Предыстория
Когда «железный занавес» упал и нашим гражданам стали разрешать поездки за границу не только в командировки, но и просто по приглашениям родственников и даже знакомых, я, конечно, немедленно этим воспользовался.
Два или три раза я ездил к дочери в гости в Германию, а заодно налаживал деловые контакты с немецкими коллегами.
Еще ранее, на симпозиуме, который проводил Гарвардский институт в Москве, я познакомился с бывшим президентом ФРГ профессором Карлом Карстенсом. Сидя рядышком в президиуме, мы вели отнюдь не научную дискуссию, а светский разговор, во время которого я обмолвился о том, что моя дочь живет в Германии. Профессор К.Карстенс тут же пригласил меня навестить его в Бундесхаузе, когда я буду в очередной раз в Германии. Конечно, я не мог не воспользоваться его приглашением и навестил его в Бонне, куда меня также приглашало и руководство Deutsch-anwaltsverein (Немецкий союз адвокатов).
Аудиенция, которую мне дал К.Карстенс, заслуживает особого внимания.
— Вы верите в перестройку Горбачева? — спросил он.
— Конечно, верю.
— Но как же можно перестроить экономику и тем более поли тику, пока у власти коммунисты?
— У меня такое впечатление, что их власть уже шатается и вот-вот рухнет.
— Но ведь сам Горбачев — Генеральный секретарь КПСС. Как же она может рухнуть?
— По-моему, Горбачев против этого возражать не будет, и все, что он делает сейчас во внутренней и внешней политике, ведет к этому.
— А как вы думаете, Германия должна помогать Горбачеву материально?
— Помогала же Германия материально Ленину, когда ей это было выгодно. А сейчас, по-моему, в этом заинтересован весь ци-
вилизованный мир. Кроме того, вы должны помогать не столько Горбачеву, сколько российскому народу. России надо избавиться от того кошмара, который наступил в 1917 году благодаря вашей помощи Ленину. Если бы тогда германский генштаб не помог Ленину несколькими миллионами марок, то не случился бы октябрьский переворот и, наверное, Вторая мировая война, а Россия была бы сегодня процветающей страной.
— А что вы думаете насчет воссоединения Германии?
— Я думаю, что такое воссоединение рано или поздно неизбежно, а как скоро это случится, зависит от Германии.
— Что мы должны делать для этого?
— Помогать Горбачеву.
Затем профессор поинтересовался, как водится, моими впечатлениями о Германии.
— Страна очень красивая. Природа у вас изумительная. Ведь красоты Германии не раз воспевали такие великие поэты, как Генрих Гейне и наша Марина Цветаева.
— А вы путешествовали по Рейну?
— Нет. Еще не удалось, — сказал я с надеждой, что он мне сейчас организует такое путешествие. Но...
— Постарайтесь обязательно. Попросите вашу дочь устроить для вас эту поездку.
— Моя дочь, к сожалению, не так богата. Она работает врачом в евангелической больнице всего на полставки, хотя трудится полный рабочий день.
— Ваша дочь, наверное, только учится работать.
— Она закончила ординатуру в Москве и считалась там хорошим врачом. Хотя, конечно, вашу технику и инструментарий ей приходится осваивать заново. Но я разговаривал с ее профессором. Он очень доволен ею.
— Видите ли, у нас еще много врачей-немцев без работы. И сам факт, что ее, эмигрантку, приняли на работу, — это уже хорошо. А половина зарплаты нашего врача, наверное, гораздо больше, чем полная зарплата врача в России.
Вы правы. Но в данном случае большее значение имеет моральная сторона дела. Если немец врач за полдня работы получает пять тысяч марок, а моя дочь за целый день работы только две с
половиной тысячи марок, она не может чувствовать себя полноценным человеком.
— Почему она тогда не возвращается в Россию?
— Может быть, и вернется, если так будет продолжаться. Но профессор мне вчера обещал повысить ей зарплату до трех четвертей, а еще через пару месяцев она будет получать полное жалованье.
— Это для эмигранта совсем неплохо.
— Вообще-то мне это непонятно. В России каждый рабочий или врач получает зарплату согласно квалификации независимо от своей национальности или гражданства, будь он русский, немец или эфиоп. Отношение к эмигрантам в Германии мне кажется тем более несправедливым, поскольку в восстановление промышленности в Германии после войны эмигранты вложили немалую лепту. Да и сейчас, по-моему, на подземных работах в шахтах работа ют в основном турки, а немцы только командуют ими.
— Турки там хорошо зарабатывают. И даже посылают деньги домой. А в восстановлении Германии сыграла большую роль не эмиграция, а план Маршалла и гениальная политика Эрхарда.
— Тем более это несправедливо сейчас, когда Германия уже восстановлена. Не является ли это отражением старого менталитета немцев: Германия превыше всего, а немцы являются высшей расой?
— Такова ее историческая роль. Она размещается в центре Европы, и от нее в огромной степени зависят мир и спокойствие в Европе.
— Но это ее положение не мешало ей становиться зачинщицей многих войн в Европе, в том числе и в нашем веке.
— Мы всегда только предупреждали возможную агрессию против Германии.
— А захват колоний в Африке тоже предупреждение агрессии африканцев против Германии?
— Это предупредило возможность усиления роли других колониальных стран в Европе, прежде всего Англии и Франции. Германия никогда не была колониальной державой в классическом смысле этого понятия. Мы не грабили свои колонии, а несли туда цивилизацию.
— А национал-социализм Германия придумала то же для предупреждения агрессии против нее?
— Безусловно. Национал-социализм стал естественным и закономерным ответом на ленинизм-сталинизм в России.
— Но ведь и марксизм, из которого вырос ленинизм- сталинизм, придумали тоже немцы.
— Маркс и Энгельс под вели только типично по-немецки научную базу под утопические идеи, выдвинутые в Англии и Франции.
Но ведь Вторую мировую войну так или иначе начала Германия.
— Если бы ее не начал Гитлер, то ее начал бы Сталин, и последствия такой войны могли быть гораздо хуже для всего мира.
— Это только гипотетическое предположение, а война, начатая Гитлером, непреложный факт.
— Это не гипотетическое предположение, а тоже факт, доку ментально доказанный нашими и даже вашими историками.
— Вы имеете в виду Суворова?
— Не только его. Главное — это данные нашей и английской разведок. А Суворов лишь художественно их обработал и опубликовал. И Мюнхенское соглашение, которое вы так ругаете, тоже явилось вынужденной мерой предупреждения агрессии со стороны России.
— А соглашение Риббентропа — Молотова?
— Тоже. Гитлер ошибся только в одном, в том, что он перехитрил этим Англию. В этом его роковая ошибка.
— Но если бы не было этого соглашения, Германия не смогла бы добиться таких успехов на первом этапе войны с Россией.
— Пожалуй. Но здесь Гитлер перехитрил уже вашего Сталина.
— Но в таком случае, возможно, было бы соглашение между Россией, Англией и Францией. И что бы тогда стало с Германией?
— Это уже ваше гипотетическое предположение. Союз Англии и Франции со Сталиным исключался. Ни одно демократическое государство не могло заключить союз с маньяком, который собирался устроить мировую революцию.
— Но тогда у них не могло быть такого союза и с Гитлером.
— Его и не было. Мюнхен — не союз, а тактический ход.
— С вами спорить очень трудно, господин профессор. Вы же не просто профессор, а человек, который знает документы и факты, неизвестные рядовому кандидату наук из России.
— У вас тоже широкие познания истории, но вас научили их трактовать по-большевистски.
— Вы не находите, что сегодняшняя наша беседа имеет более серьезное значение, нежели дискуссия на симпозиуме в Москве?
— Вы правы. И поэтому я приглашаю вас на обед в ресторан для наших почетных гостей. Только я не смогу вас сопровождать, там уже ждут наши коллеги из Deutschanwaltsverein, а проводит вас мой помощник г-н Гюнтер.
— Спасибо. Я получил большое удовольствие от нашей беседы.
— У вас это теперь называется «народная дипломатия»? Вы неплохой народный дипломат. Я доложу о нашей беседе канцлеру. Кстати, а вы сами не хотели бы переехать в Германию?
— Нет. Я там сейчас нужнее, еще могу принести какую-то пользу обществу. А что я буду делать у вас?
— У нас есть вакантное место зав. сектором права СССР в Институте «Ост-Вест». Ставка профессора.
— Весьма польщен. Но вряд ли я смогу руководить таким сектором. Я недостаточно хорошо знаю немецкий язык.
— На первое время мы дадим вам переводчика. А сектор там всего из двух человек. Второй — поляк. Он немного знает русский язык, и вы с ним сработаетесь. Небольшую квартиру получите около института. И в вашем распоряжении будет служебный автомобиль.
— Благодарю вас. Но эта работа не для меня. Ведь здесь так или иначе я буду вынужден работать против России, а я хочу работать на ее благо.
— Ну что ж, я понимаю вас.
— И он проводил меня до дверей, где уже стоял его помощник.
Потом меня пригласили на семинар по праву Центральной и Восточной Европы в Ингольдштадте — бывшей столице Баварии. Меня больше интересовал не семинар, а местный исторический музей и небольшая картинная галерея.
А на семинаре было скучно и неинтересно. Немецкие ученые пересказывали азы нашего государственного, уголовного и уголовно-процессуального права и комментировали их очень наивно, а иногда и просто неверно. Один профессор резко критиковал наше понятие «хулиганство», считая, что неопределенная и нечеткая диспозиция статьи 206 УК дает широкие возможности для произвола полиции (в этом он был, пожалуй, прав). Возражать не хотелось, так как критика была довольно справедливой. Да мне и не дали слова. Разрешили выступить только с кратким приветствием от советских адвокатов. Но я и в этом приветствии сумел сказать несколько слов об их замечательной работе в прекрасных условиях, а вот попробовали бы они в наших условиях применить свои блестящие теоретические познания. Мои слова о том, что наша правовая наука вынуждена была долгое время являться служанкой практики, произвели на них сильное впечатление, и зал даже зааплодировал.
А в следующий раз меня пригласили на их Anvaltstag — съезд адвокатов в Дюссельдорфе. Перед этим со мной произошел интересный и смешной казус. Приглашение было адресовано лично мне. Но в коротенькой анкете, которую я должен был заполнить, была графа: «Кто вас будет сопровождать (жена, секретарь и т.д.)». Я, по согласованию с председателем нашего Союза адвокатов Г.А.Воскресенским, вписал в эту графу его. И мы туда поехали вдвоем. А в аэропорту Дюссельдорфа нас встречал... Д.Якубовский со своим братом. Насколько я понял, для Г.А.Воскресенского это не явилось неожиданностью.
В общем, пока я был гостем, меня не обделяли вниманием и лаской.
Но вот после событий в Москве в октябре 1993 года я принял решение уехать. Мне исполнилось семьдесят лет. Я устал. Не знал,
что будет завтра. Чувствовал себя плохо. Хотелось отдохнуть около детей и внуков.
Посольство ФРГ в Москве мне быстро оформило разрешение на ПМЖ (постоянное место жительства).
Однако с Россией я порывать не собирался. В заявлении, адресованном президиуму коллегии, я просил предоставить мне отпуск для отдыха и лечения в Германии. Более того, я написал в своем заявлении, что ежели смогу в Германии сотрудничать с коллегами по обслуживанию их интересов в России, то обязуюсь соответствующую часть своего гонорара перечислять президиуму. Мне дали отпуск, и мы с женой уехали.