Рубрику «МЫ и про НАС» ведет Анатолий Львов

Комментарии к публикации в январских <1990 года > «Огоньках»

Внимательные читатели «Заполярной правды» знакомы с Евфросинией Антоновной Керсновской уже несколько лет. Под рубрикой «Норильские биографии», в ее почте, был напечатан литературный набросок И. Шамиса «Сестра Фрося». Кто-то, возможно, только сейчас понял, почему же, читая в третьем номере «Огонька» <за 1990 год> очерк В. Вигилянского, не мог отделаться от ощущения «знакомости» – то ли имени, то ли сюжета...

Но уже определенно, что всех нас, и слышавших про медсестру из лагерной больницы, и только-только узнавших о ее существовании, в «Огоньках» ждало открытие. А многих, думаю, и потрясение.

Каждый из раскрывших журнал ощутил себя – себя! – в неволе.

Я, конечно, понимаю, совершенно одинаковой реакции зрителей ни на что – и на этот рисованный фильм ужасов – быть не может. Внутренние миры наши еще менее похожи, чем глаза и лица. Несравним, как правило, жизненный опыт каждого. В разной степени мы подвержены переживанию происходящего не с нами, по разному ощущаем чужую боль… Но расхожее «сколько людей – столько мнений» здесь не подходит. Полнейшее единодушие. Уникальная личность, удивительный дар, редкостное, ярчайшее свидетельство обвинения – вот что такое Евфросиния Антоновна Керсновская и ее автобиография, написанная цветными грифелями.

Мы увидели только 65 ее рисунков. Девять из десяти остались за обрезом журнальных полос, но впечатление огромно. Надо отдать должное публикаторам – за их умение отбирать. И надо… обязательно сделать видеофильм из всех 685, чтобы не пропал ни один из этих этюдов по памяти.

(В 12 тетрадях - полный текст воспоминаний и 703 рисунка. Альбомная версия произведения — это 12 тетрадей, содержащих 680 полос, каждая полоса состоит из рисунка и расширенной подписи к нему. - Прим. ред.)

Кстати, о памяти. Автор «Жития Евфросинии Керсновской», на мой взгляд, талантливо представил героиню. Я только в одном случае слегка подправил бы наивную интонацию: «Керсновская помнит всё – и как выглядела параша, и во что были одеты з/к, и как происходили допросы, «шмоны», драки, мытье в бане, оправка, захоронения жмуриков, лагерная любовь».

…Помнят все, кто жив. А может быть, и мертвые. Захочешь забыть – все равно не забудешь. Одни не пожелали. Другие не нашли в себе сил заново все пережить. У третьих нашлись и силы, и талант (их так немного).

Евфросиния Антоновна – нарисовала.

Перед этим она еще и написала полторы тысячи страниц, т. е., по ее замыслу или просто по арифметическому результату, получается, что перед глазами читателя будущей книги постоянно находится иллюстрация к тексту. Рисунок – в помощь? А может быть, прав Вл. Вигилянский в своей гипотезе о «диалоге» писателя и художника?

Ответы, безусловно, интересны. Однако еще важнее, мне кажется, неоспоримый факт: Солженицын, Шаламов, Жигулин, Гинзбург, Разгон и другие описали многое из того, что мы найдем в рукописи Керсновской, но никто из лучших перьев не владел второй профессией. Евфросиния Антоновна проиллюстрировала не только себя… Трудно предположить, что она была единственной из людей со столь мощным изобразительным талантом, кому беспощадная судьба доверила запечатлеть для истории кошмар гулагства. Можно предположить, что не вышли из лагерей и признанные, и многообещающие художники, и те, кто даже не знал за собой таких способностей, а они были заложены, да не расцвели…

Керсновская выжила, сохранив себя как личность – и это подвиг. Она выполнила всё, что, кроме нее, никто бы не сделал, – и это тоже подвиг.

Уверен, что ни первое, ни второе она сама не называет даже долгом или другими высокими словами. Такой человек.

АНКЕТА

<Сохранена орфография оригинала. – Прим. ред.>

Керсновская Евфросиния Антоновна,

1908, Одесса, русская, родной язык – русский, знание иностранных – французский, немецкий, английский, румынский.
(Прим. ред.: в детстве мама Евфросинии говорила с ней и ее братом на французском языке, и первые слова она произнесла по-французски, поэтому он скорее он для нее родной, хотя русский язык она прекрасно знала, разговаривала на нем и писала.)

А.Л.: На уточняющий вопрос о степени знания – слабо ли, со словарем или хорошо – последнее слово подчеркнуто. Листок поначалу заполнялся, видимо, под диктовку. После «румынского» было «сл.» (словацкий); зачеркнуто, надо полагать, во-первых, потому что места все равно уже нет, на пять языков анкета на рассчитана; во-вторых, спрашивается, кому в Норильске понадобится переводчик со словацкого или словенского.

А.Л.: В этом списке – насчет каких-либо колебаний в линии когдатошней партийности, привлечения к суду в давние времена; а далее – ближе к делу.

Решение суда: 1943 год, статья 58-10, срок 10 лет, п/п 5 лет, осв. 20.09.52 г.

(Прим. ред.: здесь скорописью обозначено, что Е. Керсновская была в 1943 году приговорена к лишению свободы на 10 лет с дальнейшим поражением в правах на 5 лет и освобождена в 1952 году, досрочно.)

Из мещан. Рабочая. Агроном. Н/высшее (инстит. ВИТИРИНАР г. Кишинев).

Школы и курсы МВД – нет.

Парт.-полит. – нет.

Служил ли в войсках или учреждениях белых правительств – нет.

Был ли в плену, окружении, интернированным и т. д. – нет.

Проживал ли на территории белых – нет.

Был ли за границей: 1918-1940.

Живет ли кто из родственников и родных за границей: мать с 1940 г.

Кто из родственников подвергался репрессиям – нет.

Работа в прошлом:

1927–1940. Агроном, зоотехник. Бессарабия, г. Сороки.

1940–1942. Лесоповальщик. Леспромхоз, г. Томск.

1942–1952. В заключении.

15.10.1952. – скреперист 6-го разряда шахты № 15.

5.1.1953. – курсант курсов горных мастеров.

16.4.1953. – пом. нач. участка с окл<адом>. 2200 руб.

16.9.1953. – горный мастер с окл<адом> 1900 руб.

А.Л.: Из песни слов не выбросишь, далее следует выговор за нарушение техники безопасности, прошу его запомнить, от 11.07.1955; тут же – отпуск, после возвращения – скреперист на девятом участке, а 26 августа – «в связи с празднованием Дня шахтера своим отношением к труду заслужила снятия ранее наложенного взыскания». Следующая благодарность – 8 Марта 1956 года.

29.09.57 – взрывник, шахта № 15.

10.01.59 – мастер-взрывник.

Заполняла нач. ОК Одинцова.

Семейное положение: одинокая.

Особые отметки: паспорта не имеет.

А.Л.: Это относится к 13 октября 1952 года, когда заведен документ. Тогда же вписан адрес: ул. Горная, 13-10, потом измененный на дом 24, кв. 5-а по той же улице.

Последние норильские записи:

5.04.1960. – рабочая участка поверхности по 3-му разряду.

10.08.1960. – Уволена по ст. 44-б КЗОТ.

Вам ясно, что здесь зашифрована обида? Нет, внешне вроде бы соблюдены приличия, окончился срок договора, но …

Короче говоря, если бы я видел этот документ раньше, несколько лет назад, решил бы: вот почему Е.А. Керсновская не ответила на бандероль с номером «Заполярки», где рассказывалось о «сестре Фросе», а желающим предлагалось написать ей, выразить свое уважение (Ессентуки, почтамт, до востребования).

Не ответила. Не знал, что и подумать. А хотелось получить хотя бы несколько страничек воспоминаний от… интересного, гордого человека, разностороннего. Но, конечно, не более того.

НОВЕЛЛА

А тем временем на севере Москвы, в тихой квартире неподалеку от метростанции «Речной вокзал», старый норильчанин Георгий Александрович Попов выстукивал на машинке свои «Записки врача». Вы уже их читали, а среди неопубликованного осталась новелла, которую сейчас прочтете… Кое в чем она повторяет «Сестру Фросю», видимо, в свое время не попавшую на глаза врачу Попову. В чем-то – публикацию «Огонька». Но есть в этом рассказе и собственные, авторские наблюдения, и неточности, которые дорогого стоят: мы присутствуем при рождении легенды. Не в том смысле, что автор позволяет или записывает недостоверные сведения – ничего невероятного в новелле нет. Но что уж определенно есть: ощущение личности, от которой можно ожидать и невероятного. Так выбивается она – из ряда вон – способностями и поступками, так активно не приемлет того, чему понуро следует абсолютное большинство. Начинаешь втягиваться в магнитное поле почти былинной удали – и скрытого обаяния тоже.

Ничего не меняю в портрете давней сотрудницы Г. А. Попова, литературная правка не существенна.

Встречи бывают разные. Одни не оставляют следа и забываются сразу, другие запоминаются, но с течением времени тускнеют. Эта запомнилась навсегда.

Норильский лагерь НКВД. Конец сороковых годов. Однажды мне, главному врачу больницы, сообщили, что присланная из лагеря новая санитарка отличается своей интеллигентностью, знанием французского языка и многих поэтов. Мало того: она попала в наш лагерь… после побега из лагеря где-то на Оби.

Беглецы, пойманные и получившие за побег, как правило, 10 лет, встречались мне раньше. Но – беглянка?!

Ее родители имели поместье в той части Бессарабии, которая отошла к нам. Она свой дом не бросила, занималась хозяйством, закончила какие-то ветеринарные курсы и умело лечила скот. В скором времени ее арестовали и послали в лагерь. Медсестры рассказали мне, что из лагеря она убежала одна-одинешенька, брела сквозь тайгу и добралась до какой-то деревеньки. Шла война, мужчин забрали на фронт, лишние руки были находкой. Никто ее ни о чем не расспрашивал, и она сделалась там нужным человеком. Но кто-то из колхозного начальства в чем-то жулил. Она стала с ним спорить и… возник вопрос о ее документах. Дали дополнительно «десятку» и прислали в Норильск.

Она была немногословна. Внешностью не бросалась в глаза. Мужских повадок было в ней больше, чем женских. Голос несколько грубоватый. Но все это – не главное: она оказалась прекрасной художницей. Помню книжку-самоделку для больных детей. Всё в этой книжке: раскрашенные акварелью рисунки животных, стихотворный текст, всевозможные заставки, – были такого художественного вкуса, что любой придирчивый редактор тотчас отправил бы книжку в печать. Виктор Алексеевич Кузнецов, наш хирург, попросил проиллюстрировать нужный ему ход операции, изобразить мышцы, сосуды, разрезы… Все это было сделано безупречно. В дальнейшем статью и рисунки напечатал «Вестник хирургии».

Основным качеством Евфросинии Антоновны была непреодолимая ненависть ко лжи. Здесь она не терпела половинчатости. Не помню, по какой причине, из-за какой-то несправедливости она, в знак протеста, перешла из больницы в морг.

<…>Потом попросила направить ее в угольную шахту, где работа гораздо тяжелее, чем в больнице. В шахте, окончив курсы горных мастеров, стала единственной женщиной-взрывником на шахте. Шахтеры знали ее как отзывчивого, доброго человека.

…На пенсии приехала в Ессентуки, купила маленький домик, обустраивалась. Горсовет попросил новоселов: «Мы дадим саженцы, а вы сделайте аллею».

Идут дни, недели – нет. Евфросиния Антоновна приходит в горсовет:

- Когда будут саженцы?

- Скоро!.. Скоро!.. Скоро!..

Наконец, саженцы есть, но нет транспорта.

– Хорошо, я сама привезу!

– На чем?

– У меня есть велосипед.

– Подождите. Ведь не для вас одной, для улицы!

– Я ждать не буду. Время для посадки пройдет.

И привезла на велосипеде, нарушая, правда, правила движения, саженцы для всей улицы.

Спустя несколько лет до меня дошла еще одна история из жизни этой удивительной женщины: на велосипеде она поехала из Ессентуков… в Ригу! Сколько она ехала, с какими приключениями, не знаю, но это полностью в ее духе.

Как-то она остановилась на отдых около колхозного поля. Неподалеку из легковых машин вышли какие-то люди. Председателю колхоза они стали указывать на его ошибки, которые надо исправлять, мол, так-то делать то-то и то-то. Она слушала-слушала, подошла и сказала:

– И всё не так. И ваш совет неправильный. И земля для ваших рецептов не годится. Вернее, ваши рецепты для нее не годны. Лучше бы сделать по-иному».

– А кто вы такая?

– Кто я – неважно… Вы подумайте, подумайте! И не торопитесь.

К ее словам отнеслись со вниманием и даже пожелали счастливого пути.

А она села на велосипед и уехала.

АЙ ДА МОЛОДЧИНА!

Ну как вам новеллка? А героиня?.. Любопытно, что в «Сестре Фросе» не сообщалось о причинах расставания с моргом, зато было рассказано о скандале в операционной, где, как будто, сестра Фрося заявила прибывшему, очень самоуверенному, хирургу, что он со своей методикой отправит на тот свет не одного больного и лучше бы поинтересовался, как работают здешние специалисты, куда более подготовленные… Из «материковской жизни» бывшей шахтерки автор приводил ситуацию, в которой без труда угадывался тот же характер: Евфросиния Антоновна по ночам караулит розы, высаженные ею… Нет, не в собственном палисаднике, а в городских клумбах… Она!

А в июльском номере журнала «Знамя» за 1989 год, в анонсе на ближайшие 18 месяцев, читаю:

ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПРОЗА.

ДНЕВНИКИ.

ВОСПОМИНАНИЯ.

Б. Викторов. Записки военного прокурора.

Виктория Гамарник. Об отце.

В. Карпов. Маршал Жуков.

Е. Керсновская. Скальная живопись.

Лапшин… Рой Медведев… Твардовский… Уборевич… Хрущев…

…Да, хорош редакционный портфель «Знамени», но мне понятно, не до всего остального. Никаких сомнений, что это ОНА: и фамилия не из распространенных, и «Е», и – живопись!

Единственное, чего я не знаю, норильский ли материал в основе рукописи… Но не может быть, чтобы Норильск был обойден в «книге жизни» (на этот счет сомневаться не приходилось)…

Написать еще раз Евфросинии Антоновне? Или другим норильчанам, проживающим в Ессентуках, - П.О. Сагояну, Б.У. Гилельсу?.. А вдруг она плохо встретит или больна (возраст!), а тут с какими-то поручениями от незнакомых людей…

Выход все же находится: в Пятигорск, правда, с маленьким ребенком на руках, но и с мамой, на несколько месяцев едет Лариса Федишина, журналистка и коренная норильчанка, так что заинтересовать ее поручением не составляло труда. Ниже приводится в некотором сокращении «отчет о командировке».

Л. Федишина

В ГОСТЯХ У Е.А.

Улицы Тихой в Ессентуках давно нет, и это одна из возможных причин, почему Евфросиния Антоновна не получала вашего письма. Хотя, если бы почта работала как полагается, оно бы, конечно, дошло до адресата.

Предупреждали вы меня не напрасно: строга, требовательна (не только к себе), перенесла инсульт. Норильск вспоминает неохотно. «Знамя», видимо опубликует первую часть второй книги воспоминаний. Я прочитала четыре из шести. Норильск начинается в 4-й. Иллюстрации Е.А. очень хорошие.

А теперь «облегченный» конспект моих ощущений и некоторых воспоминаний Е.А.

Возраст есть возраст, но, если присмотреться, она и сегодня в чем-то прежняя: энергичная, даже резкая в движениях и осанистая (и это в кресле!). Мне кажется, она даже физически никогда не сгибала спину, тем более перед кем-то… Трудно представить ее в нарядном платье, костюм для верховой езды – другое дело. И с хлыстом. Думаю, на племенной свиноферме, которую Е.А. основала, был идеальный порядок, да и везде, чем бы она ни занималась. Вы только не смейтесь, что-то есть общее у нее с «железной леди» (Тэтчер)…

Она очень любила свою семью, свято чтила ее устои, полную самостоятельность каждого, очевидно, не найдя в других людях и местах чего-то необходимого и близкого, так и осталась одна. Разумеется, напрямую я об этом не спрашивала, но Е.А. несколько раз повторила: «Мне хорошо, я была одна».

…Сосланная в Нарымский край, это еще до войны, о массовых арестах по стране она ничего не знала. В книге подробно описана дорога в ссылку, как умирали и рождались дети – Е.А. принимала роды в этом вагоне для перевозки скота…

В июне 1944-го Е.А. перевели в Новосибирск со второй судимостью, с ее слов, за то, что не разделила официальное мнение о Маяковском, как о «лучшем, талантливейшем поэте нашей эпохи». (Мне: «Нет, ничего я в его поэзии не понимаю, поэтому и не люблю». Предпочитает Алексея Константиновича Толстого).

Когда она прибыла в Норильск, Е.А. так и не вспомнила, хотя и пыталась. А вот о шахте, где была бурильщиком, крепильщиком и отбойщиком, я прочитала: «Через четыре месяца я выхожу на пенсию и покину мою – да, мою! – шахту. Я унесу с собой теплое к ней чувство. Работа тяжелая, приносила удовлетворение».

Коллектив шахты хлопотал, чтобы с Е.А. сняли судимость. После смерти Сталина это удалось. Однако с ограничениями на места проживания.

В норильской части воспоминаний, разумеется, много интересных эпизодов и любопытных деталей, но не переписывать же…

Есть и о статье «Не выйдет, Керсновская!» в нашей газете, и о статье Е.А. в «Труд» о том, что лучше уж устраивать женщин мотористками в шахтах, чем заставлять «грести» снег. В общем, она много «выступала», легко представить, как относились к ней ею задетые… Фраза в нашем разговоре («Да пропади он пропадом»), произнесенная, надо сказать, с чувством, боюсь, относилась к нашему с вами городу (каким он был 30 и более лет назад).

…Про улицу, бывшую Тихую, в розах, кустарниках, деревьях, посаженных Е.А., вы знаете. Рассказывают, что она не только властей не побоялась, когда местный исполком решил деревья выкорчевать и построить гостиницу… Она и бульдозера не побоялась: пошла на него одна с вилами… Гостиница стоит, но там, где не было деревьев.

В свое время Е.А. рассылала саженцы и семена в разные концы СССР бесплатно, всем кто просил. Раздаривала и соседям, и незнакомым… Виноград у Е.А. вкусный очень и яблоки хороши. Скворечники… Но все теперь в запустении, домик разваливается – Е.А. переживает. Дает уроки иностранных языков Даше и Саше, двоюродным сестрам-москвичкам, которые живут у Е.А. попеременно.

Держит в комнате два образочка… Знает себе цену. По-моему, презирает убогих умом и кривых душой, но – молча. Дурак не поймет, но были, которые догадывались.

…Спасибо Ларисе Федишиной – добавила новые черточки в портрет Е.А.К.

Удивительно! – не знаю, как вы, а я уже как должное воспринял эту сценку на Тихой улице: Евфросиния Антоновна с вилами – против бульдозера с ножом.

Фантастически цельный характер. Несгибаемость – почти в буквальном смысле. Упрямство и упорство, которые бесят противников и не могут не вызывать их уважение, если это люди. Прямолинейность – кажущаяся, не простота, что хуже, бывает, воровства, а раз и навсегда избранная линия поведения: правда, только правда, ничего кроме правды. Борьба за нее – чего бы это ни стоило. Во что бы то ни стало.

Выдумываю? Идеализирую? Может быть, но разве что самую малость.

Не от мира сего? Наоборот, плоть от плоти народной, воплощение лучших черт: сила, стойкость, терпение, искренность, доброта, талант в руках, светлая голова, ранимое сердце…

О такой не скажешь: в ее время. Эти личности – на все времена, но каждое время высвечивает их по-своему.

Евфросинию Керсновскую легко увидеть в седле, впереди войска. И первой из тысяч, сбрасывающих паранджу. И на трибуне Съезда народных депутатов. И – «врагом народа», неугодную сволочам и всякой нечисти… Чем святее человек, тем более выводит из себя не имеющих понятия о чести.

ГРЕХ

Все мы не без греха. И «Заполярка» тоже. Этому греху ее – тридцать лет. Простите нас, Евфросиния Антоновна!

«Одно письмо особенно заставило насторожиться работников редакции, Взрывник шахты Норильская Кирсановская пространно обвиняла работников горнотехнической инспекции в очковтирательстве и бездушии. По просьбе редакции авторитетная комиссия после нескольких дней проверки установила, что жалоба Кирсановской – клевета на честных советских людей. Сама Кирсановская, как видно из протокола, – злостный нарушитель правил техники безопасности, неоднократно ставила жизнь многих людей в опасность.

Редакция ответила ей: не клевещите, работайте честно. Через несколько дней Кирсановская шлет второе письмо. «Произошло недоразумение, – пишет она. – Я была введена в заблуждение многообещающим названием «Заполярная правда». Собственно, только сегодня я присмотрелась к заголовку и узнала, что это орган городского комитета партии и городского Совета депутатов трудящихся. Следовательно, мне соваться сюда нечего. Я не в партии, я не депутат, я – шахтер».

Послушать Кирсановскую: правды нигде нет, нельзя верить ни горкому партии, ни горисполкому, ни газете. Уже не впервые Кирсановская клевещет на наш народ, пытается охаять наши порядки, проводимую Коммунистической партией мудрую ленинскую политику. Поедая хлеб, выращенный на целине, она почем зря бранит наших товарищей, героическим трудом освоивших миллионы гектаров новых земель. Это ли не подлость?

Она восхваляет роман Дудинцева «Не хлебом единым», в котором неверно освещены многие вопросы нашей жизни. «Вот эта книга, – задыхаясь от восторга, пишет она, – даже на Западе признали ее. А у нас… серость, бескультурье – никто не понимает его».

Особенно неудержимо клевещет Кирсановская на наш чудесный город, его людей. По ее словам, Норильск – глухая отсталая провинция, где царит беззаконие, проживают одни пьяницы. Она не признает фактов, не считается с тем, что в городе – плавательный бассейн, театр, трудящиеся Норильска выписывают на тысячу жителей 650 газет и журналов, в технической библиотеке насчитывается свыше полумиллиона книг и журналов, что «Ил-18» за 5 часов совершает полет в Норильск…

Кто же такая Кирсановская? Почему она спекулирует высоким званием советского шахтера?

Можно было бы не напоминать ей ее прошлого, но, видимо, минувшая жизнь и толкает ее на подлость.
Кирсановская вышла из богатой семьи. После революции родители сбежали за границу. В 1940 году после добровольного воссоединения Молдавии с Советским Союзом Кирсановская становится полноправным гражданином нашей страны. Советские люди отличаются своей гуманностью: они забыли ее прошлое, предоставили ей интересную работу. Тут бы ей и понять смысл новой жизни. Человек она грамотный, начитанный. Но лютая злоба к советскому, унаследованная от родителей, рвется наружу.

В годы Отечественной войны, когда на полях сражений умирали тысячи советских людей, чтобы спасти человечество от фашистского рабства, когда жертвовали всем, чтобы победить, Кирсановская открыто поддерживает гитлеровцев. Ее судят. Она и после отбытия заключения не прекращает своего грязного дела. Но, как муха не старается, ей не затмить солнца. Она бессильна.
Шахтеры Норильска борются за то, чтобы выполнить семилетку в пять лет, завоевать звание шахты коммунистического труда. Растет и хорошеет наш город: изо дня в день становится краше и радостней наша жизнь. А у Кирсановской по-прежнему яд на устах. И наш совет ей: лечитесь от этой болезни, сбросьте, наконец, с глаз бельмо, которое мешает вам увидеть свет нашей кипучей жизни».

А еще говоря, что газета живет один день…

Эту корреспонденцию, вырезанную из № 1402 «Заполярной правды» и наклеенную на более плотную бумагу, тридцать лет хранил Г.А. Попов и, как выяснилось, не только он. Яркий документ, что и говорить. Образчик… подлости? Вряд ли. Даже сохранены для нас цитаты из письма Е.А. Это сегодня мы такие умные и решительные в осуждении ушедших в небытие… И автор, и редактор, и секретарь ГК, и начальник КГБ искренно считали Е.А. Керсновскую врагом и не ошибались в этом. Она не могла и не собиралась им простить недомыслие, бездумность, несправедливость, преступно присвоенное право говорить, писать, решать, судить от имени народа. Так их учили.

Да и нас – еще долго.

А сегодня, на исходе первой пятилетки перестройки, что, на по-своему мыслящего уже никто не смотрит косо?

Будем оптимистами: мухам не затмить солнца.

В АРХИВНОЙ ТИШИ

Нет, не все раньше было плохо устроено. Спрашивается, ну где еще, в какой стране личные дела, если они и заведены, хранят, скажем, направления на медосвидетельствование сорокалетней давности или подтверждение майором Коваленко и другими членами Комиссии трудового стажа (для выплаты, вознаграждения за выслугу лет)?

Подтвердили – 5 октября 1952 г. – стаж два месяца и 16 дней, т. е. годы «отсидки» (шахтной!) – не стаж. Вражина…

В архиве комбината, в подвале, почти регулярно затапливаемом и постоянно холодном, берегут остатки нашей истории и выдают по сотне необходимых справок в день четыре бойца исторического фронта во главе с А.В. Пантелеевой. «Дело» Керсновской они нашли, не дожидаясь моего вопроса: прочитали «Огонек».

Заявление. Прошу продлить договор…

Ходатайство начальника участка: прошу заключить договор с тов. Керсновской, работает хорошо, нарушений производственной дисциплины не имеет.

О, вот еще интереснее:

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

СВИДЕТЕЛЬСТВО № 655

Выдано КЕРСНОВСКОЙ ЕВФРОСИНИИ АНТОНОВНЕ в том, что она окончила курсы горных мастеров 13 апреля 1953 г. и сдала экзамены с оценкой отлично. Решением экз. комиссии присвоена специальность горного мастера.

Зам. нач. комбината по кадрам (подпись).

ЛИСТОК ОЦЕНОК

Русский язык – 5

Арифметика – 5

Вскрытие месторождений – 5

Системы разработок – 5

Буровзрывные работы – 5

Геология – 5

Электротехника – 5

Горные машины – 5

Организация производства – 5

Рудничный транспорт – 5

ПТЭ и ПТБ – 5

Вентиляция – 5

Зав. уч. частью (подпись).

Выписываю строчки из документов, а в голове возникают, чувствую, какие-то смутные ассоциации. То ли низкие своды и желтеющими бумаги с выцветающими чернилами, то ли имя героини, ее дворянское происхождение, то ли еще что-то, не осознанное до конца, или всё это вместе, но какие-то поводы-причины побуждают память к неожиданной работе… Евфросиния… Евфросиния…

Не отвлекаться!

…Дома я раскрою книжки, прочту про Евфросинию Хованскую Старицкую, невестку Ивана Третьего, которая чуть было не стала основательницей династии царей… Сын ее, Владимир, двоюродный брат Ивана Четвертого Грозного…

Понял. Вот что схожего в судьбах Евфросиний, разделенных четырьмя веками: мятежный дух, опала, опричнина…

Старицких свел под корень один Малюта Скуратов, на Керсновских нашелся другой… Были бы люди, а палач-то найдется!

Евфросинии ХХ века повезло больше; в ХVI ее тезку сначала заточили в монастырь, а потом и умертвили. А эту – не удалось. Только закалила себя.

Была гордой – и осталась гордой. Такая не назовет себя ни мученицей, ни узницей. Не давала негодяям спуску – и не обещала на будущее. Считала сомнительным качеством то, что Суворов называл застенчивостью в бою, – и считает. И не остановилась бы перед роковой чертой, вошла бы в горящую избу, но – не безрассудно, а ради идеи и от души.

Я ее воспринимаю именно так. Не боюсь ошибиться. Наверно, не все и не всем простила. Но и не ожесточилась – тоже подвиг.

Инспектору ЦК профсоюзов

Тов. Меняйлову Виктору Николаевичу

от взрывника шахты № 15

Керсновской Е.А.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Я работаю на шахте № 15 (прежде 13/15) уже 13-й год.

Начала я навалоотбойщиком, затем – скреперистом, постепенно освоила все виды работ, в 1953 г. окончила с отличием курсы горных мастеров и была назначена пом. начальника участка. Затем я продолжительное время была горным мастером, более 2-х лет бурильщиком, а в последнее время – взрывником.

Шахта для меня – не просто случайная профессия, не способ не тут – так там заработать себе на существование, а любимое дело, которому в течение долгих лет я отдала все силы, знания, любовь.

Достаточно указать на то, что время пожара на шахте в 1950 г. я вызвалась волонтером работать на аварии и две недели, в респираторе, клала перемычки с горноспасателями на аварийном участке.Сейчас мне 50 лет, и до пенсии остался 1 год и 4 месяца, и впервые, кроме профессионального интереса, приходится сообразоваться с личным интересом: случайно обнаружилось, что моя мать, которую я 18 лет считала мертвой, живет в Румынской Народной Республике. Я вызвала ее на месяц и свиделась с ней, старушкой 81 года, в Одессе.

Вернувшись из Одессы, 26.VIII я узнала, что есть распоряжение выгнать меня из шахты – не за непригодностью к выполняемой работе, а просто «по половым признакам».

Прошу разрешить мне закончить мой рабочий стаж шахтером, на той должности, где я приношу реальную пользу, и не наносить мне удара – ни морального, ни материального – тем более жестокого, что он поражает не только меня, но и мою мать, которую я рассчитываю взять к себе, выйдя на пенсию.

Е. Керсновская.

Взрывник шахты № 15.

28.VIII.58.

Начальнику шахты № 15

т. Новоселову В.К.

Поскольку т. Керсновской (вечная история – А.Л.) до выхода на пеньсию (документ! – А.Л.) осталось работать немногим более одного года, со стороны технической инспекции окружкома нет возражений оставить ее на преждней (увы – А.В.) работе до выхода на пеньсию.

Техиспектор крайсовпрофа

(подпись)

Удостоверение взрывника № 22973 с талоном № 1 на производство взрывных работ на шахтах, опасных по газу и пыли, участковый инспектор у нее отобрал в девять часов утра 15 октября 1959 года. Началась двадцатая, последняя ее зима в Сибири. Возможно, в зиму решила с места не трогаться.

По весне была оклеветана в очередной раз, но поддержана шахтерским собранием. С этим и уехала.

Через три года, похоронив мать, села за книгу. Еще через год – за иллюстрации к ней.

Агроном. Ветеринар. Лесоруб. Сестра милосердия. Санитарка в лагерном морге. Шахтерка. Писательница. Художник… Возделывала землю, лечила животных, жалела немощных, выхаживала больных, обмывала трупы, отогревала души, добывала тепло, боролась за истину. Поведала людям о том, что было и что, не дай Бог, может быть.

Землячка наша, которой не пришлось перестраиваться. Никогда.

Действительно почетная гражданка. Надеюсь, новый горсовет согласится с этим предложением. Старый состав Совета избрал в герои очень мало похожих на бабу Фросю.

Снимок Е.А. Керсновской 1952 года – из личного дела. Увеличен. Репродукция Е. Пономарева.

* * *

Об авторе очерка:

Львов Анатолий Львович родился в 1937 году в Симферополе. После окончания Ташкентского университета в 1959 году по распределению приехал в Норильск. Прожил в городе тридцать семь лет. Работал редактором и главным редактором Норильской студии телевидения, специальным корреспондентом «Известий». Был фактическим инициатором создания и первым редактором газеты «Огни Талнаха», появившейся на свет вместе с рудником, поселком, а потом и городом Талнах. В первый же год своего существования она была признана лучшей многотиражной газетой страны.

Анатолий Львов одним из первых был удостоен звания лауреата премии Союза журналистов СССР. Лауреат премии имени Гиляровского и многих других престижных наград в области журналистики.

Он написал несколько книг о городе и Таймыре: «Пятьдесят по Цельсию», «Норильск», «Норильск: город у мира на окраине», «Спортивный климат Норильска», «Норильские судьбы».

Анатолию Львову принадлежит идея проекта «Снежгород». Для этого проекта журналист придумал около ста тем сочинений о родном городе. Первая книга, составленная из сочинений школьников, вышла в 1971 году. Второй «Снежгород» вышел уже в новое время, в 1999 году.

Постоянно сотрудничал с городской газетой «Заполярная правда» и другими местными изданиями. Заслуженно считался блестящим стилистом, мастером образных сравнений и эпитетов.

Уехал из Норильска в 1996 году. Жил в поселке Романовка Всеволожского района Ленинградской области.

В соавторстве с Евгенией Завенягиной выпустил в 2006 году книгу «Завенягин» в серии «Личность и время». Последней прижизненной книгой Анатолия Львова стала вышедшая в той же серии в 2010 году работа «Пик Металловеда. Академик Бочвар» (в соавторстве с Тамарой Александровой).

Скончался в Романовке в 2010 году.