Письма из России в Америку (1930–1931)
Письма из России в Америку (1930–1931)
Кливанс Г. Я. Письма из России в Америку (1930–1931) // О времени, о Норильске, о себе… : Воспоминания. Кн. 1 / ред.-сост. Г. И. Касабова. – М. : ПолиМЕдиа, 2001. – С. 45–75.
…Не удивляйтесь, что я ничего не пишу о нашем прошлом. Постарайтесь понять меня правильно: во-первых, то, что мы пережили здесь после 37-го года, просто невозможно изложить на бумаге, во-вторых, пережитое нами находится за пределами вашего воображения. Вы никогда не сможете понять и тысячной его доли, так как у вас нет адекватных критериев для оценок.
Поймите главное: я счастлива сейчас и была счастлива все эти годы, я не сожалею ни об одном из серьезных решений, которые принимала в своей жизни. Современную историю я познавала не из книг и журналов. Я сама жила в этой истории и была ее частью.
ВЛАДИВОСТОК
После поездки по Японии мы направились о Владивосток. На пароходе познакоми-ись с военным атташе советского посольства в Японии Примаковым, который возвращался из Японии в Москву. Примаков хорошо говорит по-английски, и мы попросили его рассказать нам о России. Он отнесся к нам очень благожелательно, много и интересно рассказывал. После бесед с ним у нескольких человек из нашей туристической группы появилась идея проехать по Транссибирской магистрали через всю Россию до Москвы. Расположенный на холмах Владивосток нам очень понравился. С моря он чем-то напоминает Ванкувер. Этот город всегда представлялся мне каким-то концом света, теперь он, наоборот, казался началом нового мира.
Первый вечер и весь следующий день мы посещали клубы и заводы, встречались со студентами, рыбаками, рабочими. Здесь, на самой окраине страны, мы были сразу поражены всеобщим энтузиазмом и всеобщей верой в успех пятилетнего плана. Такое впечатление, что в этой стране все планируется и ничего не делается без конкретной цели.
НАШ ДОМ НА КОЛЕСАХ
Вскоре мы начали собираться в дальний путь. Нас не испугали фантастические слухи о том, что нас ждет в Сибири: отсутствие продуктов, поезда, которые едут со скоростью 20 миль в час, вредные насекомые и т. д.
В нашей группе было семь женщин и пять мужчин, из женщин я была самая молодая. Мы ехали в жестком купированном вагоне, у нас было три купе. В каждом купе два нижних и два верхних лежачих места, маленький столик и окно — таков был наш дом в течение десяти суток.
По утрам, если поезд останавливался на какой-нибудь станции, мы заполняли кипятком большой бак и приступали к завтраку. И хотя на остановках нельзя было купить никакой еды, я не помню, чтобы когда-нибудь завтракала с таким удовольствием, как в этом поезде.
Было интересно впервые оказаться в транссибирском экспрессе. В пути мы часто вспоминали подлинное значение слова «экспресс», особенно когда нашим мужчинам несколько раз приходилось расчищать путь от песка и земли после того, как поезд начинал пробуксовывать на подъемах. Однако, несмотря на все неудобства, впечатления от поездки были самые хорошие, и я никогда их не забуду. Идея провести десять дней на колесах и семь из них, пересекая Сибирь, на первый взгляд может показаться ужасной, но я не помню, чтобы когда-либо была так счастлива, как в эти дни.
Жизнь каждый день преподносит все новые и новые впечатления. Мне трудно описать мелкие детали, но и они производят большое впечатление. У меня, например, и сейчас перед глазами стоит группа крестьян у нашего вагона — обутые в лапти женщины, держащие в одной руке селедку, в другой — кусок хлеба. Именно такими я представляла русских крестьян в своем воображении.
Наш старый знакомый Примаков ехал в Москву в одном поезде с нами. Много времени мы провели в его купе, беседуя на разные темы. Там же мы познали все прелести вагона первого класса — там даже можно было вымыться.
У Примакова к пиджаку был приколот один из самых почитаемых здесь значков — значок бывшего политкаторжанина. В поезде мы разговаривали еще с двумя мужчинами, у которых были такие значки. Их рассказы о пребывании в тюрьме и на царской каторге я слушала с замирающим сердцем. Трудно представить, как эти люди, прошедшие тюрьму и ссылку, могут без всякой озлобленности снова работать с полной отдачей сил.
В поезде мы познакомились с учеными, экономистами, геологами. Троих я стала обучать английскому языку, сама начала сразу же после отъезда из Владивостока изучать русский. С момента, как я просыпалась (если я вообще засыпала!), время проходило в интересных разговорах за чашкой чая.
Из окна вагона мы любовались прекрасными видами России. На всем пути нас окружали бесконечные леса и горы. Неизгладимое впечатление производит Сибирь, особенно озеро Байкал. Трудно представить, что десять дней ты едешь по одной стране.
МОСКВА
И вот ранним утром мы подъезжаем к Москве. Несмотря на дождь, грязь и слякоть, у меня было приподнятое настроение. С вокзала мы сразу поехали в гостиницу. Старое, но довольно комфортабельное здание. Внутри очень холодно. Я заплатила за пять дней и купила билет до Берлина через Ленинград. Наш отель находится внутри древней Китайгородской стены в самой старой части города, совсем рядом с Красной площадью.
На следующее утро мы посетили музеи и Кремль, но практически только вечером увидели сам город. Передвигались по городу мы в основном пешком, машин в Москве очень мало.
Москва — это очень красивый город площадей и кольцевых бульваров. Вечером мы слушали оперу Римского-Корсакова в Большом театре. Театр роскошный, похож на оперные театры многих городов мира. Пожалуй, нигде в такой степени не заметны социальные изменения, вызванные революцией, как здесь. В золоченой центральной ложе, где раньше сидел царь со своей семьей, сейчас можно увидеть одетых в простую одежду рабочих.
Для страны, где нет безработных и общих выходных дней, Москва — исключительно переполненный людьми город. Мне кажется, что ни в одном другом городе мира на улицах нет такого количе-
ства людей, как в Москве. В любое время дня улицы забиты людьми, в переполненные трамваи невозможно войти, и Красная площадь представляется единственным местом, где всем вроде бы хватает места. Но сейчас даже там многолюдно. Недавно там открылся новый мавзолей Ленина, куда каждый день с утра до вечера выстраивается длинная очередь через всю площадь.
Сегодня, когда я была на Красной площади, впервые после наступления зимы, она мне показалась особенно красивой. Построенный из черного и красного гранита мавзолей, храм Василия Блаженного и готические стены Кремля, припорошенные снегом, — это было прекрасно. Мне кажется, что Красная площадь — самое русское место в Москве. Я никогда не устаю там гулять.
Особенно красива зимняя Москва ночью. Мне много об этом говорили, теперь я убедилась в этом сама. Интересно было бродить по тихим московским переулкам в первую снежную ночь и наблюдать, как девушки зажигают газовые фонари.
РЕШИЛА ЗАДЕРЖАТЬСЯ В МОСКВЕ
Меня очень заинтересовала Россия, и я решила на некоторое время задержаться в Москве. Чтобы иметь возможность себя прокормить, устроилась здесь на работу: преподаю английский язык группе советских специалистов. За эту работу я получаю 200 рублей в месяц. Через неделю у меня будет еще несколько групп, и я буду неплохо зарабатывать. Проблема в том, что заработанные здесь рубли можно тратить только в России, так что сколько бы я ни заработала, увозить отсюда деньги не имеет никакого смысла. Я, правда, хочу на эти деньги съездить в Ленинград и на Кавказ.
Три дня назад я временно поселилась в доме квакеров¹ и теперь являюсь, наверное, самой счаст-
¹ Квакеры — христианская протестантская секта (главным образом в Англии и США). В 30-е годы оказывала содействие иностранным специалистам, работавшим в Москве. (Примеч. пер.).
ливой женщиной в СССР, так как у меня есть отдельная комната! Москва настолько перенаселена, что здесь очень трудно снять не только комнату, но даже диван в чьей-нибудь квартире.
Я так заинтересовалась этой страной и настолько погрузилась в здешнюю атмосферу, что, кажется, ничего сейчас не знаю об остальном мире. Я даже почти совсем забыла, что недавно была в Китае и Японии. Забыла я и о днях недели: здесь нет ни начала, ни конца недели, каждый день имеет просто номер. Такое впечатление, что все работают без выходных.
ТЯЖЕЛЫЙ БЫТ
Кроме дней недели, я забыла также, что такое масло, белый хлеб, горячая вода, глаженая одежда, туфли на высоком каблуке, конфеты и многое другое. Скоро, наверное, буду с вожделением смотреть на кусок мыла.
Чего я никогда не забуду — это капуста в любом виде: в виде супа, пудинга, десерта и т. д. Такое впечатление, что это — единственный продукт, который существует здесь в неограниченном количестве.
И что, наверное, запомнится навсегда — это бесконечные очереди абсолютно за всем, даже за хлебом и за капустой, даже в так называемые общественные столовые, где, кроме супа в алюминиевых мисках и компота из сухофруктов в стеклянных стаканах, обычно ничего не бывает.
Все здесь можно покупать только по карточкам и практически ничего нельзя приобрести в свободной продаже. Хотя в промтоварных магазинах нет в свободной продаже никаких товаров, они все равно переполнены: люди стараются приобрести здесь по карточкам хотя бы самое необходимое — нижнее белье, нитки и т. д.
Большинство людей ходят в какой-то бесформенной одежде. Такое понятие, как хорошо одетая женщина, здесь вообще отсутствует. Многие ходят
в рваной обуви, так как починить туфли просто негде, а купить — тем более. Некоторые не имеют никакой другой обуви, кроме сандалий или тапочек. Женщины надевают на голову мужские кепки или береты, сделанные из носовых платков. Пальто здесь выполняет только одну функцию — сохранять тепло, ни о какой моде здесь речи нет.
Удивительная страна! Все это здесь никого особенно не беспокоит.
Этот год здесь считается особенно тяжелым: было произведено большое количество товаров и продовольствия, но очень многое из этого пошло на экспорт, чтобы на вырученную валюту можно было купить американское оборудование. В результате такой политики сейчас много сибирского масла в Китае и Германии, русских сигарет в Европе, украинского сахара в Турции, белого русского хлеба в США и т. д.
Зато здесь всего этого нет. Мясо выдается один раз в неделю рабочим, учителям и т. д., молоко — только детям, масло один раз в месяц, папиросы — только военным. Яиц, кофе и фруктов нет совершенно, сахар бывает эпизодически. Основное питание — овощи, чай и черный хлеб, но зато какой он вкусный, когда ты голоден!
Мое питание особым разнообразием не отличается. Единственное, в чем я уверена наверняка, — это в том, что завтраком и ужином буду обеспечена. Дело в том, что завтракаю и ужинаю я дома, а по содержанию завтрак от ужина ничем не отличается: и в том, и в другом случае это — хлеб и чай. Конечно, можно купить масло у спекулянтов, но это могут позволить себе только те, у кого есть очень большие деньги. Апельсины, виноград, яблоки и другие фрукты (то, что в Америке можно купить на каждом шагу) здесь практически отсутствуют, их можно купить только за очень большие деньги.
В большом дефиците здесь бумага, даже десять конвертов для писем мне продали по знакомству. Зато в городе много книжных магазинов, в которых
полно книг. Здесь все читают книги и газеты, и почти все где-нибудь обязательно учатся.
В сфере обслуживания здесь не проявляют ни малейшей спешки. Тебе могут обещать сделать что-нибудь завтра, а сделают только через две недели. Когда идешь на прием к какому-нибудь официальному лицу, не можешь быть уверена, что он окажется на месте. Я ко всему этому так привыкла, что уже забыла, что такое пунктуальность.
Я уже знаю язык достаточно хорошо, чтобы спросить, как куда добраться, и понять ответ. Мне кажется, что русские — наиболее приветливые и вежливые люди из всех иностранцев, с которыми мне приходилось встречаться. Слово «пожалуйста» — одно из самых часто употребляемых здесь слов. Многие спрашивают о моей семье: «Ваши родители не коммунисты?» — и когда я с улыбкой отвечаю, что нет, они недоумевают: «Как же они разрешили вам приехать сюда?»
ГОДОВЩИНА РЕВОЛЮЦИИ
Хочу вам рассказать, как здесь отмечалась очередная годовщина революции. За много дней до праздника по всему городу развешивались плакаты, лозунги и флаги, сооружались трибуны. Всюду развешивались графики, отражающие ход выполнения пятилетнего плана.
7 ноября я проснулась в 6 часов утра, мне показалось, что еще ночь: я никогда не просыпаюсь раньше 9—10 часов. У нас были специальные пропуска на трибуну Красной площади, с которой мы должны были наблюдать военный парад и демонстрацию. Для того чтобы пройти через плотные кордоны милиции вокруг центра города, мне пришлось неоднократно предъявлять все мои документы, кроме разве что свидетельства о рождении. Мы уже было решили, что доберемся до Красной площади только в рядах демонстрантов, но все-таки нам повезло: мы оказались на трибуне.
Военный парад начался ровно в 9 часов, минута в минуту, он произвел на меня большое впечатление. В параде участвовали танки, пушки, конница, над площадью пролетали огромные бомбардировщики. Техника и солдаты, а также плывущие над площадью мощные звуки «Интернационала» внушали присутствующим уверенность в том, что Советский Союз никому не сдастся без боя и никогда не будет застигнут врасплох.
После военного парада началась демонстрация. Через громкоговорители над площадью звучали лозунги и призывы на четырех языках: русском, немецком, английском и французском. Периодически звучал главный призыв: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
В праздничных демонстрациях здесь участвует очень много рабочих и служащих, практически со всех заводов, фабрик и учреждений. В условиях царящего здесь всеобщего контроля рабочие и служащие боятся попасть в черные списки и поэтому почти поголовно участвуют в демонстрациях.
Все новые и новые тысячи людей с песнями, лозунгами и красными знаменами вступали на площадь. В этот день было холодно и сыро. Хотя я была обута в теплые американские туфли, домой вернулась простуженной. С сочувствием думала о тысячах демонстрантов, многие из которых были в спортивных или домашних тапочках.
На второй день праздника, 8 ноября, все рабочие и служащие, в том числе и мои студенты, были «вежливо приглашены» принять участие в субботнике — так здесь называется день бесплатной работы. Студенты в этот день разгружают картошку или капусту на овощных базах или дрова на железной дороге. Все участвуют в субботниках более или менее охотно. Здесь считается, что ученые, учителя, служащие должны регулярно заниматься физическим трудом, чтобы знали: буржуазная жизнь больше никогда не вернется.
Сейчас здесь повсюду создаются ударные бригады для того, чтобы завершить пятилетку в четыре года. Даже в моих учебных группах самые сильные ученики создали ударные бригады, которые помогают отстающим. Другой метод такой: одна из групп берет на себя повышенные обязательства и вызывает на соревнование другую группу.
ИНТЕРЕСНЫЕ ЛЮДИ, ИНТЕРЕСНАЯ РАБОТА
С приходом холодов в Москве важной проблемой становится зимняя одежда. О, что бы я сейчас отдала за пару зимних американских ботинок! Здесь совершенно невозможно ничего купить, в том числе и зимнюю обувь. Деньги в Москве ничего не значат: вы можете иметь сотни бумажных рублей, но, если в магазине нет обуви, нельзя же одеть эти бумажные деньги на ноги!
Я сделала глупость, отослав часть своих зимних вещей домой в Америку с девушкой, которая была со мной в Китае и Японии. Ведь я не предполагала, что задержусь здесь надолго, и хотела избавиться от лишнего груза. Все американские специалисты, живущие в Москве (ученые, инженеры и др.), специально ездят в Берлин и Париж, чтобы купить там обувь, зимнюю одежду, мыло и другие вещи.
Хорошо, что в моей комнате в доме квакеров, где я временно живу, есть печка, которая не только согревает в холодную погоду, но и сохраняет тепло на следующий день. Недавно в нашем доме поселилась американская пара, с которой я познакомилась. Они, как иностранные специалисты, могут приобретать продукты и вещи в специальных магазинах. Иногда и мне вместе с ними удается проникнуть туда и кое-что приобрести.
Моя хозяйка хорошо готовит, умеет даже делать яблочный пирог, хотя мука здесь скорее коричневая, чем белая. Питаться дома — гораздо лучше, чем в общественной столовой, так что никаких трудностей с питанием я в данный момент не ис-
пытываю. Кроме того, часто в доме бывают интересные люди, и иногда мы засиживаемся за обеденным столом с трех до шести часов.
Сейчас у меня есть семь частных учеников, которых я тщательно выбирала, чтобы им было интересно заниматься со мной, а мне с ними. В процессе занятий стараюсь совершенствовать свой русский язык.
Одна из моих учениц — очаровательная девушка моих лет, которая изучает металлургию и иногда даже меня начинает обучать этому предмету. У нее очень интересные родители. Отец — старый русский аристократ с длинными седыми волосами, всегда одевает смокинг и галстук-бабочку. В их маленькой квартирке сохранились всякие роскошные вещи из прошлой обеспеченной жизни. Сестра моей ученицы окончила университет, знает четыре иностранных языка. Она — одна из моих учителей по русскому языку. В доме моей ученицы всегда бывает много интересных людей, среди них актеры, живущие в Москве немецкие коммунисты и др. Кроме того, ко мне приходят три ученика, хорошо знающие английский, которые хотят лишь практиковаться в разговорной речи. Я даже испытываю чувство неловкости за то, что получаю от них деньги, так как эти занятия только доставляют мне удовольствие. Как видите, для того, чтобы приятно проводить время, мне даже не надо выходить из своей комнаты!
Что касается тех групп, в которых я преподаю английский, там все идет нормально, мои студенты очень гордятся тем, что их преподаватель — настоящая американская учительница. Должна сказать, что я ни на йоту не утратила интереса к этой работе. Именно она больше, чем что-либо другое, удерживает меня в Москве.
Между прочим, староста одной из моих учебных групп, парень лет двадцати семи, последние несколько недель уделяет мне повышенное внима-
ние, а теперь после уроков провожает меня до дома. Как-то он сказал, что коммунизм отнимает у молодых людей много времени, которое можно было бы использовать для любви. Он занимает какой-то ответственный пост, и уже два года не был в отпуске. «Мы привыкли только работать, работать и работать», — не раз повторял он. Все мои ученики относятся ко мне с большим участием и во всем стараются мне помочь.
У меня здесь много друзей, все дни и вечера обычно заняты. Часто мы организуем «party», хотя это слово звучит здесь довольно странно, особенно если учесть, что чай надо греть на примусе или на керосинке. Весь ужин — это в лучшем случае хлеб с маслом. Вот так за чашкой чая мы ведем долгие беседы на нескольких языках. Я осваиваю русский язык довольно быстро. Когда я разговариваю по-русски, никто не верит, что я здесь всего несколько месяцев.
У меня на столе лежит полдюжины начатых, но не оконченных писем. Найти здесь бумагу для писем так же трудно, как, например, календарь-еженедельник. Я ищу эту очень необходимую мне вещь уже несколько недель, но пока безуспешно. Пришлось самой соорудить нечто похожее.
В ПОИСКАХ ЖИЛЬЯ
Последний месяц я отношусь к тем москвичам, у которых нет ни своей комнаты, ни своей кровати. Я никогда не представляла раньше, что человек может оказаться в таком положении.
Дело в том, что женщина, которой принадлежит комната в доме квакеров, где я временно жила, неожиданно вернулась из Ленинграда. Она ко мне прекрасно относится, разрешила пока оставить вещи у нее, но комнату мне пришлось освободить, и я оказалась в критическом положении.
Очень трудно представить, что такое возможно в городе, где живет свыше миллиона жителей, но
тем не менее это так: я уже целый месяц ищу себе какое-нибудь жилье, но до сих пор не могу снять не только комнату, но даже угол. И у меня нет никакой реальной надежды что-нибудь найти. Боюсь, что оставшуюся часть зимы мне придется ночевать то здесь, то там, разве что не на скамейке в парке: там очень холодно. К счастью, у меня здесь много друзей, которые стараются мне помочь и, думаю, не оставят меня в беде.
Да, здесь нередко сталкиваешься с такими ситуациями, которые даже невозможно было представить дома, в Янгстауне.
Последние недели я пользовалась гостеприимством своих друзей, которые по каким-либо делам уезжали в Сибирь, в Берлин или на Кавказ. Несколько дней я прожила в комнате американского писателя Уильяма Генри Чемберлена, который любезно приютил меня на время своей поездки в Ленинград. Завтра уезжает на юг один знакомый американский инженер с женой, так что по крайней мере две недели я буду спать на их кровати.
Ситуация с жильем здесь не поддается описанию. Гостиницы всегда переполнены, частных домов здесь нет вообще. Сейчас я веду переговоры с одной супружеской парой — они живут в двух комнатах и хотят сдать мне альков в своей столовой. Если не удастся найти что-нибудь другое, придется воспользоваться этим вариантом.
В процессе поиска жилья я столкнулась с потрясающей необязательностью местных жителей: сначала они назначают что-нибудь на 15-е число, затем переносят на 20-е, а потом и вообще на следующий месяц. Такое случалось со мной так много раз, что мне кажется, я уже никогда не побегу, услышав: «Волк!»
Однажды я снимала койку в комнате у женщины, муж которой уехал в командировку в Сибирь. Он вернулся неожиданно, причем ночью, когда я спала. Проснувшись, я увидела, что он лежит на соседней кровати вместе со своей женой. А, собствен-
но, где же ему еще было находиться?! Пришлось срочно перебираться в другое место.
Не выглядит ли это парадоксальным? Имея работу здесь, в столице России, я в течение целого месяца не могу снять для себя хотя бы угол в русской семье. Несколько ночей мне пришлось ночевать на кухне у моих друзей. Эти ночи я провела там рядом с русской печью и миллионами клопов. Знаете ли вы, что такое русская печь, на которой варят еду? Она делается из кирпичей и занимает половину кухни. Для того чтобы хоть немного обезопасить себя от клопов (между прочим, этот дом считается одним из самых чистых в Москве), раскладушку надо располагать достаточно далеко от стены. Ну а тараканы — это безобидные насекомые. Каждый вечер они группировались в одном из углов потолка, и я имела возможность следить за их тактическими совещаниями.
Надо сказать, что с кроватными клопами я познакомилась здесь давно и уже научилась на ощупь различать тараканов, блох, вшей и клопов. Ничего удивительного в этом нет: почти каждый просыпается здесь среди ночи, чтобы выяснить, какие насекомые атакуют его на этот раз. Теперь я уже ко многому привыкла и даже не боюсь, когда у меня в ногах спит кошка, которая проникает в мою комнату через форточку. Правда, когда она впрыгнула в первый раз, я решила, что за мной пришли из ГПУ!
Откровенно говоря, у меня уже не хватает терпения преодолевать трудности, связанные с отсутствием жилья. Вот уже шесть недель я не имею пристанища, и похоже, что не буду иметь его еще шесть месяцев. Если бы я не была уверена, что через 24 часа пожалею об этом, я бы уже давно взяла билет и уехала домой в Америку. Но мне почему-то кажется, что даже в самых безвыходных ситуациях происходит что-то неожиданное, и положение меняется к лучшему. Это именно то, на что я надеюсь.
НОВОСЕЛЬЕ
У меня большая радость: наконец-то мне удалось снять если не комнату, то хотя бы часть комнаты (здесь это называется «снять угол») у одной женщины, которая работает медицинской сестрой. Так как дом, в котором я поселилась, не совсем обычный для Москвы, хочу подробно описать вам мое новое жилище.
Этот дом является одним из первых кооперативных домов, которых пока не так много в Москве. В нем живут работники аппарата советского правительства — Совнаркома. За квартиру они внесли вступительный взнос (300 рублей), а затем в течение 25 лет должны выплатить стоимость квартиры — около 3 тыс. рублей. Квартиры принадлежат жильцам пожизненно, и при желании они могут сдать часть площади, как это сделала моя хозяйка, поселив в своей комнате меня.
Комната, в которой мы живем с хозяйкой, по здешним меркам довольно большая (она примерно такого же размера, как первый холл в нашем доме в Янгстауне). В комнате есть диван-кровать, на которой сплю я, и малюсенькая софа, на которой каким-то образом ухитряется спать хозяйка. На днях она надеется приобрести раскладушку через своего знакомого, работника ГПУ, — это единственная организация, имеющая магазины, где можно приобрести мебель.
Есть здесь и некоторые удобства. Имеется небольшая кухонька размером с самый маленький чуланчик в нашем доме в Янгстауне. На кухне газовая плита, что является здесь большой редкостью. Правда, прежде чем поднести спичку к горелке, надо встать на табуретку и где-то под потолком повернуть три рукоятки. Зато в любой момент мы можем иметь горячий чай и даже сварить обед, не разжигая печь. В кухне есть водопровод, из крана всегда течет ледяная вода, от которой коченеют руки.
В нашем крыле дома на десять квартирок есть
две ванны и даже телефон. Чтобы такие два удобства, как ванна и телефон, были одновременно — это здесь неслыханная редкость. Дом поддерживается в идеальной по здешним меркам чистоте. Здесь абсолютно тихо и почти не слышно детей. А мне приходилось жить в коммунальных квартирах с одной кухней. Теперь вы можете себе представить, какое счастье я обрела!
Комната в моем распоряжении почти целый день, так как хозяйка работает с 9 до 5. Вечером она занимается общественной работой, я тоже обычно чем-то занята, так что мы почти не видимся. Хозяйка почти ничего не готовит дома (обедает на работе), так что я могу пользоваться кухней и иногда варить себе обед. Конечно, это не сравнить с огромной коммунальной квартирой, где на общей кухне несколько семей готовят еду на керосинках и примусах. Причем перед тем, как зажечь горелку, примус надо довольно долго подкачивать, а уже когда он начинает работать, кажется, что включился заводской гудок! В такой обстановке пропадает всякий аппетит!
ПОСЫЛКА ИЗ АМЕРИКИ
Одновременно с новосельем произошло еще одно счастливое событие: я наконец получила долгожданную посылку от вас! Все, что в ней было, пришло в целости-сохранности, в том числе и пишущая машинка, на которой я печатаю это письмо. Особенно я обрадовалась различным мелочам, которые, очевидно, вложила мама: иголки, нитки, мыло, эластичный пояс для чулок (здесь этот предмет туалета вообще неизвестен) и даже сахар. Сейчас, правда, сахар здесь появился, но я его оставлю на черный день!
Туфли — прекрасные, они мне хорошо подошли. Так как здесь многие ходят практически круглый год в галошах, постараюсь их сохранить как можно дольше. Знаете ли вы, что здесь заказать туфли у частника стоит 200 рублей, а это — единственный
способ приобрести обувь. Очень обрадовалась чулкам: последние дни буквально нечего надеть.
На почте за посылку с меня хотели взять 300 рублей. После того как я обошла множество кабинетов, удалось уговорить начальство, чтобы с меня взяли только 43 рубля, как с иностранного специалиста. Но и это — больше, чем 20 долл., или почти половина моей квартплаты. Еще 11 рублей пришлось заплатить за доставку посылки из Ленинграда в Москву. Мне очень не хотелось платить такие деньги, но и оставаться без вещей я уже не могла. Домой я привезла посылку на дрожках (так здесь называется конная санная повозка). Это мне стоило почти столько же, сколько доставка посылки из Ленинграда в Москву.
Кроме этих затрат мне пришлось только что заплатить 28 рублей одной знакомой, давшей мне свои галоши, которые я успела полностью износить. В итоге на данный момент я осталась практически без денег да еще с долгами. Воистину, за удовольствие надо платить!
К сожалению, с посылкой не обошлось без накладок. В телеграмме я просила прислать три моих вязаных костюма, но вы, наверное, не так поняли текст и вместо этого прислали три комплекта нижнего теплого белья. Но я все равно счастлива — теперь у меня есть жилье и зимняя одежда!
ПРОЦЕССЫ НАД «САБОТАЖНИКАМИ»
Последнее время здесь повсюду проходят шумные процессы над так называемыми саботажниками. Особенно много разговоров о последнем из этих процессов. Сначала все обвиняемые были приговорены к смертной казни, а затем правительство неожиданно проявило великодушие и заменило смертные приговоры тюремным заключением. Большинство людей этого понять не могут. Дело в том, что только что их заставляли маршировать под знаменами и требовать смертной казни саботажникам, и
вдруг приговоры отменяются. Сегодня утром мои студенты рассказали мне, что на заводах и фабриках происходят стихийные митинги, на которых рабочие протестуют против решения ЦИКа об отмене смертных приговоров.
Психология, которая лежит за всем этим, представляет большой интерес. Очевидно, никто не знает и, наверное, никогда не узнает, справедливы ли все эти приговоры.
Технические специалисты запуганы продолжающимися арестами. Каждый инженер дрожит от страха, думая, что он будет следующим. Если по одной из многих причин, оправданных или объяснимых, какой-то проект осуществляется не так, как это было запланировано, всегда можно ждать обвинения в саботаже. Выходцы из буржуазных семей боятся, естественно, вдвойне.
Здесь циркулирует много слухов о восстаниях и покушениях. Хотя большая их часть оказывается вымыслом, все время есть ощущение, что где-то может прорваться недовольство народа, который в общем-то находится в отчаянном положении. Государство всячески старается убедить население в том, что виновником всех трудностей являются контрреволюционеры и саботажники.
Шествия и митинги, требующие смертной казни контрреволюционерам и саботажникам, здесь организуются довольно часто. Предприятия и учреждения на это время закрываются, улицы перегораживаются веревками и барьерами. В эти часы по городу распространяется много слухов, в том числе слухи об убийстве Сталина и других руководителей. После завершения шествий трамваи снова начинают перевозить огромные массы людей из одного конца города в другой.
В газетах и по радио такие марши и демонстрации преподносятся как выражение воли народа, но, для того чтобы их правильно оценивать, надо иметь
в виду, что они носят по существу принудительный характер.
В эти дни в Москве происходит важное событие — идет суд над очередной «бандой контрреволюционеров». Думаю, что вы читали об этом в американских газетах. Здесь из этого делается большое шоу. Вчера тысячи рабочих маршировали по улицам и требовали смертной казни «вредителям», как здесь называют контрреволюционеров. Сегодня по специальному билету я присутствовала в качестве зрителя на одном из заседаний этого суда. На меня все это произвело огромное впечатление, но об этом расскажу вам при встрече.
Вообще, писать письма отсюда довольно трудно. С одной стороны, мне кажется, что можно описывать все, как оно есть на самом деле, так как создается впечатление, что власти все равно знают все обо всех. (Здесь шутят, что даже если ты во сне переворачиваешься на другой бок, кто-то тут же сообщает об этом властям!) С другой стороны, многие советуют быть осторожней и осмотрительней в письмах. Так что имейте в виду, что многое из того, что я хотела бы написать вам, я не пишу. Я даже иногда сомневаюсь в том, что все ли мои письма доходят до вас. Иначе почему вы так часто присылаете обеспокоенные телеграммы?
Обо мне не беспокойтесь и не волнуйтесь. Я здорова, счастлива, меня окружают прекрасные люди, у меня очень интересная работа. Да, кстати, не верьте, пожалуйста, тому, что пишут о России американские газеты. На самом деле здесь по крайней мере в три раза хуже, чем они об этом пишут!
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ
Моя основная работа оказалась очень интересной. Все ученики в моей группе окончили советские технические вузы и сейчас занимаются только английским языком, так как их готовят к поездке в Америку для учебы в аспирантуре. Я занимаюсь с
ними два часа каждый день, причем мои занятия состоят только из разговорной практики. За одно такое занятие мне платят 12 рублей, что весьма даже неплохо. Считается, что это очень важная работа, поэтому сейчас я пользуюсь всеми льготами, которые полагаются иностранным специалистам.
Директор института, при котором работают наши курсы, только что был назначен на место Рамзина, недавно осужденного лидера так называемой промпартии. Некоторое время назад меня попросили дать частные уроки двум высокопоставленным лицам — членам Высшего экономического совета и ЦИКа. Как видите, я здесь общаюсь с высшими кругами! А вообще я решила больше частными уроками не увлекаться, чтобы оставалось больше времени для занятий русским языком и для других интересных дел...
Конечно, будучи неплохо обеспеченной, относительно сытой и тепло одетой, трудно оценить реальное положение местных жителей, но, даже наблюдая со стороны, можно многое понять. Я считаю, что здесь даже хорошо зарабатывающие люди не могут чувствовать себя удовлетворенными жизнью. Они не голодают, но никогда не имеют полноценных продуктов. Витамины, зеленые овощи, яйца, фрукты для большинства людей недоступны. Когда заходишь в магазины для дипломатов и иностранных специалистов и видишь продукты, выставленные там на витрине, удивляешься, как местные жители не выламывают двери этих магазинов каждый день.
В государственных магазинах сейчас нет практически никаких продуктов, даже моркови и капусты. Чем больше наблюдаешь здешнюю жизнь, тем больше понимаешь, что русский народ — самый терпеливый народ в мире. Все знают, что все лучшее, производимое в стране, отправляется за границу, но никто против этого не протестует.
Единственное, что можно купить по карточкам каждый день, — это хлеб. Мне, например, полагает-
ся маленькая булочка, и ничего больше. К хлебным карточкам прикреплены карточки на другие продукты, причем каждая карточка имеет свой номер. Если в магазине что-то продается, например: крупа, макароны, лапша или мелкие сушеные фрукты для компота, — то на стене магазина вывешивается объявление о том, что сегодня по такому-то талону можно получить столько-то лапши и т.д. Тут же у магазина выстраивается длинная очередь, которая сохраняется до тех пор, пока не кончится данный продукт.
Папиросы сейчас не продаются, а распределяются по заводам и предприятиям, причем для их изготовления нередко вместо табака используются капустные листья. Одной затяжки достаточно, чтобы понять, что это не табак. Конфеты делают из соевых бобов, хотя на вид они как шоколадные. В магазинах нет даже овощей, вся картошка мерзлая и несъедобная, одна морковка стоит 25 коп. Теоретически дети должны получать молоко каждый день, но не думаю, что оно им достается чаще, чем раз в неделю...
Сейчас правительство делает все, чтобы к концу года возможно большее количество денег оказалось в его руках. Поэтому в кооперативные магазины поступили такие экзотические продукты, как ветчина, бекон, сыр, колбаса и другие продукты, которые до недавнего времени можно было купить только на черном рынке. Теперь по таким же баснословным ценам их можно купить в кооперативных магазинах. Таким образом, за килограмм сыра в государственном магазине человек должен заплатить 20 рублей. Это выглядит странно в стране, где так много говорят о коммунизме.
Сейчас декабрь, погода стоит довольно холодная, сегодня, например, 21 градус по Цельсию (12 — по нашему). Меня все предупреждают, что в феврале - марте может быть еще холоднее. С наступлением холодов я с ужасом думаю о людях, которые уже с
3-4 часов утра занимают очередь в магазины за продуктами и товарами. Зимой здесь усугубляются и транспортные проблемы. Дело в том, что зимой люди одевают настолько утепленные пальто, что в трамвае занимают вдвое больше места, чем летом. Трамваи не отапливаются, поэтому в холодный день даже приятно оказаться зажатой в толпе — это единственный способ согреться. Окна обычно покрыты льдом, так что никто не знает, когда какая остановка. Поэтому с момента, как ты входишь в трамвай и до самого выхода, нужно протискиваться вперед и при этом непрерывно спрашивать: «Вы там-то выходите?» Входить в трамвай можно только через заднюю дверь, а выходить — через переднюю, так что вся поездка проходит в борьбе не на жизнь, а на смерть за то, чтобы добраться до передней двери.
Здесь не бывает часов пик. С утра до вечера повсюду толпы людей, в трамвай можно сесть только с большим трудом.
На днях со мной произошел забавный случай. Так получилось, что я вошла в трамвай через переднюю дверь, хотя это строго запрещено: этим правом обладают только женщины с детьми и инвалиды. Вместе со мной вошли еще четыре человека, не имеющие на это права. Шестым, как оказалось, был контролер! Он быстро оштрафовал четырех вошедших со мной нарушителей (по 3 рубля с человека) и попросил предъявить документы меня. В ответ я улыбнулась и сказала ему по-английски: «А пошел-ка ты к черту!» Он сразу изменился в лице, стал объяснять пассажирам, что я член иностранной делегации, провел меня в глубь вагона и заставил какого-то мужчину уступить женщине место (неслыханное здесь дело). Как видите, отношение к иностранцам здесь уважительное!
Я тут познакомилась с известными корреспондентами некоторых американских газет, в том числе с Альбертом Р. Вильямсом. На днях была приглашена на чай к представителю Юнайтед Пресс.
Вы бы видели меня на этом приеме! На ногах у меня были стоптанные туфли для игры в гольф, одета я была в белый вязаный костюм с двумя заплатами, на шее — красный шарф, в руках — голубая сумка. Даже такой нелепый и более чем скромный наряд здесь считается шикарным.
Вообще вам, конечно, трудно понять наши радости. Недавно, например, приобрела себе резиновые боты — сейчас это самая ценная вещь в моем гардеробе. Они мне ужасно жмут, тяжелые, как валенки, но зато они резиновые!
А в общем-то я здесь ни в чем не нуждаюсь. Зарплаты мне вполне хватает, так как деньги я трачу только на еду и жилье. Все равно их тут тратить не на что, ведь купить ничего нельзя.
Меня окружает много хороших и добрых людей, у меня есть близкие друзья и очень интересная работа. Жизнь вокруг становится интереснее с каждым днем, и мне кажется, что на свете сейчас нет другого места, где бы я хотела быть больше, чем здесь.
В ОТПУСК НА КАВКАЗ!
Мои ученики, советские инженеры, которым предстоит учеба в аспирантуре американских университетов, окончили занятия 15 апреля, сдав экзамен по английскому языку. Экзамены принимали американские профессора, специально приехавшие для этой цели в Москву.
Вечером в день экзамена я устроила у себя ужин для моих учеников. В комнату каким-то образом втиснулось очень много людей. Я их постаралась накормить настоящими американскими бутербродами и салатами. Было такое впечатление, что за столом собрались представители всех национальностей Советского Союза (не было разве что эскимосов!). Ребята прекрасно исполняли русские, украинские и кавказские танцы. А когда они пели, можно было заслушаться.
Так как результаты вступительных конкурсных экзаменов будут сообщены из Нью-Йорка не так скоро, у слушателей курсов оказалось свободное время, и им предоставили отпуск. Мы, группа из шести человек (две американки и четверо советских парней), решили провести свой отпуск на Кавказе. Свои планы мы держали в секрете, иначе наша группа могла бы увеличиться с шести человек до пятидесяти!
Зная, что с питанием на юге, мягко говоря, не очень благополучно, мы со второй девушкой-американкой с помощью магазина для иностранных специалистов заранее заготовили питание, главным образом консервы. Наш расчет оказался точным: последнюю банку мы открыли за три часа до возвращения в Москву!
В нашей группе было четверо советских парней в возрасте 27-28 лет. Трое из них — инженеры-электрики, один — Саша Грамп — железнодорожник. Как железнодорожник, он может везде доставать билеты на поезд — очень редкое и важное преимущество в этой стране!
21 апреля мы выехали из Москвы. В поезде быстро подружились и стали называть друг друга по имени: Саша, Петя (Питер), Женя (Юджин) и т.д. Меня все называли «Гертрудочка».
Когда путешествуешь по этой стране, все необходимое в пути ты должен брать с собой. Дома остается разве что только кровать (постельное белье тоже надо брать с собой!). Но в наших рюкзаках, кроме питания, практически ничего не было. Мой личный багаж состоял из зубной щетки и нескольких блузок.
НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
Мы ехали в вагоне третьего класса, который здесь называется плацкартным. На этот раз — никаких отдельных купе (как было в транссибирском экспрессе), в вагоне — одни полки-лежанки и никаких перегородок. Вагона-ресторана в поезде не было, на остановках — только кипяток.
Два дня в поезде прошли интересно и весело. Мы даже пытались научить наших спутников петь на английском языке негритянские песни. В первый пункт нашего маршрута — город Пятигорск, расположенный у подножия Кавказских гор, мы приехали поздней ночью.
На вокзале сонный кучер предложил довести нас до гостиницы на дрожках за 15 рублей, но мы гордо отказались и предпочли пройти двухкилометровый путь по пустынным бульварам пешком. В гостинице дверь оказалась закрытой, и пришлось долго стучать, чтобы разбудить швейцара. (Кстати, в России вообще все гостиницы закрываются в 12 часов, и опоздавшим постояльцам приходится виновато оправдываться, как провинившимся школьникам.) Открыв дверь, швейцар сказал, что гостиница закрыта по техническим причинам и он нас впустить не может. Однако, увидев, что мы основательно устраиваемся на мраморных ступенях гостиницы и не собираемся уходить, он все же открыл нам несколько комнат, но сказал, что ни света, ни постелей не будет. Но, как здесь говорят, «ничего» — нас это вполне устроило.
Из Пятигорска на пригородных поездах мы ездили в Минеральные Воды и Кисловодск, которые славятся своими источниками. Сразу бросилось в глаза, что в магазинах здесь гораздо больше продуктов и товаров, чем в Москве. В столовых выбор тоже гораздо лучше. К примеру, наш завтрак выглядел так: ветчина, яичница из трех яиц, кофе, простокваша, булочки (почти такие же вкусные, как в Америке). К сожалению, это изобилие продолжалось для нас всего два дня. Больше всего нам понравился Кисловодск. Он чем-то напоминает американские курортные городки.
Дальнейший план нашего маршрута был таков: на поезде доехать до Владикавказа, а оттуда по знаменитой Военно-Грузинской дороге пересечь Кавказский хребет и попасть в столицу Грузии — Тифлис.
Во Владикавказе мы узнали, что дорога открыта только на участке протяженностью примерно 60 км, а дальше все занесено снегом и проезда нет. Но мы свой план решили не менять: иначе нам пришлось бы ехать кружным путем через Баку, а это было бы слишком долго и дорого.
Мы рискнули и договорились с одним водителем, что он нас довезет хотя бы до конца открытого участка дороги. Казалось, что его грузовичок (развалюха 1914 года выпуска) состоит только из бензобака и четырех колес, но вскоре выяснилось, что он все-таки может передвигаться.
Когда мы тронулись в путь, кругом была весенняя зелень, снег виднелся только на вершинах довольно далеких от нас гор. Однако постепенно дорога становилась все более заснеженной, ехать было все труднее и труднее. Наконец, когда мы доехали до малюсенькой деревушки Кобе, водитель сказал, что двигаться дальше невозможно, высадил нас, развернулся и уехал. Представляете наше положение?
С помощью знаков и мимики стали объяснять подошедшим крестьянам, что нам бы нужно одну-две лошади, чтобы продолжить путь. После долгого совещания они привели двух лошадей, запряженных в сани. Одна лошадь выглядела неплохо, но вторая, казалось, должна упасть через пять шагов. Мы привязали наши рюкзаки к лошадям и вместе с двумя проводниками тронулись в путь. Трое из нас ехали на санях, трое шли пешком. Снег был такой глубокий, что лошади еле передвигались. Мы решили идти вперед, оставив вещи на лошадях, и договорились с проводниками, что будем ждать их в следующей деревушке.
ПО КРЕСТОВОМУ ПЕРЕВАЛУ
Это было, наверное, самое серьезное испытание в моей жизни. Без какого-либо снаряжения и специальной одежды целый день мы шли по глубокому мокрому снегу, проваливаясь в него иногда до под-
мышек. Передвигались группами по два человека, помогая друг другу выбираться из снежных ям. Мы были абсолютно вымокшими, но, пока мы шли, нам не было холодно. Останавливаться было опасно: в этом случае мы могли бы просто замерзнуть. Падая и поднимаясь, мы продолжали движение вперед.
Кругом была абсолютная тишина, нас окружали только горы и снег, снег, снег... Время от времени на одной из вершин мы видели большой крест, напоминавший нам название перевала, по которому мы пересекали Кавказский хребет, — Крестовый.
Когда уже начало темнеть, совершенно обессиленные, мы наконец вышли к небольшому одинокому дому, в котором жила грузинская семья. Хозяева встретили нас очень гостеприимно, как старых друзей. Внутри их дом оказался (совершенно неожиданно для нас) вполне современным и хорошо обставленным. В нем не хватало разве что только водопровода.
Нам выделили лучшую комнату с тремя кроватями, на каждой из которых была гора одеял и подушек (почти до потолка). Хозяйка внесла в комнату большой медный таз, сверкающий, как солнце, и, налив в него воду, предложила нам сначала вымыть ноги. Все это напоминало мне сцены из библии.
Пока мы мылись и сушились, к дому на лошади подъехал один из наших проводников. Вторая лошадь, как выяснилось, не смогла преодолеть Крестовый перевал и вернулась. Мы с жадностью набросились на привезенные проводником продукты, забыв о том, что они строго рассчитаны на все дни нашего путешествия. Мы, наверное, никогда не спали так крепко, как в эту ночь...
Встали мы в 4 часа утра, чтобы начать движение до того, как солнце растопит верхний слой снега. И действительно, снег под нашими ногами был твердый и гладкий, как мрамор. Утро было прекрасным, такой красоты я никогда не видела. По срав-
нению со вчерашним днем все было так хорошо, что мы впали в какую-то эйфорию: пели и даже плясали, совершенно не подозревая, что нас ждет новое приключение.
После 5 часов бодрого продвижения вперед «дорога», по которой мы шли, вдруг уперлась в край глубокой пропасти. Далеко внизу мы увидели речку и автомобильную дорогу. Нам стало ясно, что мы сбились с пути...
Положение казалось безвыходным, но, к счастью, нам повезло — вскоре мы встретили одного грузина, который знаками объяснил нам, как спуститься к дороге. Спуск был крутой, долгий и очень опасный. Мы с трудом удерживали друг друга, чтобы не скатиться вниз. К концу спуска у всех кружилась голова.
ЗА КАВКАЗСКИМ ХРЕБТОМ
И вот наконец мы у речки, у дороги. Здесь снова была весна, и трудно было представить, что совсем недавно вокруг нас был только снег. Примерно через час к нам присоединился наш проводник с багажом. До ближайшего поселка, где можно было сесть на автобус, мы добирались на двухколесной повозке (здесь она называется «арба»). На автобусе до Тифлиса мы ехали еще пять часов (четыре раза у нас прокалывались колеса, очевидно, из-за каменистой дороги).
Тифлис очень красивый город — много прекрасных бульваров и парков, много современных зданий рядом с глубокой стариной. Мы остановились в гостинице «Восток», лучшей в городе. Думаю, что нам удалось туда попасть только потому, что среди нас было двое обладателей иностранных паспортов.
С продуктами в Тифлисе гораздо хуже, чем на Северном Кавказе. Мы заплатили полтора рубля за фунт жуткого черного хлеба. Яиц и мяса здесь практически нет. В гостинице мы познакомились с одним американцем, брокером из Бостона, который
в одиночку путешествовал по Кавказу. Он сказал мне, что никак не мог себе представить, что выпускница Гарвардского университета может иметь такой «пролетарский» вид.
Из Тифлиса на поезде мы поехали в Батуми. На этот раз мы оказались даже не в плацкартном, а в так называемом общем вагоне. Общий — это значит, что в вагон набивается столько людей, сколько смогло в него втиснуться. На нижней полке, предназначенной для одного человека, размещаются пятеро, на верхней — трое и даже на третьей полке (где-то под потолком) спят дети и подростки.
Один из наших парней — Саша Грамп имел специальный ключ, которым мог открывать все двери в любом вагоне. После жуткой посадки, которая не поддается описанию, он открыл своим ключом купе, предназначенное для проводников, и впустил нас туда. Когда к нам подошел дежурный по поезду, Саша сказал ему, что он сопровождает американскую делегацию, которая направляется на первомайские торжества в Батуми, и что данное купе должно быть предоставлено этой делегации. Дежурный не возражал, и мы стали обладателями отдельного купе!
В Батуми завершилось наше ни с чем не сравнимое увлекательное путешествие по Кавказу. Первый раз в жизни я путешествовала без копейки денег в кармане. Дело в том, что во время поездки мы жили коммуной: перед отъездом собрали по 400 рублей с каждого, и все деньги находились у одного нашего парня, который за все и расплачивался. При мне была только расческа. Даже мой паспорт все время находился в кармане у Саши Грампа...
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
(Из первого после 17-летнего перерыва письма Гертруды Кливанс родным в Америку) Москва, 5 августа 1964 года.
...Не удивляйтесь, что я ничего не пишу о нашем прошлом. Постарайтесь понять меня правиль-
но: во-первых, то, что мы пережили здесь после 37 года, просто невозможно изложить на бумаге, во-вторых, пережитое нами находится за пределами вашего воображения. Вы никогда не сможете понять и тысячной его доли, так как у вас нет адекватных критериев для оценок.
Поймите главное: я счастлива сейчас и была счастлива все эти годы, я не сожалею ни об одном из серьезных решений, которые принимала в своей жизни. Современную историю я познавала не из книг и журналов. Я сама жила в этой истории и была ее частью.