Похороны Андрея Дмитриевича Сахарова

14 декабря 1989 года на нас свалилось огромное горе – умер Андрей Дмитриевич Сахаров. Смерть неожиданная и странная. Он пошёл в свой кабинет в новой квартире, этажом ниже его собственной, чтобы подготовиться к выступлению в Верховном Совете СССР. А когда его жена Елена Георгиевна Боннэр спустилась к нему, чтобы позвать перекусить, она нашла мужа лежащим сразу за входной дверью мёртвым (свидетельство моей подруги, которая жила напротив квартиры-кабинета дверь в дверь и к ней первой позвонила Елена Георгиевна; вскоре после этого неожиданно умерла и моя подруга, которой было чуть больше пятидесяти лет). Хотя дом на улице Чкалова, где они жили, охранялся, там постоянно околачивались какие-то личности около квартир Сахарова.

М.С. Горбачёв, став генеральным секретарём ЦК КПСС, помиловал осуждённого А.Д.Сахарова и вернул его из горьковской ссылки. Научные сотрудники очень многих институтов АН СССР выдвинули академика А.Д. Сахарова кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР, чему ужасно противился президиум АН СССР. Но мы победили. А.Д.Сахаров был избран депутатом Верховного Совета СССР на всенародных выборах в 1989 году. Мы помним его судьбоносные выступления на съезде ВС СССР: требовал осудить вторжение СССР в Афганистан в декабре 1979 года, требовал отменить статью №6 Конституции СССР о руководящей и направляющей роли КПСС в жизни СССР. Помним, как негодовало агрессивно-послушное большинство депутатов (термин введён Юрием Афанасьевым), как Горбачёв и Лукьянов обрывали его на полуслове. Но Сахарова услышали!

И вот Андрей Дмитриевич Сахаров умер…

Объявили, что прощание с академиком АН СССР и депутатом ВС СССР будет один день в Доме Молодёжи на Кутузовском проспекте(метро «Фрунзенская»). Была промозглая погода, валил мокрый снег. Конец очереди был за зданием метро «Парк культуры» (кольцевая), у рынка. Народу было очень много. Около метро продавали гвоздики – букетики по 2, 4, 6 цветков – для Сахарова. Букетики прятали под пальто, чтобы цветы не замёрзли. Все вставали в конец очереди, не пытаясь найти знакомых где-нибудь поближе. Люди были подавлены. Был полный порядок, хотя милиции не было видно. Полная самоорганизация. Очередь не иссякала. Нам сказали, что прощание будет до тех пор, пока не пройдёт последний из очереди (прощание закончилось в три часа утра следующего дня). Я стояла шесть часов. Из ближайших домов жители выносили нам в термосах горячий чай. Около меня стояла юная пара, бабушка с мальчиком лет двенадцати, пара итальянцев, кавказец. Скорбь была всеохватной. Очень чётко в дни прощания с Андреем Дмитриевичем работали добровольцы общества «Мемориал»: слабых, пожилых, женщин с маленькими детьми проводили без очереди, почти каждому объясняли порядок и в этот день, и на следующий. Организация была безукоризненная. Через шесть часов я вошла в траурный зал. Гроб на высоком постаменте утопал в цветах. Бросилась в глаза надпись, сделанная от руки красным карандашом на листе бумаги, прикреплённом среди венков: ПРОСТИТЕ НАС. Я проходила слева от гроба (второй поток был справа), видела правую сторону лица Андрея Дмитриевича, и мне показалось, что лицо искажено страданием… Слёзы текли ручьём.

В день похорон собралась огромная колонна людей. Начало колонны – у Физического института АН СССР, где работал А.Д. Сахаров и куда перевезли гроб с телом. Я стояла в начале колонны. Ждали, когда катафалк выедет из ворот ФИАНа и направится в Лужники, где планировался траурный митинг. Вот выехали машины с венками, но катафалк почему-то направился вниз по Ленинскому проспекту. Оказывается, Горбачёв со товарищи изъявили желание проститься с Сахаровым у здания АН СССР. Мы терпеливо ждали. Было промозгло. Под ногами – смесь снега и воды, т.к. резко потеплело до двух-трёх градусов тепла.

Пусть с задержкой, но катафалк, а за ним огромная колонна людей, двинулись в сторону Лужников. Примерно в 14 часов пришли в Лужники. Какие-то задворки. Рядом – насыпь. Постоянно ходят товарные поезда. Машинисты резко снижали скорость и медленно проводили состав, давая короткие гудки. Площадь небольшая. Стояли автобусы с усилителями. Там был сооружён помост, где стояли Е. Боннэр, Б. Ельцин, С.А. Ковалёв, Д.С. Лихачёв, С. Юшенков, Г. Явлинский, Г. Старовойтова, А. Собчак, Е. Евтушенко, Г. Попов, И. Заславский, патриарх Питирим, коллеги-физики и ещё много-много единомышленников. Из «другого лагеря» никого не было.

Гроб стоял рядом с помостом. Этот день не объявили нерабочим, как просили демократы (а это был понедельник). Депутаты в этот день «работали», а вечером отправились в Большой театр слушать оперу (меломаны, однако).

Я стояла недалеко от помоста. А люди всё прибывали. Оказалось, что колонны формировались не только на Ленинском проспекте, но и в других местах. И все устремились к центру, к помосту. Началась заметная давка. Милиции не было, вернее, иногда мелькали люди в милицейской форме, но они были безучастны. Многие вспомнили трагедию в дни прощания со Сталиным, когда в Москве погибли, были раздавлены около двадцати пяти тысяч человек. В 1953 году я жила около Института им. Склифософского и видела, как трупы свозили во двор и складывали штабелями… И теперь, на похоронах Сахарова, когда казалось, что беда неизбежна, к микрофону, ещё до начала траурного митинга, подошла Елена Георгиевна Боннэр и закричала в микрофон: «Что вы делаете?! Ради Андрея Дмитриевича, не допустите, чтобы повторились похороны Сталина! Остановитесь каждый на своём месте! А теперь я прошу вас сделать десять шагов назад!» Мы так и сделали – трагедия была предотвращена.

Прозвучал полонез Огинского «Прощание с Родиной». Начался траурный митинг. Никакие слова не могли передать ту боль, какую испытывал каждый из нас. В конце Боннэр сказала, что на Востряковское кладбище поедут только самые близкие люди и она просит об этом всех собравшихся, поскольку много-много-много тысяч людей физически не могут поместиться на кладбище. А ещё она сказала, что сейчас прозвучит самое любимое произведение Андрея Дмитриевича – «Адажио» Т. Альбинони. Митинг закончился. Звучала неземная музыка. И по сей день эта мелодия возвращает меня в те далёкие годы, полные тревог, трагедий, ожиданий, надежд...  

*  *  *

…14 декабря 1989 года умер Андрей Дмитриевич Сахаров. Но где-то там, за океаном, в далёкой Америке жил Александр Исаевич Солженицын. Мы, демократы, очень ждали его возвращения. Но он не торопился. Вернулся он только к середине девяностых годов. Устроил из своего возвращения представление (как дальновидно предсказал Войнович): проехал по всей стране, по дороге собирались митинги, и он вещал, вещал, вещал. Он кричал, размахивал руками, клеймил Ельцина, Гайдара, всех демократов — считал, что они всё делали не так. Он не понял, что время разбрасывать камни кончилось. Свои минусы и ошибки мы лучше него знали. Наступило время собирать камни. А он всё швырялся ими и швырялся и обличал, обличал, обличал… Даже отверг, не принял высший орден новой России — возрождённый орден Святого Георгия Победоносца. Не хотел получать орден из рук первого президента России Б.Н. Ельцина, о чём и сообщил в момент награждения. Позже этот «праведник» принял другой орден, рангом пониже, из рук подполковника КГБ, второго президента России В.В.Путина.

И вот 4 августа 2008 года Солженицын умер на 90-м году жизни. Гроб с его телом установили почему-то в новом здании РАН, поставили загородки до самого Ленинского проспекта, думая, что придут сотни тысяч людей, как при прощании с Сахаровым. Я случайно оказалась в этот день там (отвозила в РАН заявку на грант Фонда РАН) и свидетельствую: не было ни одного человека из «простых смертных», никто не пришёл проститься с Солженицыным. У входа в здание стояла его жена Наталия Дмитриевна и несколько человек. Я прошла мимо. Бог ему судья.