриная слепота. Это скоро пройдет. Сегодня на ужин делали печенку, это поможет. Особенно, если достать еще куска два-три...

Илья пошел на кухню, к повару. Сперва его просто вышвырнули из столовой. Но он все же пробился с группой опоздавших. Он повара уверял:

— Печень нужна больному человеку, профессору математики...

Повар внимательно посмотрел на Илью, выложил полкотелка печенки. Тот собрался уходить, повар сказал

— Ты потом мне покажешь своего ученого...

В бараке Илья застал профессора и Анатолия за игрой в шахматы. Профессор играл вслепую. Доски не было, вместо нее разлиновали портянку и фигуры самодельные из сырого хлеба.

Профессор, не глядя на фигуры, диктовал свои ходы, а Анатолий двигал свои фигуры и партнера. Матевосян радовался встрече со студентами, чем печенкой. Он предложил им заниматься по программе ВУЗа, чтобы не терять времени зря. Он им рассказывал о жестоких репрессиях в Закавказье. Об истреблении коммунистов, которые раньше работали на Кавказе вместе со Сталиным. От меня добивались, чтобы я называл членов троцкистских секций в институте. Но я ничего этого не знал. Я — человек беспартийный, и политикой никогда не занимался. Здесь, в Бурятии мне объявили, что я обвинен в контрреволюционной деятельности и осужден сроком на 10 лет. Но это и хорошо,

ректора нашего института к расстрелу приговорили. Это мне передали по стеновой морзянке. Матевосян ребятам говорил:

— Вы молодые, может быть и выживете, увидите, как будет ликвидировала опричнина, которую завел Сталин. Трудовые россияне находятся в опьянении, нагоняется народу страх. Сельского крестьянина, кормилицы загнали в крепостничество. Передовых, здравомыслящих трудовую прослойку народа загнали в бесплатных рабов. Бешеная пропаганда «свободы» слепо верят Сталину. А тот именем Советской власти расправляется с лучшими людьми. Науку и промышленность подчинили милитаризации России. Кому нужна всемирная революция? Горсточке политиков, которые ни на что не способны, к созидательному труду в производстве материальных благ для человека. Вот они и определяют, направляют нашу жизнь в рабовладельческое общество. Но так долго продолжаться не может.

Нужно правительство, которое служит народу, самим народом избранное. Каждым народом должны править люди, выходцы из среди коренного народа. Кто способен беречь свой народ, богатство, природные ресурсы страны. Пришельцы извне, которые пришли, одна цель властолюбия, подчинение ресурсов России иностранному пришельцу.

В управление народами должны верховенствовать законы. При этом властелины должны находиться в равных условиях как гражданин общины перед законом, присягнувший перед законом, обретая функции управления.

Историческая на Руси демократия была в казачьем кругу. Верховенство преобладало слово «круга».

И сейчас если будет диктат сверху, то толку не будет. Каждому свое. В функции местного управления никто не должен вмешиваться. Полное распределение функций управления между центром, регионами и местного управления.

В цивилизованном мире власти избираются на ограниченный срок их полномочий. А вот законы, порядок избрания властей должны создаваться и приниматься на местах местного управления в общинах, на народных вече.

Несогласованные с народом законы не должны распространяться на народ. Кому служит такая большая служба государства, как ЧК, НКВД, госбезопасность. Властям для закабаления своего народа. Для сохранения государственной безопасности есть армия. Внутренний порядок должен содержаться силами низовых общин.

Беседа шла на очень ограниченном времени, и не заметили, как наступил отбой. Перед отбоем надо постоять на построении, перед проверкой.

Нарядчики в присутствии стрелка выкрикивают фамилии заключенных, которые выходят из строя и четко называет имя, отчество и статью со сроком наказания. Это повторяется утром и вечером ежедневно.

После отбоя движение на территории колонны прекращается.

Илья уснул мертвым сном, но в полночь проснулся от кошмаров, которые приснились. В голову пришли воспоминания недавнего прошлого...

После Магнитогорской тюрьмы их погрузили в столыпинские вагоны, которые не отапливались. На улице стояли декабрьские морозы. Илья был одет для работы в теплом цехе, в вагоне замерз насквозь. На станции Челябинск их вагоны загнали в туник и не разгружали до ночи. Этапная дорога была кошмарная. На всю дорогу им выдали по 500 граммов хлеба и по 2 селедки. Более осторожные селедку кушать не стали, они мучались от голода, а кто селедку съел, волком выли от жажды. Заключенные слизывали лед на окнах вагона...

Когда стемнело, подогнали машины к составу, кузова машин закрыты брезентом. В машинах нас по городу катали больше часа. Илья ноги прятал в пальто от холода, согреться не мог, ноги не служили при высадке из машины. Надзиратель взял за шиворот и поволок, втащил как мешок в камеру и бросил у параши, В камере было тепло, но прибывшим со свежего воздуха дышать не чем, от запаха человеческого пота. Разувшись, стал растирать ноги своим носком, пытаясь вернуть им чувствительность. Сидящий рядом парень стал ему помогать. Порозовевшие ноги ныли нестерпимо, а ключица воспалилась.

Место у параши освобождать пришлось, расталкивая близ сидящих, хотя там и было более беспокойное место, все время подходила клиентура пользоваться унитазом.

В камере горела одна единственная лампа, не более 25 ватт. В камере сумрачно, полутемь, на окнах, заложенных кирпичом, оставлен небольшой просвет, через который в помещение попадает немного света и свежего воздуха. Через оконные проемы солнечный свет не проходил, снаружи подвешены козырьки. В камере утро начиналось с посещения туалета общего пользования. Водили партиями не более 12 человек, где можно было один раз в сутки умыться и привести себя в санитарный порядок.

Последующая раздача пайка. Хлеба по 600 граммов на сутки, кружка теплой воды. У Ильи кружки не было. Его же арестовали с завода, а для передачи дома взрослых не осталось. Самой старшей 9 лет. Дома не знали, куда братик подевался. Кружки нет, значит останешься без воды. В обед повар и его помощники раздавали баланду, наливали в тюремные миски. А вечером опять по кружке кипятка, у кого есть.

У тюремном режиме утренние и вечерние поверки по всем правилам унизительные выкрики из формуляра все данные должен на память отчетливо отвечать, ошибся — в карцер до 3 суток.

В середине дня положена прогулка. За малейшую провинность, наказание лишением прогулки. Наказывают за громкий разговор, за стук в двери. Не зависимо от причин. Не так повернулся при входе в камеру надзирателя, не так ответил на вопросы начальства, не встал при разговоре с тюремным начальством.

Утром, когда встали от ночного отдыха, к Илье подошел пожилой сокамерник и предложил осмотреть больную руку. У него в мешочке было немного лекарств. Он сделал наклейку на месте перелома и заново пристроил подвеску к руке. Они же договорились с соседом сидящего на нижних нарах. На нарах потеснились и предложили Илье место. Его уложили па нарах, подложив его пальто. При знакомстве он сказал, что прибыл из магнитогорской тюрьмы и назвал фамилию. Тот, кто его укладывал на постель, спросил, кто приходится ему Василий Николаевич Айтуганов. Илья пояснил:

— Он мой дядя, только в гражданскую войну его расстреляли белоказаки — дутовцы, как партизанского разведчика. Тот выслушал и сказал:

— Этого мог и не рассказывать. Его судьбу хорошо знаю. Он попал к белоказакам, спасая нас, так что, считай, мы с тобой родственники. Я Софронов из Верхнеуральска. Гак состоялось знакомство Ильи с одним из сподвижников братьев Каширских командиров Верхнеуральских красных партизан. Около Софронова сгруппировались в основном южноуральские казаки, кто воевал за установление Советской власти. Сейчас подвергаются репрессии этой же самой власти.

Они в основном в камере поддерживали микроклимат, порядок. Оказавший Илье первую помощь тоже был в кругу Софронова. Верхнеуральский врач Евгений Николаевич Насонов. Его взяли под стражу три месяца тому назад, ему не было ни следствия, ни допроса, ни суда. После ареста никакого обвинения не предъявили и на допросы не вызывали, вообще его не беспокоили. Через три дня, как Илью привезли в Челябинскую тюрьму, заключенных стали вызывать из камеры с вещами. Некоторые подумали, что власти одумались и будут освобождать. В коридоре среди вызванных оказались Софронов и Насонов.

Раздалась команда:

— Раздеваться до гола, одежду сложить в конце коридора. Раздетых заключенных надзиратели стали осматривать. Заставляли согнуть

ся, заглядывали между ног, расширяя анальное отверстие. Искали, нет ли там спрятанных недозволенных предметов.

Другая группа проверяла одежду, сумки с вещами. Прощупывали все швы одежды. После всех процедур проверок разрешили одеваться, становиться в строй. В каждой колонне по 20 человек. Надзиратели вывели всех проверенных на двор. Илья очень жалел, что не попал в группу к Насонову и Софронову. Во дворе стояли машины, кузова которых покрыты брезентовым тентом.

Когда Илья в своей очереди влез в кузов автомобиля, там уже было полно уголовников. Машины тронулись в путь, поехали через весь город. Привезли на железнодорожный тупик, где их ждала специально оборудованный поезд с товарными вагонами для перевозки заключенных. Окна закрыты решетками. В вагон сажали по 40 человек, вперемешку уголовников и политических,

Илья попал в вагон, где не было ни одного знакомого, даже по тюрьме. Формуляры, наверное, были разложены по алфавиту.

Илью вызвали первым, и он попал на верхние нары. Когда в вагон вошли уголовники, они стали ссаживать всех политических на нижние нары. Но Илью никто не тронул. Он остался на том месте, где занял при входе в вагон.

После заключения в вагон выдали им суточную норму хлеба и по черпаку баланды. Грузили топливо для буржуйки, печь чугунная вертикальная. При погрузке топлива Илья услышал крик грузчиков:

— Дядя Коля, вам грузим двойную норму.

Кто такой дядя Коля Илья узнал позже.

Все подготовительные работы закончились по формированию вертушки за длинную ночь. Утром поезд тронулся в путь неизвестность. В вагоне все устроилось само собой, даже появилась власть. Старостой вагона объявил себя уголовник Михаил Анаматов. Высокого роста, чувствовалась его особое желание повелевать. Назначили дежурного истопника, загудела печка. В вагоне стало тепло. Пока стояли в тупике, тепло держалось нормально. Стоило составу тронуться в путь, так ветер мгновенно все выдул. Так что печку шуровали без остановки. Что-что, но в вагоне стало тепло.

Обитатели этапного вагона уснули крепким сном. На верхних нарах около печи между торцевыми лежанками были пристроены две дополнительные доски. Эта лежанка проходила над парашей. На них лежал великан с черной бородой, с Апалонским носом, со взглядом орла. Его голова лежала около ноги Ильи. Ему это не нравилось, он

предложил Илье повернуться головой к нему. При этом обещал рассказывать сказки про Алима Крымского разбойника Мои сказки не те, что в книгах пишут, а взятые жизни, про настоящего Алима. Так они познакомились. Это был крымский татарин, сородич Ильи. Когда заговорили на родном языке, оказалось, что они плохо понимают друг друга. Крымский диалект плохо понимался на казанском наречии. Когда он начал рассказывать на татарском, уголовники заголосили, чтобы он рассказывал по-русски. Всем хотелось послушать.

Состав шел уже двое суток. На остановках кормили баландой 2 раза в сутки. Поезд шел, сосед Ильи рассказывал сказки, в перерывах Марамыгин из уголовников пел блатные песни. Хоть и было вроде все спокойно, но Илья интуитивно чувствовал, что что-то затевается. В нижних нарах застонал один из политических. Оказывается, четверо уголовников начали потрошить вещи политических. Отобрали у них хорошую одежду. Отдавали на смену рванье. После грабежа людей стали загонять под нары нижнего яруса. Когда поезд останавливался, пострадавшие начинали стучать в двери вагона, вызывая охрану. Вместо защиты получили лишь предупреждение. Если стук не прекратится, охрана откроет огонь по дверям. Утром, когда рассвело, под нарами лежали четверо политических раздетые, продрогшие от холода. Состав шел на восток. Проехали Петропавловск, Северо-Казахстанский. Только сейчас Илья узнал фамилию богатыря. Узнал про очень интересное обстоятельство.

Богатырь узнал на старосте вагона одежду, отобранную у политических. Тихонько слез на пол, предложил старосте вернуть награбленное хозяевам. Анаматов науськал на него четверых уголовников, и они с верхних нар напрыгнули на богатыря. Печь была остывшая. У богатыря в руке оказалась крышка от чугунной печи, и он стал отбиваться от наседавших уголовников. Ударом крышкой сбил с себя Анаматова и пинком загнал его под нижние нары.

В это время один из уголовников замахнулся ударить богатыря ножом, но руки хрустнули, нож оказался в руках богатыря. Всех пятерых участников потасовки загнал под нары. Попытка Горжевского по клички дядя Коля натравить остальных уголовников на богатыря успехов не имела. Они не решились, потому что поднялись некоторые политические на стороне богатыря. После случившегося тот спал только днем, и около него дежурили политические.

Самозванец староста, находясь под нарами, потерял моральное право повелевать. Но предложению богатыря избрали нового старосту, бывшего рабочего Челябинского тракторного завода Кочергина. Горжевский подошел к богатырю и произнес:

— Я тебя, Ахметов, узнал еще когда шли на посадку в вагоны. Не подал лица. Хотел посмотреть, как ты выполняешь наш уговор. Хоть и много времени прошло, до революции что было. Когда вы ограбили одесский банк Алим крымский вас спас. Жандармы насели на вас, а он, спасая вас, срезал из винтовки жандармов. Я тогда пацаном был. Сидел под скалой, ружье Алиму заряжал. Девиз помнишь? Слабого не обижать!

Что же ты со своей хервой мужиков травишь. До чего же деловая братва размельчала. Говорили, что ты больше не работаешь...

А ты курьерский поезд спутал с этапной вертушкой. Вот что, пусть улягутся на свои места. Перо у меня сохраннее будет. Очень плохо дела наши, дядя Коля, что ты чекистам мужиков травить помогаешь. Не думал, что вы становитесь орудием репрессий. А я вот тоже на старости поезд перепутал... Ну вот, мы с тобой друг друга поняли. Больше шалостей не допустишь. Или тебе напомнить Соловкиш. Когда я тебя с простреленной ногой подобрал. По тайге нес на себе. Но сейчас не время старое вспоминать. Тюрьмы и лагеря заполнены трудовым народом. И нас с тобой натравливают на трудовых мужиков. Подумай, в какой роли оказываемся мы с тобой. Обижая мужиков, чем мы лучше тех. кто нас гнал в Соловки. Гноил в казематах Соловетских, на Колыме и в других отдаленных местах?

— Может, ты стал коммунистом, — спросил Коржевский.

— Меня в коммунисты не возьмут, но я лучше тех, кто сейчас у власти, которые мужика без суда и следствия в тюрьмы гонят. Если мужик перестанет работать, то нам с тобой нечего есть будет, все с голода подохнем.

— А мне ведь ничего не нужно, только хороший конь, да клыч короткий, защитит!» себя от недругов. Когда на коне скачешь, чтобы ветер в ушах шумел. А меня хотят загнать в Сибирскую тайгу, чтобы я слушал визг поперечной пилы, но они поймут, что я родился свободным человеком...

Он рассказал, что в 1935 году решил завязать с воровством, пошел пасти овец на горах Кавказа. Все шло хорошо. Стали ему поручать отвозить овец то к одному, то к другому партийному начальству. Понял. труд народный открыто разворовывают. На пикник проезжают, их обслуживать заставляют.

Посмотрел я на все это. Ушел я из этого пикника, и всех коней, на которых они приехали, угнал в горы. Продал цыганам всех коней...

Так, с помощью Ахметова, в вагоне установилось перемирие. Укладываясь спать, он сказал Илье на татарском:

— Ты наш парень, я тебе верю. Когда я сплю, хорошо смотри. А этим я не верю, всякий сброд.

Инициатива перешла на сторону политических, нельзя было упускать ее. Поезд все шел па восток. К вечеру остановились около большого города. Вертушку с заключенными загнали в тупик. Начали загружать топливо и продукты. Раздали паек. На дворе снаружи стоял сильный мороз. Из-за тумана в пяти-шести метрах ничего не видно. Раздалась команда выходить из вагонов с вещами и строиться повагонно. Каждый становился в строй и садился па корточки. Началась поверка. Разгрузка шла одновременно со всех вагонов. Из строя нашего вагона вдруг взметнулся человек под вагон движущегося рядом поезда. Охрана не успела сориентироваться, началась бесприцельная стрельба. Всем приказали ложиться па снег. Илья все понял. Пожелал доброго пути Ахметову. В своих мыслях, разумеется.

В отместку долго держали лежа всех этапников, па санитарную обработку. Баня специально оборудована для санитарной обработки заключенных, работала жарилка от насекомых,

Одежда была теплая после жарилки, на морозе люди чувствовали себя легче. Из бани снова вернули в холодные вагоны и повезли дальше, на восток…

Послышался звон с рельсы, сигнал подъема прервал воспоминания Ильи, Вот первое утро на земле Бурятии. На новом месте всегда ожидание худшего, даже страх перед разводом,

В Тайшетском лагере в 37-38 годы проводились разводы без последнего. Нарядчик и его помощники входя в палатки или бараки палками 4 см в диаметре 1, 5-2 метра в длину били заключенных. Кто быстрее выскочит из барака, тот не попадет под палки. Создается давка в дверях. Иногда это заканчивается и смертельным исходом. Позади остаются слабые.

Когда Илья услышал сигнал на развод, по привычке, быстро вышли с Анатолием во двор на построение. Здесь оказывается разводы проходят нормально без садизма.

Колонну побригадно привели на каменный карьер, где вчера разгружалась их вертушка. Вновь прибывшие бригады грузили на железнодорожные платформы бутовый камень. Камень в штабелях заранее заготовленный. Погрузка шла очень активно. Зеки отлежавшиеся в вагонах, вовремя этапированные, работали дружно с охотой. До конца рабочего времени погрузка закончилась.

191 км вновь прибывших по этапу. По возвращению бригад из карьера, все зеки свободно разошлись по своим баракам. Бригадир Кочергин сводил бригаду на ужин. После ужина Илья потел побродить по зоне. Около одного из бараков зек играл на самодельной балалайке. Играл уж очень виртуозно. Наигрывал мелодии восточные, очень похожие на татарские. Илья почувствовал родную степь, слышал ска-

чущих коней, шелест гусиного полета. Ему не музыканту от природы в душу послан до капельки слез.

Играл мужчина лет 38-40, очень красивый, правильный европейский разрез глаз, прямой нос с маленьким закруглением, как у ястреба. В этом человеке что-то притягивало, излучало родной степью. Илья сперва наблюдал в отдаленности. Потом он спросил:

— Откуда у вас татарские напевы.

Музыкант ответил:

— Ветер носит по воздуху, я ловлю этим инструментом. Эта балалайка знает более девятисот мелодий востока, только пальцем води. Эти мелодии у нас в Татарстане на берегах Камы, Волги, Белой, их поют везде. Вот попробуй, помаши пальцами...

— Что вы, мне медведь наступил на ухо, я в музыке не разбираюсь.

Они познакомились, музыкант был коренным жителем Татарстана, учитель из Казани. Разговорились, Наиль Муртазин, вот пошел третий год, как тянет лямку раба ГУЛАГа, ему приписали национализм. Что я детей учил родной музыке. И преподавал на родном языке. Чтобы наши дети вырастали достойными родной земли. Муртазин говорил:

— Мы с тобой принадлежим к очень древней сложной нации. До прихода на устье реки Кама, к берегам средней Волги монгол, жили на средней Волге Булгары. Существовало Бунтарское государство. С приходом Монгол, оно распалось. Историки всех времен никогда правдиво не отражали историю, одно из самых многочисленных наций на Руси, после русской национальности. В современном Татарстане проживает не более двух миллионов татар, а нас в мире десятки миллионов. Одна из многочисленных наших предков это ногаи-ногайцы, нагайбаки-нагайбеки, которые кочевали на большой территории от Астраханской-Прикаспийской степи, до среднего течения реки Волга, даже выше.

Наши предки очень воинственные. Когда они осели на места нынешнего проживания, стали хорошими хлеборобами и животноводами. Если вникнуть в суть той музыки, что наигрывает моя балалайка, можно понять, что наши люди очень трудолюбивый народ.

Когда-нибудь историки напишут, проводя новые исследования всю истину о нашем народе. Пока «отец всех народов» ведет политику слияния всех народов в одну кучу. Это очень вредная национальная политика. У каждого народа есть своя изюминка национальной культуры. Вот видишь, вы сказали, что ничего не понимаете в музыке. А я вас притянул татарскими мелодиями, значит она доступна всем слоям народа.

Где музыка, там и покой и мирное сосуществование народов. Даже в этих условиях, музыка отвлекает от мрачных помыслов. Как-то помотает людям преодолеть нелегкую ношу.

К какому же народу не относились бы, но сегодня у нас одна беда. Беда, навязанная сталинизмом. Под видом врагов наш «родной отец» без разбора гонит россиян в рабство ГУЛАГа.

Исторические факты, все империи существовавшие до нашего времени, при невольном гнете народа, они распадались. Долго еще продолжался разговор двух сынов исторической великой нации, встретившихся в неволе. До самого отбоя, когда заключенные уходят ко сну. На следующий день бригаду Кочергина, где числится Илья, на работу вывели с вещами.

После загрузки камня на платформы заключенных рассадили на погруженные платформы с камнем и вертушка тронулась в южном направлении. В сторону монгольской границы по направлению станции Наушки. Илья распростился с новыми знакомыми, математиком из Армении Маетвосяном и с учителем из Татарстана Равилем Муртазиным.

Глава 6

НАУШКИ

Вертушка, нагруженная камнем, мчалась на юг в сторону монгольской границы.

Через часа три хода поезда вертушка остановилась у высокой гранитной скалы, возвышающейся метров на семьдесят над железнодорожным полотном. У подножья горы копошились в оцеплении усиленного конвоя заключенные. Вдали от скалы видна площадка, огороженная колючей проволокой — жилая зона колонны N 243, куда разместили прибывших заключенных с вертушки. По прибытии провели проверку вновь прибывших по всем правилам, соблюдая все процедуры лагерного режима, спрашивая судимость, статью, срок наказания. Один из прибывших заключенных заявил, что ему вообще суда не было, он не признает произвол. Его тут же отделили от прибывших и увели под конвоем на территорию колонны. Вечером около изолятора собрались несколько человек. куда подошли Илья с Анатолием. Услышали из изолятора душераздирающую картину. Через стенки помещения прослушивался стон мучающегося человека. Один из старожилов сказал:

— В изолятор специально запускают блох, от которых спасения нет. В кандей сажают со связанными руками и ногами. В лучшем случае в наручниках. Гам сейчас сидит тот «ослушник» из вновь прибывших с сегодняшнего этапа.

Колонна 243-го километра, в ней размещалось около полуторы тысячи зеков. Работали узники на каменном карьере по добыче бутового камня. Новичков сегодня на работу не вывели. Разместили в полуземлянках.

в которых было очень много блох. Поинтересовались, как в обжитых бараках, то заметили, что на всех нарах подложена трава полыни, старожилы так спасаются от блох.

Контингент лагеря в основном состоял из уголовников. В лагере процветала наркомания. В карьере на откосах росла дикая конопля. Наркоманы рвали цветы и листья конопли, заворачивали эту массу в тряпку, подкладывали в обувь под пятки ноги. Через пол суток получалась мастика, которую мешали с табаком. Если нет табаку, то смешивали с сухой травой и курили. Через пять, не более, минут человек дурел, входил в хохот, в плач, быстро говорил несуразицу, переходящую в бормотание. Минут через пять-шесть процесс повторялся. Для курения не всегда есть бумага, тогда делали лунку в земле, мундштуком служила дудка курая. Заправляли лунку мастикой-анашой, прикуривали, втыкали столько мундштуков, сколько курильщиков. Ложились вокруг лунки, и каждый курил из своего мундштука. Занимаясь наркотическими курениями, уголовная элита приходила в экстаз, в агонию. Процедура курения приводила в состояние мирного сосуществования, дружелюбия. За мелкие услуги допускались в круг мелкие «шестерки». Когда конопли не хватало, ее доставляли по стуже буряты в обмен на ворованные вещи. В лагере по ночам шел разбой, для обмена на коноплю отбирали вещи у тех, у кого была домашняя одежда. В основном это были политические, при этом охрана не вмешивалась. Потому, что сами пользовались тайниками в каменоломне. Где уголовники оставляли краденные вещи, взамен в тайнике обнаруживали коноплю.

На третий день пребывания на разводе Илья услышал объявление, один из десятников искал штукатуров и бетонщиков. Илья тут же назвался. Потому, что не имея навыка добывать бутовый камень, все равно норму выполнить невозможно. Из бригады его отвели в сторону, сюда же привели двух стариков-дистрофиков, которые еле двигались. Ходили, опираясь на палки, шел им восьмой десяток от рождения. Всех троих десятник отвел без всякого конвоя на железнодорожную трассу к небольшому бетонному мосту.

Поручил делать затирку на поверхности бетона цементным раствором раковин и трещин на устоях моста. Когда познакомились, один из стариков был чабаном из Туркмении, не знающим ни одного слова на русском языке. Илье он на разных пантомимах сказал:

— Аллах прогневался на меня на старости лет, не суждено мне попасть на могилу предков. Довелось мне пасти отары байские, колхозные и отары партийных начальников. Когда бай бил, обратно отправляя в пустыню овец паста. Очень хороню пас колхозные отары,

орден получил. Когда партийное начальство брало овец, своих и колхозных, я не давал брать колхозных, меня палкой били и в зиндан закрыли.

Илья спросил, какую статью дали ему. Старик произнес:

— Кра-кра, — и замахал руками, как ворона крыльями. Второй старик — токарь по профессии. Назвал себя екатеринбургским металлистом.

— Мы с тобой, Илья, люди особой закваски и особой закалки. Все должны выдержать. На Урале рождаются и живут люди особые. Хочешь узнать уральскую натуру, характер и мастерство наших умельцев — читай сказочника Бажова, у него написана вся правда о наших людях. Запоминай, Илья, как бы опричнина сталинская не свирепствовала, народ вечный, всех невозможно уничтожить. Я стар, скоро умру, а ты — молод, должен выжить. Вернешься — поклонись горе Благодатной. Испей воды из нашего Яика. Вся житейская правда наверх вылезет. Доживешь ты, слесаренок, до светлых дней и донесешь всю правду-матушку житейскую до уральской земли. Наша Магнитка — это хребет российской земли. Всегда помни: кто родился на Уральской земле — не подвластен крамоле. Опричнина — как роса, солнце взойдет — росу разъест. Россией управляют не россияне, чужаки, им не жалко россиян. Это произошло еще в семнадцатом году, захватили власть в России сионисты.

Он оставил удочки на берегу реки Селенги, при проверке на удочки попались два щуренка. Для ухи не было соли. Но из положения вышли, в сумке на самом дне лежал кусок соленой трески. Мимо их моста везли обед. Им налили по котелку чечевичной каши, жидкой, как похлебка. Во время обеда с проверкой зашел к ним десятник. Вместе обедали съели похлебку, потом ушицу из щурят. При осмотре сделанной работы половина оказалась негодной. Десятник показал, как лучше выполнить затирку. Рассказал, что сам работал штукатуром в Москве. Договорились, что десятник на следующий день добавит помощников помоложе. Приняли предложение Ильи вывести сюда работать его соседа по нарам Виктора Коржа, он до лагеря работал по специальности электромонтер, и Тихолаза, бывшего колхозника с Украины. С ними вместе работали на каменном карьере. Дорога шла вдоль реки Селенги, по ее правому берегу, ребятам была возможность совмещать работы с рыбалкой. Ребята быстро набили руку по отделке и затирке бетонных сооружений.

Десятник как-то скачал Илье, что нужно сверлить отверстия в рельсах, укладываемых по кромке бетонной подпорной стены станционной разгрузочной площадки на станции Наушки. Илью направили

на другой день с другой бригадой, которая укладывала бетон при бетонировании подпорной стены. Основная профессия Ильи по Магнитке — слесарь-инструментальщик, он был в своей стихии. Быстро настроил сверлильную скобу, работа пошла очень податливо. По объему работ сверл остро заточенных не хватало. Возникла необходимость заточить сверла. Наждачного станка у них не было, по недалеко дымила труба высокая, наверно это лесопилка, там заточный станок должен быть. Илья предложил идти туда. Идти туда пришлось совместно с десятником, под специальным конвоем стрелка. В мастерской Илья быстро заточил несколько сверел и положил их на пол. Подошел к нему, к наждачному станку работавший токарь. Посмотрел заточку и полюбовался хорошей работой. Подошедшим рабочим скидал.

— Так может затачивать только высококвалифицированный мастер, специалист.

Так Илья познакомился с паровозным машинистом с Украины Афанасием Афанасьевичем Горбалем, которому было поручено организовать монтажную мастерскую по монтажу станционных сооружений,

Через неделю Илья стал работать в монтажной мастерской станции наушки. С первых дней работы в мастерских он заслужил уважение окружающих мастеровых в мастерской. Почему-то очень очаровал он своими приемами обработки металла. Что ни давали — никогда не спрашивал, как делать. Все у него получалось как обычное явление. Поручили ему работать на болторезном станке. На котором за рабочий день сделал тысячи деталей. Рядом работали уголовники, которые делали двадцать-тридцать деталей.

Уголовников приводили на легкую работу по блату. Работать они не хотели, создавали видимость. Илья работал так, как работал до лагеря, как в Магнитке. Он не знал уловки уголовников, новичок в лагерной жизни. Уголовники решили проучить «фраера». Поручили это матерому рецидивисту Рыбакову. Они без стеснения исполняли свои задумки. Все имело место, поощрялся террор над политическими лагерной администрацией. Инициатором проведения террора над политическими был начальник колонны.

Илья рубил полоску стали на тисках, в руках держал молоток, ничего не подозревал. Только в последний момент сработал инстинкт самосохранения. Когда Рыбаков замахнулся за спиной Ильи стальной трубой для удара, Илья обернулся, падая от полученного удара, пробил висок молотком Рыбакову. Больше ничего он не помнит. В себя пришел в изоляторе на оперпосту. Лежал он взаперти, на голом топчане, шея распухла, рук не чувствовал, камера перед глазами

вращалась. Все тело горело огнем. Но сознание больше не покидало его, велика была жажда к жизни. Мысль работала...

Ведь всю жизнь учили работать, все делать добросовестно. На Магнитке овладел профессией лекальщика, инструментальщика. Никогда в работе секретов не держал. Бывало, подходят девчонки, которые работали на металлообрабатывающих станках, и просят: Илюша, помоги станок настроить. Он шел и помогал. А здесь какая дикость, избивать за честный труд.

Где-то на четвертый день услышал разговор за дверями:

— Четвертый день он без воды и пищи, — говорил детский голос. — Он же умрет.

— Туда ему и дорога, «контрику», — отвечал другой, мужской голос.

— Он же как Гаврош, молоденький, какой же он контрик, он же мой ровесник.

Илья почувствовал, что кто-то льет в рот воду. Потом почувствовал вкус киселя клюквенного во рту... Захотелось в туалет, он с большим усилием встал, дошел до параши у стены. После этого страшно дал знать о себе голод. Приоткрылась камера, вошла девочка лет четырнадцати-пятнадцати.

— Вот говорил — помрет, а он живой. Пей киселя, не отравишься, сама варила.

— Зачем ты сюда пришла, мама выпорет тебя за связь с заключенным.

— Ой, какой ты обросший, совсем смешной, вдобавок грязный. А меня некому пороть, я твоя добрая фея.

Вечером она принесла воды, бритву и оладьи с киселем, вдобавок старую шинель. Илья привел себя в порядок и спросил:

— Как ты, девочка, попадаешь сюда,

Она вместо ответа показала большой палец с мизинцем врастопырку.

Так Илья провел шесть дней. На седьмое утро его повели к оперуполномоченному. Предложили чай с бутербродом и папиросы. Илья рассказал об инциденте в мастерской. Оперуполномоченный приказал надзирателю вызвать врача и накормить подопечного. Спустя еще три дня еще вызвали его к следователю, то представился; Коротченко, мы знакомы еще по Тайшету, по 43-й колонне...

— Какой-то ты, парень, непокладистый. Нужно быть более гибким, а то и пропасть недолго. Но сейчас мы тебе пропасть не дадим. Придется тебе немного поваляться. Пока не решим твои деда. Неделю тебя никто тревожить не будет. Выздоровеешь — в баню сведут ...

Через несколько дней загремели засовы, в камеру вошел Корбань:

— Но как одыбал немного. Уголовники свою злость на политических решили на тебе сорвать. Хорошо, что я рядом был, отбить успел. Ты стал третьей жертвой. Два первых им прошло, но больше в колонне разбой не допустим. Теперь в колонне не только их нет, но и их покровителей не стало. Прислали нового начальника колонны. А твой «кум», говорят, из порядочных. Главное, на себя не наговаривай. Говори всю правду, как было. Ребята из кузницы восхищаются тобой. Сравнивают тебя с Левшой. И смелость твоя всем понравилась. Гак что не унывай. Ты приобрел много друзей, они ждут тебя в мастерских. Если возьмешься — нужен прораб по монтажу. Я говорил с главным инженером участка. Он обещал замолвить за тебя слово. — Так Илью поддержал Горбань.

Молодой организм брал свое, он потихоньку выздоравливал, только еды не хватало. Как-то в воскресенье опять застучал засов, в дверях стояла «Фея».

— Ты меня ждал? Ой, какой ты чудный стал! Я много новостей принесла, а ты какой-то кислый. Не похож на кремень-парня, на упорного татарчонка, на таланта. Совсем не похож... Это я подслушала разговор по телефону, кто-то за тебя заступался. Тебя скоро выпустят. Не ты же поранил, а тебя ударили. Тебе ничего не будет, ты жертва произвола. Добрый ты парень. Награда тебе нужна... А ты в щеку поцеловать не можешь свою добрую «Фею». За добрую весть, вроде у тебя и силы то нет девчонку обнять.

Обняв Илью, она повалила его на топчан. Забралась на Илью верхом.

— Даже имя не спросишь! А я совсем не Фея, а Васса Коротченко, сестренка твоего «кума»...

Она рассказала, что ее отец и мать умерли на Украине от голода в 1933 году. Они с братом только двое на всем свете. Прижалась к нему, он почувствовал близко молодое тело теплое.

—... ты, миленький, не сердись на меня, я во всем сама виновата, так уж получилось, — зарыдала она. Потом успокоилась, поцеловала Илью и убежала.

Илья лежал, позабыв все невзгоды. Он впервые почувствовал тепло женского тела...

На следующий день она снова пришла.

— Я надзирателя напоила коньяком, ничего не бойся. Я долго не могу быть с тобой. Теперь перед богом я твоя жена.

Она забралась на топчан, прижалась к нему, стала целовать. Поздно ночью, опьяненная любовью, ушла.

На следующий день Илью повели к следователю, который объявил ему полную амнистию. Выпустив, его повели па 248-ю колонну. В мастерских окончилось рабочее время, его встретили новые друзья.

Заключенные, работающие в мастерских, жили в отдельном бараке, спали на раздельных топчанах с постелью. Двойных нар в бараке не было. После долгих мытарств Илья уснул на теплой чистой постели среди мастерового люда. Когда вывели их на работу в мастерские, он принял чертежи на монтаж небольшой тепловой электростанции, на два локомобиля по 225 лошадиных сил. Гак постепенно втянулся в работу. Рабочую площадку днем охраняли в оцеплении весь станционный поселок. Оперпункт, в котором жила Васса, был в черте оцепления. Двум друзьям была возможность днем встречаться. К осени монтажные работы завершились, мастерские готовились к переезду на станцию Гусиное озеро.

К осени пришла Васса прощаться, она уезжала в Улан-Удэ в интернат учиться в школе.

Мастерские со всеми станками и оборудованием погрузились в вагоны и отправились в направлении на север на станцию Гусиное озеро. На пути из Наушек вертушка шла с большими остановками, не торопясь. Илья, лежа на нарах в двухосном вагоне, стал размышлять...

После побега Ахметова, по окончанию санобработки заключенных погрузили в остывшие холодные вагоны, поезд пошел на восток. Активность политических и позиция Ахметова сыграли роль, уголовники больше не пытались в вагоне захватить инициативу. Через трое суток поезд остановился на станции города Тайшета. Ночью всех разгрузили из этапных вагонов. В общем строю по городу шли пешком через весь город. Как только колонна пошла по городу, зашли в какую-то березовую рощу — садик или старое кладбище. В темноте просматривались могильные памятники, кое-где не заровненные холмики.

Всю партию заключенных привели на территорию пересыльною пункта, на пересыльную колонну. Впоследствии она стала штабной колонной Тайшетлага.

Всех загнали в холодные большие палатки, не отапливаемые и не было света. Началась кошмарная ночь. Кто попросится в туалет — вышедшего из палатки кладут на снег и заставляют ползать на четвереньках. Потешались над узником до тех пор, пока он из последних сил не выбьется. Обмораживали руки и ноги. Утром из палатки выносили десятки трупов, складывали в штабель на территории лагеря.

Заключенных объединили в бригады в основном повагонно и выдали обмундирование. Валенки были только малых размеров, и Илье

повезло, у него ноги маленькие и обулся в новые валенки. Большинство осталось в летней обуви, в своих домашних ботинках. Побригадно погрузили на автомобили и повезли в северном направлении. На улице мороз доходил до сорока градусов. Туман, на пятьдесят шагов ничего не видно. Ночью разгрузились в тайге. Кругом лес, вековые сосны, ни шороха не слышно, только деревья потрескивают от мороза.

Многие за дорогу обморозились. Заключенные, высаженные из автомобилей, по группам развели костры и всю зимнюю ночь провели у костров. Утром выдали по шестьсот граммов хлеба и всех погнали на лесоповал. Обмороженные не могли идти, их подталкивали конвоиры в спину штыками. Люди падали на ходу. Обмороженные — замертво. Трупы складывали в кучу. Подвозили трупы на волокушах, изготовленных из сучьев сосны.

На месте расположения на ночевку, куда высадили из автомашин, ночевали у костров. Из заготовленного леса начали строить городьбу. Из колотых плах сосновых бревен. Внутри городьбы за день поставили несколько палаток. Около одной из палаток складировали замерзшие трупы, собранные па участке рубки леса. Вывозили трупы из леса на себе на волокушах. Почему-то эти трупы не убирались до самой весны Как поселились в палатки, у чугунных печей стояли в очереди, жарили вшей из одежды.

К весне на территории лагеря построили несколько деревянных бараков, столовую, пекарню, баню и другие служебные помещения. Из первого этапа челябинских узников из 300 человек осталось 13, в том числе и Илья. Колонна построилась недалеко от реки Бирюса, на устье речки Байроновка в двадцати километрах от города Тайшет. Недалеко от села Гоголевка. По числу километров от Тайшета, колонну назвали двадцатой.

С середины зимы на берегу р. Бирюсы одна бригада долбила гравий для бетонных работ. Другие бригады работали на земляных работах по отсыпке земполотна пути. Грунт брали из выемок. Землю возили по узкому трапу из тесанного дерева на тачках. гравий подвозили на волокушеках, запрягаясь десяток человек. От реки гравийного карьера до котлована моста на расстояние пять км, на некоторые сооружения — три километра.

С наступлением весны и тепла, стали изготавливать бетонные трубы. Копали котлованы под устои мостов на трассе строящейся железной дороги. Бригада, где работал Илья копала котлованы на 218 пикете под устои шестиметрового моста. Котлован копали на болоте, из которого вытекал ручей. Котлован оказался в районе расположения

родника. Котлован заливали водой, заключенные работали по пояс в воде, хотя откачивающие средства были. К механизмам политических не допускали, а уголовники не умели работать, да и не хотели. Чтобы в котловане было сухо. Прораб то был безграмотный, Худяков чекист из деревни в организации работ ничего соображать не хотел. С помощью стрелков работающих гнали в воду, подпирая штыками. Но что ничего изменить не помогал. Котлован углублялся, вода затапливала людей.

Илья обратился к помощнику прораба, из студентов, он тоже руководил работой. Студент был из Грузии, находился на практике.

По фамилии Поухадзе, он взял Илью под расписку, через полчаса один насос заработал, мощности не хватало, через два часа в котловане работало четыре насоса и водоотливные агрегаты «коммунист». Шести сильные дизеля в паре с насосом «Возрождение». Бригады упорно приступили к копке котлована. Работающие насосы осушили котлован. К концу дня с бетонными работами вышли на нулевой цикл, т.е. на уровень с землей. До этого десять дней людей топили в воде. На вторые сутки мост был готов. В бараках задумывались над зверством стрелков, особенно прораба Худякова. Какая мать могла их родить. Прораб Худяков безграмотный или с четырьмя классами образовавшая. Он кричит стрелкам:

— Нагоняй их в воду, в котлован, пусть копают. Утром других пригоним. И те гнали. На каждую бригаду из 40 человек, 4 стрелка, 2 собаковода с овчарками и седьмой начальник конвоя. Начальник колонны Ермаков всегда приказывал стрелкам:

— Шаг влево, шаг вправо, применяю оружие без предупреждения, и те применяли. В режиме лагеря применяли введенное Ермаковым «Развод без последнего». Уголовник нарядчик их подбирал. Утром после сигнала на развод, входит в барак с двухметровой палкой и начинает бить заключенных, чтобы быстрее выходили на работу. Нарядчику помогают еще 3-4 помощника. Такой порядок прекратился тогда, когда нарядчика нашли утром с пробитым черепом. Нашли около штабеля умерших заключенных. Из колонны убрали и автора такого произведения Ермакова. Режим вошел немного в человечные нормы.

В числе тринадцати челябинцев оставшихся в живых до весны был Софронов. Он работал десятником в общем оцеплении карьера по добыче грунта. На кухне одного из заключенных поймали с картофельными очистками, взявшего их без спроса. Бедного раздели догола, надели наручники и положили в запретную зону между заборами колючей проволоки, огораживающей запретку, на съедение мошкаре. После такого наказания человек через час превращается в распухшую

болванку, редко кто выживал. Софронов пытался заступиться за него. За заступничество на второй день Софронова не стало на колонне.

От моста через речку Байроповка в сторону станции Костомарова производили работы па протяжении семи километром,

Илью по окончании искусственных сооружений по рекомендации Софронова назначили техником земполотна, одновременно руководителем прибывшего автопарка.

На закрепленном за колонной №20 участке к глубокой осени 1938 года строительные работы закончились, К этому времени строителей застала снежная зима, наступили морозы,

Контингент заключенных колонны №20 на автомашинах перебросили на участок 178-го километра, вблизи станции Чукша. До них здесь работали узники из Узбекистана, люди из теплого края. Жителям Средней Азии трудно было в Восточно-Сибирской тайге. Они не могли выносить больших морозов, работая на земляных работах, долбить мерзлую землю, не было навыка работы на большом морозе. Они были обречены па голодную и холодную смерть. На колонне 178-го километра находилось более тысячи узников среднеазиатской национальности.

Илья, как начальник автоколонны, имел доступ к селектору. Вышел на связь с управлением Тайшетлага, обрисовал обстановку с положением узбеков. Оттуда поступила команда всех больных передать в лазарет, который примыкал к рабочей колонне. К началу 1939 года их осталась из тысячи одна пятая часть. Остальные заполнили общую яму в тайге.

Оставшиеся узбеки работали в отдельных бригадах среднеазиатского контингента. Среди них был известный в Узбекистане бывший басмач Нармуратов. Богатырь по телосложению, человек большой силы воли, очень обаятельный в среде узников.

После возвращения из лазарета выздоровевших узбеков Нармуратов, показывая моем сородичам, приподнял Илью на руках и сказал.

— Вот наш спаситель!

Он стал бригадиром, его бригада впервые на стройке применила восточный метод разработки земли...

На этом размышление было прервано.

Вертушка прибыла на станцию Гусиное озеро. Монтажников из Наушек ждали представители ЭМЧ. — электромеханической части. Прибывших разместили в обжитые теплые бараки, где не было двойных нар, стояли топчаны, отдельные для каждого, с постельными принадлежностями. Специализированной монтажной колонне присвоили №30. Начальником колонны назначили политического заключенного Афанасия Афанасиевича Горбань.

Первое, что предпринял Горбань, очистил колонну от уголовников, засоряющих мастеровой коллектив.

К ноябрю 1939 года закончили строительно-монтажные работы на станции Гусиное озеро. Смонтировали тепловую электростанцию на три локомобиля па 450 лошадиных сил, паровозное депо, все инженерные сооружения па станции. По окончанию объекты после настройки передавались эксплуатационникам.

После окончания работ и полной сдачи их в эксплуатацию монтажное подразделение погрузилось на две вертушки. Сгрузились все металлообрабатывающие станки, техматериалы в полном составе, монтажники, люди.

На новый год 1939-40 гг. они высадились на станции Невельская ветки Тайшет-Осетрова в Тайшетлаге.

Глава 7

Колонна №30, 68-й км

Наступила зима 1940 года, в тайге Восточной Сибири снегу навалило много. Накануне Нового года эшелон с механизаторами прибыл па станцию Невельская на 58-й км от Тайшета на трассу строительства железной дороги от г. Тайшет до г. Усть-Кут. Поступила команда па разгрузку вагонов с оборудованием. Рабочие бригады из вагонов сошли без вещей. Главное — не было и процедуры проверок по формулярам. Сошли под охраной закрепленных стрелков и побригадно начали разгрузочные работы. Каждый цех разгружал свое оборудование.

У большого костра собрались все начальники цехов вокруг начальника мастерских Афанасия Афанасьевич Горбань. Каждый получил дополнительное задание, кому что делать, хотя без этого знали свои обязанности. Разгружая оборудование, несли ответственность за сохранность перевозки до места назначения. Бригад, коллективов цехов. это имущество было ихнее, им работать на станках на новом месте.

Кроме привезенного на вертушке имущества, в тупике стояли пять вагонов с газогенераторными тракторами СГ-65 выпуска Челябинского тракторного завода. Они поступили в адрес стройки и передавались будущему Ц.Р.М.-68-го км на базе колонны N30. Разгрузку тракторов поручили Владимирову и Айтуганову, двум механикам. До этого никто на газогенераторных тракторах не работал, имеющиеся трактористы имели навык работы на жидко-топливных машинах. Осваивать новую технику на сорокаградусном морозе не представляло большого удовольствия.

Из контингента прибывших подобрали па каждый трактор по два тракториста. Ознакомившись с инструкциями, они приступили к подготовке тракторов к работе, С топливом проблем не было. Выделили специальную группу рабочих, они заготовили газочурку из близко стоящих сухостоя сосны тут же в лесу около станции.

К концу рабочего дня все трактора были готовы к работе, моторы тракторные гудели как пчелки. Столкнулись с бедой два трактора па холостых оборотах работали хорошо, а вот нагрузку не принимали. На первой передаче двигатели не тянули, трактор не шел. Собрались все светила, имеющиеся в этапной группе. Инженер-механик, бывший директор МТС из Саратовщипы, Владимиров Алексей Владимирович. Механик-практик из Украины Михаил Михайлович Крутько, человек он пожилой, в тракторном деле опытный. Молодой металлист из Магнитки Айтуганов, мастер на все руки. И трактористы были опытные, работавшие на тракторе не один год. Илья Айтуганов с подмороженными руками пытался шутить:

— Уральская земля не возлюбила меня, в лагерь загнали и вдобавок бракованную технику прислали, вот и мучаемся с ними на морозе.

Механик Крутько хотел подтрунивать над Ильей и сказал:

— Хотел я молодому механику из Уральских казаков татарской крови «показать, как надо седлать коня». Не получилось.

Илья сказал:

— Крах в бункере, не хватает газа, топлива. Возьмем их на буксир, а там в условиях мастерских причину найдем.

В радиаторы охлаждения зальем солярки вместо воды. На морозе так будет безопаснее. Так ездят в Сибири все в зимний период.

На изготовленные тракторные сани погрузили все имущество. На 31 декабря 1939 года, то есть с 39-го на 40-й в ночь на новый год вереница этапников тронулась по неизведанной дороге по направлению на север. Этап конвоировали стрелки на охотничьих лыжах. Колонна растянулась на протяжении трех километров. После пяти-шести километров пути колонна подошла к сельхозколонне №14. ее прошли без остановки. Еще через часа три показалась на горке колонна не жилая, все бараки засыпаны снегом, ограда из колючей проволоки. И к этой ограде свернули. Стрелки оцепили лагерь, проверили зеков по формулярам.

Трактористы после проверки вернулись к работающим тракторам. Свободные от разгрузочных работ откапывали бараки. Кое-где задымили печи, этапники могли обогреться, доже укладываться на отдых. В бараках недавно жили, для жилья они были исправные. Вот так Илья снова вернулся в Тайшетлаг.

С этапом прибыло около тысячи двести человек, отборных заводчан, уральских мастеров. Труженики сельской местности рабочие МТС. Контингент колотил составляли в основном политические заключенные, собранные со всего Союза.

Старому судовому механику Андрею Максимовичу Купину, когда-то ходившему на паровых судах по реке Волга, шел восьмой десяток, весь седой. Ему приписали статью КРД — контрреволюционная деятельность.

В мастерских он занимался энергоустановками. На новом месте построили полуземляное помещение под электростанцию. Установили локомобили 75 лошадиные силы, две штуки. Электростанция освещала зону бараков и производственную зону, которая представляла стройплощадку. Кунин и жил в этой электростанции.

В бытовой зоне в бараке у Кунина стоял топчан рядом с Ильей. Но его топчан пустовал. Он находился в производственной зоне, редко приходил сюда. Когда они на отдых приходили ночевать вместе, он поговаривал:

— Ильюшенька, вот чай не попьешь — срок не продвинется.

Чай пили особый. По рецепту Сибирских охотников. Варили коренья малинника, коренья черный смородинка. Чай получался — лучшее снадобье от усталости. Хорошо снимал нагрузку. Купину по его заказу эти травы приносили возчики дров, трактористы. Локомобили топились дровами. Дров расходовали прорву. При чаепитии Андрей Максимович говорил:

—Завидую я вам молодым, доживете вы до времени, когда на Руси люди клевать друг друга перестанут. Исторически были времена, когда у царя Ивана Грозного была опричнина, но такой охоты за людьми не было как у нашего «отца народов». Возможно, вы доживете до времени. когда сгинут опричники на Руси.

Строительные работы шли успешно, строили в производственной зоне мастерские, завод в глубокой тайге. Возводили корпуса механического, ремонтного, два корпуса, для автомобилей и отдельный корпус для тракторов. Котельно-сварочный корпус, электроремонтный, газо-чурочное, и заготовка дров. Топлива расходовалось много. Газогенераторный транспортный парк рассчитан на перевозки по всей трассе до самого Братска. Большое сушильное хозяйство последнее. Литейный цех.

В бытовой зоне обновляли бараки, столовую, клуб, банно-прачечную с дезинфекционным отделением. Строили из дерева, которое заготавливали тут же в лесу. Главное, завод строился без чертежей. В умельцах недостатка не было. Руководил строительными работами

инженер-строитель Саша Купцев. Да и в строительных бригадах работали через человека со строительным образованием.

К весне 1940 года все строительные работы были закончены. Необходимое оборудование было смонтировано, цеха вступали в работу. Поступала в ремонт строительная техника, механизмы шли со всех концов Союза. Поступали автомобили всех марок, трактора, экскаваторы, паровые машины, вплоть до дизель-бабы. Деревообрабатывающие механизмы. Завод заработал успешно, и работа пошла добротно.

Что характерно, режим был строгий, по садизма не было. Утром и вечером - проверки со всеми процедурами для лагеря. Рабочий день шел десять часов, в две смены. Кормили в зависимости от выработки. Норма выработки устанавливалась специальным нормировщиком из состава заключенных, В колонне и в мастерских вольнонаемных работников не было. Кроме охраны и охранного взвода. Хлеба выдавали от шестисот граммов до одного килограмма двести граммов в сутки. В столовой баландой кормили три раза в сутки. Кто проштрафился, в изоляторе кормили триста граммов хлеба и кружка воды на сутки.

На колонне редко кто попадал в изолятор, отказов от работы не было. В режиме узника всякая переписка запрещалась, посылки не разрешались, радиовещание отсутствовало.

Передвижения по производственной и бытовой зоне разрешались свободно, общение в цехах между работающими не контролировалось: работающие ходили свободно друг к другу.

Жили в бараках, спали на отдельных топчанах с постельными принадлежностями, многоярусных нар не было. Установился строгий санитарный режим. Регулярная стирка белья, смена белья, специальная работала парикмахерская, доступная для всех.

В бригадах строго следили за состоянием насекомых в бараках. Санобработка в бараках делалась столько, пока не изживут насекомых. Вся санитарная служба работала под наблюдением врача.

К весне 1940 года в колонну пригнали подростков от 12 до 14 лет, осужденных за сбор колосков. Пo указу всесоюзного старосты М.И. Калинина от 07-08. Устанавливали им срока от пяти до восьми лет заключения. Ребятишки шли собирать колоски на полях колхозов или совхозов после комбайновой уборки, чтобы кормить своих бабушек или дедушек. Во многих хозяйствах после выполнения госзаказа поставки продукции сельского хозяйства на трудодень выдавать рабочим ничего не оставалось, деревня голодала. Ребятишки шли на поля, в рабочих поселках появились сметчики. Вблизи железнодорожных станций дети шли сметывать из щелей пола

вагона черно после разгрузки хлеба. Их судили по указу от 07008. Такие ребята поступили в Ц.Р.М. -68 км в сороковом году специально для работы в литейном цехе.

В начале разместили их, отгородив несколько бараков от взрослых. Выводили их на работу па участок обработки газочурки. Более крепкие наряжали в лес на заготовку березовых сутунков для распила чурки. Они полностью обеспечивали потребность газочурки для автотракторного парка.

В литейном цехе приступили к обучению молодых ребят литейному делу. По профессиям. Формовщиков поручили учить старому питерскому литейщику Маховикову. Звали его ребята просто «Петрович», оп стал их наставником. Более крепких ребят подобрал себе Варапаев, который учил их разливке и работе с вагранкой, плавить чугун.

Готовились к пуску литейного цеха основательно. Первая попытка не получилась. Выженный древесный уголь оказался мягким. Помог случай. При производстве газочурки березовые сутунки ошкуривали от бересты. Из бересты добывали деготь и скипидар в автоклаве, изготовленном из цистерны бензовоза. С берестой в автоклав попала газочурка, куски березы. Выгружая отходы из автоклава, обнаружили куски древесного угля. Заправили автоклав газочуркой, и вышел хороший металлургический уголь нужной кондиции.

Пуском литейного цеха Илья с молодежью перешел в лисиный цех. Работа ища в три смены. Первая формовала, вторая разливала, третья выбивала из форм готовую продукцию, готовили формовочную смесь к следующему дню.

Литейное производство квалифицировалось как вредное производство. Пацаны получали максимальную пайкодачу, килограмм двести граммов хлеба и баланды три раза в сутки.

Ребята укрепились физически, втянулись в работу.

В мастерских приступили к массовому изготовлению запасных частей к автомобилям, тракторам, сельхозмашинам для их ремонта. Работала специальная инженерная служба технологов, конструкторов. Чертили на струганных досках, даже на песке.

Илья, работая начальником литейного цеха, будучи общим наставником всей молодежи, организовал участок по механической обработке литья. Силами ребят стали обрабатывать на станках и под прессами чугунные детали. Работала группа рационализаторов. Точные шлицевые соединения обрабатывали специальными прошивочными брошами, протяжками, прошивками. Выходили детали с точностью завода-изготовителя.

Опыт лекальщика, инструментальщика пригодился в тайге. Инструменты конструировал, изготавливал руками ребят их наставник Илья. Творческая работа немного помогала отвлечься от глета и насилия, которые обрушились па них. Хотя и труд рабский, рабочему человеку в процессе труда рабское положение переносится легче. Для условия лагеря очень характерна первая удачная плавка чугуна. Плавка качественным древесным углем, выжженным в автоклаве. По окончании работ к Илье подошли два старика — Маховиков и Варапаев.

— Раньше в старину у хозяина такой день добром отмечали, нам спасибо никто не скажет...

Илья позвал их в модельную, постучал в стенку, из кладовой моделей вышел Хачатурян, модельщик с котелком в руке, в другой руке держал четыре сухарика, и произнес:

— Каждый должен представить себе Кавказ, наши горы и армянское вино. Чтобы не отравились, я пью первым.

Он выпил из котелка два глотка, следом за ним то же сделали остальные. Илья выпил последним. Во рту запахло краской. В животе через несколько минут зажгло. Это была политура на техническом спирту. Процеженная через сетку.

Варапаев крякнул:

— Представь себе, совсем не плохо!

Все ушли в бытовую зону. Илье нужно было оставаться со следующей сменой, также Варапаеву. А он совсем захмелел. Илья его уложил на модели и укрыл бушлатом. Сам вышел вести плавку к вагранке. Вагранка гудела, жидкий чугун, искрясь, вытекал из летки, заполняя ковш за ковшом. Молодые парни бегали попарно с ковшом, заполняя формы. Илья с сожалением смотрел на них, из глаз бежали слезы, засыхая от жары на щеках. Одна у них судьба, хоть не намного старше их. Старшему-то было только двадцать два года.

Терпеливо делая снос дело, пацаны гнутся под ковшом с жидким чугуном. А им-то всего по пятнадцать лет...

Последняя форма залита. Оставшийся жидкий чугун выпустили в маслоты и болванки. Вентилятор выключили, шум его потихоньку затих. В цехе установилась тишина. Только из форм голубой огонек светился, да под выбитой вагранкой трещал догорающий уголь. У вагранки собрались парнишки, молча смотрят на Илью. Закопченные, с прожженными штанами, обоженными ручонками, спецовки не по росту одеты, с войлочными шляпами в руках.

— Молодцы, братишки, — сказал Илья. По кругу пустили кружку с «квасом» — настоем сосновой хвои. Пока разливщики грелись у вагранки, около шлакового отвала по-

явился у вагранки Варанаев — готовить вагранку к следующему дню. Приищи парни из третьей смены на работу. Вторая смена отправилась в бытовую зону. Шли тихо, некоторые, наверно, думали о мамах, сестренках, ночь ищи и дремоте на ходу. Это подарок «КАБО» детям высказал модельщик Хачатурян. Был он рассудительным, лет ему всего от силы тридцать пять. Всегда отбывался с большой любовью о своей родине Армении. Вот тяжело переносил сибирские морозы. Окружающие люди с почтением относились к нему. Он в литейном производстве толк понимал, был искушённым и в работе надежный. Попусту разговора не заводил, мог целый день молча трудиться. Работал талантливо, его модели выходили оригинально, хорошо шли в формовке. Для ребят делал маленькие оригинальные модели. Это ему просто так не прошло, когда кто-то о принес командиру охраны отлитую фигуру стрелка с шакальей мордой.

Всех модельщиков по ночам закрывали в холодный изолятор, днем выводили на работу. Шла Великая Отечественная война, и цехе отливали ППМ корпуса для противопехотных мин. Не менее трех тысяч штук в сутки. По готовности продукцию окружали ежедневно в сторону г. Тайшета.

В мае горских выросла творческая инициатива, сначала войны каждый старался как можно лучше осмыслить работу. Разновидность ее возрастала, конструировали газогенераторные установки для всех видов жидко топливных двигателей, разовые котельно-сварочные изделия опасные части для сельхозмашин всех видов. Скомплектовалась специальная технологическая конструкторская группа. Причем не по блату для отвлечения от физической работы, а но труду, но деловым качествам. Степан Исакович Карацуба, инженер-авиатор с Украины, в прошлом инженер-конструктор вертолетов. В лагерь копал на неправильную ориентацию в конструкторской работе в производстве летательных аппаратов. Одновременно с выпуском самолетов конструировали вертолеты. Их в плане не было.

Oорганизовали театральную самодеятельность во внерабочее время -затруднение было с женскими ролями. Илью откомандировали в женскую колонну для отбора специалистов по металлообработке среди женщин. По прибытию в женскую колонну, его ввели в бараки. Он, видавший виды. ужаснулся. Бараки строились без утеплителя, стены во льду. На многоярусных нарах сидели женщины полуголые. Обвисшая кожа на каркасе из костей. Везде сушится одежда мокрая, В бараке духота, запах человеческого пота. мокрой одежды. Как эти женщины в одних скелетах десяти» часов на морозе машу» совковой лопатой или тянут поперечную пилу в лесу. Расчищая дороги, заготавливая лес на лесозаготовке.

Илья забыл, зачем пришел сюда. Не доходя до первых нар, под улюлюканье женщин ушел из барака.

Разрешение было на десять человек. Только уголовников как бытовиков, среди них не было мастеровых. Все же по формулярам нашли сварщиков, шоферов. Лично поговорить не было возможности, и не допустили больше.

Договорившись с первым этапом, который действует между колоннами, отправить на тридцатую колонну женщин.

Обратно ехали па попутных тракторных санях, которые волочили па тракторе СГ-65. Дорога шла по распадку вдоль сопки. По обеим сторонам дороги росли вековые сосны, лиственницы, ели. Такая красота зимней природы Восточной Сибири, в ней поселили насильно рабство, не пощадили и наших матерей и сестер. Порабощенных женщин — кому могла придти такая мысль? Какая мать родила таких людей, которые организовали геноцид на россиянами? Все увиденное заслоняет прелесть природы. Какая тут красота, если матерей и сестер загнали в неволю. Над ними изгаляются охранники, они люди или звери нa двух ногах?

Вот экземпляр, сидит на санях, скрючившись, обняв винтовку. Исполняет воинский долг. Только и знает, что кричит:

— Не ведено... шаг влево... шаг вправо...?!

Подъехали к колонне №30, на вахте Илью обыскали, прошел проверку. пропустили в зону. Он оказался среди своих людей. Людей закопченных, с въевшимся в кожу металлом, сердцем из уральского хрусталя и натурой, твердой как гранит. Многие из них сидят только потому, что не стали в руках опричнины фискалить, ябедничать на вымышленные следователями крамольные дела подтверждать, не пошли на сделку с чекистами из люмпен-пролетариев. Они выносили все виды пыток, что придумали в окружении «отца народов». Находясь среди таких россиян Илье легче было выносить все невзгоды. Он и нес все эти пытки на своих плечах. А ведь ему всего-то от роду двадцать лет.

Ждал его старый механик Кунин чай пить. Если почаевничали с мороза, говорит Кунин:

— Чай попили — срок продвинулся!

Глава 8.

Будни колонны №30 ЦРМ 68 км.

Суровая зима. В Восточной Сибири сорока пятиградусные морозы — нормальное явление. Признак больших морозов — на воздухе

зависает густой туман. С наступлением больших морозов в лесу все замирает вокруг, лишь слышен скрип снега под ногами пешехода или шорох лыж, обитых камусом.

Сибирские старожилы — народ привыкший, не боятся стужи ходить по тайге. Работают ли на лесозаготовках или промышляют пушного зверя. А обитатели лагерей — заключенные, собранные со всех регионов разных климатических зон им чудно приспособиться к морозам. Одежонка их явно не по климату, и баланда «не морозостойкая». Обитатели колонны №30 68 км жили своими заботами, мыкая участь подневольною раба.

Долгие годы совместного существования вынудили каждого определить круг знакомства и общения. Выбрать соседа но жилью, напарника по работе. Мастерские работали на полную мощь, выпускали продукцию, необходимую стройке и государству по спросу военного времени. К концу первой смены к эстакаде железной дороге подавали вагоны под готовую продукцию. Грузили трак гора или экскаваторы после ремонта. Литье для военной продукции. Все, что производил маленький коллектив мастеровых. Под строгим контролем шла продукция для войны. Не нужно было подгонять кого-либо из работающих, каждый знал, что он делает, сколько нужно в сутки от него зависящее. Не выветрилась любовь к родине-матушке России, Одно было не ясно кто нас стоит ближе к России. Один в поте лица работает на войну, когда родина в опасности, или гот, кто после рабочего дня модельщиков тащил в холодный изолятор. Это может определить только время. Жизнь на месте не стоит, время поймет, что к чему.

Основной костяк работал в помещении. В мастерских было тепло. Внутренняя жизнь в мастерских отчасти контролировалась самими работающими, как бы это ни было, лагерь есть лагерь. Охранники входили иногда в ажиотаж и показывали характер садизма. Тогда заключенным приходилось туго. Обычный утренний развод продолжался не более получаса. Если охранники начинали звереть или кому-то из них снился плохой сон, они на заключенных открывались. Заставляли бегать строем по зоне, на плану перед воротами, часа по полтора и более. Поступала команда лечь на снег, встать и все это проходило до тех пор, пока включенные не падали от бессилия.

Приходила в голову мысль: откуда у этих людей в форме красноармейца с гербом Советского Союза на кокарде такая фашистская жестокость?

Заключенному после закон «дрессировки» предстояло десять часов работать. Рабочий день отодвигался настолько, сколько задержа-

лись и потеряли времени на бесшабашном разводе. При этом такие цеха, как литейный, работали на беспрерывке. Зажженную вагранку не потушишь. Стоять у токарного станка сил не оставалось. Руки трясутся, инструмент держать нет сил. Работа идет на микроны, допустил неточность пойдешь спать в холодный изолятор. Кто посильнее - старается помочь слабому при окончательной обработке детали. Иногда ставили специального солдата, чтобы он препятствовал такой помощи. Оперативникам нужны были жертвы, их не было. Коллектив работал в хорошем режиме. Без жертвы, они плохо работают. Считалось так; если изолятор полный, то оперативники работают хорошо. Если изолятор пустой, значит, они бездельничают,

Трудно было работать в лесу на заготовке сутунков для газочурки. Там стрелки входили в ажиотаж по мелочам, хотя работающие норму делали сполна.

В мастерских был представитель запфронта, который контролировал исполнение и о погрузку военной продукции. Офицер-фронтовик все, что происходило в мастерских, видел. Обычно присылали выздоравливающих офицеров после ранения. Он помог в определенной степени избавиться от произвола. Представитель запфронта через военкома г. Тайшета призывал ретивых уполномоченных на фронт. И вылечились садисты, изменился климат в мастерских в лучшую сторону.

Кому-то из лагерного начальства пришла в голову мысль придать нашей колонне №30 подкомандировку на 71-м километре. Отремонтировали заброшенную пустующую колонну и разместили там «цвет» уголовников, отъявленных рецидивистов. Эти люди не работали, на работу не выходили, и, если и удавалось вывести их на работу, вес равно они не работали.

Действовали циркуляры об организации террора над политическими, настраивая уголовников на них. Не нравились порядки, установившиеся на 30-й колонне некоторым организаторам репрессивных действий внутри лагеря. Они решили влить в состав колонны рецидивистов для организации своих помыслов. Отработанные порядки устояли, рецидивисты оказались в отдельной подкомандировке.

Обитатели подкомандировки для собственного обогрева дров не добывали. Дрова им возили из мастерских. В мастерских были малочисленные бесконвойные бытовики, которые подвозили дрова, продукты, воду, они обслуживали подкомандировку.

Чтобы придать самостоятельность подкомандировке, направили своего о начальника подкомандировки Ивана Федоровича Гука. Оп по национальности украинец, в бытности горный инженер, человек фи-

зически крепко сложенный, нравственно волевой. От роду ему шел шестой десяток. Исключительно честный. Жили Гук с Айтугановым рядом. С одной стороны жил механик Кунин, в середине — Илья, с другой стороны — Гук. Когда заходил разговор о случившемся, как он оказался в лагере, он все отмалчивался.

Как-то Гук зашел в литейный цех к Илье, принес полбулки хлеба. Присоединился к ним Хачатурян. Выпили понемногу спирта из политуры, потом пили чай. Разговаривали все о том же. Сталин не знает что происходит в стране. 1 сворившему возражали: так не может быть. Идет страшная война. Перед войной истребили весь цвет армии. Посмотри, кто работает вокруг нас. Лучшие силы нашей страны, труженики. Вдобавок «колосочники», которым бы не в тюрьме сидеть, надо их благодарить, что они, дети, стремились кормить своих бабушек или старых дедушек, собирая колоски. А их матери работают в колхозах или на заводе, заменяя своих мужей и сыновей. Не среди нас надо искать «врагов народа»...

— Идет уничтожение работного люда, история разберется, что произошло в нашей стране. — Высказался, наконец, Иван Федорович Гук.

На 71-м километре, в той подкомандировке, до подселения рецидивистов, наверно, среди тех, кто жил там, была большая смертность. На косогоре за колонной большие ямы с похороненными трупами. Гам песок искали для литейного производства, формовочную землю и наткнулись на эти ямы.

В колонне №30 часто меняли оперативников — плохо они сикали инакомыслящих. Осведомителей тоже хватало. Илью вызвали к начальнику колонны Горбаню, при входе в коридор он услышал свою фамилию через двери. Приостановился у двери около входа, услышал несуразицу о себе, непристойное. Увидел, кто это говорил: из дверей вышел инженер Карклиншс. Мастерские расширились, специалистов не хватало, заказы все увеличивались. Илью отправили по колоннам подбирать мастеров. В одной из колонн к Илье обратился очень изнуренный человек, назвался инженером по радиотехнике Карклиншсом. Илья его взял. С очередным этапом он прибыл в мастерские. Его приняли очень дружелюбно и силами инженерно-технических работников выходили. Все ребята делились с ним куском своим. Ведь ни у кого излишков не было. Делились своими пайками. Человек он был крупного телосложения, поставить его на ногу участвовали все. Вот он отблагодарил Илью и своих товарищей...

Вернувшись от Горбаня, Илья рассказал в своей секции, где они жили. Все равнодушно решили наказать ябедника, крамольника, сек-

сота. В тот же вечер устроили темную. Илью за это загнали в изолятор на десять суток. Военные заказы литейного цеха спасли Илью от штрафной колонны. Карклиншса сначала поместили в санчасть, потом в центральную больницу. После этого хоть на одного ябедника меньше стало, и оперуполномоченным работать труднее стало.

Как-то в литейный цех зашел военпред, подозвал Илью, поздоровались за руки, и проговорил:

Правду говорят, татары злые. Откуда берется у тебя злость на несправедливость? Но ничего на фронте на одного солдата больше стало. Откомандировали твоего опера на фронт а то он вам покоя не дает. Но и ты подумай, не всегда в наше время повезет. Свою татарскую злость побереги, освободишься — на наш век работы хватит. Твою проделку с медкомиссией я разоблачил. На фронт тебя не возьмут, здесь твой фронт.

Дело в том, что подростков, которые по возрасту подошли, призвали к службе, подходят под призыв. Илья присоединился к ним и прошил комиссию. При осмотре формуляров оказалось, что он «контрик», и его отвели. В число призванных попали его друзья и воспитанники Парилов, Воробьев. Когда их вывели из зоны, они отпросились у старшины. Забежали в литейный цех к Илье попрощаться.

Иван Федорович всегда приносил неординарные новости из подкомандировки. Забежав в литейный цех, он рассказал, как живет в подкомандировке воровской мир. Но своим написанным законам, Процесс воспроизводства преступного мира, молодые парни проходят «школу жизни», подражая ворам» законе, предводителям мира рецидива, «пахану». У Ивана Федоровича появилось свое суждение: рецидивист должен сидеть в тюрьме, В лагере они не работают. Жить на ворованное — его кредо. Никакого трудового воспитания нет, и не может быть. Везде работает только мужик-трудяга. На то он и рецидивист, не должен работать и не работает, В системе воспитания в лагере должен быть гуманизм, без колючей проволоки. Груд должен протекать на хозрасчетной основе, самоокупаемости. Жестокость воспроизводи в жестокость. Выходя в гражданский мир, человек не хамелеон, трудно избегать забрасывать уроки жестокости. В системе лагерей сами власти воспроизводят жестокость, мир жестоких людей. В подкомандировке 71-го километра, когда на кон ставить больше нечего, то ставят стакан крови, выигравший выпивает кровь человеческую. У них сроки закончатся, выйдут на гражданку каннибалы, и выходят. В обществе ищем причину преступности, когда государство в своих заведениях воспроизводит их,

Летом 1943 года» лагерь начали поступать «изменники родины».

«дезертиры-окруженцы», беглецы из немецкого плена. В мастерские этапировали осужденных фронтовиков, участников войны. Илья обратил внимание на коренастого крепыша. Почти они подходили в ровесники. Это был азербайджанец Русамов Рашид, Он рассказывал Илье, что 22 июня 1941 года этот молодой лейтенант оказался единственным офицером на заставе, куда он прибыл нести службу. Пограничники под его командованием три дня удерживали заставу, кончились боеприпасы — они ушли на восток. В направлении расположения своих войск. Шли две педели по территории, занятой немцами.

Все же молодой лейтенант вывел парней к своим. А там их зачислили в дезертиры. Вот так Рашид Русамов оказался в Тайшетлаге.

Был он из потомственных нефтяников. До поступления в военное училище жил в Баку. Он плохо переносил Сибирские морозы. Специальности у него не было. Его определили в электроцех, учеником электрообмотчика. В электроцехе легче, чем в лесу, на заготовке сутунков. Они с Ильей подружились. Рашид не ложился на отдых пока не встретит Илью, и они не обменяются новостями лагеря.

Летнее тепло взбудоражило молодых людей, случилось ЧП. После ночной смены недосчитались трех токарей. Геннадию Семенову оставалось до освобождения меньше года. Всего было три года. Второй, Виктор Ефимов, рецидивист, осужденный за бандитизм. А третий, Сурен Тумагаян сидел за убийство молодой девушки на почве ревности. Их искали по всему лагерю. В окрестности тайги. Усилили охрану, все поблажки отменили. Потом дошли слухи, что в тайгу ушла целая бригада осужденных фронтовиков. Солдат участников Великой Отечественной Войны. Солдаты, вернувшиеся из плена. Через фронт воюющих сторон.

Как-то Илья пришел в баню постирать комбинезон, ему синий комбинезон выдали в Магнитогорске в аэроклубе, берег как единственную память о вольной жизни. Только разделся до трусов, начал стирку в парную вбежала женщина:

— Давай я помогу, у меня лучше получается.

Илья опешил и глядел, как ловко она стирает. Это была Евдокия Кедик, шофер начальника мастерских. Единственная женщина в мастерских, остальных отправили на сельхозколонну. После группового побега токарей. Парень не успел прийти в себя, последовала команда:

— Что стоишь, замочи веник, запаривай, меня парить будешь.

Стал парить, подумал, изолятора не миновать. А молодое тело загипнотизировалось... В общем, все произошло естественно... Когда уставшие сошли с полки парной, Евдокия как бы про себя сказала:

— Как хорошо, что есть парни не целованные... Одевайся и не бой-

ся, сегодня дежурит твой земляк, он не придет. Я тебя заметила еще когда ты приезжал в женский лагерь, дала зарок себе с тобой познакомиться, Сегодня случай вышел удобный...

Земляком Ильи был надзиратель Оленин. После ранения на фронте работал в охране, залечивал раны. Он еще до этого приходил в литейный цех:

— Говорят, что здесь работает уральский «Левша». Вот у ножа ручка треснула, нож особенный, наследственный.

Разговорились, Илья заключенный уроженец южного Урала, Оленин бывший фронтовик, охранник с Северного Урала. Один русский, другой татарин. Оба друг друга хорошо понимали. Оленин нарушал инструкцию, вступая в связь с заключенным. Вообще они подружились.

С появлением в лагере бывших фронтовиков, которые, несмотря на заключение, не мирились с опричниной. Открыто боролись с произволом. Иногда разоружали конвой, уходили в тайгу. «Контрики» осознали свою наивность, что Сталин не знает о репрессиях. Началась волна передвижка специалистов. Увезли Степана Исаковича Карацуба и многих других инженеров. Доходили слухи, что в Москве в одной из тюрем работают на инженерной работе но целенаправленным специальностям.

На колонну начали поступать письма от родственников работающим заключенным. Даже пропускали посылки. Кругозор о репрессиях у узников расширился, они поняли масштабы Сталинских репрессий.

Техотдел, созданный в мастерских 68-го км в полном составе перевели в г. Тайшет на работу по проектированию авторемонтного завода, который будут строить там же. На базе авторемонтных мастерских, расположенных на станции Костомарова. Укладка верхнего строения ушла за Братск. Открыли рабочее движение поездов между городами Тайшет и Братск.

Связьи ростом паровозного парка Афанасия Горбань перевели работать в управление Тайшетлага начальником паровозной службы.

Дружба Ильи с Евдокией Кедик разнообразила немного его жизнь. Имея возможность ездить за рулем автомобиля, она обеспечивала Илью продуктами питания, что не так просто в военное время.

С отъездам Горбань в Тайшет, машину угнали в гараж управления. Евдокию отправили на сельхозколонну.

Началась передвижка основных специалистов мастерских. Направили работать на одиннадцатую сельскохозяйственную колонну Алексея Владимирова. Стройка продвинулась в сторону г. Усть-Кут, портовому городу на реке Лена.

В подкомандировку 71-го км. Часто останавливались проход-

ные этапы вновь поступавших заключенных, хотя она не являлась пересыльной колонной. Что характерно, в сугубо мужскую колонну па ночевку ввели женский этап. Женщины из западной Украины, в основном молодежь.

На колоне 71-го км свирепствовал сифилис. Уголовный мир сами старались заражать друг друга, чтобы уклониться от работы. Как только женский этап ввели в бараки на ночь. Специально в бараках повредили свет, началась оргия сифиликтов, насильно заражая их заболеваниями. При этом охрана безмолвствовала.

Тех, кто уклонялся от лечения, отправляли в Марининские лагеря в район г. Маринск.

В мастерские поступил заказ на изготовление наручников. Евгений Николаевич Сушкевич, вновь назначенный начальник мастерских, поручил Илье освоение технологии. Он категорически отказался делать, его поддержали все. Возник скандал. За все отыгрались на Илье. Его отправили в изолятор без вывода па работу. Посадили па 300 г хлеба и кружку воды в сутки...

Кузнецы Величко и Павленко сказали, сделают, если Илью отпустят. Их вынудили делать, наказание не отменили. После изолятора Илью отправили на работу в тракторный гараж. На ремонт тракторов. Десять суток изолятора, недоедание, Илья обессилел. При работе тряслись руки. Он не поддавался, упорно работал. Помогали друзья, приходили из литейного цеха подростки. Прибегали в гараж, интересовались, как чувствует себя их наставник в прошлом. Промывали детали, закручивали гайки. Помогали, чем могли...

Весной 1944 года работали с Иваном Будко, собирали задний мост трактора. Будко упустил бортовой редуктор в сборе. Илья один не смог удержать груз, ему отдавило палец на левой руке. Под травму попала рука, что была покалечена чекистами на допросе. Гак он попал в центральную больницу г. Тайшет. Хозяйство доктора Смирнова, где лечили заключенных. Много увидел он здесь. Один корпус для привилегированных рецидивистов, они сами устраивали себе болячки. Создавая видимость болезни. Другой для интеллигентных сачков, спасающихся от тяжелой работы.

Таких как Илья там долго не держали, слишком много видит. Он сам был рад побыстрее выбраться отсюда. Через двадцать суток лечение его включили в команду выздоравливающих и отправили в рабочую колонну. Пригнали на сельхозработы. В бригаде по прополке и окучиванию овощных культур действовала одна правая рука, тяпку держать было нечем, все же на работу погнали. Приспособился держать ее одной рукой. Ничего, дневную норму выполнил. В бригаде

были мужчины и женщины, все пожилые или инвалиды.

Через три дня работы па прополке, после работы в зоне встретился с Владимировым. Он работал здесь главным механиком. На утро Илью взяли на работу в мастерские, к механизаторам. Владимиров видел, что он с одной рукой, задал ему изготавливать охотничьи ножи для начальства управления колоннами. Закрепили за ним ремонт электрооборудования сельхозмашин, автомобилей и тракторов.

Наступило лето 1944 года, Илья загорел. Работа в мастерских была под силу, работал он с увлечением и очень эффективно. Приобрел авторитет среди механизаторов, работающих на сельхозмашинах. Каждый из шоферов, трактористов старались, чтобы ему отдали на ремонт электрооборудование с их механизма. Рука зажила и его определили на этап. Вмешательство Владимирова не помогло...

На седьмой год рабства он опять вернулся в штабную колонну. В ту самую, куда в 1937 году его перед новым годом привезли. Колонна отстроилась, в ней наведен порядок. Находились в основном заключенные работающие в управлении, ведущие специалисты на строительстве железной дороги.

Илью направили работать в гараж, автопарка управления. Так называемого хозяйства Гуржубекова. Это был хвастливый мужик, заносчивый, но справедливый к тем, кто умел работать.

— Мне сказали, что ты хороший слесарь! Сделай вот такой нож. Нож был один из тех. которые делал на 11-й сельхозколонне. Опять он стал изготавливать ножи. Гравированные погодны, для офицеров чекистов. Поступали на ремонт арифмометры, охотничьи ружья. Делал все, что приносили через Гуржубекова. Как-то в гараже началась паника. В ремонте испортили двигатель автомобиля полковника. Илью это не касалось, он не участвовал в ремонте этого двигателя, но он пожалел ребят, которым грозила штрафная рота. Илья зашел в кабинет Гуржубекова и предложил свою услугу. Через два дня работы двигатель работал нормально и развивал нужную мощность. Машина полковника была готова. Разборка не состоялась, миновала ребят и штрафная рота.

После этого случая в гараже все, не зависимо от рангов и гражданского положения, величали его по имени отчеству. Просто-напросто ему везло, помогало его мастерство, добросовестное отношение к труду. Умение обращаться с металлом. При обработке на тисках ли на станках ли, есть желание, все получалось. Через несколько дней после случая с автомобилем полковника принесли приказ из сельхозуправления, и он назначался главным механиком совхоза «Куйтунский». Совместно с ним еще четверых заключенных вызвали на вахту штабной

колонны с вещами, которых охраняли усиленным конвоем и водили до гаража в сопровождении овчарок.

Сейчас их конвоировать передали одному невооруженному старику. Вот сопровождающий купил билеты на поезд от станции г. Тайшет до станции Куйтун по Восточно-Сибирской ж.д.

Поезд мчал их на новое место. Они рабы, рабы бывалые, и ничему не удивились...

Глава 9

Куйтунские лесостепи

Сопровождающим был механик сельхозотдела управления Тайшетлага Иван Иванович Александров. Выделен второй сопровождающий, надзиратель без оружия, что удивило ребят. После всех строгостей лагерей за 7 лет неволи, ребятам показалось дико ехать без конвоя. Как это четверо заключенных вышли из штабной колонны с одним лишь надзирателем. Никто даже слова не сказал. Не требовали подписку об ограничении поведения в пути. Вместе с Ильей ехали Леонид Федорович Задворнов, седьхозмеханик. Вместе отбывали срок на 30-й колонне. Работали в гараже по ремонту тракторов. Уроженец Саратовской области. Второго Илья не знал. В пути познакомились, Василий Андреевич Кобыще, по профессии авиамеханик из Казахстана. Третий в бригаде — москвич Петр Иванович Миронов, слесарь инструментальщик. Им на дорогу выдали сухой паек. Поехали поездом Красноярск — Иркутск. Иван Иванович рассказывал о предстоящей работе:

— В совхозе 9 тракторов, из них 4 — гусеничные. Все имеющиеся трактора неисправные. Если не возражаете, то мы Илью Павловича назначили главным механиком. Заключенных там нет, рабочая сила вольнонаемная. Подростки 16-18 лет.

Проехали г. Нижнеудлинск, дальше пошли Кушу некие лесостепи. У Ильи сжалось сердце, места похожи на его родину. На Южно-Уральские степи. На станции Куйтун их ждала машина. Спросили шофера, сколько времени до совхоза.

— Если не застрянем в сугробе, то часа через три будем на месте. Расстояние — всего 30 км.

Путников застала ночь в пути. Началась пурга. В кузове от мороза не было сладко, пассажиры мерзли. Дорогу заметало, пришлось выпрыгивать и чистить. Проехали деревню Андрюшина. До второй добрались уже на рассвете. Деревенька — десяток домов. У одного дома стоял гусеничный трактор Челябинеп-60 с клином для очистки дороги, Шофер сказал, что это совхозный трактор, здесь живет наш общий

знакомый, тут мы обогреемся. Двери открыла молодая женщина. Тракторист еще спал. Раскачали, подняли его, по он никуда не едет. Магнето неисправный, не могу завести трактор. Ребята очень проголодались в пути, хозяйка предложила им вареную картошку в мундире. Магнето отремонтировали, трактор завели только к обеду. Тракторист, парень 16-ти лет даже повеселел, почувствовав помощь. Поехали гуськом, машина шла за трактором. Часа не прошло, как приехали к цели.

Бывшее шестое отделение совхоза Харикской, поселок Березовка. Полтора десятка домов, занесенные сугробами, только крыши от домов виднеются. Дорожки у входа прокопана в сугробе для входа в дом. В поселке речки нет, воду берут из колодца. Как у каждого совхозного отделения на территории имелась подтоварник, склад, конбаза с парком лошадей. Хоть и убогая помещения мастерских. А вот работать некому... Разместили прибывших в хорошем пяти-стенном доме. Прикрепили повариху, она же убирала, стирала, выполняла все домашние работы. Хорошие условия создавали для ребят. Им казалось, что они вышли па волю.

На другой день по прибытии ребята с Иваном Александровым осмотрели мастерские. Деревятюе рубленое здание, пол настлан из лиственничных метровых чурок в горец. Хороший пол для ремонта гусеничных тракторов. Техники в мастерских не было, помещение пустовало. Пришел старый механизатор, семидесятилетний старец, местный кузнец Качкарев:

— Не знаем, как будем сеять... Все готово! Нас тут двое, еще комбайнер Бубнов. Комбайны все угнали на центральную усадьбу. Остался один комбайн «коммунар», да растащили...

Чувствовалось, что он хозяин хороший. Плуги, бороны, сеялки поставлены на колодки. Трактора вот по кустам разбросаны, собирать некому. Одни девчонки полураздетые, да несколько парней, совсем мальчишки. Поля заросли березняком.

На подтоварнике нашли японский дизель, когда-то завезенный для каких- то целей, заложенный мешками с овсом.

Можно было дать свет в мастерские и поселок, не было генератора. Часам к десяти подошли в мастерские около десяти девочек и четыре парня, да два старика. Основной состав рабочих в мастерских. Подошел управляющий отделом Гардеев, он исполнял обязанности директора совхоза «Куйтунский».

Ознакомились все с вновь прибывшими ребятами. Илья ознакомил всех с распорядком дня. Без общих усилий трактора сами не заработают, весна ждать не будет.

Ознакомившись со всеми потребностями мастерских, Александров уехал в Тайшет. При отъезде особо договорились, что в мастерских

нет сварщика. Задача оставшихся в совхозе как можно лучше подготовить трактора к ведению работ при весеннем севе.

За два дня дизель отремонтировали, генератор нашли в задворках подтоварника. В мастерских появилось электричество. Ввели в работу токарный станок, который лежал проржавевший под мешками с зерном. С появлением освещения в мастерских девушки выходили на работу вовремя, и с ними нашли общий язык приезжие парни. Девушки очень рьяно готовили детали к сборке узлов трактора. Участвовали при сборке агрегатов. Хорошо обеспечивали мойку деталей и под наблюдением механиков собирали узлы трактора. Регулировочные, настроечные испытательные работы выполняли сами механики. Особенно большую нагрузку несли Леонид Федорович Задворнов и Илья Павлович Айтуганов. Все токарные работы выполнялись главным механиком, других токарей не было в бригаде. Недостающие детали пополняли из складов старого хозяина из совхоза Харикской из сельхозтехники г. Тулупа. Тулуп находился за 80 км от Куйтуна до еще 30 верст до Березовки.

Усилиями всего коллектива, особенно девочек и механиков, к весне все девять тракторов поставили на линейку готовности. Провели занятия с трактористами, обучали вождению трактора прицепщиков. Подготовили кадры на двухсменную работу. Самое радостное в поселке Березовка, к весне осветили весь поселок. Для этого прибыл сварщик, он же электрик. Павел Степанюк трудился круглые сутки. Опутывая поселок проводами. С наступлением весны в поселке по вечерам послышался звук гармони, присоединились к музыке девичьи голоса.

Вернулись с фронта, вернее из немецкого плена несколько трактористов, старожилы. Они вернулись истощенные, больные.

На станцию Куйтун с каждым днем поступала подкрепления тех материалы в адрес совхоза Куйтунский. Пополнился автопарк, обеспечивались семенами и удобрением.

С наступлением весеннего тепла Березовка оживала. На тракторах работали круглые сутки, их не глушили, механизаторы добровольно работали по двенадцать часов в сутки, парни, прибывшие из лагеря, механики не уходили с поля до конца посевной. За исключением санитарного времени, попариться в деревенской бане. Не было освещения на тракторах, работали ночью, освещая борозду берестой, берестяными факелами. Сеяли световой день. У девушек заводить трактор сил не хватало, если он заглохнет. Механики по очереди дежурили на борозде. Как только трактор заглохнет — механик тут как тут.

В середине посевной из Тайшета прислали еще четыре трактора с трактористами помочь завершить посевную.

Посевная позади, агрономы из состава «контриков», которые руководили агротехникой, остались довольны работой механизаторов. Агроном Кожухарь из политзаключенных, присланный так же как механизаторские кадры оценил:

— У меня никогда не было таких механиков. Они хотя и несут рабский труд, но они же работали лучше, чем работают па себя. Это может только россиянин. Вот тебе «контрики», не ясно, кто враг парода? Тот ли, кто гонит россиян в Сибирь, в лагеря, простой народ сам себе не враг. Возможно, разберется история. Нам, агрономам, не до политики. Есть земля, надо кому-то растить хлеб, что и делали наши предки до нас.

В совхоз Куитунский, уже принадлежащий Тайшетлагу, поступил этап заключенных. Приступили строить зону, жилье, полуземляные бараки. Мелочно-товарную ферму, теплицы, новые мастерские. Все, что нужно для зернового и животноводческого комплекса. Главному механику приходилось вести повседневное шефство над электростанцией. Старенький японский судовой дизель работал на пределе своих возможностей. Нагрузка добавилась, освещая зону прибывших заключенных.

С появлением колонны ранее прибывшим механизаторам пришлось переселиться в зону. Главному механику оборудовали комнату в мастерских близ электростанции. Так закончилась вольная жизнь основного костяка механизаторов. Ребята не унывали, в летнюю пору они жили на полях у механизмов, обслуживая технику, Они готовились к уборке сена и хлеба. Занимались ремонтом комбайнов. Задворнов и Кабыще выехали на центральную усадьбу совхоза Харикский ремонтировать два комбайна Сталине-6. Остальные ребята ремонтировали сеноуборочную технику, сенокосилки. В мастерские выводили целую бригаду заключенных из состава колонны до сорока человек. Главный механик перестал сам работать слесарем, токарем и мотористом на электростанции. Действительно руководить ремонтными работами и работой механизмов на полях. Облегчилась работа девушек трактористок, сами ремонтом не занимались. Выполняли сельхозработы на механизмах. Механизаторы заключенные не могли работать на полях. Прибывший контингент были многосрочники политические. Механики первого приезда официально не были расконвоированы. Их никто не взял под конвой. Фактически они жили в зоне, свободно занимались своими делами на полях.

Как-то главный механик шел с полевого стана, нагруженный деталями, от усталости присел на обочине дороги. На лошади с ним поравнялся директор совхоза Гордеев, остановился, увидел изнуренного главного механика, разговорились, тут Илья признался:

— Вроде не голодный, а силы не хватает, вот и присел отдохнуть.

Директор спросил, почему ты детали на себе таскаешь по полям. У нас на конбазе десяток лошадей свободных... С тех пор за механиком закрепили верховую лошадь. Красивую кавалерийскую кобылицу. Участь механика облегчилась.

В совхозе работал очень опытный агроном Кожухарь из «контриков», посевной руководил, хлеба росли хорошие,

Комбайн «Коммунар», у которого оставался один остов, рама, восстановили, не было двигателя. Главный механик в сопровождении младшего лейтенанта Коваля помощника директора по материально-техническому снабжению выехали в Тайшет. На тех базу Тайшетлага. Раздобыть двигатель для комбайна «Коммунар» и что необходимо еще для подготовки техники к уборке урожая. В поезде на второй полке плацкартного вагона на Илью накатило воспоминание о пройденном пути в лагере...

Тридцать восьмой год, первые дни в лагере, на двадцатой колонне за речкой Байроновка, около поселка Гоголевка. У Ильи был корещ, в одном этапе ехали из Челябинска. Батый Мухаметов. Сильная грудная клетка, ручищи длинные, обладал недюжинной физической силой, а ноги совсем короткие по отношению к его комплекции. Как-то нарядчик перед разводом зашел в их барак с длинной палкой, стал бита заключенных с краю, чтобы быстрее выходили на работу. Батый замешкался, а нарядчик замахнулся на него палкой. Батый палку перехватил, переломил ее, бросил к ногам нарядчика. Сам спокойно вышел из барака.

После этого ему прохода не было, то вечером его загонят в изолятор на ночь. то на кухне выбьют котелок с баландой из рук. Зима сибирская, на улице вьюга, сильный ветер, темень беспросветная. Пришел Батый к Илье в палатку и говорит:

— Нет у меня друга, кроме тебя, один ты можешь помочь. Сегодня пурга и очень темно. Ты зайди в палатку, где начальники живут, нарядчики и крикни, что нарядчика на вахту зовут. А сам уходи побыстрее оттуда.

Илья просьбу выполнил. А утром перед разводом переполох. Потерялся нарядчик. Когда с лесоповала люди пришли, дневальный палатки говорит:

— Нашли нарядчика, его труп возле штабеля с мертвецами. Вниз головой торчал из сугроба, только по валенкам признали. Всю ночь

людей таскали к оперуполномоченному, так ничего установить не смогли, кто его убрал.

После этого автора разводов без последнего начальника колонны куда-то перевели. С тех пор разводов с помощью палки не стало.

Каждый вечер Батый приходил к своему другу Илье в палатку и спрашивал:

— Джигит, ты тут?

Увидев друга, спокойно уходил.

Ударили морозы свыше сорока градусов, заключенных на работу не выводили. Пришел Батый к Илье в палатку, в руках полный котелок вареных очисток картофельных, поели, стал рассказывать:

— Охотничал я всю жизнь, где медведь начинает бедокурить, люди всегда меня звали. До Северного Урала ездил в тайге добывать медведей. В лесах Башкуртстана они все на счету, пусть себе ходят, если не проказничают. При случае выходят из равновесия, то его мне отдают егеря. Убил я сорок медведей. Боялся сорок первого. У нас в народе есть поверие: сорок первый - самый опасный...

Спасибо тебе, помог… Вроде, все сошло...

Вытащил из-за пазухи совковую лопату, показал и обратно под бушлат, ты как крикнул, ушел, я в коридоре на корточках сидел. Как он вышел, я ему пикнуть не дал и отволок к штабелю.

Целое лето дружили, расстались, когда Илью увезли на штрафную следственную 43-ю колонну, находя в устье Топорка, где она впадает в Бирюсу.

Некоторые писатели пишут с приходом Берии к власти в НКВД. Вроде заключенные на него молились. Якобы режим в лагерях ослаб. Произвол приостановился. Ничего подобного не было. Ни на Берию, ни на «отца народов» никто не молился. Произвол принял более изощренные формы, в сторону ужесточения.

К сороковым годам заключенные поняли, что происходит в России. В своем поведении оставались россиянами. Это показала, когда началась война с Германией. Забывая обо всем в личной судьбе, горевали скорбью о судьбе России-матушки...

Поездка в Тайшет оказалась удачной, получили дополнительно четыре трактора СТЗ-нати, техматериалы, двигатель для комбайна «коммунар». зимнюю одежду для механизаторов. Шубы овчинные, валенки шерстяные. В Березовке началась усиленная подготовка к уборке нового урожая. Год удался удачливым, бог не обошел своим вниманием труд местной молодежи механизаторов под руководством механиков - врагов народа. Наверное, совхозу повезло с агрономом. Кожухарь

скромненько трудился среди работающих хлеборобов. Никто никого не гнал. Потомки хлеборобов работали на земле.

Пригнали из ремонта два комбайна «Сталинец-6» из центральной усадьбы совхоза Харикский, на стоянке готовности был и комбайн «Коммунар».

Укомплектовывались кадры механизаторов для уборочных работ. Для буксировки «Коммунара» прикрепили опытного тракториста механика вольнонаемного Банникова, комбайнера из заключенных Старунова, инвалида Отечественной войны, сибиряка из Заларей Иркутской области. Помощником комбайнера пошла местная механизаторша Евдокия Красикова из вольнонаемных. Автомобильный двигатель, установленный на комбайн без регулятора оборотов ввели в бригаду специального моториста из зеков Григорова, высококвалифицированного шофера. На разгрузочной площадке для затаривания мешков сели две местные девушки. Комбинированный агрегат, обслуживания сложной бригадой.

На комбайнах «Сталинец-6» на первом сел Леонид Федорович Задорнов, на второй - Павлинский комбайнер, вернувшийся с войны, вернее, из немецкого плена.

Недостатка в кадрах не было. Хлеба поспели, началась уборка. Начиная уборку, заехали в а поле, первым пошел комбайн «Коммунар». Укос чистый, молотилка работает ритмично, пошел первый хлеб. Парторг Василий Кандрашев смотрит то налево, то направо. Бежит за комбайном, роется в полове, заглядывает в бункер, там зерно чистое, золотистое, выращенное трудами «контриков».

В начале ремонтного сезона Кандрашев кричал:

— Нельзя доверять уборочную технику «врагам народа», мы провалим уборку хлеба.

На загонке агроном Кожухарь смеется:

— Прогноз парторга не оправдался. Здесь не политика одна, хлеб хороший дать.

Наступил вечер, включили четыре автомобильные фары на агрегате «коммунар», началась пробная ночная уборка. На «Сталинцах» нет освещения. Построились гуськом три комбайна. Света от четырех фар хватило на всех. Самый опытный Леонид Задворнов впереди, за ним следом - Сторунов, освещая на перед и на задний к Павлинскому.

За первые сутки тремя комбайнами убрали около сорока гектаров хлеба. Погрузили на машины более семисот центнеров отборного сухого хлеба.

К Кандрашеву подошел старый кузнец Качкарев:

— Зря парней хаяли, Василий! Смотри! Давно на наших полях такого хлеба не видали. Была бы моя власть, поклонился бы парням.

чтобы остались у нас, как выйдут на волю. Половину посевного поля убрали с ходу, даже комбайны на техуход не заходили в мастерские. Когда задождило, сидели на полях у комбайнов, как немного продует ветром, опять тянули комбайны. Вышла заминка, почва так намокла, что передние колеса тонуть стали. И тут «контрики» нашли выход. Подвели к передним колесам салазки. Трактора в сырую погоду не стояли, пахали зябь.

У главного механика дел невпроворот, строили новые мастерские. Поступило оборудование для мастерских, новые трактора и автомобили.

В Березовке старожилы поговаривали:

— Земля почернела вокруг поселка, значит, жизнь возвращается в Березовку.

Погода портилась, уборка торопила. Главный механик ехал с дальних полей и остановился у простаивающих комбайнов. Шел дождь. Комбайнеры ушли в баню. Комбайны сторожила молодая женщина, прицепщица у тракториста Леонида Бабарень. Двоюродная сестра его Надежда Бабарень. За острый язык Василии Андреевич Кобышев прозвал ее «осой».

— Механик, почему ваши ребята на вечерку не ходят?

— И ваши девушки едва ноги таскают. Некогда нам по вечеркам ходить, наработаются за день.

— А я думала, вы девок боитесь.

— Кроме того, мы же «враги народа». Так вам говорит ваш парторг Василий Кандрашев. Ваши девки нарожают «врагов народа», что тогда будем делать, а?

— Что-то вы на врага не похожи. Ну, какой же вы враг, маленький, хиленький, от тебя, наверное, и мужиком-то не пахнет!

— В детстве плохо кормили и вот не дорос.

— Боишься, механик, с лошади слезть. А я думала, молодую женщину немного развлечешь.

— Боюсь я ваших совхозных девчонок, видишь, ты как расцвела.

Попрощавшись, Илья уехал на своей лошади «Ракета». Благодаря упорству механизаторов с уборкой справились. Пахота зяби шла плоховато. Трактористы вольнонаемные были раздеты, наступили холода. Пригодились привезенные шубы и валенки, все, что осталось от ребят механизаторов заключенных. Илья не сдал их на склад, хранились в мастерских. Вот и одели вольнонаемных девочек-трактористок шубами и валенками, работающих на пахоте зяби.

К первому снегу напахали около двух тысяч гектаров, так что год завершается неплохо.

С появлением колонны заключенных кузнец Кочкарев оставил свой горн в кузнице. Он часто приходил в спальную комнату механика, дымит трубкой, разговор заводит:

— Ты уж, механик, не сердись на старика, я шибко полюбил вас, политических заключенных, как говорят, «врагов парода». Какие там враги, самый что ни есть работный люд. Вон сколько хлеба наворочали, как до войны. Да про запас напахали не плохо. Еще годик такой работы, и наша Куйтунская степь снова кормилицей станет.

После добрых слов старика и дым, который накурил он, был приятен.

Проснувшись утром, Илья увидел, что вся земля покрыта снегом. Илья выбежал на улицу встретить первый снег. У мастерских встретился с Надеждой Бабарень.

— Механик, мама тебя на блины зовет.

Бабарни жили рядом с мастерскими. День был нерабочий, воскресенье. А тут заявляется агроном Кожухарь, принес бутылку водки.

— Давай, Илья Павлович, обмоем первый снег, мы же хорошо поработали.

У Ильи ничего не было даже на закуску. Взял да предложил пойти к Бабариям на званые блины. А там и правда блины. Только сели за стол, вот он, оперативник. Забрал их в зону. Кожухарь жил в зоне, у него был топчан. У Ильи в зоне ничего не было. Он жил в мастерской.

Ему уступил свой топчан Геннадий Семенов, тот Семенов, который на тридцатой колонне ушел в бега. Оперативники в тайге ему прострелили шею. После излечения в больнице его осудили за совершенный побег заново на десять лет в лагеря. Он в мастерской работает токарем. По колонне прошел слух. Произошло ЧП. Главного механика в зону загнали. А он, не зная забот, спал как убитый.

Пока механик спал, в зоне потух свет. Оперативники забегали. Надо зону освещать кострами, для этого никто дров не приготовил. Кинулись на электростанцию, моторист сидит около двигателя с факелом в руках. Искру потерял. Двигатель не заводится... К тому времени на электростанции установили двигатель от комбайна «Сталинец-6».

Появился на электростанции командир взвода охраны колонны Толмачев:

— Где главный механик?

— В изолятор увели.

— Умники нашлись! Они без нас жили год, и никто на них не жаловался. Быстро привести на электростанцию главного механика. И больше не суйтесь в его дела.

Механика разбудили. Он пришел на электростанцию, и через час появился свет. Когда все ушли, механик обругал моториста:

— Твоя забастовка, тебя самого загонят канавы копать для парников. Мотористов патколонне - хоть пруд пруди. А тот хохочет:

— А я все же доказал им, что значит специалист. — Если так еще чудить будешь, я сам тебя отправлю в зону.

— Да это не совсем я. Девушка одна пришла и говорит:

— Ты один можешь вызволить механика. А я послушался, а она сильно симпатичная. Нам с тобой и закуску оставила.

Действительно, у моториста была бутылка водки, которую Кожухарь принес утром.

На следующее утро Кожухарь немного навеселе, приложившись к бутылке, появился на электростанции. Рассказывал очень смешную историю, как помкомвзвода Арнаут бежал в зону за главным механиком.

Наступила весна 1945 года, основные хозяева Куйтунской степи из войны не вернулись, кто и вернулся - больные, инвалиды. Большинство из них погибли на войне.

Горькими слезами обливалась Надежда Бабарень. оплакивая мужа, погибшего на войне, Василия Ивановича Перфильева, сибирского богатыря, тракториста совхоза Харикского, работавшего па шестом отделении поселка Березовка.

После свадьбы они и паспорт сменить не успели, Василий ушел на фронт.

Через полгода, когда сибиряки погнали немцев из-под Москвы, на свет родила ему сына.

Не знал маленький Василий, играя около плуга, что этим плугом землю пахал его отец.

Его отца и других парней, не вернувшихся из войны, пахарей Куйгунской степи, заменили другие парни, «врат народа», которые за три года с лишним оживили Куйтунскую степь. Заколосилась нива, зацвели овощные в парниках. Агрономы Прохватила, Кожухарь, механики Задворнов, Кабыще, Айтуганов, Миронов и уралец Степанюк и тысячи других выпестовали Сибирскую землю, дали ей продолжение плодородие, приложили свое умение, опыт и крестьянскую приложения. Агроном-южанин Прохватило доказал и на деле показал, что даже в Восточной Сибири можно кушать свои арбузы.

Вот долгожданный 1947 год. Настало время определения судьбы. Прошел срок пребывания в неволе. Целая вечность. Кто совсем состарился, кто юность оставил, а многие костьми легли в необъятной

Сибирской тайге. Ни памятников и ни меток нет на их могилах, память им - сама история.

Заключенные одного набора стали получать право ехать к своим семьям один за другим, если сохранились их семьи.

А жернова перемалывания человеческих судеб не приостановились. Одних выпускают, на смену им других пополняют.

Илью нигде никто не ждал. А 28-ое ноября 1947 года приближалось...

Последнюю уборочную 1947 года провели, зябь вспахали, пустующих земель в Куйтунской степи не осталось. Спокойно было на душе. С участью раба сжился, что его дальше ждет, не представлял. А время отсчитывает свое.

Если уж родился человек, то шагай, шагай.

Тебя ждет новая неизведанная жизнь.

Глава 10

Выход из-под стражи

Вот и осень 1947 года, через день наступает 28 ноября, подходит время «звонка», исполняется 10 лет, целая вечность пребывания Ильи в неволе. Получил пакет от помощника начальника колонны по труду и отправился в г. Тайшет на ту роковую штабную колонну, откуда он начинал свой путь уготованный «отцом народа» сталинский репрессий.

От Куйтуна до Тайшета поезд идет ровно пять часов. Что решить, куда податься...

Он еще не думал об этом. Когда Иван Богданов вот так же доехал до штабной, ему объявили оставаться в лагере «до особого». Доходили слухи о возвращении в лагерь, у кого срок истек, но с такими Илья не встречался.

Евгений Николаевич Сушкевич долгие годы отбывал срок в заключении в ЦРМ 68-го км. Когда Горбань перевели руководить паровозной службой, Сушкевич возглавил мастерские. После освобождения остался по вольному найму на строительстве. Может, и Илье придется так сделать... С такими мыслями он пришел в штабную. Сдал пакет, пошел ожидать решения. Утром позавтракал, вот подошел и обед, успели покушать. А его все не вызывают на освобождение. Может, не выпустят...

Когда осеннее солнце подошло к зениту, его позвали в спецчасть. Там ему вручили справку об освобождении. Вот он свободный. На нем старая солдатская шуба, на ногах подшитые валенки, на голове

арестантская шапка ушанка. При выходе выдали паек на сутки. 600 г хлеба и две проржавевшие селедки.

Куда идти? На вокзал? Куда ехать? Время к вечеру, начались сумерки, мороз поджимает. Встал на перекрестке, осмысливая, куда податься. Видит, по дороге идет Павел Степашок, он освободился 2 месяца назад. Поздоровались. Илья пояснил, что ему некуда идти. Павел предложил ему пойти вместе с ним. Он рассказал, что работает в паровозном депо станции Тайшет ВСЖД. Он снимал у хозяйки койку. Хозяйка добрая оказалась. Фаина Васильевна Воробьева. Когда пояснили, она сказала:

— Раз некуда идти, то оставайтесь, пока не определитесь. У них маленькая избушка, а семья — три дочери и сын.

Хочется отметить на социальную сторону освобождающихся узников из тюрем и лагерей. Могущественная коммунистическая страна, которая строит гуманный и справедливый мир.

Фактически выходящих из лагеря выбрасывают, не обеспечивая его на первое время самостоятельной жизнью. Государственный аппарат с возмущением, а порой каким-то восторгом, говорят:

— Второй срок, третий заход и т.д. А как же состыковать тот промежуток жизни у бывшего узника, между выходом из неволи и первой зарплатой.

Кто когда задумывались, вышедший Илья и подобные, как они сделают первый трудовой шаг. Что изберут, на что жить, пока он войдет в ритм труда.

Сознательное разрушения семейных укладов жизни. Коллективизация, раскулачивание разрушили весь общинный и в большинстве семейные очаги. Начались разрушения первичного звена общества и семьи. Распались целые общины. Кто когда задумывался в верхах власти над тем, что репрессирование личности не заканчивается тем, что человека выпустили из-за колючей проволоки. На примере нашего узника, который вышел из лагеря, проработав там целых десять лет. Землю копал, бетон делал, арматуру вязал, чугун плавил, хлеб сеял и растил по какому праву и нравственности, куда ушли результаты его труда. Выпустили его на волю, на холод и голод обтекает его Восточно-Сибирское небо ноябрьскими ветрами со снегом.

У кого больше нравственности, у Фаины Воробьевой, которая помогла не одному бедолаге, просто по своей женской сочувствием к человеку. Или у могущественного государственного деятеля, в лице «отца народа», который со своими опричниной разрушил целые общины, уклад жизни людей, не пощадили детей и стариков, женщин, людей труда, россиян в целом.

При этом целая толпа пропагандистов нам, простым людям, преподносят «величия правящей иерархии», как эталон справедливости.

Характерно и точно в беде друг другу помогают бедные слои населения. А вот кто имеет больше возможностей огораживается. Боятся человека в беде. Если посмотреть попроще, то сами общество толкает человека на опрометчивый шаг. С одной стороны, само государство в лице правящей элиты, с другой и состоятельные слои общества.

Возвращаясь к нашему свободному гражданину. Спать ложиться им пришлось вдвоем на одной кровати. Одну полушубку постелили, другой укрылись. В обществе карточная система, а их выдают по месту работы. Кормились ребята тем, что Павел поступил па работу и получал 800 граммов хлеба. Делили пополам. Так и прожили неделю, пока Илья прошел комиссию и получил документы. Паспорт не выдают без военного билета. В военкомате медкомиссия работает раз в месяц.

Пока оформлял документы. Илья подыскал работу. Договорился па строительство Тайшетлага па должность прораба по монтажу наружных водопроводных сетей на протяжении от Тайшета до Братска, объекты па всех станциях, 300 км. А жить на 68-м км, в ЦРМ, где отбывал срок.

На вертушке поехал на место жительства, билета у него не было, денег нет.

В мастерских его встретил Сушкевич, жить стали коммуной. Продукты брали в ларьке на «мелок», это значит в долг. Вскоре полегчало, получили зарплату. Работа Илью увлекла, бригаду монтажников укомплектовали из состава работающих в мастерских, из расконвоированных, которых он знал по совместной работе в ЦРМ 68-го км.

На станционных водокачках один за другим появлялась вода. На станциях заработали колонки по заправке паровозов водой. Илья помнил свое слово, которое он дал при отъезде из Березовки Надежде Бабарень. У этой солдатской вдовы жизнь складывалась очень плохо. У нее на войне участвовали отец, Никита Бабарень, три сына, Михаил, Сергей и Никадим.

Отец по возвращении с войны не долго прожил, умер от ран и болезней. Старший брат служил на востоке, младший — на западе в войсках оказавших интернациональную помощь, прошел через Польшу, Венгрию до Югославии, участвовал в освобождении братских народов запада от немцев. Сергей вернулся с войны инвалидом, стал работать в торговле. Его надули, растратился. Пришлось продать последнюю корову матери. Маленькому Васильку не было даже молока. А отец Василия погиб под Москвой, отстаивая столицу России.

Илья, уезжая на свободу обещал помочь Васильку с мамой при первой возможности. Вот с первой зарплаты выслал денег на дорогу, и Надежда с сыном приехали к нему жить. Так на таежной стройке появилась новая семья. Жили в домах барачного типа, у каждой квартиры отдельный вход. Зажил дружно, у всех квартир была комната и кухня. Мастерские передислоцировали на другое место, ближе к стройке. Отгрузили в район Шестаково всю имеющуюся оборудование, силовые установки, транспортные средства. Рабочая сила высококвалифицированных мастеров поредела с уходом контингента 37-40 годов. У кого срок истек по освобождению уезжали к семьям.

В мастерских оставались в основном уголовники. С отгрузкой оборудования перевели и контингент заключенных. На их место разместили японских военнопленных. Из них укомплектовали монтажников водопроводной сети. Работали японцы хорошо. Работа продвигалась успешно, только обеспечивай материалами и документацией. Прорабу оставалась работа по приемке исполнения, контроль за качеством. Монтажные работы заканчивались, сдали объекты на станциях Невельская. Чукша, Парчум, Чуна, Торея, Вихаревка, Братск. Японских пленных отправили в Японию,

По сдаче объектов в эксплуатацию Илья решил уйти со стройки. Предварительно получил приглашение на работу в систему Иркутсклеспрома. Переехал работать на станцию Уда-2, на должность главного механика ЦРМ при Шумском лесозаводе. Лесозавод расположен на берегу реки Уда, в 10 км от г. Нижнеудинска.

Одна из жемчужин Восточносибирского края река Уда, начинается в Саянских горах. В верхнем течении Уда, в среднем — Чуна, сливаясь с Бирюсой, в нижнем течении впадает в Ангару, называется Оно.

После войны лесоразработки шли в тяжелых условиях, дорог по лесовывозке было мало. Имеющихся действовали в зимних условиях когда замерзали болота. Основная благоприятное время для вывозки леса, ледяная дорога, дороги строил мороз. Не было специализированных автомобилей для вывозки леса. Имеющийся парк автомобилей простаивали из-за отсутствия зап. частей. Специализированный трактор КТ-12 работал не надежно. В лесу в основном работали автомобили газогенераторные, на газочурке, на твердом топливе. Тяжелые дороги машины ломались, выходили из строя двигатели.

Автомобиль, вышедший в рейс на вывозку леса в нижнеудинском леспромхозе часто не доходили до леса, их буксировали обратно в гараж. Начальник леспромхоза Бельских упорно стремился наладить лесовывозку, но дело не шло. Не хватало леса для Шумского лесозавода.

Вот в таких условиях в ЦРМ при лесозаводе появился новый главный механик. У людей было желание наладить ремонтные работы, но не только не было зап.частей, не доставало умения ремонтников. К приходу Ильи в мастерских было 4 отремонтированных двигателя. более 10 ждали ремонта. Илья решил вскрыть двигатели готовые, вышедшие из ремонта. Готовые к сборке на машины. Механик понял причину недостатка в ремонте. Тогда остальные проверили, та же причина. Механик заявил:

— Время не ждет, кто остается работать на ночь, переделывать двигатели. Мотористы отозвались с любопытством. Работали всю ночь, еще двое суток, не уходя из мастерских. Механик с рабочими работал как моторист. Первые двигатели сняли с испытательного стенда. Утром механик сказал:

— Кто первый поедет в лес на этих машинах, я гарантирую нормальную работу. Лесовывозка настроилась. Начался ремонтный поток, через день готовая машина. Пришли остальные шофера помочь в ремонте, но механик им отказал. Наши парни будут работать круглые сутки, через две недели будете все работать нормально. И действительно лесовывозка пошла.

Приезжает Бельских, беда механик, у новых тракторов КТ-12 отказывают коробки передач, т.е. лопаются шлицевые валы...

Что делать? Станочники — мужики старательные, но опыта не достает. Нигде не учились. Навык приобрели друг от друга. Этого было мало. Собрал их Илья и выслушал каждого. Как можно изготовить шлицевые валы и шестерни.

Мастер Разоленок сказал, что в депо паровозном Нижнеудинска можно попытаться заказать поковку. Там молота мощные, и нагрузка небольшая. На том и решили. Фрезеровщик Кострицкий засомневался, нет фрез карегированных. Нечем шлицы нарезать. Позвали токаря Астафьева, хоть он и злой, но мастер на все руки. Посоветовались, и фрезы он сделал. Злость то у ребят была выраженная, работа не шла, заработки не большие. Кто же потерпит спокойно. Технологическую оснастку для окончательного довода деталей поручили токарю Алексею Булдыгину. Изготовление деталей пошло. Качество лучше, чем с завода-изготовителя. Помогло знание металловедения, машиностроения. Легированные стали подобрали из металлоремонта в чермете.

Вот так смекалка работающих и забота, боль за дело помогла преодолеть препятствие.

Настроилась работа, появился заработок у работающих. В мастерских появилась уверенность в работе.

Илья вошел в почет и уважение на новом месте.

Механизаторские кадры в мастерских в основном старожилы поселка Шумского. Как на Руси водится, во всех деревнях человека ценят по его труду. Нового механика рабочие признали за высокий опыт работы, не только как руководителя, но и как рабочего мастера, уметь делать своими руками.

Шумский ЦРМ обеспечивал ремонтом двигателей и изготовление зап. частей четыре леспромхоза и один лесоучасток па самостоятельном балансе на правах леспрохоза. Самое уязвимое место в автопарке стало отсутствие конических пар редуктора. Слабые дороги, большая нагрузка па ходовую часть автомобиля, выходили из строя редуктора.

Ломались так называемые в шоферском мире «хвостовики и планетарки». Илья еще в Тайшетлаге их изготавливал для автопарка.

Так что мастер Разолепок опять поехал в депо г. Нижнеудинска заказывать поковки. Изготовленные нары шестерен на Шумских мастерских выхаживали по полгода работы под лесом, на лесовывозке. Изготовили деталей столько, что каждый шофер лесовозник возил в запас под сиденьем.

Что характерно на изготовление этих шестерен на заводе-изготовителе работают на специальных станках. А по технологии которую внедрил главный механик их изготавливают на обычных фрезерных станках, которые имеются в любых мастерских. На шумском их изготавливает фрезеровщик Кострицкий.

Успехи в работе, в труде механика приблизили, в быту начали его приглашать на рыбалку, на охоту.

На реке Уда рыбалка особенная, так же как и в других реках, но в свое время. Когда заработки стали весомыми, токарь Астафьев оказался очень общительным и хорошим компаньоном, рыболовом.

Он жил со своей семьей — шестеро сыновей и две дочки, рядом с Ильей, которому дали квартиру в двухквартирном доме, механик занимал одну половину.

Как-то Астафьев приходит к Илье в субботу, предлагает идти с ним на рыбалку. Озеро тут есть в тайге, «щучье» называется, вода очень чистая, ключи бьют, маленький ручеек вытекает в Уду. Во время половодья озеро сливается с протокой. Там водится уникальная рыба, вот поймаем, сам убедишься.

Моя старушка приготовила самогонку, а закусывать будем Сигами. Вот увидишь, я умею готовить сига под выпивку, объедение. У него был мотоцикл «харлей девидсон», на нем мы заехали втроем, третий его старший сын. Потом остальных пацанов завезли на озеро. На Сига поставили сети, в субботу вечером, через три часа мы уже вынули из сетей рыбы

для вечерней ухи. Он распотрошил сига, подсолил и за челюсти подвесил па сучек дерева. И сказал:

— Как только закапает жир, закуска готова. Пока закуска не готова пойдем покажу интересное зрелище.

Пришли на реку Уда, место у буйной реки, затишье, омут па берегу, где тихое течение прибивается к берегу. Он показывает: смотри, смотри. Когда пригляделся, стоит большая рыбина, слегка хвостом шевелит.

— Только тихо стой.

Наблюдаем, вдруг большая рыбинa близко, близко подплывает к нам и пузом поворачивается к стоящей и выпускает молоки. Это миграция Тайменя. Долго наблюдали, до сумерков. Про сига забыли. Когда вернулись, он действительно стал съедобным. Ужин из подсоленных сигов, отменное блюдо у рыбаков Восточной Сибири.

Так каждое свободное время приходилось рыбачить со старожилами.

Осенью 1950 года Илья получил очередной удар по «морде» от властей. Предприятие относилось к железной дороге. Все командиры производства, инженерно-технический персонал аттестовывались. Представили документы на аттестацию главного механика ЦРМ Айтуганова Ильи Павловича. А его на пропустили к аттестации. Несмотря па его уникальную работу. Несмотря па особую помощь хозяйству. Звание не присвоили потому, что он — бывший политзаключенный.

Повторно так же вышло, что за успехи в социалистическом соревновании ею представили к правительственной награде, награждение не yтвердили, что он не подошел по классовым параметрам. На лесозавод наведовались представители главного управления из Москвы, работники ГУЛП МПС СССР. Где воочию увидели результаты успешной работы небольшого коллектива, что способствовало успехам лесозаготовок.

Главному механику предстояла смена работы. Алзамайский стрелочный завод решили перепрофилировать на ремонт лесозаготовительной техники МПС. Не спрашивая его согласия, выслали приказ министра о его назначении на работу на этом заводе. На должность начальника ремонтного цеха.

В наше время принято говорить о заслугах человека и награды получают по заслугам. На маленьком примере не всегда это так.

За выращенный урожай хлеба агрономами и механизаторами из политзаключенных награду получил Василий Кондрашев, человек никакого отношения не имеющий к этой работе.

За успехи по вывозке леса, за четкую работу автопарка наградили не механика, потому что он бывший политзаключенный. Награда выделена! По разнарядке, кто классово чистый и на очереди с биографией подходит?!

Глава 11

Реабилитация

Наступила осень 1951 года, в поселке Шумский, как и во всей Восточной Сибири, начали уборку урожая. В семье Айтугановых дружно управились с копкой картофеля. С поля картофель вывозили на стареньком мотоцикле марки фирмы «Фрамо», собранного своими руками из металлолома, приобретенного в воинской части г. Нижнеудинска. Для перевозки грузов на мотоцикле Илья изготовил коляску, на которую грузили до семи мешков картофеля. Сверху мешков посадил двух малолетних сыновей и супругу. Так за несколько рейсов вывезли картофель. Дело сделано, и удовольствие детям покататься на мотоцикле.

Для перевозки семьи прислали две автомашины из г. Алзамая. На двух машинах разместили все. На одну овощи, на другую живность, корову, домашние вещи и семью. Семья Айтугановых обросла домашним обиходом.

Расстояние от поселка Шумского до г. Алмазая через г. Нижнеудинск - около ста двадцати км. Четыре часа хода по Сибирскому тракту и прибыли в г. Алзамай. Хороший признак — встретили какие-то парии с завода. Помогли разгрузиться, В последствии познакомились: молодые рабочие Алзамайского стрелочного завода,

Встречу им поручили работники завкома профсоюза, помочь устроиться прибывающему специалисту. Не обошлось и рассчитаться с парнями, отметили новоселье. Илье все это было дико. Долг вежливости или любители всяких торжеств. Но все прошло без происшествий. Гости разошлись. Вот остались одни, со своей семьей на новом месте. Что их ожидает здесь? Ведь Илья теперь глава семьи, ответственный за четыре жизни. Два сына и супруга.

На заводе ему предстояло заложить новое производство по ремонту лесозаготовительной техники. Нести ответственность за благополучие тысячи семей.

Город Алзамай - районный центр в Иркутской области Восточной Сибири. Семнадцать тысяч жителей. Большая деревня, застроенная деревянными домами по типу Сибирских избушек. Около завода деревянное двухэтажное здание конторы завода. В нем же расположились райисполком и райком КПСС. Территория района намного превышает территорию таких западноевропейских государств как Бельгия, Голландия вместе взятых. Через город протекает таежная речка Топорок - приток реки Бирюса. На весь город один железнодорожный клуб, и тот подпертым потолком, готовый в любое время обрушиться. Главная улица города — Первомайская, протяженностью два

километра. В центре города на главной улице большая «Миргородская лужа», с одной стороны лужи городской рынок, с другой — главпочтамт, рядом средняя школа от железной дороги. Восточно-Сибирская железная дорога разделяет город на две половины. С северной стороны главная улица Почтовая, самая старая улица по постройке. Основатели улицы — старожилы охотники-промысловики. На улице Почтовая все старые дома весомые, рубленные из толстых сибирских лиственниц. Снаружи на вид убогие, но срублены по-хозяйски. Основателей этой улицы почти нет, но их следы в тайге сохранились по сей день.

Охотничие избушки, названий угодий: Мотана Таежка, угодий Беринг, Воскресенские угодий, тайга по речушке Баторша, Замзорская таежка по названию поймы речушки Замзорка, Косая Брод, в глубь начала ручейков, вершины речек с отрогов Саянских гор. Чем характерна Алзамайская тайга — это экологически чистый воздух, чистая природа. Роза ветров, ветер дует с юго-запада из недр Саянского хребта.

На юг сопки на тысячи километров, заросшие хвойными деревьями, преобладает сосна, кедр, ель, пихта и лиственница. В лесах изобилие ягодники голубика, черная и красная смородина, брусника, на болотах клюква, на сенокосах земляника. Для труженика богата Алзамайская тайга. Коренные жители дружественные, добродушные, трудолюбивые, общительные в трудовых и общественных делах. Во взаимоотношениях особое товарищество в тайге на промыслах, на охоте, во время сбора дикорастущих. Самые крупные предприятие после стрелочного завода, Алзамайский, и лесхоз с обширными лесными массивами, территории, поделенные на делянки, на кварталы. Химлесхоз промышляется на сборе живицы, сосновой смолы.

Контрагенты республик: леспромхоз Турксиб, Главкаракуль, Узбек-берляш. Хлебопродукт. Гурквоенокруга, много других разовых заготовителей лесной продукции в угодьях Алзамайской тайги.

Государственные и контрагенты как хищники вырубают лесные массивы Сибирского леса, вывозят колоссальные богатство, ничего не вкладывая в развитие местного края, в развитие города и его жителей. При этом выполняя план, вал, не стыкуют заготовку, вывозку, переработку и выполняя вал, в промежутках гноят десятки тысяч кубометров леса. Не далек день, когда в Сибири не станет делового леса.

Утром за час до начала рабочего времени заводской гудок извещает всех жителей города готовиться к работе, к началу рабочей смены. Рабочие стрелочного завода стекались со всех концов города на работу. Ходят в основном пешком, изредка кто на велосипеде, городского транспорта в Алзамас не было.

Квартиру семье Айтугановых дали не далеко от завода, в домах железнодорожников. После первого гудка он пошел на завод, представляться дирекции. В отделе кадров завода его ознакомили с распорядком дня для командиров производства. В десять часов утра каждый день командирский час у директора завода.

Первая знакомства у директора завода с присутствием секретаря парткома Зарубина. По окончании знакомства директор попросил не освобожденного секретаря парткома ознакомить вновь прибывшего с заводом. При этом представил его как начальника основного цеха по ремонту лесозаготовительной техники.

При входе на завод через проходную, на первый взгляд, корпуса цехов выглядели снаружи приятнее, впечатляюще, вокруг главного корпуса огороженный полусадик с акациями. Главный корпус завода - бывшее паровозное депо, после пожара крыша покрыта мягкой кровлей, из толя и битума.

Главный корпус внутри весь забит металлорежущим оборудованием. В цехе шла напряженная работа, на первый взгляд ритм работы Илье понравился. Но вот оборудование размещено без соблюдения норм по технике безопасности.

Со времени войны, наверное, никто не обращал внимания на доживающий свой век стрелочный завод. Железнодорожники от него отказались. Реконструировать нашелся новый хозяин. Лесозаготовители, которым передали завод.

Заводу предстояла новая реконструкция, предстоял новый профиль работы. Илья не стал размышлять, где его будущий цех разместится. Пока ходили по цеху, время отсчитало без пятнадцати десять часов. Как заведено на железнодорожном транспорте, начинался командирский час у директора завода. Командирский час проводил Виктор Алексеевич Яковлев. Это мероприятие оказалось ни чем иным, как экономической учебой по производству стрелочных переводов.

Разбор вел Яковлев очень профессионально. Слушатели разбирались очень робко, на мелочах путались из-за профессиональной слабости. Прошел час, все, как по команде, разошлись. Стрелочный завод доживал последние дни, работа шла по инерции. Многим из них некуда идти с завода. Кончилась война, кто хотел уехать на прежние места проживания - те уехали. Оставшиеся были старожилами или людьми случайными, в военное время их забросила судьба, им некуда было идти с завода. Многие пожилые чувствовали, как переучиваться. Вот и началась напряженная нерешенность судеб.

Илье директор предложил остаться. Остался и Зарубин. Он в основном работал начальником кузнечно-прессового цеха.

Яковлев ознакомил Илью, что завод продолжает выпускать стрелки. Фондов на материалы нет. Разбронировали неприкосновенный запас. Израсходуем ресурсы и начнем переходить на новое производство. Пока ознакомьтесь с документацией, присланной из ГУЛП МПС. Начнем, что можно делать на существующем оборудовании. Завод продолжал выпуск стрелочных переводов, О начале ремонта автомобилей никто не задумывался. Поступившие три эшелона техники, в основном автомобили и трактора с территории растаскивались, кому что надо.

Проекта реконструкции нет, ремонтные кадры брать неоткуда. Илья ознакомившись с обстановкой, загрузили металлорежущие станки новой продукцией, по изготовлению запасных частей для нужд леспромхозов. Модельный участок литейного цеха целиком загрузили на изготовление моделей по заказам лесных предприятий. С рабочими на металлорежущих станках вышла неувязка. Станочники привыкли работать по образцам, не все рабочие умели мерять с точность до микрона. При контроле детали выходили непригодные. Не все умели читать чертежи. Измеряя работу кронциркулем и нутрометром, а пользоваться более точным инструментом не приучены. Многие станочники не проявляли усердия на новой продукции, где требовалась точность в микронах. На токарных станках другой работы не было. Главное: мастерский состав и техническая служба не проявляли интерес к работе в новых условиях работать с точностью до микрона.

Илья встал за станок и выполнил операцию на новую продукцию. Показал: делайте так. Когда проверили, работа оказалась сделанной по всем требованиям чертежа. Нашлись токари, по образцам, выполненным начальником цеха, сделали, и получилось неплохо.

Вечером после окончания рабочего времени предложили остаться станочникам по обмену опытом измерения как работать на станках по обработке металла с точностью микрона. Остались не все. Человек пять осталось. На следующий день работа немного настроилась. Работали очень на низком уровне производительности труда. Работая на металлорежущих станках. Настоящий металлист сказал бы: «Курам на смех». До этого работали повременно при ремонте оборудования. Решили внедрить сдельщину, но станочники забастовали. В конфликт вмещался Николай Григорьевич Червоткин. Предложил бывшим своим рабочим поработать вплотную на новых условиях. К концу рабочего дня выяснилось, что некоторые токари заработали в полтора раза больше, чем получали до этого. Гак работа на станках настроилась.

На завод приехал представитель нового управления Главлесзапчасти Министерства путей сообщения. Сменилась дирекция. Прибыл

новый директор завода и главный инженер, они оказались номенклатурными работниками лесозаготовок. Началась работа по освоению ремонта автомобилей и тракторов КТ-12, новое руководство организацию ремонта представляло поверхностно.

Основная нагрузка легла на начальника цеха, ему в этом помогал главный механик завода Николай Григорьевич Червоткин, который до этого сталкивался с ремонтом техники.

Переобучение старых рабочих оказалось труднее, чем вновь поступающей молодежи.

Если на Шумском ЦРМ прибытие нового механика, имеющего большой опыт работы, встретили доброжелательно, как должное, быстрая адаптация дала и быстрые результаты. А на стрелочном заводе менялись установившиеся устои, уклад работы.

Многим пришлось переучиваться, возникали свои сложности. Ввиду того что вновь прибывший начальник цеха был в центре всех нововведений, по к нему первоначально относились не совсем доброжелательно. Ему очень помогло, что он высококвалифицированный практик-металлист, приходилось на личном примере показывать, учить, убеждать, как надо и нужно работать при освоении новой продукции.

Столкнулись с освоением ремонта автомобильных двигателей. Старые методы подгонки подшипников скольжения шабровкой трудоемкая. Новые формы чистовой расточки в ремонтном деле только зарождалась. Все новшества в ремонтном деле туго воспринимались.

Начальник цеха потел в среднюю школу, приглашать выпускников школ, кто не сумел поступить в институт.

С молодежью новшество освоили быстро. Главное это новшество было рационализацией из личного опыта в ремонтном деле автомеханика Ильи Павловича Айтуганова. Быстрое внедрение чистовой расточки подшипников скольжения в процессе ремонта двигателей резко поднялась производительность и сократилась себестоимость при отличном качестве работы. В результате новых приемов работ способствовала стабилизации уровня зарплаты молодых рабочих, лучше адаптации их на заводе.

Молодые рабочие быстрее освоили новые процессы, чем старые. За молодыми потянулись старики, чтобы не остаться без работы.

Г. Алзамай — небольшой городок, все предприятия укомплектованы рабочей силой. Железная дорога, куда бросились на работу, из стрелочного завода укомплектована и не могла принять новых рабочих. Где найти работу, лесозаготовительные предприятия. Гам внедрялась новая техника, дополнительных рабочих принять не могли. Наоборот, в лесу число рабочих сократилось.

От этого выиграл завод. На завод из леса пришли высококвалифицированные рабочие. На завод потянулась молодежь, выпускники средних школ. Так за короткий срок укомплектовались ремонтные кадры, Жизнь подсказала, старожилы завода потянулись в освоение новых профессий по ремонту автомобилей и тракторов.

Старожилы в войну своими руками из сгоревшего депо паровозный службы создали новый завод по выпуску стрелочных переводов на базе эвакуированного стрелочного завода из Грязеорловска. Опорой ремонтных рабочих стали кадры, пришедшие из лесных предприятий, На них опирался начальник цеха. Молодежь пришедшая после 10 класса средней школы быстро осваивалась на заводе и упорно трудились.

Туго приходилось начальнику цеха, днем производственный процесс, а вечером учить молодежь. Хорошо помогали выпускники Ленинградского лесотехнического института и Московского лесотехнического техникума.

Одновременно с выпуском продукции вели реконструкцию завода, своими силами.

Неплохо сработался Илья со старшим мастером Геннадием Дмитриевичем Колесовым. Начальник цеха помог ему освоиться в новых условиях работы, приобрести профессию. Геннадий сторожил г. Алзамая. Местные жители сохраняют старые угодья для охоты. Сохраняют избушки в охотничьих таежках, не дают зарастать охотничьим тропам ищи».

Геннадий с Ильей подружились, стали вместе бегать в свободное время от работы в тайгу, через Грибановский перевал на Мотиву таежку. Там стояла старая охотничья избушка.

За Мотину таежку дальше взберешься на перевал, на вершину следующей сопки, водораздел Беринг. Берингова тайга и речушка одноименная. Речушка Беринг впадает в реку Уда-Чуна.

С другой стороны Грибановского хребта берет начало речушка Грибанова. Она журчит в своем беге в сторону г. Алзамая, неся свои воды сверкающим, серебристым оттенком и вливается в реку Топорок. Таежные ручейки и речки круглый год журчат в своем беге.

На низовьях речушек водятся Хариус, Налим, Сорожняк, Ельчики, местами где силу набрала, ближе к Уде заходит в речушки Линек. Таймень. Не нужна никакая санатория, походишь по тайге, зарядишься на всю неделю.

В одно из таких выходных летний солнечный день выдался Илья Павлович с Геннадием Дмитриевичем собрались походить по тайге. В этот раз собрались идти к пойме Беринга. но не через Грибановский

хребет, а пошли в обход вдоль лестранхозовской узкоколейной ж.д. Прошли километров 10-12 до старых лесосек их застала сумерки. Шли ходко. Генаша так обычно звали Геннадия впереди, а Илья следом, В лесу темень быстро наступает. Вдруг Илья заметил, его собака Жульбарс к нему жмется, идти боится. А тут еще Моряк здоровый кобель залаял. Упорно лает, Стадий Илью подождал и говорит ему:

— Что-то паря, Моряк кого-то облаивает, а так упорно он лает только на крупного зверя.

Илья возразил:

— Откуда ему взяться, зверь сейчас в глубинки. Подальше от людского духа.

А Моряк все лает. И в самом деле, может, в глубине зверя кто-то спугнул, он и вышел сюда.

Геннадий и говорит:

— Сейчас добыть ее трудно, темень даже еще Луны не видно. Мой Моряк собака хорошая, он ее до утра подержит, с рассветом посмотрим.

Илья подумал, что Генаша его разыгрывает. Но Геннадий стал собирать валежник и разводить костер.

На старой лесосеке валежины сухие, смолевые, костер разгорался на славу. А Илью что-то подталкивает, азарт. В мыслях он признался на звериной охоте никогда не бывал, не то что самому добыть ружье-то у него новенькая ижевка, безкурковка, шестнадцатого калибра в два ствола. Тихонько чтобы Геннадий не заметил, загнал Илья в два ствола фабричные жеканы и два патрона взял в руки. Про запас.

Геннадий все таскает валежник, вроде здесь у костра век хочет жить. Настоящий охотник всегда при ночевке на привалах запасает дров на всю ночь. Потому и лежанку устраивает обычно около большой валежины. К валежине прикладывает жерди, на жерди стелет сучья пихты.

Постель получается пахучая, теплая. На такой таежной гостинице быстро восстанавливается усталость.

Илье не до отдыха было. Решил потихоньку поближе подойти, где упорно лает Моряк. Но все же идти на зверя в тайне от напарника нехорошо. Потому все же сперва дождался Геннадия, сказал ему:

— Генаша, давай я поближе посмотрю, что там делает Моряк.

Напарник согласился, только предупредил:

— Очень близко не лезь.

Пошел, около него идет Жульбарс. Ближе, ближе, вот и мелкий сосновник, откуда слышен лай собаки, так и мельтешит вершинки сосновника.

Моряк, наверное, почуял, что помощь идет. Из густого сосновника задом пятится в сторону идущих, не переставая лаять. А тут лес пореже. Собака пятится, а из сосновника за собакой выходит черная корова.

А Илья, горе охотник, держал на прицеле корову. Метился в начале на вершинки сосен, где концы мельтешили, а потом по направлению собаки, потом на мушке голова с большим рогами. Хорошо, что костер сильно поднял зарево. Илья в этот момент на мушке ствола разглядел корову. Вот так, чуть не застрелил домашнюю корову.

Спала минутная напряжение, и Илья благим голосом закричал Геннадию:

— Моряк облаивает приблудную домашнюю корову.

Пришел Геннадий и убедился, что стоит корова. Они здорово засмеялись, что бы было, если бы застрелил.

Не так то просто убрать такой большой костер разведенный из расчета на всю ночь. Выкопали яму, все угольки закопали и только убедившись, что костер потух, пошли вглубь по намеченному пути известный только тем, кто не ленится походить по сибирской тайге. Их неудача они не разочаровались встрече с черной коровой. Наоборот. Геннадий высокого роста, поэтому его кличка была «Сохатый», когда он махал ногами, Илья еле успевал. Когда надо по тайге шел напрямик и на пролом, особенно ночью. Упорно шагаешь, когда в мыслях одно, идти по намеченной цеди. Без наблюдения окружающего, потому и так еле находишь тропу.

Вернее идешь по инстинкту и по памяти, чем зрительным обзором. Они перевалили через первую сопку от узкоколейки, по направлению ручья Сухая. Взяли направление верховья Беринга.

После ручья взобрались на вершину сопки, на западном склоне остановились... Геннадий сказал:

— Баста! Больше не пойдем до рассвета, на этом склоне должны быть глухари выводки.

В тайге зги не видно. Все заволокло тучами и туманом. Пошел мелкий дождь. Все отсырело, трава, земля на склонах сопки пошли ручейки. Укрылись плащами, оставаясь под кроной толстой ели. У самого ствола земля сухая, дождь не проник. Илья прижался к собаке, Жульбарс всегда выручал его. Ночью — ноги грел. Илья засыпал безбоязненно под охраной своего друга.

Ночь пролетела быстро. Дождь все шел, мелким монотонным своим почерком знай добавлял водички которого и так было в лесу сколько угодно,

Жульбарс что-то забеспокоился, не вставая поднимал голову. Вроде что-то вынюхивал. Через несколько минут встал и исчез за соснами. На бору кроме сосен росли густая поросль молодняка вперемешку с травой. Илья пошел следом.

С молодых сосен вода льет за шею. Остановился, прислушиваясь, слышно свист крыльев, на миг шорох и вышел Жульбарс, держа в зубах

глухаренка. Встретив Илью бросил добычу и снова исчез. К нему присоединился Моряк. Илья вернулся к Геннадию с глухарем в руках. Вот видишь, хоть и ночь, как мы точно вышли к глухариным выводкам. Они еще молодые, обмокли, тяжело поднимаются из травы. Геннадий встал:

— Пойдем, а то разбросают, где попало, не найдем.

Дождь перестал, в лесу стало светлее. Они без единого выстрела собрали еще 6 глухаренков. Собаки избегались, мокрые, встряхиваясь пришли к ним и взглядами спрашивали, как мы довольны их работой.

Развели костер, сварили чай, обогрелись, а сушиться особенно не стали. Им еще шагать по направлению к дому.

Так и не дошли до поймы Беринга. Возможно, на лестранхозовой автодороге повезет, их подвезут лесовозиики. По тайге прошли только в один конец до сорока км в сутки. А сколько прошли по сопкам, кто их считал. Когда вышли на автодорогу, еще более 30 км шагать до дома. Суставы наработались на ногах, трещат с болью, но никто об этом не пожалуется. Поход по тайге — это вид спорта и разновидность отдыха. Добровольно выбранный. Пока ходишь, сколько новых ягод-пиков откроешь. Так уж повелось у Сибиряков, отдыхать значит промышлять в тайге. Вот и лесовозник догоняет их с погруженными хлыстами. Хоть и правила не брать постороннего в кабину. Город небольшой, все друг друга знают, как оставишь таежника на дороге. За час они доехали до городка Алзамай.

Предместье Турксиб, а там сели на обочину, собак поджидать. А им не привыкать бегать за машиной. Вот и прошел их выходной день. Оставив после себя столько смешных воспоминаний.

Успешные работы с кадрами, бессонные ночи при обучении подобранных рабочих дали результаты дела в ремонтном цехе пошли на подъем. Мастерский состав подобрался молодежь, прибывшие из учебных заведений Москвы и Ленинграда, воспитанники отраслевых ВУЗов.

На пленарных совещаниях между цехами смежниками выявлялись неувязки. Особо слабо работала «епархия» начальника цеха Зарубина кузнечно-заготовительный цех. Илья пытался ему помочь, но это воспринято не было. Зарубин отнесся болезненно.

Простодушный Илья приходил в недоумение. Интересы работы требовали ритмичности, согласованных действий на выпуск конечной продукции. Зарубин не хотел понять интересы сборки механизмов при ремонте. В этих неувязках пытался искать классовый характер действий и взаимоотношений. Конфликт решился просто. Строился мотороремонтный цех. При монтаже оборудование допускали неувязки с технологией. В обсуждении, анализе случившегося участвовал начальник

цеха Айтуганов. Который предложил очень простое решение. Создать замкнутый самостоятельный цех с законченным циклом ремонта двигателей.

Предложение было принято, особо поддержал его главный механик Червоткин. Решили монтажные, пуско-наладочные работы поручить автору предложения Айтуганову.

Оригинальный способ ремонта двигателей, организаторские способности автора, сумели за быстрое исполнение пуско-наладочных работ и цех успешно заработал, раньше намеченного времени. Работа двух-трех месяцев показала резкое снижение себестоимости, главное — с хорошим качеством работ, что со временем оценили лесозаготовители.

По окончании реконструкции завод специализировался на ремонт тракторов марки Челябинского тракторного завода и их модификации. Бульдозеры, погрузчики П-2 и другие навесные агрегаты.

Завод вышел в ряды крупных ремонтных предприятий не только в отрасли, но и в стране. Ведущую роль в этом сыграли когорта ремонтных рабочих укомплектованные, выученная молодежь. Инженеры и техники работающие вокруг начальника цеха Айтуганова. Особое место в развитии завода принадлежит его директору Гудкову Григорию Яковлевичу который вложил энергию, упорство в комплектацию кадров ремонтников. Он принципиальный инженер-организатор.

Авторитет Ильи, его инициатива в работе не давала покоя Зарубину. Он вышел в круг райкома КПСС с доводом несовместимости работы бывшего политического заключенного на руководящей работе. В хозяйственных активах района работники райкома избегали подать руку бывшему политзаключенному. При встрече здоровались через зубы.

Наступил 1955 год в конце лето как-то пришел с завода расстроенный. На заводском собрании один из коммунистов заявил:

— Не желает работать под руководством «врага народа». Хотя тут же ему указали в неряшливой работе. В начале освоения ремонтных работ начальник цеха жертвуя личным временем учил этого коммуниста работать на шлифовальном станки. По шлифовке коленчатых валов. Дома Илью встречает супруга. Надежда Никитична, подает ему пакет из Москвы, с Московским штампом прокуратуры. Пакет вскрыли, а там извещение генерального прокурора СССР:

— Дело гражданина Айтуганова Ильи Павловича от 2 декабря 1937 года пересмотрено челябинским областным судом и прекращено как невиновного. К этому пропето 18 лет. Из них 10 лет в лагерях, не сладко

было и на свободе, этих восемь лет непрерывные гонения, отчуждения, как прокаженный человек. Кто-то в современном мире трактует, скучает о правителе с твердой рукой... Илья Павлович не желает им этого, не дай Бог вернутся времена твердых рука. Сталинизм аналогия Гитлеризма.

Они шли рядом, хотя противоположны, в жестокости равноценны. Не исключена возможность, вернувшись, твердая рука на подобие Cталина и его окружения. Они не разборчивы. Может, коснется и тех, кто молится о приходе твердой руки. Единственное, что говорит Илья:

— Восстановите люде, чувство локтя друг с другом, что потеряли за наш век. Ищите у себя в душе сознание терпеливости, милосердия к ближнему. Это не от бога, все наши невзгоды, в нас самих. Заслонились враждой, злостью, отчужденностью. Только сами можем избавиться от наших подлых нош. Восстановить в нашем сознании человеколюбие, милосердие, терпеливость. Человек оторвавшийся от общества это пылинка в пустыне. Мы человек только тогда держимся друг за друга. Наше стремление войти в национальную скорлупу, главная наша вина, наша ошибка. В мире с нами считаются пока мы вместе. Объединение народов, какой ценой добыта веками, поколениями, кто разрушает эта самая большая ошибка.

На заводе пошла молва, что Илья Павловича Айтуганова реабилитировали. Он не был «врагом народа». Через столько времени разобрались,

И правда что он дневал и ночевал на заводе когда ремонт машин удваивали.

А другие говорят:

— Ох как его чернили на партсобраниях за глаза. А те, кто это делал ничего плохого в этом не видели. Он нашим мужикам рассказывал на рыбалке, что он был комсомольцем.

— А как теперь? А ведь ему под сорок лет теперь.

— А как в глаза глядит ему наш парторг Зарубин, прошел все инстанции выступая против него. За что?!

Так прошло еще два года, на заводе стал кризис с должностью главного инженера. Бывший уехал в Москву, откуда приехал. Директор завода Гудков один руководил заводом, главного инженера не стало. Один за другим обнаруживались недостатки инженерной службы завода. Ремонт механизмов хлопотное дело. Вылезает за день столько дел, которые надо решать на ходу. Не хватает зап. частей, расширения номенклатур изготовления, реставрация деталей взамен отсутствующих деталей. Работа инженерного хозяйственного завода требующих оперативного вмешательства.

Но представлению директора завода Гудкова, начальник управления Иркутсклеспромхоза Александров проезжая из Тайшета через Алзамай подписал приказ о назначении Ильи Павловича Айтуганова главным инженером завода. Лед искусственно замороженный вокруг Ильи Павловича постепенно испарился. На заводе почувствовали жесткую техническую политику, в вопросах ремонта лесозаготовительной техники. Как-то заходит в кабинет главного инженера парторг Зарубин, и подает ему рекомендацию для вступления в кандидаты КПСС, и сказал:

— Второй даст твой шеф Гудков, третий кто-нибудь из коммунистов мотороремонтного цеха. Ты же был комсомольцем в прошлом, так легче будет работать.

Сентябрь 1957 года при утверждении РК КПСС, кто раньше отворачивался при встрече, виду не подали о прошлом.

Это маленький пример, описанный в этих очерках, как вытравливалось годами трудолюбие, затаптывалась человеческая личность. Мне кажется, нужно одно понять в мире. Любителям садизма, больных кровожадностью:

— Человеческий разум невозможно полностью закабалить. В одном мосте прижали, он всходит на новом месте, проявляет себя в новом лучшем качестве. Она живет, пока живо само человечество. Если читатель заинтересуется, что же дальше. Во всяком безумии приходит на смену прозрения. Осмысление сущности жизни. Кто торопится, торопит время, не нужно торопить, она уже началась. Во всяком прозрении нужны чистые головы, ясная совесть, видеть обновления, следить по возможности участвовать в управлении презрением. Ильи живучи, так как в их генах труд. Результате труда мы живем. Они готовы трудиться, и трудятся ради расцвета разума на земле. Их миллионы, никакая репрессия их не одолеет.

В месте тех, кто остался в тайге, появились новые поколения стойких борцов за разумную жизнь. Пусть верховенствует разум на земле, побеждая мракобесие, тиранию и всякую подлость.

Глава 12

Где она, малая Родина?

Много воды утекло через русло реки Топорок с того времени, как Илья оказался в Восточной Сибири. И таежные ручейки несут свои воды, собирая влагу в бассейне реки Ангара. Передавая эстафету малые к большому. Как трудно остановить течение воды в реках. Так и отсчет времени не остановишь, так же не остановишь человеческую

жизнь. Человеческая жизнь параллельно времени ритмично отсчитывает свой путь. Мы сами создания времени, ее частица. Вот так и Илья остался в Сибири. Оброс с семьей, детьми, вписался в коллектив на заводе. Прижилась молодая семья в Алзамай. Обреченный повседневными заботами. Как бы не любил он тайгу, асе же снятся ему сны видит во сне степь ковыльную, просторную, заросшую хлебами с переливающимися колосьями на ветру.

Степи где пасутся стада барашков или косяки казахских длиннохвостых коней, несущихся по степи па водопой.

Как бы они не снились, вот она Восточно-Сибирская тайга, как бы человек не вмешивался в ее жизнь, она живет во времени.

Зарастают вырубки новой порослью, обрастают гари новой сменой после пожара. Самое примечательное в нем. все же происходит изменение силами творческих рук человека. За годы Великой Отечественной войны построили па Ангаре Иркутскую, Братскую, Усть-Илимскую ГЭС.

Задействовали лесопромышленный комплекс в Восточно-Сибирской тайге и работают алюминиевые заводы. Раскорчевали тайгу, колосятся хлеба в таежном крае. Выросли новые города Ангарск, Братск. Саянск, Усть-Илимск, Вырос Коршуповский горно-обогатительный комплекс.

С появлением человека в тайге, появились и проблемы большие и малые в зависимости от объема вмешательства.

Наймушинские строители строили плотину на Ангаре, на Братских порогах в зоне затопления лес не успели вырубить, оставили под водой на площади десятки тысяч гектаров высококачественного золотого лесного фонда. Лес ничейный, общенародный, настоящий хозяин разве мог бы обращаться с даром природы так.

Наймушин «герой социалистического труда», в то время ему все дозволено, лес то не его общественный.

В Алзамайскую тайгу запустили на лесозаготовку воинскую часть, которая выделенную лесосеку превратила в болото. Под гусеницами танков и другой гусеничной техники. После них на этом месте десятки лет не растет даже трава. Такая же участь постигла Восточно-Сибирский лес после лесозаготовки контрагентов из союзных республик. Государство есть, настоящего хозяина в лесу нет. Грабят в Сибири лес, как колонизаторы, кому не лень. Государственные лесхозы, кто должен хозяйничать в лесу, быть представителем государства, беречь лес... Они больше занимаются лесозаготовкой, чем воспроизведением леса, новых угодий. Сами лесхозы участвуют в грабеже, чем охранная служба.

После рабочего дня видели в пятницу вечером вышли три охотника любителя в тайгу. Шагали вверх от Грибановского ручья по направлению к баракам. Дорога заброшенная во многих местах заросла кустарником. Шли ходко, засветло подошли к баракам, когда-то здесь был поселок лесозаготовителей. Жили в поселке сильные, люди из Прибалтики, латыши и поляки. Место поселка совсем заросло кустарником, как дорога и поселок. Вот и кладбище жителей поселка, совсем заросшее сосняком. На могилах кресты массивные, высокие захоронения сделаны по-хозяйски надолго. Рассматривая захоронения можно определить по культуре народа, поживших здесь. Оказавшихся по воле рока, по воле отца народов.

Один из охотников тоже политический узник в прошлом подумал вслух не произнося ничего. Эти могилы долго будут еще напоминать народу о репрессиях человека труда «нашими вождями».

Поселка здесь давно нет, и бараки сгнили, никто здесь не живет. Кладбище теперь оказалось на стороне от обитателей человека. Сюда приходят по охотничьим да иногда лесосборщики. А сколько таких могильников в Сибирской тайге, без меток и крестов жителей ГУЛАГа, могилы российских сынов и дочерей. Которых пригоняла в неволю сталинская опричнина. После кладбища перешли на другой берег ручья, перевалив сопку, вышли на таежную озеро. Решили здесь ночевать. В команде ведущем был Генаша, самый молодой из охотников, сторожил из коренных «чслдон». Его род самый древний в Алзамае. Высокого роста, мужчина средних лет. По натуре прямолинейный, скромный, за скромностью скрывается смелость, отвага. Человек он исключительный честности и скрупулезной чистоты.

С Ильей их объединяла совместная работа. Совместная любовь к природе. Айтуганов был наставником для него по работе, Геннадий как-то сказал на заводе:

— Вот с Ильей Павловичем я бы потел в разведку. А с нашим Зарубиным надо подумать, идти или нет.

Илья был с Южного Урала, потомок казаков, татарской крови. Завезенный в Восточную Сибирь, вернее, в Восточно-Сибирскую тайгу опричниной, сталинскими репрессиями как «враг народа».

Так и остался в Сибири жить.

Он о себе рассказывал:

— Что он выходец из вечно гонимых, непокорных татар.

И на самом деле так выходило.

Российский царь Иван Грозный его предков выжили из обжитых мест проживания, из бассейна Волги, ее притока Камы в Башкирию.

Царица Российская Анна Иоановна их предков переселила из Башкирии в Оренбургские степи.

«Великий вождь народов» Кабо в 1937 году его отправила во владение рабовладельческого государственного учреждения ГУЛАГ. Закованного в наручники.

По своей природе он никому никакого вреда не делал. За всю свою жизнь, если можно назвать жизнью 20 лет.

Третий охотник был лет сорока пяти, интеллигентный, тихого нрава, очень простодушный, оглядывающийся вокруг себя, как бы чего не вышло. Все его поведение говорило:

— Моя сумка, моя дичь, мои продукты. Урожденец он из рязанщины Василий Николаевич Ковалев.

Илья с Геннадием по выходным дням вместе бегали в тайгу много лет. Знали друг друга хорошо. Они в тайге ориентировались хорошо, знали таежную азбуку.

Василий Николаевич в тайгу напросился впервые.

Геннадий на месте табаровки начал таскать дрова, валежник на ночь. Илья собрался на озеро посмотреть выводки уток подстрелить дичь на похлебку. К Илье присоединился и Василий. Выводки не пуганные, подстрелили и собрали трофеи.

Приходя на табор, Илья приготовил ужин из добытых уток. Сели ужинать, Василий не идет за общий котел. Кое как уговорили его сесть за общий стол, вместе покушать.

Утром пошли вглубь тайги, как знаток леса. Гена впереди, следом Илья, Василий — замыкающий. На пути при выходе к бору, обнаружили глухаря. Сидел на вершине сухостоя. Предложили Василию попытаться скрадывать птицу. Он по дороге быстро сбился с ориентира. В помощь пошел Илья. Не только скрадывать, при выстреле сдуплетил, глухарь упал под ноги Василию. Когда подобрали, аж жеканом у птицы кишки вытянула, второй ствол был заряжен на крупного зверя. Илья выслушал гнев Геннадия за порчу дичи.

Шли по направлению к Мотиной избушке, там приличное болото и ельник. В Мотиной таежке всегда водились рябчики, Когда подошли, изумились — вся таежка вместе с ельником превратилась в болото. Лес вырублен, весь молодняк затоптан. Гусеницами танков и тракторов. Охотничья избушка столкнута в ручей. На делянке поработали военные лесозаготовители. Геннадий и Илья совместно поддерживали в хорошем состоянии избушку.

Только в прошлое лето сделали ремонт. В этой избушке два столетия жили охотники Колесовы. До них обосновал избушку местный охотник, зверелов Мотин по клички Мотя. Не стало избушки, таежного ельника.

Исчезло вековое угодье потомственных охотников.

Большая Сибирская тайга, она ничья, кто в ней живет, не имеет власти ее беречь, кто санкционирует на разорения, живет в Москве. Считает отгрузку леса. Что потомкам останется их не интересует. Знают считать валюту полученную за лес. Они лес знают по картине Шишкина.

Сибирская тайга живая, ранимая и не бесконечная.

Она не выдерживает разбойный произвол, нуждается в хозяине.

Государственная собственность называемая народной, она не исчезает разоренная. Сам подход к использованию дара природы бесхозный...

Настроение испортилось, Геннадий считал эту избушку своей собственностью, доставшейся ему по наследству.

Он здесь с детства промышлял. Знал и оберегал каждый муравейник, оберегал по хозяйски.

Испорченным настроением пересекли болото, начали подниматься на сопку на вершине которой водораздел, на восточном склоне росла лиственница толщиною в четыре обхвата.

Рассуждая о ее возрасте, знатоки говорили:

— Более четырехсот лет.

Илья с Геннадием никогда мимо не проходили эту лиственницу и сейчас остановились посмотреть с высоты па необъятный лес. С вершины на восток открывается самая красивая панорама тайги. Множество распадков, безымянных ручейков, и вдали пойма речушки Беринг. Водораздел тоже носит название Берингово. Отсюда на восток по обе стороны речушки простираются сосновые бора до самой реки Уда-Чуна. После падения речки Беринг, Уда получила название Чуна. На пути охотников попадаются сплошные ягодники, спелая голубика, на склонах сопки отцвела брусника, в гари малина, на болоте можно определить урожай клюквы.

Геннадий хитрил, всю добычу складывал в рюкзак Ильи, рюкзаки наполнялись дичью. Охотники вышли на мост через речушки Беринг, тут проходит лесовозная дорога Алзамайского леспромхоза.

Если ехать дальше на север дорога приведет в поселок Широкове. У моста имеется избушка, здесь жили лесозаготовители когда-то, сейчас останавливаются ягодники, иногда охотники, рыбаки.

Геннадий объявил привал. Илья организовал костер и поставил чай. Таежный чай, особый, заваривается из кореньев черной смородины, получается напиток таежных «богов», с ходу снимает усталость.

Пока чай готовили, Геннадий на речке надергал хариусиков и ушицы приготовили.

От моста через речку Беринг до Алзамая более сорока километров:

Охотники ждали машину с подсочниками — сборщиками живицы. Они всегда в субботу в баню ездят в Алзамай. Доехали до города быстро. По пути самый ближний живет Геннадий. Его супруга всегда в ожидании охотников полуфабрикаты готовит для похлебки. Только дичь потрошить, и ужин готов. Когда подошли к дому Геннадия, Василий отказывается заходить па ужин. Кое как уговорили его. Зашел. Геннадий высыпал всю дичь и разложил на троих. Одну из куч предложил Василию, тот не берет. Что он эту дичь не добывал, ему разъяснили, порядок охоты, вся добыча делится на число охотников поровну.

Василий удивился. После всех разъяснений взял добычу. Василий снял свой патронташ с пояса, вынул патроны и говорит:

— Бери Геннадий мой патронташ, он у меня наследственный, бери и береги, за твою Сибирскую справедливость, прими от меня подарок...

Так они подружились и вместе стали ходить на охоту.

Взамен разрушенной избушки на Мотине таежке построили новую на перевали па Беринговой тайге.

С приходом нового главного инженера из местных кадров завод работал стабильно, усилиями большое коллектива рабочих достигали проектную мощность но капитальному ремонту лесозаготовительной техники. Плохо решалась социальные вопросы, лесная промышленность не выделяла средств на социальные нужды заводского коллектива. Вся прибыль снималась в распоряжению Иркутскдеспрома. Директор завода Гудков обошел все инстанции добиваясь улучшения социальных нужд, в последствии он стал неудобным директором, непокладистым для вышестоящих служб министерства лесобумажной промышленности.

В результате на заводе появился новый директор, Владимир Владимирович Коршунов, человек молодой, энергичный. На стабильно работающем заводе ввели новшество.

Коршунов ввел новые порядки проведения торжеств, по каждому случаю, приурочивая их, то выборы профсоюзного актива или партийного начальства. Расходовались разные премиальные фонды, проводя через профсоюзы. В коллективе вошла в систему проведение пикников.

По подведению итогов по специальному соревнованию. После очередного орган, коллективной пьянки на второй день похмелья на рабочих местах. Сорванный ритм работы под конец месяца наверстывался

штурмовщиной. Участником штурма как правило на трубе планового трактора вывешивался красный вымпел, которому выдавался со склада спирт. Популярность директора росла. Здоровые силы па заводе задумывались. Ревизия обнаружила на складе недостачи спирта, несколько бочек. Ревизия проводилась работниками Иркутского ОБХСС. Коршунов вышел из положения. Подсунул своего заместителя Яковлева которого осудили на шесть лет заключения за воровство спирта. После реабилитации Илья Павлович нравственно укрепился, хотя следы прошлого трудно залатать. Он же рожденный в трудовой семье с большим азартом взялся за работу. Тридцать восемь лет от рождения он в расцвете сил. За что не брался, работа кипела. При обходе цехов заходил в свое детище, мотороремонтный цех. На обкатке испытания двигателей работал на приемке продукции его друг, Тимофей Емельянович Сиротенко, человек редкого таланта в автотракторном деле, Илья — организатор этого цеха. Так получилось, что в этом цехе работали туркоязычные народы, проживающие в Сибири. У главного инженера с ними были особые отношения. Он владел несколькими языками, на работе хорошо контактировал с ними, за это его ученики в большинстве.

Его друзья рассказали ему эпизод в котором и он был участником. Обкатчик моторов Габдрахманов убеждал механика-приемщика Сиротенко что двигатель по всем параметрам годен к приемке. В протоколе обкатки стояла запись на переделку с указанием дефекта. Сиротенко упрекнул Габрахманова, Айтуганов этому учил нас с тобой. Тогда обкатчик начал рассказывать:

— Твой друг не только инженер, но и патриот нашего завода. Он с нас выжимает максимальное качество, четкость в работе.

Вот мы с ним ездим в леспромхоз на обследование работоспособности наших тракторов. Он аргументирование доказывал эксплуататорам нарушения правил по эксплуатации. Целую неделю мы с лучшими ремонтниками были в леспромхозе. Когда с нашей помощью вывозка леса наладилась, директор нам спасибо сказал и премии выплатил.

Он как Чингиз жестокий, а вот в быту истинный товарищ. У нас говорят дустым, иптэшем, а это значит хороший товарищ. Кстати вот он идет, сюда направляется. Обкатчик просит Сиротенко не показывать протокола. Оплошность допустил молодой рабочий, слабый навык. За бракованный двигатель досталось мастеру Гайдаржи.

При выходе главною инженера к нему подошел слесарь по регулировке топливной аппаратуры Хайруллин Зуфар и доложил, что пока он обходил другие посты, они исправили дефект. Полный порядок как

и при вас. Так сильные практики поддерживали должный уровень производства.

Почему в жизни так получается, труженик талантливый организатор Гудков не удержал поддержки со стороны вышестоящих органов, А плеяда авантюристов сменяют один другого. Мне кажется ответ простой. В верхах сидят из того же ряда. Подобно тому, как в зверином государстве в народной сказке:

— Чтобы мост построить, заказали материал достаточно строить мост вдоль реки.

Как-то в парткоме секретарь парткома с главным инженером стали анализировать результаты Коршуновского правления. Секретарь парткома Булхов сказал:

—Что ты, Илья Павлович, плохо видишь, не смотрел по телевидению, когда пьяного Брежнева кое-как поддерживает свита на трибуне. Век настал хвастливых очковтирателей и показушников. Такая оценка появилась в рабочей среде, когда средства информации, радио и телевидение стали выражаться: «Наш любимый вождь Леонид Ильич Брежнев».

Все труднее становилось работать главному инженеру с уходом такого директора, как Григорий Яковлевич Гудков, человека честного, трудолюбивого, талантливого организатора, настоящего коммуниста. Гудков не боялся ответственности. Особым чутьем подбирал кадры по деловым качествам. В трудных делах брал на себя ответственность при необходимости решать сложные вопросы. С таким человеком легко работать. Таких работников большинство, они, такие как Григорий Гудков, создают все, чем обладает наша Россия.

В семье Айтугановых к двум сыновьям родилась и долгожданная дочь, дочь назвали Людмила, стала в семье троица, Василий, Владимир и Людмила. Надежда, супруга Ильи, была женщина самостоятельная, трудолюбивая, началась дружная семейная жизнь в семье.

В этих условиях Илья с Надеждой решили навестить малую родину Ильи. Ехать-то пришлось одному. Семья обросшая хозяйством вот спустя восемнадцать лет Илья поехал навестить Южно-Уральскую степь поселок Фершампенуаз.

Поезд Иркутск-Челябинск следует двое суток до Южного Урала. В купированном вагоне на верхней полке решил отоспаться за все годы, ничего не думал. Из головы не уходил поезд, идущий в Восточную Сибирь, вертушка с этапом заключенных. Как не пытался забыть все это, ничего не получается. Как только вздремнет, снится ему прошлое; последняя встреча перед арестом. Шел Илья поздно вечером из института после занятий. Таня Гуреева жила по пути, на Ижевке.

Горно-металлургический институт находился у подножья горы Магнитной. Зашел он к ней, Татьяна спала, но рада была, что зашел Илья. Они друзья с самого детства. Росли на одной улице, дома их родителей построены друг против друга. Айтугановы жили на солнечной стороне, Гуреевы на теневой. Когда на улице прохладно, играли на солнечной стороне у дома Ильи. Когда жарко - шли в тень к дому Татьяны. Мать Татьяны, Василиса Федоровна была крестной матерью Ильи. Кумовья Василиса Федоровна и мать Ильи, Александра Андрияновна все вели разговор, вырастут дети и будут жених и невеста. Их настроение внушало, что сверстники все так и воспринимали. В школу ходили в один класс.

Таня росла девочкой стройной, скромной и очень строгой. Александре Андрияновне так и не пришлось вырастить своего сына, недуги рано унесли ее из жизни. Его сыну Илюше всего было семь лет. Василиса Федоровна на изменила своему слову, считала Илюшу своим будущим зятем. И сейчас поезд шел чрез Челябинск, надо пересесть на Магнитогорск.

Первым он придет в семью Гуреевых. Они ничего не знали о нем, вот уж как восемнадцать лет. Илья знал, что Татьяна вышла замуж за их школьного товарища, одноклассника Николая Гуреева, у них растут дочь и сын, как и у Ильи.

В Челябинске при пересадке ему повезло, разрыв между поездами всего три часа. В поезде на Магнитогорск его сердце все билось учащенно. Пошли с детства знакомые места, проезжаем за окном степные места, которые ему снятся всю жизнь.

Когда проехали станцию Карталы, мужчине нужна твердость, летнее утро быстро светлеет, при виде родной степи так и слезы катятся сами. Он пробовал прятать глаза под подушку, все равно в подушке видел третий разъезд, нагайбаки, проехали его родную станцию Гумбейка, а перед станцией мост через речку Гумбейка. Всем телом почувствовал степь, запах полыни на холмах, цветущий ковыль в степи, степной воздух. Вот она, Южно-Уральская степь, малая родина.

Вот и Магнитогорск, только пассажирская станция на правом берегу реки Урал. Что первое видел он тихое летнее утро. Над комбинатом смог. черно-желтое облако дыма. Чудно показалась после долгой жизни в таежном сибирском крае, в крае обширного зеленого леса, в крае распадках сопок дует из Саянских гор легкий ветерок, приносит аромат хвойного кедрача, пихты, ели, запах сосновой хвои, вперемешку запах, разбавленный присутствием величественных лиственниц. Ни с чем не перепутаешь на заболоченных местах запах пихтача вперемешку с елями.

Гуреевых разыскал быстро, долго не решался войти. Они же не знают что он на свете живой. Прошло столько времени. На звонок никто не ответил, дернул двери, они сами открылись. Зашел, увидел худенькую, старенькую, но не потерявшую былую красоту, с такими знакомыми чертами женщина со стола белит потолок квартиры. Увидела, крикнула:

— Божье днем покойники, свят, свят, это же Илюшенька! Господи! Живой! — и крестная мать со стола упала ему на руки. Расцеловала в щеки, в носик, обошла вокруг и произнесла: — Совсем мужчиной стал. Мы уже в памяти совсем похоронили тебя.

Пока Василиса Федоровна ахала, охала, пришел домой Георгий Сергеевич, хозяин дома. На балконе поставили самовар старинный, углем топится. Стол накрыли как в старину у кряшен, православных татар. За шумным самоваром расположились, кто пришел, родственники, пожилые сверстники отца и матери. Он рассказывал, отвечая на интересующие темы старшего поколения. В их понятии Сибирь -край отверженных людей обществом. По рассказам Ильи там живут хорошие трудовые люди. И природа щедра работящему человеку.

Отдельные эпизоды ГУЛАГа, а если это называть жизнью, восприняли судьбу Ильи, что те люди, кто оказался в лапах опричнины, чекистов не вернулись в родные места. На Илью смотрели как на человека, вернувшегося с того света. Хотя все сидящие пережили коллективизацию, раскулачивание. У многих самих после сдачи имущества в колхозы, дома отобрали за несдачу твердого задания, специального налога.

К вечеру пришла к матери Татьяна Георгиевна с супругом, Николаем Ивановичем Гуреевым. Татьяна увидела Илью, зардела румянцем, при улыбке те же ямочки на щеках. Вот так складывается человеческая судьба. В детстве, отрочестве такие близкие друзья, Татьяна и Илья встретились совсем как чужие люди. У каждого из них нигде не записанная судьба. Сложившаяся дорога в жизни. Так распорядилось время в судьбе многих. Николай Иванович, участник и инвалид Великой Отечественной войны. Боевой офицер в прошлом. Как инвалид войны, трудно вписался в трудовую жизнь после войны, пристрастился к алкоголю. Как-то Илье рассказывали тесть и зять. Георгий Сергеевич, старый труженик, когда видит своего зятя при встрече на улице, то переходит на другую сторону улицы, избегая встречи с человеком, опустившимся в алкоголизме.

Так закончилась первая поездка Ильи в Магнитогорск. На другое утро его проводили на автобус, отходящий в Фершампенуаз два молодых парня, новые друзья, потомки нагайбакских казаков, брат Евгений и сын Татьяны, Леонид.

Автобус переправился через реку Урал, пошел вдоль соцгорода на окраине города, где раньше был спецпоселок ссыльных татар из раскулаченных. Вырос красивый городской квартал одноквартирных домов. Дальше вышли за город, пошла асфальтированная дорога, та же дорога, по которой он пришел в Магнитку более тридцати лет тому назад. Тогда не было асфальта. Автобус катит в сторону станции Буранная, пересекли железную дорогу, такт пошел в сторону совхоза Нагайбакский. Чем ближе к Фершампепуазу, все холмы и пригорки, как вчера по ним шагал, малая родина, обернувшаяся как мачеха. Из дома выгнали, давшая приют Магнитка не успела обласкать, радоваться результатам труда. Заковали в кандалы и в тюрьму. Заковали-то не пришельцы, а тутошные, местные, магнитогорцы. Что его привлекает тут, родина, она ничем не обязана ему. Кроме того, что он тут родился. Есть же другой долг у сынов родины, своим трудом облагораживать свой край. Прославлять делами, что сделал ты, Илья? Что едешь сюда? По какому праву. Есть у него право, больше, чем право. Он - частица этой земли, тут прах матери. И он как есть из этой земли. Он едет на малую родину.

Каждая минута хода автобуса приближает его к родному дому в воображении Ильи. Вот и сворот с тракта к Нагайбакскому зерносовхозу, сворот к Фершампенуазу. Слева по дороге озеро Моховое, некоторые называют его Гусиное озеро, и то и другое действительно. Озеро заросло мхом, в нем толщина мохового одеяла более метра. Берега заросли камышом, в них гнездятся дикие гуси и водоплавающие птицы. Летом вода чистая, нагревается теплая, влезешь купаться - как парное молоко. Но никто в нем не купается, дно илистое, топкое. Берега заросли камышом, и расположено вдали от поселка. Илья хороню помнит, как с отцом мох добывали для строительства дома. Вот вдали виднеются очертания поселка, перед поселком черточкой зеленеет речка Гумбеика.

Раньше немного ниже по течению была переправа у красного яра. В километрах трех от построенного моста была вторая переправа у черного яра. Подъехали к мосту, а воды-то не видно, река заболотилась. В былые времена в этих местах вода была чистая, в ней водились окуньки, берега заросшие камышом, в середине реки росли кувшинки и водяные лилии. У Ильи сразу настроение испортилось, и на сердце возникла ноющая боль, у взрослого мужчины слезы капнули из глаз в обиде за Гумбейку. Небольшая река - это же жемчужина для любого поселка в степи. Донора но всех поколениях ждала, как праздник, купального сезона. Зимой сколько рассказов, лежа на податях, в беседе между собой. Кто как переплывал, кто как ныряет, так жестами

показывая, как это происходит, как ведут при нырянии под водой.

Автобус, огибая сосновую гору. вышел к ветряным мельницам, а их уже нет, все три мельницы снесены, па их месте виднеется аэропорт, Вот второй мост через речку Кызыл-Шеяек, мост солидный, красивый с виду на подходе. После моста па взгорок подъем, выезжая на улицу через квартал - автостанция. Сошел с автобуса и немного растерялся, увидев дома своих друзей. Посмотрел вокруг, не смотрит ли кто-нибудь через забор на него. Нет, никто не смотрел. Никого знакомого не встретил. Если и встретишь, кого узнаешь через столько лет. Он после 1930 года здесь не жил. До ареста редко, но приезжал. Вот переулок, где дом Исая Ишменева, мимо его дома следующая улица Советская. По этому переулку угловой дом Николая Игнатьевича Айтугапова. Сейчас там должен жить его сын, Павел Николаевич. Следующий дом - их, а третий от угла - его дедушки. В этом доме он родился и вырос. Илья прошел дальше в сторону майдана.

Идет в оглядывается, по обе стороны улицы дома его друзей. У каждого дома их излюбленное место, где собирались играть в чижики, в лапту, в бабки. Он стыдливо не смотрел на дома, где пет его друзей. Как будто он в чем-то виноват перед ними, что он шагает по улице без них. Время как слизало их со света. Великая Отечественная война, его поколение встретило врага в начале войны, они служили в регулярной армии на действительной службе.

Вот дом Павла Евдокимова, сколько ночей они провели в дом доме. Делая уроки вместе. Илья в морозные дни приносил уроки Павлу на дом. Он по ветхости одежды на мог посещать школу в большие холода. Вот дом Кинзиных, из этого дома он провожал своего друга Александра на ссылку при раскулачивании. Угоняли раскулаченных ночью, тайком от людей, в сопровождении чекистов конвоиров. Илья шел за санями, прячась в огородах, до самой реки Гумбейки. Со слезами вернулся, не мог попрощаться с другом.

Вот и дом, куда он приехал, здесь родилась и выросла его мать. Дом Минеевых. Почему-то дом укоротился, по-видимому, ремонт произвели. По бедности одна треть дома разобрана и фундамент короткий стал. Не останавливаясь на наружный осмотр, он зашел во двор. Вот и сени, двери те же. Вошел в дом, как и в прежние времена, детей много, меньше чем они росли. Наверно, количество детей сократилось пропорционально дому.

Встретила женщина с улыбкой, которую он не знал. Она из молодого поколения нагайбачек-кряшен Августа Григорьевна, местная, из семьи старожилов поселка, из своих, татарской крови. Николай Павлович тут как тут, не заставил сикать, прибежал с работы. Большая

семья у Николая Павловича, его супруга Августа осчастливила его тремя сыновьями и еще две дочери. Тут же мальчики побежали по многочисленным родственникам с вестью.

Начали приходить гости родственники и просто односельчане одни за другими. Он рассказывал на вопросы односельчан подробно и правдиво, Oни представляли о Сибири как о крае ссылки и заточения людей, где живут одни каторжники и ссыльные. Когда Илья рассказывал об истинной Сибири. Удивлялись, тайга богата ягодниками и лесом, добывают пушнину, хлеб растет не хуже, чем па Южном Урале. Жители Сибири очень гостеприимны, дружелюбны. Когда рассказал, что он уходит и не закрывает дом на замок. Старики удивлялись, причмокивали языками, удовлетворенные оставались в довольствии.

На следующее утро пришли самые старые старики. Илья еще спал. От их шепота проснулся, ему неудобно было лежать на постели. Некоторым стукнуло более девяносто лет. Старик Мышкип зашел и шепчет:

— Спит еще, «бичара» - бедолага.

Илья при них соскочил с постели, стал извиняться, что не встретил стариков на ногах.

— Смотрите, внук Степана не забыл родной язык, разговаривает, как всю жизнь с нами прожил.

Илье снова и снова пришлось рассказывать о Сибири, Особенно о прелести Тайшетского лагеря. Старики удивлялись, радовались, что живой вернулся. Хотя их жизнь в деревне не отличалась от жизни времени крепостного права. Многие и сейчас не имели паспортов. Без ведома поселкового совета или председателя колхоза не могли выехать за пределы района.

После встречи со стариками Илья решил навестить самых близких друзей. Пришел к Пpoxopy Манзину, отцу своего друга Георгия. Пpoхор Демьянович рассказывал:

— Дети, твои сестренки, как вас с отцом посадили, остались одни беспризорные. Дарий было десять лет, а Нине - восемь. Они по поселку ходили за подаянием. Чекисты в квартире порылись, разбросали все, что там было, и ушли. Судьба детей их не интересовала. Наш Георгий работал в районе, наткнулся на них, потом их отправили в приют. Когда узнали, что тебя посадили как врага народа, Георгий сказал мне: «Такие парни, как Илья, не могут быть врагом народа. Сам пострадает, а в беде не оставит человека. Я не верю, что он какой-то враг. Илья очень серьезный товарищ.

Георгий не вернулся с Великой Отечественной войны, рассказывали, что он геройски погиб. Георгий очень обиделся, что ты не пи-

сал письма. После того, как вашу семью выбросили из дома, и ты уехал па Магнитку.

Илья пояснил Прохору Демьяновичу:

— Если он писал бы, то его обвинили бы в подкулачничестве. При последней встрече я ему пояснил, и мы поняли друг друга.

— Знаю ваши отношения, дружбу с Георгием, Мы с твоим дедушкой Степаном Анисимовичем радовались смотря на вас, что ладные растут казаки.

Прохор Демьянович дальше рассказал:

— Твои сверстники никто не вернулся с войны, один Иван Мукаев вернулся на одной ноге. В нашем поселке не пахнет нагайбаками, живут одни инородцы. На улице не слышны речи кряшон. Бог не миловал наш народ. После погрома русского царя Ивана IV Грозного мы и паши предки так оберегали наш род, нашу общину. После 1930 года все пошло вверх тормашками.

Умирая песню поем о Сталине, не поймем того, что он никого не щадит. Не уважает он россиян, превратил весь народ в крепостных. Таких, как ты, загнали в рабство, на каторгу. Вот твой зять Егор Тугульбаев всю жизнь в трудах, трудился непокладая рук, в бедности, работал у зажиточных мужиков. Трудился на колхозных полях. Так и умрет в этой развалюхе, был рабом и рабом остался. Что заработал - пропьет, частушки распевает про сталинскую «счастливую жизнь». То густо, то пусто Намучалась твоя сестра Мария, а девка была - кровь с молоком. Огонь-баба, что на работе, что на отдыхе. Вот нас устраивает рабская жизнь, привыкли кушать картофель в мундире, лебедой не брезгуем. Госзаказ подчищает все наши труды, на трудодень ничего не остается. Вот так и живем, Иль» Павлович. На улице не слышны голоса девушек, как в былые времена под гармошку. Забыли про вечерки, женщины остриглись не похоже на татарок. Вырастил четверых сыновей, никого нет возле меня на старости. Всех разбросало, то война, вечная лихолеть. Строили рай, нас теперь бог и в ад не берет. Устал я, Илюша, от несправедливости. Нужду можно преодолеть трудолюбием, а тут - как в прорву.

Хорошо родился хлеб, все сдали и плохо сработали, и так хорошо, все равно пусто в закромах. Вот нас миловали прямые репрессии, и в коллективизацию все усидели дома, де расцвели оставшиеся дома. Вы в лагере рабство терпели, мы дома не лучше. Вот у меня четыре сына, все коммунисты, честных вырастил, и ты сейчас в коммунистах ходить, а ты мне скажи, что вы строите?

Илья уклонился от ответа на прямой вопрос дедушки Прохора, попрощался и ушел. Не собравшись с мыслями, на обжигающий вопрос

старого крестьянина.

— Ты, Илья, перед отъездом зайди, стар я стал. Вспомнил еще твоего дружка, моего Георгия, мы не вечные, увидимся ли еще. Увидел тебя - вроде как Георгия нашел. Ты уж уважь старика. Вот не думал - а ты живой.

После Машинных пошел проведать друга детства Ивана Мукаева, инвалида, участника великой Отечественной войны, оставил па войне одну ногу. Как принято у нагайбаков, в знакомые дома входят без стука. На кухне, она же прихожая, никого не было.

Как в старину, входивший обратил внимание на иконы с правой стороны над кухонным столом. Только раньше икон было около трех штук, осталась одна икона - Божья матерь казанская. На кухне та же русская печь с очагом для котла. Вдоль печки лавка, приходя с мороза на которую садились, прижимаясь к печи. Как воробьи на телеграфных проводах сверстники. Иногда раздеваясь взбирались на полати, устроенные под потолком с лазом с печи. На полатях встретившиеся сверстники друг другу рассказывали сказки или события, случившиеся с ними. На приход постороннего пришельца постукивая костылем вышел хозяин из горницы. Встретив постороннего незнакомого человека осведомился:

— Кого хотел видеть, что вам тут надо?

На что Илья произнес:

— Пришел проведать, дорогой друг Иван Михайлович, я твой друг детства, Илюша Айтуганов, не признаете?

Оглядевшись, друзья детства обнялись, стояли минуту в молчании.

— Что же здесь, хотя церкви нет, поминальные службы устраивали, но каждый в душе поминал тебя с молитвой за упокой души. Именно в душе, гласно, хотя я и солдат, не осмеливаемся громко излагать свои мысли. Очень уж заклеймили тебя и твой род. Но сущности сами не знаем за что.

— Что мы стоим, давай, садись на свое место, куда садился в детстве. Сейчас организуем самовар, пока хозяйка появится.

Илья хотел помочь разжигать самовар. Иван отказался от услуги. не люблю, когда меня считают инвалидом, я сам все делаю самостоятельно. Самовар старинный, тульский топится на древесном угле, уголь и старину из Башкирии приезжали торговать, теперь не ездят, мы сами ездим покупать. Пока самовар поспеет, давай-ка мы с тобой встречу отметим. У меня есть сушеные окуньки, местные, из Гумбейки. Ты, наверно и вкус забыл, какие они вкусные из нашей речки.

Это с Kрасного яра, куда мы с тобой бегали купаться, по утрам закаляться на холодной воде.

— Ох, Илья, исчезла красота нашей Гумбейки, заболотили нашу речку. Ниже Остроленки создали рыбное хозяйство, перегородили реку на свороте после лагерных бараков. Казаков пет, бараки спиши, осталась одна память о казачьих сборах. Полигон для джигитовки вспахали, хлеб сеют.

После стакана «Столичной» друзья смело вспоминали детство. Иван интересовался Сибирью. После обстоятельного рассказа о сибирских местах проживания Иван Михайлович перешел на местные темы. Как видишь, пока ты по Сибири волочил свою участь раба, мы здесь тоже не особо расцвели. Всех наших сверстников как корова языком слизала Отечественная война. Наши одногодки были на действительной службе в армии в начале войны. Первые приняли на себя нашествие немцев. Почти никто не вернулся с войны, один я6 и то без одной ноги. Нас, казачьего сословия, особо не щадили, смотрели как на штрафников, заслон ставили из заградотряда.

На деле паши парни воевали умело, с пристрастием, успеха приносили мало, потому что не было опытных командиров, они были там, откуда ты вернулся, или просто расстреляны. На их место назначались командиры, не имеющие опыта войны. На войне нашим парням учеба досталась как воевать ох как дорого! Потом уже на западе один югослав, наш братушка, из сербов:

- Вы, братушки, какие-то особые, с вашими парнями как-то смелее идешь в бой. Я воевал с русскими ребятами, они из немецкого плена ушли и к нам примкнули. Хочу понять, вы тоже славяне, но русские - особые, надежные, смелые, умелые, как воевать - с ними ничего не страшно.

Он это сказал с неподдельным восхищением, с искренностью. Говорил солдат, опаленный войной, не раз видевший смерть наяву. Значит, есть у нас нечто такое, чем стоит дорожить. Если позволишь мне это «нечто», я бы сказал:

— Мы осознавши живем, что в жизни можно все купить, но не все продается, есть что-то неделимое, святое. Вот и ты, где не носило тебя, ноги тебя завернули на родину. Это чувство всегда носится с нами, даже без нашей воли. Смотри, что делается, чтобы нами было легче управлять в интересах чиновников. Нам присылают руководителей всегда сверху. Так управлять легче правителю и центру.

За все времена Советской власти никогда не выбирали местное управление из наших жителей, если не выбирали, но назначали всегда «варяга» своих послушных верхам. Это главная беда наша.

Пришлые покомандовали, разорили хозяйство и ушли. Второй приедет - повторяет прежнего поступки. Урожай хороший все сдали, уродилось плохо - тоже все отгрузили, а я за палочки в табеле работал год. Смотри, какая красивая улица была паша, теперь все дома ветхие, обветшалые, убогие.

Что с нашим народом, с нагайбаками сделали, в каждом втором доме старого хозяина нет, что ли не геноцид? Ты скажи, почему мы так обветшали, плохо работаем? Нет справедливого обмена продукцией между городом и деревней, а посредник - государство. Цены на сельхозпродукцию и продукцию промышленности не в соответствии. Работаем в поте лица, все ходим в долгах. Трудодень пустой, получать нечего. Зерно сдаем по восемь копеек за килограмм, а комбикорма покупаем по восемнадцать копеек, да перевозка, туда и обратно тоже мы возим. Если у себя молоть, скот кормить двойной выигрыш. Все из центра диктуют, чтоб когда и как делать. Нам думать не нужно. У нас в правителях все «инопланетяне». Российская земля оскудела умными людьми. Сами и виноваты - сверху кого предложат, за того и голосуем. Если ты за него не голосовал, то свой век не можешь вернуться из Сибири. Кто знает лучше нас самих, кого нам выбрать, что делать как делать, мы же - хлеборобы. Нам и решать. На выборах и на работе. Распоряжаться результатами своего труда, продукцией.

Друзья бутылку опростали, и самовар закипел, и ко времени хозяйка пришла с работы, вместе почаевничали, и Илья стал прощаться. В сумерках пошел по поселку. Вот она, его улица, здесь нет места. где его нога не наступала. Так в раздумье он дошел до дома. где его ожидали. Дома было людно, как и в его детские годы. Здесь спокон века вечерами вся семья садилась за стол ужинать всей семьей... Семья делилась новостями, своими делами за день. Каждый рассказывал свое. Два сына Августы пришли с молочно-товарной фермы, они работают по ремонту доильного оборудования всего района, на передвижной мастерской на шасси автомобиля ГАЗ-52. Жаловались о недостатке запасных частей к доильным аппаратам, приходится «химичить», что значит кустарным путем искать выход из положения. Делились как находить выход из положения, чтобы поддерживать парк доильного оборудования.

Их мастерская передвижная из поселка к поселку. Кругом ищи вызовы. Что хорошо - связь работает напрямую, ферма - мастерская. Старший брат Петр среднего роста, коренастый, парень лет тридцати, порубковал долго, когда брат Григорий умер, Петр взял на воспитание его детей, два мальчика белобрысых, в семье Минеевых все были светлые блондины. Мальчики лет девяти и семьи и девочка три

года. Пришел Петр в семью брата, родилась еще девочка. Так что у бабушки Августы радостей и забот была куча. Кто в школе, кто в детский сад.

Вечерами все собираются у бабушки Августы: внуки, внучки от двух дочерей Любови и Надежды, да трех сыновей. Так уж здесь заведено спокон века, людно в этом доме. Шумно в доме, каждый старается рассказать бабушке свои дела за день.

Семья - коренные нагайбаки, местные, пережившие все невзгоды и горе, радостей-то мало, на Южно-Уральской суровой степи.

На следующий день Илья пошел па встречу с единственным сверстником, который тоже испил прелести ГУЛАГа, Николаем Михайловичем Прокопьевым, Выросли они в этом поселке, коренные жители этой степи. Учились в одной школе. Только Николай учился на два класса старше. Николай Прокопьев - парень рослый, стройный как дубок. Учился очень успешно, кругом на отлично, был любимцем сверстников. Особенно подражали ему два друга - Илюша Айтуганов и Ванюша Игошев. После окончания четырех классов пошли учиться в ШКМ - школу крестьянской молодежи.

Николай окончил школу в 1928 году и продолжил учебу в ШКМ, через два года перешли туда Илья и Иван, так по традиции шло освоение знаний сельской молодежи.

Илья, давно не живший в поселке, не знал, где живут Прокопьевы, и спросить постеснялся. Населенный пункт какой бы большой ни был, все же это деревня. Быстро догадался, в этих случаях хорошие помощники - дети. Когда обратился к первым попавшим мальчикам, они и довели до Прокопьевых.

Илью Прокопьевы встретили с восторгом, они уже слышали что в поселке появился Илья Айтуганов. Нисколько не удивились его появлению. Тут же на столе зашумел тульский самовар. У друзей детства начались воспоминания, рассказы о былых временах. Конечно, в первую очередь обменялись тем, кто, где, что испытал за чти годы. Особое место о прелестях «рая сталинского призыва», пребывание в подразделениях ГУЛАГа.

Как уж заведено, рассказ начал Николай Михайлович, по старшинству.

— Ты же знаешь, не богато жили мои родители, числились в числе деревенской бедноты. Первыми вступили в колхоз в 1929 году. По окончании ШКМ я стал работать счетоводом в сельпо поселка Фершампенуаз. В 1934 году мне исполнилось двадцать лет, женился, значит, обзавелся семьей. Через год родилась наша дочь, а еще через два и сын. А в сентябре 1936 года меня призвали в армию. Служить попадаю

в город Троицк, где меня назначили писарем полка. Ты же знаешь, у меня очень хорошая каллиграфия, то есть почерк. Раз в год полк выезжал в лагеря. Наш полковой комиссар не раз организовывал среди писарей в выходные дни соревнования по стрельбе из нагана. Стрелял я из нагана не плохо, то он, то я занимали первые места. Однажды в 1938 году вызывает меня начальник особого отдела Пинигин и говорит:

— Ты. Прокопьев, в хороших отношениях с комиссаром полка Плостом. поэтому я предлагаю тебе прислушиваться к его разговорам среди красноармейцев. Ты должен узнать, не хает ли Советскую власть, отечественное оружие и не хвалит ли иностранную технику.

После этого разговора меня Пинигин вызывал несколько раз, но я ничего не мог сообщить о комиссаре плохого. Потом он мне дал три дня и сказал:

— Думай хорошо, такие дела я не каждому доверяю.

Прошло три дня, я снова в особом отделе. О комиссаре я ничего не сообщил. Он, Пинигин, разразился бранью.

— Не хочешь нам помогать, помогаешь врагам народа.

— С каким врагом? - перебил его я.

— Вчера твоего комиссара арестовали как врага народа!

Через два дня был арестован я. Обвинили меня по статье 58 за связь с комиссаром полка, шпионаж с германской разведкой. Обвинение было давно готово, напечатано на машинке. Нужна была моя подпись, но я не подписывал, день и ночь шло следствие, велись допросы. Днем сам Пинигин издевался надо мной, ночью - другой, двое вели допросы, выбивая из меня любыми способами, всеми методами признание вины. Двое суток не давали ни пить, ни есть, ни спать...

На третьи сутки я не мог двигаться. В особый отдел меня вели, под руку поддерживая... Гребовали от полусонного поставить подпись под обвинительным заключением Пинигина, я не расписался. Тогда меня перевели в камеру-одиночку и дали передышку, целые сутки спал. Разбудил дежурный, принес скудную пайку и снова на допрос. За столом сидел Пинигин, играл наганом.

— Не таких ломали, как ты, - сказал он, предъявив еще одно обвинение.

— В 1919 году ты служил у белых, признавайся, сволочь ...

Тут я вышел из себя, хотя еле двигался, начал кричать.

— Да вы что, считать не умеете? В 1919 году мне всего было пять лет.

А он орет:

— Молчать, знаем мы, какого года ты.

Я не выдержал и запустил стулом в него. Самодур еще больше заорал на меня, нападение на начальника. Тут же вызвал четверых молодцов, сам пятый, и они начали избивать меня. Я не долго выдержал. Потерял сознание. Очнулся я на вторые сутки в тюремном лазарете... Все тело болело, на лице - шрамы, па руках застыла кровь, три ребра и обе кисти рук были переломаны. Пятьдесят дней пролежал в тюремном лазарете. Как только оклемался, снова в особый отдел;

— Ну что, понял, с кем дело имеешь? Будешь подписывать?

— Я не только подписывать, разговаривать с вами не хочу.

После этого меня перевели в общую камеру, где через три дня объявили, что я осужден военным трибуналом и определена мера наказания - семь лет лишения свободы и три года лишения в правах. Я был возмущен, на суд не водили, суда не было, ни судей, ни свидетелей.

В 1938 году отправили в г. Владивосток, откуда в числе девяти тысяч заключенных на пароходе в Колыму, началась моя колымская каторга. Из Магадана я попал в лагерь «Сагания», где летом и зимой пришлось вести разведку на золото. «Сагания» в пятнадцати километрах от Ягодной в сторону по трассе поселка Сусаман. На лагерную жизнь в сусамана особо обижаться не приходилось, было еще терпимо. Но скоро всех, у кого 58-я статья, разбросали по приискам. Я попал в верхний Атурях, где летом добывали золото, а зимой вскрышной торфа. Работали на лесозаготовках, строили шоссейную и узкоколейную железную дороги. Условия были ужасные, кормили плохо, жили в палатках, морозы 56 градусов. Работали по шестнадцать часов. Многие не выдерживали, умирали от холода, голода, от болезней. Однажды зимой, работая в шахте, я случайно разбил электрическую лампочку, и шахта осталась без освещения, стало темно. За это меня после работы на ночь в кандей. Сарай со всех сторон продувает ветер, температура колымская. Помещение не отапливается. После этого я заболел двусторонним воспалением легких, но не умер. Я неоднократно обращался в различные органы с заявлением о том, что без суда загнан в этот край. Около двадцати жалоб, вплоть до Сталина. Прошло четыре 1 ода рабского труда, еще осталось три и три года поражения в правах. Вдруг неожиданно в 1942 году меня освобождают. Что стало причиной? Возможно, одной из заявлений, жалоба достигла адресата и была рассмотрена. Ну, как шла война, на материк выехать не разрешили. Я остался на Колыме, работал вольнонаемным. Работал чернорабочим на Тоцканской ГЭЦ. Забойщиком на прииске «Горный». Затем счетоводом, бухгалтером в том же прииске. В конце 1948 года мне разрешили выехать с Колымы,

Сразу в аэропорт «Семчан», где ждал полтора месяца самолет. Решил ехать в г. Магадан, на восьмые сутки пароходом добрался до Владивостока, дальше поездом до дома. Сыну было двенадцать лет, а дочка умерла, жена ждала все эти годы, верила, что я вернусь.

Много было радостей и слез. После возвращения и Колымы мне положен отпуск шестимесячный, после этого работал здесь, в своей деревне. Последнее время в райисполкоме главным бухгалтером, и оттуда вышел на пенсию в 1974 году.

Самое пакостное узнал после реабилитации. Пришло мое дело в милицию, вызвали меня ознакомиться с делом. Прочитал свое дело, тут все есть. Судьи, свидетели и обвинение совсем другое. Агитация среди красноармейцев против Советской власти. Самое пакостное свидетель свой, земляк, нагайбак Иванов Михаил из поселка Требия. Я с ним встречался в течение пятидесяти лет, он молчал, я не знал. Что он мой свидетель по обвинению, потому что меня судили заочно.

После этого я встретил Иванова, не мог разговаривать с ним, сразу дал ему по морде. Он убежал в больницу, грозил мне судом. Ушиб лицо, но меня как-то не тревожили. По-видимому, никуда он жаловаться не ходил. А душонка у него все же подленькая. Сколько по земле ходит таких «Ивановых». На Руси их тысячи и более.

Вот видишь, Илья, какую нам судьбу приготовили, если посмотреть наших предков, до Октябрьской революции в наших селах среди крящен никого не было, кто подвергался суду. За короткий период «наш отце всех народов» три четверти крестьянских семей разорил с мест постоянного проживания, в нашем районе особо ополчились изживать казачество. Наши казаки верой и правдой служили России последнее столетие. От нас брали в царскую гвардию. Хорошие защитники отечества были наши предки. А вот нас с тобой превратили в «Змагоры», что значит преступники. По нашим меркам, по крестьянским. Какие крестьянские хозяйства разорили. А вот ты так и на чужбине обитаешь. Вот, говорил, восстановили во всех правах, а в твоем доме живут чужие. С тебя вето не снято. Нет, не доживем мы с тобой до времени, когда все вето снимутся.

Посидели два друга, две бедолаги, два бывших каторжанина за чашкой чая, рассказывая свои воспоминания. Перед уходом только промолвил своему другу Илья:

— Нет, дорогой Николай Михайлович, не полностью я разделяю твои мысли, никакие мы не «зимагоры» и не бедолаги. Мы настоящие потомки своих предков - нагайбакских казаков. Ничего нас не согнуло, ни ГУЛАГ с его пытками, в нас заложена сама справедливость, добродетель, стойкость, что унаследовано нами от наших предков казаков.

Мы не пошли по пути присмыкания власти сильного, по пути злодейства, крамолы, стукачества и ябедничества. Я считаю - мы достойные сыны своего народа. Правы те, кто до нас занимался исследованием жизни нагайбакских казаков. Дочь парижских крящен Биктеева, историк-публицист Чечерина: Нагайбакские казаки большая находка для России. Они верны присяге. Стойки в бою как воины. Справедливы в жизни. Наши сверстники, сыны нагайбакского народа с честью выполнили свой долг в войне с немецкими оккупантами на полях сражений в Великой Отечественной войне. Не уронили свое достоинство и те, кто оказался под жерновом чекистов. В таком скромном местечке, как нагайбакский район, живут потомки своих предков нагайбакских казаков, потомки Ногая, ногайцы.

До сумерков надо дойти до своего дома, где квартируешься. Вроде все обговорили. Но Николай Михайлович все не отпускал Илью. Достал из своего архива газетные вырезки, вручил Илье. Отдельные вырезки из областных и районных газет со списками расстрелянных казаков по материалам областной прокуратуры. В настоящее время реабилитированы десятки, сотни тысяч расстрелянных крестьян. Среди них нагайбаки-татары. Исконные крестьяне-хлеборобы.

Вот одна из вырезок со списками расстрелянных, а их тысячи:

Байкин Тихон Андреевич, 1889 года рождения, уроженец поселка Остроленко Нагайбакского района Челябинской области, татарин, беспартийный, чернорабочий МТС. Проживал в поселке Остроленко, арестован 04.10.1937 года по обвинению в преступлениях, предусмотренных по статье 58-2-10-11 УК РСФСР. Якобы являлся активным участником контрреволюционных повстанческих организаций в г. Магнитогорске и окружающих районах, приговорен 17.10.1937 г. Тройкой НКВД по Челябинской области к расстрелу. Расстрелян 08.11.1937 г. Реабилитирован 11.10.1957 г. Военным трибуналом УрВО.

Бегашев Данил Федорович, 1889 г. рождения, уроженец поселка Остроленко Нагайбакского района Челябинской области, нагайбак-татарин, образование начальное. Сторож МТС, проживал в поселке Остроленко. Арестован 07.10.1937 г. по обвинению в преступлении по статье УК РСФСР 58-10-11-2, якобы являлся участником контрреволюционной повстанческой организации. Приговорен 17.10.1937 г. Тройкой УНКВД по Челябинской области к расстрелу. Расстрелян 06.11.1937 г. Реабилитирован 11.10.1957 года Военным трибуналом УрВО.

Айтуганов Навел Сепанович, 1896 года рождения, уроженец поселка Фершампенуаз Нагайбакского района Челябинской области, нагайбак-татарин, беспартийный, образование начальное, слесарь

доменного цеха Магнитогорского комбината. Арестован 28.11.1У37 года по обвинению в преступлениях по статье 58-10-11 УК РСФСР за контрреволюционную агитацию среди крестьянского казачества к поднятию вооруженного восстания. Приговорен к расстрелу, расстрелян 02.02.1938 г. Реабилитирован постановлением областного суда по Челябинской области от 23 сентября 1955 года.

Это маленькие примеры широкомасштабного репрессивного деяния геноцида над татарским населением Южного Урала.

Они же исконные кормильцы россиян хлебом, хлеборобы. В материалах газет сотни, тысячи репрессированных народов всех национальностей, Теперь их всех реабилитировали. Но как восстановишь разрушенные крестьянские хозяйства. Что это было если не геноцид над крестьянами-хлеборобами.

Николай Михайлович сказал на прощание:

— Что ты с такой гордостью рассказываешь о Магнитке. Как видишь, жизнь там были свои «Пинигины», «Ивановы», мне наплодили их в наше время. Мы с тобой вспомнили репрессивные меры властей над татарами, а сколько их в лагерях и других национальностей.

Время ушло, поздняя ночь, Илья попрощался и ушел в деревенскую темь. Он в поселке не заблудится, ведь он сам частица этой среды, пылинка этой степи.

На следующий день Илья пошел прощаться со всеми родственниками и знакомыми. Исполнил и просьбу дедушки Прохора. Так заканчивается поездка Ильи Павловича Айтуганова на малую родину.

Поезд снова катит его на сибирскую землю. Дорога укорачивает, проехали Красноярск, в окно на юг просматривается сибирская тайга, которая его приютила. Саяны, восточная сибирская тайга. Самое дорогое - это люди. Хлеборобы, охотники, лесорубы, смелые, добродушные, бесстрашные, честные сибиряки, металлурги, энергетики, работники культуры и интеллигенция - добрые россияне. Он теперь ехал по доброй воле, там его семья ждет. Он хозяин этого края. Поезд все приближался к Алзамаю, в окно ему чудилось: домой едет еще один сибиряк, созидатель сегодняшней Сибири. Таких как он их много лесозаготовителей, лесоводов, энергетиков, изыскателей, охотников, оленеводов - все они, добрые, отважные и живут в чудесном крае в Сибири.

ЧЁРТ

рассказ

Наш поселок Фершампенуаз расположился на берегу двух степных рек (река Гумбейка, в нее впадает Шелек). Гумбейка свои воды несет по южноуральским просторам степи и впадает в Яик (Урал).

В поселке живут нагайбаки-кряшены, исконные хлеборобы, уральские казаки. Легенды, переходящие из поколения в поколение, рассказывают о их татарском происхождении, и разговорная речь их чисто казанский говор. Самый почитаемый праздник - сабантуй, празднуют его в самое чудесное время, когда оживает степь, прогретая лучами весеннего солнца, после окончания весенних полевых работ. Сохранились и некоторые поминальные обряды, жертвоприношение усопшим. В жизнь и в быт вошла христианская православная религия. При крещении ребенку присваивается имя православное, а вот фамилии во многих родах сохранились от предков татар. Одновременно с фамилиями русского православного звучания сохранились древние Маметовы, Айбулатовы, Танаевы, Байтеряковы, Ишимовы. Ишменевы и многие другие фамилии рода.

Большинство семьей многодетные, в летнюю пору на улице много детворы. Сверсгиики мальчишки и девчонки группируются по месту жительства или по родству, так и растут, участвуя с малых лет посильно в крестьянском труде. В свободное от работы время во всех наших развлечениях в ватаге мальчишек нас было много, играли дружно, не обходились, конечно, и без потасовок Ватаги и между собой не дрались. Свою сферу влияния держали под контролем.

Самое главное занятие мальчишек  это удить рыбу на Гумбейке. Вот однажды начали собираться на рыбалку в субботу на воскресенье с ночевкой. В группе Георгий Манзин, Ванюша Досманов, Иван Мук-зев, мой сродный братик Максим Минеев, конечно, в нашей ватаге не одно дело не проводилось без меня, Ильюши Айтуганова. Когда мы с Максимом шепотом обсуждали и комплектовали снаряжение для рыбной ловли, наша сродная сестра Татьяна, которая на год старше нас, подслушала наши намерения и куда-то исчезла из дома. Сбор назначался около дома Мукаевых в конце поселка, против их дома был небольшой садик, заросший уральскими соснами, акацией и тополями.

Вот вроде все в сборе, у каждого мешок с запасами провизии, старые кафтаны или старые заношенные шубы овчинные. Кроме тех ребят, с которыми собирались, к нам присоединился Исав Ишменев, он был на два или три года старше нас. Он захватил старинное шомполь-

ное ружье. Не успели выйти мы на тропу перехода через речку Шелек, как к нам навстречу вышла ватага девочек во главе с Татьяной, нашей сестренкой. В этой группе три Клавдии в две Татьяны, вдобавок зубастая на язык Пелагея Маметова. Хором заявили, что они с нами собираются на рыбалку с ночевкой, им разрешили мамы и бабушки, будут вести себя очень хорошо, не будут пугать рыбу, искусно умеют варить уху и все взяли для ухи.

Старший по возрасту Исай заявил им, чтобы не забыли платочки слезы вытирать. На реке комары крупные, кусаются безжалостно. Потом помните, что мы идем за Красным яром рыбачить на омутах, а там не всегда ладно. Девчонки заявили, что они большие, не будут плакать, весной за чесноком на лугах комары такие же — и не разу не плакали, они терпеливые.

Тогда всей гурьбой пошли через речку, потом мимо Сосновый горы вдоль Гумбейки. Солнце перевалило за полдень, идти верст четыре-пять. Шли все тихо, соблюдая уговор рыбу не пугать, разговаривали шепотом. Мальчики вдоль тропы разошлись по степи, собирали кизяк для костра, каждый в мешок,

Намеченные места очень красивые для нас, потому что это наша Гумбейка, хотя на ней разместились другие кряшенскне поселки: в верховьях Кассель, ниже Остраленка, потом казачий лагерь — бараки, Фершампенуаз, Александропевск, Требиятск с Болканами, Шеллетовый рудник, дальше другой район начинается, Агаповка, а дальше и река Яик (Урал).

Наша степь в самом наряде перед началом сенокоса. А Гумбейка местами заросла камышом и тростником, по середине реки или на поворотах течения растут кувшинки белые, листья круглые, широкие. А вода чистая, везде дно видно. Когда тихо сидишь на берегу, из камышей выходят окуньки пестрые шустрые, так величаво плывут, в это время вся мелюзга бросается врассыпную в камыши. Красоту нашей Гумбейки оценить может только тот, кто на ней родился и живет в нашей южно-уральской степи,

Но пути те, кто шел вдоль реки по тропе, из камышей вынесли несколько корчаг, у нас их называют мордами, сплетенных из тальника,

Вот и дошли до заветного места. Речной омут — словно небольшое озеро круглое-круглое. По берегам заросло камышом, потом кувшинками, а середина — чистая вода. Исай парням указал, кому куда сесть, вдоль реки разошлись, чтобы на вечернюю уху наловить рыбы. Парням — нагрузка: артель большая, и каждый хочет неопрофаниться перед девчонками, чтобы был улов.

Исай остался из камышей сделать плот, чтобы поставить в завет-

ном омуте корчаги. Мы с Максимом рыбачили рядом, в один сачок складывали рыбу. Наловили мальков, чтобы поставить закидушки на пук, и окуньки могут позариться на ослабшего живца.

В летнее солнцестояние солнце садится поздно, в степи вечер наступает мгновенно. На ужин кричат. Все собрались у костра. Комары роем визжат, пощады никому нет. Когда по одному сидели на реке, как-то отмахивались. У костра спасает только дым от зеленого камыша, брошенного в огонь. Уха действительно получилась отменная. У девчонок главная повариха была Гатьяна Гуреева, у нее и мама славится на весь поселок как искусный хлебопек и кулинар. Кроме того, и мальчишки аппетит развили па реке на рыбной ловле.

После коллективного ужина три Клавы пошли на речку посуды мыть только ушли — заорали благим голосом. Все три прибежали, в один голос кричат: в омуте черт. Трясутся, плачут, к костру бросились, в куче друг к другу жмутся. «Все мы видели, то нырнет, то выскочит, помолимся, правда черт. Мы испугались и не помним, как побежали сюда».

Ребята — кто в испуге, кто в недоумении, все молчат, притихли. Исай старший хорошо знает эти места, да и мы сами с ребятами часто в ночное в степь ездим. Но все же любопытно! Шомполка еще днем заряженная. Исай пошел впереди, за ним стройный Георгий Манзин, следом пришедший, в себя я пристроился.

И остальные ребята спустились с берега. Омут блестит серебряным блеском, в чистом месте отражение серпа луны.

Слышен переклит перепелок вдали да треск тростника на нашем костре. А так в ночной степи тихо. Подошли к омуту — тихо. Вот в один миг из чистого места воды около камышей какая-то тень вынырнула — и началась катавасия, пляска черта. То нырнет, то вынырнет. Каждый реагирует по-своему, помимо своей воли: кто остолбенел, кто дрожит. Исай направил ствол ружья в сторону чертовой пляски и ждет момента, когда черт вынырнет. Вот в лунном серебряном блеске вынырнула тень — и шомполка выстрелила. Пошли волны по темно-серебристой лазури воды, и все притихло. В степи тихо, на узком месте за камышами — перепад, чуть слышно журчанье Гумбейки. Этого звука мы раньше не слышали. Наверное, от испуга.

Все собрались у костра. Когда ребята подошли, костер уже потухал. Девочки вынули из мешков все шубы и кафтаны и укрылись ими.

Исай разворошил костер, стало светлее. По одному тихо-тихо заговорили. Все за короткую ночь вспомнили, кто что слышал от взрослых о нечистой силе. Ожили немного и девочки. Никто нам не угрожал. В степи началось летнее зарево рассвета. Сперва бледная полоска

серого света в миг начинает краснеть, потом видна граница земли и неба в розовом оттенке. Вот кромка солнечного диска. Ночь постепенно отходит, утро наступает и страх медленно исчезает из наших душ.

Вот рассвело. Плот может поднять только одного человека. Исай забрался на плот, захватив шомполку. Сперва вытащил корчаги с рыбой, немного отплыл по околице границы камышей и чистой воды и нашел тело черта.

Степная сова в когтях держала большую щуку, оба уже неживые. На теле следы дроби от выстрела из ружья.

Летнее утро вошло в полную силу. На реке легкий туман. Вдали в поселке задымили очаги, слышен легкий лай поселковых собак. На берегу все в кругу вокруг добычи. С наступлением дневного света отступил постепенно страх в наших душах. Но никто уже не думал о продолжении рыбалки, все хотели домой.