НЕВОЗМОЖНО ВЫРАЗИТЬ СЛОВАМИ

Э.И.АБУШИНОВ

До 1943 г. я жил в Элисте, работал в Калмыцком драматическом театре помощником режиссера. В 1943 г. пришла повестка о призыве в армию. В военкомате договорился о том, чтобы меня призвали из Башанты, где жили мои родители. Мне вручили предписание, чтобы я в течение трех дней явился в Западный районный военкомат, откуда и был мобилизован в армию.

Попал я в Сталинград, в 15-ю запасную бригаду, 50-запасной стрелковый полк, 153-й стрелковый батальон. Назначили меня писарем батальона. Со мной служили Михаил Гунаев и Саша Ташнинов. В батальоне я прослужил до начала февраля 1944 г.

Однажды на вечерней поверке старшина вызвал нас и сказал: "Вы отправляетесь в 44-й запасной полк". Этот полк находился в Елшанке. Когда мы туда прибыли, там собрался почти взвод из калмыков. Ходили разговоры, что будет формироваться калмыцкая национальная часть. Мы обрадовались этому. Перед отъездом в полк мы получили новое, как говорится , с иголочки, обмундирование, так как служили в маршевой роте. Прошло недели две-три, нас погрузили в «телячий» вагон и повезли на Урал.

На дорогу нам выдали сухой паек. Посреди вагона стояла печка, на ней мы и готовили себе еду. В пути мы находились долго. Наконец нас привезли в г.Кунгур. Разместили в Белой церкви. Хорошо помню эту церковь: внутри стояли трехъярусные нары, а стены были расписаны фамилиями и адресами, кто и откуда приехал. В Кунгуре мы пробыли несколько дней. Нас там даже в кино водили.

Когда набралось достаточно людей, сформировали батальон. Затем посадили нас в вагоны и направили на ст.Половинка. На станцию мы прибыли вечером, а ночью пошли по так называемой лежневке. Я до этого никогда не видел и не знал, что это такое, а тут пришлось пройти пешком по ней километров пятнадцать. Когда прибыли в Широкстрой, нас поселили в бараках. Стены бараков были обшиты досками, а щели между ними засыпаны опилками. Первую ночь я так и не уснул из-за невероятного количества клопов. Все стены были усеяны этими паразитами. В бараке я ночевал всего три ночи. Меня определили на работу в баню. Со мной работали Саша Ташнинов — заведующий баней и рабочий прачечной Манджиев.

Из бани мы практически не выходили никуда. Там и ночевали. Спали в дезокамере, в ней было жарко, а, главное, не было клопов. В бане я проработал почти год, выполняя обязанности истопника, слесаря, сантехника. Дезинфицировал белье в камере при температуре 50-70 градусов. Воду грели в больших котлах.

Вначале ребята приходили купаться с шутками, прибаутками. Но через несколько недель они так были истощены, что не могли даже шайку с водой поднести. Я им помогал. Страшно было смотреть на них: одни кожа и кости. Посещение бани было обязательным.

Кормили нас так отвратительно, что невозможно выразить словами. Ребята ходили по помойкам, собирали рыбьи головы, варили суп. Собирали также

картофельную кожуру, жарили ее на железных печурках и ели.

Ребята мне рассказывали, что за перевыполнение нормы давали дополнительное питание, которое называлось ГЗ, УДП, премблюда. ГЗ (горячий завт-рак) состоял из пол-ложки каши, УДП (усиленный дополнительный паек) — из двух крохотных оладушек. Мне как-то тоже давали такое блюдо, так что я хорошо знаю, что это такое.

В Широклаге я встретил Тихона Кичикова. Он был начальником ОП — отдыхающего подразделения. Попадали в это подразделение те, которые не могли даже ходить, так как сильно были истощены. Я однажды ходил в отдыхающее подразделение проведать своего друга Федю Кукенова. Он умер в 1983 г. Лечения там никакого не было, проводилось только актирование Это осмотр, а точнее — прощупывание ягодиц. Если чуть-чуть у человека еще были мышцы, значит годился к работе. Если — одни кости, то актировали, то есть списывали и отпускали домой.

Среди наг там был артист Калмыцкого ансамбля песни и танца Борис Эрдниев — первый танцор республики до войны. В Широклаге он организовал ансамбль и сам исполнял калмыцкие танцы под аккомпанемент саратовской гармошки. Не понимаю, как можно было еще и участвовать в самодеятельности. Ведь не до танцев было, радости никакой не было. Была у нас песня о Широклаге.

Вокруг Широклага не было населенных пунктов с гражданским населением. Были только зоны, в которых содержались строители Широкстроя и заключенные. Во время нашего пребывания в зоне прямо за рекой Косьвой открыли женский лагерь-тюрьму, в которой содержались девушки. Их мобилизовали с Украины на работу в шахты Донбасса, а они оттуда убежали В наказание за это их поместили в тюрьму. Я хорошо знаю об этом, потому что они купались в нашей бане. И когда я готовил все для мытья, мне говорили: "А теперь уходи, здесь зеки будут — женщины"

Мы, конечно, возмущались теми порядками, которые были в Широклаге. Особенно тем, что нас, фронтовиков, отозвали с фронтов а наши семьи выслали в Сибирь Я слышал, что даже были такие ребята, которые убегали на фронт, но их возвращали и наказывали.

Мы догадывались, что все это делает Сталин и его окружение. Но мы тогд' вслух не могли ничего об этом сказать. Открыто кому-нибудь скажи и — "загремишь", еще хуже будет. Говорить можно было в кругу своих товарищей, которых хорошо знаешь. Я хорошо знал Федора Кукенова, Тихона Кичикова Вот с ними мы и разговаривали на эту тему. Атак, открыто, мы не говорили, в душе все переносили.

В апреле 1945 г. нас четверых направили в г.Кунгур, на кирпичный завод. Я работал в крытом забое. Мы загружали вагонетки глиной и отправляли их на завод. Здесь было немножко полегче и кормили получше, чем на строительстве ГЭС. К тому же недалеко находился хлебозавод. Пекарем на заводе работал немец по фамилии Майер. Мы познакомились с ним и ходили после работы к нему Он видел, какие мы, и обычно говорил "Ребята, вы две-три чурки распилите, чтобы заведующий на меня не кричал. Пилите, пожалуйста, пилите, только не сидите". И мы пилили. Он нам за это булку хлеба и квас приносил

На заводе у нас, как и у всех рабочих, были выходные дни. Весной, когда началась работа на огородах, мы в выходные дни нанимались копать огороды. Ведь мужчин мало было, т. к. все были на фронте. Вот мы, бывало, пойдем к какой-нибудь женщине, вскопаем ей сотки две, она нас накормит. Это нам —

тоже помощь.

В Кунгуре мы свободно ходили, даже на базар могли пойти, а в Широклаге дальше своей бани, столовой-раздаточной, хлеборезки я никуда не ходил.

Победу в Великой Отечественной войне я встретил в Кунгуре, работая на кирпичном заводе. В День Победы на площади у вокзала состоялся митинг. Все рабочие пошли на митинг. На митинге выступили военком, фронтовики-инвалиды, вернувшиеся с фронта, и другие. Это был большой праздник: я и мои друзья радовались, как и все. Нас было четверо неразлучных друзей. Мы надеялись, что после Победы нас отпустят к нашим семьям. К тому времени мы знали, что наши семьи высланы в Сибирь. Некоторые, будучи в Широклаге, переписывались с родными.

Когда мы уезжали из Кунгура, нам выдали сухой паек на три дня: две селедки и булочку хлеба. Родители мои жили в Омской области, в Кормиловском районе. Там я прожил до 1955 г. А в 1955 г. добровольцем поехал на целину — в Казахстан, Кокчетавскую область, Щучинский район, где проработал до 1965г.

В 1965 г. приехал в Калмыкию. Поступил на работу в автоуправление. В театр уже не пошел, потому что к этому времени у меня уже была семья, дети, Заработок в учреждениях культуры был маленький, моей семье не хватило бы.

Женился я в Омской области на русской женщине. У нас с Верой Кирилловной двое сыновей и одна дочь. Все дети живут в Калмыкии.

В автоуправлении я работал в контрольно-ревизионной службе старшим инженером отдела, откуда в 1983г. ушел на пенсию.

Имею награды: орден Отечественной войны 2-й степени, медали: "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 -1945 гг.", "Тридцать лет победы в Великой Отечественной войне в 1941-1945 гг.", "50 лет Вооруженных сил СССР", "60 лет Вооруженных сил СССР", "70 лет Вооруженных сил СССР", "За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина".

Было такое время, когда мы стеснялись говорить о том, что были в Широклаге. Только вот сейчас об этом стали открыто говорить. Но своей семье я рассказывал об этом тяжелом времени в жизни моей и калмыцкого народа. Думаю, что такое никогда не повторится больше.